Текст книги "По законам братства"

Переписывая отдельные абзацы научного труда, Владимир со страхом думал: «Вдруг полковник обратит внимание на плагиат. Что сказать в оправдание? Свою диссертацию он уж знает, как «Отче наш».

Тревога оказалась напрасной. Возвращая на доработку курсовую, полковник Мосин только и сказал: «Ленина мало… Мало Ленина…»

– Какой вопрос! Будет больше! Добавим Ленина!

Через несколько дней Владимир повторно сдал на кафедру курсовую. Каждую вторую страницу работы украшала ленинская цитата. Замечаний на этот раз не было.

Сейчас, за давностью лет, на вопрос, каким самым приятным событием было у него в училище, Владимир Иванович всегда без раздумья отвечает: увольнение в город. Какие это сладкие слова! Это когда курсант покидает стены родного училища в город. Пусть всего до 23.00 текущих суток, но и этого времени хватало, чтобы подышать вольным воздухом, встретиться с питерскими девчонками, покуролесить с товарищами на танцплощадке, или, на худой конец, просто побродить по прекрасному городу.

Однажды ранней весной в Летнем саду, когда еще не открыли скульптуры, они гуляли с Геной, Тадеушем, Олегом и Колей. У памятника Крылову заученно ворковала гид.

– Обратите внимание на фигуры животных из басен Ивана Андреевича Крылова…

Юноши остановились, прислушались. Разновозрастная группа туристов – гостей Ленинграда внимательно слушала лекцию. Те, кто стоял ближе к экскурсоводу, смотрели буквально ей в рот. Как зачарованные, они по ее жесту поднимали глаза к памятнику и снова опускали взгляд, следили за движением губ, ловили переливы в интонации. Прямо перед экскурсоводом стояла хрупкая невысокая девушка. Шапки на ней не было, длинные, спиралью вьющиеся волосы, небрежно собранные резинкой от бигуди, взлетали от речного ветра. Она медленно убирала их от глаз, губ. Володя обошел памятник и встал почти напротив девушки, они встретились взглядами. Она смутилась и старалась встать боком, так, чтоб Володя не попадался ей на глаза.

Курсанты двинулись за группой туристов. Володя прошел вперед, чтоб идти сразу за худенькой девушкой. Она чувствовала его присутствие, и он понимал, что она рада его появлению, его близости, она хочет, чтоб он был рядом. Он поравнялся, встал рядом у фонтана. Он видел, что она перестала внимательно слушать лекцию, что думает о нем. Они смотрели друг на друга. Заговорить было нельзя, не о чем, но они видели, что нравятся друг другу невыносимо. Не было темы, не было возможности, не было смелости ни у того, ни у другого. Вспыхнувшая влюбленность, такая очевидная и сильная, растаяла у ворот, у решетки Летнего сада, куда просочилась ее группа. И девушки с невесомыми кудрявыми волосами.

После увольнения в город каждый курсант обязан был сдать увольнительную записку дежурному офицеру. Если заступал в наряд капитан Подобед, это было для курсантов настоящим испытанием. Его самодурству не было предела. Он обязательно проводил процедуру проверки на предмет употребления спиртных напитков. Приказывал парню пройти по узкой половице – не качнется ли тот в сторону, а затем заставлял повторить три раза скороговорку. Убедившись, что все нормально, отправлял курсанта в казарму. Тех, в которых сомневался, отправлял в санчасть для прохождения теста.

Но, как говорится, Бог шельму метит. Случилось так, что он стал проверять на трезвость внука начальника училища. Просто не знал его в лицо. Проверка на трезвость превратилась в унижение. Курсант отказался выполнять его команды. Подобед вызвал караул и арестовал курсанта до утра. Об инциденте узнал генерал. Разбор «полетов» был быстрым. Капитан Подобед был снят с должности за превышение должностных полномочий и отправлен дослуживать в войска. Будущие офицеры получили урок, круто намотали себе на ус, что обращаться с подчиненными надо обращаться корректно, в каком бы звании ты ни был.

Однажды за несколько минут до подъема в казарме появился майор Гурьев. Он переговорил с дежурным и скомандовал: «Подъем!». Батарея выстроилась прямо в спальном помещении.

–Товарищи курсанты, – обратился командир батареи к ребятам, – срочно нужна кровь нашему офицеру. Много крови. Он пострадал в автомобильной аварии.

–Конечно, сдадим кровь. Собираемся, – Снегирев посмотрел на ребят своего отделения.

– Тогда одевайтесь и – к машине. Она уже ждет возле КПП. Очень хорошо, что вы еще не завтракали.

Через полчаса Владимир с товарищами сдали кровь на экспресс – анализ и стали ждать результатов. Им измерили давление, осмотрели кожу, слизистую. Потом молодых людей пригласили в буфет, где стояли чашки, тарелочки с печеньем, чайник, и сахарница. Мальчишки заулыбались, почувствовав свежий чайный аромат, но потом, вспомнив о серьезности повода, приведшего их сюда, снова посерьезнели. Наконец медсестра объявила, что можно пройти в клинико – диагностическую лабораторию. Аккуратно напялив на ноги стерильные бахилы, ребята появились в процедурной.

От Кольки Синицына, который лежал рядом на кушетке, отделяла низенькая перегородка. Хорошо было видно, как медсестра жгутом перетянула его руку выше локтя и ловким движением ввела в вену толстенную иглу. Тотчас в пол-литровую колбу по прозрачной трубочке резво потекла красно – бурая жидкость. От страха Володя зажмурил глаза.

– Вам плохо? – услышал он голос медсестры.

– Нет, просто боюсь крови, – признался он честно.

– Волноваться не следует, иначе кровь не пойдет.

– Попробую.

В ту же секунду Володя ощутил тупую боль в локтевом сгибе, а через минуту приятное тепло стало разливаться по телу. Посмотрел на трубочку. Кровь маленькой струйкой стекала в приемник. Но вот она остановилась.

– Поработайте хорошенько кулачком, – попросила медсестра.

Снегирев стал добросовестно сжимать и разжимать кисть руки. Но все тщетно. Кровь не поступала. Его охватил ужас: неужели у него не возьмут кровь? Как он будет смотреть в глаза товарищам. Он же организовал всех на доброе дело, а сам… Получается схлыздил, от страха кровь у него перестала течь.

– Сделайте прокол в другую руку, – взмолился он. – Там кровь точно потечет.

– Давайте попробуем.

Женщина в белом халате опять уколола. Кровь, вроде бы, весело заструилась по трубочке. Снегирев облегченно вздохнул. Однако радость была недолгой. Через несколько секунд история повторилась. Он снова бодро заработал кулаком.

– Вы свободны, вставайте.

Владимир открыл глаза и увидел, что с кушетки встает Синицын. Лицо у него было розовое, словно, у молодого поросеночка. Посмотрел на Тадика, у того также было все прекрасно: он уже бодро шагал к выходу.

– А как же я? – подумал Снегирев.

– Подымайтесь и вы, – подошла медсестра. – Полдозы у вас есть. Так что с чистой совестью уйдете отсюда.

Через полчаса, получив талоны на бесплатное питание, Снегирев с товарищами зашел в столовую, которая находилась рядом со станцией переливания крови.

Некоторые ребята потом изредка сдавали кровь, чтоб получить талоны на питание. Росли и мужали быстро, не все наедались досыта.

Особую теплоту Володя испытывал к комвзвода Юрию Михайловичу Петухову, прекрасному спортсмену. Однажды он ввел правило: кто сделает на перекладине подъем переворотом десять раз, тому сутки отпуска – увольнение с ночевкой. Все суворовцы были отличными спортсменами, поэтому делали упражнение легко. И Петухову приходилось держать слово, хоть ребята с дисциплиной дружили не регулярно. Они часто пользовались нововведением Петухова. Тогда он отменил свое правило и ввел новое: сутки отпуска тому, кто на руках пройдет по кругу под волейбольной сеткой. Но Володя занимался спортивной гимнастикой, и это задание ему было по плечу. Вернее, по рукам. И снова Юрий Михайлович держал слов, отпускал в увольнение. Тогда он снова поменял тактику, сделал упор на учебу: увольнение тому, кто получит в неделю три «пятерки». Но после суворовского ребят выпускали военными переводчиками, и за немецкий язык два раза в неделю Володе и его друзьям автоматом ставили две «пятерки». А получить еще одну не составляло особого труда. Они вообще за «пятерки» боролись.

В конце первого курса преподаватель по немецкому языку поручил Володе принимать зачеты с первого по четвертый курс! Володя наладил процесс: вечером курсанты приходили к нему в класс, они готовили с ним тысячи– читали, переводили по пять тысяч знаков– наутро благополучно все сдавали. Потом ребята дружно водили Володю в буфет, и какие-то сласти перепадали и его друзьям. Знаки его подопечные готовили и сдавали достойно все без исключения!

Стажировка в войсках была еще далеко впереди, но каникулы уже наступили. Назавтра все должны были разъехаться по домам. Снегирев с друзьями решили отметить первый день отпуска. Лето шелестело, чирикало и плескалось, цветы пахли медом, небо звало на подвиги. Хотелось на волю, в лес, на речку, на залив, к чёрту на рога – только подальше от военной жизни.

Петька Венгеров, незаменимый организатор многих тусовок, огласил калькуляцию продуктов, цену билетов на электричку, место сбора и форму одежды. К радости Пети, все легко и быстро сдали деньги на пикник.

Отдых на природе без девушек – деньги не только на ветер, но и пустое времяпровождение. Это молодые люди усвоили давно и прочно, поэтому первым делом обзвонили знакомых девчонок. Некоторые из них согласились с будущими лейтенантами отдохнуть на природе. Девушка Кости Савельева попросила разрешение захватить с собой подругу. Вроде, не лишняя, все были не против. Кашу маслом не испортишь.

В пятницу электричка увезла ребят в пригород. Природа баюкала уставших от учебы и муштры мальчишек. Лето напрягало все мыслимые и немыслимые струны тонкого душевного естества, теплый мягкий ленинградский воздух дурманил голову и звал в неведомое, унося так далеко от действительности, что об училище думать не хотелось. Палатку поставили мгновенно и рванули на озеро, залезли по пояс в воду, закинули удочки… Рыба «брала» на всё. Она чувствовала голод пацанов ко всему естественному и дикому и отдавалась молодости и задору. Костер полыхал, на нем бронзово-алым цветом шипели котелки… Пахло ухой, дымком, свежей травой и жизнью.

– Время ланча, – объявил Петька Венгеров. – Приглашаю всех!

Уговаривать никого не пришлось. Проголодались, поэтому дружно навалились на еду.

– В шестнадцать ноль -ноль вас опять ждет скатерть-самобранка. Но уже с небольшим количеством портвейна «три семерки». Это для творчества души, – общественный кулинар многозначительно поднял указательный палец вверх.

– Ура!

– Для поднятия творческих сил я согласен на двойную порцию, – сказал Костя Савельев. – Строчки рифмуются лучше.

– Тебе бы только строчки рифмовать, – съязвил Николай Синицын. – Лучше подруг своих займи. С двумя справиться непросто.

– Володька поможет, он без пары сегодня…

– Посмотрим, – сидящая напротив блондинка загадочно заулыбалась.

После обеда ребята разошлись по своим интересам, девчонки стали помогать Петьке Венгерову готовить ужин. Не переставая, звучала музыка из динамика магнитофона, дымил костерок, воздух был напоен ароматами летних цветов и травы. У всех было приподнятое настроение. К вечеру высокопарность мыслей заговорила в каждом из парней. Они с удовольствием потихоньку пили вино, произносили, как им казалось, замечательные тосты, читали стихи, спорили. Атмосфера стала романтичной, светлой, и сама поляна казалась особенно уютной.

Коля звездил, он, прочитав несколько своих стихотворений про любовь, в глазах девчонок стал романтическим героем. Они, хотя и не высказывали особого восхищения, не кричали «браво!», но потом попросили переписать эти стихи себе в блокноты – дневнички, где тексты стихов и песен были украшены вырезанными цветочками, рисунками, изображавшими чаек, двоих влюбленных, держащихся за руки, вьющиеся цветы на изгороди у моря…

Устав от бесконечных разговоров и выпитого вина, в полночь все разбрелись по поляне. Володя отошел от костра с девушкой, которая попросилась в компанию вместе с подругой Кости Савельева. Она ему показалась умной и чуткой, в разговоре звучала простая, понятная правда. У Бэллы были большие темные глаза с опушкой из длиннющих ресниц, которые в тени от костра казались еще длиннее, роскошные, правильной формы брови, вздернутый аккуратный нос. Снегирев изо всех сил старался понравиться, его рот не закрывался от рифмованных строчек. Он на ходу вспоминал всех любимых поэтов, хотелось быть не хуже Коли.

Глубоко вдыхая ночной воздух, девушка говорила:

– Как хорошо вокруг, голова кружится, – и тут же поправлялась. – Не подумайте, что от выпитого вина. Природа! Давно не была на природе.

Потом предложила посидеть возле развесистого куста. Стрекотали кузнечики, вдалеке слышались гитарные переборы. Снегирев продолжал рассказывать девушке о модных в то время поэтах – Веронике Тушновой, Белле Ахмадулиной, Эдуарде Асадове – все, что рассказывал ему Коля, любитель поэзии и знаток культуры шестидесятых. Потом он вспомнил, как в этом году их построили и привели к Таврическому дворцу. Там снимали фильм «Хождения по мукам». Он расписывал, как им выдали шинели, папахи, и они изображали солдат.

– Мы у Керенского требовали: «Хлеба давай! Давай хлеба!»

–Вам заплатили за массовку?

– О чем ты говоришь? Какие деньги? Нам сказали о любви к искусству, и о том, что мы должны быть счастливы, что приобщились к прекрасному!

Бэлла томно смотрела на него. Вдруг, приглушенно вскрикнув, неожиданно опрокинулась навзничь. Это был первый обморок женщины в его присутствии. На секунду он растерялся. «Что делать? Что делать? – пульсировало в его мозгу. – Может, позвать на помощь ребят?» Но тут вспомнил, что делают в таких случаях благовоспитанные герои из прочитанных романов. Володя, быстро приподняв голову девушки, расстегнул клетчатую рубашку. Когда увидел обнаженные груди без бюстгальтера, до огненного удара в голову захотел поцеловать их. Но, сломив желание, стремглав бросился к ручью. Ибо – по написанному – герои всегда в подобных случаях бегали за водой.

Когда он вернулся, Бэлла как ни в чем не бывало стояла у куста, поправляя ворот рубашки. Родниковая вода была ей не нужна.

– Вот водичка…

Девушка с ухмылкой посмотрела на Снегирева и размеренными шагами пошла к костру, там несколько боевых друзей под гитару исполняли песни.

– Я сделал что-то не так? – спросил Володя, догнав ее.

Она кратко ответила:

– Нет!

Потом добавила:

– Ты неловкий какой-то…Но все равно – спасибо за вечер.

Володя изумился женской непростоте. «Как сложно все у них», думал он и ругал себя за то, что Бэлла вначале показалась ему девушкой простой и понятной. Но осудить Бэллу за ее невинный фокус не мог. Как ни разу не подумал плохо о Нине. Обида была, но не было дурных слов и мыслей. Он вообще всегда уважительно относился к девушкам, к женщинам. Всегда считал, что они лучше мужчин, красивее, добрее и мудрее. Он вспомнил о мамочке, о сестре, о том отношении к женщинам, которое они воспитали в нем, о высоте, на которую подняты были его чувства к ним. От мамы всегда исходило тепло и свет, она улыбалась даже тогда, когда недомогала, чтоб не тревожить лишний раз, не вспугнуть их детской радости и ощущения надежности.

О мамочке и сестренке он думал, когда ехал в отпуск к родителям на поезде в очередной небольшой городок недалеко от Свердловска, на юге области. В любом городе мама создавала их дом, их уют, со своими особыми запахами, полотенцами и скатертями, привычно расставляла мебель, как на предыдущей квартире.

– Чтоб папка, когда выпьет, не заблудился, дорогу до койки находил, – тепло шутила мама, поправляя кудряшки под косынку, которую надевала, когда собиралась стряпать.

В конце июля после практики приехала на две недели и Анюта. Вдвоем они купались в небольшой реке, жевали мамины пирожки с луком и яйцом и рассказывали истории из новой, чужой уже для всех жизни.

Незадолго до отъезда сестра зашла на кухню, когда Володя намазывал батон золотистым маслом. Она плотно прикрыла дверь, подоткнув в косяк полотенце, чтоб та не распахивалась.

– Чего такая загадочная? – улыбнулся Володя, показывая на бутерброд. – Тебе намазать?

–Нет. Володя, – начала Анюта. – Мне Катя из Кытлыма письмо прислала. Нина В Свердловске сына родила неделю назад. Ей мама Нины сказала. Ты не жди ее больше, Володечка…

Володя остановился с куском в руке.

– Что ты молчишь? Володя? Володя! – Аня почти умоляла его ответить.

– Сахара нет. Чай не с чем пить. Мамочка скоро придет, а сахара нет, – механически ответил Владимир.

Он на ходу заправил рубашку, застегнул пуговицы и вышел во двор. За магазином, в кустах акации стояла сколоченная алкашами для соображений на троих лавочка, не видимая с детской площадки. Володя тупо смотрел на пикульки акации, срывал их, вычищал зеленые жесткие, почти каменные зернышки, раздавливал их пальцами и выбрасывал. «Родила сына…родила сына…Он мог бы быть моим сыном. Он должен был быть моим!»

– Водоньки буэшь? – услышал он. Володя поднял мокрые глаза, и слезы вытекли из-под век на щеки. Он рассмотрел худющего мужичка в синих штопаных трениках с распустившимися стрелками – прострелами на коленях, синей лыжной шапочке, посеченной молью, домашних засаленных синих шлепанцах и синим носом. Он учтиво протягивал Володе стопку, манерно оттопырив мизинец.

Увидев лицо Володи, он уверенно констатировал:

– Буэшь! – и вручил ему граненую стопочку.

– Буду! –Володя одним движением влил в себя водку.

– А? Хорошо? – удовлетворенно заглядывал ему в глаза собутыльник.

– Да. Спасибо. Так лучше.

– Она, водонька, целебная. Я, когда не с кем поговорить, к ней и за советом. Помогает…не думать.

– Точно. Больше не думать!

Он вытер мокрые глаза, встал, пожал руку неожиданного собеседника и пошел с площадки.

Глава 2. Отступать было некуда

На втором курсе Володю Снегирева назначили командиром отделения. Его основательность, ответственность и серьезное отношение к учебе нравилась руководству. Забот у него прибавилось. Теперь ему приходилось отвечать за учебу и дисциплину подопечных. А здесь всегда проблемы. То опоздает кто – то из увольнения, то не поприветствует старшего по званию, а то и схватит двояк по одной из дисциплин. И в первую очередь здесь спрашивают с командира отделения. И еще не забудут упрекнуть: каков командир – такие и подчиненные! Хорошо, что у него сложились самые добрые отношения с командиром роты майором Гурьевым, бывшим суворовцем. Офицер всегда поддерживал его, давал дельные советы.

Володя как сорвался в этот год. Не пропускал ни одного бала, ни одного танцевального вечера в училище, куда приглашались девушки из других институтов. Не то, чтоб он флиртовал со всеми подряд, но он впервые почувствовал себя за все годы учебы в суворовском и год в артиллерийском свободным. Одним, без Нины и без обязательств. Это не было чувство легкости или радости от того, что он один. Просто был один, перестал ждать. Сначала он словно наслаждался своей болью, лелеял ее, пил ее жадно. А потом захотел счастья. Он позволил себе оттаять, а своему сердцу – влюбляться, стал ухаживать за девушками, писать им письма, звонить, назначать свидания и прогуливаться в выходные дни в садах или скверах. А если холодно – они заходили в музеи, бродили по выставкам, и он рассказывал то, что запомнил из экскурсий, на которые их водили с курсом.

С замечательной девушкой из педагогического института он познакомился в своем училище на осеннем балу. Она и сама походила на осень: светло – карие, почти желтые глаза, каштановые волосы, убранные наверх, напоминали собранные листья клена. Она писала стихи и многие читала ему. Володе особенно запомнились строчки:

– Обещать –это не выполнять. Обещать можно и невозможное…

– Очень изящно, – ему показалось, что это умно и очень по-взрослому.

Он проводил ее на станцию Мга, где она жила. Больше они почему-то ни разу с ней не встретились. Но Володя с тех пор всегда старался выполнять обещанное.

Иногда он ходил по городу, заходил в Летний сад, вглядывался в лица женщин, девушек, пытался угадать их судьбу. Кто замужем, кто одинок. Вот у этой женщины есть муж, дети, внуки и дом полная чаша. В каждом движении уверенность и счастье. Она в саду только для того, чтоб отдохнуть, набраться сил и пойти туда, где ее ждут и нуждаются в ней. А эта молодая женщина одинока. На лице показное равнодушие, самоуверенность, а в глазах – тоска. Движения нервозные. В парке она надеется увидеть таких же одиноких, со сквозняком в душе. Не так страшно было жить, когда видишь, что не у одной тебя сердце расцарапано. Люди хорошо чувствуют похожих на себя, некоторые из них не боятся заговорить с сидящими рядом на лавочке – хоть о чем, хоть даже о том, что ветер сегодня холодный, о том, что людей сегодня много, и жаль, что уже закрывают скульптуры; кто-то глазами говорит, и понимает, и слышит другого. А вдруг повезет? Вдруг кто-то сегодня и тебя окликнет первым? И тогда не стыдно будет сказать, что в парке ты для того, чтоб встретить человека, с которым можно просто подольше, не на ходу поговорить.

Однажды в начале зимы Владимир встретил в училище на вечере Бэллу. После дежурных, но веселых «Как живешь? Что нового в жизни?» она неожиданно сказала:

– Вот если бы тогда на пикнике ты был смелее, ну, поцеловал бы меня, настоящая любовь могла у нас случиться. Ведь я понравилась тебе, я это видела. А ты, чудак, помчался за водой.

      Володя еще летом был изумлен женской непростоте…Никогда не поймешь, чего женщина хочет. Она думает одно, делает другое, хочет третьего, а оправдает потом все так, что не под одно объяснение не подходит. И часто сделает вопреки тому, чего хочет, словно себе назло. Он и не пытался понимать, просто старался, чтоб девушкам с ним было легко, приятно и весело. Он в этот год слегка любил всех. Всерьез – никого. Просто радостно было отпустить чувства. Нравилось, как кружилась голова от прикосновения к руке, как до боли счастливо билось сердце, пока набирал номер девочки и слушал бесконечные гудки до долгожданного ответа.

Подходила зимняя сессия. Пора было наводить порядок в учебе. Володя хотел, чтоб его отделение было лучшим. Сам лично помогал всем и назначал ответственных за каждого, за кого волновался.

Немало хлопот в учебе доставлял Володе и преподавателям курсант Марков. Ему никак не давались технические дисциплины. А тут теоретическая механика. Экзамен. Памятуя о том, что преподаватель первые часы экзамена в хорошем настроении и "перед смертью не надышишься", Марков пошел сдавать в первой пятерке. И то, что преподаватели заполняли экзаменационную ведомость в конце экзамена, означало, что у курсанта была возможность пересдать предмет при необходимости.

Получив обоснованную «тройку», Марков вышел из аудитории.

– Что получил? – подошел Снегирев к товарищу.

– Три балла!

– Что? …Жди здесь! – Володя побежал за командиром роты.

Отделение взяло обязательство закрыть сессию без «троек». Надо было договориться с преподавателем, чтобы тот разрешил пересдать предмет. Майор Гурьев мог это сделать, тем более, что хорошо относился к Володе. Ротный о чём-то пошушукался с преподавателем и приказал Маркову зайти в конце экзамена на пересдачу. Но тот опять заслужил только три балла. Что делать? Володя снова обратился к Гурьеву за помощью. Вечером командир роты вызвал Маркова и сказал:

– Завтра экзамен сдаёт второй взвод. Пойдёшь с ними, и чтобы сдал на «четыре», а то статистику всем портишь. А сейчас иди, учи.

Но и на следующий день Марков не принёс ожидаемого результата. Ротный снова о чём-то пошушукался с преподавателем, а потом сказал троечнику – курсанту:

– У тебя четыре балла. После экзаменов принесёшь на кафедру банку краски и в личное время покрасишь все, что тебе скажут.

– Есть! – Марков был счастлив.

На подведении итогов сессии отделение Снегирева заняло лидирующую позицию не только в роте, но и в дивизионе.

Новый год решили отмечать разнопланово, с размахом. В несколько серий. Начали с Новогоднего вечера, на который свободные курсанты возлагали надежды: все приглашенные девушки казались им на балу принцессами.

Свою принцессу Володя увидел сразу. Это была очень невысокая голубоглазая блондинка в синем приталенном платье по колено без рукавов, с тремя передними складками на юбке. Широкий пояс с крупной, но изящной узорчатой пряжкой подчеркивал узкую талию. На стройных красивых ногах – аккуратные бежевые лодочки на тонком низком каблучке. Ни лишних деталей, ни украшений, ни замысловатой прически, все просто и элегантно. И сама она была юной, свежей и немного морозной, как холодная снежинка. Она улыбалась как-то отстраненно, не смотрела прямо в глаза юношам, наверное, чтоб не сочли ее за девушку в активном поиске. Володя, и сам невысокого роста, сразу приметил особенную девушку, выглядевшую неброско, но очень стильно.

Увидев, что в сторону синеглазой принцессы направляется Серега, он быстро обогнул его и первым подскочил с поклоном:

– Разрешите пригласить Вас на тур вальса!

Сзади послышался разочарованный вздох.

Девушка улыбнулась, наклонила голову:

– Конечно…

Володя обхватил девушку за талию, покрепче прижал к себе и уверенно повел по кругу. Оркестр играл вальс из фильма «Война и мир».

– Ой! Этот вальс танцевала Наташа Ростова! – обрадовалась девушка.

– А Вас как зовут? – улыбнулся ее наивности Володя.

– Людмила, – в улыбке она приоткрыла хорошенькие мелкие белые зубки.

– А я Владимир, – почему-то серьезно представился Володя.

– Вы как на партсобрании сейчас, – растерялась Людмила.

Он танцевал с ней вальс. И еще вальс. Второй танец поплыл веселее. Люда встретила его уже как старого знакомого.

– На каком Вы курсе, Владимир?

– На втором. Я после Свердловского суворовского училища, – с гордостью сказал Володя.

– Так вот почему Вы так хорошо танцуете! У вас там преподавали танец!

– Обязательно. Офицер ведь не только солдат. Это безусловно. Но он должен знать этикет, хорошо танцевать, уметь вести беседу на любую тему. Вы знаете, что в девятнадцатом веке политика и карьера строились на балах? Если человек не принимал приглашение и раз, и два, его больше не приглашали на балы. Это значило, что карьера его практически окончена!

– Поэтому в военных училищах по привычке танцы регулярно! – подхватила она.

– А Вы где учитесь?

– В кулинарном техникуме. Я ленинградка! – тоже с достоинством ответила она. – Мои родные прожили всю Блокаду в Ленинграде.

– Да…героический у нас народ, – Володя тихонько пожал Людмиле руку и улыбнулся.

– Если Вы пригласите меня еще раз, то, по светским законам, должны будете на мне жениться! – засмеялась Люда. Он улыбнулся в ответ.

Музыка закончилась. Володя проводил партнершу на место, где ее ждали две любопытствующие приятельницы. Они встретили Людмилу и, посматривая на Володю, что – то бойко зашептали ей на ухо.

Володины друзья заметили, что он после вальсов пришел очень довольный. Тадик, Генка, Серега, Володя начали выяснять, что за девушка, откуда она, серьезно ли он настроен.

Володя залпом выпил два стакана газированной воды. Он волновался.

– Ты влюбился что ли? – зашептал Гена.

– Заметно?

– Ну, ты волнуешься. Непривычно.

– Да, зацепила девочка. Спокойная, интеллигентная. Ленинградка.

Он все время оглядывался на Люду и каждый раз ловил ее взгляд.

– Так пригласи еще, потанцуйте, поговорите. Проводи потом.

– Не учи ученого! Шел бы тоже – пригласил ее подружку. Посмотри, шатенка с короткой стрижкой. Фигурка прямо точеная!

– Не! – запротестовал Генка. – Она в очках!

– Тогда третью, рыженькую, тоже с каре, в костюме шоколадного цвета.

– Еще чего! Посмотри на ее ноги! У нее нога, наверное, сорокового размера! Разве это женщина?

– Да ты капризный, Генка! Глянь, рядом с буфетным столиком девушки воду пьют. Давай выберем тебе покрасивее, без изъянов! – громко рассмеялись Тадик и Олег Зубок.

– Посмотри, какая хорошенькая, вон та, черненькая с кудрями, – пригляделся Олег.

Мальчишки неспешно направились к буфету. Тадик показал Генке глазами на миловидную девушку, сидящую на углу столика. Тема для разговора нарисовалась сама.

– Такие красивые девушки, и на углу! – улыбаясь во весь рот, проговорил Тадик.

– Ой! – всполошились девчушки. – У вас в училище нельзя сидеть на углу?

– Нам можно! Мы мужчины, – важно ответил Тадик и кивнул в сторону Олега и Генки, приглашая их глазами к разговору.

– А нам почему нельзя? – искренне испугалась интересующая мальчишек девочка.

– А примета есть такая! Женщине нельзя сидеть на углу. Замужество всю жизнь с углами будет. Вас как зовут?

– Жанна, – девушка соскочила со стула, встала у столика, огляделась.

Генка дернул Тадика за рукав и шепнул друзьям:

– Все, пошли отсюда.

– Почему? – удивились Тадик с Олегом.

– У нее ноги кривые, – отходя от буфета, зашептал Генка. – Ты видел ее ноги? Пока она сидела, было незаметно!

– Генка! Да что с тобой? Ты сам-то идеальный?

– А мужчине не обязательно быть идеальным, – философствовал Гена. – Он должен быть чуть красивее обезьяны.

– А ты точно…красивее? – парни захохотали.

– Гена, ты так никогда не найдешь девушку. Все будут недостаточно хороши, – вздохнул Володя.

Оркестр снова заиграл медленную мелодию.

– Ну, ладно. Иди. Приглашай свою Прекрасную Даму! – толкал в спину Генка.

Володя не двигался.

– Ты чего? – удивился Гена.

– Это третий танец уже, – нерешительно посмотрел Володя в ее сторону.

– И? – не понимал Гена. – Ой, – улыбнулся он, – не хочешь же ты сказать, что веришь в приметы и зависишь от светского мнения какого – то там девятнадцатого века?

– Верю – не верю…

Он пошел к большому зеркалу, у которого стояла Людмила с подругами. Краем глаза увидев Володю, она быстро повернулась посмотреть, в порядке ли ее прямые волосы, чуть приподнятые на затылке, постриженные под удлиненное каре. Володя тоже пригладил на ходу челку.

– Разрешите Вас…– он поймал ее удивленно открывшиеся глаза.

– Третий раз?

–…проводить сегодня до дома, – закончил Володя.

Людмила помолчала. Посмотрела внимательно в его глаза. Потом взяла за руку и повела в центр зала, развернулась лицом, положила свою руку ему на плечо. Вырываться было глупо и смешно. Володя повел ее в танце.

– Разрешаю Вам проводить сегодня меня до дома, товарищ курсант, – озорно сказала Людмила.

Она жила на Звездной, недалеко от метро. Улицу назвали в 1966 году в честь наших побед в Космосе. Жители этого района очень гордились тем, что получили здесь квартиры, они чувствовали себя хоть каплю причастными к свершениям в стране.

Шел предновогодний крупный снег. На ветру он плясал, но не вальс, а скорее – польку. Володя видел, что и его девушка немного приплясывает, ей тоже хотелось кружиться вместе с ним.

По дороге говорили мало. Она смущалась, а Володя не мог решить, как относиться к этому знакомству. Если это однодневная эмоция, то пусть останется приятной. А если будет продолжение, не хотелось это продолжение испортить ненужным, не к месту сказанным неловким словом. Она остановилась у кирпичного пятиэтажного дома, повернулась к нему у подъезда. Он чувствовал, что она думает о том же, потому что очень складно и дружно они молчали.