Текст книги "Мой ласковый и нежный мент"

Глава 2

– Садитесь в машину! – произнес в спину задержанной гражданке подполковник милиции Барсуков и открыл перед нею заднюю дверцу «Жигулей».

– Ах, какие предосторожности! – фыркнула девица и с вызовом посмотрела на Барсукова. – А почему бы вам лично не провести меня пешком через все село под усиленным конвоем, с автоматами и овчарками? Пусть все видят, что милиция не дремлет! И даже не боится ловить особо опасных преступников!

– Не тратьте свой яд понапрасну, гражданка! И садитесь в машину, пока я не превратился в особо опасного начальника милиции! – усмехнулся Денис. – По всему видно, не дают вам покоя лавры народной героини! Что ж, могу устроить по знакомству небольшой костерок на площади для новоявленной Жанны д'Арк! Но дрова и растопка за ваш счет! Увы, милицейский бюджет и так трещит по швам, а если проведем подобное мероприятие, окончательно вылетит в трубу!

Девица хмыкнула, окинула подполковника насмешливым взглядом и с почти елейной улыбкой на устах произнесла:

– Мерси боку за заботу, господин подполковник! И за счастье лицезреть легендарного Барса, кажется, так вас называют восторженные поклонницы? Видно, сам господь бог снизошел до нашей Тмутаракани и послал вас порядки наводить и преступников в каталажку определять! Ну что ж, желаю вам крепкого здоровья и успехов на столь благородном поприще, господин мент!

Барсуков только вздохнул в ответ – он терпеть не мог своего прозвища – и совсем уж собрался захлопнуть дверцу вслед за строптивой задержанной, которая наконец-то соизволила нырнуть в машину и устроиться в углу заднего сиденья. Но не тут-то было! Буквально в последнее мгновение девица с силой ударила ногой в дверцу, отчего подполковник, и так не слишком твердо державшийся в своих новых кожаных туфлях на покрытом тонким слоем льда асфальте, пушечным снарядом пролетел к крыльцу здания администрации и со всей тяжестью почти стокилограммового веса впечатался спиной в небольшой сугроб, скопившийся у подножия гипсовой урны.

Урна, крякнув от неожиданности, распалась на части. Над головой поверженного начальника РОВД взметнулся вихрь из конфетных фантиков и оберток от жвачки, и, приподнявшись на локтях, он увидел, как девица на всех парах мчится прочь от машины в компании двух лохматых подростков, по одежде которых совершенно не понять, мальчишки то или девчонки.

Барсуков встал на ноги, окинул грозным взглядом двух кумушек, притормозивших напротив и с неподдельным интересом наблюдавших за попытками подполковника побороть коварное притяжение земли и более основательно закрепиться на ее скользкой поверхности.

Причем молнии, которые метнули на них из-под сдвинутых на переносице бровей серые глаза милицейского начальства, не произвели на любопытных сельчанок совершенно никакого воздействия. Они лишь отступили на шаг от обочины и ехидно захихикали, подзывая жестами третью свою товарку, спешившую вдоль сельской улицы с детской коляской, полной пустых пивных бутылок. Но насладиться бесплатным зрелищем в полной мере им так и не удалось!

Из «Жигулей» выскочил верный водитель Барсукова Сережа, велел любопытным дамам закрыть варежки и следовать дальше давно выверенным курсом, что они незамедлительно и выполнили, узрев в руках сержанта милиции Коврова резиновую дубинку, или «демократизатор», которой он весьма многозначительно хлопнул себя пару раз по ладони.

– Что без толку на теток лаешься? – упрекнул Сергея начальник, когда, слегка прихрамывая, вернулся к служебному автомобилю и, прислонившись к капоту, достал из кармана кителя пачку сигарет. – А правонарушителя упустил!

– Да какой же она правонарушитель? – удивился водитель. – Это ж Людмила Алексеевна, она моего братишку в школе ботанике учит. Пестики, тычинки всякие…

Барсуков с неподдельным удивлением уставился на Сергея:

– Так эта хулиганка – учительница? Или ты мне голову морочишь?

Сергей пожал плечами и отвел взгляд в сторону.

– А какой мне резон вам голову морочить? Учительница – она и есть учительница, правда, не настоящая. В школе учителей не хватает, вот ее и попросили уроки биологии вести и, кажется, еще географии. А так она в заповеднике работает, по научной части. Замом у Ашота Саркисовича.

– Учительница? Зам по науке? – Барсуков озадаченно посмотрел на водителя и вдруг неожиданно для того расхохотался. – Ну и лихая дамочка эта твоя Людмила Алексеевна! И частенько она так по-хулигански себя ведет?

– Да нормальная она девка, Денис Максимович! Горячая больно, но без дела ни с кем ссориться не будет! А что, – он с явным интересом посмотрел на начальство, – Надымова она успела отлупить?

– А ты-то откуда знаешь? – опешил подполковник.

– Да не знаю я, а только предполагаю, – ответил уклончиво Сергей и смущенно отвел взгляд в сторону. – Я в машине сидел, вас дожидался. А Людмила подбежала, дверцу открыла – и ко мне: «Дай, – говорит, – на время свою дубинку, надо мне хорошенько одного стервеца отлупить!» Я, конечно, посмеялся, думал поначалу, что она шутит, а потом смотрю – она вся белая и от злости прямо невменяемая. «Стой, – кричу, – Людмила! Успокойся!» А она рукой махнула – и в администрацию. Ну, думаю, держись теперь, Надымов!

– Надымов? Так ты знаешь, по какой причине она его отлупила?

– Так эту причину с утра все село знает! Ругаются, плюются, а связываться в открытую боятся. Только вот одна Людмила и осмелилась ему репу почистить.

Барсуков хмуро посмотрел на Сергея, щелчком отправил окурок в сторону поверженной урны и скомандовал:

– Ладно, хватит об этом! Поехали в отдел!

Он сел рядом с водителем и сердито захлопнул за собой дверцу. Все село знает и плюется… Взбесившаяся учительница избивает местного богатея… События развиваются, как в дешевом романе, а он только по десятку бессвязных фраз может судить о том, что случилось нечто весьма незаурядное, возможно, криминальное, а он, начальник РОВД, даже не в курсе, что творится у него под носом.

– Поехали, – повторил он еще более недовольно, но тут заметил косой взгляд Сергея на свое плечо и чертыхнулся сквозь зубы: сержантской лычкой лег поперек погона вкладыш от жвачки, но не с невинной мордашкой Микки-Мауса, а с грудастой девицей в весьма откровенной позе. Водитель виновато улыбнулся, торопливо содрал с погона начальства наглую красотку, смахнул попутно с его рукава шелуху от семечек – явный результат столкновения с урной для мусора – и так же торопливо спросил:

– Может, проедем до пруда? Людмила ведь туда побежала. Не дай бог кому-нибудь голову оторвет!

– С чего ты взял? – опешил Барсуков. – Я думал, она убежала, потому что испугалась, что я и вправду ее задержу…

– Как же, испугается она! Она в прошлом году в одиночку шатуна завалила, а по весне двух «мичуринцев» с оружием задержала, – рассмеялся Сергей, – а дверью вас шарахнула из-за того, что Славку, брата своего, и Светку, девчонку его, в слезах увидела. На пруду в полынье лебедь-подранок живет. Они за ним присматривают, подкармливают. А тут, похоже, кто-то из местных бичей решил его на обед заполучить. Я толком ничего не понял, потому что вы в снег упали, Людмила ракетой из машины вылетела, Светка белугой ревет…

– Хорошо, поедем к пруду! – вздохнул подполковник. – Кажется, сегодня я только тем и буду заниматься, что защищать чужие физиономии от мордобития…

«Жигули» на предельно дозволенной скорости рванули через все село к старому пруду, на котором лет тридцать назад стояла колхозная мельница и где водилась пропасть карася, а в нынешние времена только пиявки да комары стали его постоянными обитателями. И лишь располневшие от избытка питания лягушки тревожили по весне его поверхность страстными прыжками в воду да зимой любители подводного лова баламутили густой и темный, как гуталин, ил в поисках мотыля – наживки для окуня и леща, которых в избытке было в ближайшем водохранилище.

Низкие берега пруда поросли боярышником и старыми ракитами, неряшливыми и растрепанными от постоянных ветров, имеющих паршивую склонность менять свое направление на данном участке местности чуть ли не ежечасно, отчего она и получила не совсем ласковое прозвище Лешачья Прялка.

К сожалению, они поспели лишь к заключительному акту трагедии. Бездыханный лебедь лежал на присыпанной снегом кочке. Перед ним на коленях стояла рыжеволосая девчонка и рыдала в голос, размазывая по щекам слезы вперемешку с грязью. Высокий парень с длинными светлыми, собранными в хвостик волосами стоял рядом с ней и угрюмо наблюдал за попытками Людмилы дотянуться длинной веткой до небритого субъекта в рваной телогрейке и грязных спортивных штанах, распластавшегося на животе на тонком, еще прозрачном льду по другую сторону от полыньи, в которой, вероятно, и плавал горемычный лебедь.

– Лежи спокойно, не шевелись! – крикнула наконец Людмила и, отбросив в сторону ветку, огляделась по сторонам, очевидно, в поисках более убедительного орудия то ли спасения, то ли наказания. Мужик, заметив милицию, заерзал брюхом по льду, выругался по матушке и попытался отползти подальше от полыньи по направлению к противоположному берегу. Лед тут же закряхтел и прямо на глазах стал прогибаться под тщедушным мужичьим телом.

– Кому сказала, не шевелись! – Людмила топнула сердито ногой и посмотрела на выскочивших из машины милиционеров. – Сергей, топор есть?

– Есть! – Сергей открыл багажник и вынул оттуда небольшой туристский топорик в брезентовом чехле. Людмила ловко поймала его за топорище и, не глядя на Дениса, ткнула топор ему в руки.

– Рубите слегу, да поживее! Надо этого придурка вызволять! – Она кивнула в сторону мужичонки, притихшего на льду в позе парашютиста, выполняющего затяжной прыжок.

Через несколько минут милиционеры перекинули два срубленных дерева с берега на лед. Ветки деревьев накрыли мужика с головой. Он шустро ухватился за них и, перебирая обеими руками по стволу, опасливо поглядывая на полынью и слегка поскуливая от страха, когда лед вдруг начинал «дышать» – потрескивать и постанывать от непосильной еще нагрузки, – заелозил ужом по направлению к берегу. Но где-то за метр до кромки берега заспешил, засуетился, приподнялся на коленях, и лед не выдержал, треснул и разошелся в стороны. Мужик отпустил спасительные ветки и, мгновенно оказавшись по пояс в воде, закричал отчаянно, забил по воде руками, подняв низкую черную волну, подернутую густым ледяным «салом».

– О черт! – Людмила отшвырнула носком ботинка ненужные теперь слеги, и не успел никто опомниться, а она уже заскочила по колено в воду, ухватила мужичонку за шиворот, рывком вытянула его на берег и, отвесив ему внушительный подзатыльник, толкнула в руки Дениса. – Забирайте это мокрое чмо, а не то я ему точно голову сверну, как он лебедю.

– Людмила Алексеевна, – кинулась к ней девчонка. – Переодевайтесь живее, а то застынете! – И протянула ей толстые шерстяные носки.

– Подожди, – отвела Людмила ее руку, посмотрела на подполковника и неожиданно виновато сказала: – Простите, что ударила вас дверцей, но у меня времени не было объяснять, что случилось…

– Пройдите в машину, – сухо сказал Барсуков. – Объясняться будете в отделе.

– Люда. – Светловолосый парень приблизился к ним. – Не спорь, поезжай в милицию, а то и вправду простынешь.

Людмила улыбнулась и лихо подмигнула девчонке, все еще протягивающей ей носки:

– А, была не была! Добровольно сдаюсь в руки правосудия!

Она присела на кочку рядом с убиенным лебедем, стянула с ног лыжные ботинки, вылила из них воду и перебросила их парню.

– Держи, Слава! – Потом молча сняла мокрые носки, закатала до колен промокшие штанины и взяла из рук девочки сухие носки. – Спасибо, Светлана! – И тут же прикрикнула на нее: – А ну, бегом домой! Сапоги небось на голую ногу надела?

– У меня колготки! – смутилась девчонка и, оглянувшись на лебедя, скривилась. – А что теперь с Гришаней делать? Похоронить?

Людмила надела носки и прямо в них прошла к машине. Мужичонка, успевший сделать пару глотков из фляжки Сергея, которую тот возил с собой на всякий экстраординарный случай, ожил, приободрился, а в присутствии надежной защиты в лице двух милиционеров несколько обнаглел.

– Ты, Светка, точно совсем с ума съехала! – высунулся он из машины. – Я что, зря жизнью рисковал, дичь добывал? Я из нее неделю похлебку варить буду, а ты в землю зарыть ее надумала…

– Заткнись, Пырей! – Сергей ухватил его за шиворот и втянул в машину. – Сиди, погань, и бога благодари, что из этой лужи вовремя вытащили, а надо было на льду оставить до следующего утра за дела твои сволочные. Ребятишки за этой птицей день и ночь присматривали, от лис и собак бродячих охраняли, так ты почище тех шавок зверюгой оказался.

– Так жрать ведь охота, начальник! – поскреб в затылке Пырей и вздохнул. – Надо было тебе, Людка, прискакать, такую закуску по твоей милости упустил. – Он грязно выругался, приоткрыл дверцу со своей стороны и смачно сплюнул на землю. Вытер щербатый рот рукавом и с вызовом произнес: – А посадить меня все равно не посадите, граждане начальники, птица эта ничейная и сдохла бы через неделю, если не раньше.

– За ворону, возможно, и не посадил бы, – спокойно произнес Барсуков, устраиваясь на сиденье рядом с Сергеем, – но ты забыл, что лебедь занесен в Красную книгу и потому находится под охраной государства, а это значит, что действия твои подпадают под определение «незаконная охота», то есть под двести пятьдесят восьмую статью УК. А по ней грозит тебе приличный штраф, который ты полжизни выплачивать будешь. И если учесть еще нецензурную брань в присутствии женщины и детей, а также представителей правоохранительных органов, то только за это суток десять-пятнадцать будешь работать на общее благо, к примеру на восстановлении порушенных кормушек. Как вы считаете, Людмила Алексеевна, это возместит ваши материальные и моральные потери?

Людмила опешила и не нашлась что ответить. Только слегка пожала плечами, дескать, как знать!

– За что, начальник? – Пырей нервно заерзал на сиденье, и Людмила отодвинулась поближе к дверце. От насквозь промокшего Пырея несло псиной, а на полу натекла уже приличная лужа. Девушка подтянула под себя ноги и брезгливо сморщилась.

– Давай, Сережа, езжай, а то от этой твари больно дух тяжелый, того гляди загнемся от токсинов, что его портки выделяют!

«Жигули» отправились в обратный путь. И в зеркало заднего обзора Денис заметил, что парень укладывает в спортивную сумку тушку лебедя. Девочка вынула из кармана куртки вязаную шапочку, нахлобучила ее на голову приятеля, потом поднялась на цыпочки и поцеловала того в щеку. И молодые люди стали медленно подниматься по косогору в сторону села.

– Это ваш брат, Людмила Алексеевна? – спросил Денис, не поворачивая головы.

– Да, – односложно ответила она и, помедлив секунду, глухо добавила: – Дети тут ни при чем! Это я загнала Пырея на лед. Вернее, он сам туда забрался, когда увидел, что я с ребятами бегу.

– А что ж ваш брат, по виду он крепкий парень, не в состоянии был защитить птицу от этого заморыша? – поинтересовался подполковник, по-прежнему не сводя взгляда с кочковатой проселочной дороги, спешащей под колеса автомобиля.

– Но его там не было в это время. Они со Светой из школы возвращались, а соседский мальчик навстречу им бежит, кричит, что Гришаню убивают! Он как раз дежурил на берегу, когда этот мерзавец, – кивнула она на притихшего Пырея, – вздумал на лебедя поохотиться. Мальчику всего десять лет, разве мог он взрослого стервеца, да еще с поленом в руках, остановить…

– Тебя бы, Пырей, этим самым поленом да по некоторым местам! Живодер проклятый! – произнес сквозь зубы Сергей. – Мало того что всех окрестных дворняг на унты да шапки извел, теперь ребячью забаву уничтожил. Ни стыда ни совести у тебя нет, как был гадом, так и сдохнешь им! – Сергей резко вывернул руль, объезжая воз с сеном, на вершине которого сидел известный в округе оптимист дед Банзай, по привычке горланящий: «Врагу не сдается наш гордый «Варяг»…», и остановил «Жигули» в двух шагах от высокого крыльца районного отдела внутренних дел.

– Сергей, Матвейчука передай в дежурную часть, пусть пока оприходуют его в «клетку», а вы, гражданка, – повернулся он к Людмиле, – следуйте за мной… – Но, поймав ее взгляд, осекся: прямо у крыльца снег, разбитый колесами автомобилей, успел не только растаять, но и образовать приличную лужу. Денис хмыкнул и озадаченно посмотрел на Сергея. Шустрый водитель понял это по-своему. Оставив в покое шиворот Пырея, он подхватил Людмилу на руки, молча перенес ее через лужу и поставил на нижнюю ступеньку.

– Спасибо, – тихо сказала девушка и, не оглядываясь, поднялась на крыльцо.

Пырей, ворча и ругаясь себе под нос, рысцой преодолел ступеньки и прошмыгнул в дверь вслед за Людмилой, учтиво придержав створку перед Барсуковым.

Оперативный дежурный Орляк поднялся со стула, приветствуя начальство, и тут же расплылся в почти радостной улыбке.

– Опять, выходит, этого хмыря хлопнули, товарищ подполковник? Мы ж его и часа не прошло, как выпустили… По примирению сторон…

– Это он у нас по сто шестьдесят первой проходил? – Барсуков проследил, как заместитель дежурного старшина Вдовушкин водворяет Пырея в «клетку», незамысловатое сооружение из металлических, выкрашенных в синий цвет прутьев, рядом с дежуркой.

– По ней, родимой… Кража козы у гражданки Симбирцевой…

– Выходит, простила его гражданка Симбирцева? – сказал задумчиво подполковник. – Ну что ж, в следующий раз он удачливее будет.

– А мы о чем, товарищ подполковник? – вздохнул Орляк. – Мы ей то же самое пытались внушить, так нет, ни в какую! Видите ли, ее религиозные принципы не позволяют, чтобы эту погань отдали под суд.

– Что ж, поглядим на ее религиозные принципы, когда он эту козу на шашлыки пустит… – Барсуков посмотрел на девушку, присевшую на широкую скамью напротив дежурной части, и приказал освободившемуся Вдовушкину: – Старшина, проводите гражданку ко мне в кабинет и проследите, чтобы не сбежала, а я на несколько минут зайду к Дроботу.

Кабинет майора Станислава Васильевича Дробота, начальника криминальной милиции, располагался на первом этаже и выходил окнами на покосившееся от старости здание ИВС – изолятора временного содержания, в просторечии «иваси», в котором до поры до времени скучали задержанные по разным причинам жители Вознесенского района. Большую часть из них составляли осужденные по так называемой «хулиганской» статье мужики, подвергнутые административному аресту за различные смелые поступки в состоянии алкогольного опьянения.

Из-за двери раздавался громкий, слегка раздраженный голос Дробота, из чего Денис заключил, что тот не один, но тем не менее толкнул дверь и вошел в кабинет. Первым, кого он увидел, оказался Надымов, с неприкрытым негодованием взиравший на вальяжно раскинувшегося в своем кресле начальника криминальной милиции. Но Стас, несмотря на несколько томный вид, инициативу разговора держал в своих руках, это Барсуков определил по нервному подрагиванию пальцев Игоря Ярославовича, в которых тот сжимал листок белой бумаги, густо усыпанный мелкими фиолетовыми буковками.

– Денис Максимович, – произнес раздраженно Надымов и поднялся со стула, – как это ни странно, но мы не нашли взаимопонимания с вашим заместителем. Станислав Васильевич наотрез отказывается принять у меня заявление по поводу хулиганских действий Людмилы Ручейниковой.

– Я так понимаю, Игорек, тебе страсть как хочется засадить ее в «клетку» на пару с каким-нибудь алкашом? – произнес лениво Дробот и притушил сигарету о край пепельницы.

– Я хочу, чтобы восторжествовала справедливость! – Надымов поджал губы и с осуждением посмотрел на подполковника, молча устроившегося на стуле рядом с книжным шкафом, забитым до самого верха пожелтевшими от времени бумажными бланками и засиженной мухами юридической литературой.

– Справедливость? – ласково протянул Дробот и вдруг почти незаметно для глаз сменил позу. Безмятежный повеса и бонвиван в мгновение ока уступил место жесткому и упрямому оперу, которым Стас и был на самом деле, лишь иногда в силу необъяснимых причин любивший изобразить из себя пресыщенного жизнью персидского кота. – Вы захотели справедливости, Игорь Ярославович? – Он пододвинул к себе кожаную папку, вынул из нее несколько листков серой бумаги и пробежался по ним глазами. – Будет вам справедливость! – Он прихлопнул листки ладонью и, перегнувшись через стол, пристально посмотрел на сморгнувшего от неожиданности Надымова. – Итак, сколько косуль вы добыли прошедшей ночью, господин хороший, подчеркиваю, незаконным способом с применением механических транспортных средств и в ночное время?

– На отстрел косуль у меня имеется лицензия…

– Возьми эту лицензию и подотрись ею! – ласково улыбнулся Дробот и вновь посуровел взглядом. – По моим сведениям – у вас были лицензии на трех косуль, а положили вы не меньше десятка, потому что с пьяного своего куража палили почем зря… Вот у меня показания свидетелей – и учти: нескольких, – которые представляют нам впечатляющую картину ваших похождений, гражданин Надымов, в компании с директором акционерного общества «Факел» Арцыбашевым и владельцем частного предприятия известного всем, как лесопилка, господином Ивантеевым. Вооружившись тремя карабинами, вы на принадлежащем лично вам, гражданин Надымов, джипе «Гранд Чероки» отправились ни близко ни далеко, а аккурат на известную всему Вознесенскому поляну в урочище Аян, где дети, возглавляемые гражданкой Ручейниковой, еще в сентябре соорудили специальные навесы-кормушки для косуль и маралов на случай экстремальных погодных условий, когда вышеозначенные животные не в состоянии добывать себе корм из-под глубокого снега…

– Мы охотились не на территории заповедника. – Надымов хмуро взглянул на Дробота, потом повернулся к Барсукову. – Товарищ подполковник, когда прекратится этот произвол в отношении уважаемых в районе людей? Я вам ответственно заявляю, что не намерен более терпеть оскорбления от вашего заместителя! Вы, вероятно, еще в не курсе…

– Я в курсе, – перебил его Барсуков и уточнил: – Я уже в курсе ваших художеств, господин Надымов. И намерен более детально заняться этим делом, в частности выяснить, какой материальный ущерб нанесен государственному заповеднику «Малый Айдат», на чьи средства были сооружены уничтоженные вами кормушки. Помимо этого есть еще одно существенное обстоятельство, которое характеризует вас не совсем положительным образом. – Подполковник поднялся со стула и, остановившись напротив Игоря Ярославовича, заложил руки за спину и произнес: – Я так думаю, вы уже успели распределить мясо добытых вами косуль под видом баранины в принадлежащие вам магазины и в колбасный цех? И справки о прохождении ветэкспертизы у вас имеются, липовые, естественно…

– Позвольте! – Пухлые щечки Надымова побагровели. – На каком основании?..

– На вполне законном, Игорь Ярославович, на вполне законном, – успокоил его Стас Дробот и, лениво потянувшись, окинул Надымова скучающим взором. – Грубо работаете, Надымов, грубо и нагло! Учтите: времена меняются – и ваши бывшие приятели кто на пенсии, а кто и того хуже, в местах не столь отдаленных. Местечко вам греют на нарах, скучают, болезные!

– А вы меня не пугайте, майор! – Надымов побагровел еще сильнее и стал ловить ртом воздух. – От заявления я все равно не откажусь, но только дополню его рассказом о том, как меня пытались запугать начальник районного отдела внутренних дел и его заместитель. Через час это самое заявление, – он потряс измятой бумажкой, – ляжет на стол прокурора района, и посмотрим тогда, кто из нас больше пострадает.

– Давай, дуй! – Дробот движением ладони показал Надымову на дверь и произнес уже в спину разгневанному предпринимателю: – Слушай, правдоискатель, может, посоветуешься с прокурором и насчет тех десяти бочек спирта, которые вчерашней же ночью сгрузили в подвал твоей бывшей тещи в Сухановке, где, по оперативным данным, действует подпольный заводик по производству бодяжной водки?

– Какой заводик? – прошептал растерянно Надымов и застыл на пороге, не решаясь переступить его.

– По всем расчетам, – Дробот посмотрел на часы, потом на Надымова, – мои ребята уже опечатали его и с минуты на минуту доставят твою бывшую разлюбезную тещу в сей кабинет. Представляешь, что она скажет, когда вы встретитесь здесь лицом к лицу? Ты же ей полную безопасность и неприкосновенность обещал, и вдруг такой конфуз!

– При чем тут я? – вскричал Надымов и вновь вернулся к столу. – Никаких отношений со своей бывшей тещей я не поддерживаю и ни о каких заводиках понятия не имею.

– Полностью с тобой согласен, – склонился в учтивом поклоне Дробот и вновь перешел на «вы»: – О заводике вы не знаете и, откуда фальсифицированная водка в ваши торговые точки поступает, – тоже ни сном ни духом не ведаете. Ох, Надымов, Надымов, – покачал он головой и преувеличенно тяжело вздохнул, – мы ведь с вами в одном классе учились, не подозревал, что вы настолько тупой и ограниченный гражданин…

– Хорошо, я понимаю, чего ты добиваешься. – Надымов медленно разорвал заявление на мелкие кусочки и высыпал их горкой на стол перед начальником криминальной милиции. – Черт с ней, с Людмилой! – Он перевел дух – Но про заводик ничего не докажете! Здесь я чист как стеклышко!

– Вали-ка ты отсюда кулем, Игорек, пока я добрый и тещенька твоя не прибыла! Глазоньки тебе она уж непременно постарается выцарапать, нутром чувствую, потому как с детства знаком с ее гнусной натурой!

Надымов вновь побагровел, но ничего не сказал, а лишь махнул с досадой рукой и покинул кабинет.

– Я смотрю, ты, как всегда, опередил события, Станислав Васильевич, – улыбнулся Барсуков. – А что теперь прикажете делать с этой самой гражданкой Ручейниковой, которая дожидается меня у дверей кабинета?

– А я предлагаю пойти на компромисс. Штрафанем ее рублей на двадцать, чтобы неповадно было морды бить в присутствии начальства, а вообще-то советую с ней познакомиться поближе. Верная подруга моей Тоньки и весьма оригинальная особа. Никакого внимания к собственной внешности, но в то же время – одна из самых красивых девок в селе. И не замужем, учти, начальник! Правда, где-то жених ошивается, но никто его не видел, и, на мой взгляд, это чисто индивидуальное средство защиты, вроде противогаза, от нежелательных ухажеров.

– Красивая, говоришь, и оригинальная? – усмехнулся Барсуков. – Честно сказать, мне обратное показалось. Весьма дерзкая и неприятная девица… Вздорная и недалекая…

– Ну-ну, – рассмеялся Дробот, – насчет дерзкой полностью согласен, а вот что касается всего остального… Ладно, не журись, Денис Максимыч! Пошли знакомиться! – Он поднялся из-за стола и удрученно вздохнул, кивнув в сторону окна, за которым обиженный Игорь Ярославович что-то весьма нервно выговаривал своему водителю. – Ох, чует мое бедное сердце, на этом не кончится история с мордобитием, попьет нашей кровушки Надымов и когда уж только захлебнется от жадности, кровопивец!

Барсуков промолчал, но одарил своего зама мрачным взглядом и первым вышел из кабинета.