Текст книги "Королевская кровь. Проклятый трон"

Я тихо вышла в гостиную. Здесь было слышно, что Мартин с кем-то разговаривает – музыку он сделал потише, – и я потопталась у его спальни, затем приоткрыла дверь. Маг сидел в кресле, уже без рубашки, в одних брюках, и, прижимая к уху телефон, стягивал носок.

– Все, Виктор, составь ему компанию и развлекай, а о доплате поговорим, – он кинул трубку на кровать, кивнул мне, прищурившись, потянулся руками вверх, покрутил плечами со стоном. – Заходи, принцесса. – Он разглядел, видимо, что-то в моем лице, потому что похлопал себя по коленям. – Иди сюда, вижу, надо утешать и снова вправлять мозг. Правда?

– Кто звонил? – спросила я вместо ответа, аккуратно садясь на самый краешек его колен. Но блакориец обхватил меня, прижал к себе, и я поерзала, устраиваясь поудобнее, положила голову ему на плечо.

– Зигфрид ваш, – ответил он досадливо, – решил сделать сюрприз и заявился сегодня ко мне на ночь глядя. Так что пришлось срочно и дистанционно организовывать ему компанию, выпивку и прочие удовольствия.

Мне стало совестно.

– Так, может, ты к нему сейчас, Март?

Маг был надежным и удобным. И тело у него оказалось крепким, хорошим таким, развитым мужским телом. И пах он хорошо, теплым мужским запахом. Я прислушалась к себе. Приятно, да.

Блакориец фыркнул.

– Ни за что. Я уже попросил дворецкого составить ему компанию. Виктор привычный, сейчас они напьются, потом по бабам пойдут. А я тут побуду. С тобой.

Я нахмурилась. Было неловко спрашивать.

– Мартин… и ты тоже с ними по бабам ходишь?

– Марина, – сказал он очень серьезно, – для всего континента мы с тобой встречаемся. А я все-таки не только бабник и разгильдяй, но еще барон и дворянин. За кого ты меня принимаешь? Если я подгребу кого-нибудь под себя, то на следующий же день все газеты будут живописать мои похождения и полоскать твое имя.

– Ну а как же… – я замялась. – Тебе разве не хочется?

– А что, разве не чувствуется, что хочется? – прошептал он низко, и я покраснела. И уже совершенно нормальным тоном продолжил: – Принцесса, мне почти восемьдесят лет. Первую женщину я попробовал в четырнадцать. Шестьдесят шесть лет не самого размеренного опыта. Поверь мне, я способен продержаться несколько недель или месяцев – ну, пока не завоюю тебя или пока не надоем.

Мартин шутил, и я улыбнулась ему в шею. Тема была, признаться, горячая, но и здесь он как-то увел ее от неловкости.

– И вообще, Марина, мне надо с тобой провести воспитательную работу. То ты меня Мартюшей обзываешь, то считаешь, что я могу предпочесть Зигфрида тебе. Что дальше? Будешь советоваться со мной, какой маникюр сделать? Я себя чувствую твоей подружкой, а не мужчиной.

– О нет, – я прикоснулась губами к его плечу, – ты мужчина, Мартин. Самый лучший в мире. Самый классный. Самый мне нужный.

– Ты слишком много льстишь, – произнес маг смешливо. – Так что случилось? Из-за чего ты пришла ко мне с выражением ужаса на лице? Увидела мышь или зловещую тень за окном?

Я включила телефон и показала ему сообщение.

– Мда, – произнес он мне в макушку с иронией. – Вот мужика корежит-то, Марина. Я уже говорил, что ты страшная женщина?

– Что мне делать? – всхлипнула я. – Все так хорошо было, и он все испортил.

– Ну-у-у, – протянул блакориец, поглаживая меня по спине, – я могу сейчас доставить тебя во дворец. И поедешь к нему. Хочешь?

– Нет! – возмутилась я, чувствуя, как взрывается в животе предательский горячий комок радости только при одной мысли: а может, да? И одновременно с ним – колючий и холодный шар злости в голове. – Не надо, Март. Я спрашиваю, что мне делать вообще. Он же отравил меня собой, Март!

– Девочка моя, – глубокомысленно произнес он, целуя меня где-то за ухом, а затем прикусывая мочку и смешно рыча, от чего я прикрыла глаза и немного расслабилась, – я тебя не буду утешать. Увы, в этом случае твой яд является твоим лекарством. И рано или поздно тебе придется это признать. И чем раньше ты это сделаешь, тем менее катастрофичными будут последствия для окружающих.

– А может, просто поженимся, Март? – я серьезно посмотрела ему в глаза. – Мы ведь можем быть счастливы.

Он легко поцеловал меня в губы. Потом еще и еще, сильнее и страстнее, так мощно, что у меня закружилась голова, и я уперлась ладонью ему в грудь.

– Вот-вот, – усмехнулся маг. – Марина, не смеши меня, это слишком избитый сюжет. Я готов поиграть в твоего жениха, если тебе очень нужно, но ведь итог будет один. Тебя тянет к нему, его тянет к тебе, и при всей твоей воле, железная ты Рудлог, однажды вы окажетесь в постели. Вот когда – и если – наиграешься им, тогда и поговорим о нашей возможной семейной жизни.

– Нет, – сказала я твердо, и он недоверчиво тряхнул головой. – Не окажемся.

Мартин покачивал меня на коленях, а я молчала. Тихо играла музыка, и было слышно, как потрескивают поленья в камине гостиной. Сейчас очень остро чувствовалось, что мужчина, в чьих руках я успокаиваюсь, действительно много старше меня. Много опытней. И много мудрее. И он не позволял мне врать себе.

– Знаешь, – сказал Март весело, – давай-ка повторим вечерний глинтвейн. Если уж тосковать и не спать, то под хорошее вино. Угу? Напьемся?

– Угу, – согласилась я. – Только за сигаретами схожу.

И мы правда напились, и тоска часа через два куда-то ушла. Последнее, что я помню, – как мы кружились под музыку посреди спальни, и я горячо уверяла Мартина, что обожаю и люблю его, а он клялся мне в том же в ответ.

Проснулись мы около полудня, в одной кровати, и не было ни неловкости, ни стыда. Март балагурил, я язвила, за окнами светило солнце, кофе был прекрасен, потому что его было много, и во дворец я вернулась в хорошем настроении. И новости дома тоже были хорошими: нашлась Пол, и на радостях мы с Алиной поехали по магазинам. Надо было оторваться, ведь завтра предстоял первый рабочий день. Вот я и оторвалась.

И я даже почти не вспоминала о невозможном Люке, и о том, что его дом в десяти минутах езды от дворца, и о том, что нужно выбросить телефон и вернуть ему машину – чтобы избавиться наконец от всего, что связано с этим мужчиной.

Глава 2

Вторая половина октября, Иоаннесбург

Утро воскресенья началось с переполоха в доме начальника Управления госбезопасности Рудлога, плавно перешедшего в переполох во дворце.

Во-первых, звонок Игоря Стрелковского из Бермонта застал Тандаджи в тот самый момент, когда его супруга и матушка громко выясняли, кто же должен печь традиционные тидусские лепешки с медом в честь народного праздника Великой Реки и подавать их соседям в знак расположения. Печь хотели обе, подавать – никто, потому что соседи были, надо признать, препротивные, и Майло с терпением мученика разруливал конфликт, предложив женщинам разместиться на кухнях в противоположных концах дома и испечь каждой свою порцию. А разнесет угощение по соседям он сам. Уж у него-то примут и с улыбкой, и с поклонами. И даже съедят, опасаясь, что бдительность сотрудников госбезопасности простирается и на эту сферу.

Прекрасно, когда у тебя есть возможность оборудовать две кухни для каждой из хозяек. Ради этого стоило уезжать из Тидусса.

Во-вторых, известие о том, что четвертая принцесса стала медведицей и что на нее напал демон, не прибавило Тандаджи хорошего настроения, и он стал усиленно соображать, как донести эту новость до отдыхающей королевы после пятничного фиаско и стоит ли сообщать заодно о роде деятельности оной принцессы. А если не сообщать – как объяснить нападение? А еще надо бы понять, остался ли жив темный, и если да, то не вынырнет ли он в Иоаннесбурге – в университете, например. Где учится пятая Рудлог.

Размышления были столь тяжелы, что, когда матушка и жена вновь начали ругаться, определяя, кто из них какую кухню займет, Майло воздел руки к небу и поклялся шестиглазым духом Шивалой, что если сейчас в доме не настанет тишина, то он запретит им выходить из своих комнат до конца года, а сам купит себе другой дом, как и поступают приличные тидусские отцы семейств.

Дамы, осознав серьезность угрозы, замолкли и вполне спокойно разошлись в разные стороны.

В-третьих, королева Василина, получив с утра звонок от начальника разведуправления и узнав о том, что Полина нашлась и находится в Бермонте, но по каким-то причинам стала мохнатой и четырехлапой, мгновенно распорядилась договориться с Демьяном о визите и сообщить придворному магу, что тот должен забрать их из поместья Байдек Зеркалом. Придворный маг отбывал положенный выходной, и агенты Тандаджи с ног сбились, пока не нашли его в Блакории, в доме барона фон Съедентента, в состоянии тяжелого похмелья. Он был так хорош, что даже не мог правильно выговорить собственные имя и фамилию, хотя, признаться, и трезвые язык ломали на сочетании «Зигфрид Кляйншвитцер».

Пока несчастного приводили в чувство, королева несколько раз звонила Тандаджи и грозным голосом вопрошала, почему до сих пор не прибыл маг. Причина «потому что он пьян как свинья» была признана не очень этичной для озвучивания, и пришлось срочно придумывать оправдания.

В-четвертых, дворцовый люд, прознав каким-то образом, что королева со страшным и свирепым мужем возвращаются раньше срока, развил просто паническую деятельность по приведению всего, чего только можно, в идеальное состояние. В результате за пару часов дворец стал блестеть, а самые впечатлительные пили успокоительные капли и тренировались улыбаться при помощи зеркала. Попробуй не улыбнись тому, кто на твоих глазах превратил лицо самого родовитого аристократа королевства в отбивную!

В-пятых, посол Тайтаны выбрал именно этот день, чтобы привезти телепортом во дворец подарок для Байдека от восхищенного эмира – кривой меч и лазурные шаровары, в которых ходили лучшие бойцы восточной страны на ежегодных боевых сабантуях, и настаивал на том, чтобы передать их лично. Так как восторга от своего срыва консорт явно не испытывал, да и времени на встречу с послом у него не имелось, пришлось разруливать ситуацию, грозящую перейти в дипломатический конфликт. В конце концов нашлось устроившее всех решение: и меч, и штаны были торжественно отправлены в королевский музей, а Василина втайне от мужа поблагодарила посла по телефону и пообещала обязательно посетить Большой Сабантуй в Тайтане на следующий год.

Она очень надеялась, что надевать их Мариана не обяжут.

И наконец, сам Тандаджи тоже выдвигался в Бермонт вместе с королевской четой, понимая, что ему, скорее всего, предстоит нелегкий разговор с Байдеком.

В общем, остались соседи тидусса в этот день без медовых лепешек.

Полина

В это же время в замке Бермонт просыпалась Полина Рудлог, и состояние у нее было престранное. В голове был сумбур, события вчерашнего дня никак не хотели вспоминаться. Глаза то и дело закрывались, не позволяя сориентироваться, а во рту почему-то стоял привкус крови. А когда взгляд сфокусировался, оказалось, что Поля находится в незнакомом помещении, полном чужих запахов.

Не все из них, правда, были чужими, и четвертая принцесса дома Рудлог долго втягивала носом воздух, удивляясь, когда это у нее так обострился нюх. Знакомый терпкий аромат щекотал тело, и от этой щекотки хотелось растянуться, покататься по кровати, поизгибаться и порычать.

Порычать?

Она снова приоткрыла тяжелые веки, осматривая помещение. Комната явно дамская – нежные цвета, изящная мебель с вырезанными цветочками-лепесточками, большие окна без занавесок, растения на широких подоконниках. Полина пошевелила пальцами, и по телу пробежала легкая судорога. Почему-то очень мешали волосы, и она подняла руку – поправить, и замерла, разглядывая длинную светло-русую прядь и кисть, на которой не было обручальной серебряной пары. Неужели к ней вернулась ее внешность? Или она где-то ухитрилась покрасить и нарастить волосы, а теперь не помнит об этом?

Что же вчера произошло? Смутные воспоминания о приезде Демьяна в Белую Обитель, о полете над Бермонтом, костре на сопке… Чувство опасности, беспокойство, ужас. Картинки вертелись в мозгу, но никак не хотели становиться отчетливыми. Еще и тело кололо какими-то крошками, и Полина повернулась на бок, чтобы хоть чуть-чуть отодвинуться от неприятных ощущений. Наткнулась глазами на спящего рядом Демьяна, пискнула от неожиданности и стала медленно-медленно сползать с кровати, утягивая за собой одеяло – вдруг пришло осознание, что она совершенно голая.

Сползти удалось тихо, и принцесса обмоталась в трофейное одеяло, как в тогу, и начала отступление. Сначала надо было подойти к окну – понять, где она находится.

За окном лежала заснеженная столица Бермонта, Ренсинфорс, и Пол даже разглядела крышу, на которой пряталась до своего ночного приключения.

– Если ты снова попробуешь улететь, – раздался с кровати тихий низкий голос, – я, честное слово, сейчас же поймаю и женюсь, чтобы точно больше никуда не делась.

Поля фыркнула, повернулась. Демьян лежал на кровати, одетый и очень-очень сонный, взъерошенный и серьезный. И она его совершенно не боялась, наоборот, почему-то было весело.

Принцесса показала ему правую руку, с намеком повертела кистью.

– Пропала при обороте, – пояснил его величество Бермонт, – ничего, у меня есть еще. Ты бы не вставала, Поля, у тебя сейчас состояние нестабильное.

– Я ничего не помню, – сказала она хрипло и сипло, закашлялась. В глазах заплясали цветные круги, и через секунду Демьян уже был рядом, схватил, отнес обратно на кровать.

– Послушай, – произнес он очень серьезно, – Полюш, у тебя вчера был стихийный оборот. Ты перекинулась в медведицу у меня на глазах. И это может снова произойти в любой момент. Поэтому нельзя напрягаться, волноваться, хорошо? Я тебе потом все расскажу, что было, а сейчас отдыхай.

– Я что теперь, как ты? – Полина захихикала, подумав при этом, что ведет себя как-то неадекватно.

– Как я, – улыбнулся Бермонт, присаживаясь рядом на кровать, – только маленькая совсем еще. Почти медвежонок.

– А почему? – поинтересовалась принцесса, трогая его за руку. Не могла она удержаться, и все.

– Это из-за моей крови, ноззи. Ты тогда, – Демьян погладил ее пальцы, – наглоталась, вот и получилась реакция. Неожиданная, как ты сама.

«Ноззи» – так он называл ее в детстве. Егоза, заноза.

При упоминании об их встрече в его спальне Полине захотелось с головой укрыться одеялом. Опять стало стыдно.

– Ты не сердишься? – спросила она тихо и жалобно.

Демьян покачал головой, нахмурился.

– Нет. Но сержусь из-за того, что ты улетела из Обители. Полина! Не смей от меня больше убегать. Понятно?

– А чего это ты раскомандовался? – спросила она обиженно, хотя хотелось часто-часто закивать и согласиться. Особенно когда в его голосе появлялись низкие нотки. Тогда и телу опять становилось щекотно. Но чтоб ей командовали? – Я тебе даже не невеста еще, – добавила она мстительно, – а уже должна слушаться?

Болотно-зеленые глаза потемнели, но Демьян улыбнулся, погладил ее по голове.

– Как была вредная, так и осталась. Выйдешь за меня, Полина?

– Чтобы ты мог командовать без всяких ограничений? – проворчала принцесса. Вдруг стало чувствоваться, что и зубы не чищены, и волосы какие-то спутанные, и выглядит она, наверное, словно чучело.

– Именно, – кивнул он серьезно. – Так что, будешь моей королевой?

– Да буду, буду, – пробурчала она, садясь и снова натягивая на себя одеяло, – сам же знаешь. Дай мне умыться, а то я всю жизнь буду вспоминать, что мне делали предложение, когда я выглядела как испуганный дикобраз. И вообще, отнеси-ка ты меня в ванную. Раз мне нельзя перенапрягаться. Хочу помыться и посмотреть на себя – хоть узнаю, как выгляжу сейчас.

– И кто еще кем распоряжается, – пробормотал Демьян тихо, легко поднимая замотанную в одеяло невесту на руки. Полина улыбнулась.

– Ты чего такой растерянный?

– Не ожидал, что ты сразу согласишься, – признался король Бермонта, заходя в ванную. Встал перед зеркалом, держа свою ношу на руках, и Полина завертела головой, рассматривая себя.

– Ну-ка, поставь меня на пол, – скомандовала она, и Демьян послушался, но все равно придержал ее за талию.

Пол глядела на себя в зеркало. Высокая, голубоглазая, на носу еле заметная горбинка – как она переживала из-за нее в детстве, ведь ни у кого из сестер такой не было! И лицо совсем не похоже на мамино – узкое, без характерных скул. И волосы у нее не вьющиеся, а прямые, правда, у Марины тоже были такие, а у Ангелины волны едва заметные, поэтому можно считать, что здесь Полина не выделяется. Но в целом… очень неплохо.

– Ты очень красивая, – сказал Демьян, встретив в зеркале ее скептический взгляд. Он был еще выше ее и гораздо шире – плечи выглядывали даже из-за толстого одеяла. – Ты и в восемь лет была хорошенькой, а сейчас просто расцвела. Ваши женщины всегда славились своей красотой.

– В восемь лет я была противной, – со вздохом признала принцесса, глядя ему в глаза. – Но уже тогда поняла, что вырасту и выйду за тебя замуж. Так что можешь гордиться. А потом пошли слухи, что ты хочешь жениться на Василинке, и я жутко ревновала и злилась. Даже подсунула ей как-то жабу в постель… Я десять лет почти каждый день о тебе вспоминала. А ты удивляешься, почему согласилась. Мне кажется, я и на дело-то решилась потому, что могла тебя хоть так увидеть.

– Я и забыл, что Рудлоги славятся еще и прямотой, – рассмеялся Демьян.

– Эх ты, – Полина в зеркале показала ему язык, – я тут в любви признаю́сь, а он смеется. Медведь, что сказать.

– Я тоже тебя люблю, Пол, – шепнул он ей на ухо. – Не сомневайся, никогда.

– Это другое дело, – сказала принцесса довольно и деловито. – Тогда отворачивайся, я хочу помыться. Только не уходи, у меня куча вопросов.

– Например? – его величество отвернулся, слушая шорохи, звук полившейся воды, ее тихое «ой!» – видимо, включила холодную, – плеск.

– Так ты тоже с детства в меня влюблен? – слова было не разобрать – судя по звукам, она прямо под душем чистила зубы. – Жажду подробностей, любопытно, сил нет!

– Нет, конечно, – усмехнулся он. В ванной запахло каким-то мятным гелем для душа или шампунем, и Бермонт поморщился – сильный ментол перебивал собственный запах Полины. – В детстве я тебя боялся. Ты и правда была ужасной занозой. А понял три недели назад. Когда ты улетела.

– Ты бы себя видел, тоже бы улетел, – отрезала она. – Вот демон, а в чем это у меня волосы? В крови? Не отмыть никак. Демьян, а что же все-таки вчера было? – Снова раздался звук, как будто из бутылки выдавливали шампунь. – Вот гадость, щиплет. – Она зашипела. – Я как начинаю думать, у меня голова болит.

– Не думай, Полина, – сказал Бермонт с беспокойством, – потом. Скоро должна твоя сестра приехать, если она уже не тут. И хотелось бы, чтобы вы поговорили, а начнешь переживать – обернешься. Ты ведь сама все расскажешь, Пол?

– Угу, – ответила она угрюмо. – Вася приедет, да?

– Ее величество Василина-Иоанна, – подтвердил он со смешком.

– Кстати, – Полли словно что-то вспомнила, – Демьян, а что с Ангелиной? Почему не она на троне?

– Я был на коронации, – осторожно произнес Бермонт, – и корона выбрала Василину. А остальное тебе сестра расскажет, ладно?

– Вот это да… жаль, что я не видела, – протянула принцесса; судя по звукам, она ожесточенно терла себя мочалкой. Демьян вдруг пожалел, что остался в ванной. Какая бы выдержка у него ни была, но знать, что она там, за стеклом, и слушать все это, а самое главное, представлять и не рваться туда, к ней, было очень трудно. Он не выдержал, глянул в зеркало на ее силуэт за матовым пластиком, сжал кулаки. Полина что-то говорила, и Бермонт заставил себя прислушаться. Да, поболтать она всегда любила.

– Я так удивилась, что здесь уже зима. У нас еще месяц снега точно не будет, – рассуждала принцесса. – А когда он у вас выпал?

– Вчера, – откликнулся Демьян.

– Вчера? – произнесла она странным голосом, со скрипом скользнула руками по пластику, согнулась, и он бросился к ней, распахнул двери душа.

Под льющейся водой мотала головой маленькая медведица, совершенно мокрая и обиженная. Заревела, боднула его лбом, и он, вздохнув, выключил душ, взял большое полотенце и стал ее вытирать.

* * *

Стрелковский тоже поднялся рано. Набрал по телефону Тандаджи и кратко обрисовал ему ситуацию. Начальник в тишине, прерываемой каким-то женским бормотанием, выслушал его и приказал ждать – сейчас он сообщит о том, что принцесса нашлась, ее величеству, и она обязательно захочет нанести визит.

– Надо, что ли, Бермонту от Управления орден выписать, – сказал Майло на прощание с сарказмом, – ведь он спас не только принцессу, но и нас двоих от гнева королевы. – Помолчал и добавил: – Хотя насчет себя я не уверен.

Завтрак прошел в одиночестве – беспокоить Бермонта в такую рань Стрелковский не решился, а специально приставленный к полковнику в помощь сотрудник охраны сообщил, что маленькая медведица тоже еще спит и обратного оборота не было. И напарница Игоря, капитан Дробжек, жива, над ней всю ночь работали врачи и виталисты. И что он, охранник, готов проводить полковника куда он пожелает, так как его величество распорядился всячески угождать гостю.

От экскурсии по замку Игорь отказался, и молодой берман откланялся, сообщив, что будет ждать за дверью.

Стрелковский допил кофе. На душе было пусто и вязко, и все ощущения казались какими-то приглушенными, будто он находился за толстым слоем стекла.

Ему отзвонился Тандаджи, сообщил, что визит задерживается – проблемы с придворным магом – и что пара часов свободного времени у Игоря есть. Полковник встряхнулся, вышел и попросил отвезти его к Люджине, в королевскую лечебницу.

Лечебница располагалась в городе, в отдельном здании недалеко от замка, и дойти туда можно было пешком минут за пятнадцать, но его со всем уважением отговорили, усадили в машину и доставили прямо на место. Строгий и уставший хирург в паре с главным виталистом приняли полковника вежливо, подробно рассказав о состоянии напарницы, стараясь заменять медицинские термины на доступные обывателю.

Семнадцать переломов, кровоизлияния во внутренние органы, тяжелое сотрясение мозга, надорванная селезенка, баротравма, обширный ушиб буквально всего тела. Игорь слушал и сжимал зубы, и даже заверения, что жизни северянки больше ничего не угрожает, не успокоили его. Он помнил, с какой силой врезалась в Люджину смертоносная волна, и внутри все болело – так сдавили грудь чувство вины и жалость.

– Главное, что позвоночник цел и череп, – успокаивал его врач, – а остальное сшили, сложили, виталисты поправили, закрепили. Отеки уходят, сейчас пострадавшая спит и спать будет долго. Проснется – можно решать с транспортировкой, если захотите. Но я бы рекомендовал оставить здесь, у нас очень сильное отделение виталистов, на ноги поставят.

– Можно навестить ее? – спросил Игорь Иванович, и врач покачал головой, но потом посмотрел на него и со вздохом согласился.

– Там сейчас работает тройка виталистов, поэтому только из-за стекла, – предупредил он. – Отвлекать нельзя, уж извините.

– Это вы извините, – сказал Игорь с неловкостью. Ему было неудобно – хирург был очевидно вымотан. Но очень важным оказалось увидеть, что Люджина жива.

Капитан лежала в большой палате за огромным окном в стене, и у стекла в узком, тускло освещенном коридоре стояли несколько молодых людей в белых халатах, что-то записывали, тихо обсуждали.

– Практиканты из местной МагАкадемии, – сообщил врач, – выбрали специализацией виталистику, наблюдают за работой опытных коллег. Давайте вот тут с края встанем: и им не помешаем, и нам все видно будет.

За стеклом, вся в каких-то спицах, выглядывающих из гипса, капельницах, окруженная непонятными аппаратами с большим количеством мигающих в разном ритме разноцветных кнопок и экранов, лежала его напарница. Лицо – а он мог в этом обилии гипса и бинтов разглядеть только его – было спокойным и почти без синяков. Кожа у нее и так была белой, а сейчас выглядела почти прозрачной. Под глазами залегли тени, губы были сухими и приоткрытыми, но дышала Люджина плавно. И на экране рядом ритмично и уверенно билась линия ее сердца.

По бокам и у изножья койки священнодействовали три виталиста. Никак иначе Игорь не мог назвать то, что видел там. Двое, как искусные пряхи, растянули кругом от одного к другому видимые даже ему белые пульсирующие линии, идущие от тела пациентки к ладоням виталистов. И от рук их в воздух тянулись линии более тонкие, создавая грубую, словно составленную из больших треугольников проекцию тела женщины над Люджиной. Третий медленно двигался вдоль проекции, держа над ней руки, замирая над какими-то участками, затем шагал далее. Вот он подошел к коллеге, который стоял у ног пациентки, сделал быстрое движение – и второй перехватил нити жизни, начиная медленное движение от ног к голове.

– Держать не так сложно, как лечить, – тихо пояснил врач. – Они сейчас работают напрямую с аурой, а та уже, получив нужный импульс, активно заживляет повреждения. Через два часа их сменит вторая тройка.

– Когда она очнется? – спросил Игорь, потрясенный увиденным действием.

Хирург пожал плечами.

– Как только организм поймет, что может работать без поддержки. Здесь прогнозы бесполезны.

Игорь еще немного посмотрел на работу мастеров стихии Жизни и отправился обратно. Но по пути попросил завезти его в ближайший храм, где принес жертву всем богам и попросил как здоровья для напарницы, так и благословения для тех, кто лечит ее.

* * *

Королева Василина прибыла только к полудню, строгая и нахмуренная, в сопровождении немного смущенного придворного мага, от которого остро чувствующие берманы тут же унюхали мощный и основательный сивушный запах, мрачного принца-консорта, напрягшегося сразу же, как они вышли из телепорта в зал, полный придворных, собравшихся приветствовать королевскую чету, и невозмутимого Тандаджи, смотрящего на окружающих с видом человека, достигшего абсолютной гармонии.

Демьян встречал венценосную коллегу лично, и они расцеловались, как брат и сестра. Мариан хранил напряженное молчание и только сжимал кулаки, наблюдая за происходящим.

– Расслабься, брат, – тихо сказал ему Бермонт, когда Василина прошла чуть вперед, к приветствовавшей ее королеве-матери. – Мне тоже нелегко в полную луну, а ты еще и не тренирован. Поверь, твою женщину никто не тронет, для берманов это невозможно. Но если ты не прекратишь глядеть вокруг с таким видом, будто готов к убийству, кто-то из моих людей может не выдержать и вызвать тебя на бой. Убери вызов из взгляда.

– Если бы я еще это умел, – ответил Байдек. Было видно, что ему даже говорить сложно.

– Просто сосредоточься на ней, а не на окружающих, – посоветовал Демьян. – У тебя хотя бы есть отвлечение. Намного труднее, когда женщины нет, поверь. У нас больше всего драк во время полнолуния, поэтому и туристов пускаем неохотно. Они не понимают, что нельзя подходить к нашим женщинам, вот и случаются иногда инциденты. Или ведут себя вызывающе, шумно, вот молодняк и срывается.

– Как же вы сосуществуете с местными людьми? – удивился Мариан, следя взглядом за супругой. Она с мягкой улыбкой слушала матушку Бермонта, леди Редьялу, с которой была знакома еще с допереворотных времен.

– Мы уважаем их обычаи и нравы, они уважают наши, брат. А иначе никак. – Демьян кивнул в сторону Василины. – Пойдем, покажу вам вашу… сестру.

Медведица носилась во внутреннем, крытом магическим куполом дворе замка, прыгала за птичками, терлась о деревья, жевала траву. Здесь было лето. Огромный двор был зелен и свеж и напоминал опушку леса с поляной перед ней. Цвели полевые цветы, качались лиственные деревья, пели птицы. Все это резко контрастировало с мрачной, готической красотой замка Бермонт, с его высокими помещениями, узкими витражными окнами, множеством звероподобных скульптур и серым камнем стен. Здесь, наверное, поместился бы целый стадион, и Василина подумала, что им в Рудлоге тоже не помешал бы такой кусочек лета.

– У нас очень долгая зима, – пояснил Демьян, – поэтому почти в каждом замке линдмора есть зимний сад. С магическими куполами мало, конечно, в основном со стеклянными. А ей в покоях скучно, грызет все, вот и привели сюда. Здесь тепло, купол защищает от холода, ну и интересно ей.

– Полина? – недоуменно позвала королева, с сомнением глядя на зверушку, лакающую из маленького прудика воду. Медведица подняла голову, повертела ей, увидела Василину и бросилась к ней.

– Узнала?! – королева обрадовалась, упала на колени, стала теребить подбежавшую медведицу, чесать, гладить. Было видно, что опыт общения с медведями у нее есть.

– У ее высочества первый оборот, – продолжал объяснять Бермонт, – в это время сознание… ну примерно как у младенца. Медведица подавляет в ней взрослого человека. Но это пройдет, с каждым разом поведение будет все осознанней.

– А почему так произошло? У нас в семье, кроме Мариана, берманов точно не было, – спросила Василина, поднимая глаза. – Или это из-за нашей семейной полиморфии? Пол всегда была талантливее нас всех в оборотах, но, насколько я знаю, в таком состоянии нельзя находиться более получаса… хотя у нее получалось и дольше. И почему медведица?

Полине надоело ласкаться, и она ткнулась носом в ногу Демьяна, внимательно обнюхала Байдека, потерлась об него и ускакала обратно в сад.

– Она такая маленькая, – задумчиво проговорила королева. – Мариан, когда обернулся, был очень большим медведем.

Они опять посмотрели на развалившуюся на лужайке мохнатую принцессу. Та увлеченно терла лапой нос.

Бермонт улыбнулся.

– Это зависит от внутренней зрелости, Василина. Барон, по всей видимости, был человеком развитым и внутри, и снаружи. А Полина внутри еще ребенок. Вот и проявился такой… медвежонок.

Что-то такое было в его интонации, что Василина перевела взгляд на коллегу и подняла брови – он смотрел на Пол почти с умилением, достаточно странным для его обычно бесстрастного лица. Переглянулась с мужем – тот тоже это заметил.

– А что касается причин оборота, – наконец продолжил Демьян, – то это не ваше семейное свойство, а скорее наше. Но, извини, я бы предпочел, чтобы сестра сама рассказала тебе об обстоятельствах произошедшего. Подожди до конца полнолуния и все узнаешь.

– Демьян. Поссоримся, – очень спокойно, но с металлом в голосе произнесла королева Рудлога, и Байдек с удивлением глянул на свою мягкую жену. – Не надо скрывать от меня информацию. Это все-таки моя сестра. Я благодарна, что вы нашли ее, но обстоятельства меня, признаюсь, очень смущают.

– Не сердись, ваше величество, – Демьян проследил взглядом за медведицей. – Я не собираюсь ничего скрывать. Это, скорее, вопрос этики. Я обещаю тебе, что все расскажу. Погостите у меня до конца полнолуния? Она может обернуться обратно в любой момент, заодно и поговорите. Согласна?