Текст книги "Последний секрет Парацельса"

Бросив последнюю горсть земли на могилу, я поискала глазами Лариску. Она стояла в окружении каких-то теток с работы Людмилы: очевидно, они уже нашли общий язык и, судя по постоянному сморканию и вытиранию уголков глаз бумажными салфетками, именно в данный момент предавались воспоминаниям о безвременно ушедшей.

И тут я увидела Виктора. Он стоял чуть в стороне. Создавалось впечатление, будто все происходящее его очень мало касается. Я вынужденно отметила, что выглядит бывший муж Люды превосходно – видимо, брак с молодой женой пошел ему на пользу. Виктор был на десять лет старше моей подруги, но сейчас этого не скажешь: подтянутый, в отлично сидящем темно-синем костюме, со свежей стрижкой на темных с проседью волосах, этот мужчина казался образцом здоровья и благополучия. Невольно скосив глаза на фотографию Людмилы, я увидела ужасающий контраст в выражении лиц бывших мужа и жены. А ведь тогда, когда делался этот снимок, у них еще все было хорошо. Или мне это лишь казалось?

Денис все еще стоял у могилы, но с того места, где я находилась, было трудно разглядеть выражение его лица. Я уже собиралась подойти к молодому человеку, но Виктор меня опередил. Встав рядом с сыном, он начал что-то тихо говорить ему. Денис слушал молча. До меня долетали лишь отдельные слова, а подходить ближе я сочла неудобным. Внезапно Денис развернулся к отцу и громко и четко произнес:

– Убирайся отсюда! И никогда, слышишь, никогда больше не приближайся ко мне, или я не посмотрю на то, что ты мой отец!

С этими словами Денис развернулся и быстро зашагал в сторону ритуального автобуса, который должен был развезти всех по домам. Речи о поминках не шло: все понимали, что сыну Люды, оставшемуся в одиночестве, недосуг этим заниматься.

Виктор немного потоптался на месте, искоса оглядывая тех, кто еще не разошелся, проверяя, обратили ли они внимание на его фиаско. Наши взгляды встретились, и бывший муж Людмилы решительно направился в мою сторону. Признаюсь откровенно – меньше всего мне сейчас хотелось разговаривать с Виктором. Но бежать было поздно, и я осталась на месте, крепко сжав челюсти.

– Привет, – поздоровался Виктор, как мне показалось, даже слегка застенчиво. – Рад тебя видеть.

Фраза прозвучала странновато, учитывая повод, по которому мы встретились. Я пробубнила в ответ нечто, при желании вполне похожее на приветствие.

– Ужасно то, что случилось, – продолжал Виктор, сообразив, что вести разговор придется ему, если он вообще ожидает хоть какого-то отклика.

– Угу.

– Послушай, Агния, ты всегда была разумным человеком, и это мне в тебе нравилось, – сказал он, и я почувствовала, как в нем закипает раздражение. – Денис еще очень молод, и он не может понять… Черт, что же теперь делать, если любовь прошла?! Мы с Людмилой расстались без скандала, и я надеялся, что мой сын сможет это принять. Этого не произошло, но я все равно продолжу свои попытки сблизиться. И ты должна мне помочь.

Я уставилась на него, не веря своим ушам.

– Помочь тебе?! – переспросила я, справившись с первой волной гнева. – А где ты был, когда у Люды были проблемы на работе? Ты, адвокат, мог бы в два счета разрулить то дело…

– А, так ты в курсе, – перебил меня Виктор.

Я видела, что это ему очень не понравилось, и испытала ни с чем не сравнимое удовольствие от того, что удалось задеть самовлюбленного мужика. Тем не менее он попытался исправить положение:

– Знаешь, мне тогда показалось, что мое вмешательство будет… нежелательным.

– Неужели? – хмыкнула я. – Ты решил, что ей веселее кувыркаться в грязи самостоятельно, в то время как она могла получить не только профессиональный совет, но и дружескую поддержку – хотя бы в память о тех годах, что вы прожили вместе?

Неприкрытый сарказм в моем тоне был призван окончить наш неприятный разговор, но Виктор оказался более настойчивым, чем я ожидала, и у меня начало складываться впечатление, что ему от меня что-то нужно.

– Агния, мне действительно нужна твоя поддержка, – вздохнул он, разведя руками, словно признавая свою беспомощность. – Это касается Дениса, а ты всегда хорошо к нему относилась.

– К нему – да, – согласно кивнула я.

– Вот и хорошо! – обрадовался Виктор. – Тут, понимаешь, такое дело… У парня ведь клиническая практика сейчас начинается. Так вот, я поговорил с кем надо, устроил его в Центральную медико-санитарную часть № 122 – сама понимаешь, там техника, специалисты, условия соответствующие. Хотел, чтобы сын мой работал в хорошем месте, которое не отбило бы у него охоту заниматься медициной, а, наоборот, стимулировало бы. Так этот поганец, представляешь, не поверил, что его распределили на практику без моего участия, выяснил, что прав, и отказался от теплого местечка! В общем, теперь его запихали в Елизаветинскую больницу скорой помощи, а ты сама знаешь, что там за условия.

Это точно. Не могу сказать ничего плохого о персонале этой больницы, так как народ ломается там не по-детски в силу нехватки персонала, медикаментов и элементарных вещей, необходимых для функционирования любого медицинского учреждения. Однако само здание давно требует капитального ремонта, и так как людей катастрофически не хватает, а в Елизаветинскую больницу свозят ежедневно огромное количество народа, то на несчастных практикантов падает львиная доля нагрузки. Причем заниматься им приходится не обучением у соответствующих специалистов, как то предполагает само назначение практики, а уходом за больными ввиду отсутствия младшего медицинского персонала и выполнением мелких поручений врачей и даже медсестер. Так как Денис закончил только второй курс, ему придется работать санитаром: бельишко менять, профилактику пролежней проводить и выполнять еще кучу грязной физической работы, зависящей только от фантазии его наставников, коими на данный момент будут являться медсестры. Работу врачей он, скорее всего, вообще не увидит. Возможно, такая практика и научит Дениску тому, как нелегок хлеб медицинского работника, но вот любви к этому делу не привьет, это точно.

– И чего ты хочешь от меня? – спросила я, покусывая губы.

– Еще не поняла? Чтобы ты уговорила Дениса изменить свое решение и все же прийти в ЦМСЧ, как я и спланировал. У меня там много знакомых, о нем позаботятся, а я тем временем попытаюсь наладить с ним контакт.

– Слушай, а чего это ты так внезапно вцепился в Дениса? – спросила я с подозрением. – От его матери ты ушел…

– Это она меня прогнала! – протестующе перебил Виктор. – Если бы Людмила не устроила мне скандал и не попросила убираться к черту…

– …то ты бы так и продолжал тихо ходить налево, – закончила за него я. – Ты же рад-радехонек был освободиться, разве нет? И с Денисом долго после этого не общался, как рассказывала тетя Оля…

– Старуха всегда меня ненавидела! – вновь перебил Виктор. – А Денис – мой единственный сын, я его люблю и хочу достучаться до него. Он разозлился из-за развода, сам не хотел меня видеть, а я все время пытался. Потом просто решил дать ему время успокоиться. Да, Людмила умерла, но она, ты уж извини, сама во всем виновата: кто ее просил с собой кончать? Что, она жила так плохо, что впору было отправляться на тот свет?

– Так ты, значит, в курсе, что Люда умерла не от сердечного приступа? – уточнила я.

– А то! – развел руками Виктор. – Ко мне же следователь приходил, все выспрашивал.

– Правда? – пробормотала я. Удивительно, зачем бы это следователю допрашивать бывшего мужа Людмилы, если сразу было решено, что она сама себя убила? – А фамилию его ты, случайно, не запомнил?

– Тебе-то зачем? – удивился Виктор. – Кажется, Карпов… или нет?

– Может, Карпухин? – подсказала я.

– Точно, Карпухин! Ты что, знаешь его?

Ах Карпухин, молодец – все же выполняет мою просьбу!

Вопрос Виктора я сочла за лучшее проигнорировать: какое ему дело, откуда я знаю следователя. Вместо этого сказала:

– Хорошо. Я поговорю с Денисом, раз ты просишь, но, сам понимаешь, гарантировать согласия я не могу. Денис на тебя очень зол.

– Но я же не убивал Людмилу, в конце-то концов! – воскликнул Виктор, воздев руки к небу. Я заметила, как на его запястье сверкнули часы марки «Patek Philippe», – как раз эту модель намеревался подарить Дэну Славка на день рождения, но я была категорически против: часы настолько дорогие, что за них и убить могут. Кроме того, на руке мальчишки вроде моего сына они, как мне казалось, будут смотреться не по возрасту. Черт, а дела у Виктора, похоже, идут превосходно! Я поймала себя на том, что мне больно это видеть. Людмила, конечно, не бедствовала: работала в хорошей больнице, имела репутацию отличного врача-офтальмолога, к ней записывались за год-два вперед, но она растила сына одна и отнюдь не жировала, как ее бывший! Ездила не на новой машине, проживала в старой квартире, да еще и тетке своей помогала, так как та существовала на одну маленькую пенсию. Почему все в жизни так несправедливо? Одновременно я не могла не поздравить Дениса с тем, что он настолько тверд в своих принципах: отцу не удалось подкупить его, а ведь в его возрасте хочется иметь все самое лучшее! Отец мог прекрасно обеспечить Дениса, более того, он ведь привык к хорошей жизни – семья до развода никогда не считала денег. Однако же мальчик не поддается на отцовскую наживку, и это заставляло меня испытывать к нему уважение. С другой стороны, Виктор, конечно, прав: если Люда, вопреки моему убеждению, все же покончила с собой, то Денис остается совершенно один в этом мире – при живом-то отце! Сейчас в нем говорит юношеский максимализм, но пройдет время, и Денису потребуется надежное плечо. Не знаю, как там жила Людмила с Виктором, но чего у него не отнять, так это любви к сыну.

– Я все понимаю, – ответил между тем Виктор. – Потому и обращаюсь к тебе. Люда мало с кем близко общалась, но тебя всегда считала своей самой близкой подругой. Денис тоже тебя любит, поэтому он непременно послушается, если ты… То есть, я, конечно, понимаю, что ты ничего не можешь гарантировать, но прошу: пожалуйста, будь поубедительней, ладно?

Я кивнула, но в душе уже знала, что не стану убеждать Дениса принять предложение отца. Во-первых, я была уверена, что он все равно этого не сделает, а я лишь испорчу с ним отношения, так как на данном этапе он может несправедливо решить, что я принимаю сторону Виктора. Во-вторых, и это самое главное, у меня в голове созрел план, согласно которому я могу и предотвратить попадание мальчика в Елизаветинскую больницу, и одновременно выполнить последнее желание моей подруги.

Я едва успела к первой операции, ругая себя за непредусмотрительность. Охлопкова предлагала мне взять отгул, но я решила, что мне хватит времени проводить Люду в последний путь. С другой стороны, Лицкявичус поручил мне важное дело, и следовало выполнить его как можно скорее, поэтому откладывать разговор с Самойловым на потом я не хотела.

Рутина захлестнула меня, едва я спустилась в «подвал», где располагались операционные. Пять часов кряду я оттуда не вылезала: три маленькие операции продлились дольше, чем планировалось, и освободилась я только в половине четвертого. Времени на отдых не оставалось, так как я опасалась, что заведующий патологией успеет уйти домой, если я пойду на поводу у собственного утомленного организма. Поэтому я быстренько подкрасилась, чтобы выглядеть более презентабельно, замазала круги под глазами карандашом телесного цвета и рванула к Самойлову.

– Агния! – изумился он при виде меня. – Второй раз за столь краткий срок – что бы это значило?

Лицкявичус предупредил меня «не гнать волну», поэтому я только поведала Самойлову все ту же жалостливую историю. По моей версии, Шилов страшно переживает, что мог допустить ошибку во время операции, а потому очень хотел бы знать результаты вскрытия Полетаева. Однако в морге оказалось, что тело пропало, и теперь Олег совсем извелся и хочет знать, куда оно делось и почему – особенно в свете нападения на его друга Багдасаряна.

– Бог с вами, Агния, душечка, что значит – тело пропало? – развел руками зав. – Не могли же его выбросить, в самом деле! Не сомневаюсь, что в бумагах все четко: если кто и потребовал выдачи трупа, то это должно быть отражено в документах. Труп, сами понимаете, не криминальный, значит, у нас нет никаких оснований отказывать в его выдаче. Вот посмотрите… Сейчас-сейчас…

Он принялся рыться в бесконечных папках, неаккуратно сваленных на столе. Создавалось впечатление, что Самойлов этим столом вообще не пользуется, потому что среди завала просто невозможно было разместиться. Когда мне уже начало казаться, что завпатологией не найдет документы, он с победным восклицанием потряс в воздухе тонкой папкой.

– Вот, я же говорил! Глядите, Агния, милочка: все точно как в аптеке. Или как в морге, если желаете. «Полетаев Сергей Дмитриевич, 1958 года рождения», – прочел он надпись на обложке. – Правильно?

– Можно взглянуть?

– Разумеется, – пожав плечами, ответил Самойлов и протянул мне папку. Внутри находилось всего три бумажки формата А4. Первая содержала краткий отчет о предположительной причине смерти, где, как и принято, весьма туманно указывалась внезапная остановка сердца. Вторая являлась заявлением некой Инги Петровны Лаврушиной о выдаче тела Полетаева. В заявлении в графе «степень родства» значилось: сестра. Третьим документом оказался отказ от проведения вскрытия Полетаева.

– Сестра? – удивилась я. – Но Полетаев утверждал, что у него вообще не осталось родственников!

– Ну, этого уж я вам сказать не могу, Агния! – развел руками Самойлов. – Хотя, с другой стороны, сами посудите: этот Полетаев – тот еще кадр, кому он вообще мог понадобиться, кроме родного человека?

Конечно, он прав, но все же меня кое-что смущало.

– Знаете, Яков Петрович, – сказала я, – странно, что здесь есть отказ от вскрытия. Судя по словам санитара, Багдасарян успел его провести…

– Не может этого быть! – потряс головой завпатологией. – Иначе эта бумага не имела бы смысла, вы не находите? Видимо, санитар что-то напутал. Как, кстати, его фамилия? Распустились там совсем, обнаглели!

Он еще продолжал ворчать, чем здорово напомнил мне рассерженного ежа, вытащенного зимой из норы, а я уже закрывала за собой дверь. Вопрос о фамилии санитара я проигнорировала, не желая «закладывать» парня, но, думаю, Самойлов вовсе не собирался принимать в отношении его какие-то меры, сказал просто так, для красного словца.

Оказавшись дома, я обрадовалась, что никого из домашних нет. Дэн, очевидно, отправился на какую-нибудь тусовку или снова пропадает в особняке у Пятницкой, а мама могла пойти к своей ближайшей подруге, нашей соседке. Значит, это надолго. Быстренько приняв душ и сварив кофе, я уселась за телефон. К моему удивлению, дома Леночки Изюмской не было, и ее муж проинформировал меня, что она, скорее всего, еще на работе. Тяжела, однако, доля заместителя ректора по кадрам!

С Леной мы вместе учились в меде. На протяжении всех лет она являлась нашей бессменной старостой, проявила себя страшно ответственной и невероятно работоспособной. На шестом курсе выяснилось, что административная работа нравится Леночке гораздо больше, чем медицина, так что неудивительно, что она осталась на кафедре. Сначала защитила кандидатскую, а потом стала заместителем декана на одном из факультетов. Теперь вот добралась почти до самых верхов, и мне это оказалось как нельзя кстати.

– Привет! – обрадовалась Лена, сразу узнав мой голос. – Что, надумала к нам?

– Ну, еще не окончательно, – уклончиво ответила я. – Слушай, кто там у вас клинической практикой распоряжается?

– Н-не знаю, – пробормотала задумчиво Лена. – А что? Если надо, я могу выяснить.

– Очень надо! Узнай, пожалуйста, ладно?

– А что случилось-то?

При всех неоспоримых достоинствах у нашей бывшей старосты имелся один очень существенный недостаток: она отличалась неукротимым любопытством.

– Ты решила заняться практикантами? – продолжала она, не дождавшись ответа. – Так это мы враз устроим: понимаешь, это же дело неприбыльное, народ открещивается, кто как может.

– Э-э… в общем, не совсем.

– То есть?

– Ну, честно говоря, мне нужно, чтобы один паренек со второго курса оказался под моим присмотром… И чтобы об этом больше никто не знал, даже он сам.

Лена тихонько присвистнула в трубку.

– Ой, что-то ты темнишь, Агния! – проговорила она с сомнением.

– За паренька просил отец, хотел, чтобы его распределили в ЦМСЧ-112, но сам он отказался и получил назначение в… В общем, неважно: он должен попасть в нашу больницу.

– Что за пацанчик?

– Денис Агеев.

– Агеев… Агеев… – забормотала Лена, словно пытаясь припомнить это имя. – Знакомая какая-то фамилия. У нас, кажется, депутат какой-то есть Агеев, нет?

– Это его отец. Слушай, а ты что, не знаешь про Люду Агееву?

– Про Лю… Про Мамочку, что ли? Ой, так это она за ним замужем, да? А Денис – их сын?

– Люда и в самом деле была за ним замужем.

– И она развелась? Господи, что на свете делается!

С Леной мы общались довольно редко и нерегулярно, но от общих знакомых я знала, что она замужем уже в четвертый раз и что новый муж моложе ее на десять лет.

– Лена, Люда умерла, – сказала я, не пытаясь преподнести новость в мягкой форме: у меня не было на это ни времени, ни желания.

В трубке повисло молчание. Мне показалось, что Лена всхлипнула – каким-то сухим плачем, похожим на кашель.

– Почему… Почему мне никто не сообщил? – спросила она тихо.

Я быстро передала ей обстоятельства смерти Мамочки и объяснила, что некому было оповещать бывших сокурсников. Разумеется, я не стала вникать в подробности и предпочла придерживаться официальной причины смерти – сердечный приступ.

– Так вот, Лен, – покончив с самой неприятной частью беседы, сказала я, – мне нужно, чтобы Денис пришел на практику именно в нашу больницу. Понимаешь, Люда написала мне письмо. В нем она просила, чтобы я позаботилась о парне. Он сейчас совсем один: мать умерла, отца ненавидит, а больше поддержать его некому. Денис еще слишком молод, чтобы одному справляться с такими трудностями, поэтому я хотела бы находиться к нему поближе.

– Я все поняла, – ответила Лена. – Сделаю, что смогу. Выясню, кто там его руководитель, надавлю на кое-какие рычаги – должно получиться. В конце концов, твоя больница – наша обычная площадка для практики, и к вам в любом случае придут несколько ребят со второго и третьего курсов, уже и разнарядка есть. Думаю, включить туда Дениса не будет проблемой. И все же, Агния, вы с Лариской должны были мне сообщить о том, что случилось!

– Извини, так вышло. Не обижайся, ладно?

Едва я повесила трубку, как позвонила Вика.

– Агния, до вас не дозвониться! – с возмущением затараторила она. – Андрея Эдуардовича сегодня в городе нет, а Карпухин звонил и сказал, что у нас еще один подобный труп. Надо срочно руки в ноги и ехать. Вас подберет Леня, хорошо? Он уже в дороге, через пятнадцать минут будет на месте.

– Вика, а почему я-то? – простонала я.

– А больше некому, Агния! Все работают допоздна, а вы уже дома.

Интересно, как девушка это выяснила? Позвонила в отделение, естественно: я уже успела понять, что в ОМР работает чрезвычайно ушлый народ.

– А завтра никак нельзя?

– Нельзя! – отрезала Вика, и на мгновение мне показалось, что я разговариваю с самим Лицкявичусом: в голосе звучал тот же металл. – Судя по тому, как быстро исчезают или теряются тела, нужно ковать железо, пока горячо. Конечно, Леня мог бы и один съездить, но ему понадобится моральная поддержка: заполучить труп будет не так уж легко, ведь ни одному главврачу не хочется выносить сор из избы. Вы у нас дама боевая, поэтому можете здорово пригодиться. Так что собирайтесь, Агния, времени у вас не так уж много.

Это точно! Только я собиралась немного расслабиться, поесть и отдохнуть, как на тебе! Натянув джинсы и футболку, я быстренько влила в себя кофе с сырником и заторопилась вниз. Леонид подъехал почти одновременно с тем, как я открыла дверь парадного.

– Похоже, придется биться насмерть, – предупредил он, едва я запрыгнула на переднее сиденье.

– А почему нельзя воспользоваться помощью Карпухина?

– Для этого нужно ждать ордер, а его нам не дадут, потому что труп пока что не признан криминальным. А криминальным его не признают до тех пор, пока не проведено вскрытие…

– А вскрытие не проведут, пока не получат ордер, – закончила я. – Замкнутый круг какой-то!

– То-то и оно, – согласился Леонид. – Поэтому нам надо управиться без ордера, просто с письменным распоряжением Лицкявичуса, которое он прислал по факсу. Будем надеяться, что ОМР кое-что значит, и тамошнему Главному не захочется проблем. В противном случае, как это ни печально, мы можем снова потерять труп.

Сочетание «потерять труп» звучало бы странно, если бы не известные нам обоим обстоятельства. Я украдкой взглянула на Леонида. Он сосредоточенно вел машину на большой скорости, умело обходя соперников. Меня постоянно удивляло, как этого человека угораздило попасть в ОМР. Вел он себя все так же отстраненно, как и в день нашего знакомства. Кадреску был единственным, кроме меня, к кому Лицкявичус по-прежнему обращался на «вы». Одна только Вика называла его Леней – парадоксально, но факт! Тем не менее, несмотря на странности, я ловила себя на том, что мне с ним комфортно и спокойно.

В больнице, куда направила нас Вика, царили полное спокойствие и тишина – а что еще можно ожидать в половине восьмого вечера? Часы посещений близились к концу, посторонний народ постепенно рассасывался. Главврача на месте не оказалось, что неудивительно, ведь все нормальные люди в это время уже дома и пьют чай с плюшками.

– Ну и что будем делать? – спросила я.

Леонид неопределенно пожал плечами.

– Пойдем прямиком в морг, – отозвался он. – Отдадим запрос Лицкявичуса тому, кого там найдем, и попытаемся заполучить тело.

Как и ожидалось, в морге мы обнаружили только дежурного санитара, немолодого и очень сердитого. Судя по всему, мы застали его в самый разгар работы: рабочий комбинезон, руки в резиновых перчатках, в глазах – возмущение тем, что посмели прервать его кипучую деятельность. Узнав, зачем мы пришли, мужчина энергично замотал головой.

– Ну нет, тело я вам не выдам – нету у меня таких полномочий. Вот завтра с утра приходите, получите добро Главного или хотя бы зава патологией, тогда и забирайте, а я человек маленький, свое дело знаю туго, а чужое на себя не возьму!

Мы с Леонидом переглянулись.

– У нас же есть официальный запрос, – попробовала вмешаться я. – Мы не с улицы пришли…

– Да я и не говорю, что вы с улицы! – развел руками санитар. – Только не мое это дело – тела выдавать, для этого разрешение нужно.

– Да уж, – зло пробормотал себе под нос Леонид, – как кому попало отдавать, так пожалуйста, а как нам, так…

Он не договорил, но все и так было ясно.

– Хорошо, а как нам поговорить с вашим главным патологом? – поинтересовалась я, в очередной раз убедившись, что бюрократия является препятствием лишь для тех, кто пытается действовать согласно букве закона.

– Вон на стене список телефонов, – кивнул санитар в сторону. Проследив за его взглядом, я действительно увидела висящий на стене тетрадный листок, предусмотрительно упакованный в тонкий пластиковый карман во избежание повреждений и загрязнений. – Только здесь домашний, а дома его не будет до понедельника: он на рыбалку с сыновьями поехал. Кстати, Главного тоже до понедельника не ждем.

Я с ужасом осознала, что сегодня и в самом деле пятница, а это означало, что до понедельника мы, скорее всего, тела не получим. Учитывая, как быстро трупы исчезают еще до вскрытия, можно было предполагать, что в понедельник утром нам снова предъявят документ о выдаче тела каким-нибудь родственникам или вообще скажут, что такого не было и в помине!

– Что делать будем? – тихо спросила я Леонида.

– Может, Карпухин охрану предоставит? – предположил он. – Посидят тут, покараулят, чтобы тело не уплыло?

Я задумчиво пожевала верхнюю губу – есть у меня такая привычка, когда я нервничаю, а в последнее время это случается слишком часто. Внезапно мне пришла в голову идея.

– Значит, – обратилась я к санитару, – в наших полномочиях вы не сомневаетесь, просто не можете выдать тело до понедельника?

Мужчина кивнул, видимо, вполне удовлетворенный остротой моего ума.

– А что, если мы проведем вскрытие прямо здесь и сейчас?

Леонид, широко распахнув глаза, уставился на меня, равно как и сам санитар, явно не ожидавший такого поворота событий.

– Как это – здесь? – пробормотал санитар. – Без патологоанатома?

– Вот патологоанатом, – ткнула я пальцем в Леонида. – У него имеются соответствующие документы, у нас есть разрешение на вскрытие. Если вы не можете выдать тело нам на руки, то, я так понимаю, никаких препятствий к тому, чтобы мы провели вскрытие прямо здесь, в вашем присутствии, не существует?

Санитар беспомощно переводил взгляд с меня на Кадреску и обратно, пытаясь сообразить, как ему поступить.

– Послушайте, – решил поддержать меня патологоанатом, – если вы будете упорствовать, я обещаю вам большие неприятности: дело может стать уголовным, и тогда вам придется разговаривать уже не с нами, а с людьми в форме, а это, сами понимаете, занятие не из приятных!

Санитар сдался. На его месте я бы тоже сдалась: зачем такие проблемы? Разве в его обязанности входит грудью защищать покойников? Кто отблагодарит его за такую самоотверженность? Опять же, бумаги у нас в порядке, значит, с него и взятки гладки!

– Ладно, – нехотя пробормотал мужчина. – Делайте.

– Отлично! – бодро сказал Леонид. – Схожу за инструментами.

– Вы что, их с собой возите?! – удивилась я.

– Так, на всякий случай, – скромно ответил Кадреску.

– Да есть же инструменты! – возразил санитар. – Полные ящики…

– Я, батенька, чужими не пользуюсь, – назидательным тоном объяснил патологоанатом. – Слыхали когда-нибудь о музыкантах, берущих гитары или виолончели напрокат?

Сравнение показалось мне слегка надуманным, но я ничего не сказала: возможно, Леонид и в самом деле Бетховен в своей области. Он возвратился через несколько минут, а санитар, которого, кстати, звали Михаилом, тем временем выкатил накрытое простыней тело покойного. Судя по запросу Лицкявичуса и надписи на бирке, закрепленной на большом пальце ноги, при жизни его звали Олегом Ракитиным.

Терпеть не могу морги, несмотря на то, что они являются, наверное, одними из чистейших мест среди всех учреждений. Я где-то слышала, что предприимчивые российские торговцы, по договоренности с работниками моргов, порой хранят в них овощи и фрукты, например бананы и помидоры. Честно говоря, кормят нас чем попало, но мне ни за что не хотелось бы отведать подобный продукт. Хотя кто может поручиться, что я уже не употребила полтонны таких? Сильный, резкий запах формалина, который ни с чем на свете не спутаешь, всегда вызывает у меня приступы тошноты, а местный холод, предвестник кладбищенского, не оставляет никаких иллюзий в отношении того, где именно ты находишься. С самой юности, когда еще училась в меде, я ненавижу морги. Думаю, даже те, кто вынужден здесь работать, вряд ли признаются в любви к этому месту. Или, может, я неправа?

Я приподняла простыню. Мужчина на каталке выглядел ничего себе: если бы не бледный цвет кожи, уже начавшей покрываться трупными пятнами, его вполне можно было принять за живого, но очень крепко спящего человека. Вся правая часть его тела от плеча до середины грудины представляла собой жуткое зрелище. Я сразу вспомнила визиты в Музей медицины, где выставлены фотографии и экспонаты, демонстрирующие стадии развития газовой гангрены. Явный некроз тканей, судя по всему, происходил прямо-таки с космической скоростью, учитывая, что пациент оперировался только вчера, а сегодня мы уже исследовали его тело. Тяжело сглотнув, я опустила простыню.

Леонид появился через несколько минут с довольно увесистым металлическим чемоданчиком и черным полиэтиленовым пакетом.

– Ну-с, – пробормотал он, – приступим?

– Моя помощь… нужна? – спросила я с робкой надеждой, что Кадреску ответит отказом. Бог услышал мои молитвы.

– Идите, Агния, – криво усмехнулся он. – Мы с Михаилом вполне справимся вдвоем. Можете ехать домой.

– Я бы лучше подождала. Сколько вам потребуется времени?

– Трудно сказать, – пробормотал Леонид, казалось, уже полностью поглощенный перспективами вскрытия. – Позвоню, когда закончу.

Вырвавшись на улицу, я почувствовала, как теплый вечерний воздух нежно обволакивает мои легкие. А я уж думала, что формалин въелся мне в кожу! За неделю мне пришлось побывать в разных моргах уже трижды, и это удовольствие, надо признать, я с радостью променяла бы на любое другое. Осмотревшись в поисках места, где можно скоротать время с пользой для желудка, я заметила красочную вывеску китайского ресторанчика. Снаружи располагались симпатичные парусиновые зонтики красно-золотого цвета, и я с удовольствием отметила, что в этот час народу у китайцев немного: больше половины столиков под зонтиками свободны. Все, что мне потребовалось сделать, – это быстренько перебежать через дорогу.

Сделав заказ, я сидела, блаженно потягивая зеленый чай и практически позабыв о причине, приведшей меня сюда. Просто не верилось, что всего в нескольких десятках метров находится больница, в подвале которой сейчас орудует Кадреску в компании санитара Михаила!

Официантка принесла свинину под соевым соусом и жареные баклажаны с перцем. Пока она раскладывала блюда, за ее спиной я заметила кое-что, привлекшее мое внимание. Вернее, кое-кого. По противоположной стороне улицы в направлении больницы шли два молодых человека. Лицо одного из них показалось мне знакомым, и я даже приподнялась, так как официантка загораживала мне обзор.

– Что-то не так? – спросила девушка.

Мне пришлось перевести взгляд на нее. Официантка, по виду казашка, была облачена в длинное китайское платье цвета лайма с вышивкой. Платьишко дешевенькое, сшитое на живую нитку – из тех, что привозят китайцы на рынки и продают любителям экзотики. Эта одежда не имеет ничего общего с настоящими произведениями искусства ручной выделки, которые и в самом деле можно увидеть в дорогих магазинах. Создавалось впечатление, что и платье, и сама девушка, которую лишь неопытный глаз мог отнести к китайской национальности, представляли собой дешевую подделку. Я от души понадеялась, что еда окажется аутентичной.

– Нет, все в порядке, – ответила я на ее вопрос и снова села.

Парни уже скрылись за углом больницы, и я в любом случае не смогла бы их догнать, даже если бы захотела. Кроме того, как я могла оставить еду, так аппетитно выглядевшую? Да и вообще, я, скорее всего, просто обозналась: что Денису Агееву делать здесь? Ну и что, что один из ребят высокий симпатичный блондин – разве мало таких ходит по улицам нашего города? Все дело в том, что я постоянно думаю о сыне Людмилы и о ее предсмертной просьбе, вот он мне и мерещится повсюду. Никак иначе объяснить мои галлюцинации нельзя.