Текст книги "Образовательное пространство в обществе риска"

Причем, постоянно происходит обновление ситуаций риска, которые трудно прогнозировать (техногенные катастрофы, глобализация терроризма, новые заболевания, включая те, которые распространяются по злому умыслу). Все это заставляет социальных акторов в процессе жизнедеятельности постоянно отслеживать и осмысливать риски. При этом они могут полагаться либо на оценки экспертов, либо на свой социальный опыт. Более того, Гидденс отмечает, что всякое социальное действие – рискогенно. Пассивность, бездействие или решение об отказе осуществить действие также является социальным «действием», которое может быть не менее рискогенно.

Возникает вопрос, чем различаются понятия «риск» и «опасность»? Э. Гидденс так отвечает на этот вопрос: «Риск – это не то же самое, что опасность или угроза. Понятие риска связно с активным анализом опасности с точки зрения будущих последствий»[30]30
  Гидденс Э. Ускользающий мир: как глобализация меняет нашу жизнь – М: Весь мир, 2004. – С. 39.


[Закрыть]. Таким образом, хотя дефиниции «опасность» и «риск» тесно связаны, их различение зависит от того, оцениваются ли альтернативы в социальном действии или нет. Социальный актор, рискующий чем-либо, признает опасность. Другими словами, если социальные акторы не признают опасностей, то они им подвергаются в большей степени.

Риск создает свои среды, которые воздействуют на огромные массы индивидов. Безопасность в такой среде ученый определяет как специфический набор минимизированных опасностей. Субъективное переживание безопасности в среде риска обычно держится на балансе между доверием и уровнем приемлемого риска.

Что обеспечивает функциональность социальных институтов в условиях постоянного риска? Гидденс считает, что это доверие к «абстрактным системам», сохраняющим, в силу безличности, динамичное постоянство и в условиях глобализации. К ним относятся деньги, системы экспертного знания и т. п., в меньшей степени зависящие от локальных контекстов и потому вызывающие доверие. Доверие Э. Гидденс трактует как условие снижения или минимизации риска. Там, где есть доверие, хотя бы потенциально существует альтернатива выбора. Если кто-то купит подержанный автомобиль вместо нового, он рискует получить источник повышенного риска. Чтобы этого не произошло, индивид доверяет репутации социального института, продавца, фирмы. Там, где альтернативы действия не принимаются во внимание, там индивид находится в ситуации уверенности. «Различие между доверием и уверенностью зависит от возможности фрустрации вследствие собственного предыдущего поведения и от различия между риском и опасностью». Доверие должно пониматься в сочетании с риском, где риск становится результатом решений и деятельности социального актора. Социальное действие возникает в результате принятия решения, которое основывается на доверии к социальной системе. В противном случае, отсутствие предсказуемости действия и отсутствие доверия разрушает основу для социального взаимодействия.

Исследование дефиниции «риск» продолжает Н. Луман, рассматривая это понятие через призму «ситуации и порога катастрофы»[31]31
  Луман Н. Понятие риска // Thesis. – 1994. – № 5. – С. 136.


[Закрыть]. В концепции ученого риск имеет социальный характер, и разные социальные группы имеют свои критерии отбора риска. Н. Луман обращается к онтологическим основаниям изучения риска. По его мнению, риски ставят под вопрос рациональную природу человека. Риск возникает из множества контингенций (то есть случайно). Анализ риска в терминах рационального социального действия не вполне возможен. Никто не может полностью измерить риск. Роль рациональности в том, чтобы научиться избегать ошибок, выработать «иммунитет» против неудачи. Здесь риск принимает формальное выражение в виде вероятности. Иными словами, речь идет о контролируемом расширении области рационального действия. Определение понятия риска зависит от наблюдателя: что для одного является риском, для другого – опасность. Риск, по Н. Луману, относится к сфере субъекта, активно относящегося к миру и принимающего решения. Опасность же является продуктом среды и относится к объекту[32]32
  Луман Н. Понятие риска // Thesis. -1994. – № 5. – С. 151–152.


[Закрыть]. Но это не единственное отличие. Этимология слова «риск», по мнению этого ученого, не дает внятного ответа относительно его природы. Н. Луман изменяет стратегию исследования и переводит анализ понятия риска на уровень наблюдателя второго порядка. Используя свой обычный прием, Н. Луман пытается объяснить дефиницию риск через различение, имеющееся у наблюдателя. Ситуации, обозначаемые как риск, в одном понятии концентрируют множество различений. Данное множество формируется другим – множеством случайности. Н. Луман помещает случайность рискогенных действий в континуум «настоящее – будущее». «С точки зрения настоящего будущее неопределенно, в то время как уже теперь точно известно, будущее настоящего будет определено с точки зрения его желательности или нежелательности. Только теперь еще нельзя сказать как именно <…> С другой стороны, то, что может произойти в будущем, зависит от решения, которое следует принять в настоящем. Ибо о риске говорят только в тех случаях, когда может быть принято решение, без которого не возникло бы ущерба»[33]33
  Там же.-С. 151–152.


[Закрыть].

Таким образом, Н. Луман, также как и Гидденс, пытается использовать различение риска и опасности. По его словам, существуют две возможности. «Либо возможный ущерб рассматривается как следствие решения, то есть вменяется решению. Тогда мы говорим о риске, именно о риске решения. Либо же считается, что причины такого ущерба находятся вовне, то есть вменяются окружающему миру. Тогда мы говорим об опасности»[34]34
  Луман Н. Понятие общества II Проблемы теоретической социологии. – СПб: ТОО ТК «Петрополис», 1994. – С. 25–42.


[Закрыть].

Иными словами, разница между риском и опасностью заключена в природе наблюдаемых явлений и зависит от позиции наблюдателя. Что для одного является риском, для другого – опасность. К примеру, риск (как риск в результате решения) может накапливаться, аккумулироваться, однако для того, кто принимает решение, опасность остается постоянной. В смысле риск – прерогатива социального актора (индивидуального или коллективного) и продуцируется внутри системы, опасность же относится к внешней среде.

Из этого анализа следуют две вполне очевидные характеристики риска.

Во-первых, риск возникает случайно. Анализ риска в терминах рационального поведения индивида, а значит возможность предсказания последствий социального действия, не вполне возможен. Никто в действительности не сможет полностью измерить риск. «Но тогда какой же смысл в теориях риска, понятия которого связаны с количественной калькуляцией? Может быть, все дело только в том, чтобы задать (как в некоторых теориях морали) какой-то идеал, позволяющий увидеть свое (к счастью, и других людей тоже) несоответствие требованиям [рациональности]»[35]35
  Луман Н. Понятие общества // Проблемы теоретической социологии. – СПб: ТОО ТК «Петрополис», 1994. – С. 25–42.


[Закрыть].

Во-вторых, риск возникает в результате принятия решения. Этому аспекту посвящены многочисленные труды в экономических науках, социально-политическом анализе и теории приятия решений. Н. Думай полагает, что важно увидеть в этом случае социальную сторону. Например, уровень приемлемого риска различен для тех, кто принимает политические решения, и тех, кого эти решения затрагивают. Рационалистическая традиция не объясняет риск, но дает возможность избежать ущерба. При таком подходе риск принимает формальное выражение в виде вероятности, которая представляет собой, по сути дела, контролируемое расширение области рационального действия. Именно постановка проблемы социального действия как рискогенного дает шанс избежать серьезных потерь.

По мнению Н. Лумана, социология обозначает и изучает новые грани риска[36]36
  Там же. – С. 25–42.


[Закрыть]. На первый план выходит анализ последствий действий трех типов систем, производящих риски в современном обществе – естественных, технологических и социальных. Но этот процесс, замечает Н. Луман, неотрефлектирован, то есть социология в какой-то степени сама участвует в процессе производства рисков. «Теоретическая рефлексия удовлетворительного уровня должна бы распознать, по меньшей мере, «аутологическую» компоненту, которая выступает всегда, когда наблюдатели наблюдают наблюдателей. Добытое социологией знание о социальной обусловленности всякого переживания и действования, mutatis mutandis, относится и к ней самой. Она не может наблюдать общество извне, она оперирует в обществе; и именно она-то и должна была бы это знать»[37]37
  Луман Н. Понятие общества // Проблемы теоретической социологии. – СПб: ТОО ТК «Петрополис», 1994. – С. 25–42.


[Закрыть].

Анализируя лумановскую трактовку понятия «риск», С. А. Кравченко выделяет следующие основные положения его концепции: 1) ситуацию контингенции (от лат cotingere – случиться, соприкасаться, то есть ненеобходимость, возможность иного, что связано с какой-то опять-таки ненеобходимой и множественной зависимостью); 2) неопределенность наступления как желательного, так и нежелательного будущего; 3) зависимость неопределенного (в настоящее время) события будущего от решения, которое будет принято (или не принято) в настоящем; 4) взаимосвязь временных и социальных контингенций; 5) признание существования известных и неизвестных рисков, коммуницируемых (выразимых в сообщениях) и некоммуницируемых рисков («что-то плохое может случиться»)[38]38
  Кравченко С. А. Социология: парадигмы через призму социологического воображения. – М., 2007, – С. 679.


[Закрыть].

Итак, проведенный анализ концепций У. Бека, Э. Гидденса, Н. Лумана показывает, исследователи едины и в том, что риск связан с развитием знаний, науки. Анализ существующих подходов к определению риска показывает, что общими для большинства из них являются следующие положения: наличие неопределенности; необходимость выбора альтернативы; возможность при этом оценить вероятность осуществления выбираемой альтернативы; нравственная оценка результата. Риск является субъективным феноменом, возникающим как результат принятия решения. Эта связь имеет сложный характер. Рост знаний и их применение в современном обществе приводит к росту рисков. Чем глубже, разнообразнее, многограннее знания человека о природе и об обществе, чем сложнее технологии, в то числе информационные и управленческие, которые он использует, тем больше рисков он производит. В отличие от опасностей прошлого современные риски неочевидны, часто они представляют собой невидимые, неощутимые угрозы. Для людей они существуют лишь в знании об окружающем мире. Соответственно, общество риска основано на знании о рисках, не на их осязаемом присутствии. Поэтому такое большое значение приобретают информация, коммуникации, культура и политические решения, в которых отражаются и фиксируются интерпретации социально значимых рисков.

Такая интерпретация риска особенно актуальна в кризисных и переходных обществах. Поэтому анализ этого феномена заслуживает особого внимания в условиях российской трансформации. Готовность к риску или его неприятие проявляются как специфические социокультурные характеристики индивидов и групп, отражающие нравственную сторону оценки предполагаемого результата. В свою очередь, общество не может уходить от ответственности за ситуации риска, в которых вынужденно оказываются социальные акторы, а также за морально-нравственные последствия их рискованных действий. Поэтому в определении риска, считают российские ученые Ю. Зубок и В. Чупров, необходимо учитывать нравственные аспекты выбора и оценки выигрыша либо проигрыша на основе принятых в данном обществе ценностей и моральных норм. По их мнению, «риск определяется как деятельность или состояние условий жизнедеятельности личности, группы, общества при переходе от ситуации определенности к ситуации неопределенности (или наоборот), когда появляется обоснованная возможность выбора при оценке вероятности достижения предполагаемого результата, неудачи и отклонения от цели с учетом действующих морально-этических норм»[39]39
  Зубок Ю., Чупров В. Социальная регуляция в условиях неопределенности. – М.: Академия, 2008. – С. 42.


[Закрыть].

Переход общества к современному состоянию предполагает обновление всей системы общественных отношений. Этот процесс основывается на инновациях во всех сферах общественной жизни. Он не может быть полностью прогнозируемым, поскольку предусматривает известную долю инновационного риска. Объективной предпосылкой риска является инновационная составляющая трансформации общества. В процессе трансформации удельный вес рисков, продуцируемых человеческой активностью, т. е. преимущественно внутреннего характера, увеличивается. Следовательно, систематическая незащищенность человека перед угрозами, вызванными самой модернизацией, и есть инновационный риск, приобретающий в трансформирующемся обществе системный, комплексный характер.

Трансформация – процесс, «охватывающий все сферы жизни общества и выраженный в преобразованиях способа деятельности человека (культуры), форм отношений между людьми в ходе их деятельности (социальности)»[40]40
  Лапин Н. И. Пути России: социокультурные трансформации. – М.: 2000. – С. 38–40.


[Закрыть]. Социокультурная трансформация как особый вид социальных изменений отражает комплексные преобразования общества, сочетающие различные способы воздействия от целенаправленного регулирования до спонтанности саморегуляционных процессов. Комплексным этот процесс становится в силу направленности на изменение не отдельных частных сторон, а сущностных черт общества, когда помимо количественных наблюдаются качественные изменения. А именно: 1) «изменение структуры, сопровождаемое существенной модификацией всей сети взаимосвязей ее элементов в социальной системе или социально-культурном поле; 2) «изменение функций с важной модификацией в действиях системы»[41]41
  Штомпка П. Социология социальных изменений. – М.: Аспект-Пресс, 1996. – С. 39.


[Закрыть].

На основе многолетнего анализа социальной и социально-политической ситуации в России учеными ИСПИ РАН выделяется несколько фундаментальных оснований кризиса российского общества. Неудачные либеральные реформы 90-х годов прошлого столетия обусловили переход экономики от производства благ и услуг к продуцированию риска экономической и социальной деградации общества, социальной незащищенности граждан, нарушения элементарных прав человека, политической нестабильности, социальной неуправляемости[42]42
  Осипов Г. В., Покосов В. В. Социальная цена неолиберального реформирования. – М: РИЦ ИСПИРАН, 2001. – С. 83


[Закрыть]. Перечисленные основания кризиса, продуцируемые деформированными социальными институтами (экономикой, политикой, правом), явились доминирующими факторами превращения риска в перманентное состояние российского общества, последствия которого с большим трудом преодолеваются в настоящее время.

Качественное изменение всего комплекса системных характеристик общества обусловливает состояние социальной неопределенности. Оно определяется самим процессом общественного воспроизводства, сопровождающимся отрицанием уходящего этапа развития общества, когда старые механизмы утрачивают свою эффективность, и утверждением наступающего этапа, на котором социально-экономические механизмы еще только оформляются.

Поэтому детерминантами неопределенности в таких обществах выступают характерные черты трансформации: вторжение в системообразующие элементы общественной системы, в ее социальную природу; радикальность и относительная быстрота изменений; отсутствие отчетливо поступательной, а главное, положительной направленности изменений; длительность и глубина аномии, обусловленной опережающим разложением старых общественных институтов по сравнению с созданием новых. Кроме того, наблюдается принципиальная зависимость хода и результатов процесса трансформации от субъективных факторов, которые по значимости практически равны объективным, в том числе от поведения правящей элиты и групп влияния. Слабая управляемость и предсказуемость социальных процессов вносят существенный вклад в стихийность развития и неопределенность его итогов[43]43
  Заславская Т. И. Постсоциалистический трансформационный процесс в России // Вестник российского гуманитарного фонда – 1998. – № 3. – С. 133; Покосов В. В. Российское общество: трансформация целей, интересов, ценностей. – М.: РИЦ ИСПИ РАН, 2006. – С. 42–43.


[Закрыть]. В этих условиях риск становится имманентной частью взаимодействий индивидов и групп.

Степень риска зависит от остроты и масштаба противоречий, возникающих в переходном обществе под влиянием перечисленных факторов. Как правило, считают Ю. Зубок и В. Чупров, в обществах, переживающих эволюцию без социальных потрясений и сохраняющих благодаря существующим интеграционным механизмам относительно устойчивый уровень социальной солидарности, риск принимает латентные формы. Напротив, затяжной характер нестабильности, углубление противоречий и неопределенность конечной цели преобразований вызывают эскалацию риска»[44]44
  Зубок Ю., Чупров В. Социальная регуляция в условиях неопределенности. – М.: Академия, 2008. – С. 45.


[Закрыть]. Поэтому происходит постоянное нарастание рискованных ситуаций. Если на уровне макроструктур речь идет об их дезорганизации, то на индивидуально-групповом уровне это выражается в непредсказуемости жизни и деятельности каждого отдельного члена общества. «Утрата социально-экономической, политической, правовой, любой иной стабильности неминуемо делает человека уязвимо беспомощным. Все замыслы оказываются драматичным образом под угрозой, а благополучный результат – скорее следствие удачно сложившихся обстоятельств, когда жизнь – игра, но человек не всегда знает ее правила»[45]45
  Зубок Ю., Чупров В. Социальная регуляция в условиях неопределенности. – М.: Академия, 2008. – С. 46.


[Закрыть].

Неопределенность в переходном периоде трансформации обществ неизбежно приводит к социальной нестабильности. Если основной характеристикой социальной стабильности признана константность существования социальной и культурной модели общества, то нестабильное общество лишено непрерывности. Оно переживает различные переломы, колебания, периодические всплески и подъемы. Подобные переломы свидетельствуют о кризисном состоянии общества. Поэтому в условиях нестабильности кризис становится значимым детерминантом риска.

Когда кризис утрачивает периодичность, углубляется или превращается в перманентный процесс, и налицо невозможность или неспособность найти приемлемый выход из него, начинается эскалация неопределенности и постоянное расширенное воспроизводство риска. «Воспроизводимый в таком обществе деятельностный и средовой риск внедряется в повседневную жизнь людей, не контролируется и не преодолевается. Становясь в условиях продолжительного кризиса тотальным и перманентным, риск приобретает системный характер, затрагивая фундаментальные механизмы общественного воспроизводства, и определяет специфические черты общества, называемого обществом риска»[46]46
  Зубок Ю., Чупров В. Социальная регуляция в условиях неопределенности. – М.: Академия, 2008. – С. 46.


[Закрыть].

Таким образом, в период социальной трансформации в России социальные процессы неизбежно сопровождаются сильными напряжениями и имеют непредсказуемые последствия. Производство и распространение риска приобретает всеобщий характер. Оно в равной мере затрагивает и макроструктуры, и повседневную жизнь.

Из российских социологов первым изучением данной проблемы начал заниматься О. Н. Яницкий. Анализируя современное российское общество в терминах теории Бека и Гидденса, Яницкий характеризует его как «общество всеобщего риска», используя ресурсный подход. Представляя собой сложную самоорганизующуюся систему, общество функционирует и развивается в соответствии с универсальными социальными законами и присущими каждой конкретной системе закономерностями. Они и обеспечивают социальную обусловленность самоорганизации, отражающуюся в механизме общественного воспроизводства. Отсутствие определенности в осуществлении реформ привело к разрушению этого механизма в России, что и повлекло за собой переход российского общества в состояние риска. В своих работах ученый рассматривает широкий спектр проблем общества риска применительно к российским условиям: социально-экономические, политические аспекты общества риска, риски повседневности, риск-солидарности.

«В обществе риска, – пишет Яницкий, – ключевые естественные условия обеспечения жизнедеятельности человека (вода, воздух, почва, продукты питания), равно как и созданные им социотехнические системы жизнеобеспечения (урбанизированная среда, энергетические и транспортные системы) превращаются в источники риска. Тем самым среда жизнеобеспечения трансформируется в среду жизнеразрушения». А само «общество всеобщего риска» интерпретируется как «органическое нарушение в системе производства ресурсов, необходимых для нормального функционирования общества». «Такое общество», – разделяет алармистские и фатальные настроения Бека российский социолог, – «не способно к развитию. Оно лишь деградирует, превращаясь в нагромождение защитных систем»[47]47
  Россия: риски и опасности переходного общества. – М.: Издательство Института социологии РАН, 1998. – С. 26, 31.


[Закрыть]. Основными предпосылками формирования «общества всеобщего риска», согласно Яницкому, являются: «отсутствие в его профессиональной культуре и научном познании постоянного анализа социальной и природной цены собственной деятельности, т. е. рефлексии по поводу риска; отставание или небрежение к институционализации такой рефлексии путем создания «риск-порядка», понимаемого как нормативно-ценностный ограничитель риска, встроенный в процесс общественного производства; стирание границ между социальной нормой и патологией, примирение с риском как неизбежным условием человеческого существования». Ученый утверждает, что в современных условиях «природные и социальные среды не ограничиваются ролью накопителя рисков, но становятся их производителями»[48]48
  Там же. – С. 26.


[Закрыть].

Социология риска, в трактовке О. Н. Яницкого[49]49
  Яницкий О. Н. Социология риска. М.: Издательство LVS, 2003.


[Закрыть], выдвигает необходимость анализа результатов всех социальных проектов в качестве одной из центральных проблем социологии. Тем самым социология расширяет методологическое основание своих исследований. Созидание и разрушение трактуются ученым как норма общественного производства. Принципиально важным является представление автора о том, что всякий социальный процесс имеет двойственную, созидательно-разрушительную природу. Производство рисков является выгодным делом, мотивом, ресурсом и орудием борьбы конкурирующих групп. Однако это производство субстанционально асимметрично. Акторы, производящие риски, стремятся создать нужный им социальный порядок, который затем навязывается обществу. Риск-потребители вынуждены играть по правилам риск-производителей. Легче сделать ошибку, нежели ее исправить. Сиюминутная выгода, как правило, оборачивается длительными и дорогостоящими потерями.

Автор вводит новое понятие «энергии социального распада». Эта энергия суть массовые действия, разрушающие социальный порядок, его нормативно-ценностную и институциональную структуры. Выделение энергии распада – это воплощение социального риска в форме неконтролируемых действий атомизированных либо политически объединенных социальных акторов. Абсолютного блага не существует – всегда есть цена достижения конкретного блага. Вероятностный подход означает, что возникающие проблемы не могут быть решены «полностью и окончательно». В целом, однако, производство рисков имеет свой порядок, свою «вторичную нормальность». Соответственно, «никакой социальный порядок, никакая модель общественного устройства не могут трактоваться как абсолютно устойчивые, и тем более как идеальные»[50]50
  Там же. – С. 181.


[Закрыть].

Ученый представляет критический анализ современного российского общества риска. В нем, по его мнению, нет согласия относительно основных идей и ценностей. Нет позитивного и согласованного проекта будущего. Мир представляется гражданам потенциально опасным, состоящим из враждующих группировок. Поддерживая точку зрения У. Бека, Яницкий выделяет основополагающую ценность в современной России – безопасность. Озабоченность личной безопасностью дополняется страхом потерять накопленное или ранее приобретенное. Интеграционные процессы в обществе достигаются, прежде всего, поиском общего врага, то есть практикуется «осуждающая модель опасности»[51]51
  Яницкий О. Н. Социология риска. М.: Издательство LVS, 2003. – С. 28.


[Закрыть]. Культура новой России рискогенна в том смысле, что «не успевает» адаптироваться к стремительно меняющейся ситуации. Выход из такого положения видится О. Н. Яницкому в интенсификации процессов социокультурной рефлексии и рефлективности. Социокультурная рефлексия – это критическое осмысление меняющейся реальности и открытый диалог по поводу современного состояния общества. Под рефлективностью автор подразумевает модернизацию старых и возникновение новых социальных акторов и институтов в ответ на «вызовы» общества риска.

О. Н. Яницкий определяет общество риска как общество «средовых вызовов и императивов». Автор, полагая, что социальная среда конкретного общества всегда обладает некоторым запасом прочности, вводит понятие ее «несущей способности». Перед началом реформ несущая способность собственно социальной среды в России была достаточно велика. По мере углубления реформ два процесса развивались параллельно: «выбросы» рисков в социальную среду росли, а ее несущая способность истощалась вследствие интенсивной эксплуатации ее ресурсов и отсутствия средств ее воспроизводства в новых условиях. В результате, порог несущей способности этой среды был преодолен, что имело ряд последствий.

Во-первых, социальная среда перестала играть роль поглотителя рисков. Напротив, стремительно атомизируясь, она стала воспроизводить их во всевозрастающих масштабах.

Во-вторых, коль скоро производство рисков выгодно, принося деньги, власть, социальный статус, то общество приобретает новый стратификационный признак: оно разделяется на производителей и потребителей рисков. Одни социальные общности или социальные группы извлекают пользу из производства рисков, другие же подвергаются их негативному воздействию.

Солидарность производителей риска может быть определена как общность людей, силовым образом «приватизирующая» национальные природные ресурсы и производственные структуры общества, включая социальный порядок, в своих эгоистических интересах. Эти риск-солидарности носят, как правило, агрессивный, экспроприирующий характер. У потребителей рисков – иная «выгода»: льготы или компенсации за потерянное здоровье, за вынужденную жизнь в рискогенной среде. Солидарности жертв риска – общности, по большей части носящие альтруистический характер, поскольку защищают не только собственную безопасность, но и безопасность территориальных общностей и даже общества в целом. Это – общности «ответа» на вызов со стороны риск-производителей. Подобные общности, как правило, создаются снизу, защищают сложившийся социальный порядок, действуют в рамках закона и мобилизуют наличные человеческие ресурсы для достижения своих целей.

В-третьих, появляется новый источник динамики социальной структуры – эмиссия энергии распада, которая трансформируется в общности «лишних» людей, как мирных, так и агрессивных, стремящихся любыми средствами вернуть себе утерянный социальный статус и достойные условия жизни. При долговременном сохранении критической ситуации в конечном случае формируется некоторое «антисообщество» или, иначе, возникает негативный конструкт, объединяющий насилие, сопротивление и страдающее мирное население.

Атомизированная среда стала ресурсом для быстрого распространения влияния старых и формирования новых риск-солидарностей (теневых, криминальных и других патогенных структур). Наконец, интенсивное формирование общностей, целиком зависимых от притока ресурсов с Запада и поэтому не укорененных в российской среде, также явилось потенциальным источником рисков. В итоге социальная среда российского общества обладает значительным контрмодернизационным потенциалом, что является препятствием для реализации любой стратегии реформирования. Социальная среда активно участвует в процессах социальной селекции. Под их воздействием постепенно изменяется качественный состав населения. Результат – ухудшение основных характеристик человеческого капитала российских граждан в целом.

Российский социолог А. В. Мозговая сделала попытку определить место риска в социальном пространстве, выделить те социальные группы, которые являются толерантными к риску[52]52
  Мозговая А. В. Социология риска: возможности синтеза теории и эмпирического знания/ Риск в социальном пространстве. Под ред. А. В. Мозговой. – М.: Ин-т социологии РАН, 2000. – С. 25.


[Закрыть]. Социологический подход к анализу риска, в ее трактовке, непосредственно связан с философской концепцией нестабильности, позволяющей рассматривать законы природы и общества в единстве и взаимосвязи.

Опираясь на положение Н. Лумана о том, что риск связан с принятием решения, она дает следующее операциональное определение риска. «Риск мы определяем как потенциальную возможность угрозы будущих материальных, физических, психологических, социальных, духовных потерь (ущерб здоровью, жизни, имуществу), обусловленных субъективным решением. Опасность может вызвать потери и ущерб, однако, в отличие от риска, эти потери обусловлены неперсонифицированной (бессубъектной) средой. Риск содержит (рождает) конфликты, в то время как опасность создает солидарность. Риск разъединяет, противопоставляет принимающих решения и тех, на кого эти решения распространяются. Ситуация риска предполагает субъект-субъектные отношения – переговоры и поиск приемлемых решений. Риск предполагает отношение, а не восприятие»[53]53
  Там же.-С. 25.


[Закрыть].

Итак, риск – это явление, сущностью которого представляется решение, субъективное по своей природе. Риск осуществившийся, перешедший в реальность – это чрезвычайная ситуация, кризис, катастрофа. Опасность не является риском до тех пор, пока нет решения действовать, несмотря на опасность.

Воспользовавшись представлением П. Штомпки о структуре «социокультурного поля», А. В. Мозговая пытается ответить на вопрос, в каком из четырех его измерений «таится» риск.

Идеальное измерение («социальное сознание» как сеть идей). Возможны или нет некие решения тех или иных социальных субъектов, которые «таят» в себе угрозу фундаментальным идеям общества в целом, этнических общностей, политических партий, корпораций, института семьи? Ответ очевиден – да.

Нормативное измерение («социальные инструкции»: нормы, ценности, предписания, идеалы). Очевидно, что и в этом измерении социального пространства риск имеет место.

То же можно сказать и об интеракционном измерении («социальная организация») и о возможностном измерении («социальная иерархия» как сеть интересов: жизненные шансы, возможности, доступ к ресурсам)[54]54
  Мозговая А. В. Социология риска: возможности синтеза теории и эмпирического знания/ Риск в социальном пространстве. Под ред. А. В. Мозговой. – М.: Ин-т социологии РАН, 2000. – С. 25.


[Закрыть]. То есть риск является неизменным атрибутом всех измерений социального пространства. С гносеологической точки зрения, такой ракурс, по мнению ученого, представляется достаточно перспективным для анализа социального генезиса, социальной сущности и роли риска в современном обществе.

Социологический подход к изучению риска предполагает выход на социальный, институциональный, организационный уровни уязвимости, что означает реализацию системного уровня анализа в отличие, к примеру, от психологии, работающей на индивидуальном и групповом уровнях.

Одной из центральных исследовательских проблем в социологической парадигме риска является проблема социального размещения риска, выявление тех социальных групп, которые являются толерантными к риску. Задача социологии, по мнению автора, – проанализировать те процессы и механизмы, посредством которых риск навязывается людям: оценка приемлемости риска принадлежит социальным институтам, а не населению. Проблема состоит в том, что риски в социальном пространстве распределены неравномерно, и рискам зачастую подвергаются те люди, которые в наименьшей степени способны с ними справиться. Одной из базовых в социологической концепции риска, таким образом, становится связка «риск-власть»: обладание политической и экономической властью означает возможность навязывания риска.

И. В. Брежнева провела вторичный анализ исследования «Социологическое обеспечение рисковой коммуникации», выполненного Институтом Социологии РАН[55]55
  Мозговая А. В. Допустимость ущерба как одно из социологических измерений отношения к риску: возможности синтеза теории и эмпирического знания / Социологические координаты риска // под ред. А. В. Мозговой. – М.: Институт социологии РАН, 2000. – С. 125–163.


[Закрыть]. Она определила социально-демографический портрет социальной группы, толерантной к риску, и выявила социальные факторы, способствующие и препятствующие рискогенному поведению[56]56
  Брежнева И. В. Человеческий капитал организации в условиях общества риска // Автореферат дне…канд. соц. наук. – М.: 2009. – С. 14.


[Закрыть]. В исследовании изучалось отношение к семи видам риска: материальному ущербу; физическому ущербу; психологическому ущербу; социальному ущербу; духовному ущербу от деградации окружающей среды; моральному ущербу от изменения жизненного уклада, слома жизненных планов; экономическому ущербу. Толерантные к риску респонденты на вопрос о допустимости каждого из семи типов рисков отвечают, что риск допустим или допустим при определенных обстоятельствах.