Текст книги "Клятва золотого дракона"

Илидор присел, протянул Иган руку, она уцепилась за неё с облегченным вздохом-всхлипом. Кто-то из стоящих на уступке гномов вскрикнул, представив, как дракон сейчас сверзится вниз кувырком, потащив за собою Иган, схватил дракона за крыло плаща, а крыло плотно и упруго обхватило ладонь опешившего гнома. Илидор тащил гномку наверх с видимым усилием и, вполне вероятно, действительно бы свалился, если б его самого не держали.

Наконец Иган легла на уступ животом, миг-другой лежала так, переводя дух и стыдясь поднять взгляд, потом выпустила руку дракона, закинула на уступ ногу, встала на четвереньки. Она очень старалась не думать, какой ущерб нанесло престижу векописцев это бесславное карабканье, и не разреветься. Краем глаза увидела, как рядом Илидор поднялся на ноги, услышала, как с другой стороны пыхтит вскарабкавшийся на уступ Йоринг.

Потом оба одновременно протянули ей руки. Иган выпрямилась, отряхнула ладони о порядком истрепанную уже мантию и с королевским видом приняла обе протянутые руки, со всей возможной грацией поднялась на ноги и задрала нос.

– Теперь сюда, – невозмутимо заявил Илидор и показал на проем в скалах, затянутый плотными слоями паутины.

Проем Иган расчистила рукоятью фамильного молота, никого другого не подпустив и близко, и вид у нее был важный и торжественный, как у жрицы солнца, провожающей помощника Храма в опасный поход.

Так подумал Йоринг, и, конечно же, стоило хоть мыслями коснуться солнечного Храма, как немедленно ожил его верный последователь:

– Что еще удумала эта змейская рожа? – пробухтел Эблон Пылюга.

Эблон был одним из немногих гномов, которые прониклись людскими верованиями, хотя одна ржавая кочерга знает, как им удалось поверить в частицу солнца внутри себя, если солнце никогда не светило ни на них, ни на их предков. Пылюга уже два года состоял в числе прихожан, почти с самого появления Храма в Гимбле, и за плечами этого гнома было немало славных вылазок в глубины подземья, немало убитых прыгунов и даже один молодой хробоид. Сам Эблон уверял, будто во время самого долгого и дальнего своего похода он прибился к небольшой группе грядовых воителей и вместе с ними одолел в сражении нескольких а-рао, но все в Гимбле считали это пустым трепом. Ведь Пылюга не принес даже кусочка трофея в доказательство своего успеха и даже не дал толкового описания этих самых а-рао, хотя многие им интересовались, и Эблона даже приглашали к векописцам, чтобы он дал необходимые пояснения.

Никто в Гимбле точно не знал, что сейчас представляют из себя а-рао, потомки гномов одного из дальних утерянных владений. Немногочисленные гномы, которым случалось биться вместе с грядовыми воителями, а потом вернуться назад, говорили: а-рао потеряли всякое сходство с гимблскими гномами и превратились в самых странных тварей подземий. Но как именно они выглядят и что именно делают – понять было невозможно, поскольку каждый воитель говорил разное, и оседлые гномы сильно подозревали, что никаких а-рао эти воители никогда не встречали.

Вражеские лазутчики, которых то и дело ловили на подступах к Гимблу, выглядели как обычнейшие гномы, только очень грязные и тощие, речь их звучала непривычно, скупо и чуждо, но с горем пополам из слов пленников удавалось заключить: их сородичи, которые копят силы в глубине подземий, выглядят иначе. Многие в Гимбле в это не верили – с чего бы вдруг гномам перестать выглядеть гномами? – и говорили, что а-рао сейчас точно такие же, какими были до войны с драконами, вот разве что измельчали, питаясь летучими мышами, прыгунами и мукой из дикорастущих кустов-ползунов. Другие уверяли: именно оттого, что а-рао все эти годы жрали прыгунов и летучих мышей, они сами сделались похожими на них и забыли, что исходят из одного корня с приличными гномами. Третьи утверждали, будто еще во времена жизни в потерянных нынче городах а-рао совокуплялись с драконами, отчего обросли чешуёй, которую даже топор не берет, и хвостами, которыми бьют противников, словно хлыстами.

Словом, поскольку Эблон Пылюга, уверявший, будто видел настоящего а-рао и даже сражался с ним, тоже не смог ясно объяснить, на что же этот а-рао был похож, никто Эблону и не поверил. Однако нельзя было сбрасывать со счетов другие его успехи в подземьях, как и знание многих троп, потому Эблон, несмотря на свою брюзгливость, считался одним из ценнейших воинов в группе.

Но есть вещи, которых допускать нельзя, и одна из таких вещей – недоверие к мудрости короля Югрунна. Потому к ворчанию Эблона в адрес дракона гномы прислушивались очень-очень внимательно, чтобы не упустить того мига, когда этот брюзга перейдет черту и заявит, что не доверяет дракону. Ведь дракон дал королю Слово, а король его принял, потому не доверять дракону – значит, сомневаться в мудрости Югрунна Слышателя и считать, будто знаешь и слышишь больше, чем потомок самого короля Ёрта. И за такие слова, понятное дело, сразу прилетит молотом по башке, хотя бы эта башка и сидела на плечах ценного воина Эблона Пылюги, убившего десяток прыгунов и даже молодого хробоида. Сам Эблон прекрасно это знал, потому выбирал слова очень осторожно, однако молчать тоже не желал.

– В какую драконью задницу он ведет нас по этой кишке? – бухтел Пылюга. – Какая нужда ходить здесь, ведь здесь не может быть того, что мы ищем! И в этом случае, хочу я спросить, ищем ли мы одно и то же?

Илидор тоже наверняка слышал Эблона, но занудный гном был слишком мелок для того, чтобы испортить извечно светлое настроение золотого дракона. Он с величайшим любопытством разглядывал узкий ход, по которому они шли – к счастью, недостаточно узкий, чтобы дракону приходилось пригибать голову или двигаться боком. Однако в проходе было темно, некоторые гномы достали лаволампы, и теперь их желтовато-зеленый свет плясал на изрытых временем стенах из земли, глины и камней, на следах когда-то иссохших и впечатавшихся в пол кустов-ползунов, выхватывал толстые черные брюшка разбегающихся пауков – некоторые были с полпальца размером, и что они тут жрут, хотелось бы знать? Несколько раз встретились отвилки, некоторые были шире прохода, по которому вёл их Илидор, но на эти отвилки дракон даже не взглянул.

Шли они долго, Иган несколько раз споткнулась от усталости и не упала только потому, что Йоринг ее поддержал, Эблон умаялся бубнить и умолк ко всеобщему облегчению. Переход всё не кончался, и некоторые воины молча утверждались в мысли, что дракон сам не знает, куда их тащит, потому как если бы знал – они бы уже давно пришли, но все помалкивали: никто не хотел давать повод подумать, будто он подвергает сомнению мудрость короля Югрунна, или, неизвестно еще, что хуже, дать Эблону повод снова завести свою унылую песню.

А потом коридор наконец закончился, вынырнул из стены прямо в начале Узла Воспоминаний. Дракон первым спрыгнул вниз и пропал из виду, остальные представили себе спуск, который будет ничем не проще давешнего подъема на уступ, и возжелали было обругать дракона хотя бы мысленно, но подошли ближе и увидели, что выход находится совсем невысоко над землей, а Илидор просто откатился в сторону. Теперь он стоял на груде каменных обломков и горящими глазами разглядывал простирающийся перед ним Узел Воспоминаний – когда-то перевалочную базу гномов Гимбла на пути к дальним городам. Во время войны она стала одним из мест, где можно было получить самую простую лечебную помощь, отоспаться на спешно собранных из чего попало кроватях, услышать последние вести да выпить крепкого спиртного, которое солдаты гнали кочерга знает из чего.

– Вот и зачем мы тут? – завелся Эблон. – Дурное место, странное, полное призраков и печали, никто сюда не ходит…

– Зря-я! – с чувством протянул Илидор и пошел вперед, едва глядя под ноги и невесть как умудряясь не оступаться на обломках камней, вывороченных фундаментных плит и кусках металла.

За драконом следовали Йоринг, Эблон и неугомонная Иган, которая, бормоча, перебирала свои карты и тоже почти не смотрела под ноги. Остальные гномы тоже подходили, но медленно, с опаской. Кто знает, что может встретиться в развалинах Узла Воспоминаний, а уж про то, что здесь водятся призраки, знали даже детишки. Искоса глянув на Иган и на Эблона, поглощенного осмотром руин, Йоринг ускорил шаг, нагнал Илидора.

– Ты ловко вывел нас сюда.

Дракон улыбнулся и пожал плечами: о чем, дескать, говорить!

– Обычной дорогой мы бы добирались до Узла Воспоминаний полтора или два дня. Откуда ты знал, что в стене проход?

Илидор развёл руками.

– Нет, ты скажи, – настаивал страж. – Ты видишь дороги? Слышишь их? А что еще ты можешь так услышать? К примеру, сокровищницу?

– Откуда ты знаешь, куда идти в собственном доме, чтобы попасть туда, куда нужно? – ответил Илидор на все вопросы сразу. – Ты просто знаешь.

– Это уже давно не твой дом! – влез неслышно догнавший их Эблон Пылюга.

– Мой, – лучезарно улыбнулся дракон и легко взбежал по покосившимся каменным ступеням.

Тут он остановился в начале ровной площадки, ведущей к развалинам харчевни, задрал голову к каменному своду и с восторгом принялся его рассматривать. Свод тут нависал довольно низко, хорошо видны были длинные и тонкие окаменелые наросты, серые с красным – как будто когда-то здесь кипели битвы, от которых плакал сам камень. Илидор зачарованно смотрел вверх, приоткрыв рот, переступая с ноги на ногу, чуть кружась, руки его были напряжены и, как крылья, откинуты назад и чуть в стороны, и крылья плаща трепетали, хотя тут не было ветра. Воздух пах солью и каменной крошкой.

Гномы остановились поодаль, глядя на дракона с подозрением.

– Если ты знаешь, куда идти, почему ты просто не идешь туда, где бегун? – бубнил Эблон.

– Я не знаю, где бегун, – рассеянно отозвался Илидор и продолжал медленно кружиться под застывшими слезами гор, трепеща крыльями плаща.

Йоринг пнул Эблона по лодыжке: дескать, уймись ты, наконец! – но Эблон униматься отказался:

– Тогда какой кочерги мы здесь делаем?! – повысил голос он. – Хватит строить из себя важное лицо, скажи нормально, куда ты нас тащишь!

Остальные гномы, держащиеся поодаль, одобрительно заворчали, но Илидор обернулся к ним, сверкнув золотыми глазами в легком раздражении, и ворчание тут же смолкло. Оказывается, за это короткое время гномы успели привыкнуть к мысли, что их ведет по подземью дракон, и успели привыкнуть к нему, к Илидору, улыбающемуся, напевающему и бодрому… безопасному. А мгновенно сжавшийся в пружину и сверкающий глазами Илидор выглядел пренеприятнейше, да вдобавок гномы, хотя и не так хорошо понимающие голос Такарона, почувствовали, как отозвался камень на слова Илидора. Неизвестно еще, что страшнее – горящеглазный дракон, который (как это они забыли!) может в любой миг сменить ипостась и… что делают золотые драконы? Жгут огнем? Ослепляют? Бьют лапами, не мудрствуя особо? Так вот, непонятно еще, что страшнее: этот дракон или камень, отзывающийся на его слова, камень, окружающий гномов со всех сторон, в этот миг и на протяжении всей жизни, и когда он вот так неслышно соглашается с драконом, то… Кто знает, быть может, сама основа мироздания сейчас разойдется под ногами или скалы рухнут вниз, или стены сожмутся каменным мешком?

– Я знаю, где могут быть призраки, я иду к призракам! Это же так просто: есть места, где может быть потерян бегун, а есть места, в которые стекались новости и слухи! Очень глупо не пользоваться ими, если нам по пути! Кто, кроме призраков, может точно знать, куда вы пролюбили свою машину, и кто может упомянуть об этом в своих разговорах – прыгуны? хробоиды? кусты-ползуны?

Развернувшись на носках, словно в танцевальном па, Илидор направился к развалинам харчевни, где уже появились за столом два призрачных гнома, молодой и старый.

– А раз мы нанялись таскать с поверхности камень для нового фонтана в Ардинге! – вещал молодой, размахивая огромной полупрозрачной кружкой. – Тяжко было – страх, зато и заработали знатно, я аж присматривал машину-землеройку для папашиной фермы!

– И чего? – лениво спрашивал второй призрак, немолодой бородач, выскребающий кусочки мяса из шкурки прыгуна.

– Дык известно чего! Война! Пришли эти змееглазые твари, наслали ночных кошмаров, да таких, что ух! Не то сны, не то жарный бред, про всяких извивучих тварей, про огонь вокруг, и еще всё время кажется, будто падаешь в огромную раскаленную пасть, и не можешь с себя скинуть эту муть, бр-р! Как вспомню – так вздрогну, до сих пор то и дело в жар как бросит и аж трясти начинает, и оглядываюсь, нет ли вокруг змейских глаз, не падаю ли в раскаленную пасть!

Эблон и Йоринг тоже подошли ближе, но не слишком уж близко, остановились шагах в пяти позади Илидора.

– Призраков мы и сами могли послушать, – вредно пробурчал Эблон.

– Так почему не слушали? – сверкнул зубами дракон.

– Ты чего, ку-ку? – Эблон покрутил пальцем у виска. – Жутко потому что! Это ж призраки!

Тут Йоринг возразил в том смысле, что ничего приятного в призраках, конечно, нет, но мертвые безвредны, и что прихожанин Храма, ходок в подземья, должен об этом знать. Эблон послал Йоринга в ручку ржавой кочерги, потому как опасность опасностью, а жуть жутью, и добавил, что если страж тут самый храбрый, то пусть и слушает мертвяков сам. Илидор во время этого спора чуть морщился, потому что спорщики заглушали голоса призраков.

– Тьфу ты, – разобрал он слова пожилого, который презрительно кривил толстые губы. – Сколько слухов ходило про Ардинг, никто знать не понял, что там случилось, как так вышло, что город наполовину заполнился трупами, причем небитыми, а наполовину опустел. А выходит, целый город обосрался от ночных кошмаров! Да вашу кочергу!

Иган протиснулась между Йорингом и Эблоном, подошла к Илидору, тронула его за рукав.

– Значит, с тобой в подземьях безопасно? – спросила она, глядя на него очень серьезными карими глазами.

Дракон под напором чрезмерного доверия отступил на шаг и выставил перед собой ладони:

– Ничего подобного! Со мной тут тоже может случиться всякое, да хоть камень на голову свалиться! Горы меняются, что там дальше, во что они превратились в глубине – я даже не представляю, ведь…

– Это точно, – немедленно влез Эблон. – Там такая гадость творится, такое странное бывает – ух! Грядовые воители говорили, кое-где в глубине есть целые поля из камней, покрытых слизью, и то ли дело они исторгают из себя всяких поганых тварей. И кое-где лава стала красной и такой горячей, что даже близко не подойти! И еще призраки машин носятся по призракам городов и продолжают биться там с призраками драконов! И воители говорят, это всё змееглазые устроили, когда уходили, чтобы мы не очень-то радова…

Он осекся и захлопнул рот, громко клацнув зубами.

– Ничего мы не устроили! – возмутился Илидор. – Горы меняются не по своей воле, а потому что их равновесие нарушено! Ваши машины его и нарушили, когда прогнали отсюда драконов, вот потому теперь в глубине подземий появляются вредители и паразиты, растут странные вещи, меняется суть самих гор. Старшие драконы не желали этого, они боялись, что так будет, и так сделалось!

Илидор снова развернулся на носках, сделал вираж вокруг обломка каменной стены, едва не задев призраков, которые уже вовсю орали друг на друга.

– Рано или поздно, – голос Илидора стал громким, мощным и страстным, наполнил весь гигантский зал, встревожил потеки каменных слез на потолке, – рано или поздно эти новые странные вещи противопоставят себя вам! Так же, как вы противопоставили себя драконам!

Гномы задирали головы, всерьез опасаясь, что сейчас потеки камней начнут срываться на их головы. Эблон отступал от Илидора, пока не запнулся об обломок каменной стены и едва не рухнул навзничь.

– Пока что их мало, – грохотал дракон, – и они слишком слабы, чтобы бросить вызов всем вам, но они уже стали частью гор! А вы – вы не победили навсегда, никто не побеждает навсегда, кроме тех, кто вечен!

Высказавшись, дракон как ни в чем не бывало снова обернулся к призракам, а эхо его слов еще долго путалось под куполом и звучало в ушах гномов. Молодой призрак меж тем сердито и беззвучно брякнул на стол кружку, пожилой навалился грудью на столешницу, и они продолжали орать друг на друга, потрясая кулаками:

– В Масдулаге мы отбивались, стоя по колено в кислоте, а потом Грульд Кулак организовал отступление с боями до самого Дарума! И жалкий Дарум сопротивлялся огню и яду целую ночь и два дня, пока не пал последний воин Грульда! Вулбен держался два месяца, а потом они устроили переброску войск к А-Рао! В А-Рао полёг весь отряд Бронги Лютой, ты слышишь, они все, все до единого гнома погибли, но не дрогнули, не убоялись, не отступили! А потом все в городе, от мала до велика, даже кто рядом с механистами не стоял – все взяли в руки поводки машин, чтоб кучно вдарить по змейским гадам, и многие погибли от лап машин, не признавших новых хозяев, у них ведь ни очков не было, ни шлемов, ничего! Ты меня слышишь? Дети гибли! Бабы гибли! Но кто выжил – повёл машины в бой и дрался храбро, как тысяча воинов! И теперь я слышу, что Ардинг пал! Ардинг пал из-за того, что все перепугались страшных снов! Драконов, снящих ужас, от которых вы там обосрались, под А-Рао машины в пыль разнесли! В мелкие чешуйки!

Илидор сверкнул глазами на призрачного гнома, и, как всем показалось, собрался отвесить ему пинка, но не отвесил.

– Горы вечны, – повысив голос, проговорила Иган. – И драконы почти вечны. Ты это хотел сказать, да?

– Мы понимали их лучше, чем вы, хоть вы и выгнали нас отсюда, – резко ответил Илидор. – Вы оторвали нас от гор, как руку от тела, и тогда от грусти Такарона, от его злости в недрах стало появляться… – он пощелкал пальцами, – странное.

– Откуда ты это знаешь? Тебя тогда не было здесь, тебя вообще нигде не было! Ты впервые пришел в горы Такарона меньше месяца назад! Ты не можешь понимать его голос так же хорошо, как старые драконы, которые жили тут давным-давно!

– Может, и могу. Откуда мне знать? – Илидор обернулся, вскинув брови. – И уж тем более – откуда это знать тебе?

– Я просто спрашиваю, – Иган вгляделась в его лицо, – своими ли словами ты говоришь сейчас? Потому что раньше твои слова были иными. Быть может, где-нибудь неподалеку сокрыто что-то еще, дающее тебе свои мысли? Кости дракона?..

Илидор вытянул шею, прислушиваясь к чему-то – не то под землей, не то за стеной, помотал головой, и спутанные золотые волосы на миг закрыли его лицо.

– Сейчас я слышу только этих призраков и гору. И еще… маленькую золотую жилу на северо-западе и воду на западе отсюда… Но, быть может, есть и еще кое-что, – неуверенно добавил дракон. Глаза его больше не горели яростью, и голос звучал совершенно обычно. – Может быть, там, под завалом – не только камни?

В молчании, свалившемся с каменных сводов, Илидор медленно двинулся вперед, прямо на призраков, но через миг те снова подняли шум: схватили друг друга за грудки и принялись выяснять, кто тут проявил недостаточно отваги на поле боя. Дракон прошел сквозь них, прислушиваясь к северной стене Узла. В спину ему неслась затихающая ругань.

Гномы смотрели, как он идет к северной стене, к завалу из поросших плесенью валунов, и по скованным движениям дракона понимали, что ему страшно не хочется туда идти. И еще всем вдруг почудилось что-то зловещее в этом движении, как будто Илидор неумолимо и неостановимо приближался к тому, к чему подходить не стоило.

– Эй, дракон! – хрипло позвал Эблон, и тот вздрогнул. – Чего-то тут не того! Слиться б тебе оттуда, дракон!

Илидор обернулся, бледный и сосредоточенный.

– Там под завалом – не кости, там призрак машины, – сухо пояснил он. – Я бы сам рад убраться от него подальше, но…

– Не машина там, – Эблон пошел за Илидором, обходя гномов-призраков, которые катались по полу, беззвучно мутузя друг друга. – Там что-то паршивое. Ты бы не лез туда, дракон, и дал дорогу прихожанину Храма солнца, который вершит великое начинание, изничтожая зло во славу…

Поперхнувшись пафосом собственной речи, Эблон Пылюга умолк.

Илидор долго стоял, прислушиваясь, хмуря лоб, бледный и смертельно желающий действительно не лезть.

– Я не ощущаю там следов живого, – в конце концов возразил он. – А мертвое не представляет угрозы.

– А ты вообще его ощущаешь? – Пылюга подошел, упер руки в бока, отчего чуть сдвинулась перевязь на груди, и выше поднялась над плечом рукоять молота. – Чувствуешь живое, а?

– Может быть, и не самих существ… но это Такарон, – отрезал Илидор и снова развернулся к завалу, – здесь я должен чувствовать угрозу.

– И от гномов?

Спина дракона напряглась, и Эблон ухмыльнулся.

– От гномов – нет. Вы – тоже дети Такарона. Давайте разберем этот завал, призрак машины может…

– Не лезь туда, я говорю, отвали и дай дорогу достойным! – повысил голос Эблон, протянул руку за молотом, обернулся к отряду в поисках поддержки.

Действительно, видя, что спор затягивается, и не желая перекрикиваться через весь Узел, остальные гномы направлялись к спорщикам, а за ними, морщась от каждого шага растертых с непривычки ног, шла Иган.

Илидор только рассмеялся, энергично махнул рукой – помогайте, дескать! – и принялся ловко раскатывать мелкие и средние камни. Эблон смотрел на него, не убирая руки с рукояти, чуть согнув ноги, готовый прыгнуть, если из-под камней появится… появится… он понятия не имел, что именно, но обретенное в вылазках чутье царапало ему живот. Йоринг подошел, подключился к работе, остальные тоже приблизились, сначала осторожно, поглядывая на напряженного Эблона, потом мало-помалу тоже стали перекатывать камни. Только Иган не приняла участия в разборе завала, она уселась поодаль на большой камень, достала из своей торбы переписанные свитки и перерисованные карты и погрузилась в их изучение.

Отряд гномов довольно быстро разобрал завал, хотя с некоторыми камнями пришлось повозиться: попалась пара очень крупных и тяжелых обломков. Все запыхались, устали, по нескольку раз прикладывались к флягам с водой, кое-кто ворчал, что неплохо бы сделать перерыв, сесть и пожрать, да и вообще, возможно, среди этих камней нет ничего интересного и не было никогда. Эблон, устав изображать всеспасающего слугу Храма, присоединился к работе, Иган зевала над своими пергаментами, а потом вдруг подняла голову, осененная какой-то мыслью.

– Ты сказал, после ухода драконов в горах стало появляться странное и неправильное, – повысив голос, проговорила она.

Илидор обернулся – чумазое лицо, глаза сияют пуще обычного, серая пыль в волосах – словно пряди седины, улыбка – будто он не камни перекатывает, откапывая ненавистную машину, а занимается чем-то на редкость увлекательным и славным. Сейчас он выглядел скорее похожим на духа гор, чем на человека. Или эльфа. Или дракона.

– Получается, они тоже дети Такарона, – заключила Иган.

Дракон поморщился.

– Они – болезнь Такарона.

– Наверное, сначала так и было. Но, ты говоришь, горы тоже меняются.

Улыбка исчезла с лица Илидора, он хотел что-то ответить, но обернулся к завалу, привлеченный криками гномов, издал сдавленный возглас: удивление, отвращение, воодушевление? Среди валунов торчала кинжалоподобная металлическая нога и часть коленного сочленения, виднелся кусок стального панциря.

– Прытка! – орали гномы. – Это ж прытка! Вот так да!

Навалились с удвоенной страстью, принялись расшвыривать камни, освобождая тело паука-прыгуна. Илидор отошел в сторонку, наблюдал за работами, сохраняя непроницаемое выражение лица. Глаза его потускнели, крылья прижались к телу. Всякий раз, когда гномы оттаскивали очередной камень, вместе с ним двигалась мёртвая кинжалоподобная нога, и казалось, что еще миг – и паук сам разбросает оставшиеся булыжники, они укатятся в стороны с грохотом и будут катиться и грохотать, пока не пропадут за пределами Узла Воспоминаний. А паук медленно поднимется на ноги-кинжалы и будет стоять среди каменной пыли, покачиваясь, словно на цыпочках, поскрипывать коленными сочленениями, пахнуть отработанной лавой, смотреть на дракона шестью утопленными в тело красными глазами.

Крылья плаща облепили тело Илидора, как вторая кожа, повторяя каждый напряженный мускул. Кулаки его были сжаты.

– Вид: диверсант! Тип: вестовой! – Надрывался один из гномов. – Класс: самоходный, конструкция статичная, управление преднастроенное!

Паук будет хрустеть, поскрипывать и светить в глубине тела своим красными глазами, мерзкими, как черви в яблоке, он будет покачиваться, сгибая и разгибая ноги, чтобы дракон не понимал, куда прыгнет паук в следующий миг, и спина дракона покроется мурашками – ему покажется, будто паук уже почти сиганул ему на плечи и высыпает за шиворот стальных паучат.

Из-под завала торчало уже полтела паука. Если бы он встал на ноги, то оказался бы высотой хорошо если по пояс Илидору, но дракон цепенел при виде этой машины куда сильнее, чем цепенел в Шарумаре при виде пяти рослых эльфов с оружием. Те эльфы его лишь рассмешили. Он знал, что может пнуть их, увернуться от них, ударить мечом или кулаком, смешать их мысли, да в конце концов, начать менять ипостась и ослепить, сменить ипостась и улететь.

Он мог пнуть паука, увернуться от него, ударить. Он мог даже сменить ипостась, он мог сделать что угодно, и не важно, что умела эта машина при жизни – сейчас она ему не помеха, потому как мертва. Илидор стиснул зубы.

Во время войны гномы использовали пауков-прыток как диверсантов и разведчиков. Юркие, устойчивые, прыгучие, быстро бегающие, они вечно оказывались там, где были совершенно не нужны драконам, а вслед за прытками приходили другие машины – те, которых они звали светом своих мерзких красных глаз. Прытки, которым удавалось прожить достаточно долго, могли научиться издавать звуки – такой пронзительный скрежет-скрип, от которого сводило зубы даже у камня.

Да, вслед за прытками приходили другие машины, а магия драконов не действовала рядом с подобной магией живых машин.

Гномы растащили последние камни и сначала сгрудились вокруг лежащей на боку прытки, а потом отпрянули – над камнями повис ее призрак. Илидор заставил себя смотреть. Призрак бежал. Бежал и бежал, а потом рухнул – видимо, это были последние мгновения перед обвалом. Дракон бы попросил призрак еще раз показать, как умирает эта мерзкая машина, но призрак нельзя ни о чем попросить, и он просто замер среди разбросанных камней, покачиваясь на длинных кинжальных ногах.

Что еще было плохо в прытках – одни из немногих, они могли действовать без руководства и присмотра механиста. К счастью, недолго – машины всё-таки.

Гномы оживленно и очень громко обсуждали находку, многие оборачивались к Илидору, чтобы одобрительно проорать что-нибудь в его адрес, но видели смертельно бледное лицо дракона и орать передумывали, снова оборачивались к прытке. Завязался спор: часть гномов считала, что стоит прямо сейчас отправить кого-нибудь в Гимбл, чтобы сообщать про это обретение, ведь прыток в городе нынче совсем не было! Другие гномы отвечали: прыток нет, потому что нет в них и нужды, хотя сама по себе находка, конечно, замечательная, но может подождать еще пару дней. На это первые гномы отвечали, что найденная прытка – наверняка добрый знак, посылаемый Такароном по поводу их главной миссии, и бросать этот добрый знак валяться среди камней – хреновый способ проявить свою благодарность. Йоринг внимательно выслушал каждого гнома и пока не оглашал своего окончательного решения.

– Но если теперь другие существа тоже стали детьми гор? – снова подала голос Иган. – Как прежде ими стали мы? Быть может, и гномы когда-то возникли из камня вопреки воле Такарона, в результате ошибки, стечения обстоятельств, мутации – но мы плоть от плоти его, и он признал нас как своих детей. Вдруг теперь он так же признал и другую плоть от плоти своей – тех, других, страшных?

Илидор стоял между гномкой и завалом, никто другой не слышал её в общем гаме, но Иган и обращалась только к дракону.

– Быть может, – повторил он, не очень хорошо понимая, что там говорит векописица: в ушах шумело, спина почти ощущала, как по ней бегают маленькие стальные паучата, глаза, кажется, улавливали движения ног-кинжалов, беспомощно торчащих из лежащего на боку паучьего тела. Стоило посмотреть на одну ногу – чудилось, что дергается другая, а совсем выпустить из вида эту машину, эту вражину, пусть и дохлую, было никак нельзя.

– Но если горы признали своим порождением даже вредителей, – продолжала рассуждать Иган, – то и для других детей Такарона баланс меняется. Не так ли? Пусть ты, дракон, – старший сын гор, пусть ты – их любимый сын, никто не может спорить с этим, но будет ли Такарон защищать тебя от других своих детей? Однажды он уже не защитил вас. Быть может, и не мог.

Северная стена Узла Воспоминаний выглядела так, будто на нее напала гигантская машина-камнеедка: глубоко вывороченный провал, разбросанные булыжники… Илидор сильно потер щеки, отгоняя мерзкое чувство от близости машины, этот почти стоящий в ушах скрип, запах отработанной лавы, притягивающие взгляд мертвые глаза, утопленные в стальное туловище. Вот же напасть, паук давно издох, а его призрак не показал ничего интересного! Не важно, есть тут дохлая прытка или нет, а важно совсем другое – что звук как-то неправильно отражается от провала.

Совершенно неправильно. Словно провал не заканчивается грудой булыжников или стеной, словно за ним пустота, и оттуда доносится эхо и шорох камней, и шуршание пыли и…

– Назад! – заорал Илидор, но на него никто не обратил внимания, и тогда дракон сиганул прямо в гущу спорящих гномов, прямо на груду камней рядом с мёртво торчащими кинжальными ногами, и одна почти коснулась его, отчего колени Илидора едва не подломились. – Назад!

Он раскинул руки, крылья плаща развернулись со звонким хлопком паруса под порывами ветра.

Гномы действительно отскочили, мгновенно у всех в руках оказались топоры и молоты – ни у кого не было времени подумать, верит он дракону или нет, есть ли у дракона причина так орать, или он просто спятил – какая, в кочергу, разница! Из-за завала или же снизу – не разобрать! – захрупало и загудело уже громче, так, что услышали и гномы.

– И во имя отца-солнце, который наполняет каждого своим светом! – помахивая молотом, завелся Эблон, и брызги слюны полетели во все стороны. – Не убоимся зла!

Иган, никак не готовая не убояться, отбежала подальше, нашла глазами давешнюю разваленную харчевню с призраками-гномами: как туда забраться половчее, где ступени? Призраки вмиг перестали казаться такими уж страшными, потому что…

Под землей глухо хрупнуло, тряхнуло слегка, потом сильнее, потом прямо под границей разобранного завала образовалась воронка, куда всосались булыжники поменьше, а потом земля разверзлась, и наружу, протаранив камни костяным лбом, вырвался гигантский червь-хробоид: пепельно-бледный, кольчатый, толщиной с колонну Топазного зала и длиной с четверть Треглавого моста – той частью, которой торчал из-под земли. Гномы заорали и бросились – кто от него, кто к нему, но топоры и молоты отскакивали от толстой шкуры, как мячики шарумарских эльфят отскакивают от земли.