Текст книги "Нарциссы в терапии и в жизни. Взгляд психолога"

Часть 1
Знакомство

Глава 1

Девушка зашла в кабинет и, поздоровавшись с ощутимой нервозностью в голосе, уселась на краешек кресла. Из разговора по телефону я знала, что ее зовут Вероника, и ей 32 года.

Вероника нетерпеливо выслушала все мои вступительные слова и быстро ответила на обычные для первой сессии вопросы: живет одна, мама с папой развелись, когда ей было 4 года, оба проживают в другом городе.

– Расскажите, что вас привело?

– Вообще, мне кажется, у меня нет проблем. Но моя подруга, ваша клиентка, подарила мне деньги на одну консультацию с вами. И я решила, что раз ей нравится, может быть, и у меня получится стать лучшей версией себя. У меня есть два вопроса, которые можно было бы обсудить.

Я расслабилась и выдохнула: нарцисс. Боже, я обожаю нарциссов в терапии! И вот почему:

• во-первых, у меня с ними получается, и это предмет моей особой гордости: многие не могут с ними справиться. Это долгая и непростая работа, которая далеко не каждому по зубам;

• во-вторых, нарциссы – частые гости в моем кабинете, поэтому я уже наизусть знаю, какой путь мы должны пройти, и топаю по нему уверенно и порой нагловато. Нарциссы обычно ценят это, потому что им самим жутко и больно;

• в-третьих, когда железная маска нарциссизма наконец снимается, я неизменно вижу теплое, любопытное, добродушное, чувствительное существо, которое внезапно начинает понимать, что мир полон цветов, и переживает жизнь, как чудо. Конечно, клиенты с другими типами личности тоже радуются жизни в конце терапии, но «излеченный» нарцисс – особая история. Он будто заново рождается…

Я одернула себя. Интуиция – это, конечно, хорошо, но ведь у меня еще нет никаких доказательств того, что передо мной нарцисс. Впрочем, если я все же права, то много говорить мне сегодня не придется. Я устроилась в кресле поудобнее и приготовилась слушать.

Вероника тем временем продолжала.

– Первый вопрос – это работа. Я ищу свое призвание, место, которое подошло бы мне идеально. Но пока не могу найти. Я меняю работу каждые полгода, и каждый раз мне кажется, что я нашла отличное место, а потом понимаю – это не мое. Всякий раз я упираюсь в потолок, мне просто не дают развиваться и расти. Я пытаюсь объяснить начальнику, что работника нужно использовать по полной программе, но в лучшем случае бывает задействовано 40 % моих возможностей. Они, конечно, все уговаривают меня остаться, когда я увольняюсь, но я не готова прозябать без самореализации.

Я мысленно загнула пальчик: «грандиозное самомне-ние» – раз. Ни на одной работе невозможно освоить всю деятельность за полгода, а значит, Вероника преувеличивает собственные таланты и требует от окружающих признания, не имея достаточных достижений.

– Недавно, кстати, мне подруга предложила вообще поменять сферу деятельности. Но это совершенный бред. Не для того я столько училась и читала профессиональной литературы, чтобы просто взять и бросить. Недаром все начальники держатся за меня – такого работника, как я, они никогда больше не найдут. Но раз не могут предложить ничего серьезного – это их проблема.

Я вновь загнула палец: «демонстрация высокомерия и заносчивости по отношению к окружающим» — два.

– Знаете, я чувствую, что меня ждет большой успех. Как только я найду нужное место, я очень быстро сделаю карьеру. Работа для меня не проблема, я могу очень многое. Главное, чтобы компания позволяла самореализовываться и зарабатывать. Я не хочу, как мама, всю жизнь сидеть на одном месте. Мне нужна возможность подниматься по карьерной лестнице.

Третий загнутый пальчик: «фантазии о великих успехах».

– Я знаю, что я, впрочем, как и все люди, уникальна. Просто я еще не нашла тех, кто может меня всерьез понять. Все понимают только какую-то одну, ну максимум парочку частей меня. А я хочу, чтобы мой потенциал раскрылся на юо %. Ведь жизнь коротка, нужно все успеть. Вы меня понимаете?

– Да, понимаю, – ответила я, представляя, как загибаю четвертый палец: «убежденность в своей уникальности».

– Знаете, что меня особенно бесит во всех этих компаниях, куда я устраиваюсь? Несправедливость! Они видели меня на собеседовании, они видели меня в работе. Они поняли, что я могу гораздо больше, чем нужно на моей конкретной должности. Почему мне не дают двигаться? Каждый раз одно и то же – «ты только пришла, подожди, не спеши. Люди здесь годами работают, нельзя менять правила так быстро». Ну серьезно, они могут там еще 10 лет просидеть, я-то почему должна вести себя, как они? Я считаю, что если человек хочет и может – необходимо организовывать благоприятную среду для его роста и развития. В конце концов, компания от этого только выиграет! Правильно ведь?

Я сделала неопределенное движение головой – что-то среднее меду «да», «нет» и «не знаю». Веронике этого было достаточно, чтобы продолжить, а я тем временем собрала все мысленные пальцы одной руки в кулак: «ожидание особых прав» — пять.

В принципе, пять из девяти признаков нарциссизма мы уже набрали. Но Вероника продолжала говорить:

– Думаю, вы поняли, в чем суть моего первого вопроса. Второй вопрос касается отношений. Они у меня долго не держатся. Я не могу найти того самого человека, с которым я была бы на одной волне.

– У вас есть представление, каким должен быть этот человек и как он должен к вам относиться?

– Да. Во-первых, это должен быть настоящий мужчина.

– Что это значит?

– Думаю, вы согласны, что мужчина проявляется в отношениях с женщиной. Он должен быть сильным, мудрым и состоявшимся.

– В финансовом плане?

– Да, конечно. Зачем мне мужчина, который не способен за себя заплатить в ресторане? Или тот, который с мамой живет? Такой ничего не сможет мне дать как женщине.

Шестой палец загнулся сам: «потребительское отношение к людям». Мне уже было интересно, сколько еще признаков мы сможем набрать за нашу первую встречу.

– А как он должен к вам относиться?

– Он должен меня любить, вот и все!

– А что значит любить, как это может проявляться?

– Как у всех – заботиться, поддерживать, говорить комплименты. Только искренне. Мне кажется, все отношения у меня потому и заканчиваются. Как только проходит этот первый период, когда мужчина бежит по первому зову и на все ради тебя готов, мне становится неинтересно.

«Чрезмерная потребность в восхищении» — семь. Мне кажется, я сидела с лицом кота, любующегося на сметану. Вероника принимала мое выражение лица за одобрение того, что она говорила, поэтому продолжала. Хотя я, конечно, себе льстила. Маловероятно, что она вообще замечала меня. Она блистала, и ей нужны были просто молчаливые зрители, полностью сконцентрированные на ее словах.

– А если вы встретите именно такого человека, но он разорится или серьезно заболеет? – решила я задать провокационный вопрос. Рискованно, но мне нужно было понять, насколько она «держит удар».

– Брошу его, – выпалила Вероника и рассмеялась.

Я загнула восьмой палец: «дефицит эмпатии».

– Ну нет, не брошу, конечно. Я не знаю, что я на самом деле тогда делала бы. Наверное, была бы с ним в горе и в радости.

Ну понятно, наш дружок нарциссический стыд помог восстановить приличную маску.

– Понимаю. Конечно, сначала нужно встретить такого человека.

– Вот именно.

Вероника переводила дыхание перед новой волной разговора, а я внутренне праздновала: бинго! Восемь из девяти нарциссических признаков! Вот это клиент! Что там осталось девятое? «Зависть или убежденность, что ему завидуют». Ну это мы в процессе терапии откопаем. Стоп! Я уже размечталась, что мы идем в терапию.

Пока Вероника нацелена только на одну консультацию, к тому же за чужие деньги, и надеется на волшебное решение своих вопросов. Придется довольно сильно напрячься к концу сессии. Вероника тем временем продолжала:

– Говорят, вы хороший психолог. Может быть, вы могли бы подсказать мне какие-то методы, которые позволят мне решить мои два вопроса?

Да, пожалуй, я хороший психолог. Определила тип личности за 5 минут, подтвердила и доказала сама себе, что я права, еще за 20 минут. Впрочем, лучше «пере-бдеть», чем «недобдеть». Завяжем пару «бантиков».

– Да, у меня есть что вам сказать, но прежде – у меня осталось к вам еще два вопроса.

– Да, конечно, я готова.

Как же нарциссы любят говорить о себе – о ненастоящем себе. Потом, когда мы доберемся до живого, будет много сопротивления, но не сейчас. Сейчас – звездный час нарциссизма. Наконец, их внимательно слушают, не перебивают, вникают. Это отлично накладывается на их потребность во внимании и восхищении.

– Как вы отдыхаете по вечерам и в выходные?

– Не знаю даже. Ну так, сериалы смотрю, домашние дела делаю…

Вероника замялась. Я кожей ощутила новый прилив нарциссического стыда. Только что она стройно и красноречиво рассказывала, какая она молодец, а на простой вопрос об отдыхе ответить не может. Да, это вопрос с подвохом. Мне нужно было понять, подвисает ли она в нарциссических фантазиях. Подвисает, и сильно. Но сейчас опасно поднимать стыд, а фантазии трогать нельзя вообще никогда. Поэтому срочно – второй вопрос!

– Да, Вероника, поняла вас. Второй вопрос. Бывают ли у вас периоды подъема, когда вы в себя верите, стремитесь куда-то, деятельны, а потом – периоды разочарования и апатии?

– Да, бывают.

Вероника смотрела на меня со смешанным чувством. Так нарциссы смотрят, когда их «поймали». Они крайне уязвимы, одно неловкое слово или движение – и они бегут, воя от боли. Мне хорошо знакома эта смесь готовности бежать и нападать, стыдиться и впадать в ярость. Но сегодня мы не будем ничего такого делать, у нас только первая сессия. И я хочу, чтобы она пришла и на другие сессии, потому что я действительно могу ей помочь. Но решать будет Вероника, это закон.

– Вероника, я понимаю, что смогу помочь вам в решении ваших вопросов, но мне придется вам сначала кое-что рассказать.

Вероника сделала внимательное лицо. В конце концов, она пришла за рецептом, его она и надеялась сейчас получить.

– Вы наверняка знаете, что у психологов существует типология личностей. Это не значит, что есть хорошие и плохие люди. Это значит, что у нас у всех были какие-то травмы в детстве, мы к этим травмам адаптировались, и эти механизмы адаптации нам тогда помогали. Но потом мы повзрослели, эти механизмы давно устарели, а мы продолжаем ими пользоваться. Так формируется этот самый тип личности. У каждого типа личности есть сильные и слабые стороны, точнее, то, что мешает, и то, что помогает нам жить в этом мире. Ваш тип личности называется «нарциссический». Это значит, что вы находитесь в вечной погоне за идеалом, выдвигаете к себе и другим слишком высокие требования, плохо понимаете, почему люди вас покидают, время от времени попадаете в состояние хандры и апатии. Вы постоянно сомневаетесь в себе и не очень верите тем, кто говорит, что любит вас. Вы плохо переносите критику и ситуацию экзамена, но иногда слишком верите тем, кто лицемерно говорит добрые слова. Вам очень тяжело, когда вы болеете. Вы бываете очарованы чем-то, но потом обязательно разочаровываетесь. Похоже на вас?

– Откуда вы все это знаете?

Вероника больше ничего не строила из себя. Она обмякла в кресле и смотрела на меня взглядом раненого оленя.

– Я понимаю, что вам очень тяжело со всем этим жить. Это все можно изменить, но не быстро.

– А за сколько?

– Я не могу сказать. Предположительно – от полутора до трех лет психотерапии, встречи два раза в неделю.

– Так долго?

– Тип личности – это то, что формируется в детстве. Представьте, вы 30 лет жили так, а потом через месяц начали жить совершенно иначе? Если вам такое пообещают, значит, соврут. Тип личности меняется долго.

– А если я сама буду над собой работать? С помощью книг, например?

– К сожалению, наша психика устроена так, что мы можем над собой работать только до тех пор, пока не встречаемся с настоящей болью и травмой. Когда мы подбираемся к больным местам, включаются все возможные защиты – мы начинаем думать о другом, много спать, организовывать себе массу дел, лишь бы не встречаться с травмами.

– Я поняла, о чем вы. На самом деле вы правы, я очень устала так жить. Хочу изменить все.

– Все менять не придется, только то, что мешает. Точнее, придется кое-что добавить, например, заботу о себе, а кое-что взять под контроль, например, Внутреннего Критика.

– Да, кстати, этот голос внутри меня уже измучил.

Вероника помолчала.

– Как часто нужно будет к вам ходить?

– Два раза в неделю.

– А можно ходить один раз в неделю?

– Возможно, вы найдете специалиста, который на это согласится, но я так не работаю. Представьте: вы пришли ко мне в понедельник, мы обсудили что-то, потом вам приснился сон, о котором вы думали во вторник, в среду вы уже отвлеклись, а к следующему понедельнику – как будто ничего и не было. Можно начинать сначала. А так – вы пришли в четверг после понедельника, сон еще помните, эффект еще не размылся – и появляется динамика в терапии. Я уверена, что раз в неделю – это либо процесс окончания терапии, либо поддерживающий режим, а у нас другая цель.

– Поняла. Я приду.

– Вероника, подождите, возьмите себе время подумать до следующей недели. Кроме того, подписываться на такой длительный срок трудно, поэтому я предлагаю для начала десять встреч. За это время мы посмотрим друг на друга, попробуем поработать, а на десятой решим, идем ли в длительное плавание.

– Да, давайте так, это проще. Но вы меня потом возьмете?

– Я думаю, что это не только мой вопрос. Своего психолога тоже нужно еще найти. Вам тоже придется понять, подхожу ли я вам.

– Хорошо. Я напишу вам до конца недели.

– Договорились. Да, Вероника, и не читайте в интернете про нарциссов, там одни гадости пишут, мало кто понимает, каково это изнутри.

– Ладно.

Мы попрощались. Конечно, она будет читать в интернете о нарциссах, найдет совпадения с собой и расстроится. Но эта фраза обязательно нужна для того, чтобы она знала – я против внешнего осуждения, я готова помочь и понимаю, что ей тяжело.

Кажется, сессия удалась. Мне нравится речь, которую я говорю нарциссам на первой встрече. Она всегда примерно такая. Я знаю, что если бы меня послушали ученые, они бы предали меня анафеме – я отвратительно обращаюсь с терминами вроде «адаптация», «личность» и «травма». Но клиентам не нужна информация о теоретических спорах ученых, а также вся классификация имеющихся подходов. Им нужно понять свою боль, поэтому я выбрала говорить неточно, но понятно.

Я открыла окно и проветрила кабинет. Сегодня у меня два новых клиента, к тому же из-за плотного расписания пришлось поставить их подряд. Это тяжело, но сейчас есть целых десять минут, чтобы немного отвлечься и попить воды.

Глава 2

Второй новый клиент на сегодня – Тимур, 35 лет. Записался по телефону: приятный низкий голос. Явно немного стеснялся, но для мужчин это обычное дело. Сказал, что ему нужно разобраться в отношениях с женой. Это большая редкость: обычно разбираться с отношениями приходят женщины. Или звонят и пытаются записать своих мужей. Любопытно…

Тимур пришел вовремя, по-деловому быстро снял пальто и посмотрел на меня. Он создавал странное впечатление. Красивый, статный, сдержанный; живые, умные глаза; видно, что при деньгах. Но при этом от него веяло какой-то подавленной скорбью. Если бы меня попросили охарактеризовать его по результатам 15-секундного наблюдения, я бы сказала: «мужчина за секунду до слома». Да, пожалуй, так мужчины и приходят: на самом краю отчаяния, перед прыжком в пропасть. Когда уже не так важно – разбиться и погибнуть или записаться к психологу.

Я начала разговор как обычно: назвала еще раз свое имя, гарантировала конфиденциальность, напомнила о том, сколько у нас времени, уточнила цену сеанса, спросила разрешения включить диктофон и завершила:

– Я задам несколько вопросов, а потом будете рассказывать, что вас привело.

Тимур кивнул. Я давно заметила, что эти несколько минут, когда клиент может отвечать односложно на мои вопросы, помогают человеку расслабиться. Он в это время собирается с мыслями, а я укрепляю его ощущение безопасности.

– С кем сейчас живете?

– С женой и дочерью.

– Сколько им лет?

– Жене 36, дочке 5.

Быстро ответил. Мужчины частенько забывают возраст своих детей и жен. Или готовился, или очень включен в семью. Интересно.

– В жизни семьи еще кто-то участвует? Бабушки, дедушки ребенка?

– Да, моя мама. Она много работает, владеет сетью магазинов. Для сотрудников она что-то вроде недоступного божества. Но у нас дома появляется. И мы к ней приходим тоже.

– А ваш папа?

– Папа умер, когда мне было 17 лет. Он был летчиком и скончался от инфаркта прямо в аэропорту, посадив самолет после долгого рейса. Я тогда готовился к поступлению на художественный факультет, попрощался с ним как-то скомканно.

Я почувствовала, что он готов говорить, и отпустила его в свободный рассказ:

– Что вас привело?

– Знаете, это длинная и странная история. Мне придется начать издалека.

– Да, конечно, я готова слушать.

– Перед тем как я встретил Лену (мою жену), я долго был один. Мне было одиноко и скучно, я хотел семью, но как встретить человека, если работаешь с утра до вечера? Меня никогда не привлекали тусовки, клубы, выпивка. Я домосед, всегда хотел тихого семейного счастья. Так что жил по принципу «дом – работа», но один-два раза в год мне удавалось вырваться на море. Я ездил в одно и то же место, в Сербию. Там так красиво! Я даже хотел купить там недвижимость, начал копить.

В одну из поездок я встретил Лену. Она жила в Санкт-Петербурге и тоже приехала отдыхать. Это был сначала курортный роман, но я прям влюбился. Поэтому, как только я добрался до дома в Новосибирске, я тут же позвонил ей, и мы продолжили общение. Некоторое время общались по телефону и переписывались, потом летали друг к другу на выходные и в отпуска. Она из обеспеченной семьи. Отец – главврач крупной клиники, мать – заведующая отделением там же, оба кандидаты медицинских наук. Лена работала финансовым аналитиком. Она обожала свою работу и быстро набирала карьерные обороты. Мы стали видеться, я летал в Питер, она в Новосиб. После одной из совместных поездок Лена сообщила мне по телефону, что беременна. Я сразу сказал, что рад, что готов жениться, что хочу с ней жить и все такое. Она расплакалась и согласилась стать моей женой.

Дальше встал вопрос: где нам жить? Я звал к себе, она – к себе. Конечно, в Питере лучше, возможностей больше, но мне там нужно было все начинать с нуля. А тут у меня уже кое-что было. И у Лены точно такая же ситуация.

А потом произошла, как я назвал это про себя, «битва мам». Ее мама уговаривала нас переехать в Санкт-Петербург, предлагала мне возможные карьерные ходы, квартиру в центре и всяческую помощь с ребенком. Моя мама настаивала на Новосибирске, обещала коттедж, собственную сеть магазинов и помощь со всеми детьми, которые родятся. Она мне говорила: «Не будь идиотом! Неужели жизнь тебя ничему не учит? Здесь ты царь и бог для своих подчиненных, а там ты кто? Никто! У тебя уже было два романа, когда ты был никем, чем все закончилось? Мы все слышали, что женщина следует за мужем в Сибирь, но что такое мужик, который за своей бабой по стране бегает?»

В конце концов нашли такой компромисс. Лена приедет в Новосибирск, мы будем жить здесь, пока ребенку не исполнится три года (до конца отпуска по уходу за ребенком), подкопим денег, а потом переедем в Питер. Но сразу после свадьбы моя мама начала нас обрабатывать по поводу обещанного коттеджа. Сначала мы с Леной отбивались, мол «зачем, мы же здесь не навсегда». У нее были свои аргументы: «За три года многое поменяется, может быть, сразу второго захотите. И вообще, не жить же всем в маленькой тесной квартире. В конце концов, это недвижимость, ее можно продать когда угодно, а на вырученные деньги купить что захотите и где захотите». В общем, моя мама мертвого из могилы поднимет, если ей это нужно. Мы сдались. Мама очень включилась в покупку коттеджа, помогала выбирать, присела Лене на уши. Знаете, коттеджи бывают разные. Можно купить за 10 миллионов, а можно за юо. Благодаря маминому участию мы выбрали дворец, судя по цене.

Моих денег не хватало, мама сказала, что у нее пока тоже нет нужной суммы, и мы начали искать кредит или ипотеку. Вот только Лена уже была в декрете, а моя официальная зарплата не позволяла взять такую большую сумму. Зато мамина позволяла. Конечно, мне пришлось продать квартиру и дачу, которые я раньше себе купил. Мне было жаль деревья и кусты, которые я сам выращивал на этой даче много лет. Но вариантов не было. Мы купили коттедж, оформив ипотеку на маму, хотя выплачиваю я, конечно.

Когда Даше было почти три года, Лена начала поднимать вопрос о том, поедем ли мы в Питер, как договаривались. А как ехать? Фактически на нас висит ипотека, но собственности нет, свободных денег тоже не особо много. Уехать-то уедем, но там жилье не купим. Лена очень скучала по своей работе, второго ребенка завести не получалось. Начались ссоры.

Однажды я приехал домой и увидел в гостях маму. Она приезжала редко, тем более когда меня не было дома, поэтому я удивился. И мама, и Лена улыбались. «Какие новости?» – спросил я. «Я предложила Леночке работать в нашей компании. У нас, конечно, нет должности “финансовый аналитик”, но есть отдел маркетинга. Это же близко. Думаю, это отличная идея. Пока других детей нет, скучно же дома».

Я не знаю почему, но мне эта идея не слишком понравилась. Не могу объяснить. Какая-то муть изнутри поднялась. Но я подумал, что ничего такого, мы на работе даже не будем пересекаться. Да и Лена впервые за много месяцев так искренне радовалась. Мы наняли няню, а потом устроили Дашуню в детский сад.

Надо сказать, что в маминой компании очень жесткие правила. Я сам там работаю, поэтому знаю. Вот и Лена хлебнула сполна. В отдел маркетинга ее взяли помощником самого младшего сотрудника. У мамы в компании все прекрасно понимают, что необходимо показать себя, если хочешь продвижения по карьерной лестнице и прибавки в зарплате. Там все живут по принципу: «Корпоративная культура? Нет, не слышали. Жестокая конкуренция? Да, это про нас!» На работе невозможно расслабиться, просто поговорить с кем-то во время обеда, потому что, во-первых, обед получается далеко не у всех и не всегда, а во-вторых, все, что обсуждается, может быть использовано против тебя в подпольных играх. Сплетни, постоянно образующиеся коалиции, стремление каждого урвать кусок пожирнее… В общем, там сложно.

Лена приходила с работы раздраженная и усталая. Срывалась на нас с Дашей. Знаете, она никогда не просила ей помочь или что-то такое. Я сам ей говорил, что полно других работ, что необязательно работать в этой компании. Но она как-то уцепилась. Хотела доказать, что сможет, наверное. Дашуня жалась ко мне, а я и сам не знал, что делать и как успокоить Лену.

У меня должность гораздо выше, чем у Лены, но я не имею никакого отношения к маркетингу. Там мама прямой начальник. А мама говорила, что она предупреждала, что компания потому и живет так долго и успешно, что в ней остаются только самые сильные и умные.

Дома нарастало напряжение. Во время ссор все чаще звучало слово «развод». Лена торчала на работе, я тоже, Даша была с няней. Кошмар, в общем.

Тимур замолчал. Ему было тяжело.

– Вы поэтому решили прийти ко мне именно сейчас? – спросила я.

– Не совсем. Кое-что произошло. Я сейчас объясню. Лена снова забеременела. Мы давно говорили про второго. Я очень хотел. И она тоже. Но не получалось. Да и ругались часто последний год. Я был так счастлив, когда она сообщила! Буквально через несколько дней после этой новости (мы еще никому не говорили) вышел приказ о повышении Лены в должности. На тех же выходных мы поехали к моей маме и рассказали, что у нее будет еще один внук. Она мило улыбалась, поздравляла, угощала чаем с тортом. А потом Дашуня закапризничала, и мы засобирались домой. Мама же попросила меня остаться, немного ей помочь. Лена с Дашей ушли, а мама внезапно начала мне такие вещи говорить… Что эта беременность совершенно не вовремя, что Лену только что повысили, что она загубит свою карьеру, что она столько усилий приложила, а теперь опять в декрет. А потом припомнила, что я гол как сокол, на мне ипотека болтается и так далее. Мы страшно поссорились. Я кричал, что она не умеет радоваться за других, что она не человек, что ее, кроме денег, ничего не интересует… В общем наговорили друг другу… Мне потом стыдно было, если честно.

Тимур помолчал. Его глаза увлажнились.

– А неделю назад Лена потеряла ребенка. Выкидыш.

Тимур снова замолчал, явно сдерживая слезы.

– Вы пришли, потому что тяжело переживаете это?

– Нет. Не совсем. Мы с Леной, конечно, расстроились. Даже не расстроились, другое слово. Больно… Но пришел не поэтому. Понимаете… Когда я сказал маме, что мы потеряли ребенка, она сказала, что мы сами виноваты и надо было быстрее идти к врачу. А на следующий день я забежал по работе к ней в кабинет и остолбенел. Она была счастлива. Это было неподдельное тихое счастье. Понимаете, она была счастлива из-за нас, из-за нашего горя. Я хорошо знаю тысячи улыбок моей мамы. Она редко так искренне радуется. Я не разговариваю с мамой уже неделю. Меня тошнит от одной мысли о ней. И не хожу на работу, сказал, что заболел. Сижу с Дашей дома. Лене ничего не говорил. Она не понимает, злится, опять ссоримся… Я не хочу ее потерять. Что мне делать?..

Сложность первой встречи заключается в том, что человек рассказывает гораздо больше, чем собирался. Тимур рассказал не только свою историю с Леной и мамой, пронизанную болью. Он упомянул папу – и голос его смягчился. Он говорил о дочке, и было понятно, что он в ней души не чает. А еще он сказал, что его мама, «недоступное божество» для сотрудников, щедрая на обещания, оскорбления и манипуляции, мастерски продавливающая границы и сажающая в финансовую и эмоциональную зависимость, человек с явным недостатком эмпатии, видимо, является нарциссом. Тогда у него самого должна быть созависимость, которая и порождает все его проблемы. То, что Тимур увидел на лице матери, разорвало его сердце, потому что он идеализировал ее и не ждал от нее подвоха. Но мне не хватало пары «пазлов» в этой картине. Мне нужно было понять, на кого ему можно опираться во всей этой истории. И самым подходящим человеком казалась Лена, которая, по ощущениям, кричала на Тимура от боли и непонимания, а не потому, что она его разлюбила. Женщины обычно не хотят рожать от нелюбимых мужчин. А она хотела второго.

– Как Лена относится к тому, что вы пришли сюда?

– С подозрением. Она вообще не слишком хорошо относится к психологам.

– А вы давно дарили ей цветы?

Тимур посмотрел на меня озадаченно. На провокации реагирует, сработаемся.

– Думаете, это решит наши проблемы?

– Нет, конечно. Но вам нужна будет поддержка. У вас сложная ситуация с мамой, она очень многое держит под контролем. Ваша с Леной семья слишком зависит от вашей мамы. Вы готовы переосмыслить ваши с ней отношения?

– Конечно, готов. Я готов на что угодно…

Мы обсудили терапевтические цели и вероятные сроки терапии, договорились перейти на «ты» и завершили нашу встречу.

Непростой день, два новых клиента. Сердце мне подсказывает, что оба останутся на терапию. С Вероникой, вероятно, не всегда будет просто, но она мне очень симпатична, а это главное. Тимур вызвал у меня острое сочувствие, но не такое сильное, чтобы я начала бояться за чистоту наших процессов. Что ж, посмотрим, что у нас получится.