Текст книги "Не делай добра"

– Это вам ваш гастарбайтер поведал?

– Да что, у меня глаз нет? Я сама вижу – и как он их гоняет, и как на обеденный перерыв времени не дает, до темноты пахать заставляет. Когда Сархатик мне помогал, бригадира тут не было, а то бы он его живьем слопал!

– Ну у них же есть выбор, – пожал плечами Мономах. – Можно в Таджикистан вернуться.

– Так нету там работы-то! – развела руками Мария Семеновна. – Иначе бы ребята не приезжали, им у нас плохо. Платят мало, да и к погоде нашей они непривычные! Так я позову Сархатика?

Обрадовавшись, что разговор о крыше окончен, Мономах разделся и прошел в гостиную. На журнальном столике он увидел ворох каких-то бумажек и карточек.

– Я вытащила это из ваших карманов, – пояснила домработница, следующая за ним по пятам. – Гляньте, что там вам нужно – вдруг важное?

Мономах слишком устал, чтобы копаться в мусоре. Скорее всего, это рекламки и напоминалки, которые он сам себе писал, чтобы что-то не забыть. Сын надарил ему кучу шикарных ежедневников в кожаных переплетах, но Мономах не привык ими пользоваться. Он писал записки на стикерах и рассовывал по карманам или наклеивал на экран компьютера. Еще агенты приходили из фармацевтических фирм или компаний, занимающихся медицинским оборудованием. Мономах брал визитки, а потом выбрасывал – странные люди, неужели они думают, что заведующий отделением сам решает, что и у кого покупать?

Сгребя ворох макулатуры со стеклянной поверхности, Мономах собрался выкинуть все скопом в мусорный бачок, как вдруг одна бумажка привлекла его внимание. Не стикер, а обрывок листка из школьной тетрадки в линеечку. Мономах развернул его и застыл – ярким фломастером там было написано одно только слово: «Помогите!»

* * *

Эля, в миру Елизавета Топтыжкина, согласилась встретиться со скрипом. Следы Топтыжкиной обнаружились в базе: в прошлом она задерживалась за проституцию, проходила по делу об организации борделя, и каждый раз ей чудом удавалось выкрутиться. С тех пор прошло лет пять, и об Эле не было слышно. Однако Белкин нарыл информацию о том, что нынче она владеет банными комплексами в разных концах города, и что-то подсказывало Дамиру, что мужики туда ходят не только попариться. Это хорошо, потому что ему требовались факты, чтобы прижать дамочку, буде она станет отказываться от беседы. Сработало, и Эля пообещала навестить его в Комитете, чтобы уладить любые недоразумения.

Топтыжкина оказалась невысокой, плотной молодой женщиной. Ее одежда, хоть и представляла собой безвкусную эклектику, прямо-таки кричала о том, что куплена в дорогих бутиках. Макияж был под стать – кроваво-красные губы, «египетские» стрелки и наклеенные ресницы, обильно политые синей тушью. Да, интересная подруга у покойницы Дробыш – что, черт подери, могло их объединять?!

– Только то, что мы из одного города, – передернула плечами Эля, отвечая на вопрос опера. – Никакая она мне не подруга – так, время вместе проводили в детдоме… Я обалдела, когда она вдруг ко мне завалилась! С котомками, банками какими-то с соленьями – типа, сама навертела… Как из колхоза, честное слово!

– Женя знала, чем вы на жизнь зарабатываете?

– А у нас, знаете ли, всякий труд в почете! – огрызнулась бандерша.

– И особенно ваш труд ценится в нашей правоохранительной системе – от ста до пятисот тысяч рублей. Или до трех лет.

– Да-да, я в курсе, – поморщилась Эля. – Я ведь пришла, зачем меня запугивать?

– И в мыслях не было! – развел руками Дамир. – Так мой вопрос…

– Сначала Женька ни о чем не догадывалась. Она думала, я замуж вышла. Дура набитая! Кому мы тут нужны, в Северной, едрить ее, столице? Это я бабке так писала…

– Когда Женя узнала?

– Да быстро, такое ведь скрыть трудно!

– И как она отреагировала?

– Ну, не обрадовалась, это точно, – пожала плечами Эля. – Только вот деваться-то некуда, так неча, как говорится, и нос воротить! Она просила меня устроить ее на какую-нибудь работу.

– И что, устроили?

– Ага.

– Проституткой?

– Уборщицей в свой банный комплекс. Глядя на ее перекошенную рожу, когда она клиентов с девочками видела, я каждый раз спрашивала себя, зачем вообще с ней связалась! Хотя Женька симпатичная была, могла бы хорошие бабки зашибать… За уборку, сами понимаете, я много платить не могла.

– Тот, от кого она забеременела, был вашим клиентом?

– Да я понятия не имею, кем он был! Только начала замечать, что у Женьки живот вроде как из-под халата сильнее обычного выпирает. Я сначала подумала, что ошиблась, но все-таки прижала ее к стенке, и она призналась.

– Знаете, кто папаша?

– Не-а, Женька как воды в рот набрала! Сказала только, что, дескать, все изменится в ее жизни. И квартира будет, и жизнь нормальная. Откуда, спрашиваю, все это нарисуется? А она говорит, Джамалия поможет!

– Кто-кто поможет? – не понял Дамир.

– Есть одна колдунья, Джамалия. Вернее, не колдунья, а как ее… шаманка, вот! Я к ней хаживала – так, про будущее узнать, на картах погадать.

– Шаманка? – скривился Дамир.

– Ничего смешного! – с видом оскорбленного достоинства процедила Эля. – Хорошая колдунья, не шарлатанка какая-нибудь!

– Ну-ну, и какое она отношение имела к Евгении, эта даровитая особа?

– Когда Джамалия ко мне в баню пришла…

– Она еще и в баню приходила?!

– В турецкую, да. А что? У меня, знаете, все пристойно – и турецкая баня, и финская, на любой вкус! Джамалия страсть как сухой пар любит, вот и приходит пару раз в месяц. Короче, пришла она как-то, дела свои сделала, а потом спрашивает: кто, мол, девица, которая убирается у меня? Ну, я рассказала, а Джамалия и говорит: пусть она, дескать, и на нее немного поработает.

– И вы согласились?

– А мне-то что? – пожала плечами Эля. – Женька только глаза мозолила: как поймаю ее осуждающий взгляд, так тошно становится. Тоже мне, фифа!

– И что за работу предложила вашей приятельнице эта Джамалия?

– Да понятия не имею! – развела руками Эля. – И Джамалию давненько не видела, кстати.

– Получается, Евгения не согласилась? – продолжал пытать Ахметов. – Она ведь не уволилась?

– Не уволилась. Может, не договорились они с Джамалией, по деньгам не сошлись… А Женьку, выходит, грох… убили то есть. Вот как бывает! Я считаю, ей надо было домой возвращаться, как только она залетела. Я даже предлагала оплатить ей дорогу, но она отказывалась. Твердила, что все скоро устроится…

– И мы опять возвращаемся к неизвестному отцу, – вздохнул Дамир, чувствуя, что попросту потерял с этой бабой кучу времени: она ничем не смогла ему помочь и не прояснила ситуацию с беременностью Евгении Дробыш. Ниточка завела в тупик, и придется начинать сначала!

* * *

Алла не имела возможности подготовиться к встрече с Мономахом: он позвонил, когда она сидела в кабинете перед доской, на которой разместила фотографии погибших женщин. Под каждой красным маркером Алла вывела краткие данные, а черным написала вопросы, на которые требовалось ответить. Пока она не стерла ни одного вопроса: сведения, полученные ею самой и ее коллегами, не давали необходимых ответов.

Они словно бы крутились на одном месте, пытаясь нащупать связь между жертвами. А может, связи вовсе не существует? Или убивал маньяк, ненавидящий женщин в положении? Тогда следствие может растянуться на годы, ведь в этом случае единственным, что связывает жертв, остается беременность!

Когда Мономах позвонил и рассказал о найденной записке, Алла попросила его приехать. Она убеждала себя, что записка является важной уликой, но, честно признаться, она просто хотела вновь увидеть доктора – с его добродушным лицом, внимательным взглядом круглых серо-голубых глаз и размеренной манерой речи. Ее симпатия к Мономаху была искренней и неожиданной для нее самой. Пережив разрыв с мужчиной, который ушел к дочери высокопоставленного эмвэдэшника, Алла думала, что утратила интерес к противоположному полу. Мужчины перестали существовать для нее как класс. Она работала с ними бок о бок, но это другое, ведь она не рассматривала их как самцов. Они были коллегами, они уважали и ценили ее за блестящую интуицию, умение отделять главное от второстепенного и ровное, непредвзятое отношение. Она знала, что некоторые мужчины относятся к ней иначе, считая карьеристкой и протеже, а кое-кто и любовницей Андрона Петровича Кириенко, генерал-майора юстиции и непосредственного начальника Аллы. Она старалась не обращать внимания на косые взгляды, справедливо полагая, что собственную несостоятельность и отсутствие карьерного роста недалекие люди склонны валить на то, что их «обошла какая-то баба, которая нашла подход к начальству через постель». Мономах стал первым мужчиной, с которым Алла впервые за два года почувствовала себя свободно и спокойно. Он не оказывал ей знаков внимания, их общение носило дружеский характер. В Мономахе Аллу в первую очередь привлекала доброта – необычное качество для мужчины. Для мужчины-врача, более того, врача-хирурга, оно и вовсе не характерно, и все же Мономах определенно обладал этим редким достоинством. С проявления доброты началось их знакомство, и потом, когда Алла узнала Мономаха поближе, она поняла, что эта черта является неотъемлемой частью натуры ее нового знакомого. Именно из-за своей доброты он едва не попал под раздачу в деле Яны Четыркиной. Доброта и желание выяснить причину смерти молодой беременной женщины привели к тому, что у него в кармане оказалась записка с мольбой о помощи.

Когда снизу позвонил дежурный и доложил о приходе «гражданина Князева», Алла приказала его пропустить, а сама достала маленькое зеркальце с пудреницей, проверяя свою презентабельность. Она знала, что делать это необязательно, ведь Мономах пришел не за тем, чтобы оценить ее неземную красоту. И все же Алла хотела предстать перед ним в наилучшем виде. Она на диете, и ей удалось за короткий срок потерять почти восемь кило – огромное достижение для человека, ранее не обращавшего внимания на режим питания. В юности Алла ела все, что хотела. Она не была худышкой, но имела вполне привлекательную фигуру с формами, которая заставляла облизываться представителей противоположного пола. Беда случилась с ней после разрыва с любовником. Алла заедала горе, расплылась и в конце концов перестала интересоваться тем, что показывает стрелка весов. А она опасно приближалась к отметке сто! Именно Мономах заставил Аллу вспомнить, что она, в свои тридцать шесть лет, молодая женщина, у которой все впереди.

По контрасту с цветущей, отлично себя чувствующей Аллой доктор выглядел уставшим, и она испытала чувство вины оттого, что заставила его приехать в такую даль. Она ведь совсем забыла, что Мономах вынужден пользоваться общественным транспортом, пока машина в ремонте! Чувство вины стало почти невыносимым: вместо того чтобы ехать домой, поесть и лечь в постель, ему пришлось тащиться на другой конец города только потому, что Алле захотелось увидеться с ним лично.

– Присаживайтесь, Владимир Всеволодович, – как можно мягче попросила она, выходя из-за стола и приглашая его устроиться на диване: ей показалось неправильным усаживать его на неудобный стул по другую сторону стола, как подозреваемого.

Он с удовольствием опустил усталое тело на мягкую поверхность и вытянул гудящие ноги. Мономах давно успел забыть, каково это – в час пик трястись в переполненном транспорте, вцепившись в перила, и, когда мимо протискивается к выходу очередной попутчик, всякий раз приподниматься на носки, чтобы этот самый пассажир не испачкал ему брюки своими ботинками. Грязными, мокрыми ботинками, потому что на улице слякоть.

– Хотите кофе? – предложила Алла.

– Не откажусь! – обрадовался посетитель.

Алла включила электрический чайник, после чего возвратилась на место и попросила:

– Владимир Всеволодович, расскажите-ка мне еще разок, как записка оказалась в вашем кармане!

Вспомнив о цели визита, он вытащил из-за пазухи сложенный лист бумаги и протянул его Алле. Пока она внимательно разглядывала гигантские буквы, выведенные фломастером, Князев снова повторил то, о чем говорил ей ранее, только в этот раз он постарался указать больше подробностей, упомянув девушку, как будто бы случайно столкнувшуюся с ним в коридоре.

– Мне кажется, это она подкинула мне записку, – закончил он. – Больше некому: я находился на близком расстоянии только от нее, директрисы и охранника!

– Ну да, – согласилась Алла, – сомнительно, чтобы охранник решил проделать такое в качестве шутки или чтобы ему самому потребовалась помощь первого встречного!

– Теперь я вспоминаю, – продолжал Мономах, – что видел ту же самую девушку, когда входил: она прошла по коридору, а потом скрылась за дверью.

– То есть она заметила вас и написала записку, а потом нашла способ положить ее в ваш карман… Интересно! Я так понимаю, в «Дочки-матери» женщины приходят добровольно? Они скрываются от мужей-садистов, от бывших парней, так почему же та девушка так поступила, ведь она вас совсем не знает? И вы – мужчина, а значит, потенциальная угроза!

Последняя фраза неприятно резанула Мономаху ухо.

– Не обижайтесь, – заметив это, сказала Алла. – Ведь именно вас она, по какой-то причине, сочла достойным доверия! Надо обязательно ее отыскать. Вы сможете дать подробное описание ее внешности?

– Да, конечно… Алла Гурьевна, вы только не навредите, ладно? Уже не впервые, когда я хочу кому-то помочь, это выходит боком!

– Думаете, я не понимаю, что нужно действовать осторожно?

– Надеюсь, что понимаете!

Алла обратила внимание, что Мономах внимательно разглядывает доску с фотографиями погибших женщин. Поднявшись, он подошел поближе.

– Яна? – уточнил он, указывая пальцем на снимок.

– Да. Фото удалось найти в ее вещах на съемной квартире.

– Очень странно…

– Что странно?

– А вы не видите?

Заинтригованная, Алла поднялась и подошла к доске. Как ни старалась, она не могла понять, о чем толкует Мономах.

– Можно передвигать фотографии? – спросил он.

Алла кивнула в знак согласия. Тогда он снял снимки Юлии Иродовой и Антонины Гуревич, а на их место прикрепил фото Евгении Дробыш и Маргариты Арутюнян.

– А теперь видите?

Алла внимательно вгляделась в лица женщин и охнула от изумления – как же она сама не догадалась?!

– Они похожи! – воскликнула она. – Брюнетки, с вьющимися волосами и карими глазами!

– И не только это, – сказал Мономах. – Смотрите, костная структура одного типа – широкие скулы, длинные тонкие носы, четкие надбровные дуги… Они могли бы быть сестрами!

– Вот это-то мне и не нравится, – пробормотала Алла.

Мономах с любопытством поглядел на нее.

– Вы о чем?

– Не понимаете? Три женщины одного типа! Я этого не увидела, так как развесила снимки в том порядке, в каком они умерли! Кроме того, прически у всех разные… Но это все равно непростительно с моей стороны!

– Что-то я не…

– С самого начала возникла версия, что смерти связаны между собой. Начальство опасалось, что действует маньяк, но я надеялась, что они ошибаются!

– Почему?

– Маньяк – всегда проблема: неизбежна паника, широкое освещение событий в СМИ, а значит, у начальства будут неприятности.

– А когда у начальства неприятности, неприятности и у подчиненных, – понимающе закивал Мономах. – Но как быть с двумя другими? Они не просто не похожи на трех первых, у них и между собой ничего общего!

– Но всех пятерых связывает состояние беременности… Ребус какой-то!

– Ну может, сходство тут и ни при чем? – пожал плечами Мономах. – Вдруг это просто…

– Случайность? – перебила Алла. – Вряд ли!

– Алла Гурьевна, по-моему, вам следует отвлечься, – предложил Мономах. – Давайте выпьем кофе?

Она даже не заметила, что чайник вскипел и отключился.

– Ой, я же про кофе-то совсем забыла! – всплеснула руками Алла. – Вода уже остыла, наверное…

– Это знак: нам нужно выйти отсюда. Поблизости есть какая-нибудь «обжорка»?

– Кафе-мороженое. Кстати, там варят неплохой кофе!

– Ну, тогда пошли. А потом вы проводите меня до метро, вернетесь в кабинет и взглянете на все другими глазами. Идет?

* * *

Визит к Алине Медведевой, однокурснице и, по словам матери, близкой подруге Маргариты Арутюнян, был последним в списке Антона. Белкин выдал ему перечень имен, выуженных из соцсетей, в дополнение к тем, которые смогли вспомнить члены семьи. Шеин потратил целый день впустую – никто из приятелей девушки не смог сообщить никаких полезных сведений. Все как обычно – девочка из небогатой семьи, не избалованная деньгами или каким-то особым отношением. Все знали, что она учится в педагогическом училище, только чтобы получить образование: не предполагалось, что Маргарите придется работать, ведь семья спланировала для нее замужество. Единственная особенность, о которой говорили почти все друзья девушки, это жесткий контроль со стороны отца. Он требовал, чтобы сразу после учебы она возвращалась домой, не позволял в позднее время выходить из дома и разрешал гулять только с подругами, которых знал лично.

И все же Шеин решил наведаться к Алине – так, для очистки совести.

– Жалко Марго, – вздохнула девушка, вытирая глаза ладошкой. Она оказалась крошечной, похожей на школьницу, а не на студентку. Рядом с высокой красивой подругой Алина, должно быть, казалась еще менее значительной.

– Она была такая хорошая, – продолжала студентка. – Очень целеустремленная!

– Целеустремленная? – с удивлением переспросил Шеин. Он впервые услышал от кого-то такую характеристику погибшей. Преподаватели говорили о Маргарите как о приятной девушке, однако подчеркивали, что звезд с неба она не хватала да и вообще не слишком много усилий прилагала к учебе. И вот Алина неожиданно называет Маргариту Арутюнян целеустремленной!

Девушка сообразила, что ляпнула лишку.

– Я что-то не так сказала? – опасливо спросила она, заглядывая Антону в глаза.

– Маргарите уже вряд ли что-либо может повредить, – ответил он. – Так в чем же вы видели ее целеустремленность?

– Ну хотя бы в желании не следовать правилам.

– Каким таким правилам?

– Вы вряд ли сможете понять!

– И все же попытайтесь объяснить.

– Маргарита выросла в семье, где правят мужчины. Ее любили и лелеяли – как цветок, понимаете? Не как человека, которому уготовано что-то, кроме участи жены и матери. Вы в курсе, что ей нашли жениха?

– По-моему, это показывает заботу родителей о дочери, – пожал плечами Шеин. – Многие девушки только мечтают о том, чтобы их судьбу удачно устроили!

– С человеком, которого она не любит, к которому не испытывает даже симпатии?

– Об этом мне не известно.

– Зато известно мне. Марго не хотела замуж! И в училище поступать не хотела, это отец настоял!

– А чего же она, простите, хотела? – удивился Антон. – Стать гонщицей «Формулы-1» или баллотироваться в президенты?

– Я вам сейчас покажу!

С этими словами Алина поднялась и вышла из комнаты. Шеин сидел, не двигаясь. Из кухни доносился тихий звон посуды – студентка жила с матерью и бабушкой, которые деликатно удалились, не желая мешать разговору. Через несколько минут Алина вновь появилась, неся в руках альбом. Усевшись рядом с опером, она раскрыла обложку. С большого черно-белого снимка, определенно выполненного профессиональным фотографом, на него смотрела темноглазая красавица, словно сошедшая со страниц «Тысячи и одной ночи». Длинные волосы рассыпались плечами волнистым водопадом, кожа, казалось, излучала лунное сияние, а глаза из-под полуопущенных век смотрели загадочно и таинственно. Шеин поймал себя на том, что даже не обратил внимания на то, во что одета модель – это не имело ни малейшего значения! Алина перевернула страницу, потом еще одну. На всех фотографиях Маргарита представала в новом образе, каждый из которых затмевал предыдущий.

– Здорово, правда?

У Антона не было слов. То, что Маргарита была привлекательной девушкой, очевидно из нескольких снимков, предоставленных семьей, которые он лично держал в руках. Но дива, смотревшая на него из альбома, имела мало общего с погибшей!

– Магия фотокамеры! – словно услышав его мысли, проговорила Алина. – Марго хранила альбом у меня, боясь, что дома его обнаружат: мать с теткой регулярно наведывались в ее комнату. Но она хотела до поры до времени держать все в секрете.

– Что за тайны мадридского двора? Подумаешь, сделала девчонка пару снимков!

– Вы не поняли! – перебила его Алина. – Марго мечтала стать моделью, для того-то ей и нужна была профессиональная фотосессия! А вы знаете, сколько она стоит?

– Ну-у… – честно говоря, Шеину никогда не приходило в голову это выяснить. – Так где же она нашла деньги?

– Не знаю, но результат того стоил!

– Как ей вообще пришла в голову такая мысль?

– И вам бы пришла, будь вы красавицей, как Марго! – фыркнула Алина. – И если бы знали, что вас ожидает скучное существование у плиты… Мы с Маргаритой пошли в кафе несколько месяцев назад. С нами и другие девчонки были, но он подошел только к ней.

– Он?

– Фотограф из агентства. Сказал, что у Марго может быть большое будущее в модельной индустрии, и дал ей визитную карточку. Если бы отец узнал, прибил бы ее на месте!

– Прямо домострой какой-то!

– Так и есть, именно – домострой! А ей, между прочим, предложили поехать в Милан. Известное международное модельное агентство предложило – все как колдунья предсказывала…

– Интересно, как бы она смогла поехать, беременная-то?

– Бере… Марго?!

– Вы не знали?

– Н-нет…

– На четвертом месяце была ваша подруга, во как!

– То-то она в последнее время изменилась, – пробормотала Алина. – Стала какая-то спокойная, словно вовсе перестала волноваться о будущем… А еще мне показалось, она вроде как поправилась немного, но Маргоше это только на пользу пошло. Это ее жених, да? Не утерпел, значит!

– Он говорит, что не прикасался к Маргарите, и я ему верю.

– Вы думаете, Марго…

– Она встречалась с другими мужчинами?

– Да вы что, за ней ведь отец, как коршун, следил! И она говорила, что до тридцати о замужестве думать смысла не имеет.

– И все-таки она залетела от кого-то? – не сдавался Антон. – Как насчет фотографа, который ей альбом делал?

– Да нет, он в другой лиге играет!

– То есть он нетрадиционной ориентации?

– Невооруженным глазом видно! – усмехнулась девушка и вдруг осеклась. – Слушайте, вот вы сейчас спросили, не ухаживал ли за Марго кто-нибудь…

– Да-да? – напрягся Шеин.

– Видела я одного парня. Вернее, мужчину. Только мне не показалось, что их связывали романтические отношения.

– Почему?

– Ну, никаких тебе обнимашек-целовашек, они даже не касались друг друга.

– Вы не спрашивали, кто этот мужчина?

– А как же, спросила! Марго ответила, что это – человек из прошлой жизни, и я решила, что это не важно.

– Описать его сможете?

– Даже не знаю… Обычный мужчина, немолодой, худощавый. Даже седоватый, по-моему. Ничего особенного, Маргоше вряд ли такой мог понравиться!

– Алина, вы упомянули, что крутую карьеру вашей подруге нагадала какая-то колдунья…

– Да-да, Джамалия! Она не совсем колдунья – шаманка. Она все-все рассказала на первом же сеансе – и про прошлое, и про настоящее.

– И про будущее – тоже, стесняюсь спросить?

– А как же, ведь за этим мы и приходили!

– Каким образом вы узнали про эту… шаманку?

– Я и не знала, пока Марго не рассказала. Мы пошли и не пожалели: Джамалия настоящая шаманка, от бога колдунья!

Несмотря на то что Антон считал себя атеистом, его покоробило словосочетание «колдунья от бога» – звучало как-то бесовски.

– А беременность тоже Джамалия наколдовала? – не удержался он от вопроса.

– Я на сеансе не присутствовала, она нас по одной принимала. Марго вышла окрыленная, счастливая. Сказала, что теперь знает, что нужно делать и как осуществить свою мечту.

– И как же?

– Она не распространялась. Честно признаться, я даже немного обиделась, ведь я ей все-все рассказала, что Джамалия мне нагадала… Марго пообещала, что когда-нибудь обязательно все мне объяснит, а пока не может, иначе не сбудется.

– Что не сбудется?

– Ну пророчество же!

Антон подавил смешок, вспомнив о том, что девушка, так свято уверовавшая в брехню талантливой мошенницы, мертва.

* * *

Лицо Дениса Касатонова являло собой печальное зрелище: один глаз заплыл, подбородок и левая скула приобрели приятный лиловый оттенок, а в уголках рта собралась запекшаяся кровь. Теперь он был спокоен, и Дамир решил, что можно снять наручники – Касатонов и так уже в полной мере вкусил «прелести» неформального общения с оперативниками. Его беспокоила возможная реакция Сурковой на потрепанный вид задержанного, но, делать нечего, его все равно придется ей предъявить, а вызывать театрального гримера нет времени!

– Господи, что вы с ним сотворили?! – вскрикнула Алла, едва бросив взгляд на сидящего на стуле молодого мужчину.

«Ну вот, начинается!» – с тоской подумал Ахметов.

– Алла Гурьевна, мы не виноваты! – пришел на выручку Белкин. – Он попытался сбежать, а потом, когда мы его догнали, набросился на Дамира с металлическим ломом и…

– Да откуда я знал, что вы из Следственного комитета?! – буркнул Касатонов.

– Мы ж тебе в нос корочками тыкали! – возмутился Белкин.

– Кулаками вы мне в нос тыкали, а не корочками! – огрызнулся задержанный.

– Ах ты… – начал Дамир, но Алла прервала его окриком:

– Ну все, хватит! Если я правильно поняла, вы, Денис, оказали сопротивление сотрудникам СК и им пришлось применить к вам… спецсредства. Все так, Дамир?

– Абсолютно, Алла Гурьевна! – с облегчением согласился опер.

– Почему вы пытались скрыться? – обратилась она к задержанному. – Не потому ли, что убили свою сожительницу и, уже побывав в местах заключения, отлично понимали, что вам грозит?

– Никого я не убивал! Да, я сидел – и что теперь, каждый раз хватать меня за бока и тащить в каталажку, когда что-то происходит?! Между прочим, сидел я не за убийство, а…

– Я в курсе, – перебила Алла, усаживаясь напротив задержанного и делая операм знак рукой последовать ее примеру. – Сидели вы за разбой, но, знаете, лиха беда начало!

– Да не убивал я Янку, не убивал! – возопил Касатонов, наваливаясь на стол всем телом, словно пытаясь приблизиться к следователю, чтобы вернее донести до нее свою точку зрения. Дамир и Белкин вскочили было, но Алла, не ощутив угрозы, жестом утихомирила оперов.

– Зачем мне убивать? – быстро заговорил задержанный. – Я не собираюсь обратно на нары, ничего там хорошего нет! Я, может, новую жизнь начал, жениться хотел, семью…

– Это с Четыркиной, которую ты колошматил почем зря? – поинтересовался Дамир.

– Не бил я ее!

– Да ну? А откуда на теле синяки?

– Она под машину попала.

– Ты хочешь сказать, что ее избила «Тойота»?

– Денис, отпираться бесполезно, – спокойно сказала Алла. – Вы систематически избивали сожительницу: у нас имеются однозначные выводы судебно-медицинской экспертизы!

– Всего-то пару раз поучил уму-разуму дуру эту! – пробурчал задержанный.

– Ну, может, на вашем языке это так и называется, – согласилась Алла. – А за что «учили»-то?

– Янка лучшей жизни хотела, понимаете? Все трындела, что надо, дескать, ремонт делать, что нельзя в таком сраче жить… Работа ее моя не устраивала, говорила, что надо искать что-то более стабильное. А где его найдешь, стабильное, со сроком за плечами?

– А вас, значит, все устраивало, и вы ничего менять не собирались?

– Она детей хотела, – продолжал задержанный, – но в то же время зудела, что в таких условиях детям жить нельзя! Яна работала в магазине. Получала от силы тысяч пятнадцать. Я на рынке – семнадцать, какие, к черту, дети?! Я так считаю – по одежке протягивай ножки, а она все в телик глядела, на то, «как люди живут»… Это какие такие люди-то? Актеры всякие, певцы? Так мы – не им чета, мы народ трудовой!

– Ага, точно – самый что ни на есть трудовой! – не удержался от замечания Дамир. – Ты, трудяга, с подельниками на бухгалтершу напал и зарплату всего коллектива у нее отобрал!

– Это было давно, и я свое получил, – хмуро ответил Касатонов. – С тех пор тружусь не покладая рук, а Янка все уши мне продула, зараза, своими желаниями и потребностями!

– Вы ее избили, и она сбежала, – констатировала Алла. – Потом вы ее искали – и, возможно, нашли?

– Я не убивал! – заорал задержанный. – Да, я искал ее, нашел эту квартиру долбаную, которую она сняла. Откуда бабло, спрашивается? Из магазина Янка уволилась – не иначе, любовника завела!

– Вы его видели?

– Кого?

– Ну любовника?

– Нет…

– А как вы нашли Яну в городе?

– Из соседки вытряс, – нехотя признался парень. – Янка к ней то и дело бегала, когда у нас… ну, когда мы…

– Когда вы ее избивали?

Касатонов ничего не ответил.

– Вы знали, что ваша бывшая девушка была беременна?

– Что-о?! – выпучил глаза подозреваемый.

– Она вам не сказала?

– Нет… Так она поэтому ушла, что ли?

– Ваше единственное спасение, Денис, это наличие у вас алиби, – вздохнула Алла, не отвечая на вопрос. – Где вы были, когда убили Яну?

– А когда ее убили?

– В четверг, двадцатого ноября. Где-то в районе шести часов вечера.

Молчание Касатонова выглядело красноречивей всех его вспышек ярости: алиби на это время у него отсутствовало.

– Дома я был, – все же процедил он. – Рабочий день ведь закончился!

– Где вы работаете?

– На рынке, на птичьем… Можете спросить!

– Обязательно спросим. Птичий рынок, простите, это Кондратьевский, что ли?

– Да, Алла Гурьевна, который на Полюстровском проспекте, – ответил за задержанного Белкин.

– И кем вы там работаете?

– Грузчиком, кем же еще – не ветеринаром же!

– А что там грузить-то?

– Да полно всего – корма для кошек и собак, наполнитель для кошачьих лотков, клетки… Зураб, хозяин мой, вам все подтвердит!

– Отлично, Александр, – обратилась Алла к Белкину, – сегодня же поедете на рынок, найдете Зураба… как фамилия?

– Не знаю, – поморщился Касатонов. – Он там один.

– Значит, найдете Зураба и соберете сведения… Кстати, у вас есть автомобиль?

– Это еще тут при чем?

– Так есть или нет?

– Нет!

– Вы живете в Красном Селе, а это около сорока минут езды на общественном транспорте от Полюстровского проспекта. Оттуда же до больницы где-то полчаса на автобусе или маршрутке. Получается, вы еще до пяти ушли, а рынок закрывается…

– В восемь, Алла Гурьевна, – подсказал Белкин.

– Ну, ты юный натуралист! – ухмыльнулся Дамир. – И адрес знаешь, и время работы – часто посещаешь?

– Вы ушли задолго до закрытия, Денис, – не обратив внимания на подколку Ахметова, продолжила Алла. – Что произошло?

– Да ничего, просто Зураб отпустил пораньше.

– И часто с ним такое бывает?

– Случается.

– В общем, Александр, вы поняли, да? Найти Зураба и опросить его во всех подробностях. Дамир, вы собрали показания соседей Яны?

– Ну да, но ничего стоящего не выяснил. Только одна соседка показала, что в глазок видела парня, который колотил в дверь и звал Четыркину. Ушел он лишь после того, как соседка пригрозила вызвать полицию.

– А я не про квартиру, Дамир, я про соседей в Красном Селе!