Текст книги "Соло на раскаленной сцене"

– Он обещал, что мы сделаем перерыв и поедим в ресторане, но перерыва не было, следовательно…

– Белла, а давайте я съезжу за провизией? – предложила Рита. Все равно со Стасом она разговаривать не станет, пока Мирский не объявит окончание съемки – неизвестно, как беседа скажется на работе.

– Вы ангел! – обрадовалась девушка. – Я бы и сама съездила, только Борис меня гоняет как сидорову козу – подай, принеси, позвони…

– Все в порядке, я быстро обернусь.

– Скажу охраннику, чтобы он пропустил вас, как только вернетесь!

За двадцать минут Рита смоталась до магазина и обратно, накупив всякой всячины не только для артистов, но и для съемочной бригады. На этот раз охранник без слов позволил ей въехать на территорию крепости. Прихватив сколько могла унести, Рита направилась во двор.

– Вы быстро! – подлетая к ней, заметила администраторша, выхватывая одну из тяжелых сумок.

– В машине еще остались продукты.

– Эй, ребята, идите сюда! – обратилась Белла к молодым парням, возившимся с оборудованием на лестнице, ведущей на стену крепости. – Кажется, мы наконец поедим!

Мужчины буквально бегом кинулись вниз. Передав сумки хрупкой, но на удивление сильной администраторше, Рита вернулась с ребятами к машине и выгрузила оставшуюся провизию.

– Вы – наша спасительница! – сказал один из них, представившийся осветителем Мишей, когда они, нагруженные, шли обратно. – Я уж думал, помрем с голоду, и наши бренные останки достанутся голодным чайкам!

– А это чья машина? – спросила Рита, кивая на «Тойоту Альфард», припаркованную между двумя белыми авто съемочной группы.

– Мирского.

Значит, Борис последовал ее совету и арендовал минивэн – уже что-то! Интересно, телохранителя он тоже успел нанять?

Она получила ответ на свой вопрос, поднявшись на стену крепости вслед за Мишей: огромный молодой мужчина с хвостиком на затылке и бритыми висками стоял рядом с Мирским, сложив руки за спиной. Ну почему все телохранители похожи, как близнецы? Неужели не понятно, что в этой профессии главное – не размер, а ловкость, скорость и реакция?

– Отличная мысль съездить за едой! – похвалил Мирский. – Без отрыва, так сказать, от производства!

Рита сдержала готовые сорваться с языка слова осуждения: в конце концов, не ее дело, как привык работать Борис. Да и солисты Black’n’White – не дети и способны за себя постоять. И все-таки ей думалось, что именно на Мирском лежит ответственность за то, чтобы артисты чувствовали себя комфортно, а он позволил себе проигнорировать их естественные нужды. Борис даже не поблагодарил ее, а лишь порадовался, что не придется прерывать съемку!

Однако его черствость с лихвой компенсировал подошедший Бесо.

– Боже милостивый! – простонал он при виде бутербродов, которые со скоростью бывалой поварихи шлепала Белла на импровизированном столе из двух ящиков и широкой доски, которые приволокли члены съемочной группы. – Марго, вы – чудо! Надо снять Стасика со скалы…

– Откуда снять? – переспросила она.

– Режиссер загнал Стаса на скалу, – пояснил Бесо, с ловкостью фокусника выхватывая кусок копченой колбасы из-под ножа Беллы и закидывая его в рот. – Еле-еле он туда забрался – думаю, снимать придется всем миром!

– К чему такие сложности?

– Режиссеру виднее, – встрял в разговор Мирский. – Рахматов – лучший в своем деле, а нам нужна «бомба»!

Рите было знакомо имя Ильдара Рахматова: он являлся, пожалуй, самым известным клипмейкером в Питере.

– Да уж, «бомба», – хмыкнул Бесо, хватая кусок сыра. – Боюсь, он ее точно получит, когда Бессонов сорвется в воду!

– Кто сорвется? – раздался голос Стаса за их спинами.

– О, глядите-ка – живой! – со смехом воскликнул Метревели, хлопая его по плечу. – А мы уж решили, что Борису придется выплачивать тебе полную страховку!

– Сплюнь! – отозвался Мирский.

– Что, почуял запах пищи? – продолжал подтрунивать Бесо.

– Ветром принесло, – кивнул Стас и спросил, переводя взгляд на Риту: – Твоя идея?

– Ее, ее! – подтвердила Белла, прежде чем она успела ответить. – Скажи, молодец?

– Еще какая молодец!

Через пару минут подошли остальные, включая Жукова. Рита заметила, что Павел не в духе – неудивительно, ведь пострадала его машина, да и страху пришлось натерпеться. Рита и Белла быстренько побросали бутерброды на пластиковые тарелки и обнесли присутствующих. В течение нескольких минут царила тишина – слышны были только громкие заунывные крики чаек, носившихся в вышине. Они то по-кошачьи мяукали, то орали, как новорожденные младенцы, заставляя вздрагивать тех, кто их слышал.

– Ты ведь пришла не только за тем, чтобы нас накормить, – тихо произнес Стас, сидящий рядом с Ритой, прожевав очередной бутерброд. – Что случилось?

– Когда вы заканчиваете? – вместо ответа поинтересовалась она.

– Когда Борис даст отмашку, – неопределенно пожал плечами Бессонов.

– Я подожду.

Через двадцать минут Мирский решил, что его подопечные достаточно отдохнули и наелись, и объявил о возобновлении съемки. Небо на горизонте окрасилось в густой розовый цвет, но оставалось по-прежнему светлым. Наверное, в клипе это будет смотреться здорово, подумала Рита, но все же красивая картинка не повод загонять ребят, как лошадей на скачках. Она снова подумала об отце и Игоре. Байрамов в отличие от Синявского как-то умудрялся находить баланс между качеством исполнения и количеством усилий, которые необходимо прикладывать, чтобы добиться этого самого качества. Он не требовал от своих артистов больше, чем те могли предложить, – не требовал даже столько, сколько мог сделать он сам, и в то же время не давал им спуску, добиваясь потрясающих результатов. На взгляд Риты, Мирский сейчас действовал как ее отец, а не как Игорь.

– Борис, конечно, деспот, – сказала Белла, вытирая рот салфеткой, – но он умеет работать.

– А кто тот парень? – спросила Рита, кивая на стену.

– Здоровяк-то?

– Нет, другой – вон там, за ним.

– А-а, это водитель. Не помню, как его зовут, – он новенький. Борис его вместе с машиной взял.

Значит, телохранитель и водитель – два человека, которые, в случае чего, смогут принять удар на себя. А будет ли удар, или все ограничится шумихой в СМИ? Что, если Байрамов и Женька правы, и Мирский просто так «работает»? В последние несколько дней по всем каналам телевидения и в прессе только и разговоров, что о проблемах Black’n’White – значит, он добился своего, если такова была цель.

Белла отошла. Достав сотовый, Рита позвонила Светлане. Выяснилось, что обход разгневанных уходом Саблина поклонников не дал результатов – и Кира, и девушка сомневались, что кто-то из этих людей способен на агрессивные действия. Поход Киры в ночлежку днем ранее также ничего не прояснил: биологический отец Вельяшева бесследно исчез, получив деньги за интервью от мифической журналистки несуществующего издания. Пока что ни одна ниточка из этого запутанного клубка никуда не привела, и приходилось признать, что либо Рита пытается распутывать его не с того конца, либо тот, кто ей противостоит, гораздо умнее и изощреннее, чем предполагалось вначале.

Пару часов она посвятила тому, что уже в который раз просмотрела фан-сайты группы и отдельных ее членов в тщетной попытке найти какую-то зацепку. В тот самый момент, когда Рита в сердцах захлопнула крышку ноутбука и подняла глаза, она увидела, что к ней направляется Стас. Он еле волочил ноги – впрочем, как и другие солисты, – и она засомневалась, стоит ли вываливать на него полученную от Байрамова информацию. Только Борис Мирский молодцевато топал позади, лучась энергией, будто бы провел все это время в SPA-салоне. С другой стороны, его вклад в создание клипа ограничивался материально-организационной стороной, а процессом съемок руководил Ильдар Рахматов, так что особо удивляться жизнерадостности Мирского не приходилось.

– Хочу в гостиницу! – простонал Жуков, падая на ящик рядом с местом, где сидела Рита. – Спать!

Она взглянула на часы: близилась полночь, а небо по-прежнему светлое, как днем.

– Вы в Питер возвращаетесь? – спросила она.

– Боже упаси! – отозвался Бесо. – Борис снял нам номера в здешнем хостеле… Надеюсь, там нет клопов?

– А мне, знаешь, уже и на клопов наплевать, – заметил Андрей Вельяшев. – Только бы до кровати добраться!

Рита посмотрела на Стаса, оставшегося на ногах, несмотря на усталость, и предложила:

– Давай я тебя довезу до хостела?

Они со Стасом уселись в ее авто, тогда как все остальные, включая телохранителя и водителя, погрузились в арендованный минивэн. Дорога заняла минут десять, и вот наконец они с Бессоновым, вооружившись ключами, поднялись на второй этаж недавно отремонтированного четырехэтажного здания, целиком отведенного под хостел. На взгляд Риты, он оказался не так уж и плох – чистые помещения, новая мебель и приветливый персонал.

– Ну, – сказал Стас, плюхаясь на кровать, застеленную стеганым покрывалом, – о чем ты хотела поговорить?

Рита все еще сомневалась. С другой стороны, Игорь прав: если Стас узнает обо всем из средств массовой информации…

– Слушай, – снова заговорил он, испытующе глядя на нее, – ты ведешь себя, как будто я болен раком и тебе выпало сообщить мне это известие, честное слово!

– Типун тебе на язык! – воскликнула она. – Но у меня для тебя действительно есть новость. Неприятная.

– Приятных новостей не бывает. В чем дело?

– Сегодня мне в руки попала статья. О тебе.

– И?

– Вот она. – Рита вытащила из сумки журнал и раскрыла перед Стасом на развороте.

– Ты хочешь, чтобы я это прочел?

– Я оставлю ее, потом прочтешь. Но здесь написано, что ты… Короче, что у тебя было четыре попытки суицида! – выпалила она наконец, понимая, что дальше тянуть не имеет смысла. – Имей в виду, я в это не верю, но что написано пером, сам понимаешь…

– Три.

– Ч… ч-что, прости?

– Не четыре попытки, только три, – тихо сказал Стас. – И в третий… вернее, в первый раз произошла ошибка. Я не хотел.

Рита застыла, глядя на него широко открытыми глазами. Значит, это правда и Стас все же пытался покончить с собой? Пусть не четыре, пусть всего лишь три раза – но журналист, написавший статью, не лгал!

– Но почему?! – недоуменно пробормотала она. – Зачем?!

Он ответил не сразу.

– Что ты чувствовала, когда умер… вернее, погиб твой отец?

Рита задумалась. Она много раз задавала себе этот вопрос, ведь именно ей случилось обнаружить отца мертвым в его собственном театре. Первой реакцией был шок, потом – злость, отчаяние… А после, как ни ужасно это признавать, Рита испытала облегчение. Не будет больше бесконечных придирок, изучающего взгляда, иезуитски выискивающего недостатки и неумолимо фиксирующего промахи, окриков и нотаций. Не будет и вытекающего из всего этого ее вечного недовольства собой. О ее чувствах знал только Игорь, потому что только он мог их понять.

– Стас, мой отец… Ты же помнишь его? Наши отношения никто не назвал бы простыми!

– Да верно, верно, – кивнул он. Не то чтобы кивнул – просто уронил голову, и волосы закрыли от нее его лицо.

– Я помню твоих родителей, – мягко произнесла Рита, занеся руку в бессознательном порыве погладить Стаса по голове, но сдержалась, боясь нарушить момент неожиданной откровенности. – Они были замечательными людьми, добрыми, душевными, и они очень тебя любили!

– Когда они умерли, буквально один за другим, я… Мне вдруг показалось, что мир рухнул. Наверное, звучит глупо?

– Ничего подобного! То, что у меня с папой все было по-другому, не означает, что я не могу понять твоего горя!

– Когда умерла мама и мы с отцом остались одни, я впервые в жизни по-настоящему испугался. Ему ведь было под восемьдесят, и он тяжело пережил мамину смерть. Они были вместе почти шестьдесят лет, можешь себе представить? Я так боялся и его потерять, что звонил при каждом удобном случае, проверяя, все ли у него в порядке… Папа продолжал работать, ведь сидеть дома, без мамы, он не мог. Там он и умер, на своем рабочем месте. Все случилось весной, в мой первый консерваторский год. Я пропустил месяц и едва не вылетел – меня пожалели. Похоронив папу, я перестал есть.

– То есть как – перестал?

– Все обратно лезло. Потерял килограммов десять, наверное, даже ходить не мог – только по квартире, держась за стенку.

Рита представила себе это плачевное зрелище, ведь Стас всегда был худеньким, и ужаснулась.

– Спать тоже не мог, – продолжал он между тем, не глядя на собеседницу, словно боясь прочесть неодобрение на ее лице. – Нашел у мамы в шкафчике снотворное, выпил… Инструкцию не читал, тяпнул сразу пять таблеток – чтобы наверняка заснуть, но не учел, что при такой резкой потере веса, да на голодный желудок… Короче, соседка вовремя вызвала «Скорую». У нее был дубликат ключей от нашей квартиры – я сам давал, когда мама умерла, прося, чтобы она за отцом приглядывала в мое отсутствие.

– Слава богу!

– Когда меня откачали, я решил, что зря: такая смерть казалась легкой и безболезненной, а мое возвращение означало, что проблемы никуда не делись и придется их решать…

– И ты попробовал опять?

– Таблеток достать не удалось, пришлось воспользоваться старой доброй бритвой и ванной с горячей водой.

– И как же ты выжил на этот раз?

– Благодаря все той же соседке, Валентине Леонтьевне. Она, видно, сочла своим долгом продолжать присматривать и за мной – особенно после того, что произошло. Тогда-то меня и поставили на учет в ПНД, ведь бесполезно было доказывать, что это – тоже несчастный случай.

– Тебя положили в больницу?

– Там я понял, что не могу оставаться в Волгограде, в нашей с родителями квартире, иначе рано или поздно доведу дело до логического конца. Я перевелся в консерваторию Чайковского и переехал в Москву.

– Ты рассказал о двух случаях, – напомнила Рита.

– Я оказался в общежитии, – сказал он. – Впервые в жизни вокруг ни одного знакомого лица. Я и в Волгограде не был душой компании, и друзей мог по пальцам пересчитать, а тут – огромный суматошный город, учеба шла невероятно тяжело… И это не говоря о том, что жить приходилось на одну стипендию. Я даже подумывал бросить музыку, к чертовой матери, и заняться чем-то другим… Проблема в том, что я больше ничего не знал и не умел! Я скучал по дому, но знал, что возвращаться нельзя. Пытаться снова резать вены в общежитии – сама понимаешь, ведь сразу найдут, а я не желал повторения предыдущего опыта.

– Что ты сделал?

– Пошел к невропатологу, наврал, что страдаю бессонницей, пожаловался, что из-за этого не могу сосредоточиться на учебе. Получил рецепт на сильное снотворное.

– И кто же тебе помог?

– Преподаватель – тот самый, который любил неаполитанские песни, я тебе о нем рассказывал. Я не пришел на занятие, а он терпеть не мог прогульщиков, поэтому заставил соседа по комнате отправиться в общежитие и выяснить, почему меня нет. Толик пришел, попытался меня растолкать, а когда не смог, вызвал «Скорую». Если бы он пришел на пару часов попозже…

– Ты хоть понимаешь, как тебе все время везло? Похоже, у тебя очень сильный ангел-хранитель!

Стас сидел не шевелясь. Рита подошла к нему, опустилась на корточки и откинула назад его волосы, открывая лицо.

– Стасик, почему ты мне не позвонил? – спросила она.

– Тебе? – переспросил он. – А что бы ты сделала?

– Не знаю, но придумала бы что-нибудь!

– Ты не звонила.

– Что?

– Помнишь, это ведь я тебе звонил все время, а ты… Я подумал, ты не хочешь продолжать общаться. Пока ты жила в Волгограде, я, за неимением лучшего, вполне тебе подходил, но через год ты вернулась домой, к своим друзьям, к школе…

Рита ощутила такой сильный укол совести, что едва удержалась на корточках: так вот что Стас думал о ней, оказывается, – что она забыла о нем, потому что он перестал быть ей нужен? Ну да, Рита и в самом деле не обращала внимания на то, что лишь отвечает на его звонки, но она ведь понятия не имела, что у Стаса проблемы! Она вела себя как эгоистка. Да, у нее были непростые отношения с отцом, зато с матерью и другими родственниками – великолепные. Кроме того, вокруг Риты благодаря легкому, уживчивому характеру всегда находились толпы друзей и приятелей, в то время как Стас, росший в тепличных условиях, созданных матерью и отцом, в их отсутствие оказался абсолютно одинок. Родители и музыка составляли для него целый мир, и, когда осталась только музыка, он решил, что жизнь не имеет смысла.

– Прости меня, пожалуйста, Стасик, – сквозь готовые пролиться слезы пробормотала она, беря его лицо в ладони и заглядывая в глаза, на самое их зеленое дно. – Я не знала… Ты ведь больше никогда не станешь так поступать, да? Обещай, если снова решишься, то сначала позвонишь мне, хорошо?

– Это было давно, Марго, – едва слышно ответил он. – С тех пор моя жизнь изменилась, и я… Короче, я не думаю, что это произойдет опять.

– Просто пообещай!

– Ладно, ладно, – вздохнул Стас. – Обещаю. Тебе легче?

– Гораздо. Но меня занимает вопрос: кто мог слить в журнал такую личную информацию?

– Да кто угодно! Соседи в Волгограде знали, ребята из консерватории – тоже…

– И психиатры.

– И психиатры, естественно. Слушай, если ты боишься, что эта статья плохо на меня повлияет, то зря: мне уже не семнадцать лет, и я кое-чему научился. Плевать, что обо мне пишут, главное, чтобы это не мешало работать!

Рита изумленно уставилась на Стаса. Черт, а он действительно изменился! Существовала, конечно, возможность, что он лишь пытается усыпить ее бдительность, как поступает большинство склонных к суициду людей, проявляя чудеса хитрости, однако Рите почему-то показалось, что Стас говорит искренне.

– Значит, я могу тебя оставить?

Он взглянул на часы:

– Половина второго. Ты уверена, что хочешь ехать ночью?

Рита задумалась. С одной стороны, дороги пусты, пробок не будет, да и ночь белая. С другой – все-таки как-то неуютно.

– Оставайся, – сказал Стас. – Кровать большая.

– Что?

– Ой, неужели ты полагаешь, что я могу на тебя покуситься? После суток съемок я в любом случае не сумел бы удовлетворить даже самую невзыскательную женщину!

Рита едва не расхохоталась, подумав, что в какую-то секунду могла представить себе домогательства со стороны едва державшегося на ногах от усталости приятеля.

– Ладно, – вздохнула она, – кто первый в душ?

Проходя по коридору, Игорь неожиданно поймал взгляд охранника. Что-то в этом взгляде ему не понравилось, и он приблизился к стойке.

– В чем дело, Сева, что-то случилось?

– Н-нет, все в порядке, – с запинкой ответил тот. От Байрамова не укрылось то, как парень попытался прикрыть крышку ноутбука, на экран которого пялился до его появления.

– Что там у тебя? – поинтересовался Игорь.

– Э-э… – снова протянул тот, воровато отводя глаза.

– Да чего ты мямлишь-то?

– Игорь, тут такое дело… Может, это и неправда – монтаж там или…

– Показывай! – тоном, не терпящим возражений, потребовал Байрамов.

– Ну, вот, смотрите, – с тяжелым вздохом Олег развернул компьютер экраном к нему.

На нем застыл не слишком четкий снимок, на котором, однако, легко можно было различить Стаса Бессонова и Риту, вместе входящих в какое-то здание. Стас галантно придерживал дверь, чтобы его спутница могла пройти. Над снимком висела кричащая надпись: «Новая любовь дочери Великого и Ужасного!» Затем шла короткая статейка. Игорь машинально пробежал ее глазами: «Похоже, слухи об окончательном разрыве Игоря Байрамова с женой верны. По сведениям, полученным из достоверного источника, пара уже несколько месяцев проживает раздельно, хотя официально развод не оформляла. Судя по всему, теперь этот узел развязан окончательно: молодой солист группы Black’n’White, члены которой в последнее время являются участниками бесконечных скандалов, Стас Бессонов провел ночь с Маргаритой Синявской в номере отеля в Кронштадте, где продюсер Black’n’White Борис Мирский снимает клип на песню Бессонова «Чайка». За прошедшие несколько дней Маргариту и Стаса не раз видели вместе, но только сейчас становится очевидным, что этих двоих связывают романтические отношения…»

Видя, что лицо шефа каменеет на глазах, Сева пробормотал:

– Не берите в голову – скорее всего, это очередная «утка», ведь о Black’n’White сейчас пишут все, кому не лень!

– Ты прав, – кивнул Игорь. – Окажи любезность, не показывай это никому, ладно?

– Конечно, только это же в Сети, и…

– Если сами найдут – пусть.

– Я и не думал показывать, честное слово!

– Вот и отлично.

Игорь чувствовал, что его голос звучит, как старая граммофонная запись. Нельзя показать Севе – никому вообще, – что он на самом деле чувствует. Это фото, как и статья, могли быть сфабрикованы, но… Рита общается с Бессоновым, даже договорилась о совместной работе с Игорем. Она опекает группу, а потому вполне могла отправиться в Кронштадт, где неизвестный папарацци и сфотографировал ее в компании Стаса. Байрамов не считал себя ревнивцем. Он провинился и до сих пор не мог простить себе минутной слабости, стоившей ему отношений с женщиной, которую он любил почти столько же, сколько себя помнил. Игорь старался не зацикливаться на том, какие отношения связывали его жену и боксера, с которым она познакомилась в Турции, ведя дело о похищении русских девушек, – в конце концов, это можно считать ее местью, и тогда они квиты. Но Стас – другое дело. Игорь не мог понять, чего хочет Рита, и из-за этого не знал, как себя вести. Самым правильным было бы поговорить с ней начистоту, но он даже себе боялся признаться, что опасается этого разговора, ведь она может подтвердить написанное в статье и, таким образом, окончательно разорвать отношения. Но и не делать ничего тоже нельзя.

Рита проснулась в пустом номере: Стас не стал ее будить и ускакал на съемку ни свет ни заря, оставив записку с просьбой передать ключи портье. Вчера он вырубился, лежа рядом с ней на кровати, прямо посреди разговора. Рита заснула вскоре после него, размышляя над тем, как вообще вышло, что они очутились в одной постели.

Она неспешно приняла душ, оделась и выскользнула в коридор. Портье проводила ее заинтересованным взглядом до самых дверей. Рите страшно хотелось выпить кофе, как она привыкла делать каждое утро, но делать это в баре, на глазах у любопытной девушки, было как-то не с руки, поэтому Рита решила остановиться по пути в каком-нибудь тихом местечке. Она выполнила задачу и поговорила со Стасом. Правда, результат беседы оказался не совсем таким, как она ожидала, – честно говоря, Рита рассчитывала, что статья окажется очередным враньем. С другой стороны, похоже, Стас в порядке и не наделает глупостей. Хорошо ли, плохо ли, он пережил нелегкую ситуацию и, можно надеяться, перерос ее. Она спросила, что он станет делать, если журналисты начнут донимать его вопросами о попытках самоубийства. Бессонов сказал, что в таком случае расскажет правду: что ни говори, истина – лучшее оружие против любых спекуляций, и прятаться он не собирался.

Зазвонил телефон. Рита не надела гарнитуру, поэтому, не отрывая взгляда от дороги, нащупала его на сиденье.

– Ты что, мать, сообщения не проверяешь? – раздался в трубке сердитый голос Фисуненко.

– А? – растерянно переспросила Рита, понимая, что упрек справедлив, ведь она сама просила держать ее в курсе, если что-то станет известно.

– Я сейчас еду в Гарболово – можешь ко мне присоединиться.

– Зачем?

– Саблин нашелся.

– Ну слава богу! – с облегчением выдохнула Рита: хоть одна хорошая новость.

– Я бы на твоем месте не радовался. Мне позвонил приятель из убойного – он знал, что я интересовался Саблиным в связи с его исчезновением.

– Из… убойного?

– Труп Марка Саблина найден в загородном доме. Так ты приедешь или как?

Во дворе толпились сотрудники полиции, в то время как за забором собрались зеваки – очевидно, жители соседних домов. Не зная толком, что произошло, они вполголоса делились своими соображениями на этот счет. Проходя мимо, Рита услышала обрывки разговора.

– Говорят, там притон нашли! – громким шепотом вещала полная дама с лейкой в руках. – Порнографию снимали, представляете?

– Да нет, – покачала головой стоящая рядом женщина в платке. – Там трупов целая куча – сказали, маньяка работа!

– Какого еще маньяка? – встрял мужчина с бензокосой. – Совсем с ума посходили? В доме оружейный склад обнаружили – террористы атаки на объекты городской инфраструктуры готовили…

Заметив, что Женька машет ей рукой из-за забора, Рита направилась к калитке.

– Пошли! – бросил он сухо. Обычный сельский дом, далеко не особняк – деревянный, с давно не крашенными ставнями и парой ветхих построек на территории в традиционные шесть соток.

Они прошли через тесные сени и сразу оказались в гостиной. У печки, привалившись к ней щекой, сидел Марк Саблин. Рита узнала его сразу, так как за последние несколько дней много раз видела фото в Интернете. Глаза певца были широко раскрыты, левая сторона лица и затылок залиты густой красно-бурой жидкостью.

– Причину смерти установили? – спросила Рита, сглотнув неприятный комок в горле: несмотря на то что ей не раз случалось посещать места преступлений, она так и не смогла привыкнуть к виду крови, а ее из Марка вылилось предостаточно – на деревянном полу застыла приличных размеров темная лужица.

– Судя по всему, удар об эту самую печку, – со вздохом ответил Женька. – Точнее, много ударов.

– И, конечно же, ударился он не сам?

– Смотри сюда. – Фисуненко склонился над телом, указывая на запястье Саблина, на котором явственно отпечатались следы наручника. – Очевидно, его приковали к вот этому самому крюку в стене – видишь, она вырван «с мясом»? Похоже, парню удалось освободиться, но попытку вырваться на свободу пресекли… таким вот образом.

– Тот, кто это сделал, должен обладать недюжинной силой, – заметила Рита.

– Ну, тут не нужно быть Шварценеггером, – возразил Фисуненко. – Но ты права в одном: скорее всего, бил мужик. Возможно, он даже не хотел убивать – просто так вышло? Саблин был парнем не слишком мощным, да и просидел он тут минимум недели две. Значит, был ослаблен. Один хороший удар…

– Кому принадлежит дом? – спросила Рита, желая сменить тему: пусть подробностями гибели несчастного Марка занимаются те, кому положено по должности, а ей вовсе не хотелось в этом разбираться. Она изо всех сил старалась не смотреть в ту сторону, где располагалось тело, но ее взгляд, помимо воли, все время устремлялся туда. Рита боялась, что еще долго мертвое лицо Марка Саблина будет стоять перед ее внутренним взором.

– Судя по показаниям соседей, – ответил на ее вопрос Фисуненко, – домом владеет семейство, которое не кажет сюда глаз уже лет десять. Раньше здесь проживала старушка. После ее смерти дом перешел к ее сыну. Он вступил в права наследования, но появился всего один раз – забрать кое-какие вещи. С тех пор дом стоял запертым, пока… Да что я тебе рассказываю? Давай-ка с ними поболтаем!

Муж и жена Кринкины сидели на лавочке снаружи дома, прижавшись друг к другу, словно в поисках утешения и поддержки. На их лицах застыло почти одинаковое выражение – смесь удивления и ужаса. Едва Женька обратился к ним, женщину будто бы прорвало.

– Боже мой, мы и подумать не могли, что в доме труп! – затараторила она, выпучивая глаза, что делало ее здорово похожей на выброшенную на берег рыбу, которой катастрофически не хватает воздуха. – Такие милые люди, такие приятные…

– Погодите, вы о ком сейчас – о владельцах недвижимости? – уточнила Рита.

– Да нет, о жильцах! – замотала головой Кринкина. Похоже, из двоих супругов она была наиболее адекватной: ее муж, казалось, находился в прострации и плохо соображал, что происходит. – Такие симпатичные люди, муж и жена…

– Вы хотите сказать, что собственники дома сдали им его на какой-то срок?

– Ну да, сдали.

– Ничего они никому не сдавали, – прошептал Женька в ухо Рите. – Владельцы – ни сном ни духом! Я им звонил, и они едут сюда.

– Как выглядели эти «съемщики»? – поинтересовалась Рита у Кринкиной. – Они представились?

– Полина и Вадик. Полина такая невысокая, стройная, рыженькая, а муж ее, Вадик… он такой, тоже не шибко высокий, но крепкий. Еще борода у него.

– Бывший военный он, – неожиданно подал голос муж соседки.

– С чего вы взяли? – насторожился Женька.

– Да так, показалось. Глазами зырк-зырк, как будто к опасности привык, реакция хорошая… Но самое главное – медальон на шее, жестяной такой, – мужчина нарисовал в воздухе прямоугольник. – На них имя и номер части пишут.

– Вы с ним разговаривали? – спросила Рита.

– Он не больно-то разговорчивый был, – покачал головой Кринкин. – Все больше кивал или головой мотал. Я так думаю, он контуженый, что ли?

– Почему контуженый?

– Он заикался и немного головой подергивал – короче, я решил, что контузия у него. Не спрашивал, конечно, неудобно ведь…

– А вот Полина разговорчивая, – вставила Кринкина. – Все мне про себя рассказала – и как с мужем познакомилась, и почему за город решили переехать.

– И почему же? – спросил Фисуненко.

– Ребеночка они хотели, да все не получалось. Оба вроде бы здоровые, вот и решили на чистый воздух податься, чтоб, значит, ребеночка заделать… Неужели Полина с Вадиком – убийцы?

– Похоже на то, – неохотно ответил Женька: меньше всего ему хотелось обсуждать дело с возможными свидетелями. – Сможете нашему сотруднику подробно описать внешность этих Полины и Вадика?

– Думаю, да, – кивнула Кринкина. – Во всяком случае, Полинину – мы с ней частенько болтали… А правда, что покойник – известный артист?

Когда они вернулись в дом, следственная бригада уже закончила работу.

– Есть что-нибудь? – спросил Фисуненко у эксперта.

– Отпечатки – по всему дому, – ответил тот. – Как приедут владельцы, надо у них снять на всякий случай. Не факт, что это нам что-то даст: где гарантия, что пальчики убийц имеются в базе?

– Ну, таких гарантий тебе и сам господь бог не даст! – хмыкнул Женька. – А еще что-то есть?

– Так, пара рыжих волосков.

– Соседи говорят, что женщина была рыжая, – заметила Рита.

– Посмотрим, что можно из этого выжать, – вздохнул эксперт. – Ну, мы поехали! Дело-то вам поручат?

– Поживем – увидим.

Когда эксперт вышел, Фисуненко прошелся по комнате. Тело Саблина вынесли, но брызги крови на стене и печке, а также лужица на полу не давали забыть о том, что здесь произошло.

– Не нравится мне это, – бормотал он себе под нос. – Ох, как не нравится!

– А уж обо мне и говорить не стоит! – воскликнула Рита. – Я думала, что имею дело с неуравновешенным поклонником или, на худой конец, бывшим членом группы, недовольным тем, что его смогли так легко заменить, а выходит…

– Выходит, что Саблин не имеет отношения к запугиваниям твоих клиентов, – закончил за нее Женька. – Но меня не это беспокоит.

– А что?

– Тебе не кажется что все это как-то неестественно?

– Разумеется, кажется, – убийство не может быть естественным!

– Да я не об убийстве.