Текст книги "Дьяволы с Люстдорфской дороги"

Глава 8
Разгром в комнате Кати. Афиша цирка с автографом фокусника. Спор с Корнем. Обморок беременной дамы

Толстый кот-пятицветка вылез на крыльцо, хитро прищурившись зеленым глазом. Было холодно. Под ногами чавкала жидкая грязь. Рыбьи отбросы гнили посреди двора. Избалованные коты даже не смотрели на специфическое угощение, уже наевшись до отвала: для котов щедрые хозяйки одесских дворов никогда не жалели еды.

В нос сразу ударили резкие запахи жареного лука и общей уборной. Ну это же – Молдаванка. Таня помнила ее такой. Пробираясь по знакомым лабиринтам узких закоулков, она не смотрела себе под ноги: здесь все было привычным и родным.

Еще не рассвело, но на Молдаванке никогда не было ночного освещения. Плотная тьма скрывала не только утлые хибары, но и даровала какой-никакой покой. Ночью не звучали голоса и были закрыты двери. Молдаванка представала непривычно тихой. Такой ее Таня не привыкла видеть.

Было около шести утра. Где-то вдалеке прозвучал заводской гудок расположенных поблизости железнодорожных мастерских. Все чаще навстречу стали попадаться рабочие, спешащие на заводы и фабрики, – унылые, измученные, покорные своей судьбе.

Таня и Ида углубились в такие узкие извилины Молдаванки, что в них запутался бы, потерялся житель любого другого района. Но так путь к дому был короче, а Таня и Ида настолько хорошо ориентировались в тесных переходах, что им не нужен был ни ночной свет, ни утренние солнечные лучи.

Двор спал. Там хозяйничали лишь коты. Ида протянула Тане ключ от двери Кати. Вокруг стояла абсолютно непривычная тишина.

При виде Тани толстый кот-пятицветка потянулся на ступеньках и вдруг разлегся во всю ширь крыльца, предлагая с ним поиграть. Котяра был невероятно забавный. Белые пятна на его шерсти, казалось, светятся в темноте. Кот качался на спине, вытянув вверх лапы. Таня рассмеялась и, нагнувшись, пощекотала его живот, погладила бархатистую шкурку. Котяра свернулся, но все же замурлыкал от удовольствия.

– Ну и как я войду? Может, ты меня пропустишь? – спросила его она. В ответ кот снова растянулся, еще больше, заняв все крыльцо, и Тане пришлось перешагнуть через него.

Она не спросила Иду, чей это кот: на Молдаванке коты всегда были общими. С ними и возились, и кормили их всем двором.

Девушки шагнули в комнату Кати, и Таня едва не упала, сразу споткнувшись о какой-то деревянный ящик, лежащий возле самой двери.

– А я ж тебе говорила – бардак, – не удержавшись, сказала Ида, стараясь спичками зажечь висящую в крошечной тесной прихожей керосиновую лампу. В свете сразу проявился пол, заваленный вещами. В этой груде вперемешку валялись и платья Кати, и постельное белье.

Нагнувшись, Таня подняла наполовину пустую баночку с румянами, купленными, по всей видимости, в дорогом французском магазине на Ришельевской. Стоила такая косметика немало, и Таня не сомневалась, что Катя ни за что бы не позволила ей валяться на полу. Она нахмурилась, сжав баночку в руке.

– Это совсем не похоже на квартиру самоубийцы.

– Тот старый шпик, что от полиции приходил, сказал, что это она сама сделала, – бойко отрапортовала Ида, – перед смертью.

– Сама? Но зачем? Я не понимаю! Я никогда не слышала, чтобы люди переворачивали всю квартиру вверх дном перед тем, как покончить с собой! – Таня хмурилась все больше и больше.

– А он сказал, что она была больная на голову и не соображала, что делает. Так сказал он… – объяснила Ида, но не очень уверено. Она уже и сама не верила в это.

Таня шагнула в комнату. Там все обстояло еще хуже. Стоявший посередине стол был перевернут прямо с остатками еды. На полу валялись осколки разбитой посуды. Чувствовался запах алкоголя – в угол закатилась разбитая бутылка водки. Одна ножка у стола была сломана, Ида сказала бы: вырвана с мясом. И снова – белье, платья, вещи… В углу виднелась полностью развороченная постель.

– Выглядит так, словно здесь происходила борьба, – задумчиво сказала Таня, подсвечивая себе лампой, – но с кем она могла бороться? Кто мог это слышать?

– Я не слышала… – испуганно ответила Ида. – Хотя… Знаешь, я тут подумала… Стенки ведь у меня с ней не смежные. Я могла и не слышать. Особенно, когда ушла в глубь комнаты.

– А у кого смежные?

– Федоренков, сапожник. Но он две недели пил. От него жена сбежала. А за день до смерти Кати его увезли в лечебницу с белой горячкой. Так что хата стоит пустой.

– Значит, все-таки могла быть борьба… Когда ее нашли, тут все так и выглядело?

– Точно так. А висела она вон там. – Ида указала на черный крюк, торчавший в потолке, вокруг которого осыпалась штукатурка.

Белое пятно этой штукатурки вдруг показалось Тане странным… Она стала под крюком, затем внимательно осмотрела стул, пол… Ни на перевернутом стуле, ни на полу не было следов штукатурки. Но они должны были быть, если Катя сама снимала лампу и раскачивала крюк, чтобы закинуть веревку! Никаких следов не было.

– На платье Кати была штукатурка с потолка? – обернулась она к Иде. – Вспоминай, вспоминай!

– Не было… У нее же платье было красное! Я бы на нем заметила.

Ида переминалась с ноги на ногу, было видно, что ей явно неловко. Таня это заметила. Сама она чувствовала себя точно так же, но отступить уже не могла.

– Ты иди. Я тут сама покопаюсь. Потом зайду к тебе.

Ида с таким облегчением выбежала из комнаты, что Таня рассмеялась бы, если бы смогла это сделать. Пока же единственным чувством, которое она испытывала здесь, был страх. Жуткий, липкий страх, от которого останавливалось сердце и застывала в жилах кровь. Почему – она не могла объяснить. На Молдаванке самоубийство уличной девицы, обманутой своим любовником, было самым обычным делом. На своей памяти Таня помнила таких несколько. Но здесь все обстояло иначе.

Разглядев на полу жестяную коробочку из-под индийского чая, она взяла ее в руки. Из коробочки вывалились жалкие сокровища Кати и лежали тут же, на полу. Таня сразу вспомнила комнату Геки. В таких коробочках свои сокровища хранили исключительно бедняки.

Она села прямо на пол и принялась рассматривать содержимое этой примитивной шкатулки. Бумажный цветок. Дешевое зеркальце. Розовая шелковая лента. Два жестяных колечка с «сердечными глазками» – зеленым и желтым. Дешевые деревянные бусы, покрашенные в красный цвет. Бусы из искусственного жемчуга. Дешевые жестяные сережки. Бронзовый крестик на простой веревочке. Куколка с оторванной рукой – маленькая нарядная куколка в пышном розовом платье. Изящная, дорогая вещица из фарфора, от вида которой у Тани просто мучительно защемило сердце. Страшно было представить Катю, эту маленькую, так и не ставшую взрослой девочку, которая купила куколку в дорогой лавке на деньги, заработанные обслуживанием мужчин…

Ей захотелось плакать, но она заставила себя стиснуть зубы.

– Я тебя найду, подонок, – прошептала она, держа в руках куколку в розовом платье, – найду и сверну тебе шею! Ты заплатишь за это…

Вдруг она увидела яркое цветовое пятно, высвеченное светом керосиновой лампы под перевернутой кроватью. Чтобы подсветить, Таня поставила лампу на пол, и опустилась на колени.

Спрятав в карман пальто куколку – на память о Кате, Таня согнулась, как только смогла. Она откинула в сторону лежащее на полу вытертое ватное одеяло, порванное сразу в нескольких местах, и извлекла из-под кровати яркую, красочную цирковую афишу – плакат.

«Цирк Барнума! Впервые в Одесском цирке!» – с удивлением прочитала она. «Уникальный фокусник Черный рыцарь – маг, покоривший мир!» На афише в черном плаще был изображен молодой мужчина в маске. И рядом с фигурой фокусника Таня вдруг увидела надпись: «Милой девочке, очаровательной Катюше» – и подпись. Автограф явно оставил знаменитый фокусник.

Фокусник, Катя, цирк? Таня застыла, держа афишу в руке. Что за странная связь? С чего вдруг Катю потянуло в цирк? Да не просто потянуло, она еще взяла автограф у фокусника. Может, в цирк Катю повел жених? Таня вспомнила рассказ Иды о том, как он водил Катьку по театрам и ресторанам. Вполне мог повести и в цирк.

Допустим, он повел ее в цирк. И Кате очень понравилось представление. Он купил ей афишу, взял автограф у фокусника, попросил даже написать имя… Хорошо, но где же билеты? Такая сентиментальная девушка, как Катя, обязательно должна была сохранить билеты на этот счастливый вечер!

Таня снова склонилась и принялась усиленно рыться на полу. Потрясла коробку, осмотрела еще раз «сокровища»… Билетов в цирк не было. Она подумала, что жених мог оставить их у себя. Но такая девушка, как Катя, наверняка попросила бы отдать ей билеты и бережно хранила бы их в шкатулке с «сокровищами». Так поступают все простые девушки. Но билетов нет. Где же они?

Таня снова задумалась. Чувствуя, что афиша может направить на след, она свернула ее и спрятала в карман пальто. Больше в комнате Кати делать ей было нечего. Таня заперла дверь и постучала к Иде.

– Ты одна? – вырвалось у нее.

– Мать ушла на Привоз, а Цилька, зараза, валандается невесть где, – охотно ответила Ида. – Вчера, представь, ночевать не явилась. Совсем от рук отбилась! Наверняка хахаль у нее завелся. Вот мать покажет ей хахаля – с жопой ноги оторвет!

Выплеснув накопившиеся эмоции, Ида пообещала Тане сообщить, когда приедут родственники и когда будут похороны Кати. Расцеловавшись с подругой, Таня ушла из памятного дворика на Молдаванке к себе.

Корень плотно прикрыл дверь, и голоса смолкли. Таня внимательно вглядывалась в лица его людей. В узкой комнатенке погребка на Садовой собрались семеро – все те, кто был в налете на ювелира с рубинами, плюс несколько новых, пожелавших участвовать. После реализации рубинов Японцем, все участники банды получили неплохие деньги. Таня получила такую же крупную долю, как и Корень. Деньги ей передал Гарик, личный адъютант Японца, – и это означало, что в банде Таня стала наравне с Корнем, – на одну ногу с ним. Она еще не понимала этого, но Корень хорошо понимал, а потому хмурился, не в силах себя сдержать.

Отношения их испортились бесповоротно. Может быть, Корню не нравилось, что Таня так активно влезла в его дела. Может быть, это была элементарная злость к человеку, который соображал немного больше. Может быть, Корень просто завидовал. Как бы там ни было, он не мог не заметить изменившегося отношения к Тане со стороны других людей.

В общем, бандиты, все без исключения, стали прислушиваться к словам Тани и делали все так заметно, что это не могло не бесить Корня. Историю с рубинами никто ему не простил.

И вот теперь, когда Корень закончил говорить, все сразу же повернулись к Тане. А она все хмурилась, прекрасно осознавая, что ее слова могут начать войну. Самую страшную – войну с Корнем. Но и промолчать она не могла. Несколько секунд назад Корень озвучил очередной план Японца для их банды – налет на крупный ломбард. И вот теперь члены банды должны были обсудить дело на месте. Корень намеренно не стал обговаривать это лично с Таней, подчеркивая, что отношения их изменились. Но, зная про изменившееся положение Тани в банде, не мог не позвать ее вместе с остальными. Теперь все ждали ее слова. Ждал и Корень – с появившейся неожиданно для него самого злобой в душе.

– Пересыпь… – тяжело вздохнула Таня, – Пересыпь. По-моему, сказано всё.

– Да. Пересыпь. Ну и что? Ломбард крупный! Не дело – чистый верняк! – сказал Корень без особого, впрочем, энтузиазма в голосе. Что-то ему тоже не нравилось.

– В прошлый раз была Слободка – и нас подставили под Туза. Кто не слышал, как Туз глотку рвет за трупы у ювелира? А Пересыпь – территория Акулы. Не дай бог что – Акула попрет на нас. Объединится с Тузом. Начнется война. По-моему, все это выглядит чистой подставой. Кто-то хочет стравить районы. И отыграться на нас. – Слова Тани прозвучали в полной тишине.

– А ты здесь самая умная? Сопли выше крыши? Да хто ты такая, чтоб за здеся выше всех права качать? – Вспылив, Корень не сдерживался в выражениях. Но Таню не так легко было сбить с толку.

– Трупы на Слободке помнишь? Эти трупы висят на нас! Хочешь повесить себе на шею жмуриков с земли Акулы? Хочешь попасть не только под Туза? Кто работал Пересыпь? Все работали. Ломбард возле порта. Место хлебное. Брали его не один раз. Туда нельзя идти. Будет подстава. А дело того не стоит, – огрызнулась Таня.

– А куда работать? Где мы пойдем работать? На Молдаванке? – психовал Корень.

– Нет. Есть у меня один вариант… Если люди со мной согласятся, скажу свое слово. Ты сказал – пусть они говорят. – Таня все еще пыталась наладить все миром.

– Она права, Корень, – подал свой голос Хрящ, самый сильный и старый член банды. – У нее за ушами чутье, ко рту приклеено. Ты пролетел за рубины. Если б не она, сидели бы мы сейчас за голую жопу на кишкином холоймесе. Так что я не за ломбард.

Тут голоса зазвучали со всех сторон – никто не хотел лезть на территорию Акулы. Таня только озвучила вслух то, о чем думали все.

– Акула – мокрушник! – воскликнул юркий, щуплый вор по кличке Ванька-Босяк. – Нас перемочат всех, как за курят.

– Хватит! – Корень стукнул кулаком по столу. – Говори, что надумала вместо ломбарда.

– Галантерейный магазин на Приморской, – усмехнулась Таня. – Я его давно присмотрела. Дом стоит последним перед портовым спуском. Охраны почти нет. Если решите – я все разузнаю точно. Это мой вариант.

Бандиты все заговорили одновременно – вариант Тани не пришелся им по душе. Они не верили в крупные деньги в галантерейной лавке. Но все-таки многие не хотели лезть к Акуле.

– Решаем, – Корень снова стукнул по столу. – Кто со мной в ломбард?

Руки подняли двое – новые люди, не ходившие к ювелиру. Корень зло засопел.

– Кто за галантерейщика?

Руки подняли остальные трое – Хрящ, Ванька-Босяк и Снегирь.

– Значит, так, – Корень встал из-за стола, покраснев от ярости. – Я пойду брать ломбард. А вы идите, куда хотите. Знать вас больше не хочу. Уроды…

И, громко хлопнув дверью, вышел из кабачка.

К вечеру покупателей больше не было. И когда на колокольне ближайшей церквушки на Пересыпи пробило восемь, галантерейщик решил закрывать магазин. Он было направился было к дверям, чтобы запереться изнутри и посчитать выручку, как вдруг заметил элегантный двухместный экипаж, которым правил жилистый кучер.

Экипаж остановился прямо у дверей галантерейного магазина, что было хорошим знаком. И хозяин лавки не стал спешить запирать двери. Он остановился возле окна, наблюдая, что будет дальше.

Из второй комнаты (в которой, собственно, и помещалась контора галантерейщика; там же находился сейф, куда хозяин магазина каждый вечер запирал выручку, чтобы отнести на следующий день в банк) выглянула молоденькая миловидная жена торговца. Она окликнула мужа:

– Дорогой, ты скоро? Пора закрывать!

– Скоро, скоро… – машинально отозвался галантерейщик, наблюдая за экипажем.

А из экипажа, поддерживаемая светловолосой горничной, вышла очень нарядная, богато одетая беременная дама. Судя по огромному животу, она была на последних месяцах беременности и двигалась с трудом. Этот живот не могла прикрыть шелковая накидка, отороченная мехом горностая. И хозяин галантерейной лавки сразу оценил ее немалую стоимость.

Дама качнула головой с изящной меховой шапкой из песца, и из-под белого меха сверкнули бриллиантовые серьги. Опираясь о руку горничной, она стала подниматься по ступенькам крыльца магазина, и торговец поспешил услужливо распахнуть перед ней двери.

– Прошу, госпожа… Проходите… Милости просим…

Дама вошла в магазин и остановилась возле прилавка. Она была молода и очень хороша собой.

– Как замечательно, что у вас открыто! – тяжело дыша, заметила она. – Я думала, что вы закроетесь в этот час.

– Да, к восьми мы обычно закрываемся… Но сегодня задержались.

– Мне повезло. Недаром я велела кучеру проехать мимо вас. Мне срочно нужно полдюжины батистовых сорочек самого высшего качества. А еще носовые платки…

Дама принялась выбирать товар. Требовала она только самое лучшее, внимательно рассматривала каждую вещь. Горничная, между тем, со скучающим видом стояла возле дверей.

Дама выбрала товар на большую сумму, и пока торговец красиво упаковывал покупки, оперлась о прилавок. Из маленького ридикюля вынула деньги, протянула торговцу. И в этот самый момент вдруг побледнела, закатила глаза.

– Ах… душно… я падаю…

Торговец вместе с горничной бросились к ней. Он успел подхватить даму почти в последний момент – потеряв сознание, она беспомощно повисла на его руках.

– Помогите! Помогите кто-нибудь! Воды! – страшно закричала горничная. На шум выглянула жена галантерейщика. Видя такое дело, она тут же распахнула двери во внутреннюю комнату и помогла мужу уложить даму на стоящий там диван. Затем принесла воды. Платком вытерла даме щеки и лоб. Горничная достала нюхательные соли, и дама пришла в себя. Пошевелилась, пытаясь встать.

– Прошу вас, полежите еще немного, – сказала жена галантерейщика, – пусть вам станет легче, тогда сможете встать.

– Благодарю вас… В последнее время меня преследуют обмороки. Роды скоро. Но я вам помешала, причиняю беспокойство.

– Что вы, муж все равно задерживается по вечерам, считает выручку. Я часто дожидаюсь его, чтобы отправиться вместе домой.

– Как, разве ваш муж не относит выручку в банк?

– Относит только утром, так удобнее. Вечером ходить опасно, да еще с большой суммой денег. Мало ли что может произойти.

– Ой, и не говорите! Сейчас так опасно. Мою кузину ограбили на прошлой неделе. Сняли каракулевую шубку. Слава богу, что в живых оставили! Она прибежала домой ни жива ни мертва. С наступлением темноты лучше не ходить по улицам. Вот я от вас сразу поеду домой.

– Да, сейчас грабежи. Но наш сейф очень надежен, так что муж спит спокойно, и я тоже.

– Ах, конечно, если надежный немецкий сейф! – похоже, дама начала приходить в себя. – У моего мужа, к примеру, в стене сейф Зингер – та же фирма, что делает швейные машинки. Он так им гордится. У вас тоже Зингер? Утопленный в стене?

– Нет, Юнг… Он выступает вперед – вон, видите, за портьерой? Это немножко неудобно, но замок очень надежный.

– Я знаю эту фирму. У мужа моей сестры точно такой. Жаль только, что он вечно забывает пароль.

– Не пароль, код. И всего четыре цифры! Запомнить это легче легкого!

– Для нас, женщин. У мужчин ничего не держится в голове! – рассмеялась дама, и жена галантерейщика вместе с ней.

– Маруся, отнесите мои покупки в экипаж, – обратилась дама к горничной, – я сейчас буду готова встать.

Горничная присела в реверансе и вышла. В комнате появился галантерейщик, держащий в руках деньги. Дама попыталась привстать, но вдруг застонала и откинулась назад. Простонав: «Воды», – она снова потеряла сознание.

Перепуганная жена галантерейщика схватила стакан – но он был пуст. Тогда она бросилась к лестнице, ведущей на второй этаж, чтобы принести воду. Галантерейщик тем временем отбросил со стены портьеру и открыл расположенный за ней сейф. Дама по-прежнему неподвижно лежала, откинувшись на подушки дивана. Глаза ее были полузакрыты.

Появилась супруга галантерейщика с водой. Застонав, дама приоткрыла глаза. Жена галантерейщика поднесла стакан к ее губам, и дама почти залпом выпила всю воду.

– Благодарю вас, мне совсем хорошо. Будьте так любезны, позовите мою горничную. Она поможет мне встать.

– Вы уверены? Может, вам лучше полежать еще немного?

– Не хочу причинять вам беспокойство… Отвлекать от других посетителей…

– Что вы, какие посетители! По вечерам к нашему магазину никто даже близко не подходит. Мы здесь всегда вечерами одни.

– Странно. Мне казалось, у вас шумный район.

– Что вы! Это днем здесь людно! А по вечерам, часам к девяти вечера, ни души. Собака нос наружу не высунет. Мы всегда уходит из магазина в темноте и идем по безлюдным улицам. Оттого-то муж и относит деньги по утрам в банк.

Дама тем временем слегка привстала.

– Мне действительно лучше. Кажется, я смогу подняться.

Жена галантерейщика побежала за горничной, которая очень скоро появилась возле хозяйки. Опираясь на ее руку, дама встала с дивана.

– Благодарю за вашу доброту! Дай Бог удачной торговли.

– О, на торговлю мы не жалуемся! – довольно улыбнулась жена галантерейщика. – Каждый день много людей. А завтра будет еще больше. Завтра мы с утра получаем новый товар, очень хорошего качества. Из Константинополя доставили по дешевке. Все наши постоянные покупатели раскупают партиями, так что к вечеру уже ничего не останется. Прошу вас, приходите и вы. Или пришлите горничную.

– Благодарю. Возможно, так и сделаем, если к ночи я не рожу.

Торговец и его жена проводили даму к самому экипажу и помогли ей подняться. Экипаж тронулся. Дама помахала рукой галантерейщику и его жене, которые вошли обратно в магазин. Затем с тяжелым вздохом откинулась на подушки сиденья. Лошади быстро катили по темным улицам вечерней Одессы. Дама высунулась из экипажа и крикнула кучеру:

– На Садовую, Хрящ! Да сильно не гони. Не надо, чтоб на нас лишние глазели.

Лиза (в роли горничной была именно она) с опаской выглядывала в окно, а дама – Таня – со смехом вытащила из-под накидки подушку, изображающую живот.

– С ума сойти! – засмеялась она. – Никогда не подумала бы, что сработает. Хуже себя в жизни не чувствовала!

– Не нравится мне все это! – хмурилась Лиза. – Нехорошо… так.

– Да будет тебе! Ты отлично справилась. Что со слепком?

– Вот, – Лиза разжала ладонь, – все сделала, как ты велела. Всунула прямо в замочную скважину. Он даже не заметил.

В то время, когда Таня отвлекала внимание галантерейщика выбором товара, Лиза засунула в замочную скважину двери специальную мягкую глину, вымоченную в особом составе, которую использовали все воры Одессы для снятия замочных слепков. Белая известняковая глина, в изобилии водящаяся в одесских катакомбах, отлично принимала любую форму и могла быть мягкой, как губка. Это свойство давным-давно заметили все одесские воры, и с тех пор глина из катакомб была их неизменным помощником.

О том, как сделать ключ для любого замка, сняв отпечаток при помощи глины с замочной скважины, Тане рассказал опытный вор со стажем из банды Корня по кличке Шмаровоз. Он был в числе тех людей, кто отказался идти с Корнем в ломбард. Шмаровоз сказал, что пойдет с Таней на галантерейный. Он же подсказал, как сделать отпечаток с замка и по нему посоветовал изготовить ключ. Подготавливая сцену для галантерейщика, Таня сама не ожидала, что все пройдет так быстро и гладко.

В кабачке на Садовой было накурено. В отдельной комнате собрались почти все члены банды. Было решено, что в тот вечер на Садовую придут только те, кто пойдет с Таней в галантерейную лавку. И, едва открыв дверь, Таня сразу же увидела, что Корня нет. Она внимательно смотрела на лица тех, кто был в комнате, – Хрящ, Ванька-Босяк, Шмаровоз, Подкова, Снегирь. Эти люди готовы были идти за ней, и Таня вдруг почувствовала странную дрожь в руках. Ей было нехорошо, как всегда бывало в тяжелые, переломные моменты жизни.

Она вдруг поняла, что ее жизнь изменяется в очередной раз, выходит на совсем новый виток… И что она сама меняется, и уже никогда не будет такой, как прежде.

Стараясь сдержать в руках дрожь, она тщательно заперла за собой дверь, выложила белую глину на стол.

– Шмаровоз, вот. Сделаешь ключ по этому?

Шмаровоз склонился над слепком, внимательно изучая каждую впадинку. Лица бандитов были напряжены.

– Запросто! – С довольным лицом Шмаровоз откинулся на спинку стула. – За раз плюнуть – как две сопли вытащить! Сделаю за так, шо пальчики оближешь!

– Хорошо, – Таня старалась придать голосу солидность и грубость, – слушайте меня все. К галантерейщику идем завтра, ночью. Пойдем часам к 10 вечера. К этому моменту в лавке никого не будет. Шмаровоз сделает ключ – откроем дверь тихо, чисто ключом. Завтра будет большая выручка. Деньги в сейфе. Код сейфа я знаю. Откроем сейф, заберем деньги, очень тихо уйдем. Хрящ за кучера, ждет снаружи. Снегирь и Подкова на улице, на шухере. Шмаровоз и Ванька – со мной внутрь. Пока всё.

– А стволы? – Хрящ нахмурился. – Сколько стволов-то?

– Стволы не нужны – они нам не пригодятся, – четко сказала Таня. – Но на всякий случай возьмите, кто хочет. И пусть Шмаровоз инструменты возьмет – вдруг что не так пойдет. Тоже на всякий случай.

– Что-то все сильно гладко выходит! – Снегирь, нагловатый тип, стал вальяжно расхаживать по комнате. – А вдруг как пушку пустить придется? Не зашкандобишься?

– Хочешь пускать пушку – иди с Корнем в ломбард! – отрезала Таня.

Снегирь хмыкнул. Напряжение стало меньше. Даже пальцы Тани перестал дрожать.

– Доли делим поровну – на всех пятерых. По-честному. У меня всё. Пока.