Текст книги "Перекрестки судьбы"

Глава 12

Полина не любила жару.

Ее раздражала духота, раскаленный воздух и разомлевшие, потные люди, жадно ищущие тень и прохладу.

Летом она не жила без кондиционеров, холодного душа и прохладительных напитков.

Сегодня с утра солнце жарило так, словно хотело спалить и деревья, и дома, и спешащих куда-то горожан…

Небо, выгоревшее и полинявшее, больше похожее на бесцветную холщовую парусину, почти сливалось с раскаленным до бела солнцем. Полное безветрие и накопившаяся липкая, вязкая духота вызывали головную боль и нервное напряжение.

Полина, полчаса стоявшая под освежающим душем, наконец-то, собралась с силами и выбралась из дома.

Чертыхаясь, задыхаясь и безумно злясь, она села в машину, раскалившуюся от зноя и, выкрутив ручку кондиционера до максимума, резко выехала со двора.

Но самое страшное, оказывается, ожидало ее впереди.

Когда Полина, цокая тонкими каблучками, весело вошла в свой кабинет, она сразу почувствовала неладное. Здесь было не просто душно, а невыносимо жарко, так, словно в комнате всю ночь топили печь. Отпрянув в ужасе от распахнувшейся двери, пышащей зноем, женщина быстро набрала номер заведующего хозяйством и, еле сдерживаясь, чтобы не употреблять ненормативную лексику, заорала в трубку все, что думала о нем, его обязанностях и всем его хозяйстве.

В общем, день начинался неудачно.

Как потом выяснилось, кондиционер испортился, очевидно, не выдержав натиска тридцатиградусной жары, но вместо того, чтобы просто не подавать охлажденный воздух, он, натужно гудя, стал выбрасывать в кабинет Полины горячий поток, обжигающий и знойный.

Обозленная, насупившаяся и расстроенная женщина, стоя в коридоре, пыталась собраться с разбегающимися мыслями, как-то разрешить эту дурацкую ситуацию и найти наиболее комфортный выход, ведь хочешь не хочешь, а работать нужно даже в тридцатиградусную жару.

Думала Полина недолго.

Нужное решение созрело почти мгновенно…

Ничуть не сомневаясь в его верности, женщина, сделав два шага налево, резко распахнула дверь соседнего кабинета и, ослепительно сверкнув улыбкой, легко впорхнула в кабинет заместителя директора по строительству.

Алексей, погруженный в таблицы и чертежи, недовольно поднял глаза от компьютера и, изумленно взглянув на влетевшую в его кабинет Полину, развел руками:

– Ого! Что за явление? От кого убегаешь?

Женщина, понимая, что выглядит довольно нелепо, пожала плечами и сердито ответила:

– От себя.

Но, увидев недоуменный взгляд Красовского, снизошла до объяснения:

– В моем кабинете аврал. Сущий ад.

Алексей недоверчиво улыбнулся:

– Как это – аврал?

– А вот так, – Полина расстроено вздохнула, – сгорел кондиционер, причем что-то там в его механических мозгах переклинило, и он стал выдувать, прямо как Змей Горынович, огненный воздух.

– Да ну? – Алексей заинтересованно откинулся на спинку кресла: – И что?

– Ничего. Если не выгонишь, посижу сегодня в твоем кабинете.

– В моем? – Алексей, не любящий сюрпризов, тут же напрягся: – А я?

Полина, в глубине души очень надеявшаяся, что такой поворот дела как-то сблизит ее с упрямым замом по строительству, прикинулась обиженной:

– Ну, что ты как ребенок? Неужели не пустишь на один денек? Сяду за стол для совещаний. Буду сидеть, как мышка… Обещаю, что не нарушу твой священный покой…

Алексею все это не нравилось.

Ему не хотелось такого соседства и вынужденного общения, но… Что оставалось делать? Как поступить? Не выгонять же даму вон из кабинета?

Заставив себя улыбнуться, Алексей нехотя кивнул Полине:

– Ну, располагайся, раз решила… Ты ж не отстанешь! Но только предупреждаю сразу, меня не отвлекать – дел по горло.

Женщина хитро подмигнула, ничуть не смущаясь:

– Еще скучать будешь, когда я обратно к себе перееду!

Рабочий день поплыл по привычному и уже полюбившемуся всем течению, люди работали, как хорошо налаженный механизм, не отклоняясь от служебных обязанностей и не допуская досадных оплошностей. Ситуации, подобно сегодняшней, были скорее исключением из правил, и поэтому Полина, любившая и умевшая работать, уселась поудобнее и тут же погрузилась в магию цифр, таблиц и графиков.

Часа три пролетели незаметно.

Алексей, оторвавшись от холодно мерцающего компьютера, осторожно перевел взгляд на женщину, сидевшую напротив. Он никогда не думал о ней как о женщине, не придавал значения ее внешности и шуткам. Теперь же, вынужденно сидя так близко, он вдруг впервые заинтересовался и стал исподтишка с интересом ее разглядывать. Вблизи Полина оказалась еще красивее: ее черные, как вороново крыло, волосы, мастерски уложенные на изящной головке, отливали тусклым блеском, огромные черные глаза, обрамленные длинными ресницами, были похожи на сливы, уже несколько перезревшие и от этого сильно потемневшие. Она вся казалась произведением изысканного скульптора, ее стройная фигура была очень пропорционально и красиво сложена.

Почувствовав, что Алексей внимательно изучает ее, Полина, скосив глаза, насмешливо взглянула на мужчину:

– Что смотришь?

Алексей отчего-то ужасно смутился, словно его поймали на месте преступления, но ответил честно:

– Да вот, любуюсь тобой.

Полина, удивленно хмыкнув, отодвинулась от стола и пристально посмотрела на Алексея:

– Это хорошо.

Она помолчала, думая о чем-то своем, а потом кивнула на дверь:

– Может, кофейку выпьем? Как думаешь?

Красовский кивнул:

– Хорошая мысль. Давай… Сходишь?

Полина, прищурившись, согласно махнула головой:

– Не хочется, но схожу.

Уже подойдя к двери, она обернулась:

– Для тебя, Красовский, ничего не жалко!

Алексей, изумленно распахнув глаза, с нескрываемым удовольствием поглядел ей вслед, и тут же отметил про себя, что сегодня Полина совершенно не раздражает его, а даже, наоборот, ему почему-то хочется с ней шутить, поддразнивать ее и даже, что ему совершенно не свойственно, пофлиртовать.

Кофе, однако, они пили молча.

Полина не решалась вступать в разговоры, опасаясь, что излишнее внимание будет неприятно мужчине, давно занимающему ее воображение, а Алексей молчал лишь только потому, что в голове его происходили разлад и сумятица: он никак не мог понять, как и, главное, когда ему вдруг могла понравиться эта довольно дерзкая, вызывающе красивая дамочка, сидящая сейчас напротив.

В общем, день не заладился…

Теперь Алексей корил себя за мягкотелость, понимая, что не нужно было идти на компромисс и разрешать главному экономисту работать сегодня в его кабинете. Сердясь и нервничая, он мысленно безжалостно ругал себя последними словами:

«Болван! Ну, какой же ты идиот, Красовский! Она та еще штучка, ей палец в рот не клади, откусит всю руку…»

Но именно в то же самое время, когда он, не подбирая выражений, отчитывал себя, он все равно думал и думал о ней, такой яркой, такой привлекательной и такой зовущей.

Он постоянно отвлекался и в результате, конечно, не сделал и половины того, что планировалось с утра.

Все это мужчину вывело из себя и обозлило невероятно. К концу рабочего дня он уже еле сдерживался, чтобы не послать эту змею-обольстительницу в края не столь отдаленные.

Полина же, видно чувствуя, что дело плохо (вот ведь женская интуиция!), сидела как мышка, боясь шелохнуться. Притихнув и намеренно демонстрируя занятость и отстраненность, женщина в глубине души ликовала и еле сдерживалась, чтобы не встать и не обнять Алексея. Она все больше понимала теперь, что ни за что не отступит, пойдет напролом и сделает все для того, чтобы попытаться его завоевать.

Они по-прежнему молчали.

Но их внутренняя энергия, подспудно вырываясь наружу, и без лишних слов вызывала бурю эмоций и у нее, и у него. Казалось, что еще мгновение – и все заискрит от накала страстей.

В этой небольшой комнате шла невидимая глазу, но очень осязаемая борьба двух начал, двух миров, двух вселенных.

Борьба инь и янь.

Борьба мужчины и женщины.

Рабочий день, такой странный и необычный, показавшийся целой вечностью, наконец подходил к концу.

Служащие из соседних отделов потянулись к выходу. Техсотрудницы загремели ведрами, спеша поскорее навести чистоту в огромном здании. А они все сидели, уткнувшись в экраны своих компьютеров, и никто из них не решался первым нарушить гнетущую тишину.

Полина, отлично понимая, что надо собраться с силами и прервать затянувшуюся паузу, все же долго не могла осмелиться.

Но тут ее вдруг осенило!

Захлопнув крышку ноутбука, она нарочито громко сказала, не глядя на Алексея:

– Красовский, а ты слово данное всегда держишь?

Алексей, ничего не понимая, поднял голову и удивленно захлопал глазами:

– Да, всегда. А к чему ты это спрашиваешь?

Она обворожительно улыбнулась, уже заранее зная, что на этом этапе выиграла сражение:

– А к тому… Ты помнишь, как по весне обещал мне в ресторан сходить поужинать? Ты тогда сказал, что очень устал, но, – она хлопнула в ладоши, – торжественно пообещал, что в следующий раз мы обязательно поужинаем. А?

Алексей почувствовал, как его обдало жаром. И радуясь, и злясь на себя одновременно, он вздохнул, уже понимая, что сегодня ему не отвертеться. Махнув рукой, мужчина пожал плечами и чуть слышно выдохнул:

– Ну что ж… От тебя, видно, не сбежишь.

Полина, наклонившись, заглянула ему прямо в глаза:

– А ты не беги, Красовский… Не надо. Чего от своего счастья бегать?

Мужчина, оторопев от такого неприкрытого захвата и открытого нападения, долго молчал. Потом встал, подошел к окну и, видно, собираясь с мыслями, не торопился с ответом.

Они молчали.

Но иногда молчание дороже слов.

И многозначительнее…

Они молчали, хотя и он, и тем более она уже не сомневались в исходе сегодняшнего вечера.

Полина подошла к Алексею, все еще стоящему у окна, мягко взяла его за руку и решительно шагнула к двери.

Жизнь непредсказуема.

Иногда она жестоко шутит, но иногда делает царские подарки.

Никто не знает своего будущего…

Но именно сегодня Полина выиграла первый бой.

Глава 13

Алексей Красовский гордился своей семьей.

Мама – популярная телеведущая, отец – известный кинорежиссер, квартира, дача, домработница…

В общем, лучшего и желать не нужно.

Но, как ни странно, всеобщее домашнее обожание и изобильное благополучие мальчишку не испортили. Он, с детства привыкший и к роскоши, и к родительской славе, и к личному водителю, рос серьезным и очень честным. Мама, как, впрочем, и всякая нормальная мама, очень хотела сделать его жизнь безоблачной и легкой, но Алексей еще в подростковом возрасте вдруг заявил, проявив характер:

– Мам, хватит меня опекать! Я уже взрослый…

Мама, улыбнувшись, ласково потрепала его по щеке:

– Ах ты, мой золотой… Ну, какой же ты взрослый? Тебе только двенадцать, тебе еще расти и расти.

Но мальчишка, нахмурившись, сердито повел плечами:

– Никакой я не маленький! И с водителем я в школу больше ездить не буду, поеду на метро, как все…

Мама опешила:

– Почему? Какое еще метро? Ты с ума сошел?

Но Алеша, насупившись, упрямо стоял на своем:

– Не хочу этого… Все смотрят, как на дебила. Называют маменькиным сыночком.

Женщина расстроено опустилась на стул и умоляюще взглянула на сына:

– Милый, да они просто завидуют и тебе, и известности твоих родителей. Неужели ты не понимаешь? Каждый из них тоже хотел бы, чтобы его возила машина, чтобы маму каждый день показывали по телевизору, чтобы папа снимал такие фильмы, которые будут завоевывать призы на кинофестивалях… Слышишь? Ведь все, что мы делаем – это для тебя, сынок.

Но Алешка не сдавался:

– Нет, это вы для себя делаете. Вы это любите. И я хочу делать то, что я люблю…

Так двенадцатилетний подросток впервые заявил свои права на свободу выбора.

Родителям пришлось смириться…

Мальчик рос самостоятельным, очень серьезным и вдумчивым. Он имел свое суждение по любому вопросу, не боялся высказываться на уроках, учился хорошо и легко.

Школьные годы пролетели быстро.

Алеша возмужал, вырос, стал высоким, стройным и очень привлекательным. Девчонки по нему с ума сходили, писали записки, звали на свидания, звонили домой… Но юноша, увлеченный физикой и математикой, одинаково приветливо относится ко всем своим воздыхательницам, при этом никого особенно не выделяя. Он их не сторонился, веселился от души на дискотеках, дурачился с подругами, помогал в экстренных ситуациях.

Но и только…

Никто из знакомых девушек всерьез не трогал его сердца. Ему нравилось с ними шутить, дразнить их, танцевать и хохотать от души. Потом, в университете, он вдруг влюбился. Да так, что спать по ночам не мог…

Устраивал девушке романтические свидания, водил в театр, заваливал цветами… Но жениться, правда, не спешил, ведь перед глазами был пример собственных родителей. Отец, обожавший маму, и дня не мог прожить без нее, и юноше хотелось такой же любви, всепоглощающей и бесконечной.

Позже Алеша встретил другую девушку.

Рыжеволосая, длинноногая и дерзкая, она сразу покорила его сердце, но вела себя как кошка, которая гуляет сама по себе. Время от времени эта рыжеволосая бестия куда-то исчезала, объяснений не давала и все загадочно улыбалась, ужасно этим расстраивая и выводя Алексея из себя. Терпение его, наконец, однажды лопнуло, и они расстались.

Между тем возраст Алеши уже приближался к двадцати девяти. Родители не на шутку волновались: не мальчик уже, а мужчина! Им хотелось для него стабильности, какой-то уверенности, да и внуков, наконец, мечтали понянчить. Они не раз пытались с сыном поговорить, обсуждали между собой сложившуюся ситуацию, советовались с друзьями…

Дело, однако, не двигалось вперед. Сын с браком не спешил и только отшучивался, успокаивая родителей.

Но не зря говорят, что всему свое время.

Именно тогда, когда придет ваш час, все нужное обязательно случится.

На очередной Новый год Алексей собрался в Париж. Ему хотелось ярких впечатлений, смены обстановки и новых знакомств. Хотелось опять пройти по Елисейским полям, погулять по Монмартру, вдохнуть воздух, пахнущий круассанами и кофе.

В аэропорт он приехал пораньше, очень уж не любил спешить и догонять, не торопясь прошел регистрацию, выполнил все необходимые формальности и с удовольствием опустился в кресло в зале ожидания. Ночной рейс тем всегда хорош, что обычной толкучки и неразберихи уже нет, огромные залы пустеют, встречающий и провожающий народ разъезжается по домам, а те, кто остаются, потихонечку дремлют в своих креслах, дожидаясь нужного рейса.

Алексей достал книгу и приготовился погрузиться в общество любимых героев. Но тут он, случайно обернувшись, обратил внимание на девушку, которая сидела неподалеку и что-то увлеченно рассказывала подруге.

Молодой человек даже не понял, чем незнакомка его так поразила, но что-то в ней было! Забыв и про книгу, и про свой рейс, он как завороженный глядел на девушку, боясь пропустить хоть одно ее движение, хоть один жест. Светлые волосы падали на высокий лоб, голубо-серые глаза удивленно и одновременно ласково смотрели на окружающих. Она смеялась, держа подругу за руку, и Алексей вдруг поймал себя на том, что тоже улыбнулся, даже не слыша ее слов. Девушка, светлая и легкая, словно зимняя снежинка, обладала каким-то притяжением, совершенно необъяснимым, но абсолютно волшебным. Алеша, забыв о правилах приличия, никак не мог заставить себя отвести от нее взгляд.

Объявили рейс на Париж.

Пассажиры засуетились, задвигались и потянулись к выходу на посадку.

Алексей растерянно оглянулся.

Уже надо было идти, уже очередь на посадку заметно уменьшилась… Мысли лихорадочно метались, молодой человек пытался найти правильное решение, но ничего не получалось. Хотелось только одного: бросить этот дурацкий чемодан, давно лежащий где-то в недрах самолета, и бежать без оглядки за светловолосой улыбчивой девушкой.

Знакомиться вот так, на ходу, было не в его правилах, как говорится, воспитание не позволяло, но сейчас ему все стало безразличным: и привычки, и нормы поведения, и пристрастия. Махнув рукой, он в отчаянии повернулся к девушкам и в два шага настиг их. Задыхаясь от смущения, растерянности и своей необыкновенной смелости, он взглянул на светловолосую девушку, изумленную появлением незнакомца, и бросился как в омут с головой:

– Извините. Мне очень неловко, честное слово… Простите ради бога… Но мой самолет улетает…

Девушки ошеломленно переглянулись. Подруга первой пришла в себя:

– И что? Вам нужна помощь?

– Нет, – он улыбнулся, уже успокаиваясь, и, покраснев от смущения, взглянул на светловолосую красавицу, – мне нужен ваш номер.

– Номер? Какой номер? – девушка озадаченно сдвинула брови, – я что-то ничего не понимаю!

Он пожал плечами, облегченно вздохнул и засмеялся:

– Я и сам ничего не понимаю. Простите мне мою наглость. Но поверьте, это очень важно для меня. Очень!

Алексей немного замялся, а потом, махнув рукой, отчаянно выпалил:

– Я хочу вам позвонить… Пожалуйста.

Девушка явно растерялась.

Посадка в самолет заканчивалась.

По громкой связи дежурная уже дважды просила опаздывающих пассажиров поспешить на посадку. Алеша, оглянувшись, увидел, что все вылетающие этим рейсом, уже прошли и у выхода никого не осталось.

Он взволнованно взглянул на светловолосую девушку:

– Извините. Мой самолет улетает, я очень опаздываю.

Время на раздумье явно истекло.

Подруга незнакомки, похоже, ему сочувствовала, она дернула девушку за руку:

– Верка, да дай ты ему телефон! Видишь, человек опаздывает… Сейчас самолет его улетит, слышишь, объявляют! Ну!

Девушка, растерявшись, пожала плечами:

– Ну, хорошо… Записывайте.

Он радостно засмеялся и, махнув рукой в знак благодарности, кинулся, приплясывая, к выходу на посадку.

Вот так и состоялась та знаменательная встреча в московском аэропорту, которая привела его ровно через год к законному браку.

Алексей, бесконечно счастливый, тогда сказал своей маме:

– Вот, мамочка, я и нашел свое счастье.

Мама, сияя улыбкой, кивнула:

– Я так рада за тебя, и за Верочку… Господи, я уже потеряла надежду! Наконец-то!

Потом, поглядев внимательно на сына, она добавила:

– Прибавится в нашем доме народу, появятся дети, зазвучит смех… Я так долго этого ждала.

Но Алексей, верный себе, лишь покачал головой:

– Нет, мамуль… хочу тебя разочаровать. Мы пойдем жить на квартиру. Так будет правильнее, во всяком случае в первое время. Нам надо одним пожить, узнать друг друга, наши привычки, пристрастия. Притереться характерами, так сказать…

Женщина огорченно всплеснула руками:

– Ты с ума сошел! Привести молодую жену на квартиру! Здесь огромный дом…

Алеша ласково улыбнулся:

– Мамочка, ну, она же меня любит, а не наш дом? Поживем так, а там видно будет.

Они прожили три года.

Все было, как и положено молодой семье: и слезы, и радости, и недомолвки…

Но главное – была любовь.

Это уже позже Алексея стала иногда раздражать слишком сильная привязанность Веры к детскому дому, в котором она дневала и ночевала. А быть может, он попросту ревновал свою молодую и красивую жену к ее работе?

Никто теперь этого не узнает. Но факт остается фактом: через три года они развелись.

Вот ведь как бывает… Неужели и правда все проходит?

Алексей, честный и порядочный по своей натуре, так прямо и сказал жене обо всем, что его не устраивало. А потом ушел…

Ушел, несмотря ни на что – ни на еще живущую в сердце любовь, ни на просьбы и слезы Веры, ни на уговоры родителей, очень полюбивших девушку за эти годы.

И вот теперь он, свободный и независимый, сидел в ресторане с другой. С Полиной…

Ну что ж… Каждый выбирает сам.

И Алексею тоже сейчас казалось, что он сам делает выбор.

Но все, как, впрочем, и всегда, в тот вечер за него решила женщина.

Ах, эти женщины…

Глава 14

Даша затеяла генеральную уборку.

Ей, необыкновенной чистюле, всегда хотелось, чтобы в доме все блестело и сияло. Утром, проводив своих домашних на работу, она неторопливо прошла в комнату, полила и обрезала цветы, тщательно вытерла цветочные горшочки, вымыла подоконники, достала пылесос, намереваясь пропылесосить за диваном и шкафами. Но только она отодвинула диван от стены, как раздалась трель звонка у входной двери.

Даша, откинув волосы, удивленно оглянулась, пробормотав:

– Кто бы это мог быть? Странно…

Глянув в дверной глазок, она ахнула и, повеселев, широко распахнула входную дверь:

– Ну, проходи, странница. Откуда ты? Почему не позвонила?

В прихожую вошла женщина лет пятидесяти.

Выглядела она просто сногсшибательно и гораздо моложе своих лет. Стройная, в льняных брюках, с потрясающей стрижкой, с самым модным маникюром – женщина светилась здоровьем и бодростью.

Войдя, она ласково обняла Дашу за шею, расцеловала в обе щеки и, улыбаясь, кивнула:

– Привет, дорогуша! Я из дома, уже три дня как вернулась, а не позвонила потому, что хотела сделать тебе сюрприз. Ну как, получилось?

Даша усмехнулась:

– Ах ты, мой сюрприз! Ты мне всегда в радость, но если бы предупредила, то я бы кекс или тортик какой-нибудь испекла…

Они посмеялись и, обнявшись, пошли в комнату, где посередине одиноко стоял отодвинутый диван. Пришедшая дама, увидев его, даже присвистнула:

– Ого! Это что за переселение народов? Что тут у вас?

Даша развела руками, поправляя фартук, повязанный поверх легкого халатика:

– Вот уборку затеяла.

Женщина насмешливо сморщилась:

– Ой, я тебя умоляю! Ну, какая еще уборка? У тебя ж и так все блестит, стерильность, как в операционной! Даша, опять ты за свое? Нет, Дашка, ты неисправима!

Даша засмеялась.

Она обожала свою подругу.

Тамара была из разряда тех редких людей, которые, однажды встретившись на твоем пути, никогда тебя не бросают и всегда первыми приходят на помощь.

Когда-то, в августе восемьдесят второго, когда ее первый муж Тихон окончил военное училище и они приехали в часть для прохождения службы, она познакомилась с молоденькой девушкой Томой, женой вновь прибывшего лейтенанта. И с тех пор они практически не расставались.

Поначалу жили в военном городке рядом, помогали друг другу переносить тяготы военных будней, потом муж Даши погиб в Афганистане, и Тамара, сама будучи тогда беременной, несколько суток не отходила от лежащей в беспамятстве подруги. Она, сцепив зубы, чтобы самой не рыдать от отчаяния и страха, кормила Дашу с ложки, забрала маленькую Веру к себе, давая подруге возможность прийти в себя после страшного известия. Она вытаскивала Дарью из депрессии, кричала и топала ногами, когда та отказывалась есть и спать, помогала собирать документы и упаковывала вещи, когда подруга решила вернуться к родителям. Потом Тамара, коренная москвичка, внезапно разошлась со своим лейтенантом и, забрав маленькую дочь, тоже уехала из военного городка в родную Москву Но подругу свою женщина не забыла, писала ей длиннющие письма, расспрашивая о житье-бытье, и, сообразив, что все у Даши плохо, однажды вызвала ее в Москву, решив, что в большом городе той будет проще и найти работу, и учить дочку, и отвлечься от ужасной беды. Дарья поначалу ни за что не хотела ехать: боялась столицы, незнакомых людей и неизвестности. Миллион вопросов вставали сразу: где жить, на какие средства, как устроить дочку в ясли…

Но Тамара не была бы Тамарой, если бы все не предусмотрела и не устроила. Она договорилась со своей родной бабушкой, одиноко живущей в центре города, и поселила подругу к ней. Сразу решались две проблемы: и жилье нашлось, и ясли были не нужны. Пока Даша днем работала, бабушка с удовольствием занималась ее дочкой. Все как-то устраивалось. Работа тоже нашлась довольно быстро: закончившая когда-то педагогический институт девушка стала преподавать биологию в школе.

Все налаживалось. Успокаивалось. Все потихоньку решалось.

Даша переехала в Москву восемьдесят шестого весной, через год после получения похоронки. Она только-только стала приходить в себя, и верная и заботливая Тамара всегда была рядом.

Время бежало.

Всегда трудно привыкать к новой жизни, а после такого потрясения тем более. Ничто не радовало молодую вдову, она и улыбаться-то разучилась, все только плакала и плакала, вспоминая своего Тихона, его улыбку и сильные руки. Иногда по ночам ей снились кошмары, и тогда она кричала и просыпалась в холодном поту. И опять рыдала от горя и отчаяния. В такие минуты бабушка, Нина Васильевна, приютившая в Москве их с дочкой, садилась рядом и гладила дрожащей рукой Дашу по спине, сотрясающейся от рыданий:

– Поплачь, поплачь, доченька, – говорила старушка, – раз душа просит – плачь. А вот как слезы закончатся, так и горе отступать станет. Ты сама это почувствуешь… Ах, беда какая! И кто эту войну придумал…

Так они и жили до той поры, пока в новогодние дни восемьдесят седьмого Даша, случайно зашедшая в кинотеатр, чтобы погреться, и уснувшая во время сеанса, не встретила Ивана.

Вот так и бывает в жизни: не знаешь, где найдешь, где потеряешь…

А время между тем шло своим чередом…

Тамара, что бы ни случалось, всегда находилась рядом. Дочь ее давно выросла, стала журналисткой и уехала за границу, мужа Тамара так себе и не нашла. Жила, как она сама любила говорить, без всяких обязательств в полном довольствии. Бывали, конечно же, в ее жизни и любовь, и встречи, но одного-единственного она так и не встретила. Работала в музыкальной школе, преподавала сольфеджио, занималась собой, ездила к дочери и, конечно же, всегда зорко следила за жизнью любимой подруги, приходя на помощь и поддерживая в трудные минуты.

Сегодняшний ее визит оказался сюрпризом для Даши только потому, что она находилась в полной уверенности, что Тамара сейчас преспокойно отдыхает за границей.

Тамара, чуть нахмурившись, обвела взглядом комнату:

– Значит, так, Дашуль, придется тебе сейчас быстренько закруглиться с уборкой. Чистота и так у тебя здесь идеальная. Давай-ка лучше посидим, поболтаем. Давно не виделись, я соскучилась. Там в пакете, кстати, вам с Верочкой подарки заграничные, потом посмотришь.

Даша, ласково улыбнувшись, чмокнула Тамару в щеку:

– Ах ты, мой ангел-хранитель!

Тамара довольно кивнула:

– Это правильно… Ну что, поедем куда-нибудь или здесь посидим, чайку попьем?

– Да почему же чайку? – возмутилась Даша, – я тебя обедом кормить стану. Все как положено: первое, второе и третье…

– Ого! – захохотала Тамара, – прямо как в армии!

Она вдруг задумчиво посмотрела куда-то в сторону и тихо проговорила:

– А помнишь, Даш, как мужья наши в молодости рассказывали про свою столовую в части? Там тоже все по уставу готовили: первое, второе и третье. Помнишь?

Даша грустно качнула головой:

– Помню. Конечно, помню. Тиша еще всегда потешался надо мной, говорил, что в столовой котлеты вкуснее, чем дома.

Они помолчали, думая об одном и том же.

Тамара улыбнулась:

– Вот как годы летят. Вроде бы только вчера мы с тобой познакомились, а сколько лет прошло!

– Да, – кивнула Даша, – и Тихона уже тридцать лет нет в живых, и Верочка совсем взрослая стала.

Тут Тамара, словно спохватившись, вопросительно взглянула на подругу:

– Слушай, Дашуль, а что это за новость такая о разводе Веры? С чего бы это? Ты мне когда об этом по телефону поведала, я чуть со стула не упала. Как это? Такая любовь – и пожалуйста…

Даша развела руками:

– Ой, Тома, любовь любовью, но и так случается, оказывается… Ты вон тоже своего лейтенантика любила больше жизни, а где он теперь? Разошлись и не вспоминаешь!

Тамара поджала губы:

– Ой, не обо мне тут речь! У меня характер – ого! Я спуску никому не даю, но ведь Верочка – ангел во плоти, доброта безмерная… Что там у них стряслось?

Даша нахмурилась:

– Не поверишь – до сих пор не пойму. Вроде бы все хорошо было, всегда везде вместе, а потом Вера позвонила – рыдает в голос… Мы с Ваней ничего понять не могли, кинулись к ним, а она там одна… Говорит, ушел. Взял чемодан и ушел.

Тамара недоверчиво прищурилась:

– Как это – взял и ушел? Просто так, без всякой причины? Ну, уж нет, что-то там все-таки есть. Жаль, что я отсутствовала, я бы разобралась. Ты слишком мягкая и доверчивая – Вера вся в тебя. А я бы с ним поговорила.

Она вздохнула и добавила тоном, не обещающим ничего хорошего:

– Да и сейчас еще не поздно… Подумаешь, ушел он! Я вот с ним и побеседую по душам, надо же все-таки понять, что происходит.

Даша улыбнулась:

– Ну, ладно… Пойдем, кормить тебя буду.

Они пошли на кухню.

И долго-долго еще сидели, тихо беседуя. Им было о чем поговорить.

Даша, радуясь появлению Тамары, забыла и о времени, и о своей уборке, брошенной на половине…

Мало осталось таких людей в ее жизни. Дорогих и любимых.

Вера, Иван да вот еще подруга… Тамара.

Ну, как тут не поговорить…