Текст книги "Арабские сны"

Глава 17

Я так торопилась попасть в гарем, что чуть не сбила Первиз-бея, неожиданно появившегося из-за угла. Сегодня его спокойное лицо светилось теплом, а в глазах не было и тени знакомой строгости и угрозы. Его статная крепкая фигура, облаченная в отороченный черным мехом кафтан, возвышалась надо мной, как мраморная колонна.

– Хатун, доброго тебе утра! – радостно сказал он, расплываясь в улыбке. Его тонкие, изогнутые и аккуратно постриженные усы поползли вслед за уголками губ.

– Доброе утро, господин! – ответила я и присела в реверансе.

– Я надеюсь, повелитель в добром здравии и хорошем настроении? – спросил он, начав накручивать ус на длинный изящный палец.

– Так и есть, – сказала я, стараясь понять причину его столь очевидной радости.

– Вот что, хатун, – он воровато оглянулся и достал откуда-то из-под кафтана маленький атласный мешочек красного цвета, – передай это Зулейке.

Я взяла в руки мешочек и почувствовала внутри что-то маленькое и твердое. Наверняка какое-то украшение. Но с какой стати? Или я что-то пропустила?

– Хорошо, господин, – я терялась в догадках и недоуменно смотрела на счастливого кападжи, который еще вчера вечером метал громы и молнии и был чернее тучи.

– И гляди! – Он поднял вверх указательный палец. – Никому не слова, поняла? – Его лицо вновь приобрело суровый угрожающий вид, хотя глаза по-прежнему светились неприкрытым счастьем.

– Поняла-поняла, – закивала я, затем быстро присела, спрятала на груди мешочек и, не оборачиваясь, поспешила дальше своей дорогой.

Добежав до гаремных дверей, я замерла у маленького зарешеченного окошка, не решаясь в таком виде войти внутрь. В комнате джарийе, через которую лежал мой путь на второй этаж в покои Дэрьи Хатун, как раз начался завтрак. Все обитатели террариума собрались в одну кучу и шипели, разрабатывая свои раздвоенные языки сплетнями, рассевшись по нескольку человек вокруг низких круглых столиков с традиционным пловом и подслащенной водой.

«Эх… – подумала я, – сейчас бы после такой ночки бокальчик холодного игристого да плитку шоколада – отпраздновать».

Прямо под окном располагался столик, за которым сидела Элена в компании трех девушек, имен которых я не знала.

– Служанка-то Дэрьи Хатун, русинка со странным именем Лекси, не ночевала сегодня в покоях госпожи, – заговорщицким голосом сообщила гречанка своим подругам. – А у повелителя новая наложница была.

– И всюду ты, Элена, подвох видишь, – ответила ей миниатюрная шатенка с карими глазами. – Масуд-ага ее вчера в лазарет уводил – за Зулейкой ухаживать, я сама видела.

– Да только утром там ее уже и след простыл! – парировала неугомонная завистница. – Я завтрак носила – а ее нет.

– А Зулейка что? Разве ты не спросила?

– Не твое дело – сказала. Вот и весь разговор.

Элена обиженно поджала губки и надулась, как болотная жаба, распираемая от собственной желчи.

Только этого мне не хватало – скоро ее догадки по всему гарему как последняя сенсация разнесутся. Да еще и приукрасятся во сто крат. Тогда точно Дэрья Хатун со свету меня сживет.

Я осмотрела помещение сквозь маленькую щель в деревянной решетке в поисках Арзу-калфы и, заприметив ее, стоящей в центре зала со сложенными на груди руками, стала думать – как выманить ее в коридор да попросить принести мне сменную одежду.

Удача подвернулась неожиданно – из-за угла появилась фигура Шади – местного «визажиста-парикмахера», которая куда-то несла тяжелый отрез сукна.

– Шади, подойди! – я махнула ей рукой.

– Слушаю, хатун.

– Позови-ка мне Арзу-калфу, а я тебя после отблагодарю. Мне повелитель золота пришлет да серебра – бакшиш, понимаешь?

– А-а-а, бакшиш… – она понимающе закивала головой и довольно улыбнулась, – хорошо.

Через минуту Арзу-калфа стояла передо мной, недовольно сдвинув брови.

– Тебя где носит, хатун? Почему так долго? Должна была еще ночью вернуться в лазарет. Мы с Масуд-агой уже не знаем, что и говорить.

– Повелитель приказал до утра с ним остаться, – ответила я, не в силах скрыть дурацкой улыбки, – разве могла я ослушаться?

– О аллах! Где только терпения набраться? – она театрально воздела руки к потолку и закатила глаза.

– Арзу-калфа, мне нельзя в таком виде туда входить – догадаются. Не дожить мне тогда до вечера, а ведь повелитель приказал сегодня ночью опять к нему идти!

Она хитро прищурилась и улыбнулась, довольно покачивая головой. На ее молодом, слегка неотесанном лице азиатки появилось выражение торжества.

– Ай да Лекси, ай да плутовка! – приговаривала она. – Смогла-таки задержаться в покоях повелителя! Это дорогого стоит! Раз падишах тебя сразу не отправил – понравилась ты ему. Видать, пришел конец долгому правлению Дэрьи Хатун в гареме, иншааллах!

– Арзу-калфа, неси скорее рубаху да шаровары с тюбетейкой. А то она, чего доброго, разыскивать меня примется, – поторопила я ее. – И вот еще что – падишах мне имя дал. Я теперь Рамаль. Нет больше Лекси.

Арзу-калфа улыбнулась еще шире, словно я только что вручила ей «Оскар».

– Это очень хорошо, Рамаль! На моем веку шах Джахан имя только двум наложницам дал – Дэрье да тебе. Радуйся!

Она подмигнула мне напоследок и скрылась за дверью. Мое сердце радостно подпрыгивало внутри, вытанцовывая «калинку-малинку». Я закрыла глаза и в памяти всплыли горячие сцены прошлой ночи. Так сладко и так волнующе мне раньше не было никогда. Все мое существо трепетало от восторга и ощущения полного триумфа.

Я так замечталась, что не заметила, как вернулась калфа, держа в руках сверток одежды.

– Рамаль, иди в хамам да быстро переодевайся. Дэрья Хатун давно проснулась и уже успела вернуться от падишаха в слезах. Как бы беды не случилось!

Я взяла из ее рук одежду и пулей бросилась в баню. Через десять минут с невозмутимым лицом я вошла в общий зал.

– Вернулась? – сразу же раздался за моей спиной недовольный голос Элены.

– А что такое, Элена? Тебе приказали меня караулить? Или дел у тебя других нет? – я встала, подбоченившись, и бросила на нее угрожающий взгляд.

– Дел то у меня, в отличие от тебя, полно. Например, Зулейку завтраком покормить. Я пришла – а тебя нет. Не расскажешь нам, куда тебя ветер из лазарета сдул? – ее дерзкий язык вызывал внутри меня настоящую волну гнева.

Хотелось подойти, обхватить ладонями ее смазливую мордашку и стукнуть об стену, да так, чтоб кости затрещали. Никогда раньше не замечала за собой кровожадных желаний, но в это утро я была готова на преступление.

– Отчего же? – Я постаралась прогнать дурные помыслы из головы и натянуто улыбнулась. – Лекарша посылала меня стирать бинты. Я только из прачечной. Отнесла чистое в лазарет и сразу к госпоже.

Слава богу, я догадалась подержать свои руки в мыльной воде – теперь можно смело демонстрировать их завистницам.

Скукоженная и побелевшая от воды кожа на пальцах служила лучшим алиби, и я не преминула им воспользоваться, подойдя к этой стерве вплотную и выставив свои руки прямо у нее перед носом.

На лице гречанки появилось неприкрытое разочарование. Она сморщилась и отодвинулась от меня.

– Хм… – только и выдала мне Элена, отвернувшись к подругам и начав с ними непринужденно болтать как ни в чем не бывало.

Первый бой я выиграла. Но какой ценой? Все в груди щемило и трепетало от ужаса быть раскрытой. Приходилось лгать и изворачиваться почище наших политиков. Вот оно – искусство дипломатии. Ложь во спасение.

На дрожащих коленях я поднялась на второй этаж, приготовившись держать круговую оборону в следующем сражении – с опасным противником, который видел мои обнаженные пятки, торчащие из-под одеяла в шахской постели.

Открыв дверь в покои госпожи, я медленно вошла, опустив голову.

– А, это ты… – услышала я ее охрипший от криков и слез голос.

– Что-то изволите, госпожа? – спросила я, присев в реверансе.

– Полно горевать, Лекси. Мой час еще не пробил. Вели раздать в гареме золото да угостить всех шербетом!

Я подняла голову и с тревогой посмотрела в ее заплаканное лицо, на котором появилась странная улыбка.

– Праздник какой, госпожа?

– Падишах провел ночь с другой. Но это только ночь. У меня же будет вся его жизнь. Ему не удастся избавиться от матери наследника. Я теперь его семья, хатун! Так что, да – у нас праздник. Я беременна!

Она торжествовала, сквозь боль и слезы измены улыбаясь своей очередной победе. На ее гордом, опухшем от слез лице сияла улыбка победителя, а взгляд был полон надежд.

Я с трудом удержалась от того, чтобы не открыть от удивления рот. Слова бывшей фаворитки звонили в набат в моей голове, оповещая об опасности. Я едва сдержала подступившие слезы и кинулась за дверь исполнять ее приказ. Ревность и злость душили меня, сжимая в тугой узел внутренности. К такому повороту событий я была не готова. Совсем не готова.

Глава 18

Веселый смех и галдеж, доносившиеся с первого этажа, раздражал слух. Я закрыла резную дверь и прислонилась к ней спиной, приводя в порядок сбившееся дыхание и сердцебиение. Противный холодок между лопаток заставлял вздрагивать и нервно сглатывать через равные промежутки времени.

Что же теперь делать? Неужели она не лжет? Ее слова были похожи на последние конвульсии старого вояки, не желающего смириться со смертельным ранением. Но так ли это?

Мой напряженный слух уловил стук каблуков по каменным ступеням лестницы. Через минуту показалась стройная фигура Арзу-калфы с неизменной черной бархатной тюбетейкой на голове, следом за которой два евнуха несли небольшой сундук.

– Рамаль Хатун, вот ты где. Повелитель тебе подарки прислал! – запела она издалека, расплываясь в улыбке.

Я уставилась на нее испуганным взглядом и прижала указательный палец поперек рта.

– Тише ты, Арзу-калфа, еще госпожа услышит! Уносите это отсюда скорее, пока беды не случилось!

Радость от получения подарков осела где-то глубоко в душе, опасаясь проявить себя какой-нибудь мало-мальски бурной реакцией. Сейчас мне было совсем не до этого.

– Так я и пришла за тобой, чтобы сказать, что мы отнесем все это в новые покои гёзде.

– Какой еще гёзде? – спросила я, недоуменно сморщив лоб.

– Твои покои, глупая! Падишах велел выделить тебе отдельные комнаты, потому как ты теперь гёзде – та, которая провела ночь с повелителем. Ты больше не должна прислуживать Дэрье Хатун.

Несмотря на шикарную новость, лицо мое оставалось хмурым. Я смотрела на калфу печальными глазами и раздумывала, что теперь делать.

– Ты не радуешься, Рамаль Хатун? – спросила она меня, удивленно вскинув бровь.

– Да чему ж тут радоваться, Арзу-калфа? Дэрья Хатун как прознает – убийц ко мне подошлет. Не видать мне покоя, особенно теперь!

– Ну узнает, ну побесится, а ты умнее будь – пережди спокойно бурю, дождись, пока она в старый дворец в Казвине уедет. Валиде уже приказала, а шах Джахан одобрил это решение.

– Никуда она теперь не поедет, Арзу-калфа, – сказала я дрожащим от слез голосом, – беременна она!

Калфа вытаращилась на меня, точно я с луны свалилась. Ее мягкое лицо напряглось, на лбу пролегла глубокая складка, а уголки рта стали нервно подергиваться.

– Что такое ты говоришь? Если ты лжешь – выпорют тебя да отправят в пустыню на съедение гиенам!

– Рада бы лгать, да своими ушами только что слышала! Дэрья Хатун приказала мне раздать в гареме золото и угостить всех шербетом в честь такого события!

Девушка на минуту задумалась. В ее умных глазах читалась тяжелая мыслительная работа.

– Так, – она развернулась к евнухам и хлопнула в ладоши, – несите это в комнату Рамаль Хатун да приготовьте там все для переезда. А ты, – она обернулась ко мне, – иди к Зулейке в лазарет и ни о чем не думай. Я сообщу новость хазнедар, а та валиде скажет. Вполне возможно, Дэрья Хатун лжет. Валиде захочет подтверждения и пришлет к ней личного лекаря, чтобы не было обмана. Тогда и видно будет. Все образуется, иншааллах!

Я кивнула и поспешила к подруге. Запутавшись в сетях хитрой игры бывшей фаворитки, я совсем забыла о маленьком алом мешочке в кармане своей рубахи. Начальник шахской охраны в качестве союзника мне совсем не помешает. Пора выяснить, с чего вдруг он передает ей подарки.

В лазарете было тихо. Тишину нарушали только всплески воды в большом медном чане, в котором молчаливая лекарша, уже знакомая мне по осмотру в хамаме, стирала использованные бинты, и треск пламени факелов. Мой нос уловил едкие запахи мыла, горчицы и чеснока.

Лерка лежала на узкой кровати с перевязанной лодыжкой и откровенно скучала, рассматривая деревянный потолок. На ее лице запечатлелось какое-то странное, мечтательное выражение, которое я впервые увидела в момент нашего первого разговора в ее комнате. В тот раз причиной был красавец Первиз-бей.

– Зулейка, – я тихо позвала ее, не решаясь назвать подругу привычным именем в присутствии посторонней.

– Лекси, дорогая! – она повернулась ко мне и тепло улыбнулась. – Наконец-то! А то я тут с тоски умираю.

Я кивнула поднявшей голову лекарше и прошла к кровати «больной».

– Ну как все прошло? – Лерка схватила меня за запястье и резко села.

Ее нетерпение выдавали любопытные, горящие от возбуждения карие глаза, в которых отражались языки пламени.

– Я шлепнулась прямо у входа в зал, где проходил праздник, – ответила я ей с улыбкой, – наступила на развязавшуюся тесемку от шаровар.

Лерка как-то сразу погрустнела, натянув на свою умопомрачительную мордашку маску разочарования.

– Эх ты, дурында! – прошептала она, покачивая головой. – Зря я этот спектакль затеяла.

– А вот и не зря! – подмигнула я ей. – Все было!

Подруга недоверчиво сдвинула брови и исподлобья бросила на меня сомневающийся взгляд.

– Но как? – она развела руками.

– Он сам подошел, помог подняться и бросил мне под ноги шелковый платок! – затараторила я, внутренне загораясь от счастливых воспоминаний. – Я, как баран, стояла и не понимала, что это значит, пока евнух наш главный, Масуд-ага, не сказал, что таким образом он меня выбрал, в покои свои позвал!

– Вот это поворотик! – Лерка цокнула языком и расплылась в довольной ухмылке. – Ну и как он? Горячий перчик?

Лекарша, все это время не обращавшая на нас внимания, замерла и смерила мою подругу осуждающим взглядом. Затем разложила на деревянной лавке выстиранные бинты и, подхватив таз с грязной водой, направилась к выходу, ворча что-то себе под нос.

Ее сухощавая фигура до сих пор наводила на меня ужас. Я еще не забыла ее палец в моем влагалище и жуткую «дезинфицирующую» мазь.

– Тише ты, дурная! Забыла, что тут везде уши да языки! – строго шикнула я на Лерку, провожая женщину взглядом до тех пор, пока за ней не закрылась дверь. – Еще какой горячий! – бросилась я рассказывать, опасаясь не успеть выложить все до возвращения докторши.

– Как думаешь, понравилась ты ему?

– Попросил остаться до утра и сегодня ночью опять к себе ждет! – счастливым полушепотом выдала я, задыхаясь от волнения. – Да еще и имя новое дал – Рамаль!

– Огогошеньки! Рамаль… – как красиво! Не то что мое, колхозно-пролетарское, – заворчала она. – Мои поздравления!

Я замерла, прислушиваясь, не идет ли кто по коридору, и, убедившись, что нас никто не потревожит, достала из кармана мешочек, предназначенный для подруги.

– А это тебе, и ты сейчас же расскажешь мне все, что успела натворить за ночь! – заявила я категоричным тоном, передавая Лерке подарок кападжи.

Она восхищенно заморгала ресницами и расплылась в улыбке до ушей, словно кто-то уголки ее рта к вискам пришил, – я такого «оскала» у подруги никогда раньше не видела.

– Ой, Лекси! Крыша моя совсем уехала, – начала она свой рассказ, то и дело озираясь на дверь. – Как только эта «айболитка» уснула, я в коридор проскочила и пошла искать его. Думаю – или пан, или пропал! Наткнулась на агу, сначала испугалась, а потом говорю ему: «Где Первиз-бей? Меня хазнедар за ним послала», – а он: «Иди прямо, потом направо, потом…» – короче!

Моя подруга замолчала, переводя дух. Ее глаза загорелись, как от доброй бутылки вина, и на красивом, гладком лице каждая клеточка засияла от счастья.

– Нашла я его! Зашла на трясущихся ногах в кабинет. Он из-за стола вскочил, брови черные сердито сдвинул и как зашипит на меня – мол, чего приперлась, сумасшедшая?!

– Ну, а ты?

– А я говорю – или мой ты будешь, или расскажу всему гарему, откуда ты нас возишь!

Мои брови поползли вверх. И как только ей смелости хватило? Жить, что ли, надоело?

– Он подлетел ко мне, к стене прижал, кинжал из ножен достал и к горлу приставил. А сам смотрит прямо в глаза, отвести не может! – продолжила Лерка.

Она рассказывала, покрываясь от возбуждения испариной. Ее аккуратная грудь вздымалась быстро-быстро, в такт учащенному дыханию, а на глаза навернулись слезы.

– Да ты самоубийца! – выдала я, не веря своим ушам.

– Я тоже так подумала в тот момент. Да только он, вместо того чтобы горло мне перерезать, так присосался поцелуем к моим губам, что я чуть не задохнулась.

Я ошарашенно качала головой, поражаясь храбрости и напору подруги. А Лерка тем временем раскрыла дрожащими пальцами мешочек и достала оттуда миниатюрную серебряную брошь в виде полумесяца. Украшение было простенькое, но изящное. Тончайшая полоска серебра была украшена крохотными, похожими на пылинки бриллиантами, которые в свете факелов переливались ярко-желтыми и зеленоватыми огнями. Моя подруга не могла отвести от подарка взгляда, поглаживая его пальцем, словно какую-нибудь реликвию.

Дверь противно скрипнула, заставив меня обернуться, а Лерку спрятать подарок под подушку.

Вошедшая лекарша смерила нас недоверчивым взглядом, поставила на лавку пустой таз и подошла к кровати.

– Рамаль Хатун, иди. Хазнедар тебя зовет в покои госпожи.

Вот оно. Началось. Я испуганно сглотнула и, взяв подругу за руку, прошептала:

– Помолись за меня. Дэрья Хатун беременна.

Лерка открыла от удивления рот, а я быстро встала с ее постели и пулей выскочила в коридор. Мое сердце выстукивало «Реквием» Моцарта, а в висках пульсировала одна только мысль – пусть все окажется ложью.

Глава 19

Я аккуратно постучала тыльной стороной ладони в дверь и, выждав несколько секунд, приоткрыла ее, просунув в образовавшуюся щель свой любопытный нос.

– Заходи, Рамаль Хатун! – строго сказала мне Зейнаб-калфа, которая первой обернулась на скрип открывающейся двери.

Услышав свое новое имя, я сглотнула от страха. Вся моя конспирация пошла коту под хвост. Все, кто был в помещении, уставились на меня, точно я совершила что-то плохое.

Лежащая на кровати Дэрья Хатун смерила меня таким взглядом, что я чуть язык не прикусила. Она пристально посмотрела мне в глаза, насупив брови, затем презрительно усмехнулась и отвернулась, всем своим видом демонстрируя отвращение к моей персоне.

Вокруг кровати фаворитки образовалось стихийное собрание «органов местного самоуправления». Валиде в роскошном алом атласном платье и с высокой короной из чистого золота стояла в изголовье, рядом с ней хазнедар, которая в своем более скромном черном платье из муслина все же старалась держаться под стать матери падишаха, горделиво задирая подбородок, следом стояли Арзу-калфа и Зейнаб-калфа. С правой стороны от фаворитки на краю кровати сидела незнакомая мне лекарша – гораздо моложе той, которая осматривала меня. На ее покорном лице не отражалось никаких эмоций. Казалось, она просто робот, который выполняет свою работу.

– Подойди, – скомандовала валиде, рассматривая меня отчего-то более внимательно, чем любую другую служанку. – Это ты сообщила Арзу-калфе новость о беременности Дэрьи Хатун? – строго спросила она.

– Я, госпожа, – промямлила я, опустив голову.

– Что ж, если ты принесла благую весть – озолочу, но если вы обе лжете, – в ее глазах сверкнули молнии, – то сегодня же вечером отправитесь в старый дворец!

Я просто обалдела от такого поворота событий! Что значит – обе? Почему я должна нести ответственность за то, что говорит эта женщина? От ощущения вселенской несправедливости на глаза навернулись слезы.

– Но, госпожа! – я посмотрела на нее влажными испуганными глазами. – Я только передала приказ Дэрьи Хатун! Разве в моих словах была ложь?

– Да как ты смеешь перечить валиде? – зашипела хазнедар.

– Полно, Наргес Хатун, – мать падишаха небрежно вскинула руку вверх, давая понять, что это все пустое, – сейчас мы все узнаем, не так ли, дорогая? – эти слова предназначались уже лежащей фаворитке.

– Я не лгу, валиде! В моем чреве плод нашей с правителем любви! Я подарю вам наследника престола Сефевидов!

На губах рыжеволосой соперницы заиграла довольная улыбка, а на ее расслабленном лице появилось выражение триумфа.

– Что ж, Гюльбахар, мы ждем твоего вердикта, – обратилась валиде к лекарше. Та услужливо склонила голову и забралась под одеяло к Дэрье Хатун.

Лицо фаворитки скривила гримаса боли, а я скрестила за спиной пальцы.

– Поздравляю вас, госпожа! – елейным голосом запела появившаяся из-под одеяла повитуха, обнажив в слегка кривой улыбке широкие некрасивые зубы. – Дэрья Хатун беременна! У падишаха родится здоровый ребенок, иншааллах!

На лицах собравшихся появились счастливые улыбки, и лишь на моем задумчивом лице не дрогнул ни один мускул.

– Радость-то какая, Дэрья Хатун! – Валиде наклонилась и поцеловала довольную одалиску в лоб.

– Наргес Хатун! Вели поварам приготовить угощения и шербет, а сама раздай в гареме золото! Устроим сегодня праздник! – продолжила она давать распоряжения, повернувшись к своей помощнице.

– Слушаюсь, госпожа! Уже бегу! – Хазнедар на удивление проворно выскочила за дверь, торопясь выполнить приказ «начальства».

– Нужно сказать падишаху! Обрадовать его благой вестью, – заговорила Зейнаб-калфа.

– Валиде, позвольте мне! – Дэрья Хатун резко села и бросила на королевскую особу умоляющий взгляд.

– Нельзя вам, госпожа, – робко вставила лекарша, – после осмотра лежать надо, до вечера.

Дэрья Хатун обиженно надула губки и послушно плюхнулась обратно на подушки.

– Пусть Рамаль Хатун сходит, – бросила валиде.

– Только не она! – заверещала фаворитка. – Эта лживая гадюка провела ночь в покоях падишаха! Это ведь твои ноги я видела сегодня утром? Иначе с чего бы вдруг у тебя поменялось имя? Признавайся, подлая изменщица, падишах тебе его дал?! – Ее истеричный тон заставил меня попятиться к двери. Мне показалось, что она готова сорваться с места и раскроить мне череп.

– Что ты себе позволяешь, Дэрья Хатун! – прикрикнула на нее вмиг посерьезневшая валиде. – Как смеешь ты обсуждать личную жизнь повелителя? Или он твоя собственность, глупая ты рабыня? Что за крики я слышу? Шах Джахан вправе проводить дни и ночи так, как ему заблагорассудится! Это вековые порядки, благодаря которым у престола всегда есть наследник, а ум падишаха ясен и свободен от пустых переживаний! Не она первая, не она последняя! Смирись уже! Радуйся, что остаешься во дворце, да молись о здоровье будущего наследника!

Голос матери шаха звенел, как натянутая тетива. Ее умные, строгие глаза смотрели на терзаемую ревностью Дэрью Хатун с осуждением, но в то же время в них читалась и простая женская солидарность, и благодаря этому ее суровый тон не пугал, а успокаивал.

– Рамаль Хатун! – она повернулась ко мне, – Беги же скорее к повелителю, неси ему эту добрую весть!

Я и сама была бы не прочь сейчас закрыться где-нибудь в темном чуланчике да поплакать как следует. К ногам словно гири привязали. Каково это – идти к любимому мужчине, чтобы рассказать, что его бывшая беременна? Редкостное унижение. Внутри меня словно все вдруг закровоточило, покрывшись соленой коркой. Мышцы горели, щипали, сжимались от болезненных спазмов. Губы задрожали от подступающих рыданий. Я смотрела влажными глазами на счастливую наложницу и не могла никак сдвинуться с места.

– Рамаль Хатун, ты оглохла? – прикрикнула на меня Зейнаб-калфа.

От звука ее хриплого, почти мужского, раздражающего барабанные перепонки голоса я вздрогнула.

– Простите, уже иду, – прошептала я, глотая слезы, и медленно вышла в коридор.

С балкона второго этажа было видно, что внизу начался счастливый хаос – на полу валялась целая куча золотых монет, и хохочущие девушки, сбившись возле нее в стайку, жадно загребали деньги в подолы своих рубах.

Мимо них с подносами сновали евнухи, заставляя обеденные столы яствами.

Эта картина заставила меня согнуться пополам и зарыдать. Я сползла по стенке на пол и, прикрыв руками лицо, тихонько завыла. Захотелось домой, в свою кровать – проснуться и понять, что все это всего лишь дурной сон.

Однако уже через минуту перед глазами пронеслась прошедшая в объятиях Джахана ночь, и домой как-то сразу перехотелось.

Я задумалась и не заметила, как скрипнула дверь покоев Дэрьи Хатун. Неожиданно надо мной склонилось озабоченное лицо Арзу-калфы, которая нежно взяла меня за подбородок и, цокая языком, покачала головой.

– Ай-ай-ай, Рамаль Хатун! Что я вижу? Что еще за слезы? И почему ты еще здесь?

Я подняла на нее мокрые глаза и, всхлипнув, утерла ладонью покрасневший нос.

– Все пропало, Арзу-калфа, – прошептала я, – она теперь почти что член семьи, а я кто? Очередная игрушка падишаха. Валиде права – не я первая, не я последняя. Сегодня он хочет меня, завтра – Фатьму, послезавтра – еще кого, а я окажусь на свалке.

Калфа снисходительно улыбнулась и погладила меня по голове.

– Вот же глупая, и все вам втолковывать надо. Во-первых, падишах ждет тебя сегодня ночью. Тебя, а не Дэрью Хатун и не Фатьму! Во-вторых, родиться может и девочка, – а значит, никакого влияния на падишаха у нее не прибавится, – Арзу-калфа говорила и загибала пальцы. – В-третьих, кто тебе мешает родить ему сына? Довольно слезы лить, натягивай давай на лицо улыбку и неси ему благую весть. Не серди его своим опечаленным лицом, не веди себя, как разъяренная от ревности львица! Удиви лаской, обворожи нежностью, покори задором и счастливым смехом! Твоя сила – в хитрости, уме, красоте! Вставай!

Арзу-калфа закончила меня увещевать и потянула за локоть вверх. Я нехотя встала, утирая слезы.

– Но ведь она обо всем догадалась, мне теперь не жить! – возразила я, памятуя о страшном, полном ненависти и презрения взгляде фаворитки.

– Она теперь по правилам будет жить! Где скажут – там и гулять, что скажут – то и есть. Ей не до тебя будет, уж поверь.

Я сильно сомневалась, что эта рыжая фурия так запросто забудет все былое, но все же решила больше не спорить. Поправив одежду и прическу, я решительно направилась к падишаху.

Пропуская мимо ушей едкие шуточки джарийе, не обращая внимания на их косые взгляды, я гордой походкой прошла сквозь общий зал.

Постепенно предвкушение встречи с любимым, пусть и по такому поводу, заполнило все мои мысли. Я прокручивала в памяти слова Арзу-калфы и успокаивалась. Она права – эмоциям в гареме не место. Здесь нужны хитрый изворотливый ум и трезвый расчет. А чувства и страсти я приберегу для его покоев.

Добравшись до знакомых дверей, я расплылась в счастливой улыбке и важным тоном заявила охранникам-истуканам, которые стояли как мертвые, скрестив копья перед входом и не шевелясь:

– Доложите повелителю, что пришла Рамаль Хатун с благой вестью! Радость в гареме! Валиде прислала меня сказать, что его наложница Дэрья Хатун ждет ребенка!

Один из телохранителей кивнул головой и скрылся за дверью. Я зажмурилась и набрала в легкие побольше воздуха, готовясь встретить падишаха самой искренней из всех притворных улыбок, на которые я была способна.

Спустя мгновение обе двери распахнулись, и ко мне навстречу шагнул мужчина, от одного взгляда которого у меня начинали радостно дрожать колени, а в животе проснулись озорные бабочки.

– Что такое, Рамаль Хатун? Уж не врет ли мне мой верный страж? Правду ли ты говоришь? – он улыбнулся и широким жестом развел руки в стороны, отчего края его бархатного, черного с золотой вышивкой кафтана распахнулись, как два крыла.

– Дэрья Хатун беременна, повелитель! Это правда! – сказала я, улыбаясь во все тридцать два зуба, хотя на душе скребли кошки. – Такая радость!

Он расплылся в улыбке и неожиданно притянул меня к себе, заключив в крепкие объятия мое трепещущее от противоречивых чувств тело. Мне одновременно хотелось дать ему коленом в пах, ибо, несмотря на все мое напускное равнодушие, меня сжигали ревность и злоба, и утащить его обратно в покои, закрыться и заняться любовью.

– Ты принесла мне счастливую весть, Рамаль Хатун! Проси чего хочешь!

Повелитель отстранился от меня и выжидающе посмотрел в глаза.

– Чего может желать ваша покорная рабыня, сердце и разум которой принадлежат вам? Ваши желания – это мои желания, повелитель! Я желаю того же, чего и вы, – здоровья будущему наследнику!

Я чуть не подавилась собственными словами и поспешно опустила голову, опасаясь гневного выражения на своем лице.

– Иншааллах, Рамаль Хатун! Иншааллах! – засмеялся он, целуя меня в лоб. – Но раз уж так – то я желаю видеть тебя сегодня ночью!

И, оставив меня стоять перед открытыми дверьми своих покоев, он быстро развернулся и направился в гарем.