Текст книги "По мотивам русской классики. Пьесы"

Николай. Вся беда в увлечениях. Что в них пользы? Куда бы волна ни понесла – все нехорошо. Человек хоть на камне стой – но на своих ногах.

Владимир. А вы стоите?

Николай. Стараюсь. Хочу смотреть на женщину человеком, а не комнатной собачкой. И вам советую.

Сцена 17

Гостиная в доме Засекиных. Зинаида сидит в кресле. На коленях книга. Входит Владимир. Она поднимается ему навстречу.

Владимир. Я пришел проститься, княжна. Вероятно, навсегда. Мы уезжаем…

Зинаида. Да, я слышала. Спасибо, что пришли. Думала: уже не увижу вас.

Молчание.

Зинаида. Не поминайте меня лихом. Иногда я мучила вас…

Владимир. Зачем вы играли мною?

Зинаида. Я виновата перед вами, Володя.

Владимир. Зачем вам была нужна моя любовь?

Зинаида. Я очень виновата… Сколько во мне дурного, темного, грешного… Но теперь я не играю вами. Я вас люблю – вы и не подозреваете, почему и как…

Владимир. Я все знаю…

Зинаида. Никто не может знать всего…

Зинаида подходит к нему, снимает с волос ленту, повязывает ему вместо галстука. Обнимает его за голову, целует.

Владимир смотрит на ее руку, берет ее за запястье.

Владимир. Что это?

Зинаида отдергивает руку, прячет за спину.

Владимир. Это рубец. От хлыста. Я видел такое у сына конюха. Кто вас так?.. Он?

Зинаида (деланно смеясь). Ваш конюх?

Владимир. Вы знаете, о ком я.

Зинаида. И о ком же? Ну! Смелее, мсьё Вольдемар! Скажите это! И покончим уже навсегда.

Владимир. Это он – мой отец. Да? Ответьте: да?

Зинаида. Паж не должен так разговаривать со своей королевой.

Владимир. Я вам не паж. Как вы могли? Вы же молодая девушка, княжна все-таки… Вы же знали, что мой отец – несвободный человек.

Зинаида (держась за рубец на руке). Он должен расстаться с этой…

Владимир. Ведь вы могли выйти замуж – да хоть за Беловзорова.

Зинаида. Замуж? За Беловзорова? (Хохочет.)

Владимир. Вы же погубили свое будущее… Вы же себя погубили!

Зинаида. Он должен расстаться с этой…

Владимир. С моей матерью…

Пауза.

Владимир. Что же это? Это какое-то одно большое несчастье.

Зинаида. Это любовь, мсьё Вольдемар. Это и есть настоящая любовь…

Владимир. Сносить удар от кого-то?

Зинаида. От самой милой руки.

Владимир. И жертвовать собой?..

Зинаида. И жертвовать…

Пауза.

Зинаида. Хоть вы обо мне и дурного мнения, знайте: я не такая, какой вы меня воображаете. Я не такая…

Владимир. Я о вас дурного мнения?

Зинаида. Да вы…

Владимир. Поверьте, Зинаида Александровна, что бы вы ни сделали, как бы вы ни мучили меня, я буду любить вас и обожать вас до конца моих дней.

Зинаида. Прощайте, мсьё Вольдемар… прощайте…

Сцена 18

Европейский курорт. Лето. В беседке сидят Николай, Марья Сергеевна и Майданов. Николай и Марья Сергеевна ведут неспешный диалог. Майданов что-то пишет в блокнот, временами вставляя в разговор реплики.

Марья Сергеевна. Почему в Европе так не любят русских?

Николай. Позвольте не согласиться с вами.

Марья Сергеевна. Не любят, не любят. Считают нас жлобами. И не спорьте, Николай Иванович. Вот вы когда уехали из России?

Николай. Почти месяц.

Марья Сергеевна. А мы без малого год. Месье Майданов любезно согласился сопроводить меня в путешествие по Европе. И повидали, скажу вам. Лучше и не вспоминать.

Николай. Почему вам тогда не вернуться?

Марья Сергеевна. Да вы что? В Петербурге всё, абсолютно всё навевает мне ужасные воспоминания. Вот месье Майданов подтвердит. Он был свидетелем нашей семейной драмы. И написал прекрасную поэму. Называется «Убийца любви».

Майданов. Ужасная история.

Марья Сергеевна. Месье Майданов, как тонкая поэтическая натура, не мог не поспособствовать разоблачению этой авантюрьерки.

Николай (Майданову). Так это вы написали то письмо?

Майданов. Петр Васильевич сказал, что ему почему-то не нравится мой почерк.

Марья Сергеевна. И обещал выбросить месье Майданова в окошко. Он всегда отличался вспыльчивым нравом. Но знаете, один раз я видела, как он заплакал. Он тогда получил письмо из Москвы, от этой авантюрьерки… Просил меня, просил… Лучше и не вспоминать. А утром с ним случился удар. А я всегда думала, что он переживет меня.

Майданов. Умереть в 42 года – это так поэтично.

Марья Сергеевна. Ну, что мы все о нас да о нас. Как вы? Чем занимаетесь?

Николай. Я? Да вот – кашляю…

Марья Сергеевна. Да, я вам говорила? Владимир заканчивает университет.

Майданов. А госпожа Дольская очень даже похорошела.

Николай. Какая госпожа Дольская?

Марья Сергеевна. Та самая авантюрьерка. Бывшая княжна Засекина.

Майданов. Вы ведь тоже были в нее влюблены? Признайтесь. (Целует руку Марье Сергеевне.) Это было наше общее наваждение.

Николай. И что за человек ее муж?

Майданов. Прекрасный малый. С состоянием.

Марья Сергеевна. После смерти Петра Васильевича я перевела ей значительную сумму. После такой истории нелегко составить партию. Но такие всегда умеют выкрутиться. Кто бы знал…

Майданов. Марья Сергеевна – добрейшая, щедрая душа.

Марья Сергеевна. Кстати, новую поэму месье Майданова – она называется «Убийца убийц» – переводят здесь на немецкий язык. Я считаю необходимым оказывать протекцию молодым талантом.

Майданов. А Беловзоров – слыхали?

Николай. Что с ним?

Майданов. Без вести пропал. На Кавказе.

Марья Сергеевна. Урок вам, молодые люди. Надо уметь вовремя расстаться.

Майданов. Так сказать, разорвать сети.

Марья Сергеевна. Да, разорвать. Вот, вы, Николай Иванович, выскочили тогда благополучно. Смотрите, не попадитесь опять.

Николай. Ну, что вы, Марья Сергеевна, с моим-то кашлем. Куда мне…

Сцена 19

Владимир и Зинаида.

Зинаида. Ты дописал свой роман?

Владимир. «Роман»? Да это была детская забава.

Зинаида. Надо дописать. Обязательно. Слышишь?

Владимир. Вся эта история стала каким-то сплошным нелепым воспоминанием. (Пауза.) Мне часто снится один и тот же сон. Странный и страшный сон. Я вхожу в низкую темную комнату. И вижу в этой комнате отца. Он держит в руке хлыст. А потом в углу я вижу тебя. И у тебя красная черта – но не на руке, а на лбу. А потом позади вас поднимается Беловзоров. Он весь в крови и что-то пытается мне сказать. Я тяну к тебе руку. И вдруг вижу, что я держу нож. И ты пугаешься меня. Не отца, а меня. И я не знаю, как тебе помочь. Я не знаю как…

Зинаида. Если можешь, помолись за него и за меня… и за себя.

Владимир. Когда умер отец, я заставил себя думать, что он просто уснул. И не хочет просыпаться. Помнишь, у Шиллера: «Мне снился сын. Зачем ты меня разбудила? Может быть, он простил бы меня».

Зинаида. А ты простил?

Владимир. Ты же знаешь… Да и нечего здесь прощать.

Молчание.

Владимир. В молодости кажется, что ты обладаешь всеми сокровищами вселенной. Даже грусть и печаль утешают тебя. И я даже предвидел какую-то счастливую будущность. Какой я был дурак… Дни бегут и исчезают без следа и без счета. И все в тебе исчезает, как воск на солнце, как снег…

Зинаида. А любовь – она тоже исчезает?

Владимир. Она превращается в призрак – призрак первой любви.

Зинаида. Тогда, при нашем расставании, ты сказал, что будешь любить меня всегда, до конца дней. А теперь – это только призрак? (Пауза.) А если бы я сейчас сказала тебе «да»?

Владимир. Госпожа Дольская, вы останетесь моим самым дорогим воспоминанием. Как воск на солнце… В последнем письме отец написал мне: «Сын мой, бойся женской любви. Бойся этого счастья, этой отравы…»

Зинаида. Немудреное завещание…

Молчание.

Зинаида. Допиши роман.

Владимир. Зачем?

Зинаида. Нас тоже когда-нибудь не станет, а эта история останется после нас.

Владимир. Я не знаю как…

Зинаида. Я расскажу тебе. Проходит несколько лет. Ты приходишь в гостиницу «Демут». Ты узнал, что я остановилась там. В тебе расшевелились старые воспоминания, и ты решил встретиться. Ты приходишь и спрашиваешь госпожу Дольскую. А тебе говорят, что я умерла четыре дня назад. Почти внезапно. От родов. И ты идешь, идешь сам не зная куда. И думаешь все об одном, что ты мог увидеть меня и не увидел. И не увидишь уже никогда. И эта мысль впивается в тебя. И будет жить в тебе всегда – горьким упреком. И ты представляешь мое лицо, мои глаза, мои руки. Они сейчас в тесном ящике, в сырой подземной тьме. Тут, недалеко от тебя, пока еще живого, и, может быть, в нескольких шагах от твоего отца…

Владимир. Как ты можешь? Как ты можешь так легко об этом говорить? Моя любовь, все мои волнения и страдания кажутся теперь чем-то таким маленьким и детским, таким мизерным по сравнению с этим другим. С этим неизвестным, о чем мы можем только догадываться. То, что так пугает нас. То, что напрасно силишься разглядеть в будущей тьме.

Зинаида. Не надо бояться. Жизнь держится любовью. Обыкновенно любовь овладевает человеком без спроса, против его воли. И проявляется не всегда одинаково. Но только любовь сильнее смерти и страха смерти. С ней нельзя хитрить. В ней нельзя сомневаться.

Владимир. И в этом, по-твоему, и состоит тайна жизни?

Зинаида. Именно в этом и состоит вся прелесть жизни. Ты просто любишь. Ты пускаешь по ветру силы, которые, ни на что, кроме любви, употребить не умеешь. Ты любишь и поэтому говоришь: я живу – смотрите!

Апрель – июнь 2023 г.

Сентиментальное следствие по делу Оли Мещерской

Пьеса по мотивам рассказа И. А. Бунина «Легкое дыхание»

Расследуется убийство гимназистки Ольги Мещерской. Убийца пойман с поличным и признал вину. Но во время допросов судебный следователь обнаруживает, что свидетели, на первый взгляд не имеющие непосредственного отношения к преступлению, по каким-то причинам скрывают часть правды о жизни погибшей красавицы.

В пьесе использованы отрывок из «Фауста» И. В. Гете (перевод Н. А. Холодковского) и стихотворение Федора Терентьева «Жизнь сложна и неказиста…» (1970).

Действующие лица

Следователь.

Оля Мещерская, гимназистка.

Субботина, гимназистка.

Начальница гимназии.

Алексей Михайлович Малютин, 56 лет.

Романчук, казачий офицер.

Классная дама.

Сцена 1

Кабинет Следователя. Следователь и Субботина.

Следователь. Та-а-ак… Субботина Галина Никаноровна… Угу… Значит, вы учились с Ольгой Мещерской в одной гимназии.

Субботина кивает.

Следователь. И не просто учились – были подругами.

Субботина. Я ее любимая подруга. Так она говорила…

Следователь. Вот и расскажете нам о своей любимой подруге.

Субботина. Вы не можете меня допрашивать. Я несовершеннолетняя.

Следователь. Это не допрос. Мы, так сказать, беседуем. По душам… Какой она была, эта Мещерская?

Субботина. Не знаю какой… Обычная девочка.

Следователь (перебирая бумаги). Я вот смотрю: вы лучшая ученица в классе.

Субботина кивает.

Следователь. Умный, значит, человек. Так и рассудите, как умный человек. Будут в обычных девочек взрослые дяди из револьверов стрелять, а?

Субботина плачет. Следователь подает ей стакан воды.

Субботина. Ее больше нет. Зачем вы все это спрашиваете?

Следователь. Да, Галина Никаноровна, преступник пойман. Вы хотите для него наказания по всей строгости закона?

Субботина кивает.

Следователь. Так вот, помогите нам. Следует определить, какое это было убийство. Были отягчающие обстоятельства или нет? Простое это убийство или сокрытие какого другого преступления?

Субботина. Я не знаю. (Плачет.)

Следователь. Но наказания-то вы для убийцы хотите?

Субботина. Хочу.

Следователь. Поможете?

Субботина кивает.

Следователь. Вот и замечательно. Рассказывайте.

Субботина. Но при чем здесь, какой она была? Как это поможет?

Следователь. Рассказывайте-рассказывайте, а мы уже сами разберемся.

Субботина. Сначала она была как все девочки. Не выделялась ничем. А потом стала расцветать – знаете, как пишут в сказке: не по дням, а по часам.

Следователь. Значит, как в сказке. Угу…

Субботина. В пятнадцать лет она уже была красавицей.

Следователь. Завидовали?

Субботина. Я? Да что вы! Нет. Я ее люблю. Любила… Но, может, кто и завидовал. Да, вполне возможно…

Следователь. Назовете имена?

Субботина. Нет-нет. Я предположила… Понимаете, в ней было такое для всех очарование – не выразить человеческим словом.

Следователь. А вы все-таки попробуйте.

Субботина. Ну, вот некоторые девочки тщательно причесываются, чистоплотные, следят за собой – за движениями, за словами. А она – она ничего не боялась. Ни чернильных пятен на пальцах, ни растрепанных волос, ни даже, когда бежит, упадет вдруг и у нее колено оголится. Все у нее как-то легко выходило, без усилий. И да, последние два года она очень выделялась среди девочек. На ней даже это гимназическое коричневое платье как-то по-особому сидело. Такая изящная, нарядная…

Следователь. Значит, оголенное колено…

Субботина. Она лучше всех танцевала на балах. А как она бегала на коньках! Вы бы видели! Так никто не бегал. Ни за кем на балах столько не ухаживали, как за ней.

Следователь. Угу. Значит, так и запишем: была ветрена, не могла жить без поклонников.

Субботина. Я этого не говорила. Вы сейчас это сами придумали.

Следователь. И что ж при такой, как вы утверждаете, красоте у Мещерской не было поклонников?

Субботина. Ну, были, наверное. Я не знаю.

Следователь. Как же так? Близкая подруга и не знаете? А как же этот, как его? (Листает дневник.) Вы знали, что Мещерская вела дневник?

Субботина (указывая на дневник). Вы что – его прочли?

Следователь. Конечно.

Субботина. Это же личное!

Следователь. Это улика в деле об убийстве… (Листает дневник.) Так как же его фамилия?.. Странная еще такая… Шершень? Женьшень?

Субботина. Шеншин. Как у Фета.

Следователь. Та-а-ак… У меня в списках нет никакого Фета.

Субботина. Фет Афанасий Афанасьевич, русский поэт. Вы что, не знаете?

Следователь. Знаю, конечно. И при чем здесь Фет?

Субботина. У него тоже была фамилия Шеншин.

Следователь. У кого?

Субботина. У Фета.

Следователь. У Фета была фамилия Фет. Не путайте меня, госпожа Субботина. Вот, нашел: точно – Шеншин. Судя по этим записям, этот Шеншин, гимназист, был безумно влюблен в Мещерскую. Это правда?

Субботина. Ну, это совсем другое.

Следователь. Какое другое?

Субботина. Ну, Оля тоже будто бы его любила.

Следователь. Вот именно – «будто бы»! А что же он тогда покушался на самоубийство?.. Что молчите?

Субботина. Я не буду говорить.

Следователь. А и не надо. У меня уже есть показания, что Мещерская была изменчива в обращении с Шеншиным – то есть ветрена, не так ли? – и тем самым довела его до попытки самоубийства. Подтверждаете?

Субботина. Вы несправедливы!.. Почему все вокруг так жестоки? Почему?..

Сцена 2

Зимний вечер. Каток. Под музыку люди гуляют и катаются на коньках. От толпы, отделяются Оля Мещерская, вслед за ней Субботина.

Субботина Оля, лови меня! Упаду!

Субботина катится на Олю. Оля расставляет руки, пытается поймать Субботину. Падают в сугроб, хохочут.

Субботина (оглядываясь по сторонам). Шеншин, кажется, потерялся.

Оля. Да бог с ним…

Оля лежит на спине, смотрит в небо.

Оля. Знаешь, что я люблю больше всего на свете?

Субботина. Шеншина?

Хохочут.

Оля. Больше всего на свете я люблю жить… А как я люблю зиму! Вот такую снежную, солнечную, морозную… Люблю наблюдать из окна, как солнце опускается за снежный ельник. И розовый вечер… И гулянье на Соборной улице! Пойдем завтра на Соборную? И каток, и эту музыку, и толпу со всех сторон!

Субботина (помогая Оле встать). Вставай давай, а то простудишься.

Оля (обнимая Субботину). Милая моя Субботина, я так тебя люблю! Мне так хорошо! Я самая беззаботная! Я самая счастливая!

Отряхивают друг друга от снега.

Субботина. Я думала: ты будешь расстроенной.

Оля. Это почему же?

Субботина. Тебя вызывала начальница.

Оля. И что же от этого?

Субботина. Ну, не знаю. Все девочки в гимназии ее боятся.

Оля. А чего ее бояться? Ты видела ее пробор? А ее гофрированные волосы?

Смеются.

Оля. Когда тебе от кого-нибудь страшно, нужно представлять про него что-нибудь смешное. А мне вот совсем не страшно. А вообще-то, мне очень нравится в ее кабинете.

Субботина. Я никогда там не была. И не приведи господь.

Оля. Кабинет такой чистый, большой. Там все блестит – и лакированные полы, и блестящая голландка. А в морозный день еще и тепло. А еще – там пахнет ландышами. Представляешь? Зимой пахнет ландышами. Разве не чудесно? На письменном столе у начальницы стоят ландыши. Она ведь тоже женщина.

Субботина. Но ведь она тебя, скорее всего, отсчитала.

Оля. Милая моя Субботина, я уже и не помню. Зачем? Посмотри на это небо, на этот мир – он так прекрасен! Что мне твоя начальница, когда вокруг столько чудесного! (Катится в толпу.) Давай догоняй!

Смеясь, исчезают в толпе.

Сцена 3

Кабинет Следователя. Следователь и Начальница гимназии.

Начальница гимназии. Я, как начальница гимназии, предпринимала все попытки, чтобы урезонить эту девицу. Но она в эту последнюю зиму совсем сошла с ума.

Следователь. Сошла с ума?

Начальница гимназии. Фигурально выражаясь. В гимназии все об этом говорили: сошла с ума от веселья.

Следователь. И в чем же выражалось ее поведение?

Начальница гимназии. В разных отклонениях от нормы.

Следователь. Можно поконкретнее?

Начальница гимназии. В тот день, когда я вызвала ее в свой кабинет – для очередной воспитательной беседы, – она вихрем носилась по сборному залу.

Следователь. Во время занятия носилась?

Начальница гимназии. Нет. Как раз была большая перемена.

Следователь. Угу… Одна носилась?

Начальница гимназии. Нет, почему же. За ней гонялись первоклассницы. И визжали, как блаженные.

Следователь. Значит, первоклассницы?

Начальница гимназии. Ее почему-то обожали младшие классы. Не понимаю…

Следователь. Что еще?

Начальница гимназии. Ну, эта ее прическа.

Следователь. Что с ней?

Начальница гимназии. Вы понимаете, такие прически не для гимназисток. Такие прически носит определенный тип женщин, если вы меня понимаете. И этот ее жест…

Следователь. Какой жест?

Начальница гимназии. Как она оправляла волосы.

Следователь. Можете показать?

Начальница неловко пытается оправить волосы.

Начальница гимназии. Не могу. Это очень неприличный жест.

Следователь. Угу… В тот раз, когда вы вызвали ее к себе в кабинет, какой она была?

Начальница гимназии. Как всегда в то время – сама беззаботность. Никакого уважения, никакого страха!

Следователь. То есть она вот так и вошла к вам в кабинет?

Начальница гимназии. Представляете, да! Ни капли страха! Сияла своими бесстыжими глазами! Простите…

Следователь. Значит, сияла глазами… А кто еще в тот раз был в кабинете?

Начальница гимназии. Никого. Только я и Мещерская.

Следователь. Вы уверены?

Начальница гимназии. Конечно. За кого вы меня принимаете?

Следователь. А вот в своем дневнике Мещерская пишет иное. Что в кабинете, куда вы ее позвали, был еще мужчина. Некий Николай Александрович.

Начальница гимназии. Это неправда. Да она что угодно нафантазирует.

Следователь. Мещерская пишет, что вы сидели с вязаньем в руках. Это так?

Начальница гимназии. Возможно. Я и не припомню. Уже месяц прошел…

Следователь. А вы все-таки постарайтесь.

Начальница гимназии. Вполне возможно… Да, я сидела с вязаньем.

Следователь. То есть в этой детали Мещерская не лжет?

Начальница гимназии. Получается так. Но к чему вы ведете?

Следователь. Тогда почему вы утверждаете, что она лжет в другом – в том, что у вас за спиной был мужчина.

Начальница гимназии. Да не было никакого мужчины! Откуда в моем кабинете в женской гимназии возьмется мужчина?

Следователь. Ну, вам об этом лучше знать.

Начальница гимназии. Эта Мещерская, у нее на уме только и были что одни мужчины.

Следователь. Вы это утверждаете?

Начальница гимназии. Я в этом уверена.

Следователь. И есть какие-то подтверждающие это факты?

Начальница гимназии. Только мой многолетний опыт. Мещерская была из тех ранних девочек, которые… ну, сами понимаете.

Следователь. Не понимаю.

Начальница гимназии. Таких особ видно сразу невооруженным глазом. (Понизив голос.) Обольстительницы!

Следователь. И кого, по-вашему, обольстила Мещерская?

Начальница гимназии. У меня нет фактов.

Следователь. Угу… Значит, вы утверждаете, что были в кабинете вдвоем.

Начальница гимназии. Боже мой! Ну конечно!

Следователь. А вот Мещерская пишет, что тот мужчина был молодой и привлекательный. И так смотрел на нее, что она понимала, что нравится ему. И еще она пишет, что в тот момент в этом самом вашем кабинете у нее с ним был роман.

Начальница гимназии. Да как возможно! За кого она меня выставляет?! Я не понимаю, почему вы верите этой вертихвостке!

Следователь. Ну, учитывая, что она погибла, как-то не с руки…

Начальница гимназии. Да, простите… Что-то я разнервничалась… Не понимаю, зачем она это нафантазировала… Погодите! Как, вы сказали, звали того мужчину?

Следователь. Николай Александрович.

Начальница гимназии, что-то осознав, от удивления прикрывает рот рукой.

Следователь. Вы что-то вспомнили?

Начальница гимназии кивает.

Следователь. То есть мужчина все-таки был?

Начальница гимназии кивает.

Следователь. Ну, слава богу! Добрались до истины. И кто же он?

Начальница гимназии. Император.

Следователь. Я не ослышался? Простите, кто?

Начальница гимназии. Император, Николай II, Александрович, Романов…

Пауза.

Следователь. Значит, император?

Начальница гимназии кивает.

Начальница гимназии. У меня в кабинете висит парадный портрет императора. Это портрет.

Следователь. Вот оно что…

Пауза.

Начальница гимназии. Я понимаю, вы не покажете мне ее дневник.

Следователь. Не положено. Вещественное доказательство.

Начальница гимназии. Но если вдруг в нем упоминается еще какой-то взрослый мужчина, знайте: это все ее наглые выдумки. Как вы сами только что могли убедиться.

Сцена 4

Кабинет Начальницы гимназии. Начальница сидит за столом, вяжет. За спиной у нее большой портрет Императора. Входит Оля Мещерская.

Начальница гимназии. Здравствуйте, mademoiselle Мещерская. К сожалению, я уже не первый раз принуждена призывать вас сюда, чтобы говорить с вами относительно вашего поведения.

Оля подходит к столу, грациозно делает квиксен.

Оля. Я слушаю, madame.

Начальница гимназии. Слушать вы меня будете плохо. Я, к сожалению, убедилась в этом.

Пауза.

Оля рассматривает кабинет, портрет Императора.

Начальница гимназии. Я не буду повторяться, не буду говорить пространно… Вы уже не девочка…

Оля. Да, madame.

Начальница гимназии. Но и не женщина. Прежде всего, – что это за прическа? Это женская прическа!

Оля (поправляя прическу). Я не виновата, madame, что у меня хорошие волосы.

Начальница гимназии (вскакивая). Ах, вот как, вы не виноваты! Вы не виноваты в прическе. Не виноваты в этих дорогих гребнях. Не виноваты, что разоряете своих родителей на туфельки в двадцать рублей! Но, повторяю вам, вы совершенно упускаете из виду, что вы пока только гимназистка…

Оля (перебивая). Простите, madame, вы ошибаетесь: я женщина.

Начальница гимназии. Что?!

Оля. Я – женщина, madame.

Начальница гимназии. Да как вы…

Оля. И виноват в этом – знаете кто? Друг и сосед папы, Алексей Михайлович Малютин. Ваш брат. Это случилось прошлым летом в деревне…

Сцена 5

Кабинет Следователя. Следователь и Алексей Михайлович Малютин.

Малютин. Я в полном недоумении. Я не имею совершенно никакого отношения к этому происшествию.

Следователь. Преступлению, вы хотели сказать?

Малютин. Я уважаемый в городе человек. И то, что меня допрашивают по поводу этого… преступления – это невообразимо! Мне придется обратиться в вышестоящие инстанции.

Следователь. Что ж. Не могу этому препятствовать. А пока ответьте на вопросы. Фамилия, имя, отчество.

Малютин. Вы издеваетесь? Я уважаемый в городе…

Следователь (перебивая). Фамилия, имя, отчество.

Малютин. Алексей Михайлович Малютин.

Следователь. Алексей Михайлович, где вы были 10 июля прошлого года?

Малютин. Не знаю. Точнее, не помню.

Следователь. Придется вспомнить.

Малютин. Сидел с вами в ресторане «Вена».

Следователь. Зачем вы говорите неправду?

Малютин. А докажите, что это неправда. Докажите! Где вы сами были в тот день?

Следователь. Я был на службе.

Малютин. А! Не помните! По глазам вижу. Ни один нормальный человек не помнит, что с ним было полгода назад в какой-то незначительный для него день.

Следователь. Я бы не стал называть его незначительным.

Малютин. И что же в этот день произошло?

Следователь. Может быть, 10 июля прошлого года вы наведались к Мещерским?

Малютин. Вполне возможно. Я приятельствую с отцом этого семейства.

Следователь. А в каких отношениях вы были с дочерью своего приятеля?

Малютин. Ни в каких.

Следователь. А если все-таки хорошо подумать?

Малютин. Вы на что намекаете? Мне 56 лет. Она мне во внучки годилась.

Следователь. Угу. Скажите, а прошлым летом на чем вы ездили за город?

Малютин. А это-то здесь при чем?

Следователь. На крылатке, запряженной парой вяток?

Малютин. Да, именно на ней.

Следователь. Угу.

Малютин. При чем здесь мои лошади? Это невообразимо! Вы куда копаете?

Следователь. Я не копаю. Я сверяю факты… Значит, говорите, «во внучки годилась»? А не припомните, кого вы называли своей Маргаритой, господин Фауст? А?

Малютин. Так! Всё! Я требую адвоката!

Следователь (устало вздыхая). Вы не обвиняемый, господин Малютин. Зачем вам адвокат?

Малютин. У вас очень хитрое лицо. Откуда мне знать, куда вы выверните?

Следователь. Прекрасно вы знаете куда… Вот скажите мне, господин Малютин, без протокола, вот так, между нами: каково это, а? С девочкой младше вас на 30 лет, с дочерью вашего друга… А она ведь росла на ваших глазах. Наверное, маленькая сидела у вас на коленях, доверяла вам… Да я бы на месте ее отца! (Ударяет ладонью по столу.)

Малютин (вскакивая). Я буду жаловаться! Вы превышаете…

Следователь. Сядьте! Я сказал: сядьте… Мы еще не закончили.

Малютин садится.

Следователь. Вот, это дневник Ольги Мещерской. Запись от 10 июля. Читайте.

Малютин отворачивается.

Следователь. Хорошо. Я сам прочитаю. А вы будьте любезны слушать. «Сейчас второй час ночи. Я крепко заснула, но тотчас же проснулась… Нынче я стала женщиной!» Это начало записи. Дальше, я думаю, вы догадываетесь, о чем речь. И концовка: «Я не понимаю, как это могло случиться, я сошла с ума, я никогда не думала, что я такая! Теперь мне один выход… Я чувствую к нему такое отвращение, что не могу пережить этого!..»

Молчание.

Следователь. Эту запись она показала Романчуку, тому казачьему офицеру. И он застрелил ее. Прочел это и застрелил. Почти в упор… Кому теперь должен пожаловаться ее отец? В какую вышестоящую инстанцию, господин Фауст?..

Малютин. Не превышайте!.. У вас нет против меня никаких улик.

Следователь (указывая на дневник). «Не могу пережить этого».

Малютин (указывая на дневник). Это не доказательство.

Следователь. Я знаю… Я зна-ю! Вы думаете, господин Малютин, кому-то в этих стенах есть дело до судьбы этой девочки? Это всего лишь очередное следствие по делу. Статистика, черт побери! Я заполню бланки, выполню формальную работу – и вуаля! Каждый займется своей жизнью… А впрочем, кому я это говорю? Вы куда в это воскресенье? На скачки? Думаю, можете ставить по-крупному. Вы настоящий везунчик, господин Малютин, – без страха и упрека…

Сцена 6

Загородная усадьба Мещерских. За окнами раздаются удары грома и шум дождя. В гостиную, растянув над собой узорную шаль, вбегают Малютин и Оля, смеются. Оля пытается стряхнуть с шали капли дождя, но Малютин держит свой конец шали в руке и пристально смотрит на Олю.

Оля. Я совсем запуталась… (Смотрит ему в лицо.) У вас дождинки в бороде.

Малютин. И она седая.

Оля. Нет. Серебряная. (Трогает его бороду.) И глаза совсем молодые.

Оля резко отстраняется. Выпустив шаль из руки, идет к окну. Стоит, повернувшись к Малютину спиной, глядя в окно. Он подносит шаль к лицу, потом бросает ее на диван. Направляется к Ольге.

Оля. Дождь зарядил надолго. А вы приехали в крылатке. Придется пережидать.

Малютин. Очень жаль, что я не застал Владимира Семеныча.

Оля. Вам со мной скучно?

Малютин. Ну что вы!

Оля. Странно, что папа не предупредил вас, что его не будет.

Малютин. Возможно, я нарушаю ваше одиночество.

Оля. Да, когда все уезжают в город, мне очень нравится быть одной. Но вам я очень обрадовалась, Алексей Михайлович.

Малютин. Вы не лукавите?

Оля. Ни капельки. За полдня мне наскучило быть одной. И мне приятно принимать и занимать вас. Так что на этот дождливый вечер вы будете моим кавалером.

Малютин. С превеликим удовольствием! (Приближается к Ольге.)

Оля (направляясь к столу). А, давайте пить чай!

Малютин садится за стол. Оля расставляет чайные приборы, разливает чай. Молча пьют.

Оля. Алексей Михайлович, когда мы шли с вами по саду – перед тем, как началась гроза – вы рассказывали мне про Фауста и Маргариту.

Малютин. Да…

Оля. Так чем же все закончилось?

Малютин.

«О, не страшись, мой друг!

Пусть взор мой, пусть пожатье рук

Тебе расскажут просто и не ложно,

Что выразить словами невозможно!

Отдайся вся блаженству в этот час…»

Оля. Никогда не понимала стихов. Вот моя подруга Субботина – она очень понимает… Фауст женился на Маргарите?

Малютин. Нет. Он сбежал, спасая себя.

Оля. Как неблагородно с его стороны. А ведь она ради него пренебрегла приличиями.

Малютин. Да, все считали Маргариту падшим существом. А он был слишком эгоистичен и самолюбив, чтобы оценить ее жертву.

Оля. Тогда почему их историю называют историей великой любви? Не понимаю…

Пауза.

Оля. Что-то меня знобит. Наверное, из-за дождя.

Оля идет к дивану, берет шаль, кутается в нее. Ложится на диван. Малютин подходит к ней, садится рядышком на край дивана.

Оля. Алексей Михайлович… зачем вы все время шутите, что влюблены в меня?

Малютин. Я не шучу. (Целует ей руки.)

Оля закрывает лицо шалью.

Оля. Теперь моя шаль пахнет вашим английским одеколоном.

Малютин обнимает ее, целует через шаль.

Сцена 7

Кабинет Следователя. Следователь и Романчук.

Романчук. Да повинен я, повинен! Всё, всё признаю! Так и пиши! Только не мытарь мне душу, следователь! Мочи нет! Всё признаю! Чего тебе еще от меня надо? Не могу я, не могу, понимаешь? Эта вина мне душу рвет! Да хоть застрели меня сейчас на месте – за счастье почту! (Стонет.) Мочи моей нет…

Следователь. Господин Романчук, прекратите это мелодраматическое исполнение. Возьмите себя в руки.

Романчук рычит, обхватив голову, стонет.

Романчук (понизив голос). Слушай, следователь. Прояви милость, а? Намекни там своим конвоирам: пусть по случайности в камере какой ремень оставят или веревочку. Ни одну ночь глаз не сомкнул. Марево кровавое так перед глазами и стоит. Я вздернусь потихонечку. А тебе что? У тебя вон признание мое, да и свидетелей полный вокзал. А? Какое уж тут следствие? Прояви милость, следователь. Освободи ты меня от муки этой.

Пауза. Следователь достает из стола стакан и бутылку, наливает. Показывает глазами на стакан Романчук. Тот выпивает. Следователь, поразмыслив, достает второй стакан, наливает и себе. Выпивает. Убирает бутылки и стаканы. Подходит к окну. Смотрит за окно, повернувшись к Романчуку спиной. Молчание. Возвращается к столу.