Текст книги "По законам братства"

– Курсант Олег Малышев за период обучения твердо изучил теоретические дисциплины, всегда старательно готовился к каждому полету. Летную программу освоил на «отлично». В воздухе провел 40 часов 50 минут, способен в форс-мажорной обстановке принять верное решение. Среди товарищей пользуется заслуженным авторитетом…

После окончания Омского учебно-авиационного центра ДОСААФ у Малышева, как говорится, была прямая дорога в любое Высшее военно-авиационное училище летчиков. Этой возможностью Олег, конечно, воспользовался. Выбрал город Армавир. Там готовили пилотов для войск ПВО. Но вот беда: на первой же медицинской комиссии его срезали. Признали хроническую ангину, которой, кстати, он никогда не болел. Просто накануне съел пару порций мороженого. Естественно, горло алело, как пионерский галстук. Так он снова оказался в Омске.

Устроился Олег на завод кислородного машиностроения слесарем. Через полгода снова пришла повестка. Ну, думал, пора собирать вещмешок в армию. Но не тут-то было. Опять предложили учебно-авиационный центр ДОСААФ, но уже в Новосибирске. Там случился недобор курсантов. А у него уже кое– какой опыт. К сожалению, он там не очень пригодился. Ведь готовили в Новосибирске летчиков на винтокрылые машины. Проучился около года. По окончании курсов всем присвоили воинское звание младший лейтенант и выдали удостоверение летчиков на МИ-1 третьего класса.

Снова Олег приехал в Омск. С армией вопрос был закрыт. Вернулся на завод в Омск. Там проработал три года. За это время стал бригадиром, уважаемым человеком в рабочем коллективе.

После известных Даманских событий на дальневосточной границе его как офицера запаса срочно призвали в армию. Место службы определили – Дальний Восток, в военную авиационную часть летчиком– штурманом на МИ-4.

***

Есть у каждого из нас такие события, которые всплывают в течение жизни при каждом удобном случае, когда хочется сердцем погреться. Володя чаще вспоминал занятия в суворовском. Почему-то сейчас в разговоре с Генкой всплыла именно такая картинка.

На политинформациях, которые регулярно проводились офицером – воспитателем, преподавателем истории или преподавателем курса военного перевода, суворовцы все чаще слышали о том, что в Европе в последнее время не все спокойно. То в Польше, то во Франции вспыхивают народные волнения. Тон забастовкам обычно задавали студенты. Неспокойно и у наших друзей в Чехословакии. Там создали какой-то «Клуб-231», членами которого являются репрессированные элементы, не истребленные в 1945 году, – фашистские прихвостни, недовольные существующим строем, и спецслужбы Запада активизировали подрывную деятельность против социалистической Чехословакии. Им удалось поднять мятеж против законной власти.

Всплывали картинки классов. В аудитории висело несколько больших карт – политическая карта мира со странами и их границами и физическая двух полушарий. А ещё находилась карта вполовину меньше – с чёткой береговой линией Турции и Греции. На третьей карте – Средиземное море в районе соединения его с Атлантическим океаном и проливом Гибралтар. Майор Леонид Иванович Зайцев рассказывал про мировые проблемы, положения в стране и про события на острове Даманский 15 марта 1969 года на реке Уссури.

Не все суворовцы писали конспекты. Считали способ переписывания чужих мыслей в общую тетрадь зубрежкой. В этом были уверены Володька Снегирев и его товарищи. Однако командир взвода и преподаватель истории думали иначе. В военной структуре все должно быть единообразно и делаться по команде.

– Тот, кто не хочет писать конспекты, подрывает принцип единоначалия и авторитет преподавателя. В военное время за это осудил бы военный трибунал, – пугал майор. – Запомните: мы готовим из вас будущих защитников Родины. А вот скажите, что есть наша Родина?

– Советский Союз! – раздался дружный ответ.

– Кто враги Советского Союза?

– США и страны НАТО!

– Что мы делаем со своими врагами?

– Боремся!

–Молодцы, правильно мыслите!

Володе вспомнилось одно занятие, тема которого была интересной, но майор Зайцев все время умолкал. Видно было, что мысли офицера -воспитателя находились далеко от всего, о чем он говорил. Он твердил стандартные фразы, приводил какие – то абстрактные примеры. Чувствовалось, комвзвода думал о чём-то своём.

На улице шел дождь. Он время от времени подходил к окну и по нескольку минут смотрел на улицу. Неожиданно для всех он произнес:

– Между прочем, советские ученые недавно установили, что температура тела птиц, летящих в стае, на два градуса выше, чем температура птиц, летящих по одиночке…

Ребята молча переглянулись. У Гены глаза расширились. Всем показалось, что после этих слов капли дождя перестали барабанить по подоконнику. Словно тот, кто командует воздушной стихией, услышав сказанное офицером, тут же перекрыл дождевой кран. За окном стало заметно тише. Левка Васильев с любопытством посмотрел на офицера.

– Суворовец Васильев, в чем дело? – спросил майор, словно пожалев о только что обнародованном весьма сомнительном научном факте.

– Птицы летят! Хорошо! – неуверенно констатировал Лева.

– Что хорошо?

Васильев улыбнулся, видимо, по причине, только одному ему известной.

– Это, наверное, когда они на запад летят, температура выше… – заметил сидевший за первой партой суворовец Толя Морозов.

– Почему на запад? – тут же негромко спросил Зайцев.

– Ну, на зимовку, – вступил Володя.

– На юг, Владимир, птицы летят! Слышишь, на юг! На запад только диссиденты улетают!

– Товарищ майор, а как же температуру измерили у птиц? – встал из – за стола Лева Васильев.

– Что измерили? – повел бровью майор. – Ну, как – как? Наверное, специальным термометром, как же еще? – Майор вытер платком лоб.

– На лету? – не унимался Левка.

– Ну, не знаю, может, из космоса как-нибудь.

– Может, брехня это?

–Что?! – возмутился Леонид Иванович.

– Простите! Может, это глупость? Непроверенный факт? – поправился Васильев.

– Может! Сегодня подскажу старшине, чтобы тебя в наряд поставил. На кухню. Согреешься там быстро!..

Майора Зайцева, командира взвода, колоритного офицера, любили все. Умница, начитанный, образованный, он, кроме всего прочего, прекрасно играл на фортепиано. В Ленинской комнате стоял хороший инструмент, и Леонид Иванович, в полевой форме, портупее, в сапогах играл ребятам Шопена. Полевая форма и фортепиано остались в памяти Володи как одна из драгоценных картинок училища…

Володя посмотрел на витрину. Генка водил пальцем по округлому стеклу.

–Как такое выпуклое стекло делают для витрин?

– Спроси у преподавателя физики, – улыбнулся Володя. – Он тебе все популярно объяснит.

– Мороженое будем?

– Не. Я, наверное, куплю желе, – засмеялся Володя. – Не хочу пока мороженого.

Прошедшая недавно ангина отбила надолго любовь к мороженому. Хорошо, что обошлось без осложнений. Володя поставил на стол креманку с двуслойным желе и посыпанными сверху засахаренными ягодами. Поймав Генкин взгляд, взял его чистую ложку, собрал половину ягод и положил в его мороженое.

– Спасибо! – выдохнул Гена.

«Мальчишка», – снисходительно подумал Володя. Они хоть и были одногодками, но Володя родился в начале года, а Гена – в самом конце, поэтому фактически был старше почти на одиннадцать с половиной месяцев. Гена был младше всех, и в некоторых вопросах казался ребятам ребенком.

– У нас была корова, и молока было море. Так вот, родители наши уходили на сенокос, а мы сутра быстренько наберем земляники, прибежим домой, со всех банок сливки снимем. Сахар и земляника…У -у -у! Это так вкусно! А запах! Правда, вечером нас лупили ремнем, так как молоко домашнее мамка продавала, и была очередь на определенные дни. А сливки были собраны нами, вот и получали. А еще я помню из детства ……Молоко хранила мамка в кринках в погребе…И что было для меня чудом – на улице жара, а в погребе ледник…Братишка однажды чуть не утонул, поскользнувшись на льду…потому и запомнил…

Володя молча слушал друга.

– А помнишь, как лучше есть землянику? Надо налить в тарелку холодного молока, крепко подсластить его сахарным песком, хорошо размешать, пока не растает, а потом уж и сыпать в молоко землянику. Некоторые давят землянику в молоке ложкой. Этого делать ни в коем случае не нужно, потому что молоко от земляничной кислоты хотя и порозовеет, но свернется хлопьями. А я люблю целыми ягодами.

То, что Гена любит ягоды, Володя хорошо знал, он периодически отдавал ему из компота янтарную плотную курагу и изюм.

Все мальчишки сделали на сегодня самое важное дело – отправили своим мамам и девочкам письма. Больше ничего особенного запланировано не было. Они медленно ели и смотрели в огромные витражные окна, сидя за маленькими круглыми столиками, и смотрели на чужие жизни, мелькавшие на главной улице города.

– Я потом, когда женюсь, буду все праздники праздновать в кафе, – проговорил Володя. – Люблю красивые стулья, большие люстры, скатерти. Мама всегда стелет скатерть перед обедом. Где бы мы ни жили, куда бы ни переезжали. А твоя мама стелет скатерть?

– Моя…наверное…Не помню. Нет, не стелет, – Гена спотыкался о свои воспоминания. И перевел разговор на другую тему. – А Нина к тебе приедет?

–Приедет, конечно. Мы поженимся и поедем вместе в Ленинград учиться. Мы все давно решили. Она поступит в институт имени Лесгафта. Она лыжница, так бегает, что снег клубами вокруг поднимается! Я распланировал свою жизнь на много лет вперед. Я все знаю, что со мной будет.

Гена поднял брови. О Боге не принято было говорить, но его бабушка всегда вздыхала: «Человек предполагает, а Бог располагает». И он, боясь осуждения, промолчал.

С начала осени суворовцы начали готовиться к параду на площади имени 1905 года. На плацу училища они по нескольку часов отрабатывали строевой шаг сначала в составе взвода, роты, потом и всего училища. Это было изнурительно, но командиры говорили, что полезно.

Через несколько метров от них занимался другой курс. Ребята знали, что командовал тем взводом недавно прибывший капитан Евдокимов. Ребята шептались о нем, что он недавно был представлен к ордену Красной звезды за выполнение своих обязанностей при вводе войск в Чехословакию. Ребята из его взвода тоже очень любили Евдокимова. Володя с друзьями видел, как Евдокимов объясняет «разворот кругом в движении». Сначала объяснение, потом показал по элементам: сначала в медленном темпе, потом в обычном. При повороте на левой ноге он замедлил темп. Но не поморщился. Ему было больно, но он не показал и вида. Мальчишки только вытянули спины и подняли подбородки. Капитан Евдокимов прошел почти всю войну старшиной разведроты. Левая нога была раздроблена еще в сорок четвертом при выполнении задания. Никто не то что не подшучивал над его неуклюжей походкой, но даже глазом не моргнул. На лицах только уважение. Он сам был для ребят ходячим Уроком Мужества.

А в конце октября начались ночные тренировки на площади. В октябре на Урале стоят уже не шуточные морозы, и про глобальное потепление еще никто не слыхал. Сугробы от Свердловска и на Север – по колено. Вечером перед тренировкой комроты Григорий Михайлович принес стопку старых газет.

– Мы читать будем? – пошутил Володя.

– С тебя и начнем! – отрезал Бунин. – Всем смотреть и учиться!

Он присел и снял обувь. Между первым и вторым носком намотал газету по образцу портянки.

– Всем разуться! – приказал Бунин.

– Зачем это, Григорий Михайлович?

– Затем, чтоб ноги у вас на морозе в ботинках не отвалились! Тщательнее наматывай!

Он каждому помог намотать или переделать бумажные портянки. А под утро поджидал взвод с репетиции, не спал и лично у каждого проверил ноги: не обморозил ли кто ноги? И у мальчишек было чувство, что роднее сейчас, чем этот требовательный, но бесконечно заботливый, трогательный и беспокойный человек, никого нет.

Этот парад 7 ноября Володя запомнил на всю жизнь! Он, обычный мальчишка, из простой семьи, из маленького провинциального уральского городка участвовал в таком грандиозном событии. И рядом с ним такие же восторженные мальчики с покрасневшими от мороза щеками, придерживающие друг друга плечом.

Перед Первым мая произошло событие, которое он тоже считал особенно важным, – прием в комсомол. Володин друг Лева Васильев, член комсомольского бюро, отличник, сказал, что будет задавать вопросы, несмотря на дружбу, предупредил, чтоб все готовились серьезно.

– Прости, брат. Спрашивать будем строго. Все должно быть в этих вопросах честно и принципиально, – сказал он.

Владимир был согласен с Левой. Кадетское братство и строилось на соблюдении чести и достоинства. Он впоследствии так и считал, что комсомольцы и рядовые члены партии были честные и порядочные люди, а в руководство пролезли проходимцы, которые предали партию и народ.

Глава 3. Кадетские погоны на память

Стоял теплый весенний субботний день. Мальчики готовились к экзаменам. Хотелось как –то «нетрадиционно» к ним подготовиться. Однокашник, живший недалеко от городского парка, пригласил друзей на выходной к себе. В парке Маяковского вовсю цвели сирень и отцветала черемуха. Благоухали кусты садовой акации и туи. Цветочный аромат и запах свежескошенной первой травы кружили голову всем, кто прогуливался по тенистым аллеям. На Володю после однообразных казарменных будней этот волшебный мир действовал вдвойне. Он шел и с наслаждением пил не только аромат разноцветья, но и любовался ландшафтом лесопарка. Не все еще обустроено в парке, есть лесные зоны, почти не тронутые. Володя читал, что в  1943 году территория парка использовалась в качестве полигона для мотострелкового разведывательного батальона Уральского добровольческого танкового корпуса. Ему обязательно хотелось посмотреть памятник Маяковскому, любимому поэту, поэтому он сначала уверенно прошагал именно к нему.

В обратную сторону решил срезать, тропинка пошла по глухому участку парка. Но именно по ней был наикратчайший путь к городской улице, на которой в квартире его с гитарой ждали друзья. Пробегая мимо векового тополя, неожиданно в кустах он услышал женские восклицания. Он замедлил шаг, прислушался. По голосу, по всей видимости, молодой девушки понял: ее домогается мужчина.

–Нет, не надо! Отпусти меня! – уговаривала она неизвестного. – Я буду звать на помощь!

– Зови!

– Не трогай, Саша, – умолял женский голос. – Отпусти же…

Послышались даже всхлипывания.

«Что делать? – запульсировало в Володькином мозгу. – Не могу же я быть сторонним наблюдателем насилия. И потом: каким после этого буду суворовцем, если не вмешаюсь в ситуацию?»

Патетика так и перла из него: «…я должен… должен…А если к моей Нине кто – то так пристанет?»

Во что бы то ни стало надо вырвать девушку из похотливых лап неизвестного. Он свернул с тропинки. Раздвинув ветви кустарника, увидел сидящих на траве девушку и парня. Возле них на газете – остатки еды и недопитая бутылка дешевого портвейна. Что предпринять? Молодой человек вновь липко обнял девушку.

–Не надо, мы же с тобой договорились…

Тут Володю понесло. В один прыжок он оказался возле пары и, тронув за плечо незнакомца, возмущенно произнес:

– Так! Значит, не для всех это место для физкультуры и спорта!

– Чегоо? – возмутился парень.

– Отпусти девушку!

Парень недобро посмотрел на него снизу вверх, вздохнул и поднялся. Он был выше почти на голову.

– Чё надо? – вяло спросил он.

–Не трогай девушку!

Бугай сделал небольшой разворот, и в эту секунду Володя почувствовал, что летит по воздуху. Затрещал под телом куст жасмина, жалобно звякнули струны гитары.

«Только бы не пнул, – вяло и успокоенно пронеслось в мозгу. Убьет же, гад!» Встал на четвереньки и, таща за собой музыкальный инструмент, пополз за ближайший куст.

Парень даже не посмотрел в его сторону. Он присел и налил себе вина.

–За тебя, Лола!

И тут Володя услышал голос девушки:

– Ходят тут всякие! За меня, мой герой!

Она еще что-то говорила ему вдогонку, но Владимир ее не слышал. Кружилась голова, подташнивало. В компании делать уже было нечего. Он, наконец, выполз на знакомую тропинку, кое-как поднялся и побрел обратно в сторону училища. Часть субботы и все воскресенье пластом пролежал на койке. Только к утру понедельника полегчало. О случившемся ребятам ничего не сказал. Было стыдно.

В день приезда Нины, в выходной, Володя пошел в увольнение. Она хорошо сдала экзамены в десятом классе и ехала в поезде к нему. Они должны вместе решить, что она будет делать еще год, пока он оканчивает суворовское училище. Возможно, пойдет работать. А потом они вместе поедут куда-нибудь поступать. Наверное, как и мечтали, в Ленинград.

На привокзальной площади, где сегодня памятник уральским танкистам, стояли женщины с зеленью: на раскладных стульчиках лежали лук, петрушка, молодой чеснок, черемша. Одна пожилая дама в белой, вязанной крючком шляпке из простых ниток, держала букетик ландышей. Изумрудные влажные листья светились в прожилках, и каждую белую жемчужную головку хотелось целовать. Они скорее походили на бутоны, выточенные из мрамора. Он замер, глядя на цветы, это был тот самый случай, когда не понятно, что красивее – природное или рукотворное.

– Сколько стоят ландыши? – спросил Володя у дамы.

– Пятнадцать копеек. Он отсчитал монетки, подумал, ему показалось, что жемчужинок рассыпано маловато среди широких заостренных листьев. Отсчитал еще.

– Дайте два, пожалуйста. Соедините их, если можно, чтоб букетик был попышнее.

– Согласна с Вами, молодой человек.

Женщина охотно развязала ниточки, соединила букетики, достала узкую желтоватую бумажную ленточку и красиво перевязала цветы. Ножницами провела по концам ленты, чтоб они завились спиралью.

– Спасибо. Очень красиво! – восхитился Володя.

– Пожалуйста. Надеюсь, понравится той, которой Вы его подарите.

Цветов Володя никогда еще не дарил. Первый свой в жизни букет нравился ему необыкновенно. Казалось, нет ничего свежее и нежнее.

На перрон он пришел заранее, чтоб угадать, с какой стороны по ходу поезда будет пятый вагон: с головы или с хвоста. Он старался вести себя чинно, не суетиться, как и положено человеку в форме суворовца и будущему офицеру. Но когда поезд стал прибывать на означенный путь, он разволновался, степенность его улетучилась. А когда не увидел среди пассажиров вагона Нину, совсем растерялся. Рука с цветами опустилась. Как же так? Ведь родители заранее купили ей билет, и номер вагона она написала ему еще две недели назад. Заболела? Опоздала? Или передумала ехать? Что могло произойти?

Он смотрел на бесконечный поток пассажиров, выставляющих свои чемоданы из вагона. Еще раз прошел вдоль вагона, заглядывая в окна. Нины не было.

Вдруг кто-то закрыл ладонями глаза.

– Нина!

Он повернулся, увидел ее смеющиеся карие глаза, высокие широкие брови дугой, даже косички у нее смеялись, распахнувшись, словно в объятиях, в разные стороны.

– Где ты была?

– А я прошла в соседний вагон. Там меньше народа! Здесь я бы еще стояла и стояла в очереди на выход!

– Умница моя! – Володя обнял ее и первый раз поцеловал в губы, не боясь осуждения и чувствуя себя совсем взрослым.

На вокзалах обычно не боятся плакать у вагонов, расставаясь навсегда, теряя часть сердца и уже не веря, что оно вырастет снова, не боятся ругаться вдрызг, зная, что никто не вспомнит о скандале через три минуты. Никто не осуждает за откровенный поцелуй, потому что встречаются после практически вечной разлуки, и эта вечность дает право на бесстыдный поцелуй.

Он протянул ей букет.

– Такой же нежный, как ты, – прошептал он.

– Спасибо, Володечка, мой…хороший, – она опустила лицо в цветы и вдохнула чистый прохладный ландышевый аромат. Их любовь пахла ландышами, чистотой и надежами.

Володя подхватил ее рюкзак, накинул его на плечо, и они пошли пешком в город.

Они важно шли по широкому мосту в центре города через Исеть. Володя крепко держал руку Нины и уже совсем считал ее своей, а счастье свершившимся. Они остановились посередине и оглянулись вокруг. Небо было огромным, во весь город. По всему его пространству, по диагонали словно провели широкой плоской кистью: бело – синие полосы с прожилками отливали перламутром.

Они сбежали по ступеням к плотинке.

– Давай бросим монетку, чтоб всегда сюда возвращаться вдвоем, – крикнул он снизу.

Нина спустилась. Они сели на большие серые пупырчатые валуны – ступени под деревьями, где их не было видно прохожим со всех сторон. Володя обнял ее, уткнулся в темные косички.

– Мы теперь вместе. Навсегда? – шепотом спросил он.

– Навсегда, – ответила Нина. –Я дождусь, когда ты закончишь училище, и мы уедем. Вместе уедем, вместе пойдем учиться. Куда скажешь, куда ты выберешь. Помнишь, мы хотели в Ленинград. Вся жизнь у нас впереди!

Они смотрели на воду, на пробегающие по мосту автобусы и трамваи и мечтали. Он ждал ее три года и сейчас наслаждался ее близостью, энергичностью, ее теплом. Он чувствовал, что жизнь стала богаче: теперь, кроме училища, есть девушка, которой можно не только писать, но можно и обнять, поговорить о том, о чем с взрослеющими парнями говорить неловко.

Нина заночевала у дальней родственницы, а в понедельник утром поехала устраиваться на завод, потому что там сразу давали общежитие. Некоторые проблемы решились на первое время.

– Завод – это временно, только на год, чтоб подождать тебя и получить направление в институт. Ты пока с другом поговори, куда можно поступить.

***

Всякий примеряет по себе

Всякий примеряет погоны и мундир по себе. Не по росту – лучше не надевай, посмеются. Ответственность тоже не всем по плечу. Она вырастает с человеком. Малышев один из первых в эскадрильи из числа молодых летчиков-штурманов освоился на новом месте, обрел настоящих друзей среди старших товарищей, что называется, по крупицам перенимал у них опыт. А поучиться было чему. У каждого – чуть ли не по тысяче часов налета, у многих – значки летчиков первого класса.

– Дальний Восток с его сложным рельефом требует от пилота высокого мастерства, выдержки, умения в нужный момент принять единственно верное решение, – любил наставлять стажера Малышева капитан Беляк, – а то ведь как бывает: противник обычно придерживается погодных условий отрицательных. Соответственно, и мы должны уметь, если потребуется, пилотировать в экстремальной обстановке. Не лыком шиты!

На этой фразе офицер хитро улыбался. А у молодого летчика в это время на душе «скребли кошки»: не всегда командир доверял ему управление машиной в сложных погодных условиях. Больше присматривался.

…С поселков, расположенных вдоль сибирской реки, поступили тревожные известия о надвигающемся наводнении. Проливные дожди и многокилометровый ледяной затор подняли воду на несколько метров, и она рванула на левобережье, заливая поля, унося скот, затапливая постройки.

Два звена вертолетов глубокой ночью подняли по тревоге. Пилоты собрались в классе летной подготовки. Через плечо соседа старший лейтенант Олег увидел, как комэск водит карандашом по списку командиров экипажей, делая какие-то пометки.

– Хоть бы наш вертолет не вычеркнул с полетов, – обеспокоенно шепнул молодой летчик товарищу, – а то, когда еще появится возможность испытать себя в экстремальной обстановке? Не часто ведь такое случается.

Подполковник поставил крестики против фамилий Скрылева, Замараева, Беляка. Дойдя до Малышева, на секунду задумался, но тут же уверенно обвел ее карандашом и поднял стрелкой к отмеченной тройке офицеров. В них он был уверен, как в себе: не подведут.

Утро пришло промозглое и серое. Хлестать дождь перестал, но вот мелкая водяная пыль продолжала сеять сквозь низкие тучи. И все же надо было срочно вылетать на задание.

Винтокрылые машины появились над селом, когда уже крайние дома залило по окна. Люди, забравшись на крыши построек, отчаянно махали руками, прося помощи. Вертушка старшего лейтенанта Малышева первой коснулась земли. Это был огород на пригорке с уже посаженным картофелем, единственно пригодное для посадки место. Быстро разобрали изгородь, и еще две машины втиснулись на клочок суши, едва не задевая друг друга винтами. Начались трудные часы спасательных работ. Двадцать, тридцать минут – и вертолеты, загрузившись людьми, брали курс на безопасное место. Спасатели остались и продолжали переправлять на лодках к сухому пятачку замешкавшихся стариков и тех, кто уступил место в вертолетах детям и женщинам. В иллюминатор хорошо было видно, как по низине в мутной воде плывут сараи, домашний скарб, сараи, стройматериал, мешки с раскисшей мукой и растворенными солью и сахаром. Вытаращив от ужаса глаза, гребла собака, цепляясь в воде за широкий подоконник. Картина не для слабонервных.

В этот день Малышев сделал несколько вылетов. Но отдохнуть так и не пришлось. Поступила новая вводная. Необходимо было загрузиться горючим и срочно вылететь соседний район, в двух селах остались люди. Смеркалось. Видимость едва ли отвечала полетному минимуму ориентиров – вокруг только размытые силуэты. Особым внутренним чутьем угадывал Олег маршрут. Вот вертолет сделал круг, снизился. Неожиданно прямо под ним из тумана вынырнули дома, огороды. Если б метром ниже… Олега как будто облило кипятком, он закусил губу:

– Спокойнее, спокойнее, главное сейчас держать полные обороты несущего винта…

Шасси плавно вдавились в сырую землю. К приземлившейся машине бежали счастливые люди, услыхавшие звуки вращающихся лопастей, вертолет с земли было не видно. Люди старались не давить друг друга при посадке, но видно было, что паника, страх остаться здесь и утонуть, их не оставляет.

– Спасибо, товарищи офицеры! Спасено более пятисот человек! – благодарил после задания комэск товарищей Олега.

В невероятно сложных условиях они совершили сто двадцать вылетов в зону бедствия. Более тридцати из них сделал старший лейтенант Олег Малышев.

***

Самым близким другом, с которым Володя хотел бы поехать учиться дальше, конечно, был Генка.

Генка Стремоусов был в роте единственным кадетом, который до сих пор скучал по дому, по родственникам, первые два года ночью даже плакал в подушку. Ребята над ним подшучивали, устраивали розыгрыши, ставили на вид его поведение. Гена не обижался, старался прислушиваться к советам товарищей и все шуточки над собой великодушно прощал. С ним было связано много историй, в которые он умудрялся вовлекать всех ребят.

Мальчишки давно обратили внимание на то, что кончик его носа нередко принимал красный оттенок. Наверное, в силу физиологических особенностей, но это было очередным поводом для подтруниваний.

Правду говорят: если человеку постоянно напоминать о его недостатках, он рано или поздно постарается от них избавиться. И в самом деле. Ребята стали замечать, что суворовец раз в неделю уходит в город один. Вскоре все узнали, что Гена посещает косметический кабинет! Зачем? Ответ был прост: парнишка решил устранить красноту на кончике носа. Кто сподвиг его на этот шаг, оставалось загадкой. Сам он додуматься не мог. Да и процедуры в косметических салонах тогда еще были привилегией обеспеченных жен номенклатурных работников, директоров магазинов и других «нужных» людей. Суворовцы к ним не относились. Тем не менее, факт оставался фактом: Стремоусов раз в неделю ходил к косметологу. Когда ребята обратили внимание на то, что кончик носа у него побледнел, исчезла краснота, приколы прекратились. А некоторые ребята даже заинтересовались, какие имеются возможности у этого косметического кабинета?

Прошел месяц. Однажды после утренней зарядки друзья увидели, что нос у Гены в своей прежней красе: расцвел, как мак. Неужели усилия косметологов были напрасными?

– Должна быть гарантия лечения, – без обиняков сказал Володя Надрин. – Обязаны взять тебя бесплатно на второй курс лечения.

– Конечно, должны, – поддержал его Юра Сычов. – Это все равно, что тебе подсунули недоброкачественный продукт.

– Давай, завтра же иди к косметологу, – пусть деньги возвращает или лечит по-новому, – напутствовал Морозов.

Для пущей важности Володя Надрин даже вызвался в напарники, чтоб проконтролировать, как идет лечение. Но каков будет результат визита к врачу, никто сказать не мог, поэтому все с нетерпением стали ждать развязки этой истории. Как выкрутится из этой щекотливой истории косметолог, который гарантировал пациенту положительный результат лечения? Вечером все собрались в ленинской комнате.

– Ну, что? –спросили друзья. Генка стоял грустный, молчал.

– Нормально, – ответил за него Надрин.

– Деньги вернули?

– Нет. Зато мы получили протрясающую консультацию, – сказал Володя.

– Какую? – не унимались ребята.

– Секрет.

–Ну, а все – таки?

Наконец, Володя сдался.

– Гену принял пожилой врач в очочках. На приеме врач спросил у Гены, пьет ли он вино? Тот ответил, что редко, но случается… Так вот, он посоветовал Генке пить только водку. А если, случится, вино, то – большими глотками.

– Почему? – засмеялись Мухаметжанов с Морозовым.

– Очень просто: если пить вино маленькими глотками, оно будет больше попадать на нёбо. В результате – расширять капилляры на носу. А это, значит, что увеличится приток крови к кончику носа. Он покраснеет.

– Вот это консультация! – ахнули ребята.

– Так что, Генка, – Сычов похлопал товарища по плечу, – до своих последних дней придется тебе пить только водку или вино большими глотками, чтобы нос не покраснел!

Друзья хохотали в полный голос. Володя обнял друга, прислонился лбом к его голове:

– Не спейся, брат! Я буду рядом!

Гена благодарно посмотрел на друга.

–Спасибо!

И вдруг неожиданно для всех Гена тихо добавил:

– Только это, как оказалось, вовсе не врач был. А работник, обслуживающий аппаратуру в салоне! Типа, слесарь. Ему халат белый велят надевать, когда он проверяет оборудование.

В комнате зазвенела тишина. От удивления никто не осмеливался первым засмеяться.

– Вот такие дела, – Гена первым улыбнулся. – Но мы ждать врача больше не стали. Ушли.

Хохот не смолкал полчаса, стихая на мгновение и накатывая с новой силой.

Этот год был самым легким и самым счастливым в жизни Володи. Нина работала на Уралмаше, бегала на лыжах за завод, завоевывала призы на областных и российских соревнованиях. Все были счастливы получить такую лыжницу, такую звездочку. Но она сразу сказала, что хочет учиться. На заводе обещали к лету подготовить направление для поступления в Ленинград, в институт имени Лесгафта, желательно на заочное отделение. Почти каждые выходные они с Володей гуляли и строили бесконечные планы.

– Как ты на это смотришь, Володька? – спрашивала она при встрече. – Мы поедем в Ленинград. Город белых ночей! Какие военные училища там есть?

– Мы уже смотрели с Геной. Есть прекрасное артиллерийское!

– Вот и хорошо. Раз вы уже выбрали, пусть и будет артиллерийское. Я сразу приеду к тебе, как ты устроишься, и тоже буду поступать. Мне дадут общежитие. А потом мы поженимся.