Текст книги "По законам братства"

– Мы пришли, – немного грустно сказала она.

–Мы еще увидимся?

– А вы хотите?

– Очень хочу, – уверенно ответил он.

– Тогда увидимся, обязательно, – она сразу повеселела, видимо, боялась услышать хоть сколько-нибудь другой ответ. Она засуетилась, открыла небольшую квадратную коричневую сумочку, достала туфли в пакете, подала ему:

– Подержите, пожалуйста, туфли, – поискала что-то, быстро поправила большую песцовую шапку, съехавшую на глаза, достала маленький блокнотик, карандаш и написала номер телефона. – Позвоните, когда будете свободны.

– Спасибо, Люда. Я обязательно позвоню, – он поцеловал ее в морозную щеку. От нее пахло чистотой и снегом.

В училище Володя возвращался легкий, свежий, как будто только что выспавшийся. Ему было хорошо от того, что он сейчас не чувствовал ни боли от прошлой обиды, ни досады, ни потери. Он очень радовался этому чувству, очень ценил его и ни в коем случае не хотел его растерять. Пусть начнется новая жизнь, светлая, легкая, с новыми надеждами. Чистая, как этот снег и Людмилина щека. Ему захотелось это чувство и продлить, и усилить.

Ребята ждали его в казарме.

– Что так быстро вернулся? Вы поссорились? Ты ее не проводил? – начал атаковать Гена.

– Все хорошо, Генка. Я проводил. Не поссорились. Девушка чудесная! – отчитался Володя.

– Да. У тебя все время чудесные девушки. А чего тогда быстро вернулся?

– Добираться удобно. Недалеко от метро живет. Пешком идти всего минут пять.

– И? О чем вы договорились?

– Что я позвоню, когда пойду в увольнение. Славная девочка. Хорошая, неиспорченная, небалованная. И некапризная. Легко с ней.

– А я опять в пролете. Девушка понравилась, так ее Серега перехватил. Поехал ее провожать и не вернулся еще. Если у них не сложится, попрошу ее телефон.

Володя не хотелось долго разговаривать. Он лег первым, отвернулся и накрыл голову одеялом. Он стал вспоминать ее глаза, с надеждой выглядывавшие из-под пушистой шапки, худенькие стройные ножки, тонкую талию, ее запах. Она пахла чистотой, уютом и зимней свежестью.

Через неделю с утра он позвонил Людмиле. Она быстро взяла трубку.

– Здравствуйте, Люда. Это Володя.

– Здравствуйте, Володя! А я ждала звонка! Я взяла на сегодняшний вечер билеты в Александринку на «Щелкунчика»! Как раз новогодние спектакли! Только не говорите, что Вы не сможете пойти! – с надеждой щебетала Люда.

– Не скажу. Я как раз могу пойти. Поэтому и звоню пораньше. Где встретимся?

– Давайте у памятника Екатерине в 17 часов?

– Буду, – коротко ответил он.

У памятника Микешина он был в половине пятого, пришел очень заранее. А вдруг и она придет пораньше? И она пришла. Почти следом за ним.

– Как здорово, что мы пришли пораньше, – обрадовалась Люда. – Можно погулять немного.

–Давайте зайдем в Елисеевский. Я давно не был там.

Они зашли в магазин. Людмила рассматривала витрины и задержалась у вазочек с пирожными.

– Вам какое-то понравилось?

– Вот это, розовое…

– Дайте, пожалуйста, два розовых пирожных с золотыми шариками, – Володя протянул деньги продавцу.

– Оно же дорогое, – на ухо зашептала Люда, пытаясь остановить Володю.

Володя, не отвечая, взял пирожные на тарелочке, поставил на стол под пальмой, заказал ей и себе чай.

– Не думайте о цене. Такую красоту надо съесть с удовольствием. Они чокнулся тихонько чашечками:

– За наш первый поход в театр.

– За «Щелкунчика»! – улыбнулась Людмила. – Для меня поход в театр – это особый день. С самого утра в предвкушении чего-то необычного и торжественного.

– Как это? – не понял Снегирев.

– Ну, понимаете, это как в детстве. Ждешь, ждешь праздника, а он все не наступает. А тут мама и говорит: «Утром проснешься, и все будет…»

Я обычно спрашивала:

– А если я рано лягу спать и проснусь, будет уже завтра?

– Будет, доченька, будет.

– И праздник?

– И… праздник!

– И вот утро наступает. От сознания того, что праздник уже за окном, меня каждый раз захлестывало чувство восторженности. Оно наполняло сердце, душу, делало меня самой счастливой на свете. Я летала.

– Надо же. Не думал, что театр для вас – состояние души.

– Теперь знайте, Володя.

– Покажите, пожалуйста, билеты, – попросил Володя.

– Зачем? – удивилась Люда, но достала из стоящей на столике маленькой сумочки билеты и протянула ему. – Вот.

Он разгладил квиточки, похожие на яркие праздничные поздравительные открытки с новогодней елкой, Машей с игрушкой– Щелкунчиком на руках, рассмотрел их со всех сторон, достал деньги и положил в Людмилину сумочку.

– Вы зачем…? начала девушка.

– Билеты должны быть у мужчины, – отрезал Владимир и положил билеты к себе в карман.

Людмила прикусила язык и немного покраснела. На белых щеках проступили ярко– розовые пятна, как яблоки. Володя отметил, что она слышит его и не пытается рулить его чувствами, желаниям и поступками. Это порадовало его. Больше всего в жизни ему б не хотелось, чтоб его принижали и управляли им.

В фойе театра Володя заметил, что Людмила наблюдает за тем, как люди рассматривают их пару, как оценивают. Он глянул на себя в большое зеркало, в курсантской форме он смотрелся очень торжественно и элегантно. Людмила, зная, что Володя в форме, видимо, подобрала наряд соответственно случаю и спутнику. На ней был темно – серый приталенный шерстяной сарафан и белая капроновая блузка с длинным рукавом и с эффектным воздушным жабо: и торжественно, и нарядно. Опираясь на Володину руку Володи, она сняла сапоги и надела черные лодочки. Он снова посмотрел в зеркало: ему очень понравилось, как они смотрятся со стороны вдвоем. Заодно оглядел других женщин, чтоб убедиться в том, что его спутница абсолютно ни в чем им не уступает. Очень многие были в длинных, почти бальных платьях, пышных юбках, дорогой переливающейся модной чешской бижутерии, в очень красивых туфлях.

– Пойдем в зал? – спросил Володя.

– Да, наверное, – согласилась Людмила.

Владимир, поддерживая Люду под локоть, повел в зал. Он старался себя вести солидно и по – взрослому.

Билеты были во второй ложе 1 яруса.

– Надеюсь, сцену будет видно хорошо. Я смогла достать билеты уже только те, что близко к сцене. Все хотят посмотреть этот спектакль перед самым новым годом.

Люда беспокоилась напрасно, видно было хорошо. На сцене стояла невероятных размеров елка, украшенная свечами, шишками, конфетами и бусами. От нее невозможно было отвести глаз. Володя был в свердловском театре оперы и балета, куда они с суворовцами ходили по рекомендации преподавателя этики и эстетики «с целью повышения культурного уровня». Они слушали оперу, название которой он никак впоследствии не мог вспомнить. Помнилось одно: они не могли досидеть до конца, и только выучка и дисциплинированность останавливали от побега. Больше оперу он никогда не слушал.

А вот от балета отказаться не мог. Во-первых, никогда не был, надо было и такой опыт иметь в своем культурном багаже, а во-вторых, отказаться от приглашения девушки, которая достала билеты в праздничные дни, было нельзя.

Ленинградский театр потряс размерами и роскошью. Обитые красным бархатом кресла, красный занавес и балдахин над центральной царской ложей, резьба, покрытая позолотой, и сама тематика прославления русского искусства – все вызывало в нем трепет. Ослепительное убранство в театре впечатляло: хрустальная многоэтажная люстра, светильники, бархатный тяжелый занавес на сцене, обтянутые бархатом кресла – все было царственным. Он посмотрел в партер. За партером – амфитеатр – кресла на небольшом возвышении. Еще выше – ярусы – этажи. Справа и слева – ложи. Их ложа во втором ярусе вторая справа.

Постепенно зал стал заполняться зрителями. Раздался первый звонок, затем второй, третий. Свет постепенно погас, затихли разговоры, медленно стал раздвигаться занавес, и в душе Володи нарастало какое-то тревожно-радостное ожидание. Началось действо.

Слева от него на балконе сидела стайка девчонок, и время от времени они что -то оживленно обсуждали. На них со всех сторон зашикали зрители. Не помогло. Появилась высокая женщина в роговых очках. По всему видно, администратор. Она сделала замечание девушкам. Те на минуту замолчали, но тут же опять о чем – то заспорили, но уже полушепотом. Справа сидел представительный седой мужчина с красивой брюнеткой. «Наверное, дочь. Нет. Слишком молода», – подумал Снегирев и пригляделся к военному. Это был офицер с погонами майора, он больше смотрел на свою подругу, чем на сцену. «Любимая», – догадался он.

За спиной Владимира сидел мужчина. Он без остановки что – то рассказывал супруге, тыча пальцем в программку. Сидящая рядом женщина возмутилась поведением соседа и попросила замолчать. Тот попытался огрызнуться, не получилось – соседку поддержал весь ряд. Иначе и быть не могло. Театр – это не базар, не баня и не цех металлургического завода, где можно посылать кого угодно и куда угодно по любому адресу. Здесь, в царстве великолепия – ни-ни, дабы не вспугнуть хрупкую и очень капризную Мельпомену.

А спектакль был прекрасный! На занятиях в суворовском они слушали некоторые сцены. Володя пропевал про себя вместе с оркестром знакомые вальсы – «Вальс цветов», «Вальс снежинок», «Чай. Китайский танец». Танец завораживал. Он смотрел, как движутся балерины кордебалета и цветы на их платьях, которые словно дышат; как падают хрустальные снежинки и ложатся на оголенные плечи танцовщиц, на их белоснежные пачки. Сказочными были не только сюжет, персонажи, костюмы, но и состояние, в которое они погружали. Володя от переполнявших чувств захотел поделиться с Людой своими мыслями, он повернулся, встретился с ней глазами и понял, что говорить сейчас нельзя. Соседи не поймут их, а красота танца, музыки, переживаний были сейчас сильнее слов, которые он мог подобрать. Он молча улыбнулся, взял Люду за руку и немного пожал. Она ответила тоже сжатием пальцев и очень нежно погладила ими его ладонь. Они так и сидела до конца акта – ладонь в ладони.

В антракте они гуляли в фойе, рассматривали фотографии артистов, развешанные по стенам вестибюля, кадры из спектаклей, им хотелось пройти все закоулочки, побывать во всех уголках и почувствовать эту необычную, новую для них театральную жизнь.

– Что скажете про спектакль? – спросила Люда.

– Однажды в суворовском мы с ребятами по настоянию учительницы пошли в оперный. Самостоятельно, в свой увольнительный. Что слушали – не помню. Слов не понимали, что происходит на сцене –не ясно. Еле высидели. Больше на оперу ни ногой.

Людмила рассмеялась.

– Надо было программку купить, там все расписано. Чтобы полюбить музыку, говорил Петр Ильич Чайковский, надо прежде всего научиться ее слушать. Так и здесь. Любовь к театру обязательно придет, если станете постоянно бывать в нем.

Владимир промолчал. Он не любил продолжать диалог о том, в чем плохо разбирался.

– Я не права?

– Права, конечно.

Люда взяла программку спектакля, и они снова прошли в зал.

Закончилось второе отделение. В антракте зрители чинно выплыли из зала в фойе. Раскрасневшиеся, лоснящиеся лица прогуливающихся говорили о том, что они отметились в буфете, откуда тянуло коньяком, рыбой и свежими пирожными. Володя мысленно похвалил себя за предусмотрительность: сводил девушку в кафе заранее. И деньги сэкономил на безумно дорогом кафе, и Люду красиво угостил, и не показался жлобом в ее глазах.

– Мы с Вами снова будто на балу в роскошном дворце.

– Да. Этот дворец для актеров был построен в 1832 году по проекту Карла Ивановича Росси на месте старого, деревянного здания, который стоял с 1801. Сначала в нем ставились европейские пьесы, только потом, постепенно складывались традиции русской культуры и русского театра, – с удовольствием важно проговаривал Володя.

– Вы подготовились! – засмеялась Люда.

– Безусловно, – довольно ответил он. – Я всегда готовлюсь к любой встрече – хоть к свиданию, хоть к экзамену.

– Вы сегодня к свиданию приготовились, как к экзамену! – снова тихонько рассмеялась Люда. Пойдемте в зал, уже второй звонок!

После спектакля Володя медленно повел Люду к метро. Он подал ей руку, она оперлась. Володя прикрыл ее ладонь своей. Все красивое – музыка, театр, танец, литература – дает возможность поднять отношения на уровень, с которого долго не хочется спускаться до бытовых тем. Еще немного побыть там, в сказке, в обнимающем тебя мягком бархатном кресле, рядом с милой девушкой, такой же, как Маша из сказки, и чувствовать себя ее прекрасным заколдованным принцем.

– Вам понравился спектакль? – спросила девушка.

– Очень. Я вообще люблю балет. А оперу – не очень.

– А я люблю. Вы, наверное, просто не с того начали знакомиться с оперой. Давайте сходим на «Травиату» Верди, – предложила она.

– Нет! – отрезал Владимир. – Ни за что. И не просите.

Она не ожидала резкого отпора и замолчала.

Володя понял, что переусердствовал.

– Давайте лучше еще сходим на балет, – предложил он.

Люда мгновенно просияла.

– Обязательно!

– Я еще раз хочу почувствовать этот танец, полет…

В метро он закрыл ее от толпы, поздно возвращающейся домой. Не дал никому придавить или толкнуть ее. И от метро до дома вел бережно, как снежную. На сегодняшний день он был избран ее рыцарем и ее принцем.

У подъезда Люда встала на ступеньку, повернулась к нему. Володя притянул за талию и коротко поцеловал в губы.

– Теперь мы можем быть на Ты, – улыбнулся Володя.

–Видимо, это время пришло, – ответила она смеясь и смелее обняла за плечи. – Когда ты позвонишь?

– Постараюсь завтра. А встретимся в воскресенье. Ты сможешь?

– Конечно. Я смогу тогда, когда сможешь ты! – она еще раз поцеловала его губы и забежала в подъезд.

Зима была в Ленинграде теплой, ребята много гуляли по городу, ходили в Александринку и Мариинский, посмотрели много балетов. Весной стали ездить за город – в Петергоф, Пушкин, гуляли по Александровскому и Царскосельскому парку.

– Если б я не был военным и не хотел сделать военную карьеру, я б хотел работать директором какого – нибудь парка, усадьбы. Это же не жизнь, а постоянный праздник. Представляешь, какое счастье – работать в таком красивом месте! Не работа, а удовольствие. Работа как состояние души! Ходить по аллеям, где ходил Петр, Елизавета, Екатерина, Александр Первый…

– Я согласна с тобой. Я во многом с тобой согласна.

Ее согласие и умение поставить мужчину выше себя поднимало Володину самооценку. «Молодец у меня девочка», – с удовольствием думал он.

Второго апреля, в понедельник, у Тадеуша был день рождения.

– Чего приуныл, кадет? – Володя подошел к Тадику, сидящему с толстой общей тетрадью. – Стихи пишешь?

– Да. Комбат дал задание.

– Грусть по этому поводу?

–Знаешь, Володька, мне сегодня исполнилось девятнадцать. Сегодня была баня. Приятно начать двадцатый год жизни чистым!

– Это точно, подтвердил Володя.

– И вот…Пошел мне двадцатый год. Это и много, и мало. Прожил каких– то девятнадцать. Но ведь большей части героям – комсомольцам, погибшим на войне, было восемнадцать или девятнадцать! А они уже стали героями! А я еще совсем ничего не сделал в жизни.

– У нас будут свои поступки, и у нас будут свои герои! У всех думаю, будет свой случай. Только б не упустить… – Володя задумался. – А что у вас с Олегом? Вы ж не разлей вода были. Что между вами произошло?

Тадик молчал.

– Не хочешь – не говори. Жаль только, когда лучшие друзья расходятся.

– Да, Олег единственный не подошел сегодня. Я ждал весь день. Меня очень это обидело. Все ребята поздравляли, пожали краба, а он даже не подошел, ходит, как злой волчонок. А ведь это человек, которого я считал лучшим другом! Да и сейчас не считаю врагом. Хотя то, что он сделал, дает мне право презирать его. Но не могу. Мне до сих пор кажется, что это глупая игра. Только не до игры мне.

Володя давно заметил, что у Олега и Тадика очень сложные отношения. Это неприятно было вдвойне для тех, кто был кадетом. Они рано поняли цену дружбы. Поэтому за парней переживали все: и бывшие кадеты, и те, кто кадетами не были. Он понимал, что между ребятами произошло что-то очень серьезное, у него были предположения о причинах и о том, кто виноват, но никогда не озвучивал Тадику свои предположения. Двое должны найти слова сами и сами разобраться между собой.

Вечером, когда уже ложились спать, курсанты увидели, что Олег все же подошел к Тадику и поздравил. «Хороший товарищ так бы не поступил. Не говоря уж о друге», – подумал Володя. Но лезть с поучениями к двум друзьям никто не решался. Время все просеет, останется главное, а мелочь уйдет.

Гуляя с Людой, Володя размышлял о том, что вот с ней невозможно поссориться: она всегда продумывала ответы, не отвечала сгоряча, не обижалась по мелочам, не капризничала и всегда уважала его мнение, которое ставила выше, чем свое. Наверное, такая жена ему и нужна, чтоб помогала, поехала с ним в часть, которую пошлют, и спокойно ждала, без истерик на тему: «Как я устала жить вдали от Ленинграда, в этой дыре и ждать тебя!»

В пейзажных парках постепенно зацветали деревья и кустарники. Каждую неделю пейзаж был разный: умелые садовники высаживали растения так, чтоб краски и ароматы были постоянно разными. Отцветет одно дерево– зацветает другое. Картинка всегда сменялась. Немудрая ленинградская природа ожила и радовала горожан!

Однажды в конце апреля Людмила сказала:

– Мама с папой приглашают тебя в следующее воскресенье на дачу. На чай. Они хотят познакомиться, посмотреть, с кем я провожу все выходные.

Володя заволновался. Такие приглашения, как правило, обязывают. Они означают, что родители взяли отношения, ничего не значащие для них вначале, под свой контроль.

– Почему ты молчишь? Ты придешь? Или ты боишься?

– Я ничего не боюсь. И обязательно приеду.

Он и волновался, и почувствовал вдруг облегчение: значит, родители Люды вовсе не против и встреч. Наверное, она рассказала о нем только хорошее.

В следующее воскресенье он начал с кондитерского магазина. Хотелось купить что-то самое хорошее из того немногого, что было. Карамель, помадки, батончики. Из шоколадных – только «Ночка», совершенно не свежая. Слоняясь от прилавка к прилавку, снова возвращаясь к предыдущему в надежде найти что-нибудь вкусное, он увидел, как грузчик вносит нетяжелый ящик.

– Галя! Принимай зефир!

– Да, Санек! – ответила пышная Галя с железными зубами лысому, с впалой грудью «Саньку».

– Килограмм зефира в шоколаде! – моментально отчеканил Володя, подскочив к пышнотелой Гале.

– Ишь, какой шустрый! – насела дама в таблетке на голове, браслетах и с черным лакированном ридикюлем на руке. – Я тут, значит, стою, а ему вдруг зефир подавай.

– Извините, но я стоял. Уже полчаса как стоял.

– Ты слева стоял, а не в очереди! – не унималась дама с ридикюлем.

– Я выбирал. У меня увольнительное скоро закончится, – умоляюще глянул Володя на продавца. – Мне обязательно надо успеть…Я с тещей еду знакомиться.

Толпа вмиг утихла. Он вызвал сочувствие и у женщин, и у мужчин. И у тех, и у других – разным причинам. Дамы начали оценивать его как потенциального зятя или жениха, они хотели, чтоб он обязательно понравился будущей теще; мужчины просто откровенно ему сочувствовали, ставя себя на его место.

– Отвесьте курсанту кило зефира. У него событие в жизни! – выкрикнул мужчина лет сорока. – У всех у нас тещи! К ним с грамотным подходом надо.

Очередь одобрительно загудела, продавец мигом вскрыла картонную коробку, скрутила кулек из оберточной бумаги и начала железным совком ловко поддевать зефир в шоколаде. Сладко запахло свежим шоколадом и ванилью.

– Девушка, красавица моя ненаглядная, – вдруг запела так же сладко, как ваниль, дама с ридикюлем. – Вы ж понимаете, какого масштаба событие у курсанта. К Теще идет! Может, есть у Вас какая – нибудь красивая бумага? Какая-нибудь другая обертка? Ведь судьба у юноши определяется. Как к теще подойдешь, так жизнь и проведешь!

Продавец Галя озадаченно остановилась. Такая просьба сбила ее с толку и содержанием, и адресантом: от хозяйки ридикюля защиты парню она не ожидала. Она подумала, наклонилась под прилавок, достала картонную коробку, розовую, почему-то в бежевый горошек.

– Такая подойдет?

– Эта просто замечательная! – солидно одобрила дама с ридикюлем. Ридикюль, висевший на пухлой руке в браслетах, был доволен и лаково улыбался.

Володя доехал на электричке до нужной станции, где его встречала Люда. Она увидела в его руках коробку и обрадовалась:

– Хорошенькая какая! Что там?

– Это для твоей мамы и бабушки. К чаю.

Они прошли от станции по тропинке, ведущей вниз. Открыли деревянную, из реечек, калитку и вошли в сад с фруктовыми деревьями. Деревья только начали цвести.

На полянке, в беседке был накрыт стол, застеленный белой скатертью, с нарезанными, еще дымящимися пирогами и самоваром. Его ждали.

– Мама! Бабушка! Мы пришли! – позвала Люда.

Из домика вышли две очень похожие друг на друга невысокие женщины.

– Идем! – торопливо отвечала та, что помоложе.

– Здравствуйте…Владимир, – подала она руку Володе. – Любовь Сергеевна, мама Люды. Мама! Это Владимир, Людочкин товарищ.

К ним подошла седая, сухопарая, коротко стриженная дама с платком на плечах.

– Добро пожаловать, юноша. Татьяна Ивановна. Мы заждались Вас.

Володя дал себя рассмотреть со всех сторон. Он принимал, что встреча носит именно этот характер – смотрины. Надо было удовлетворить желание родственников.

– Спасибо за приглашение, Татьяна Ивановна, Любовь Сергеевна… Это к чаю, – протянул он нарядную коробочку с зефиром.

– Спасибо, Володенька. Давайте пить чай, пока пироги теплые, – пригласила Татьяна Ивановна.

В беседку пришел отец Люды, Александр Петрович, Стройный, высокий, очень моложавый мужчина, за ним подросток, младший брат Люды Алеша.

– Простите, Володя, мать –и-мачеху собирал. А то скоро соседи жаловаться начнут. К ним полетят непослушные зонтики. Весна ранняя, цветы вовсю на солнышке цветут.

Смотрины были обоюдными: расспрашивали его о родственниках, об учебе, и он смотрел, насколько дружелюбны родители Люды, как они разговаривают друг с другом. Люда, ее мама и бабушка были очень похожи, все три светлокожие, стройные, светлоглазые, и было видно, что они очень дружны. У них были свои шутки, свои фразы, которые понимают только они, – все, как в семьях, где очень близкие и доверительные отношения. Володе это очень нравилось. С ними было уютно, как дома. Его кормили пирогами с мясом, картошкой и грибами, подливали чай, угощали медом. И принесенный зефир в шоколаде женщины оценили, он был очень кстати. День пролетел быстро, надо было идти на электричку, чтоб вернуться в училище вовремя.

Вечером от дежурного Володя позвонил Людмиле.

– Ты очень понравился всем моим, особенно маме. Она сказала, что именно о таком зяте мечтала.

– Тогда отступать некуда, – обрадованно засмеялся Володя.

– Володя…я люблю тебя, – тихо, чтоб не услышали домашние, проговорила она в трубку, которую прикрыла ладошкой.

– Я тоже люблю тебя, Светлячок, – тоже прикрыв рукой массивную черную бомбошку трубки, ответил он.

Отступать было некуда.

***

Подхватить на лету

…Вторые сутки из-за непогоды экипаж капитана Беляка не выпускали в небо. А надо срочно доставить груз и почту на отдаленные точки ракетчиков. В бревенчатом аэродромном домике было надымлено: авиамеханик попытался было затопить печь, не получилось.

-Дожди, как долги, – шутил командир, – пока расплатишься – наплачешься. Больше суток течет с небес, Бог знает, когда все кончится. Другому сиди да сиди, а мне нельзя, в отпуск пора идти. А как уехать, если не «провозил» положенные часы стажера Малышева по заданному маршруту, не ознакомил с местностью и необходимыми ориентирами?

– Да. Места у нас трудные: сопки, тайга. Пойдешь на вынужденную, негде шасси притулить, разве что на марь. Мягко сядешь, да не взлетишь потом, – подтвердил авиамеханик.

Молодой офицер жадно ловил каждое слово старшего товарища, старался во всем ему подражать. Знал: капитан Беляк опытнейший пилот в части, и у него есть чему поучиться.

По жизни Олег Малышев был оптимистом, с юморинкой. Станет говорить – пересмешник и жизнелюб. И очень настырный. Если уж начинал что-то делать, обязательно доводил задуманное до конца.

– Закон бутерброда знаете? – не раз говорил он старшему товарищу. – Как ни упадет, все маслом вниз… Тут самое время не раскиснуть, мол, судьба. Но, товарищ командир, ведь этот же бутерброд и на лету можно подхватить, только не зевай.

Наставник улыбался:

– Это уж точно. В авиации растеряться – самое последнее дело.

Задребезжала полевая коробка телефона.

-Слушаю! Капитан Беляк! Военным пилотам в порядке исключения? Всегда готовы. Есть! Как учили.

Все всё поняли с полуслова. Гуськом потянулись к вертолету. Капитан Беляк – последним. Сколько таких полетов у него на счету. Особенно трудно, когда низкая облачность, и надо все время «прижиматься» к земле. Даешь полные обороты, и мотор надрывно гудит, пересиливая падение.

Командир обернулся. Сопки вокруг были плотно обложены тучами. И только над перевалом окно. Про себя отметил: «Надо спешить!» Окно над перевалом не успело затянуться, и они прошли. На борту у них почта на отдаленные «точки» и срочный груз. Командир экипажа – на правом сиденье, на месте штурмана. Олег за командира. Когда проходили перевал, Беляк коротко бросил Малышеву:

-В местах, как это, только полный газ, запоминай…

Командир был сегодня собран, по – особенному внимателен. Вертолет пошел над распадком, и командир весело помечал:

-Теперь по маршруту, как по бетонке…Смотри, в жаркую погоду взлетать здесь трудно: воздух разряжен. И запомни это. Вдруг придется летать в жаркие дни или в жарких странах.

– Прямо – таки и в странах, – засмеялся Олег.

– Никогда не говори «никогда».

Встречать «вертушку» высыпал весь личный состав ракетной «точки», не занятый на службе.

-Как вам удалось пройти вслед за дождем? С соседнего подразделения звонили, что там нелетная погода. Туман, – удивлялись ракетчики.

Винт не останавливали. Почту выгрузили почти на лету и снова легли на курс. Весь маршрут прошли в сложных метеорологических условиях. В те дни ни одна машина не взлетала с гражданского аэродрома. Звонили с районов, спрашивали, когда прибудут вертолеты. Диспетчер односложно отвечал: нелетная погода. В телефоне досадливо крякали:

– Для вас нельзя, а военные летают, вроде как погоду за собой возят.

Глава 3. Офицерская жена

Предложение он сделал красиво, в кафе-мороженое, где все было белым: и скатерти, и белые каллы в тонких высоких белых вазах на столиках, и легкие белые занавески из органзы, и белый кафельный пол. Он знал, куда пригласит Люду, поэтому заранее купил белые гвоздики.

–Люда, – начал он торжественно, но очень тихо, чтоб за соседними столиками не подслушивали. – Я всю жизнь хочу связать с Армией, со служением Отечеству. Это непростой путь. Служение Родине никогда не было простым делом. Оно требует, возможно, жертв. И не только от офицера, но и от тех, кто рядом.

Он помолчал. Она тоже молчала и, кажется, даже не дышала.

– Я люблю тебя. Ты согласишься стать моей женой и пройти со мной рядом мою жизнь?

– Да, – ответила она немедленно. Он понял, что предложения она ждала давно и, более того, хотела за него замуж. Ведь призналась в любви она ему первой.

На следующей неделе они пили шампанское у Люды на даче. Вернее, Володя сделал только глоток, не хотел, чтоб от него пахло алкоголем после увольнения. Родители Люды, казалось, были счастливы. Владимир сидел на веранде с будущим тестем, сам он пил чай, а Александр Петрович перешел на водочку. Собираясь, Владимир понес тарелки в дом, на кухню, где женщины мыли посуду.

– Хороший мальчик. Я очень рада за тебя, Людмилка.

– Да, мам. Это мой счастливый билет. Я буду дура, если упущу его. Я всегда отела быть женой военного.

Володя поставил посуду на тумбу, покрытую клеенкой.

– Мне пора на станцию.

– Я провожу тебя! – Люда быстро сняла фартук и вытерла руки. – Мама, я позже домою. Подожди меня!

Не доходя до дорожки, ведущей на платформу, Володя крепко прижал Люду и, совершенно не думая о приличиях, совсем не скромно, жадно начал целовать, почти кусать ее губы. От неожиданности она на несколько минут поддалась его напору. Потом словно очнулась, осознавая, что сейчас может быть опасный момент, она стала убирать его руки от пуговиц на своей блузки.

– Володечка, подожди, подожди, не сейчас… – шептала она горячо ему на ухо и застегивала расстегнутые им пуговицы, одергивала поднятую юбку.

–Ты с ума сошел!

– Ну, ты же хочешь…Я чувствую, ты хочешь, – упрашивал Володя.

– Нет, – твердо отдернула она его руки. – Не здесь и не сейчас.

Он двумя руками жестко, как махровым полотенцем, протер лицо.

– Да, конечно. Прости, Людочка. Шампанское все же ударило в голову, – оправдывался он.

Она взяла его под руку и повела на форму к каменной будке, где продавали билеты.

В электричке он закрыл глаза. Ему было стыдно за свой срыв. «Дурак, чуть все не испортил». Он старался загнать эти мысли в черный ящик, чтоб не загнобить себя за то, что наделал. Так бывает, когда неприятные, постыдные воспоминания стараешься не подпускать близко. Как только они подходят близко к опасной черте, где они начинают ранить, ты их отодвигаешь и стараешься перебивать другими, приятными мыслями. «Надо позвонить родителям. Рассказать им, чтоб собирались на свадьбу».

Мама на свадьбу приехать отказалась наотрез.

– Какая свадьба? Ты еще сам ребенок! – кричала в трубку мама.

– Я не ребенок, мамочка, – протестовал Владимир.

– Володенька, сыночек! Любимый мой мальчик! Тебе только двадцать лет! Ну, какая женитьба? Ты еще летом умирал от любви к Нине! Как так чувство может быстро измениться?

– Мамочка, Нина родила ребенка. Я ждал. Ну, чего еще ждать? Надо устраивать свою жизнь.

– Я к тому, что нельзя так быстро все забыть и влюбиться в другую. Это неестественно.

Мама била в цель больно и четко. И каждое слово попадало.

– Мамочка, Люда любит меня. Она будет хорошей офицерской женой. Ты узнаешь ее и полюбишь. Знаешь, я с ней даже поссориться не могу. Она всегда поддерживает мое мнение. Она уважает мое мнение, меня. Мне это важно.

Володя пригласил на свадьбу Тадика, Генку, Олега и Колю. Он не мог пригласить всех, потому что денег у него было немного. Часть накопил он сам, немного прислали родители с извинениями, что «не могут приехать по состоянию здоровья», остальное взяли на себя родители Люды.

Он возил Любовь Сергеевну с Людой в свадебные салоны выбирать платье. Самого Володю не пускали в зал, чтоб не увидел до срока платье на невесте. Он долго думал, в чем быть ему. Родители прислали деньги дополнительно – чтоб купил себе костюм. В салоне Люда с тещей выбрали ему черный костюм, белую рубашку и яркий, эффектный полосатый галстук.