Текст книги "Рыцари в ассортименте"

5
Немного сумбурная глава, но заканчивающаяся принятием решения

– Что, прямо так упал на колено и предложил руку и сердце?

Климка лихо вывернула на Суворовский. Милочке все-таки пришлось посетить Дисконт-центр еще раз – купить к платью туфли. Климка, обычно тратившая на шмотки гораздо меньше и денег, и времени, на сей раз, как настоящая подруга, составила ей компанию. И теперь они возвращались в центр, заваленные покупками, на почти новенькой Климкиной «девятке».

– Что, прямо так упал на колено и предложил руку и сердце?

– Представь себе! – отозвалась Милочка, в сотый раз отвечая на сотый раз заданный вопрос.

– И что?

– Я сказала, что подумаю. – Милочка опустила окно и закурила. – Не могла же я ему так сразу в лоб сказать, что я его и как мужчину-то не воспринимаю. Это как-то невежливо.

– Слушай, что он, тебе совсем-совсем не нравится? Ну ведь голова-то у него есть, раз на квартиру заработал, совладельцем фирмы стал...

– Ой, Климентьева, даже не знаю... Его акции, конечно, выросли в цене, когда он про квартиру сказал... Но, Климочка, пойми, я могу ему в плечо уткнуться, поплакать, могу по этому самому плечу потрепать – я спокойно могу к нему прикоснуться, но представить его в своей постели... Понимаешь, я все-таки эстет. Мне нужно, чтобы мужчина был красивый. Помнишь Арканю? Сволочь он, конечно, но какая красивая сволочь...

– Ты что, все еще по нему страдаешь?

– Да нет, – спокойно отмахнулась Милочка. – Просто вспомнить приятно. А Гошик – это уж как-то совсем. Ладно бы я действительно изо всех сил замуж хотела – могла бы и попытаться. Но я все-таки не считаю, что он – мой последний шанс. А еще он мне поставил условие: он на мне не женится, пока я курить не брошу.

– Конечно, Гошик – это не твой последний шанс, но почему бы тебе не бросить курить? – весело откликнулась Климка, паркуясь рядом с блинной. – Поболтаем спокойно?

– Ты что?! – ахнула Милочка, автоматически схватившись за талию при виде блинчиков.

Климка уже занимала очередь.

Милочка заняла столик, сидела и любовалась отстраненно женственной Климкой, которая даже в очереди, даже устав от шопинга, продолжала как-то бессознательно флиртовать с мужиками, пристроившимися в очередь за ней. Мужики были иностранцами, старыми и страшными, и совершенно не интересными самой Климентьевой. Делала она это как нечто само собой разумеющееся.

Милочка вспомнила, как они познакомились в общаге, где Милочкины однокурсницы жили на четвертом, а несколько студенток медфака на пятом. И курили все в одном месте, между этажами. Милочка тогда еще не курила, но за компанию иногда выходила подышать никотином. Тогда она еще о своем здоровье не задумывалась. Как, в общем-то, и все остальные – молодые, здоровые и веселые – ее подруги, знакомые, однокурсницы.

Климка тогда была такой тощей, что ей уже не завидовали. Одевалась на «апрашке». Пила все, что горит. Курила, как паровоз. Меняла кавалеров, как перчатки. Милочка же, напротив, пила избирательно, никотин вдыхала только пассивно, умело выбирала качественные вещи и любила исключительно героев.

Прошло почти десять лет. Климка немного округлилась. Закончила медфак и ординатуру, поработала в государственной больнице и ушла в частную клинику. Перестала одеваться на «апрашке». Сняла квартиру в центре. Купила машину. Сходила замуж. Бросила курить. Глядя на высокую, стройную, с взволнованно-одухотворенным взглядом Климентьеву Екатерину Григорьевну тридцати лет от роду, одетую шикарно и небрежно одновременно, с тем особым налетом богемности, который, в отличие от Москвы, накладывает Питер, можно было сказать, что жизнь этой самой Климентьевой Екатерины Григорьевны удалась.

Сама Климка не знала, удалась ее жизнь или нет, а в сей момент она вообще просто заказывала себе и Милочке по порции блинчиков. А получив заказ, она широким жестом поставила поднос на стол перед подругой. Иностранцы, увлеченные бессознательными чарами Климентьевой, очнулись от гипноза и растерялись. Милочка, стараясь скрыть улыбку, вопросительно уставилась на них. Климка, не замечая, – или делая вид? – уселась напротив подруги. Иностранцы проблеяли что-то невразумительное и ретировались.

– Ну, Климка, ну ты даешь! – смеялась Милочка. – Как ты их приворожила, одним взглядом... на блинчики!

– Да я их вообще не видела! – оправдывалась Климентьева. – Откуда они вообще взялись?

– Помнишь фильм «Мемуары гейши»? Как там?.. Настоящая гейша одним взглядом может остановить мужчину.

– Что их останавливать? Мы же не в Японии. У нас настоящая женщина одним взглядом должна уметь сподвигнуть мужчину навесить шкафчики, забить гвоздь...

– ...отремонтировать бытовую технику...

– ...починить компьютер...

– Он тебе компьютер-то починил?

– Починил. И денег не взял.

– Ну, ты настоящая гейша! – Климка прищурилась. – А может, тебе действительно сходить замуж за Гошика? Не выйти, а именно сходить? Сколько можно ждать героя?

– Я уже не жду героя.

– Тем более если ты уже не ждешь героя. Ни героя, ни принца на белом коне. И правильно делаешь. Слушай, скажи мне, а как твой Гошик пахнет?

Милочка задумалась, вспомнила, как утыкалась носом ему в плечо и, кажется, куда-то в шею... Пожала плечами:

– А пахнет он хорошо.

– Вот и прекрасно. Извини меня, но я медик, а не филолог. Все ваши стрелы Амура – не более, чем романтический бред. Для меня любовь – в первую очередь физиология. Люди выбирают себе пару по запаху. Поэтому все прекрасно: если тебе понравился его запах, то у вас все может получиться.

Все это было ровно год назад: и предложение Гошика, и разговор с Климкой. Потому что потом сразу наступил Милочкин день рождения, на который явился Гошик с огромным до неприличия букетом банально красных роз.

За этот год изменилось немногое, но по существу. Милочка работала все там же, по-прежнему жила в коммуналке на Вознесенском, дружила с Климкой и покупала одежду в Дисконт-центре. Изменения же, по сути, касались только ее личной жизни. А точнее сказать, Гошика. Еще точнее – Милочкиного к нему отношения.

Когда Милочка изменила свое отношение к другу детства, она и сама толком не помнила. Все произошло как-то само собой. То ли Климка уехала на какие-то курсы повышения квалификации в Москву, и Милочке стало одиноко. То ли на работе на какой-то банкет-фуршет нужно было явиться непременно с кавалером. То ли она, затосковав, решила позвонить Аркане и ошиблась номером... Иными словами, Милочка позвонила Гошику.

Гошик пришел. Гошик развеселил. Гошик сопроводил. Гошик сказал. Гошик принес. Гошик устроил. Гошик навесил шкафчики и вбил гвозди. Гошик разлил вино. Милочка проснулась и обнаружила, что в постели она не одна. Гошик ласково поцеловал ее в плечико. Гошик проявил активность.

Когда Гошик починил телевизор Марье Никаноровне, Милочка насторожилась. Когда Марья Никаноровна стала поздравлять Милочку с достойным выбором, Милочка ужаснулась. Когда выяснилось, что у Милочки с Гошиком образовались общие друзья, Милочка запаниковала. А потом Гошик закончил ремонт в своей свежекупленной двухкомнатной квартире на Марата и впервые пригласил Милочку к себе.

Сколько себя помнила, Милочка мечтала о собственном доме. Выйти замуж она, конечно, тоже мечтала, но и о доме – не в смысле угла, а в смысле строения – не забывала. Милочка была даже готова выехать куда-нибудь за город, на берег Финского залива, лишь бы у нее был собственный дом.

Дом с мансардой, с деревянной лестницей наверх, с камином в гостиной, со шкурой на полу. С ухоженным газоном около дома, с миниатюрным вишневым садиком, с цветами. Милочка готова была по два часа добираться на работу. Милочка готова была копить деньги всю свою жизнь. Милочка много на что была готова ради своей мечты.

Не сказать, что Милочка совсем уж витала в каких-то заоблачных высях. Нет, она прекрасно себе представляла, сколько стоят домики и земельные участки в Курортном районе. Но мечта – она на то и мечта, чтобы верить в нее всей душой, всем сердцем и вообще всем-всем-всем. Милочка успешно двигалась по карьерной лестнице, добивалась все большей зарплаты и копила деньги.

А пока домик на берегу залива оставался мечтой, она активно обустраивала свое жизненное пространство в коммуналке. Обладая от природы вкусом, Милочка сумела создать в своей комнатке оазис уюта и спокойствия. И не прекращала своей созидательной деятельности ни на мгновение. Она покупала журналы по дизайну, посещала строительные магазины, искала всякие мелкие штучки, способные оживить и украсить ее интерьер. Скачивала в Интернете статьи по фэн-шуй. Раз в месяц пекла на кухне пирожки.

А ощущение дома не приходило. Спокойно, конечно, Милочке было в своих четырех стенах, удобно, комфортно. Бежала она домой с работы или из солярия охотно. Засыпала легко. Сны смотрела красивые. А все-таки было во всем этом что-то не то. Чего-то, точнее, недоставало. И снова Милочка бежала в магазины, покупала журналы, спрашивала совета у подруг.

А потом она попала в квартиру Гошика.

Милочка послушно обошла помещения, следуя за другом детства, вещавшим, как экскурсовод:

– Я всю жизнь мечтал о посудомоечной машине, а тут подумал – почему бы и не купить? – Он гордо продемонстрировал ей машину. – Это сейчас ты смотришь – все в ажуре. А мне пришлось полы перестилать, потом линолеум класть... – Далее следовал внушительный список работ, которые ему пришлось проделать, чтобы довести квартиру до идеала.

Милочка уже не спрашивала, почему он не нанял строителей. Ей даже это импонировало – то, что Гошик почти все сделал сам. Нанимал он разве что тетушек клеить обои, и то просто потому, что ему это было неинтересно.

Милочка послушно вышагивала по паркету, отциклеванному Гошиком, проходила в арку, сделанную Гошиком, открывала и закрывала двери, навешенные Гошиком, разглядывала розетки и светильники, угадывая хитроумные ходы проводки, проложенной Гошиком. Вбитые Гошиком гвозди она даже не считала.

«Хозяйственный, – думала Милочка. – И чего я удивляюсь? Ведь мужик, наверное, таким и должен быть... Ах, как же я отвыкла от настоящих, хозяйственных, умеющих и телевизор починить, и гвоздь забить, и деньги заработать мужчин...» Милочка послушно вникала во все детали ремонта и хвалила Гошика. Хвалила искренне и даже с восхищением.

И между тем замечала, что квартира перепланирована и меблирована под семью, под сожительство двух человек. Несмотря на то, что одна из комнат была наполовину заставлена компьютерами и разным «железом», там было оставлено рабочее место и для второго.

Но все это было еще ерунда, еще ничего – не более чем рациональные размышления тридцатилетней уже почти женщины, одинокой и с подругами, и с родителями, которые настоятельно рекомендуют скорее выскакивать замуж. Самое удивительное случилось потом.

Гошик накормил Милочку ужином. Чай со сладостями он эффектно внес на подносе в комнату. Включил домашний кинотеатр. Потом они завалились рядышком на диван, болтая о каких-то пустяках. Потом все, как обычно, произошло само собой. И Милочка подумала было, что в ее жизни был и более интересный секс. И даже решила поразмышлять на эту тему, лежа на плече у Гошика и ничуть при этом не смущаясь, что бессовестно сравнивает его с другими...

Как случилось оно.

Точнее, что конкретно случилось, Милочка так и не поняла, и даже сразу не осознала. Но вдруг она с пронзительной ясностью почувствовала, что она – дома. Она почувствовала себя так естественно и уверенно, что сама испугалась.

Не сказать, что все в квартире Гошика ей понравилось – и дизайн следовало продумать основательнее, и каких-то милых плюшевых мелочей ей не хватало... Но здесь, в этом конкретном, по сути, чужом и незнакомом ей помещении, лежа на плече мужчины, к которому привыкла, как к домашним тапочкам, Милочка почувствовала себя дома. В том самом «доме», о котором она мечтала всю свою двадцатидевятилетнюю жизнь. Милочка глубоко вздохнула... и расплакалась.

– Когда это было? – спросила Милочка сама себя, стоя все так же перед зеркалом в день своего тридцатилетия.

Она подошла к зеркалу еще ближе и еще внимательнее посмотрела на свое отражение, как будто все значимые события в ее жизни должны были отпечатываться на ее внешности. С такими вопросами нужно, наверное, заглядывать в фотоальбом – а Милочка обожала распечатывать лучшие фото – или пролистывать папку с фотографиями на компьютере. Сейчас же она продолжала всматриваться в собственное отражение.

Из зеркала на нее смотрела лохматая тридцатилетняя – а сегодня Милочка каждой клеточкой чувствовала своей возраст – женщина со странным выражением лица. За последние пару часов Милочка заново прожила год отношений с Гошиком и как будто даже устала. Но в отражении ее лицо было отчаянно-решительным.

– В конце концов, у меня сегодня день рождения, мне сегодня можно все. Я не хочу ничего выяснять. Я просто хочу провести свой день рождения с человеком, которого я... – здесь Милочка запнулась, – ...которого я очень хочу видеть. Разве в этом есть что-то противозаконное?

С этими словами Милочка взяла в руки мобильный и набрала номер Гошика.

6
Трагическая глава, в которой сердце Милочки разбивается окончательно

Милочка проснулась с ощущением потери.

Еще не совсем проснувшись, еще только выныривая из объятий Морфея, она уже чувствовала боль утраты – как будто отобрали у нее что-то родное и дорогое. Окончательно Милочка проснулась практически в слезах. В слезах. В своей девичьей постельке. Одна.

– Ну, рассказывай. – Климка закурила в ожидании, пока принесут заказ.

Они сидели в китайском ресторанчике, что находился в Милкином доме на Вознесенском. На Милочке, что называется, лица не было. Она отчаянно вытащила сигарету из пачки Климентьевой.

– Ты же бросила? – удивилась та, но тут же понимающе протянула: – Ага-а...

– Ага, – согласилась Милочка. – Ты бы слышала, что он мне вчера устроил!

– Я же тебе звонила вечером, когда ты меня так радостно отшила. Вы в ресторане сидели, и все было прекрасно...

– Было да сплыло. Пошел он меня провожать, поднялся ко мне, страстно набросился... А когда все, собственно, произошло, надулся и повернулся ко мне спиной. Я, естественно, спрашиваю: что случилось. Молчит. Я его тормошу – отбивается. «Ну расскажи, – говорю, – я же мысли читать не умею!» А он мне знаешь, что заявляет?

– Что?

– «Я, – говорит, – на тебе никогда не женюсь, я лучше съем перед ЗАГСом свой паспорт».

– Что, прямо так и сказал? – ахнула Климка.

– Да нет... Но с тем же смыслом. И знаешь, чем мотивировал? «Ты, – говорит, – стала мне слишком близкой, а я, – говорит, – никого до себя близко допускать не хочу». И все в таком духе. Что я лезу к нему в душу. Что он сам привык решать свои проблемы. Что я его держу, что я его пытаюсь загнать, как волка, в клетку. Это я-то его куда-то загоняю! Я хочу за него замуж?! Я его приманивала – полочки бегала вешать, компьютер чинила? «Я, – говорит, – в счастье не верю». В счастье он не верит, поэтому надо сразу и самому все испортить!

Милочка почти плакала. Климка удивленно переводила взгляд с нее на утку по-пекински и обратно.

– Нет, ну ты понимаешь?! – Милочка на еду даже не смотрела. – Год меня доставать, год приручать, приучать, что дома все лампочки горят, компьютер работает идеально и всегда есть кому поплакаться – и на тебе! Вот скажи мне, как психиатр, – у него все дома? Я его в клетке держу?! Он сам такую стену китайскую возвел внутри себя, что, засунь его в настоящую клетку, он и разницы не заметит. Он же мира до смерти боится – разве не так? Ты же его видела?

– Типичный шизоид, – согласно кивнула Климка.

– Да, я помню, он твердил, что у него нет близких друзей, что он никому не доверяет – но при чем тут я? Он же хочет близких отношений, я знаю. Да все хотят любить и быть любимыми! Какого же хрена, когда счастье так близко, он прячется за свою китайскую стену?!

– Типичный интимофоб.

– А кто из нас не интимофоб? – Милочка даже попыталась палочками по столу хлопнуть, как ложкой. – Как будто мне так легко было ему довериться, как будто мне легко было поверить в... счастье! Но я же смогла взять себя в руки! А он... он...

...Милочка снова вспомнила – увидела эту ужасную сцену. Гошик отодвинулся от нее на самый край дивана. Она же приподнялась на локте. Вспомнила совет Климки – «не держи эмоции внутри себя, позволь им выплеснуться» – и подумала: «А правда, почему я все время все держу внутри себя? Могу же я, в конце концов, быть самой собой?!»

– Знаешь, кто ты? – сказала Милочка, глядя в глаза Гошику. – Ты – трус. Ты боишься жизни. Построил внутри себя свою китайскую стену, окопался там, как на войне. Кто на тебя нападает? Я? Я – твой друг. Заметь, единственный друг. А ты от меня защищаешься. Что я тебе сделала? Я часто лезла тебе в душу? Чуть-чуть стало получаться... Но ты же упрямый, ты не хочешь посмотреть по сторонам, ничего не хочешь менять. Как страус в пустыне, при малейшей опасности засовываешь голову в песок. Но мы в городе. И нет никакой опасности. Так нет же, ты с какого-то своего бзика умудряешься засунуть голову в асфальт, в железобетон... А окружающим остается общаться с твоим общипанным задом.

Почему с «общипанным задом», Милочка не знала. Но образ ей понравился. Гошик же вскочил в ярости.

– Ты что, не видишь, что я еле сдерживаюсь? Ты меня не знаешь! Ты там что-то себе навыдумывала, что я какой-то такой хороший, весь из себя.

Милочке только и оставалось сказать (и, кстати, вполне искренне):

– Ты – чудесный.

– Не смей! – взревел Гошик, натягивая семейные трусы в цветочек.

И Милочка поняла, что он действительно взбешен. Она же, как ни странно, почувствовала совершенное спокойствие.

Натянув джинсы, Гошик ткнул в нее пальцем:

– Правильно, молчи, не буди во мне зверя.

Милочка пожала плечами:

– Да я хомячков не боюсь...

Она всегда гордилась своим самообладанием и чувством юмора. Но когда за Гошиком хлопнула дверь коммуналки, Милочка впервые об этом пожалела...

– Тебе приходится общаться с его общипанным задом! – рассмеялась Климка, когда Милочка поведала ей о финальном аккорде вчерашней ночи и, видимо, ее отношений с Гошиком. – Прекрасный образ. Я тобой горжусь, старушка. Выпьем.

Они чокнулись. Милочке и самой немного полегчало.

– Баба с возу – кобыле легче, – вспомнила она поговорку. – В конце концов, это не я хотела за него замуж, а он хотел жениться. И я изначально знала, что ничего у нас с ним не получится. Уж слишком он хороший, сказочный прямо-таки...

Это на самом деле было так, или Милочка себя успокаивала? Она не знала. Милочка привычно прислушалась к ощущению потери внутри себя. Ощущение, конечно, было... Но не первая это потеря в Милочкиной жизни и, видимо, не последняя.

– Ах, какая смешная потеря, – она процитировала Есенина.

– Много в жизни смешных потерь, – подхватила Климка.

– Помнишь, я тебе сны рассказывала про бассейн? Ну снится мне время от времени, что прихожу я в бассейн, раздеваюсь, захожу в воду. А там воды уже по колено. А мне так хочется плавать. Я кидаюсь, пытаюсь плыть, без толку хлопаю руками по воде. А воду окончательно спускают. И так мне обидно, так горько. Такая несправедливость...

– Да помню, конечно.

– Так вот, прикинь, мне сегодня приснилось, прихожу я в бассейн, а там на дверях табличка «Закрыто». Финиш.

– Да, получается, проблема не только не решается, но положение дел еще и ухудшилось. – Климка задумалась. – Ладно, хочешь, мы можем поработать с этими твоими снами про бассейн.

Климка, надо сказать, в последнее время работала уже не психиатром, а психологом. И тоже сделала очень хорошую карьеру. Клиентура у нее была такая, что о-го-го. Фамилий она старалась не называть даже Милочке, но та догадывалась. И теперь, как истинный профессионал, Климка не консультировала друзей/знакомых/родственников, которые денно и нощно атаковали ее со всех сторон. Но сейчас для Милочки, видимо, решила сделать исключение.

– Давай! – обрадовалась Милочка. – А это нормально – заниматься этим в ресторане?

– Нормально. До закрытия далеко, в зале полтора землекопа.

Они заказали еще вина. Климка расспросила подробности снов про бассейн. И приступила:

– Готова? Начинаем. Давай ассоциации: бассейн.

– Бассейн, плавать, здоровый образ жизни, удовольствие, поездки на море в детстве, спокойствие, гармония, солнце, радость, хорошая компания, общение, вода, хорошие эмоции, заряд бодрости...

– Вода.

– Жизнь, пить, живая вода, мертвая вода, фобия моя – я воды панически боюсь, ты же знаешь... Нет, вода, грибной дождик, море, океан, плавать, купаться, спокойствие, удовольствие, гармония, надувной матрас, детство, мячик, море, радость...

– Ладно, хорошо. Ты – бассейн. Вживись в этот образ, отключи разум...

Милочка старательно настроилась.

– Я – бассейн, – сказала она, сидя с закрытыми глазами.

– Расскажи мне, что ты чувствуешь по отношению к Людмиле Савельевой. Почему ты спускаешь воду, когда она собирается поплавать?

– Я с интересом наблюдаю за Людмилой Савельевой, – послушно начала Милочка, входя в транс. – У нее так все в жизни удается: работа хорошая, зарплата прекрасная, с родителями повезло, с квартирой тоже... Ей вообще по жизни везет. И на распродаже она всегда какую-нибудь дивную вещичку урвет. Вот и хочется ей что-нибудь подпортить – не может же ей во всех областях везти. Пусть не везет хотя бы в любви. А то зазнается.

– Понятно, ты больше не бассейн, ты – Людмила Савельева.

– Я – Людмила Савельева, – Милочка вышла из образа и уставилась на Климку.

– Бассейн, вода, где ты пытаешься плавать, – это твои отношения с мужиками. Давно тебе снятся такие сны?

– Ну, последние года два...

– Года два... Игорек, Кирилл и этот – как его там?

– Женечка, – Милочка задумалась. – Это с ними я пыталась плавать, когда уже и так было понятно, что воду спускают?

Климка кивнула.

– Ну да, да, чего уж там. Понятно же было изначально, что эти отношения ни к чему не приведут, а все равно начинала. Но надо же было мне с кем-то встречаться?!

– Это тебе решать, – пожала плечами Климка. – Я, как психолог, тебе ничего не могу посоветовать. Ну что, попробуем прожить сон?

Милочка кивнула и начала:

– Я прихожу в бассейн и вижу, что он полон. Я захожу в воду, плыву. Вода начинает убывать. Меньше, меньше... Я остаюсь лежать на дне. Мне обидно. Но тут вода начинает снова прибывать, бассейн снова наполняется, я плыву. Все хорошо, я получаю огромное удовольствие. Иду в джакузи...

Милочка открыла глаза и вопросительно уставилась на Климку. Климка держалась за голову.

– Ты с ума сошла? Зачем тебе нужно, чтобы вода уходила?!

– Чтобы... – Милочка растерялась. – ...получить негативные эмоции. Ну... чтобы почувствовать вкус жизни. Чтобы быть как все. Не бывает же все хорошо? Я и в бассейн на самом деле хожу за негативными эмоциями.

– Хорошо, – согласилась Климка. – Ты – обида.

Милочка закрыла глаза, вдохнула-выдохнула:

– Я – обида.

– Как ты себя чувствуешь? В каких ты отношениях с Людмилой Савельевой?

– Я себя чувствую прекрасно. Я себя чувствую нужной. Нужной Людмиле Савельевой. Ей без меня никак. Кто же будет за ней следить? Я нужна, чтобы воспитывать ее. Со мной она будет хорошей девочкой. Я...

– Ты сама-то понимаешь, что говоришь, как истеричная мамашка? – Климка вышла из роли отстраненного психолога, допила вино в бокале и махнула официанту. – Зачем тебе мамашка, когда ты уже сама взрослый человек? Что за садомазо?

– Я – Людмила Савельева... – по привычке промямлила Милочка, становясь сама собой и хватаясь за голову. – О боже! Я же уже не живу с родителями! Они что, где-то внутри у меня остались? Я поняла, я все поняла!..

– Зачем ты, я забыла, в бассейн-то идешь? – неожиданно спросила Климка.

– Чтобы удовольствие получить, – пожала плечами Милочка, думая немного о другом.

– Ага! – обрадовалась та. – И нечего мне втирать, что тебе в жизни негативных эмоций не хватает и поэтому тебе нужна эта обида! Себе-то не ври. Уж если бассейн – это твои отношения с мужиками, то не говори мне, что ты с ними знакомишься, чтобы обломаться. И не говори мне, что ты управляешь процессом: вот здесь у меня все будет хорошо, а здесь – немного плохо для равновесия. Кто воду спускает, а, Милка?

– Я не знаю...

– И почему ты решила, что не можешь быть счастлива во всех областях: и в работе, и в личной жизни?

– Ну... Это как-то слишком хорошо...

– Разреши себе стать счастливой полностью. Позволь себе преуспевать во всем. И выясни, наконец, кто воду спускает. – Подошел официант, и Климка молча ткнула пальцем в карту вин. – Будешь перепроживать сон?

– Не-а, я все поняла.

– Хорошо, тогда отметим наконец-то твой день рождения как следует!