Текст книги "Вакцина смерти"

– Что такое?

– Яша в последнее время вел себя не совсем обычно. Мне казалось, его что-то беспокоит, но он отговаривался усталостью и занятостью. Но примерно неделю назад он вдруг заговорил об отпуске, представляете?

Нормальный человек вполне может себе такое представить, но вот Кармин, которого я знала, предпочитал интересную работу любому отдыху, поэтому заявление его сестры и в самом деле произвело на меня впечатление.

– Причем он решил куда-нибудь съездить: в Рим, Барселону или Париж! – качая головой, продолжала Кармина. – Яша даже начал фантазировать о том, что, возможно, нам следует купить домик в Болгарии… Какой домик, Агния, ведь мы все никак не могли закончить ремонт в коттедже!

– Разве Яков Борисович испытывал финансовые затруднения?

– Да нет, но жили мы всегда скромно, без излишеств. Однако знаете, что самое странное? Мне показалось, что Яша говорил серьезно о приобретении собственности за границей, и это здорово сбило меня с толку! Я вела все его счета, учитывала каждую копейку, и просто ума не приложу, откуда у него возникли эти фантазии…

– Вы наверняка в курсе, над чем работал ваш брат? – спросила я.

– В основном он занимался студентами и аспирантами. Годы уже были не те, и ездить по бесконечным экспедициям Яша себе позволить не мог. Навалились старческие болячки – сердечко пошаливало, гипертония… Ну и, конечно же, большую часть времени занимала основная работа в Институте Пастера. Ничего сверхъестественного – все как обычно!

Заметив, что моя чашка пуста, Кармина поднялась и вновь наполнила ее из кофейника. Создавалось впечатление, что она до сих пор не до конца осознает гибель брата и ведет себя так, словно он вот-вот может войти в дверь и тоже попросить налить ему кофе.

* * *

Идя в понедельник на работу, я все думала о той встрече – попеременно с мыслями о сообщении Шилова насчет возможности принять в свое ведение клинику. Он больше не заговаривал об этом, но я понимала, что разговор рано или поздно возобновится. На самом деле я считаю, что Олег достоин гораздо большего, чем должность заведующего отделением в обычной городской больнице, но мысль о том, что он станет работать в другом месте, меня смущала. В последнее время я много думала о нас – о том, не поторопилась ли выскочить замуж, едва разведясь со Славкой. Меня так воспитали: женщина должна быть либо замужем, либо одинока – третьего не дано. Сама удивляюсь, насколько старомодны мои взгляды, и лишь в последние несколько лет у меня стали понемногу открываться глаза. Не знаю, хорошо это или плохо, но я точно знаю одно: ни за что на свете мне не хотелось бы потерять Шилова. Наши тела подходят друг другу, наши губы потрясающе сочетаются, когда доходит до поцелуя, словно две половинки одного целого соединяются на несколько чудесных, великолепных, незабываемых мгновений. Наши руки, соприкасаясь, словно испускают электрические импульсы. Возможно, все это звучит патетично, но так уж я чувствую. Наверное, мне стоило выказать больше восторга, когда Олег поделился со мной своими планами. Он надеялся, что я обрадуюсь и поздравлю его, а я начала размышлять о том, что это изменит в нашей жизни. Нет, воистину я черствая женщина! Пора что-то с этим делать, иначе мы можем непоправимо отдалиться друг от друга.

Справа от входа в больницу, в предбаннике, собралась целая толпа, состоящая в основном из стариков и старушек. Они копошились, раскладывая какие-то бумажки и возбужденно переговариваясь.

– Что происходит? – поинтересовалась я у охранника.

– Да вы что, Агния Кирилловна, – диспансеризация же началась!

– А-а… Но что-то людей многовато?

– Решили объединить плановый осмотр и вакцинацию от гриппа. Вы, кстати, привились?

Я только улыбнулась и двинулась к раздевалке сквозь толпу. На дворе март, и вторая волна гриппа наступает, однако я с большим сомнением отношусь к прививкам от этой болезни. Вирус мутирует практически каждый год, поэтому вакцина устаревает быстрее, чем ее вводят пациентам. Вот уже несколько лет мне удавалось благополучно избегать вакцинации, и я все гадала, как долго продлится мое везение. Едва войдя в отделение, я столкнулась с Охлопковой.

– Зайдите ко мне, Агния Кирилловна! – бросила она на ходу, направляясь к палате интенсивной терапии. – Как освободитесь, разумеется.

Черт, не иначе, речь пойдет о прививке! Освобожусь я не скоро, а потому можно потянуть время и не торопиться: если действительно нужно, начальство само тебя отыщет. Сегодня у меня четыре операции – три подряд на гастроэнтерологии и одна с Шиловым, на ортопедии.

Перед тем как спуститься в операционную, я решила зайти к пациентке, запланированной на завтрашний день. Женщина лежала на офтальмологии, и ей предстояла операция по восстановлению хрусталика. Палата оказалась переполнена – в это время года, не знаю, по какой причине, так всегда, словно народ одновременно заболевает разными болезнями и наводняет медицинские учреждения, хотя, к примеру, поздней весной и ранней осенью места всегда есть. Задав все необходимые вопросы, я вышла и, идя по коридору, обратила внимание на немолодую женщину в белой футболке и синих тренировочных штанах, традиционно растянутых на коленках, пошитых, очевидно, еще во времена советской власти. Она разговаривала с кем-то по телефону – вернее, стояла, прижав трубку к груди. Лицо у нее было странно розовым, и она, казалось, с трудом держится на ногах. Дежурная сестра за стойкой щебетала с кем-то по мобильнику и не обращала на пациентку ни малейшего внимания.

– Вам плохо? – поинтересовалась я. Она посмотрела на меня широко раскрытыми глазами и, внезапно выронив трубку, начала оседать на пол. Я не успела ее подхватить, однако умудрилась подложить ладонь женщине под голову, так что она не стукнулась затылком о покрытый потертым линолеумом пол. Медсестра продолжала болтать, не видя и не слыша ничего вокруг, зато парочка пациенток, гулявших по коридору и заметивших происходящее, поспешили в нашу сторону. Возмущенная, я разогнулась и, выхватив у девушки трубку, прошипела:

– Вы что, ослепли, мадам?!

– А что такое? – обиженно спросила она, округлившимися глазами глядя на распростертое у стойки тело.

– Это я у вас должна спросить, что такое! Это же ваша пациентка, верно?

– Ну да…

До сестрички наконец дошло, что случилось, и она, выскочив из своего «укрытия», склонилась над женщиной. Та уже пришла в себя и пыталась подняться при помощи других пациенток, бормоча извинения.

– Ну вот, все же в порядке! – повеселела дежурная.

– Ничего не в порядке! – оборвала ее я. – У пациентки сильный жар.

– Но это же офтальмологическое отделение! – развела руками девушка.

– А что, разве здесь не больница? – огрызнулась я. – Давай-ка, ноги в руки – дуй за терапевтом!

– Извините, – пролепетала пациентка, окончательно оправившись. – Я попросила сестричку дать мне что-нибудь от гриппа – видимо, подхватила его здесь, в больнице, но она сказала, что на отделении нет таких медикаментов, и послала на первый этаж, в аптеку. У меня с собой денег нет, и я пыталась позвонить мужу, чтобы…

– Не волнуйтесь, – успокоила я женщину. – Сейчас придет врач с терапии и посмотрит вас. Как вас зовут?

– Раиса…

Сильный приступ кашля заставил ее задохнуться.

– Ой, мне так… неудобно! – отдышавшись, пробормотала больная.

– Глупости! Давайте-ка я провожу вас в палату.

– Она еще вчера себя плохо почувствовала, – заметила между тем одна из пациенток, что первыми поспешили на помощь. – Я сказала ей, что нужно что-то принять, чтобы «прихватить» заразу на месте, но Райка решила, что обойдется. Вот и «обошлось»!

Я подумала, что дело плохо: если у женщины и в самом деле грипп, ее следовало изолировать, а не вести обратно, к другим пациентам. Однако решать это предстояло не мне, а приглашенному терапевту, поэтому, уложив больную, я потопала к себе на отделение: операция через десять минут, а я еще даже не начинала готовиться!

* * *

– Ну, и как там наши дела?

Артем плеснул в стакан из пузатой бутылки и поднял его, разглядывая жидкость на свет. Он любил хороший армянский коньяк – настоящий, с терпким вкусом и незабываемым послевкусием. Андрею подарили целый ящик, и несколько бутылок он великодушно пообещал отдать Артему. Андрей пил редко и мало. Когда-то он испытывал проблемы с алкогольной зависимостью, а потому предпочитал не искушать судьбу.

– «Наши» дела? – переспросил Андрей, устремив на приятеля вопросительный взгляд.

– Ну, в смысле, дела ОМР?

С тех пор как Лицкявичусу по состоянию здоровья пришлось уйти с поста главы Отдела медицинских расследований и на его место пришел новый начальник, Толмачев, дела группы находились в упадке. Толмачев боялся браться за дела, которые раньше находились в ведении отдела, и ими либо занималась Комиссия по этике, либо, если требовалось серьезное расследование, они передавались в полицию или прокуратуру. Вице-губернатор Кропоткина обещала, что восстановит справедливость и вернет Андрея, но пока дело ни на миллиметр не сдвинулось с мертвой точки. Карпухин с тоской вспоминал былые времена, когда группа Андрея, включая Агнию Смольскую, гениального патологоанатома Леонида Кадреску, вундеркинда Вику и психиатра Павла Кобзева, успешно занималась расследованиями сложных медицинских случаев. То были хорошие деньки, и, хотя поначалу Карпухин с неохотой воспринял назначение координатором от следствия в ОМР, теперь он сильно сожалел о том, что они канули в прошлое.

– Боюсь, мне нечего тебе сообщить, – покачал головой Андрей. Огромный мраморный дог лежал рядом с ним на диване, положив тяжелую голову на колени хозяина и блаженно сощурив левый глаз. – Кропоткина не звонит. Кроме того, дела в клинике требуют моего внимания, так что времени на размышления об ОМР как-то не остается.

Артем знал, что Андрей лукавит, но не хотел понапрасну нервировать его: в конце концов, что он может сделать?

– А у тебя что новенького?

– Да так, все одно и то же, – пожал плечами Артем, отхлебнув из стакана и смакуя напиток. – Хотя, пожалуй, одно интересное дело все же имеется. Возможно, ты знаком с Яковом Карминым?

– А должен?

– Ну, не знаю, он ведь довольно известен во врачебных кругах.

– Погоди, ты о вирусологе Кармине говоришь? – внезапно вспомнил Андрей.

– Именно о нем.

– И что же?

– Трагическая смерть. Представляешь, попал под поезд!

– Действительно трагическая… Но что же тут интересного? Прости меня, но ты ведь «важняк» и, насколько мне известно, несчастными случаями не занимаешься?

– Тебе все известно, – кивнул Карпухин. – Только дело, видишь ли, в том, что несчастный случай под вопросом.

– Подозреваешь убийство?

– Случилось кое-что, заставляющее пересмотреть первоначальную версию.

– Поделишься по старой дружбе?

Артем с удовольствием уловил во взгляде Андрея огонек нескрываемого интереса.

– Почему же не поделиться? Дело обстояло следующим образом. Кармин собирался в командировку в столицу нашей родины, и все его коллеги, а также родная сестра были уверены в том, что его нет в городе. Однако Кармина нашли на путях в районе станции Сиверская, и это означает, что ни в какой Москве он не был.

– То есть Кармин всех надул? – сказал Андрей. – А в результате…

– Да уж, результат оказался непредсказуемым! Насколько хорошо ты был знаком с профессором?

– Не лично, – покачал головой Андрей. – Прочел пару его книг об эпидемиологической ситуации в Южной Америке и Африке – весьма поучительно, хотя и чересчур наукоемко.

– Ну, не у всех он есть, талант беллетриста, как у тебя! – усмехнулся Артем. – Твои книги даже я понимаю.

– И что же тебя во всем этом настораживает? – спросил Андрей, не желая продолжать тему о себе – не из скромности, а просто потому, что заинтересовался историей, которую рассказывал майор.

– Да, знаешь ли, вся эта таинственность… Сестра утверждает, что знала обо всех передвижениях профессора, а выяснилось, что это не совсем так! Правда, местный патологоанатом, проводивший вскрытие, однозначно утверждает, что признаки насильственной смерти отсутствуют.

– Кому нужны убитые профессора, когда гораздо проще иметь дело с профессорами, упавшими под колеса поезда по чистой случайности? – пожал плечами Андрей.

– Однако Кармин не находился в состоянии алкогольного опьянения и не страдал близорукостью – как он мог ни с того ни с сего загреметь под товарняк? Однако, как я уже упомянул, произошло кое-что, заставившее меня лично заняться этим делом.

– Что же?

– На следующий день после похорон профессора дом Карминых подвергся взлому. Ничего не украли, кроме ноутбука и компьютера, хотя в квартире имелись и другие, более ценные вещи. Не скажу, что Кармины жировали, но в доме было чем поживиться помимо недорогой электроники.

– Думаешь, дело в сведениях, хранящихся в компьютерах?

– Маргарита Кармина сказала, что профессор в последнее время занимался клиническими исследованиями по заказу различных фармацевтических компаний – в общем-то, ничего особенного. Ты знаешь, что в нашей стране чаще всего клинические исследования проводит сам производитель лекарств и никто другой не имеет права проверить результаты?

– Верно, – согласился Андрей. – Это выглядит так, как будто муж подозревает жену в измене, но проверить это может только сама жена, – российские законы порой отличаются невероятным цинизмом, чтобы не сказать – откровенным идиотизмом! Но я все равно пока не понимаю…

– А я тебе объясню! – перебил майор. – Кармин вел заказные клинические исследования, и за это он получал неплохие гранты от различных производителей. Его сестрица заикнулась, что в последнее время брат выглядел подавленным, озабоченным и даже заговаривал о переезде, причем не куда-нибудь, а за границу.

– Хотел эмигрировать?

– Нет, просто купить домик – вроде бы в Болгарии. Дорогая мечта для российского профессора, не находишь?

– Наверное, клинические исследования хорошо оплачивались? – поднял светлые брови Андрей. – Говорят, это золотое дно для тех, кому повезет получить такой заказ… Так ты думаешь, Кармин не оправдал чьих-то ожиданий? По-моему, недостаточный повод для убийства!

– А я ничего пока и не утверждаю, – вздохнул Карпухин, откидываясь на спинку дивана. Господи, как же хорошо дома у Андрея – умеет человек получать от жизни удовольствие – хотя бы в те редкие моменты, когда он здесь!

– Кушать будем?

Голос Раби, домоправителя Андрея, заставил Артема, почти убаюканного коньяком и мягкостью дивана, вздрогнуть от неожиданности.

– Конечно, будем! – отозвался Андрей. – Что там у тебя?

– Как – что? Плов из баранины есть, чебуреки есть, манты есть… Что еще надо?

В голосе мужчины звучала обида, словно он давал понять, что хозяин не ценит его праведных трудов по обихаживанию сложной, вечно всем недовольной личности Лицкявичуса.

– Отлично, Раби! – благодарно улыбнулся майор. – Тащи все!

– Ну, правильно, правильно, – забормотал домоправитель, удаляясь. – А то что за дела – никто ничего не ест, только кофе глушит… А Раби готовит, старается!

– Тяжело тебе приходится! – воскликнул Артем, когда за Раби закрылась дверь.

– И не говори – такое впечатление, что мы давно женаты и он претендует на свою долю внимания!

– Может, одному из вас и в самом деле пора жениться? Сам подумай, если женится Раби, то перестанет так ревностно относиться к тебе, а если ты, то… Ну, по крайней мере жена сумела бы поставить твою «няньку» на место!

– Не родилась еще та женщина, которая могла бы поставить на место Раби! – рассмеялся Андрей.

– И та, что могла бы тебя выдерживать каждый божий день! – подхватил майор.

Подумать только, а ведь ему некоторое время назад казалось, что эта женщина не только родилась, но и достигла вполне сознательного возраста. Конечно же, Артем имел в виду Агнию. Авантюристка, с хорошей интуицией и незаурядным умом, она порой оказывалась еще менее управляемой, чем Андрей, не признавала авторитетов и стремилась во всем разобраться сама. Она вышла замуж за Олега Шилова, но Артему всегда казалось, что ее тянет к Андрею. И Андрей, чего уж греха таить, неравнодушен к этой женщине – ежу понятно! Ни с кем другим он не ведет себя так отвратительно, как с Агнией, а это верный признак того, что Андрей просто не знает, как себя с ней вести!

Раби вкатил столик, заполненный мисочками и кастрюльками, источающими умопомрачительный аромат, мгновенно вызвавший у майора обильное слюнотечение – не меньше, чем у мраморного дога, заволновавшегося при виде домоправителя с едой.

– Раби, ты – волшебник! – выдохнул Артем, едва не прослезившись.

Гордость, отразившаяся на лице домоправителя, говорила о том, что за эти слова он готов простить майору все бывшие и будущие грехи.

– Ну, приступим? – предложил Артем, в очередной раз с недоумением заключив по равнодушному лицу Андрея, что все блага мира почему-то достаются именно тем, кто неспособен оценить их по достоинству.

* * *

– Те из вас, коллеги, кто еще не потрудился сделать прививку от гриппа, должны с этим поторопиться! – вещал Главный. Как обычно, он стоял, опираясь на стол всем своим немалым весом. Белый халат, едва сходившийся на животе любителя пива и жирной пищи, походил на маскировку, натянутую на танк времен Второй мировой войны, чтобы враг не отличил его от сугроба. Небольшая по сравнению со всем остальным телом голова с коротко стриженным ежиком седеющих волос словно вросла в плечи, так незаметна была шея Доброва. Тем не менее, несмотря на то что коллектив никогда не мог отказать себе в удовольствии пошутить над Главным, Доброву удавалось выглядеть внушительно и заставлять нас прислушиваться к его словам. Как ни странно, у Главного получилось то, чего не вышло у всех его многочисленных предшественников: он сделал больницу местом, куда хотелось возвращаться. Мы не получали больше денег, чем остальные больницы, – во всяком случае, Добров всегда сетовал на то, что финансирования катастрофически не хватает. Однако он сумел осуществить ремонт практически всех отделений, заменить старые рамы на стеклопакеты, продавленные кровати в послеоперационных палатах с прогнившими и желтыми от мочи матрасами на современные койки-трансформеры европейского образца, оборудованные звонками для вызова медперсонала, которые – о чудо! – работали. Стараниями Доброва в буфете и в приемном отделении появились кофе-машины, которые лично я просто обожаю – прямо-таки жить без них не могу, хотя до этого двадцать лет прекрасно обходилась растворимым кофе, и мне даже в голову не приходило жаловаться. В общем, несмотря на многочисленные недостатки, включающие авторитарность, непомерную требовательность и грубость с подчиненными, наш Главный, пожалуй, все же находится на своем месте. Упоминание о прививке заставило меня едва заметно поморщиться. Вернее, это я думала, что «едва заметно», однако сидевший рядом Олег предупреждающе сжал мою руку.

– Не стану я делать эту дурацкую прививку просто потому, что так положено! – процедила я сквозь зубы.

– И это – не моя прихоть! – словно обладая радиолокационным устройством и вопреки расстоянию услышав мою реплику, продолжал Главный, пристально глядя именно в ту сторону, где располагались мы с Шиловым. – Хочу довести до вашего сведения, что за последние две недели нам пришлось перевести в Боткинскую инфекционную больницу больше пятнадцати пациентов, и причиной тому грипп. Судя по всему, в этом году нас ожидает серьезнейшая эпидемия, и как раз на завтра меня вызвали на городское совещание в связи с неблагополучной эпидемиологической обстановкой в городе. Два человека уже скончались – это так, для того, чтобы некоторые не обвиняли меня в голословности!

Черт, он опять смотрит в нашу сторону – неужели кто-то донес на меня за «неполиткорректные» высказывания в адрес Доброва? Да нет, не может быть, просто я в последнее время стала чересчур мнительной.

– Беда в том, – продолжал Главный, – что Боткинская больница поставила нас перед фактом: они больше не принимают пациентов. Другие инфекционные больницы, даже загородные, а также соответствующие отделения переполнены, и нам рекомендовано справляться своими силами…

Народ недовольно загудел – естественно, кому же хочется заниматься больными, у которых, помимо всего прочего, еще и вирусное заболевание?

– Тихо! – крикнул Добров, уперев руки в толстые бока, и действительно сразу наступила тишина. – Мне это «нравится» точно так же, как и вам, но директивы придется выполнять. Делать это будем следующим образом. Во-первых, всех, кого можно, в срочном порядке выписываем – пусть долечиваются дома…

– А как же с лежачими? – выкрикнул кто-то из зала, но я не успела заметить кто.

– На это тоже имеются указания, – невозмутимо отреагировал Добров. – В некоторой степени нам, можно сказать, повезло: на территории больницы располагается инфекционный корпус.

– Но он же на реконструкции! – подал голос сидящий рядом со мной профессор Лебедев, ведущий хирург на кардиологии. Ему, вернее его пациентам, придется хуже других, ведь большинство из них тяжелые – только гриппа не хватало!

– Ну, ремонт, слава богу, идет своим чередом, и кое-что уже удалось закончить. С сегодняшнего дня все медицинские и лечебно-профилактические учреждения переводятся на повышенный режим работы. Каждой больнице придется развернуть дополнительную коечную сеть, поэтому я распорядился открыть первый этаж, где уже закончена внутренняя отделка – для изолятора сойдет.

– Так речь и в самом деле идет об эпидемии? – недоверчиво спросил Шилов.

– Вот именно, коллеги! – кивнул Главный. – Распоряжением Комитета по здравоохранению каждое отделение должно быть укомплектовано всем необходимым, включая ингибиторы нейроминидазы второго и третьего поколений, то бишь занамивир и озельтамивир.

– Погодите-ка! – снова подал голов Шилов, и теперь он выглядел по-настоящему встревоженным – впрочем, как и мы все: совещание начиналось как плановое, но, похоже, грозило перерасти в чрезвычайное! – Речь о свином гриппе, что ли?

– Мы пока не знаем, с каким типом вируса имеем дело. На всякий случай мы также рассчитываем на интерферон, циклоферон и ремантадин… Хотя, если подозрения насчет свиного гриппа подтвердятся, они окажутся абсолютно бесполезны. Кроме того, как вы понимаете, одно дело – то, что нам обещают, и совершенно другое – то, что мы на самом деле получим, а главное, когда! Поэтому попытайтесь «раскрутить» самих пациентов и их родственников на необходимые медикаменты: наш лозунг «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих»! Только не забудьте предупредить народ, чтобы ни в коем случае не баловались аспирином во избежание геморрагических осложнений. К сожалению, мы уже получили несколько таких пациентов по городу: американский аспирин – это зло, потому что он доступен, недорог и, как считают сами америкосы, помогает «от всего»! У троих детей из-за этого обнаружилось потенциально смертельное осложнение в виде синдрома Рея. Так что рекомендуйте всем хотя бы парацетамол или ибупрофен.

Тишина, повисшая в конференц-зале, говорила о том, что все мы наконец осознали серьезность положения. Эпидемии гриппа случаются каждый год, даже дважды в год, но никогда раньше Добров не выглядел таким серьезным.

– Он знает больше, чем говорит, – шепнула я на ухо Шилову.

– Боюсь, ты права! – пробормотал он. Черт, а я-то надеялась, что Олег меня успокоит.

– Может, все-таки сделаешь прививку? – тут же спросил он.

– А смысл? – передернула я плечами. – Если это свинский грипп, то где гарантия, что штамм тот же, что и в прошлый раз?

Шилов это понимал, но прививку сделал, ведь он заведующий отделением и, по его мнению, имеет право требовать от подчиненных только то, что делает сам. Интересно, Добров тоже так считает?

* * *

Толмачев нервничал, и это было тем более заметно, что вице-губернатор сохраняла завидное хладнокровие. Разговор имел место в ее личном кабинете, в Смольном, а нынешний глава отдела не любил выезжать по вызовам – в своей вотчине он чувствовал себя уверенно.

– У меня создается впечатление, Денис Васильевич, – тихо, но отчетливо произнесла Кропоткина, – что вы уклоняетесь от исполнения своих непосредственных обязанностей. Сначала вы отказались подключиться к делу Кармина…

– Но это же несчастный случай! – раздраженно перебил Толмачев.

– У Карпухина имеются определенные подозрения…

– Карпухин! – вновь прервал вице-губернаторшу Толмачев, и она едва заметно поморщилась. Годы на руководящей работе выработали у Кропоткиной определенные качества. В их числе – толерантность (по крайней мере видимую). Именно поэтому она все еще разговаривала с этим человеком, а не выставила его вон. У нее часто возникали трения с Андреем Лицкявичусом, однако тот хотя бы разумен и адекватен, и с ним можно прийти к общему знаменателю, пусть и после длительных баталий. Толмачев же переливает из пустого в порожнее, стараясь брать на себя как можно меньше ответственности. Кропоткина давно поняла, что на посту главы ОМР Толмачев бесполезен, но убедить в этом тех, благодаря кому он заполучил назначение, не так-то легко. Ничего, она подкопит компромат, и тогда Толмачева спустят в унитаз, а она снова увидит на месте созданной ею организации того, кто знает, что делать, и не боится обязательств. Но, черт подери, сейчас ей и самой нужно хорошо выглядеть перед начальством. Это значит, что надо заставить Толмачева заняться делом, и вице-губернатор не собиралась рисковать собственным положением, чтобы глава ОМР чувствовал себя в безопасности!

– Боюсь, на сей раз вам не удастся избежать ответственности, Денис Васильевич, – ледяным тоном проговорила Кропоткина. – Я получила письменное распоряжение сверху: ОМР надлежит оказать помощь бригаде академика Рыжова. Он предполагает, что мы имеем дело не с простой эпидемией, а у вас есть связи и знакомства в определенных кругах. Не исключено, что Рыжову понадобится информация и помощь от ваших коллег.

– Да, но что же тут расследовать? – развел руками Толмачев, все еще надеясь отбояриться от неприятного задания. – Насколько я понимаю, речь идет всего лишь об очередной эпидемии гриппа – это же не чума, в конце-то концов!

– Я не настолько хорошо разбираюсь в медицине, чтобы вести с вами научную дискуссию на должном уровне, а дилетантизма не терплю, – ответила вице-губернатор. – Именно поэтому разговаривать с Рыжовым придется вам, и я ожидаю подробного отчета.

Тяжело вздохнув, Толмачев опустился на длинный кожаный диван. Видит бог, он не хотел в это ввязываться! Дело такого масштаба грозило увольнением в случае неудачи, а неудачу он умел предвидеть, как никто другой. До тех пор, пока ОМР занимался мелкими делами в пределах одной больницы или поликлиники, все шло гладко. И все же его достали – сейчас, когда все складывалось как нельзя более удачно: Лицкявичус устранен и, кажется, не желает возвращаться, команда обезглавлена и рассредоточена, эта отвратительная баба, любовница Андрея, уволена, а Кадреску, от одного вида которого у Толмачева начинался нервный тик, сбежал. Никита, Вика и Павел Кобзев угрозы не представляют. Вскоре можно будет укомплектовать отдел теми, кому доверяет он, Толмачев, а не ставленниками вице-губернаторши… И надо же именно теперь случиться этой идиотской ситуации, в которой можно здорово опозориться!

Но тут ему в голову пришла еще одна мысль, от которой мрачное лицо Толмачева немного просветлело. Если правильно разыграть карты, то он раз и навсегда докажет, что не зря занимает место, а значит, уже никто не посмеет сместить его и вернуть Андрея! Так чем черт не шутит?

* * *

– Хорошо ты устроился, Андрей Эдуардович! – благодушно усмехнулся Лаврентий Рыжов, разглядывая интерьер просторной гостиной. – Вот, значит, как живут богатые пластические хирурги?

– Я – не пластический хирург, – возразил Лицкявичус с легким оттенком раздражения.

– Да ладно тебе! – рассмеялся вирусолог. – Прости, если обидел, – знаю, ты делаешь очень важное дело… Может, я тебе завидую?

– Мне?! Ты – академик, лауреат премий, носитель званий и так далее – с чего тебе мне завидовать?

– Ну, сам посуди: кто меня знает? Я, друг мой, как говорят, широко известен в узком кругу ограниченных людей, а ты – популярный писатель, любимец широкой публики… Бабы небось косяками за тобой ходят?

Лаврентий уже прилично набрался, а потому говорил откровенно, как любой алкоголик, потерявший тормоза и считающий, что все вокруг – его друзья. Когда-то они и в самом деле были приятелями, но с тех пор прошло много времени, и оба изменились – причем явно не в лучшую сторону. Лаврентий сорвался после смерти матери. Она не позволяла пагубным пристрастиям, основным из которых являлась невоздержанность в спиртных напитках, полностью овладеть Рыжовым. Жаль, ведь его гениальный мозг до сих пор способен генерировать удивительные идеи и фонтанировать парадоксальными решениями сложных проблем. Рыжов всегда жил на полную катушку, обожая мир со всеми его недостатками, пороками и странностями, любил женщин и хорошую, умную беседу. Но больше всего на свете он любил выпить, и с этим никто не мог ничего поделать – ни четыре его официальных жены, в конце концов оставившие попытки бороться с зеленым змием, ни коллеги, всячески пытавшиеся отвлечь Лаврентия и заставить употребить всю свою неуемную энергию во благо здравоохранению. Только Марья Дмитриевна умела с ним справиться, но ее уже давно нет на этом свете, а значит, единственный тормоз, способный замедлить сумасшедший бег к печальному финалу, сломался и больше не мог помешать Рыжову методично заниматься самоуничтожением. Андрей понимал бывшего приятеля лучше, чем кто-либо другой, ведь он и сам когда-то находился в том же положении. Его спасла сила воли и презрение к себе самому, тогдашнему. У Лаврентия же, похоже, не было внутреннего критика, который заставил бы этот могучий состав вернуться обратно на рельсы.

И все же он здесь – не забыл посетить старого товарища, хоть они и не общались целую вечность.

– Значит, ты встретился с Толмачевым? – сказал Андрей, переводя разговор на другую тему.

– Ты ведь его терпеть не можешь, да? – усмехнулся Лаврентий, закидывая ногу на ногу. Ему это движение удалось не сразу, и Андрей, подозвав Раби, застывшего в дверях и неодобрительно взиравшего на гостя, попросил принести кофе. Обычно домоправитель возражал, предпочитая подавать чай, но сейчас даже не пикнул.

– Скажем так: мы друг друга недолюбливаем, – ответил он на риторический вопрос Рыжова.

– Знаешь, я ведь с ним не общался в академии, но теперь склонен с тобой согласиться: мужик – редкостная сволочь!

– Он и тебя успел против себя настроить?

– Много времени ему не потребовалось! Во-первых, этот твой Толмачев, видимо, страшно боится расстроить начальство. С одной стороны, комитет со своими предписаниями, с другой – вице-губернатор и сам губернатор, и каждый из них норовит потянуть в свою сторону и внести собственную лепту в любое, даже самое незначительное дело. Но Толмачев, дурачина, не понимает, что рано или поздно выбирать все же придется, и вот тогда-то важно оказаться на правильной стороне!