Текст книги "По законам братства"

Регистрация проходила во дворце бракосочетаний имени Петра Лаврова, роскошном здании с лепниной, а в некоторых залах – с расписными потолками в технике гризайль.

У Володи сердце защемило от нежности к Людмиле, когда он увидел ее в длинном прямом платье из легкого шелка с длинным рукавом. V – образный вырез и приподнятый воротничок делали ее шею длиннее и тоньше, еще трогательнее. Совсем светлые волосы были приподняты в прическу и убраны под короткую, до плеч, фату, которую удерживал венок из мелких белых цветочков.

Володя в черном костюме и ярком галстуке выглядел более уверенно и, определенно, жестче. В зал для регистрации он ввел ее под руку, она шла нерешительно и была словно напугана. Казалось, что только сейчас она поняла, что это не игра в замужество, а действительно меняющаяся раз и навсегда жизнь. Гостей было немного: родственники, несколько друзей семьи со стороны Людмилы, три ее подруги и друзья Володи – Гена, Тадик, Олег, Николай. Ребята были в форме и выглядели потрясающе на фоне дворцового интерьера.

Молодые подошли к нарядно одетой женщине, стоящей под позолоченным гербом, и замерли. Оба волновались и слушали невнимательно заученную речь «представителя городской власти». Очнулись от вопроса:

– …Является ли ваше решение осознанным и добровольным? Прошу ответить Вас, невеста!

– …Да, – еле слышно ответила Люда.

– Прошу ответить Вас, жених!

– Да, – осипшим голосом ответил Владимир.

Большой букет разноцветных гладиолусов запрыгал в руках Люды – она заплакала.

Подруга Лена подхватила выпавшие из букета цветы.

– Не волнуйся, Людочка, все будет хорошо, – шепнул Володя.

Свадебный кортеж, состоящий из двух машин ГАЗ– 21, провез молодых на Пискаревское кладбище, где ребята возложили цветы, по дворцовой площади, мимо ЛВАКУ. Фотосессия была скромной, на черно-белую пленку фотоаппарата «Зенит».

Свадебный обед Любовь Сергеевна организовала дома, в трехкомнатной квартире. Из гостиной вынесли сервант и диван, на котором спала Людмилина бабушка. Столы расставили по периметру буквой П, а вокруг – стулья и табуреты, собранные по соседям. Даже места для танцев посередине оказалось вполне достаточно.

Тамадой была приглашена соседка по даче Марина Денисовна, которая жила в поселке круглый год. Она дружила с Любовью Сергеевной и Татьяной Ивановной. Она же с дочками Олей и Светой помогала готовить и накрывать стол. Их часто с удовольствием приглашали подработать и отпраздновать вместе свадьбы и юбилеи. Они и заводные были, и стряпали великолепно. И всегда помогали всем в дачном поселке с рассадой. Многим дачникам эти женщины за долгие годы соседства стали близкими, как родственники. Они встретили молодых дождем из риса.

– Для благополучия! Пусть дом будет полная чаша!

Владимир не узнал гостиную. Она была украшена в его вкусе – в любимом белом цвете: белые новые скатерти и салфетки, белыми скатертями попроще были устланы лавки, только белые лилии и гладиолусы в вазах; на столах стоял белый сервиз и докуплены только белые тарелки. Никого цветного салатника, никакой старой треснутой тарелки, все выглядело ослепительно и достойно. Стекло было недорогое, но новое и одинаковое, как в кафе.

– Любовь Сергеевна, вы очень потратились, -тихонько проговорил Володя проходившей мимо теще.

– Володенька, я надеюсь, у нашей дочери это будет единственная свадьба. Так что не переживай. Скоро юбилей у мамы, потом у отца, потом у меня, родители твои, дай Бог, приедут, потом внуков будем обмывать. Пригодится. Все в порядке. А как тебе белый цвет? – улыбнулась она зятю.

–Спасибо, очень красиво! Мой любимый. Я оценил все.

Она приобняла зятя.

Молодых усадили за столы, срочно было предложено отметить бракосочетание.

Марина Денисовна с дочками и соседкой выставляли на столы винегреты, пироги, холодцы, заливную рыбу – все, что могло подтаять в жаркий июльский день в ожидании гостей.

Женщины, не присаживаясь, шелестели вокруг гостей. Особенно старались накормить курсантов. Как только гость расправлялся с емкостью и съедал холодец, ему тут же ставилась новая бутылка, блюдо с вареной картошкой и соленой рыбой. Юноши умоляюще смотрели на молодых женщин, объясняли, что столько никогда в жизни не осилят, но Оля со Светой считали по-другому.

– Вас там и кормят невкусно, и уж тем более не наливают. Юрий Николаевич, – обращались они к сидящему рядом другу семьи, – Вы не забывайте ребят!

И Юрий Николаевич не забывал. Не забывали их и Маргарита Васильевна, его супруга, и Елена Андреевна, и Нина Васильевна, и Евгений Иванович… Все строго следили за тем, чтоб под «Горько» каждый из курсантов не халтурил и выпивал рюмку до дна.

– Я никогда в жизни столько не пил, – пожаловался Тадик Генке. – Я умру сейчас.

– И я умру.

– Парни, давайте в кружку сливать.

Курсанты незаметно стали выливать водку в большую пивную кружку, больше походившую на средних размеров вазу. Евгений Иванович быстро их поймал.

– Вот ведь, идритская сила, халтурщики! Офицеры будущие, понимаешь! А ну, налить курсантам по штрафной, чтоб не отлынивали!

Он проследил, чтоб штрафные были налиты доверху и выпиты досуха.

– Молодцы! Уважили! Чтоб друг ваш жил в любви и согласии!

– Занюхай, –сморщившемуся Генке Юрий Николаевич протянул корочку хлеба.

Евгений Иванович уже протягивал рюмку с другой стороны.

– Штрафникам! За молодых! – и всучил гостю новую порцию.

– Да я же… только что…

– Тогда за родителей!

Выпить пришлось опять. В голове у Генки зашумело, пред глазами стало двоиться. Он попытался попасть вилкой в капусту, но не смог. Его стало клонить набок. Потом бдительные соседи ему налили еще и еще. Через полчаса со счастливой улыбкой на лице Гена аккуратно сполз под стол. Через час его вынесли на сложенный в лоджии ковер. Здесь он никому не мешал. Примерно такая же участь была уготована и остальным «штрафникам», только в разных вариациях. Все отдыхали в лоджии на ковре.

– У меня завтра вечером поезд до Минска, – только и успел проговорить Тадик Володе.

– Понял, – коротко ответил Володя и поручил непьющему гостю семьи проследить за Тадиком.

Как заканчивалась свадьба, Володя не знал. Они с Людой ушли в ее комнату, которая теперь стала их общей.

– Я люблю тебя, – шептала Люда. Он целовал ее волосы, снимая фату.

Они сели на кровать, и он продолжал целовать ее волосы, щеки, шею… Наконец Людмила поймала его губы и, опустив глаза, выдохнула:

– Сегодня можно все…

После свадьбы Володя стал приходить в увольнение с ночевкой, а женатых отпускали два раза в неделю, еще и по четвергам. Так что жизнь казалась почти сносной. Месяц летел за месяцем. Володя стал лучшим курсантом, первым в учебе, чтоб его увольнительные проходили без срывов.

Наступающий Новый год Людмила предложила встречать наступающий у них дома. Родители были согласны, они давно хотели побыть в эту ночь на даче, чтоб елка была живая, прямо на участке, чтоб сидеть около печки с шампанским.

Инициатором покупки бенгальских огней к Новому году был Коля Панюков – эстет роты и любитель детективов.

–Застолье в Новый год без бенгальских огней – обыкновенный ужин, – убеждал он ребят. У всех народов мира присутствует эта традиция – зажигать бенгальские огни. Читал.

В справедливости слов товарища никто не сомневался. Ведь даже Останкинские новогодние голубые огоньки не обходились без искрящегося маленького фейерверка в руках элегантных гостей. Сказано – сделано. Вместе с елочными игрушками Генка со Снегиревым купили коробку бенгальских огней. Выходило по нескольку стержней на каждого человека.

Как положено, 31 декабря нарядили елку на квартире у Володи с Людой, накрыли стол. Оставалось дождаться боя новогодних курантов, зажечь бенгальские огни и, когда стрелки часов сойдутся на цифре 12, поднять бокалы. Каждый ждал торжественного момента с нетерпением.

По радио заиграл гимн. Время «Ч» наступило. Когда в бокалах запенилось шампанское, Генка выключил свет. Ребята тут же зажгли бенгальские огни. Комната наполнилась фосфорисцирующим светом. Володька на правах хозяина квартиры произнес короткий тост. Ребята трижды прокричали «Ура!» и с последним ударом московских курантов, стоя, осушили бокалы.

Погасла последняя искрящаяся свечка. Генка щелкнул выключателем. О, Боже! Праздничный белый стол, сервированный свадебной белой посудой, являл жалкое зрелище. Слой жирной сажи покрывал бутерброды, мясное ассорти, оливье, заливную рыбу. Черной выглядела посуда и салфетки. Все были в шоке.

–Кто же держит зажженные бенгальские огни над столом? – пытался хоть как-то укорить друзей Тадик.

–Так ты сам так же держал, – возмутился Генка.

–Вовсе не так.

–А как?

–В стороне!

–В стороне, в стороне, – передразнил Генку Борис Анушкевич. – Наливайте лучше.

–Наливайте, – поддержала товарища Люда.

В перебранке ребята не заметили, как жена Володьки быстро заменила не только салаты, но и обновила скатерть, салфетки, посуду. Со свадьбы посуды осталось много, на несколько смен.

– Золотая жена у тебя, Володя, – одобрительно вздохнул Гена.

– Офицерская! – поддержал Тадик.

Володя, глядя на обновленный стол, удовлетворенно отпил из бокала.

Курьез с бенгальскими огнями не омрачил праздничного настроения. Курсанты произносили красивые тосты, желали в Новом году друг другу счастья, красивых невест, пели под гитару патриотические песни, танцевали под грампластинки с песнями групп «Пламя», «Самоцветы», смотрели премьеру фильма «Чародеи».

Забрезжил рассвет. Время увольнительной подходило к концу. Всем надо было прибыть в училище в срок. Выпив на посошок крепкого индийского кофе из широкой круглой коричневой банки, ребята стали собираться. Все вышли на улицу. На землю падал легкий снежок. Шли предрассветные часы нового 1974 года.

Зимой он полетел на Урал к родителям один. Родители вели себя осторожно, тщательно подбирали слова в отношении невестки и никак не комментировали женитьбу сына. За все время пребывания дома мама только раз спросила, как они ладят с женой и тещей.

– Прекрасная теща! А с тестем еще лучше ладим.

Вернулся Володя быстро, не хотел надолго оставлять жену одну. Туда и обратно – самолетом. Проходя мимо кресел у выхода из аэропорта Пулково, увидел стоящего у окна высокого парня в синей форме. Володя приостановился, что-то знакомое было в фигуре, в осанке курсанта.

– Аркаша? – позвал он.

– Я Павел, брат Аркадия, – обернулся курсант. Павел узнал старого казанского знакомого и очень обрадовался. – Володя? Ты как здесь?

– Из отпуска лечу, из Свердловска. А ты?

– А я прилетел из Казани.

– Как Аркадий? Как ваши родители?

Курсанты подошли к столику в кафе, купили чаю и рассказывали новости о себе за прошедшие три года. Оказалось, их младший брат Саня тоже учится в казанском суворовском, а Аркадий уже в казанском танковом. Сам Павел поступил в этом году в военно – космическую академию имени Можайского.

– Круто, Павлик! Молодец! Знаешь, бросаем этот спитый чай. Поехали ко мне. Поужинаем нормально. Я познакомлю тебя с женой, тещей и тестем. Они у меня золотые люди!

Павел думал секунду, и они поехали к дому Людмилы.

Людмила не удивилась гостю, привыкла, что всех приходящих в дом надо накормить, напоить и, как в сказке, только потом допросить. Про Казанское путешествие мужа – суворовца она хорошо знала и выучила закон кадетского братства.

Теща с тестем, безмерно любящие зятя, обрадовались его гостю. Любовь Сергеевна с Людой что-то срочно дорезали и доваривали для не совсем обычного домашнего ужина, Люда раскладывала красиво салфетки на большом кухонном столе.

– А мы пока по стопочке, зашептал в гостиной Александр Петрович, доставая из бара в серванте небольшой хрустальный штоф с мизерными рюмочками.

– Мне ж в казарму…– запротестовал Павлик.

– Папа, что ты делаешь! Павлику нельзя! – вошла в комнату Люда.

– А мы по чуть – чуть, – подмигнул Александр Петрович. – И под закусочку. Ребята три года не виделись.

– А ты оставайся ночевать, Павлик, – вдруг решительно сказала Любовь Сергеевна. – Я постелю тебе в Лешиной комнате. Сын в гостиной поспит на бабушкином диване.

Павел задумался.

– Но я даже не знаю, – нерешительно проговорил он.

– Вот и прекрасно, – хором сказали женщины как о решенном вопросе. – Бабушка у нас категорически отказалась от городской жизни, почти весь год живет на даче. Одна кровать для тебя всегда теперь свободна.

– Да, Павлик. Теперь в увольнение тебе есть куда приходить, – подытожил Володя.

Жизнь полетела. Люда заканчивала кулинарный техникум. Теперь она ждала Володю не просто на выходные – он помогал ей делать дипломную работу по паприке.

– Чудесная тема у тебя, Людмилка! Вкусная!

И материал искал в библиотеке Володя, и на главы разбивал работу сам, и введение-заключение писал, формулировал предмет, объект (как будто предмет и без того не был известен – паприка, она и в Африке паприка) и практически содержание он прорабатывал. Опыт написания курсовых работ был у него уже большой.

С наступлением тепла в Ленинграде начали строительство монумента героическим защитникам Ленинграда, обелиска и музея – мемориала на площади Победы. Нужна была мужская рабочая сила. Курсантов построили и организованно привели по Московскому проспекту до Средней Рогатки в центр будущей площади. Курсанты таскали щебень, песок, гравий. Ребятам было интересно, что будет расположено на этом месте, и радостно ощущать себя причастными к такому грандиозному строительству.

Весной – летом курсантов отправляли в лагеря под Лугой. Жили в больших палатках. Каждый день боевая и огневая подготовка, тактика, топография. Вечером в палатке ребята вспоминали свое детство в пионерских лагерях. Рассказывали, как играли в пионербол, как устраивали соревнования между отрядами, конкурсы стенгазет, смотры самодеятельности.

– А мы, Генка, помнишь, как в суворовском в лагерях были возле небольшого городка?

– Да, за Верхней Пышмой, километрах в двадцати пяти от Свердловска.

– Мы там тоже жили в палатках, занимались спортом и военными дисциплинами, тактикой, ОМП…Недалеко от нас был пионерлагерь. И когда мы ходили строем мимо него, ребятишки висели на заборе и просили: «Дяденька! Дай патрончик!» – продолжал Володя.

– Ну, да! А «дяденьки» сами этих патрончиков не видали!

– Мы ведь пацаны были совсем, а в солдатской форме казались детям взрослыми дяденьками! Забавно… А потом мы маршброски оттуда до училища делали, по двадцать пять километров… Хотя, постой, у нас ведь было «личное» оружие!

Володя достал из рюкзака малюсенький альбомчик с подписью «Св. СВУ» и открыл на странице с приклеенным фото, где он, зажмурившись от солнца, в гимнастерке и голифе, в пилотке, стоит на фоне палаток с гранатометом РПГ – 2 на плече.

– Вот, смотрите! Было оружие!

– Наши офицеры воспитывали нас не меньше, чем учили. И все время цитировали самого Суворова о том, что «солдата учить обращаться с оружием мало достаточно. Надо воспитывать того, кто это оружие держит в руках!»

После лагерей Люда встретила его светящаяся, тихая. Втянула за рукав в свою комнату и обняла:

– У нас будет ребенок! – прошептала она ему на ухо.

– Ты мой светлячок! – Володя нежно поцеловал жену в макушку, потом в обе щеки, в губы.

Люда прижалась к его груди. На сердце у Володи загорячело. Отсутствие страсти компенсировалось покоем и нежностью.

– Рожу тебе сына!..

И сын родился в конце января, как раз в зимние каникулы. Володя с сыном смог побыть недолго, но в первые дни помогал жене и теще: стирал пеленки и подгузники, гладил, укачивал малыша, когда тот беспокойно спал. А потом – опять казарма, и два раза в неделю – он папа.

После рождения сына Володю, Гену, Тадика приняли в партию. Ребята очень гордились этим. Чтобы вступить в партию, нужно было собрать две рекомендации от членов партии и комсомольской организации.

– В партию принимаем лучших из лучших, нарушителей дисциплины и людей, которых не уважают собственные товарищи, в партию не принимаем, – строго говорил парторг училища. Снегирев с друзьями прошел достойно испытательный срок.

Однажды весной после увольнения Тадеуш пришел взвинченный.

– Вы не представляете, что сейчас произошло в городе, – захлебывался от переполнявших эмоций Тадик.

– Убили кого? Ограбили?

– Нет!

– Стал свидетелем изнасилования?

– Вы что? Нет!

– Тогда говори, что случилось?

– Видел настоящего бандита!

– Ну, уж прямо и бандита? – вступил Володя.

– Конечно. Возле кинотеатра в салон трамвая ввалился пьяный мужик. Небритый. В телогрейке. Грязный. На голове облезший треух. Правая кисть руки вся в татуировках. И поет, гад, матерные блатные песни.

– Ну и что?

– Как что? Общественный порядок в троллейбусе нарушал.

– Как молодой коммунист ты что сделал, чтобы прекратить эти безобразия? – строго спросил Володя.

– Потребовал замолчать.

– Замолчал?

– Нет. Но петь стал тише. Через остановку он вышел из троллейбуса.

– Надо было его задержать и сдать в милицию, – нравоучительно вещал Володя.

– Не мог.

– Пассажиры не поддержали?

– Представляете – нет! Только одна из женщин сделала «певцу» замечание. Он и ухом не повел. Пришлось самостоятельно его успокаивать. Ведь там женщины, дети. Они почему должны это слушать?

Вот такой он весь Тадик – идейный, бескомпромиссный, до последнего вздоха преданный делу Коммунистической партии.

Но однажды и Генка проявил особое рвение при выполнении задачи. Генку в батарее любили отеческой любовью. Не потому, что был моложе. Просто своими поступками он не вписывался в коллективный стереотип мышления, рамки поведения. В курсантских глазах он был как бы школьником, который не познал еще азы окружающего мира. Наивный по – детски, хороший спортсмен и самый лучший друг. Всех умиляло то обстоятельство, что он всегда как руководство к действию воспринимал любой постулат советской пропаганды, решение правительства. Находил в них только гениальные мысли.

Одним из вопросов очередного курсового партийного собрания была проблема со сбором макулатуры. Училище, поддержав инициативу областного комитета комсомола, вместе с учебными заведениями города обязалось сдать местному бумажному комбинату несколько десятков тонн макулатуры. Курсанты роты активно включилось в работу. На училищный приемный пункт ребята подчистую отнесли все старые конспекты, учебники, газеты. Однако до плана не дотягивали. Нужно было изыскать дополнительные резервы. Предложения ребят были разные. Одни предлагали закупить по дешевке в киосках «Союзпечати» устаревшие газеты и журналы и сдать их в зачет недоимки, другие – отработать несколько часов на бумажном комбинате в выходные дни. Среди курсантов разгорелся нешуточный спор. Но к единому мнению тогда так и не пришли.

Оригинальным было выступление Гены. Он без смущения предложил собирать в макулатурный мешок использованные в туалете бумажки. Сидящие в классе ребята переглянулись. Многие подумали, что товарищ шутит. Ничего подобного. Он серьезно предлагал для выполнения плана использовать и эту возможность.

– Уж очень запачканные бумажки можно не брать, – поправился он. – А то неудобно как-то получится…

Народ больше не мог спокойно слушать своего товарища. Все хохотали до отбоя.

Генке припоминали эту затею потом много раз.

Годы учебы пролетели незаметно. И вот уже вчерашние курсанты замерли в четком строю.

– Товарищи офицеры! Поздравляю вас с присвоением первого офицерского звания «лейтенант»! – торжественно сказал в микрофон начальник училища.

Два раскатистых, одно протяжное «Ура!!!» поплыло над плацем.

Начальник отдела кадров стал называть фамилии. К столу строевым шагом подходили новоиспеченные лейтенанты, брали под козырек и докладывали начальнику училища, что прибыли за получением диплома. Генерал по– отечески улыбался, крепко жал руку и вручал документ.

Получение лейтенантских погон – точка отсчета офицерской службы. В каждом училище этот день отмечают по– разному, у всех свои традиции. Некоторые, например, так начистят гуталином сапоги у гипсового памятника, что они за километр выделяются на белом фоне, или нарисуют трафаретом лейтенантские звезды на воротах училища. В другом месте – покрасят в необычный цвет плац, забор, скамейки. А вот выпускники военно-морского училища имени Дзержинского регулярно драили асидолом гениталии коню Медного всадника до ослепительного блеска. Поймать дипломированных хулиганов не могли, никакая охрана не помогала.

Начальник ЛВАКУ заранее попросил курсантов:

– Товарищи курсанты! Требую соблюдения дисциплины! Не безобразничать!

Ребятам по секрету рассказали, что предшественники сбросили пушки, что стоят возле училища, в Фонтанку. А эти пушки принимали участие в Бородинском сражении! Гена с Тадиком проводили «разъяснительные работы» на предмет того, что их выпуск должен остаться в памяти как самый достойный, политически грамотный и уважающий законы.

Нелегким был путь к лейтенантским погонам. Но это был и самый важный этап в жизни каждого офицера. Это та дорога, которая навсегда осталась в каждом как эталон мужской дружбы, верности юношеским идеалам, воинской чести и долга.

– Сбылась наша мечта, Генка! Вот мы и стали офицерами, – Снегирев обнял друга. – Помнишь, как пацанами мечтали об офицерских погонах? Теперь остается пройтись строевым шагом по Невскому – и в войска.

Из ресторана, где отмечали молодые лейтенанты окончание училища, вышел Сашка Мельников, которого совсем не качало после выпитого, наоборот, он отхлебывал из полупустой бутылки, которую держал в руке.

– Сливочного масла наелся, что ли, если спиртное не берет? – сказал Снегирев.

– Ну и что? – Мельников пьяненько улыбался. Сашка был чемпионом по выпитому. Он оставался на ногах тогда, когда самые крепкие парни падали. Говорили, что он знает какой – то секрет.

В ресторан, где заказан был отдельный зал, лейтенанты прибыли в назначенный час. Многие были с женами и невестами. Володя приехал с Людой. Официанты объявили засидевшимся посетителям, что с 18 часов ресторан будет находиться на спецобслуживании. Те нехотя стали покидать зал, с любопытством рассматривая новых гостей. Такое количество лейтенантиков, щеголяющих в парадной форме, многие увидели впервые. Последним прибыл заместитель начальника училища с женой.

Раздалась команда. Лейтенанты выстроились повзводно в свободном от столов пространстве буквой «Г». Полковник поднял бокал с шампанским. Его примеру последовали офицеры.

– Товарищи лейтенанты! Я прослужил уже более двадцати лет, – сказал он. – У меня служат два сына – один старший лейтенант, а второй ровно через неделю, как и вы, наденет первые звезды. И выпить я хочу за нас, господа офицеры! Как командир и как отец я рад, что вы выбрали самую трудную, ответственную и почетную профессию!

–Ура-а-а! – рявкнули десятки глоток. – За нас!

Полковник первым осушил фужер. Тут же в зале послышался звон бокалов.

С шумом и гвалтом лейтенанты разместились за столами. И пошло первое офицерское застолье! Полней бокал!

– За успешную службу!

– За первые награды!

– За досрочное присвоение очередного офицерского звания!

– Ты меня уважаешь?!

– И я тебя уважаю!

– Ира, я приглашаю тебя на танец!

– А помнишь, Витька?!..

– Давай еще по одной!

– А давай!..

И вот уже все без галстуков и кителей. Стучат ножи и вилки, звенят рюмки и бокалы. Тихо и незаметно полковника уводит домой жена. Играет музыка, один за другим меняются танцы – от вальса – бостона до медленного опьяняющего блюза, от которого душа разрывалась.

То в одном, то в другом месте зала начали звучать песни, забренчала гитара. Песни сменялись то строевыми, то эстрадными, то задушевными бардовскими. Но силы не безграничны, народ постепенно устал, и вот уже кого-то повели к вызванному такси в сопровождении жены или подруги. Отряд не замечает потери бойца.

Володя вышел из душного прокуренного зала на свежий воздух. Все словно во сне. И без того хмельную голову пьянит аромат цветущих акаций и цветов на клумбах. Снегирев счастлив и пьян, все вокруг, как в замедленной съемке. Люди – братья и сестры. Подошел Тадик:

– Товарищ лейтенант, давай завтра по утру махнем к знакомому деду на дачу. Вина попьем, шашлык пожарим.

– Я не против, но как к этому отнесется Люда? Ей не очень нравятся мои винные посиделки. Да и с Андрюшкой хотел погулять в парке, – замялся Володя.

– Ты же командир. Твое слово должно быть в семье – закон! Сходи в магазин. Погуляй с сыном с утра. Отцовский долг – святое. Как долг Родине. А потом поедем.

– Утро вечера мудренее!

– Володя, ты почему меня одну оставил за столом? Ведь все твои холостые друзья навеселе. Начнут еще приставать, – игриво сказала Людмила.

– Иди в зал, я сейчас приду, вот только выкурим с товарищем по сигарете.

Ночной воздух бодрит, Снегирев с Людмилой не увидели машины тестя, который обещал забрать их из ресторана.

– Да черт с этой машиной! На такси доедем!

Следующие два дня компании молодых лейтенантов, редея, метались на такси то в аэропорт, то на железнодорожный вокзал. Звучали прощальные пожелания и обещания скорой встречи. Полные радужных надежд и пьянящих перспектив, разъезжались бывшие курсанты по домам, в отпуск, радовать близких долгожданными погонами, чтобы потом прибыть в назначенное время в свои воинские части.

Глава 4. Начало пути

После окончания ЛВАКУ полагался отпуск. Володя собрался к родителям в Нижний Тагил. Билеты купил на поезд до Свердловска. Люда ходила грустная, речь о том, чтоб она ехала с ним, не шла. Володя с собой не звал. Родители так и не оттаяли в отношении ранней женитьбы сына. На его телеграмму о рождении у них внука ответили сухими словами поздравления, пожеланиями здоровья и благополучия, и только.

Теща Володи уговаривала Людмилу потерпеть, подождать.

– Вот подрастет Андрюша, они приедут к вам, все сами посмотрят, обнимут Андрюшу -сердца и дрогнут. Особенно, когда бабушкой и дедушкой назовет. Я вот жду – не дождусь, когда Андрюшка меня назовет бабулей.

В Свердловск Владимир приехал рано утром. Посмотрел расписание электричек до Тагила, они отходили через каждые два часа. Но билеты пока почему –то решил не брать. Достал мелочь из кармана брюк, рассмотрел монетки. Потом доехал до СВУ, обошел вокруг памятника летчику Михаилу Одинцову на площади Кирова у главного входа в училище, обогнул здание вдоль елей и прогулялся мимо проходной, через которую уходили в увольнение, заглянул сквозь забор, где они с друзьями играли на стадионе, строем ходили по плацу, потом посидел под отцветшими кустами сирени. Мимо взволнованно шагали в УПИ абитуриенты. Володя расслабленно и удовлетворенно потянулся на лавке – у него все эти волнения позади. А у них – самое начало пути.

Он снова засунул руку в карман и потрогал пальцами мелочь. Достал несколько монет, проверил, есть ли «двушки». Он спустился вниз по проспекту Ленина к трамвайной остановке. На часах было девять утра. Достал двушку, вошел в будку телефона – автомата, выкрашенную снизу красной, сверху желтой краской. Из нагрудного кармана с документами вытащил сложенную затертую полоску бумаги. На нем химическим карандашом был написан номер телефона, который еще прошлым летом дала ему сестра Анюта. Почему-то он так и не решился его выбросить. Он медленно опустил монетку и так же медленно стал крутить диск. На последней цифре положил трубку на рычаг. Он не готов был услышать ее голос.

Прошел еще квартал вниз по проспекту. Снова остановка, и снова желто-красная телефонная будка. Половина десятого.

Он снова вошел в очередную будку, бросил монетку, не размышляя, быстро набрал номер.

– Алло, – тотчас услышал он на том конце ее голос.

– Нина! Здравствуй. Это я, Володя.

– Володя! Ты где? – радостно крикнула она, будто все время ждала его звонка.

– На Ленина, в телефоне – автомате.

– Ты где – то остановился?

– Нет…пока…, – замешкался он. – Мы можем увидеться?

– Через час давай у гостиницы «Исеть».

– Жду тебя.

Он сразу положил трубку. На остановке стоял трамвай с открытыми дверями. Он заскочил на подножку и проехал несколько остановок до «Исети». Володя не собирался ночевать в Свердловске, но шальная мысль стала метаться в голове. А что, если… Нина – его мечта! Ничего в душе, оказывается, не умерло. Все натянуто, как канат, и готово разорваться в клочья.

– Здравствуйте, – обратился он к администратору, – мне нужен номер. Я следую в отпуск.

Володя протянул свои документы.

– Здравствуйте, товарищ лейтенант, – кокетливо выгнула шею крашеная брюнетка с розовыми перламутровыми губами. – Вы к нам надолго?

– На сутки. Завтра отбываю.

– Вам повезло. Как раз сегодня с утра военный освободил номер.

Через час он ждал Нину у гостиницы.

Она почти бежала к нему от трамвая, тоненькая, легкая, подтянутая, в белом воздушном платье в мелкий малиновый цветочек.

– Здравствуй, Володя, – улыбалась она.

– Здравствуй, Ниночка, – он поцеловал ее в щеку и восхитился. – Какая ты красивая!

– Ты тоже шикарно выглядишь! Форма тебе очень идет.

– Она всем идет. Особенно офицерская, – с достоинством ответил Володя.

Он понимал, что сейчас он уже не кадет с непонятной перспективой, а офицер, который ждет направления в войска. И жизнь впереди хоть и трудная, но довольно определенная и безбедная.

– Какие у тебя планы? – спросила она.

– Все те же. Родине служить.

– Не разочаровался в своем выборе?

– Наоборот. Уверился в своей правоте.

Повисла пауза.

– Ты завтракала?

– Не успела. Я с ночной смены пришла, пока сына в садик отвела…

– И я не успел. Давай зайдем в ресторан гостиницы.

Они прошли в светлый зал с большими окнами, белыми шторами, сосборенными, как в театре, сели за столик, покрытый свежей белой скатертью и заказали завтрак.

– До скольки у тебя есть время? – Володя гладил ладонью хрустящую ткань.

– До вечера. Сына в шесть часов надо забрать из садика. В ночь на работу, к восьми.

– А муж?..– горло сдавило.

– Он приходит в шесть вечера, – было видно, что, она неохотно отвечает, этот вопрос ей неприятен.

– Хорошо, -кивнул он.

Им принесли блины с рыбой, отбивные с горошком, сыры и колбасу на тарелке, две чашки кофе. Нина съела только блины.

– Я в поезде только два пирожка за сутки съел.

– Бедный мой. Ешь, конечно.

Она старалась не затягивать молчание.

– Как ты там в Ленинграде живешь? – она оперлась подбородком на кулачок и смотрела, как он ест. Он знал, что она скучает. Видел это по ее глазам. И наслаждался ее взглядом, ее воспоминаниями по юности, ее очевидной тоской по их отношениям. И даже тем, что ей немного больно оттого, что он больше не ее и она не его. Чувство легкой мести шевельнулось: «Так ей и надо. Ничего теперь ей не принадлежит», но он тут же мысленно затоптал месть, как шипящую сигарету, чтоб даже дыма от нее не осталось.

– Что ты видишь? – спросил он Нину.