Текст книги "Эпоха мобильных телефонов"

Одним словом, кто-то, пусть даже с риском для жизни, должен был привести ее в чувство, и я благородно решила пожертвовать собой. Поймала Маринку за шиворот, подтащила к зеркалу и, угрожая разогретыми щипцами, заставила сидеть смирно. Пока я поправляла ей прическу, почти все комочки туши с ресниц осыпались сами. Кроме того, мне удалось довести до затуманенного сознания сестры, что подобрать помаду нужного тона, принципиально невозможно, пока не решен вопрос с платьем. И сначала нужно понять, что она собирается надеть.

– Так ведь нечего! – горестно взвыла Маринка и попробовала вырваться из моих рук.

Каюсь, прием, которым я удержала ее на пуфике перед зеркалом, не относится к числу разрешенных на официальных соревнованиях. Точнее говоря, приемчик довольно грязный. Гошка меня научил. Прием, повторяю, нечестный, но очень эффективный. Маринка сразу сбросила обороты, захлопала ресницами, роняя на пол остатки лишней туши, и спросила почти нормальным голосом:

– Ты чего? Больно же, и синяки останутся.

– Синяков не будет, – заверила я. – А вот ожоги, если будешь дергаться, тебе обеспечены.

Завивку я закончила спокойно, Маринка сидела, не шевелясь, и только невнятно роптала на свою горькую долю. Правда, когда мы перешли к подбору соответствующего наряда, сестренка встрепенулась, и с прежним пылом закопалась в свой гардероб. Она перетряхивала платья и юбки, прикладывая к себе и, с отвращением, отбрасывая в сторону. Куда летит отвергнутое платье – на кровать, на стол или просто на пол, ее не интересовало.

– Ну что ты все подряд хватаешь, – я отобрала у нее темно-синее шерстяное платье. – В этом все равно нельзя, испечешься. И вообще, заканчивай истерику и включай голову.

– При чем здесь голова? – всхлипнула Маринка, сдергивая с вешалки зеленый сарафан и роняя его. – Одеть нечего, одно старье.

– Ты в этот дом в первый раз пойдешь, откуда им знать, сколько лет твоему сарафану? Может, ты его только сегодня утром из бутика принесла. Главное, не что на тебе надето, а как ты держишься. Так что, сосредоточься. Какое впечатление ты хочешь произвести?

– Приличное, – взгляд у сестры стал более осмысленным. – И жемчуг хочу надеть, мне его Борька подарил, ему приятно будет.

До чего приятно иметь дело с разумным человеком! Пять минут ушло у Маринки на то, чтобы остановить свой выбор на миленьком розовом шелковом костюмчике, к которому прекрасно подошел подаренный Борисом жемчуг. И еще пять минут на то, чтобы подгладить оказавшуюся помятой юбку. Босоножки, сумочка, поправить макияж… не прошло и получаса, как я выставила сестрицу из дома и облегченно вздохнула. Потом огляделась вокруг и снова вздохнула, на этот раз, обречено. Разбросать-то Маринка все разбросала, а вот кому теперь все это убирать?

Поздно вечером, мы с мамой сидели на кухне, болтали о пустяках и старательно делали вид, что сидим просто так, что вовсе не ждем Маринку и нам совершенно неинтересно, как прошли ее смотрины. Мама пила чай, я сварила себе какао. Наконец, в замочной скважине заскребся ключ, и мама вскочила:

– Пришла!

Она сидела ближе к выходу с кухни, поэтому в коридоре оказалась первой. Впрочем, я отстала на какую-то долю секунды.

– Ну? – хором выдохнули мы.

– Что, «ну»? – Маринка стряхнула босоножки и босиком прошлепала на кухню. Мы, как привязанные, двинулись за ней. – И зачем я на эти каблуки забралась? Думала, там, как у людей, разуваются, а пришлось весь вечер цаплю изображать! – Она осмотрела кухонный стол и проницательно заметила: – Чай пьете? Это хорошо. А поесть что-нибудь найдется? Умираю с голоду!

– Тебя там что, не кормили? – мама открыла холодильник.

– Во-первых, когда это было? А во-вторых, я так психовала…

– Волновалась, – автоматически поправила мама, педагог словесник с «дореволюционным», как выражается моя сестрица, стажем. – Гречку будешь?

– Все буду. Я так волновалась, что мне кусок в горло не лез. Спроси сейчас, что там вообще на столе было, не отвечу.

– А что там, на столе было? – тут же влезла я. Захотелось вдруг проверить, как я освоила методику допроса, замаскированного под беседу. Шеф со мной довольно много занимался. – Напротив твоей тарелки что стояло?

– Селедка под шубой. А рядом с ней, ваза с фруктами.

– Вот видишь, – обрадовалась я. – Кое-что, оказывается, ты помнишь! А теперь сосредоточься, и скажи, что справа было?

– Салфетница с салфетками, – отмахнулась Марина. – Отстань!

– Действительно, нашла время выяснять, – вступилась за нее мама. – Какая тебе разница, чем там кормили? Или ты тоже есть хочешь? Марина, лучше расскажи, как все прошло?

– М-м, в целом, неплохо, – в студенческой столовой сестра научилась внятно, и даже с некоторым изяществом, разговаривать с полным ртом. – Борькины родственники, сестра с семейством, нормальные люди. Не без выпендрежа, конечно. Я же говорю, ковры во всех комнатах, а они в уличной обуви шастают. Картины собирают современные – все стенки завешаны, обоев не видно. Такая, прости господи, мазня! Но люди хорошие. Выражали мне сочувствие.

– В каком смысле, сочувствие? – моргнула мама. – Почему?

– Потому, что многоуважаемая Татьяна Николаевна достала свою ближайшую родню, по полной программе. И поскольку всем ясно, что Борька на семейный праздник девчонку с улицы не приведет, то меня воспринимали, как его невесту, – Маринка отодвинула опустевшую тарелку. – Татьяна Николаевна старательно улыбалась, а остальные, по одному, уводили меня в сторонку и рассказывали, какой она тяжелый человек. Делились опытом и всячески морально поддерживали.

– Сделать это громко, насколько я понимаю, никто не рискнул, – констатировала я, наливая сестренке чай и разводя его кипяченой водой. Горячего Маринка не пьет.

– Как все это неприятно, – пожаловалась в пространство мама. – При таких отношениях, очень трудно семью выстроить.

– Что ж теперь, если у Борьки мамаша – дракон, так ему и не жениться вовсе? – огрызнулась Маринка.

– Нет, конечно, этого я не говорю, – мама покачала головой. – Я говорю, что неприятно.

– Ясное дело, было бы лучше, если бы она меня с распростертыми объятиями… А, ладно. Прорвемся, – Маринка сделала последний глоток, встала и потянулась. – Как я устала! Но теперь, все, теперь, спать!

Вы думаете, я не заставила ее помыть за собой посуду? А вот, ничего подобного, помыла, как миленькая! Хватит и того, что я комнату в порядок привела.

На следующий день, я на работу опоздала. Ничего страшного, у нас, конечно, дисциплина, но разумная, без фанатизма. Рабочий день-то ненормированный: когда срочная работа, то мы и до поздней ночи можем задержаться, а если в делах застой – зачем бежать, торопиться? Ну, пришла я на полчаса позже, кого это волнует? Никого, если я отчеты вовремя сдам.

Ниночка приветствовала меня радостно:

– О! Кто последний пришел, тот и чайник ставит!

– Нет вопросов, – согласилась я. Забросила сумку в нашу комнату, убедилась в отсутствии на рабочем месте напарника, вернулась в приемную и поинтересовалась: – А что так тихо?

– Сидоров звонил. Сегодня в новом офисе пластиковые окна устанавливают. Сан Сергеич с Гошкой поехали контролировать процесс.

«Новым офисом» мы, с недавнего времени начали называть стройку, которая ведется силами небольшой бригады специалистов с прорабом Сидоровым во главе. Дело в том, что три комнаты, в которых детективное агентство «Шиповник» размещается сейчас, не отвечают ни нашим потребностям, ни эстетическому чувству главы агентства – Александра Сергеевича Баринова. Поэтому, как только доходы от детективной деятельности позволили, шеф занялся строительством небольшого симпатичного домика, в котором, кроме кабинетов и приемной, предусмотрены отдельная кухня (по настоянию Нины), помещение для архива (по настоянию Нины), спортзал (по настоянию Гошки… хотя зачем он Гоше нужен, ума не приложу. Все равно, напарник предпочитает отрабатывать приемы рукопашного боя в обстановке, максимально приближенной к «естественной»), комната для совещаний (по настоянию Баринова), комната для отдыха и много еще чего. Я никаких конкретных пожеланий не высказываю, во всем присоединяясь к старшим товарищам. Но сама идея офисного здания, принадлежащего только нам, мне нравится.

– Серьезное дело, – я налила воды в чайник и включила его. – Значит, говоришь, окна. А что у нас осталось?

– Пустяки, – легкомысленно ответила Нина. – Стены покрасить, да линолеум положить. А потом только сантехника и двери. Ну, и территорию благоустроить. Строительный мусор убрать, ямы засыпать, дорожку заасфальтировать.

– Действительно, пустяки. Надо к новоселью готовится.

Я взяла с подоконника наши чашки, бросила в каждую по чайному пакетику, залила кипятком.

– Даже не верится, – Нина приняла чашку из моих рук, сразу сделала большой глоток. Как это она умудряется крутой кипяток пить? – Столько лет строимся, неужели скоро закончим? Честное слово, я по Сидорову скучать буду.

– А я нет. Он слишком много разговаривает. И слишком громко.

– Распространенный среди людей недостаток. Ну и что? Зато работает хорошо – домик-то стоит. И окна скоро будут.

Нина уже ополовинила свою чашку, а я только решилась сделать первый осторожный глоток. И тут же поморщилась – все еще очень горячо.

– В новом офисе, на подоконниках только цветы будут, никаких чашек-чайников! – вдохновенно продолжила Нина. – А вообще, я думаю, может уговорить «наше все» профессионального дизайнера пригласить?

– Только не надо профессионального, – вздрогнула я.

Совсем недавно мне пришлось побывать, по делам, естественно, в одной маленькой фирме с большими претензиями. Они арендовали первый этаж в бывшем детском садике и сумели выделить комнатку под кухню. Оформить эту кухню, в соответствии с претензиями, директор пригласил как раз профессионального дизайнера, модного и, кажется, знаменитого. А незадолго до этого, тоже по делам, заглядывала я в морг. Так знаете, что я вам скажу? В морге было гораздо веселее и комфортнее.

– Ну-ну, – Нина успокаивающе похлопала меня по плечу. Она сразу поняла, что я имею в виду – вернувшись с кухни, больше похожей на прозекторскую, я делилась впечатлениями долго и бурно. – Мы другого пригласим, не такого модного. И будем контролировать, что он делает. Заставим соединить строгий офисный стиль и домашний уют.

Хм, домашний уют. По какой-то невнятной ассоциации я вспомнила вчерашние Гошины намеки. Заколебалась на мгновение – дело личное, стоит ли спрашивать? Посмотрела на Ниночку и решила: можно. В конце концов, если разговор на эту тему ей неприятен, Нина просто не станет мне отвечать. Она прекрасно это умеет – мягко и совсем не обидно.

– А ты что, замужем была? Вчера Гоша что-то такое говорил.

– Ага, – усмехнулась Нина. – Сходила по молодости.

– Ненадолго?

– Почему ненадолго. Шесть лет, вполне солидный срок, – она посмотрела на меня и рассмеялась. – Ой, Рита, выдела бы ты себя сейчас! А у меня ведь еще и ребенок есть.

– Ребенок? – я была окончательно ошарашена. Ладно, то, что Ниночка, к ее тридцати годам, могла успеть «сходить замуж», это еще можно было усвоить. Но шесть лет? Это же очень долго! А еще и ребенок!

– Ага, дочка. Лелька. Ей сейчас десять.

– Но ты никогда ничего про нее не рассказывала! – чуть ли не с обидой, воскликнула я.

– К слову не пришлось, – Нина пожала плечами. – А что про нее рассказывать? Обычная девчонка. Полдня в школе, полдня перед телевизором, остальное время мотает мне нервы. Все, как у людей. А что, собственно, тебя удивляет?

– Не то, что удивляет, я просто… не знаю, как сказать. Вроде, работаем вместе, и я тебя знаю хорошо, а оказывается… оказывается, я ничего про тебя не знаю.

– Забавный ты человек, Ритка. Что значит – не знаю? Мы, про своих родных, и то, всего не знаем. Да и не нужно это. А что до моего замужества, то, честное слово, ничего интересного. Выходила по любви, да не рассчитала. Оказывается, в семейной жизни, главное, не то, чтобы с мужем лад был. Главное, особенно, если вместе жить, надо уметь свекрови угодить. А я не научилась. Шесть лет мы с ней воевали, а потом мой муж не выдержал, понял, что придется выбирать между нами. И, как порядочный человек, выбрал маму. Знаешь, как говорится, жен может быть много, а мама, она одна.

Нина погладила меня по голове и снова засмеялась:

– Не смотри ты на меня, как на жертву! Во-первых, все это давно было. А во-вторых, я ведь тоже не ягненочек. И свекровке достаточно крови попортила.

– У меня Маринка тоже за такую свекровь замуж собирается, – неожиданно поделилась я. – Сам Борька парень неплохой, но мамаша его – это просто конец света! От нее вся родня плачет. Главное, Маринка все понимает, но уперлась.

– Любовь?

– Она самая.

– Тогда ничего не поделаешь. Хотя, зря, конечно, – Нина отодвинула чашку, подтянула к себе стопку газет и взяла ножницы. – На одной любви семейную жизнь не вытянешь. Ну, что, за работу?

И мы мирно принялись за работу. В этот день, ничего интересного в нашей жизни не случилось. И утро следующего дня, тоже прошло спокойно. А вот около полудня…

Не знаю, что по этому поводу думали мои многоопытные старшие товарищи, но сама я была уверена, что Лариковых никогда больше не увижу, ни мамашу, ни сына. Поэтому, когда Нина заглянула в нашу комнату и сообщила, что Сергей Лариков явится через пять минут, я очень удивилась. Вывернулась из-под Гошкиного правого колена, которым он прижимал меня к полу, и сипло переспросила:

– Лариков?

Вы не понимаете, как я оказалась в таком положении – мало комфортном и, прямо скажем, не совсем обычном? Вы считаете, что в разгар рабочего дня я должна сидеть за столом и перекладывать бумажки с одного угла на другой? Извините, но вы, очевидно, забыли, что я – частный сыщик. Хоть и младший, но, все-таки, партнер детективного агентства. И, случается, занимаюсь вещами самыми непредсказуемыми. Мне уже приходилось посещать танцклассы, вязать убийцу, драться в ресторане, отнимать пистолет у нервной дамочки… Но, в данный момент, не происходило ничего криминального. Просто, как я уже сообщала, мой напарник имеет гадкую привычку отрабатывать приемы рукопашного боя на рабочем месте, в нашей, совершенно неприспособленной для такого экстремального времяпрепровождения, комнате. Причем тренировку он начинает без предупреждения. Иногда мне удается блокировать его нападение, гораздо реже – отбиться. А самый частый вариант развития событий – сегодняшний. Когда я, придавленная Гошиным коленом, лежу, распластавшись на полу, и слушаю поучения напарника о правильных реакциях, необходимых в тот момент, когда он, неожиданно, выбивает из-под меня стул. Надо ли говорить, что приходу Ниночки я обрадовалась?

– Лариков? Что он у нас забыл? – заинтересовался и Гошка.

– Не знаю, – Нина с сочувствием посмотрела на меня. Время от времени, ей тоже достается от Гоши, хотя и гораздо реже, чем мне. Ниночка у нас кабинетный работник, для нее бойцовские навыки не так важны. – Звонил, судя по всему из машины. Просил, чтобы мы никуда не уходили, ждали его. Особо напирает, на тебя, Гоша. Мечтает увидеть.

– Меня?

– Ага. Визжит, пищит и брызгает слюной так, что до меня даже через телефонную трубку долетело. Нервничает.

– Нервничает? – Гоша поднялся на ноги и отряхнул брюки. – Нервничает, это хорошо. Значит, жадничать не будет.

– Теперь скажи, что он милейший человек, – усмехнулась я.

Гоша поднял меня за шиворот (мне уже приходилось упоминать, что манеры напарника далеки от джентльменских?) и поставил на ноги.

– Не скажу. Но он начинает мне нравиться. Причешись.

– Вот она, хваленая мужская логика, – проворчала я, доставая из ящика стола расческу. – Лариков начинает нравиться Гошке, а причесываться должна я. Мне он, кстати, совсем не понравился.

Это чистая правда, Сергей Лариков, когда я увидела его впервые, мне не понравился. Невысокий, не то, чтобы толстый, но, какой-то, рыхлый. Лицо круглое, как блин, и на нем – неожиданно маленький, острый носик. Волосики жидкие, неприятного мышиного цвета, кожа бледная и влажная… хотя, может, он тогда просто вспотел от волнения? Может, на мое первое впечатление повлияла вся эта странная ситуация и его непонятное поведение?

Когда потенциальный клиент ворвался в нашу приемную (ну что за человек? Почему нельзя просто войти, обязательно надо врываться?), я поняла, что первое впечатление меня не обмануло. Та же рыхлая фигура, тот же неуместный носик, те же, растрепанные, мышиные волосики. И те же капли пота над верхней губой и на висках. Только теперь, к этому букету добавилась перекошенная от ужаса физиономия, дрожащие пальцы и срывающийся на визг голос:

– Вы… вы здесь! Помогите!

Когда Нина говорила, что Лариков брызжет слюной, я восприняла это, как образное выражение. Оказалось, ошиблась. Не знаю, как Ниночка сумела определить это по телефону, но действительно, слюна веером летела на полкомнаты. Не замечая этого, Лариков метнулся к Гоше и схватил его за рукав:

– Вы сами сказали, дети – это святое! Помогите, умоляю, спасите моего сына!

– Минуточку, – Гоша аккуратно отцепил его от своего рукава и усадил на стул. – Что случилось с вашим сыном?

– Разве вы не понимаете? Его похитили!

Лариков попытался вскочить, но Гошка придержал его за плечи и заставил снова опуститься на сиденье.

– Это мы в курсе, – мягко напомнил он. – Матушка ваша еще позавчера нам это сообщила. С чего вдруг сегодня такая паника поднялась?

– Вы не понимаете! – Лариков заломил руки. Надо же, сколько раз я читала это выражение «заломить руки», а вот увидела впервые. И знаете, действительно, жест неординарный. Сразу становится понятно, что человек не в себе. – Вы не понимаете! Игорь пропал! Он действительно пропал, на самом деле! Сегодня… – не договорив, он всхлипнул.

– Гм, – Гоша убрал ладони с его обмякших плеч, сделал шаг в сторону. Оглянулся на шефа, который, услышав шум, вышел из кабинета: – Сан Сергеич?

– Прежде всего, вам надо успокоиться, – ровно прогудел Баринов. – Рита, дай Сергею… простите, как вас по отчеству?

– А? А-аркадьевич. Сергей Аркадьевич.

– Очень хорошо. Дай Сергею Аркадьевичу воды, пожалуйста.

Нет вопросов. Кажется, это уже становится моей святой обязанностью – поить водой клиентов, находящихся в состоянии истерики. У меня даже свой, фирменный коктейль теперь есть. Я достала из холодильника бутылку минеральной воды, налила полстакана. Добавила двадцать капель валерьянки и подала Ларикову.

Коктейль произвел обычный успокаивающий эффект. Сергей Аркадьевич выпил минералку залпом, на мгновение замер, и лицо его перекосилось еще больше.

– Ф-фу! – выдохнул он. И спросил, уже почти нормальным голосом: – Что за гадость?

– Минеральная вода с валерианой, – голосом школьницы-отличницы доложила я и скользнула на свой стул.

– Спасибо, – Лариков поморгал. – Действительно, помогает.

– Очень хорошо, – повторил шеф. – А теперь, пожалуйста, объясните, что произошло?

– Разве вы не поняли? – встрепенулся Лариков. – Моего сына похитили!

– Когда именно? – спокойно уточнил шеф. – Екатерина Алексеевна сообщила нам об этом, – Баринов взглянул на календарь, – два дня назад. Тогда же, вы просили меня забыть об этом и ни во что, ни в коем случае, не вмешиваться.

– Просил, – Сергей Аркадьевич моргнул. – Тогда, действительно… тогда я его просто спрятал, а мама… она была совершенно не в курсе.

– Простите, я не понимаю. Что значит спрятал? От кого?

– Это долго объяснять. Я сделал вид, что Игоря похитили, потому что жена претендует на половину! Мы сейчас разводимся, понимаете, а там ее денег нет, вообще ничего нет! Вот я и придумал, – он горестно развел руками. – Спрятал Игоря, а Лене сказал, что это похищение. И с меня требуют выкуп.

– А зачем так сложно? – удивился Гошка. – Ваша матушка упоминала адвоката, который занимается формальностями развода. Разве этого недостаточно?

– Мама! Мама много не знает. Понимаете, она все так близко к сердцу принимает, что я стараюсь ей поменьше… в общем, ситуация не такая простая, как она думает.

– А это похищение, – напрашивающееся определение «дурацкое» Гоша не произнес. Просто запнулся на мгновение и закончил вполне вежливо: – оно, по-вашему, сильно упростило ситуацию?

– Так ведь все складывалось хорошо, все и должно было быть хорошо! А сегодня… господи, да я просто потерял голову, когда увидел, что Игорька нет. И сотовый вне зоны! У обоих вне зоны! А потом эта эсэмэска пришла! Вот, смотрите! С его мобильника пришла, Игоря!

Он едва не уронил свой телефон, несколько раз ошибался, нажимая на кнопки, но, наконец, нашел нужное сообщение.

– Вот, слушайте: твой сын… – голос Ларикова сорвался. Он попробовал начать снова, но махнул рукой и сунул телефон Баринову.

– Твой сын в надежном месте. Если хочешь увидеть его снова, готовь деньги, – послушно прочитал шеф. – Гм.

– Я просто не знал, куда бежать, – снова всхлипнул Лариков, – что делать! А этот, – он невежливо ткнул в Гошку указательным пальцем, – говорил: «если помощь понадобится…» Я прыгнул в машину и к вам.

– Разумный поступок, – наклонил голову шеф. – Но если вы пришли за помощью, вы должны обеспечить нас информацией.

– Ребенок пропал! Какая вам еще нужна информация?

– Когда пропал? Откуда пропал?

– Из дома… я снимаю квартиру, – Лариков скривился, словно его настиг неожиданный приступ зубной боли. – Небольшую. В смысле, не живу там, а так, бываю. Время от времени. Ну, вы понимаете, бывает, надо встретиться… вот из этой квартиры он и пропал. А когда? Вчера вечером я звонил ему, мы поговорили. А сегодня… я приехал, а там… никого.

– В помещении все в порядке? Следов борьбы нет?

– А? Я не знаю. Вроде ничего такого… Я не заметил. Господи, да что вы у меня спрашиваете? – он вскочил. – Поехали, вы сами посмотрите!

Шеф поджал губы и перевел взгляд на Гошку. Тот кивнул. После этого, оба посмотрели на меня. Я тоже кивнула. Понятно, что клиент сейчас для обстоятельного разговора непригоден. (Да, формально, Лариков не является нашим клиентом. Надо бы договор сначала подписать и все условия оговорить, но как вы себе это представляете в подобной ситуации?) И внятного изложения всех необходимых данных от него ожидать не приходится. Так что, действительно, разумнее съездить сейчас на место, посмотреть на все своими глазами. И постепенно, потихонечку, постараться успокоить человека и разговорить его.

– Мне ехать, или Гоше? – в последнее время Сан Сергеич, распределяя задания, старается развести меня с напарником. Приучает к самостоятельной работе.

– Поезжайте оба, – после короткой паузы принял решение Баринов. – Такой случай. Сергей Аркадьевич, вы фотографию ребенка с собой захватили?

– Фотографию? – растерялся Лариков. – Зачем? То есть, ах, да, понятно! Но я, кажется… ой, наверное, есть! Я забыл выложить!

Он суетливо проверил один карман, другой и, наконец, достал слегка помятую карточку. Ту самую, которую показывала нам Екатерина Алексеевна.

– Вот! Очень хорошая фотография! Это я Игорька в Египет возил, в июне. Он пятый класс без троек окончил. Я ему обещал, что если без троек, то будет Египет, – Сергей Аркадьевич шумно, со стоном, вздохнул и протянул фотографию Баринову. – Вот он, Игорь.

– Сейчас Нина копии сделает.

Отсканировать и распечатать четыре экземпляра фотографии пропавшего ребенка, было для Ниночки делом одной минуты. Оригинал она вернула Ларикову, одну копию я положила себе в сумочку, вторую взял Гоша, а третью – шеф. Четвертая копия сразу отправилась в тонкую пластиковую папочку-конверт, в которой уже лежало несколько бумаг – наш секретарь время даром не теряет.

– И оставьте, пожалуйста, номера телефонов: вашего сына, жены и мамы, – распорядился Баринов. – Еще какие-нибудь близкие родственники есть?

– Близкие? Н-не знаю… тетка есть и сестра троюродная. Но мы редко общаемся.

– Все равно оставьте. А ваша первая жена? С ней вы связь поддерживаете?

– Это вы о ком? – растерялся Лариков.

Шеф удивился:

– Вы что, не помните, что женаты были? Я про мать Игоря говорю.

– Ах, вы про Надю! Нет, я с ней давно… в общем, после того, как мы расстались, я ее не видел. Слышал, что умерла.

– Точно вам это не известно?

– Ну, на похоронах я не был. Меня не звали, да и вообще, я случайно об этом узнал.

– Нина, выясни, пожалуйста.

– Мне нужна дата рождения, – Нина приготовилась записывать. – Имя-отчество. Фамилию она меняла или девичью оставила?

– Фамилию? – он наморщил лоб, старательно вспоминая. – Да, кажется, меняла. Была Надя Дорохова, а стала Надя Ларикова. Но отчество я не помню. И день рождения, тоже, мы же его ни разу не праздновали. Но Надя была старше меня на год, а мне сейчас тридцать два. Господи, да при чем здесь она! – неожиданно сорвался Лариков. – Мы же время теряем!

– Если умерла, то, скорее всего, ни при чем, – Гоша положил руку Ларикову на плечо. – И время нам терять не стоит, тут вы правы. Давайте, сейчас продиктуйте номера телефонов… Ниночка, ты готова?

Разумеется, Нина была готова. Не готов был Сергей Аркадьевич. Наизусть он ни одного номера не помнил. И вызвать справочник не мог – все время промахивался мимо кнопок. Кончилось тем, что Нина отобрала у него сотовый и сама отыскала всю нужную информацию.

Пока она занималась этим, я отошла к зеркалу, подкрасила губы и причесалась. Посмотрела на себя, на Гошино отражение, маячившее за моим плечом и тихо, чтобы не мешать Нине, спросила:

– Скажи, тебе не странно?

– Что именно, странно? – он говорил так же тихо, почти шепотом.

– Что мы такие спокойные все. Кажется, ребенок пропал, чужой, но все равно, ребенок же! Мне бы, по моему характеру, в истерике биться, как Ларикову, а я губы крашу.

– Просто ты потихоньку становишься настоящим сыщиком. Нервы, истерики, обмороки – это все непрофессионализм. От нас люди не визга с соплями ждут, а работы. Вот мы и работаем. А губы ты, кстати, криво накрасила, – он ласково улыбнулся и дотронулся кончиком пальца до уголка моего рта. – Поправь.

Когда мы вышли на улицу, Лариков дернулся, было, к очень симпатичной, бирюзового цвета «мазде», но Гоша перехватил его.

– Поедем лучше с нами. Не стоит вам сейчас за рулем.

Сергей Аркадьевич бросил на свою машину тоскливый взгляд, но послушно повернул к нашему неприметному «москвичу». За руль сел Гоша. Хотя то время, когда я испытывала панический ужас, оказываясь на месте водителя, давно прошло, и за рулем я чувствую себя вполне уверенно, у нас в агентстве молчаливо считается, что для задушевных бесед с клиентами лучше всего подхожу я. А вести задушевную беседу гораздо удобнее, когда не надо еще и за дорогой следить.

Мы с Лариковым устроились на заднем сиденье, и напарник обернулся:

– У меня предложение, деловое. Зачем нам эти отчества? Нам сейчас надо думать о том, как пацана вытащить, а не о церемониях. Так что, давай так, я – Гоша, ты – Серега, идет?

– Идет, – растерянно моргнул Сергей Аркадьевич.

Мужчины быстро обсудили, как лучше и быстрее проехать, и Гоша тронулся с места. Лариков обессилено откинулся на обтянутую потертым гобеленом спинку сиденья, и я начала задушевную беседу.

– Извините, Сергей, но мне бы, хотелось кое-что уточнить.

Я отнюдь не претендую на ту раскованность в общении, которой славится Гоша. То есть, я согласна, что обратиться к клиенту по имени гораздо удобнее, чем выговаривать каждый раз «Сергей Аркадьевич». Но сократить его до дворового «Серега» и явочным порядком перейти на ты – на подобный подвиг я не способна. Наверное, учительское прошлое дает себя знать.

– Вы сказали, что молчит не только телефон сына, но и второй тоже. То есть, ваш сын был не один все это время? У кого был второй телефон?

– Конечно, он был не один, как можно! С ним была… один надежный человек.

– А кто этот надежный человек? – поскольку он молчал, я добавила в голос металла – чуть-чуть, самую капельку. – Сергей, это несерьезно. Вы же взрослый человек и понимаете: для того, чтобы помочь вам, мы должны обладать всей информацией. С кем ваш ребенок провел последние несколько дней?

Лариков поерзал на сиденье и ответил, не глядя на меня:

– Одна женщина. Знакомая. В смысле, сотрудница. Татьяна. Она у меня на Садовой, на мойке, заведующей. Я дал отпуск, чтобы она за Игорьком приглядела – покормить там, и все такое. Нельзя же мальчишке одному.

– Понятно. Извините за бестактный вопрос, но еще одно уточнение: она ваша сотрудница, и только? Или между вами существуют более близкие отношения? – Сергей снова промолчал, и теперь я заговорила мягко и сочувственно: – Поверьте, это не просто любопытство. Нас не интересует ваша личная жизнь, но нам важны все факты.

– Да какая там личная жизнь. Не представляю себе… – он кашлянул и нервно потер щеки. – Впрочем, ладно. Если вы спрашиваете, является ли Татьяна моей любовницей, то нет. Любовница, это нечто постоянное. Вроде жены, только без штампа в паспорте. А у нас – просто хорошие отношения. И время от времени мы встречаемся… ну, вы понимаете.

Я неопределенно качнула головой – утверждать, что понимаю, я не могла. Консервативное воспитание в учительской семье, привычка читать классику и укоренившаяся вера в то, что есть на свете Настоящая Любовь (именно так, с большой буквы) – да, я идеалистка. Ну и что? Имею право. Зато Гошка, не отрывая взгляд от дороги, уверенно перечислил:

– Ненавязчивые отношения, приятное времяпрепровождение, свободный секс и никаких обязательств. Что еще нужно нормальному мужику?

– Да-да, главное, никаких обязательств, – немного оживился Лариков. – Таня понимает. Она очень умная женщина, хотя и красивая.

Я поморщилась, а Гошка коротко ухмыльнулся. Он в курсе моего отношения к укоренившемуся в сознании мужчин предрассудку, что красота и ум у женщины несовместимы. По моему глубокому убеждению, умная женщина просто не может быть некрасивой, тем более, в наше время. Другое дело – что считать красотой. Если за эталон брать грудь седьмого размера, то извините, здесь уже встает вопрос об уме мужчины. Впрочем, я отвлеклась.

– А эта сотрудница, Татьяна, она все время была в квартире с вашим сыном? Никуда не уходила?

– Не знаю. В принципе, в магазин ей не надо было, я все, что нужно привозил. На работу тоже, я ей отпуск подписал. Если по каким своим делам… не знаю. Игорь не грудной младенец, его можно и одного оставить. Но куда ей… не знаю.

– Ей вы, как я понимаю, тоже звонили. И тоже безуспешно?

– Да. У меня там нет стационарного телефона, но у Тани сотовый и он вне зоны. Хотя, обычно я не ей звонил, а Игорю. Я велел ему свой мобильник дома оставить, а взамен, новый купил. Смартфон последней модели, он давно просил.

Последний смартфон? Мы с Гошкой переглянулись – ничего себе игрушка для ребенка. Балует Лариков сына, ох балует! А Сергей продолжал объяснять, старательно и уныло: