Текст книги "#на_краю_Атлантики"

Пока не вспомнила кое-что еще. Катя принимала селлсепт и сандиммун – два препарата сразу. Совершенно невозможно было предсказать, как она отреагирует на вирус. А если будет обострение? И оно случится вдали от дома?

Ночью что-то зашуршало за окнами, и Юля, которая никак не могла уснуть, прислушалась. Это капли дождя стучали и струились по стеклам, шуршали по кровле, успокаивая нервы, пока облака не лопнули и не излили тяжелый водопад. Гремел гром, сверкало, и при каждом раскате Юля тревожно переворачивалась в постели. Как же сложно было не спать – и насколько сложнее заснуть, когда все ее существо разрывалось на части… А ведь сегодня днем она верила, что никто не сдвинет ее с пьедестала спокойствия и уверенности в себе…

Все-таки они полетят. Все было запланировано, много раз обговорено. Думать об этом снова и снова, опять блуждать в хитросплетениях мыслей, возможных исходов, осложнений, страхов, домыслов, надуманных трудностей было бессмысленно. Никто не знал ответ. Не мог знать. Гадать не было толка – нужно было делать… или не делать.

Лишь только она сказала это себе, лишь только она твердо поверила в эту установку, как шум дождя и грома сковал веки, и она погрузилась в долгожданный тягучий сон.

Глава вторая

2013 год, февраль

Когда ты еще не влюблен, но уже готовишься влюбиться и одновременно влюбиться боишься, каждое событие, каждая заминка на пути, каждая преграда кажутся предвестником грядущего разочарования или, наоборот, знаком добрым и счастливым, каждому шагу приписываешь значение особенное, которого в нем нет и быть не может. Но ты ничего этого еще не понимаешь, и голос разума лишь изредка прорывается сквозь толщу суеверий, напоминая о том, что исход свидания не может быть определен событиями мелкими и малозначимыми.

Сергей не стал исключением. И он поддался сомнению, когда на подъезде в Москву автомобиль его забуксовал в огромном потоке таких же незадачливых водителей, не ожидавших, что в воскресенье – день отдыха всех офисных работников – может случиться пробка. Поначалу он еще надеялся, что быстро минует ее, и даже позвонил девушке, с которой познакомился на сайте знакомств, предупредив, что задержится на пятнадцать минут. Но очень скоро стало ясно, что опоздает он не на пятнадцать минут, не на тридцать и даже не на час. Поток автомобилей застыл и не двигался с места. Обильный снегопад, устилавший улицы города, сделал свое дело: произошло слишком много аварий одновременно, и дорога была парализована. Сергей кое-как съехал с шоссе во дворы, бросил машину у одного из многоэтажных домов и торопливо зашагал к метро.

Можно было списать все на непогоду, стихию, знак. Можно было сказать: все пророчит неудачное свидание, зачем же ты бежишь к ней? Тем более что она будет обижена на тебя за опоздание и за то, что так долго скучала одна в темном и душном метро, – а значит, будет немногословна, ты стушуешься, все впечатления будут смазаны, а свидание скомкано.

Но ведь это была Вера! Первая школьная любовь. Хотя она, похоже, не узнала его, когда они переписывались и созванивались. Она думала, что это какой-то незнакомый тридцатилетний мужчина, доктор, молодой специалист, как и было написано в его профиле.

Так случилось, что, пролистывая анкеты на сайте, Сергей вдруг увидел анкету Веры. Фотография, имя – все совпадало. Он видел ее фото в социальных сетях. Стало быть, она была в поиске, как и он, она была одинока и жаждала отношений. И если в социальной сети он никогда не рискнул бы написать ей, зная, что она балерина, утонченная красавица, не имеет недостатка в кавалерах, то на сайте знакомств написать ей было намного проще.

Однако Сергей колебался. Наивная детская влюбленность… к чему она ему? Разрушительные мысли, рождающиеся на задворках сознания, убеждали его дать обратный ход. Что Сергей мог понимать о жизни тогда, давным-давно, еще в школе? Тогда они не поладили, не сошлись интересами – так почему поладят теперь? Она была острой на язык, говорила много, но все не то… не то, что он хотел слышать от нее при ее утонченной внешности, так не соответствующей весьма заурядному приземленному уму. Что же изменилось сейчас?

Ничего. Кроме того, что всякий раз, когда он видел фотографии ее стройной точеной фигуры в соцсети, у него щемило сердце от ее неземной, как ему казалось, красоты. И каково это было бы – стать избранником балерины? Что, если она изменилась, стала взрослее и мудрее? Что, если томный ее взгляд на фотографиях был подлинным отражением ее глубокой и противоречивой натуры? Поддавшись внезапному порыву больше не рассуждать и не отпугивать чувства холодным и бессмысленным расчетом, он написал ей и попросил телефон.

Сергей не любил все эти чаты, долгие переписки ни о чем, тщетные попытки понять человека по знакам и смайлам на экране компьютера, когда по ним невозможно было понять и самого себя, не то что другого. Потому он сразу переходил к делу – либо свидание, либо до свидания, как говорил он про себя. Через несколько часов Вера прислала ему номер телефона. Он позвонил, и вот теперь они должны были встретиться.

Какой она предстанет перед ним? Разочарованной в жизни женщиной, немного циничной и не верящей в любовь? Или высокомерной гордячкой, ведущей богемный образ жизни и слишком хорошо знающей цену собственной красоте? А может быть, не то и не другое и сегодняшний день изменит всю его жизнь?

Высокие его поползновения быстро стихли, лишь только он зашел в душное и шумное метро. Все здесь, от плохого освещения до запаха, словно присыпало людей пеплом, лишая их как внешней привлекательности, так и внутреннего света. В центре зала «Чистых прудов» некрасивые тени ложились на лица людей, старя их. А ведь они и без того светились желтым болезненным оттенком из-за неяркого света. Женщины все были либо в пуховиках, либо в шубках и дубленках, отчего казались полноватыми и бесформенными. Все они выглядели равнодушными, скучающими, сонными. Сергей искал глазами высокую стройную девушку, но не мог найти. Неужели она так и не дождалась его и уехала?

Но ведь он звонил ей каждые двадцать минут, чтобы уверить, что в пути, и всякий раз она так спокойно отвечала ему, нисколько не сердясь и не раздражаясь на него за опоздание на целый час.

Искать дальше смысла не было, он не видел Веру, поэтому Сергей достал телефон и снова позвонил ей. И тут он вдруг заметил, как у девушки, стоявшей рядом с ним, зазвонил телефон. Она взяла трубку и стала отвечать ему. Среднего роста, не полная, но и не стройная. На ней были дубленка и теплый свитер, отчего она казалась неженственной и несимпатичной. Из-за плохого освещения под глазами виднелись густые тени, придававшие лицу болезненный вид. Словом, это была не Вера, совсем не Вера. Пораженный Сергей уставился на нее. Механизм мыслей крутился в голове, но он не мог выдать мгновенного ответа на вопрос, как так вышло: он писал одной девушке, а отвечала ему другая.

– Это я вам звоню, получается, – пробормотал он, с трудом скрывая недоумение.

– Да, мне, – она широко улыбалась и – странное дело – совсем не злилась на него за опоздание. – Можно на «ты»? Ты доехал наконец. Пойдем скорее наружу, там много хороших мест, где можно посидеть…

Она хотела было сделать движение в сторону выхода, как Сергей начал говорить:

– Но… – Затем он остановился. Девушка терпеливо ждала его целый час в подземелье, неужели он принудит ее находиться здесь еще, неужели опустится до унизительных выяснений? Он кивнул на выход, и они вместе пошли по залу в направлении эскалатора.

– Что случилось? – спросила она, быстро уловив его озадаченность.

– Ничего… Но… Я просто был уверен, что не вам, то есть не тебе, писал на сайте. Как тебя зовут?

– Как – не мне? Я Вера.

– Вера? – Сергей удивился еще больше.

– Да! – Она засмеялась. – Ты же сам позвонил и спросил: «Вера?» Я сразу сказала, что да. А кому, ты думал, ты написал?

– Но… другой девушке. Ее, по правде сказать, тоже звали Вера.

И тут его прошиб пот. Эскалатор заканчивался, сквозь большие сферические стекла дневной свет озарил лицо так называемой Веры. Действительно, он ее уже видел на сайте, даже думал написать ей, но не написал, потому что его привлекла другая анкета – анкета его школьной любви. Но почему теперь перед ним была не его хрупкая балерина, неземное создание, а эта обыкновенная девушка с немного смешным черным каре, уставшим лицом, зелеными глазами, которые могли бы быть красивыми, если бы не эти резкие черные брови над ними, нескладные, как молнии, и словно разрезавшие лицо на верхнюю и нижнюю часть? Было что-то грубоватое в ее чертах, он пока не мог понять что.

Быть может, она его обманула? Но как? Не могла же она быть хакером, в конце концов! Сергей вновь и вновь прокручивал в сознании тот момент, когда он писал своей Вере, и вновь убеждался, что все сделал правильно. Он писал балерине, а не этой незнакомке. Или его школьная любовь была знакома с этой Верой и решила так его разыграть?

Он вышел из метро и шел с ней по бульвару с одной только мыслью: как вежливо откланяться? Однако это было невозможно! Даже если бы он не опоздал на целый час, не промучил девушку, даже тогда он вряд ли бы решился на такую жестокость. Нет, надо смириться: он попьет с ней кофе, закажет пиццу или суп с салатом, поболтает, но не перезвонит. В конце концов, какая разница – сидеть дома одному в своей однокомнатной квартире в Подмосковье или общаться с незнакомкой, пусть и не столь симпатичной?

По всему выходило, что выгоднее остаться и получать удовольствие от неожиданной встречи. Если только незнакомка эта не обманом выманила его на свидание, конечно. Эх, жаль, что не было с собой компьютера и он не мог зайти на сайт. Но дома он все проверит, обязательно проверит и выяснит, что за ошибка произошла сегодня и кто в ней виноват.

Если бы Сергей только знал, как эта ошибка повлияет на всю его жизнь, и не только любовную! Если бы он мог предугадать, как повернется ход всех будущих дней, в какое русло попадет корабль его судьбы и сколько горестей и радостей одновременно встретит он на пути благодаря хитросплетению случайностей сегодняшнего дня! Если бы знал, как он минует самую заурядную судьбу обычного московского врача, работающего в нескольких местах одновременно, – ничуть не обидную и не плохую, но все-таки ничем не примечательную и изматывающую. Если бы он знал всё это, разве мучил бы себя и Веру сегодня унизительной подозрительностью, холодностью, отстраненностью? Разве не захотел бы вобрать в себя изумительную белизну и небывалую тишину заснеженного дня? Разве не постарался бы навсегда запомнить бульвар с белыми холмами из сугробов, спокойные дороги без машин (водители не могли добраться до центра), безлюдные старинные переулки с перемежающимися домами из разных эпох и настоящий русский мороз, пробирающий до костей? Разве не заметил бы, как сверкали кристаллы, переливаясь всеми цветами радуги, словно миллионы бриллиантов или, быть может, звездных крошек, рассыпанных на снегу и предрекавших ему неизведанные дали Вселенной?

Глава третья

2020 год, март

В день вылета Кати и Юли, за час до посадки, они узнали о первом случае коронавируса на Тенерифе, и тогда-то Юлина вера пошатнулась. И она отчетливо поняла это.

Поняла по тому, с какой опаской ее взгляд блуждал в самолете по немецким туристам, многие из которых надели маски. Знала по тому, как бурлил желудок, расшатывая все внутри, расшатывая нервы, расходящиеся болезненными электрическими импульсами по телу. Она не справлялась с собой, хуже того, ее волнение передавалось Кате, которая понимала происходящее в свои одиннадцать намного лучше, чем три года назад. Все было необычно, непривычно, все было в первый раз, и невозможно было знать исход поездки, исход месяца, полугодия, года.

Но они напрасно думали, что окружающие будут так же волноваться: туристы спокойно общались, смотрели друг другу прямо в глаза, не избегая пересечений взглядов, казалось, даже намеренно часто, словно пытаясь уверить незнакомых людей, что они не позволят ввергнуть себя в состояние подозрительности и неуверенности друг в друге. Все они ехали в отпуск, это чувствовалось по веселому смеху, по шумным разговорам, по добродушным и вежливым глазам людей, среди которых было много пожилых женщин и мужчин.

Когда разносили еду, Катя заговорила на русском:

– Мама, я боюсь есть, боюсь снимать маску.

Юлю кольнула эта реплика: меры предосторожности были нужны, но должна же быть грань! На мгновение она задумалась: все-таки это была ее вина, что Катя так буквально поняла ситуацию… она запугала ее.

– Ничего страшного, снимай и не бойся, – как можно спокойнее сказала мать. – Мы не заразимся.

– Почему ты так уверена в этом?

– Потому что в Германии очень мало заразившихся. И потом, пять минут – это недолго. Ешь спокойно.

– Но ведь общая вентиляция – ты говорила – все инфекции разносит.

– Да, разносит. Поэтому мы с тобой всегда в масках летаем. Но за пять минут не произойдет ничего. Тем более что этот вирус не так опасен, как о нем пишут.

– Как это – не так опасен? Ведь люди умирают каждый день. – Катя обернула к матери свое тонкое лицо с огромными голубыми испуганными глазами.

– Ох, как тебе объяснить это… – Юля тяжело вздохнула, поняв, что своими предостережениями и напутствиями сама же запугала дочь. Вокруг все уже сняли маски и спокойно обедали. Казалось, только их семья чего-то боялась, только их семья была ненормальна и поддавалась панике. Юля забывала обо всех тех, кто не полетел, кто остался в стране, поддавшись испугу. Отправились в путь только те, кто умел справляться с собой, кто готов был взглянуть в глаза страху. Все они собрались здесь, в самолете, и было глупо надеяться, что кто-то начнет трусить вместе с ней.

– Что ты все-таки имеешь в виду? – спросила Катя, не вытерпев долгой паузы. – Сегодня ведь объявили, что на Тенерифе одну гостиницу полностью закрыли и никому не разрешают выходить к океану.

– Да и в гостинице, наверное, нельзя из номеров выходить, – сказала Юля, вздыхая и думая о том, как не повезло людям. Как много от безумия было в том, чтобы прилететь в долгожданный отпуск и весь его провести запертым в номере, словно в темнице. – Мы-то с тобой не в гостинице будем, нам не стоит бояться. А что касается твоих опасений… Пойми, страх – это разрушение.

– Как это?

– С одной стороны, это эмоция, которая дана нам для того, чтобы выжить, наш природный инстинкт. Но если у первобытных людей страх возникал при реальной угрозе, когда за ними гнался хищник, или во время охоты, то современный человек подвержен страху без повода. Мы боимся даже тогда, когда ничего вокруг не происходит, когда все хорошо, наши собственные мысли вводят нас в состояние страха и тревожности, отнимая нашу радость, наше здоровье. Страх съедает нашу жизнь за нас, он съедает всю ее прелесть, весь ее нектар, оставляя нам лишь объедки нашего и без того короткого существования. И мы тешим себя иллюзией, что вот пройдет этот этап в жизни – и после него мы не будем бояться, будем дышать полной грудью. Будем бросаться на перемены, как на дикие волны, – без сомнений, без колебаний, сразу в бой, с отчаянием и жадностью человека, никогда еще полностью не позволявшего себе наслаждаться днем всецело, без остатка, не делясь со страхом… Но этап проходит, а за ним наступает другой, и так без конца. Как же легко оправдать свое нежелание рисковать! И как легко это стало сделать теперь, когда весь мир дрожит и трепещет в преддверии чего-то небывалого и немыслимого. А ведь затаенный стресс дает мощный толчок всем спящим болезням. Страх вируса – это неправильный страх. Бояться стоит, если ты уже заболел или твои близкие заболели, но пока мы здоровы, мы должны жить так, будто нет этого вируса.

– Что-то не сходится, – с сомнением сказала Катя. – Вот! Почему же мы с тобой носим маски?

– Мы носим маски в целях предосторожности, не более того. Ношение маски не должно быть сопряжено со страхом. Пойми наконец, мне иногда кажется, что… три года назад я очень сильно боялась, и это было испытание. Но потом я научилась жить так, будто мне все равно, я стала справляться со своими эмоциями… А теперь словно все мои прошлые переживания вышли на глобальный уровень, и это новое испытание для меня, для всех нас. Как мы справимся? Как проявим себя? Сможем ли совладать со своими демонами или позволим им захватить наш холодный ум? Я сегодня почувствовала, что мое старое «я» прорывается наружу, нарушая внутренний покой. Все мои достижения последних двух лет под угрозой. И как легко сказать себе: «Что ты знала раньше? Что ты понимала? Могла ли предвидеть глобальный вирус? Теперь твои установки гроша ломаного не стоят…»

– Как ты странно говоришь, мам. Я почти не понимаю тебя.

Юля усмехнулась.

– А что я сказала, как ты поняла?

– Ты говоришь, что нам дано новое испытание, и теперь уже не только нам, а всем людям. И сейчас решится, кто все-таки трус, а кто готов смеяться в лицо опасности. И последние люди… они, получается, как боги. Мы должны стремиться быть ими… несмотря ни на что.

Юля засмеялась столь прямолинейному и чудному толкованию своих слов. Засмеялась и пожилая женщина в соседнем ряду, которая внимательно слушала их, – тут только Юля поняла, что та была русскоговорящей.

– Твое объяснение мне нравится намного больше, – сказала Юля и вновь поймала проницательный и заинтересованный взгляд русскоязычной дамы справа.

На самом острове лишь сотрудники аэропорта носили маски. Остальные люди словно не знали об угрозе, разносимой туристами, которые каждый день продолжали прибывать нескончаемым потоком из Великобритании, Германии, Италии, Франции, Швеции, Финляндии, Норвегии, Бельгии, Дании, Украины, России…

Небывалая солнечная зима обернулась еще более теплой весной – было 20 градусов, а вода в океане была около 21 градуса, туристы отдыхали и плавали. Палящее солнце не щадило никого, особенно днем, но Юля с Катей пока не обгорали. Юля договорилась, что будет работать удаленно, и они с дочерью гуляли в основном по вечерам.

Лишь изредка они урывали утренние послерассветные часы, когда сонный океан золотился косыми багряными лучами, а гребни волн чуть трогали его бесконечную соленую гладь. Время от времени горизонт рассекали счастливые и свободные яхты, отчаянно сопротивлявшиеся ветру, ловящие ветер, смело идущие вместе с ним, но… небосвод словно осиротел без привычных лайнеров, в прошлые годы всегда различимых в далекой дымке океана. Все менялось. Самые невозможные, недопустимые вещи становились новой реальностью, которая никого не удивляла.

Если статистика заболеваемости в Европе с каждым днем умножалась в несколько раз, то статистика Тенерифе была неизвестна. Казалось, вирус не смог проникнуть дальше одного отеля, и Юля была счастлива, что все так сложилось, что они все-таки решились приехать на остров. Она только беспокоилась, что могут закрыть рейсы с континента, поэтому стала уговаривать Йохана:

– Поменяй билет, я тебя прошу. Я смотрела, рейсы есть, есть возможность прилететь хоть завтра.

– Я приеду через несколько дней. Зачем менять билет? Потерпи немного.

– А вдруг именно твой рейс отменят?

– С чего бы? Никто пока не собирается вводить карантин, как в Китае.

– Но, Йохан, ведь почти все рейсы из Китая были отменены. То же самое может случиться и с нами.

– Не случится, успокойся.

Юля вздохнула. Со свойственной ему немецкой щепетильностью, которую она не могла понять, он боялся спонтанных действий, решений, боялся необдуманных трат. Хотя речь здесь шла о небольшой переплате – билет на Тенерифе из Германии был всегда недорогим, – он все-таки не видел необходимости переплачивать. Что же, она знала, за кого выходила замуж, знала о разнице менталитетов и понимала, что было поздно переделывать мужа, когда она и себя-то с большим трудом перевоспитывала.

Послезавтра должна была прилететь Алина с мужем и детьми. Они решили выбраться на пару недель, чтобы отдохнуть и повидаться с Юлей и ее семьей. Предвкушение встречи со своей родной подругой волновало ее почти так же, как встреча с Йоханом. Но вдруг их рейс отменят и они не прилетят?

Однако все случилось так, словно кто-то решил посмеяться над ними. Алина и Константин с детьми прибыли на остров. А на следующее утро было объявлено, что все рейсы отменены, в том числе рейс Йохана. Юля не понимала, радоваться ей или плакать: нужно было готовиться к горячей встрече с подругой, осмысливая весть о том, что она оказалась отрезана от любимого мужа на неизвестный срок. А ведь он мог успеть приехать, мог! Ах, если бы он только послушал ее! Какой холодной показалась большая двуспальная кровать в их уютной комнате… Засыпая, она не могла избавиться от мысли о том, как глупо было поскупиться на штраф за перенос рейса и теперь остаться на континенте, когда в мире разворачивается хаос, – Йохан словно нарочно бросил их в такой час, когда нужно держаться вместе, он словно знал… Ах нет, говорил второй голос в ней, как он мог знать, а если бы знал, разве бы остался в Германии?

На второй день после прилета друзей они встретились на пляже в излюбленной Юлей бухте, закрытой от штормов, ветров и волн. Год назад Йохан понял, что его квартира мала для семьи, и предложил жене поменять ее на апартаменты с двумя спальнями, тогда Юля уговорила его купить квартиру за ту же стоимость, но в менее престижном поселке – там, где купили жилье Константин и Алина. Это позволило им не откладывать покупку дома в Германии, а заодно они теперь жили в одном поселке с ее друзьями на большей площади.

Воссоединение было очень теплым, Юля и Алина крепко обнялись, расцеловали детей друг друга. Катя и Федя быстро нашли общий язык, словно они никогда не расставались, а Марьяна тянулась к ним и все делала вместе с ними.

– Далеко не заплывайте, не дальше волнореза, – скомандовала Алина, и дети бросились в тихие волны. Высокие, стройные, нескладные, Федя и Катя казались одинаково угловатыми, а Марьяна была еще ребенком, высоким, не полным, но все-таки с круглыми щеками, придававшими ее облику особую доверчивую прелесть.

– Какая Катя стала красавица! – говорила задумчиво Алина, глядя им вслед. Закат устилал берег косыми лучами, и невозможно было переживать, когда все было проникнуто этой вечерней тихой красотой прибрежного городка с его размеренной жизнью, которую не могли нарушить даже туристы.

– Да… – ответила Юля. – Вот и Федя меняется, очень вырос. Все похорошели.

– Но больше всех похорошела ты, – сказал Константин, улыбаясь мягко Юле. Он покачал головой, словно удивлялся, как можно было с возрастом меняться в лучшую сторону.

– А я? – воскликнула Алина с шутливым возмущением, но совершенно без зависти и засмеялась.

– Ты всегда прекрасна, – ответил Костя.

– Прекраснее всех! – сказала Юля, и взгляд ее невольно скользнул по совершенному от природы, упругому телу подруги с талией, удивительно тонкой для столь выдающихся округлых бедер, по гладкой смуглой коже, которая, казалось, никогда не старела. И она тут же отметила про себя: как же хорошо, что Алина ограничивается косметическими процедурами и не стала менять ни губы, ни скулы, ни щеки! Все в ней было без изъяна, все было словно нарисовано кистью истинного художника, и вмешательство хирургов могло лишь испортить столь прекрасное творение. Как это Алина раньше этого не понимала, и как хорошо, что они с подругами отговорили ее когда-то от хирургии!

– Ты очень изменилась, – опять сказал Константин, оглядывая Юлю.

– Она еще в прошлом году очень изменилась, – сказала Алина, видя, что щеки подруги стали пунцовыми. – Стала такой спортивной, подтянутой, а лицо все разгладилось, ни морщинки. Вот что значит настоящее замужество, жизнь с хорошим человеком!

– И без нервов, – подытожила Юля.

– Да, без нервов, – протянула Алина. Они с Костей обменялись быстрыми взглядами, и на мгновение лица их приняли недовольное выражение, что не могло укрыться от Юли. Невысказанные слова, только им понятные, как ток пробежали в воздухе. Однако они тут же забыли об этом и заулыбались.

– Подумать только, как хорошо было год назад, – сказала Юля. – Мы все вместе встретились здесь.

– Место встречи изменить нельзя! – сказал Костя.

– Да… – ответила Юля. – А теперь Йохан не сможет прилететь… И вообще, все как-то неправильно. Обстановка другая. Вы-то не жалеете, что прилетели?

Алина и Костя переглянулись и засмеялись.

– Нет! – без колебаний сказали оба.

– Сначала мы переживали из-за работы Кости, – сказала Алина. – Но уже сегодня к вечеру пришла рассылка, что всех сотрудников перевели на удаленную работу. Теперь вообще нет никаких препятствий остаться всем вместе здесь на неопределенный срок.

– Это же замечательно! – обрадовалась Юля. – Теперь мы вместе будем заперты на острове. Вместе не так одиноко. Честно скажу, я даже рада немного, что рейсы отменены. Зато вирус не будет проникать сюда.

– Юля, я тебя умоляю, – усмехнулся Константин, – это обычный грипп, неужели ты боишься его?

– Но это не совсем то же самое, – заметила Юля.

– Просто ты давно не болела им, грипп очень тяжело переносится, – сказал Костя. – Многие немощные люди не переживают его, умирают от осложнений, той же пневмонии.

– Но он не так быстро распространяется, вот в чем дело. Им болеют единицы, у многих иммунитет. А здесь все несколько иначе, иммунитета ни у кого нет, заражаются все подряд.

– И что теперь, карантин вводить? Запрещать людям ездить в другие страны или города?

Костя говорил легко, со смехом, и чувствовалось, что его никак не трогает та угроза, которую несет в себе вирус. Юля знала, что хотела рассуждать точно так же, как и он, более того, она завидовала его легкомыслию. Она хотела быть им, или Алиной, или кем угодно, кто молод и здоров и чьи дети здоровы. Юля даже спрашивала себя: смогла бы она понять теперь чувства пожилых людей, их смятение, тревогу, не будь Катя не здорова? Но нет, ведь у нее была мать, и она переживала за нее, пусть Людмила Петровна и была далеко, в России. Что все-таки отличало ее от Константина? Быть может, он отгородился от доводов рассудка, потому что так было удобнее, уютнее, выгоднее для себя?

– Костя, Алина, но ведь у вас есть близкие, есть родители… – сказала Юля. – Разве вы… не переживаете за них?

Алина молчала, выжидающе глядя на мужа: он начал этот разговор, пусть он и продолжает, в конце концов, они шагнули в воды очень щепетильной темы. По быстрому напряжению, пробежавшему по ее лицу, было видно, что у нее на все свое мнение, но она оставляла за Костей всецелое право или, наоборот, обязанность делиться радикальными идеями с окружающими.

– У них все будет в порядке, – ответил наконец Костя.

– У нас ситуация просто сложная, – возразила Юля. – Мне бы не хотелось, чтобы Катя заболела. Хотя в глубине души я понимаю, что, быть может, лучше, чтобы она переболела сейчас, как можно раньше, пока она ребенок. Так же, как с ветрянкой: нас много раз отделяли от детей, заболевших ею, запугивая тем, что ветрянка для нее смертельно опасна. Я этого не понимаю – не лучше ли ей переболеть сейчас, а не потом, когда она будет взрослой и будет переносить ее еще тяжелее? От смерти не убежишь. Как бы ни хотелось.

– Это точно, – сказала Алина. – У вас все очень сложно.

– Мне кажется, – сказала Юля, – здесь нет какой-то одной правильной точки зрения, что бы кто ни говорил, хочется согласиться, сказать: вот она, правда-матка! Именно так все и есть! И так с каждым. Я всех могу понять. И тех, кто закрывается по домам и смотрит с подозрением на людей, и тех, кто ничего не боится. По крайней мере, я надеюсь, что могу всех понять.

– Узнаю вечную Юлю, которая никогда никого не осудит и со всеми согласится, – сказала Алина немного саркастично. Она не одобряла желание подруги быть доброй ко всем без исключения. Для нее это было равноценно отсутствию собственного мнения, как и для Кости. Они считали, что лучше быть порой резкими и заблуждаться, чем никогда не настаивать на своем. Но они не говорили об этом открыто, только думали или намекали, чтобы не обидеть Юлю. Но таково было их истинное мнение о ней.

– Давайте не будем о грустном, – сказал Костя, широко улыбаясь. – Остров, как вы правильно заметили, закрыт, вирус нам не опасен, а значит, мы можем свободно путешествовать, общаться, радоваться жизни… работать. И ничего не опасаться. Все плюсы Тенерифе – и никаких минусов. Нам можно только позавидовать. – Костя рассуждал так весело и беззаботно, ничуть не подозревая, сколь смешными ему покажутся его пылкие речи… очень скоро.

Дети накупались и выбежали из воды. Они тщательно вытирались, потому что было прохладно. Вечерело, поднялся легкий ветерок. Дети шутили, смеялись, резвились. Все больше местных жителей приходило на пляж, чтобы отдохнуть после долгого рабочего дня. Многие из них облепили скалы, присаживаясь на выступах, чтобы быть поодаль от других людей. От них тянулся толстой лентой запах марихуаны. Каждый отдыхал как умел.

Лишь только Костя ушел плавать в океан в поисках своего личного уединения, успокоения нервов и ответов на безответные вопросы, как Юля повернулась к Алине. Она внимательно смотрела на спокойное лицо подруги, на ее прямую осанку – та сидела на острых камнях, как царица, в леопардовом слитном купальнике, который, однако, был очень открытым. Яркий маникюр и педикюр, стильные темные очки – как же Алина выделялась среди других туристов! Наверное, любой здесь с первого взгляда знал, что эта ухоженная женщина из России.

– Ты выглядишь намного более умиротворенной, чем в прошлом году, – заметила Юля. – Ваши дела поправились, ведь так?

– А что, разве в прошлом году было как-то иначе? – Алина смутилась и сразу сменила позу – она наклонилась к Юле и уже не выглядела царицей, плечи ее сникли, она казалась обычной женщиной.

– Да, было заметно, что вы много спорили, ссорились. А сейчас вы такие милые оба, добрые. Друг к другу добрые, это главное. Ты перестала ревновать его?

– Ты заметила? – Алина улыбнулась, но не так, как она любила улыбаться, – в уголках ее губ не было высокомерного равнодушия и легкомыслия. Это была искренняя улыбка. Так вот она, настоящая Алина, та, которую Юля не знала уже много лет: неужели она растормошила ее?

– Конечно! В прошлом году, помнится, ты бы уничтожила Костю за комплимент другой женщине. А сейчас ты как будто не слышала ничего.

Алина засмеялась.

– Да, было дело. Честно скажу тебе, Юля… Тогда мне казалось, что я была совершенно нормальной. Что я веду себя так, как положено вести себя обманутой жене – следить за каждым шагом мужа и попрекать его былыми делами. – Она смеялась, говоря это. – А Костя, надо отдать ему должное, терпел меня из последних сил, как терпят, быть может, беременных женщин. Конечно, он сам во всем виноват, но я не знаю, как он это выдержал, эту бесконечную пытку моими истериками, преследованиями и унижениями. – Заметив, что Юля все больше удивлялась ее откровениям, Алина добавила: – Конечно! А ты как думала? Пережить такую измену, такое предательство… Я была вне себя. Однажды он попытался схватить меня за плечи и сказать мне проникновенно, что так нельзя, что я уничтожаю нас с ним, что я должна научиться снова верить ему… ради детей, ради нас с ним… Тогда во мне что-то пошатнулось. Однако я вмиг внушила себе, что он это говорит, чтобы обмануть меня, и продолжила следить за ним, проверять тайком телефон.