Текст книги "Запретные практики"

Проснувшись утром от рева будильника, она с удивлением обнаружила рядом с собой спящего Зотова.

Пока она варила себе утренний кофе, Зотов пришлепал на кухню, ткнулся носом ей в затылок и заканючил, во всем признаваясь и прося прощения. Такое поведение было совершенно не в характере Александра Васильевича Зотова, владельца завода, квартиры на Невском проспекте и «мерседеса» последней модели. И Панкратьева в очередной раз удивилась работающему волшебству золотистых шаров. Кроме того, в отличие от прошлого раза после применения секретного оружия она не заметила в себе никаких признаков энергетического пробоя. Видимо энергия, отправленная ночью Зотову по лбу, оказалась не такой мощной как в случае с Ворониным и быстро восстановилась. Или роль сыграл вовремя съеденный большой бутерброд.

Панкратьева даже почувствовала в себе какие-то угрызения совести. Мало того, что насолила Алику со «Спецгазом», так еще и отлупила его волшебными шарами по голове. Захотелось даже ни на какую работу не ходить, а завалиться в теплую кровать и закрутить с несчастным и измученным Зотовым ту самую большую и чистую любовь, которую она одним глазом наблюдала вчера вечером в любимом американском фильме.

Панкратьева быстро отогнала от себя эти добрые и ленивые мысли, однако главным аргументом все-таки оказалось не чувство долга и ответственность, а то, что Федька вот-вот проснется и будет собираться в школу. А уж при взрослом детеныше, собирающемся на свою детскую работу, какая может быть любовь? Особенно большая и чистая?

Подопытный объект номер два. Зотов

Алик Зотов на самом деле, как вы уже поняли, был вовсе никаким не Аликом, а совсем даже Александром Васильевичем. Просто его маме очень нравилось имя Алик и совсем не нравилось Альберт. Поэтому официально зарегистрировали его Александром, а между собой в семье звали Аликом. Иногда он даже удивлялся, когда кто-нибудь неосведомленный вдруг называл его Сашей. Ну какой же он Саша? Он самый настоящий Алик, еще бы Шурой назвали.

С детства Алик очень увлекался биологией, всякими таракашками и жучками, которых хранил в спичечных коробках, чем неоднократно вызывал отцовский гнев. Отец членистоногих не уважал, поэтому, в конце концов, завел себе зажигалку, чтобы не нарываться на неприятные сюрпризы каждый раз, когда ему захочется прикурить.

После школы Алик поехал в Ленинград поступать в университет на биофак. С первого раза, как это бывает со всеми поступающими в данное учебное заведение безо всякого блата, он не поступил. Пришлось отслужить в армии, а затем продолжить штурм храма науки. Уж чего, чего, а упрямства Алику Зотову было не занимать.

В армии он попал в десантные войска, где увлекся восточными единоборствами и китайской философией, в результате чего в голове его все перевернулось ровно на сто восемьдесят градусов. То есть если раньше Алик Зотов как приличный пионер и комсомолец придерживался материалистических взглядов на окружающий мир, то после армии его представления о мире изменились кардинально. Алик перешел на позиции субъективного идеализма и считал, что весь мир закручивается в спираль именно вокруг него и существует только в той степени, какую его божественная сущность может допустить. Несомненным практическим результатом своих новых убеждений Алик Зотов считал всё-таки случившееся после армии поступление в университет. И не только поступление, а успешную в нем учебу и его окончание.

В процессе учебы Алик все больше и больше углублялся в философские кущи, с большим трудом добывая книги отца учения Дао великого Лао Цзы, или, как его зовут европейцы, Конфуция.

Ленинградский государственный университет в восьмидесятых годах, несомненно, являлся гнездом всяческих вольностей, и лекции некоторых профессоров психологии проходили с аншлагом. Алик с большим удовольствием проникал на факультет психологии и занимался там дополнительно как вольный слушатель.

К окончанию университета в голове Алика Зотова сложился четкий план дальнейшей жизни. Возвращаться домой к родителям в Украину он не собирался. План предусматривал учебу в аспирантуре, написание диссертации и не одной, получение ученой степени и преподавание на родном биофаке. А там, чем чёрт не шутит, и до заведования кафедрой недалеко.

Поперек этого замечательного плана большим бревном лежало отсутствие у Алика постоянной ленинградской прописки. Без прописки на кафедре студентов не оставляли, даже гениальных. И Алику Зотову светило распределение на малую родину, поэтому недолго думая он направился на танцы в Первый медицинский институт, где и познакомился со своей будущей женой, коренной ленинградкой, проживающей со своими родителями в роскошной четырехкомнатной квартире в центре города. Ко всем этим достоинствам будущей жены добавлялась еще и её очень даже симпатичная внешность.

Алик Зотов родителям невесты откровенно не понравился. Как и большинство ленинградских родителей они отнеслись к иногороднему жениху очень настороженно. Но куда им было деваться? Что не сделаешь, ради единственной дочери? Поэтому Зотова они к себе всё-таки прописали, квартиру свою разменяли на две, и молодоженам досталась вполне приличная однокомнатная квартира в новостройках Васильевского острова.

Зотов, как и планировал, остался на кафедре, защитил диссертацию, а ко всем этим счастливым событиям прибавилось ещё и рождение сына. Но тут в такую налаженную и распланированную личную вселенную Зотова вмешалась Перестройка. Наука перестала приносить деньги, все достижения и регалии Зотова обесценились в один миг.

Однако Алик не растерялся и решил, что таким образом его личная вселенная заходит на новый виток с гораздо большими возможностями. Он уволился из университета и с головой окунулся в частный бизнес, не забывая применять на практике свои тайные познания о мироустройстве. Бизнес Зотова пошел хорошо, он торговал всем подряд, мотался по бывшим республикам Союза, заменяя собой порванные торговые связи. Из Молдавии он вез вино, из Прибалтики молочные продукты, из Абхазии мандарины, а из Белоруссии трикотаж.

Однокомнатную на Васильевском острове с доплатой обменяли на большую трехкомнатную квартиру, окнами выходящую именно на Невский проспект. Мечты Алика Зотова сбывались с большой скоростью. Постепенно денег у него накопилось как у дурака фантиков, и он вложил их с большим умом в завод, производящий оборудование для нефтегазовой отрасли. Не то чтобы именно вложил в завод, нет, он просто полностью откупил его у вовремя подсуетившегося и приватизировавшего предприятие бывшего руководства. Руководству нужны были деньги, чтобы уехать. У Алика деньги были, уезжать он не собирался, а планировал с помощью завода увеличить свои доходы в несколько раз.

Приобретение оказалось довольно удачным. Кроме вполне приличного действующего производства завод располагал еще и большим земельным участком в черте города, а также недостроенным зданием заводоуправления. Алик понимал, что со временем эта земля будет стоить очень дорого, а если еще немного вложиться, то вместо заводоуправления можно построить отличный бизнес-центр.

Торговлю пришлось оставить, так как завод отнимал все его время. Алик Зотов не доверял работающим на заводе старым специалистам и старался контролировать каждый их шаг. Хлынувшие на российский рынок иностранные конкуренты, производящие схожее оборудование, оттягивали заказчиков на себя, но Алик не унывал и по-прежнему применял к бизнесу свои волшебные теории. Немного его подкосил кризис девяносто восьмого года, но Алик вывернулся и из-под него, хотя и с долгами, но не такими уж и большими.

Что там случилось в небесных сферах в одна тысяча девятьсот девяносто восьмом году, науке неизвестно, но с того момента Фортуна категорически отвернулась от Алика Зотова. И никакими камланиями, медитациями и походами в «Дзен» ее невозможно было развернуть обратно.

Ко всему прочему от Зотова внезапно ушла жена. Собрала чемоданы, взяла сына и плюнув на совместно нажитую элитную недвижимость переехала к известному в городе пластическому хирургу. Когда она его только успела подцепить? И где? Алик винил себя в том, что не уделял привязыванию жены достаточного количества времени. Ведь столько есть всяких разнообразных методик, с помощью которых можно крепко накрепко привязать к себе человека, поставить его в физическую и психологическую зависимость. Поначалу Алик успешно применял все эти методики в отношении жены, а потом как-то замотался, и стало не до того. Считал, что она и так никуда от него такого замечательного не денется. Разумеется, было досадно, но Зотов решил извлечь максимум выгоды из этой ситуации, заставив жену отказаться от квартиры в его пользу. Ведь не он же ее бросил, в конце концов. Сама ушла. Ничего, хирург ей новую квартиру купит.

Хирург, действительно, женился на бывшей жене Алика Зотова, купил большую квартиру и просил передать Зотову, что если тот подойдет к его дому ближе, чем на сто метров, то быть ему битому кувалдой. В обмен на жилплощадь бывшая жена категорически запретила Зотову видеться с сыном.

Нельзя сказать, что Алик Зотов был таким уж циничным и меркантильным человеком. Он по-своему любил и жену, и сына, но его мировоззрение не позволяло впадать в эмоциональные порывы. Спокойная отстраненность всегда была девизом его успешной жизни. Именно она расставляла жизненные приоритеты. Отстраненность достигалась с помощью медитаций и прочих практик, включая китайскую гимнастику «Ци гун».

Когда в жизни Алика Зотова появилась Анна Сергеевна Панкратьева, спокойная отстраненность дала небольшую трещину. В первый раз он увидел ее на собственном заводе, куда она приехала с представителем важного сибирского заказчика, чтобы сделать Зотову последнее решительное предупреждение за очередной срыв сроков. Зотов с интересом наблюдал из окна своего кабинета, как Панкратьева шла по территории этакой кинозвездой на высоченных каблуках. Она энергично жестикулировала, доказывая что-то солидному дядьке. Жестикуляции решительно мешал портфель, который она в результате сунула этому дядьке в руки, и стала дальше размахивать руками. Зотову понравилось, как легко и свободно она обращается с таким важным господином, приезда которого Зотов несколько опасался. Рядом с этими двумя понуро шел его технический директор и печально кивал головой. Когда вся компания ввалилась в кабинет Зотова, он как раз занимался разжиганием ароматических палочек, чтобы снять напряжение и разогнать низкие сущности.

– Фу, какая гадость! – с порога воскликнула Панкратьева, сморщила нос и кинулась открывать окно.

От такой наглости Зотов опешил. Открыв окно, Панкратьева развернулась, решительно подошла к его столу протянула руку и представилась:

– Панкратьева Анна Сергеевна! А вы, как я понимаю, тот самый Зотов Александр Васильевич, который у нас у всех уже в печенках сидит со своими сроками?

– Он самый, – ответил Зотов, как ему показалось обворожительно улыбаясь, и крепко пожал ей руку.

– Ну меня представлять не надо, – сурово сказал дядька. – Думаю, вы и так знаете кто я.

Потом он долго выговаривал Зотову, угрожал штрафными санкциями, а Зотов как дурак не мог сосредоточиться и оторвать глаз от Панкратьевой. Сидел, глупо улыбался, хлопал ресницами и краснел. Заказчик в результате разошелся на всю катушку, а Панкратьева недоуменно взглянув на Зотова видимо все-таки решила прийти к нему на помощь:

– Александр Васильевич! Мы тут с вашим техническим директором пообщались и выяснили, что у вас серьезные проблемы с транспортировкой. Я вам дам координаты моего человека, он успешно решает все вопросы по этой части. Созвонитесь, договоритесь об условиях, но чтобы через неделю оборудование уже было на стройплощадке. Иначе, я вам это обещаю, ваша фирма в отрасли получит волчий билет. Она порылась в своей записной книжке, продиктовала ему телефон нужного человека и со словами «а не пора ли нам с вами это дело перекурить» направилась к выходу из кабинета, увлекая за собой строгого заказчика. Уже с порога она обернулась, помахала Зотову ручкой и сказала:

– Работайте, молодой человек!

Зотов вывернулся наизнанку, но оборудование через неделю уже было там, где ему надлежало быть. Более того сотрудники Зотова даже приступили к монтажу, что позволило Александру Васильевичу позвонить строгому заказчику и в свою очередь высказать неудовольствие по поводу отсутствия на стройплощадке некоторых важных закладных элементов.

После этого с чистой совестью Зотов отправился на штурм Панкратьевой. Он знал, что после определенных упражнений против его магнетизма не сможет устоять ни одна женщина. Именно этим своим магнетизмом он в свое время привлек к себе бывшую жену.

К его удивлению, штурм Панкратьевой оказался не таким уж и сложным, как он ранее предполагал. Так что доставка оборудования в оговоренные сроки стала, пожалуй, самым большим его подвигом в деле завоевания Анны Сергеевны Панкратьевой.

Жизнь с Панкратьевой оказалось гораздо сложней, чем ее завоевание.

Во-первых, все его штучки по поводу привязывания к себе нужного человека на нее практически не действовали. Он понимал, что это связано с ее курением и огромным количеством кофе, который она употребляла практически круглосуточно. С бывшей женой дело обстояло гораздо проще. Будучи врачом по образованию, она представляла себе последствия воздействия на организм вредных привычек и ничем не загрязняла свою ауру. В случае же с Панкратьевой Зотов с трудом продирался сквозь клубы дыма, заслоняющие от него её астральное тело.

Во-вторых, Панкратьева требовала от него полного соответствия своим представлениям о том, каким должен быть руководитель предприятия. Как он должен одеваться, вести себя, соблюдать служебный этикет. Причем она не просто рассказывала ему, что то или иное он делает неправильно. Нет, она начинала над ним издеваться, высмеивая его недостатки. То он неправильно чай пьет, оттопыривая палец, как провинциальная купчиха, то не встает, когда женщина входит в кабинет, и не потому, что не воспитан, а исключительно потому, что прилип штанами к стулу. То вид у него слишком важный, как будто клизму ему на работе вставили, а вынуть забыли. И так далее. А уж все его теории мироустройства и увлечения восточными практиками вызывали просто настоящую бурю восторга со стороны Панкратьевой. Она регулярно предлагала ему во время занятий китайской гимнастикой вставить в нос и еще кое-куда горящие ароматические палочки. Так, мол, энергия Ци сразу вольется в Зотова, и никакие низкие сущности ей в этом не помешают, а кроме того, таким способом можно будет разнообразить зрелище для жителей их двора. Глядишь, так и все начнут практиковать «Ци гун».

Зотова эти ее издевки выводили из себя и мешали его состоянию спокойной отстраненности. Приходилось периодически ездить в свою квартиру на Невском, чтобы там, в тишине медитировать и восстанавливать целостность.

В-третьих, Панкратьева категорически близко не подпускала Зотова к своему бизнесу и не хотела, чтобы кто-нибудь из общих знакомых в отрасли знал об их отношениях.

Это раздражало больше всего. Зотов понимал, что Панкратьева его стесняется и ставит гораздо ниже себя. Как назло, из попыток чем-нибудь доказать свою крутость у него ничего не получалось, и они заканчивались новым водопадом насмешек со стороны Панкратьевой. Алик Зотов с ужасом понимал, что Панкратьева одним только своим присутствием рядом с ним делает из него неудачника. Она никак не хотела вписываться в спираль его личной вселенной.

В тот день, когда она опозорила его перед представителем «Спецгаза», Алик разозлился не на шутку, позволил себе далеко вылететь из состояния спокойной отстраненности и упасть в бурю отрицательных эмоций. Хотелось придушить ее собственными руками или шею ей отвернуть. Уж это-то вообще легче легкого. Хрясь, и нету. При этом он понимал, что даже в смертельную минуту, она будет над ним смеяться, и спрашивать, помыл ли он руки, прежде чем душить барышню.

Нет, укрощение строптивой задача посложнее, чем сворачивание ей шеи. И Александр Васильевич Зотов, проводив «Спецгаза» в гостиницу, направился к себе на Невский. Там он принял душ и улегся спать, велев организму проснуться в три часа ночи. Проснувшись, Алик мысленно попытался дотянуться своей волей до Панкратьевой. Сделать это, когда она спит и не курит, оказалось гораздо легче. Для начала он зацепил душу спящей Панкратьевой в районе солнечного сплетения и принялся спокойно наматывать ее на кулак. Вскоре раздался звонок мобильного, и испуганная Панкратьева поинтересовалась, все ли с ним в порядке? Зотов развеселился, понял, что в этот раз его метод на нее подействовал, и сказал ей, что скоро приедет. Конечно, никуда ехать он даже не собирался.

После телефонного разговора тянуть душу Панкратьевой стало труднее, видимо она пошла курить. Однако через некоторое время она опять позвонила, и Зотов, довольный достигнутым, велел ей оставить его в покое.

«Все, попалась, теперь она никуда не денется, будет психовать, но делать то, что нужно. Женщина должна знать свое место», – думал Зотов, потихоньку вытягивая душу из беззащитной Панкратьевой.

И в этот самый момент прямо посередине таких приятных мыслей он вдруг почувствовал ментальную атаку редкостной силы, получил пренебрежительный щелчок по лбу, и его затопило теплом. От неожиданности Алик выпустил канат, который мысленно держал в кулаке, и на конце которого трепыхалась душа Панкратьевой. Ему стало нестерпимо стыдно за свои действия, он быстро оделся, сел в машину и помчался домой к Панкратьевой.

Дома все крепко спали, он тихонько разделся и залез под одеяло, под теплый Панкратьевский бок. Ему было никак не заснуть, и, хорошо зная о последствиях ментального удара, он всеми силами старался бороться со своим стыдом и затопившей его нежностью.

«А ведь Аня серьезный противник, – думал он. – Еще неизвестно, кто кого дрессировать будет. Интересно, сама додумалась, или подсказал кто? Надо будет разузнать».

Из самой глубины души Зотова подымалось доселе неведомое ему чувство: уважение к женщине, сладко сопящей рядом.

Практика. Опыт первый. Результат номер два

Утром к моменту приезда Панкратьевой на работу в офисе царил переполох. Секретарша Оля очень любила такие ситуации и успешно имитировала глубокую озабоченность и бурную деятельность. Она с порога объявила, что Панкратьевой уже несколько раз звонила перепуганная Лидочка по поводу страшного ЧеПе, которое произошло у них на заводе с директором Ворониным. Кроме того, звонил и перепуганный главный инженер Петя Копейкин, накануне высланный Панкратьевой на завод для исполнения обязательств, которые она на себя взяла, сообщил, что безуспешно пытался дозвониться Дубову и не знает, что ему делать. Дубов на работе еще не появился, мобильный у него странным образом оказался выключен, и секретарша прямо сбилась с ног, не зная, что ей теперь ещё такого предпринять, чего она ещё предприняла. Панкратьева предложила Оле успокоиться, прекратить терзать телефон Дубова, соединить её саму с Лидочкой и срочно сварить кофе.

Конечно и Панкратьева, и сама Оля прекрасно знали, куда иногда странным образом исчезает Дубов по утрам в моменты, когда его мобильный отключён, но личная жизнь начальника особо не волновала ни ту, ни другую. Об этом пусть жена Дубова Тамара волнуется. Поэтому Оля вместе с Панкратьевой в такие дни успешно изображали друг перед другом удивление и досаду по поводу плохой мобильной связи.

Когда в телефонной трубке послышался взволнованный Лидочкин голос, Панкратьева уже уютно расположилась на рабочем месте, пила крепкий кофе и сладко дымила своей любимой ментоловой сигаретой.

– Анна Сергеевна, привет! У нас тут фигня полная организовалась. Только ты не волнуйся, – затараторила Лидочка.

– Лидочка, здравствуй! Вы чего сегодня все с ума посходили? Сначала Оля наша меня запугать пыталась, а теперь ты. Говори лучше прямо и по порядку, а то я решу, что ваш бешеный директор избил нашего Копейкина, требует разорвать контракт и вернуть деньги, которые я уже все потратила.

– Не, с Копейкиным вашим все в порядке, его встретили, в отеле поселили, только ему пока работать не с кем, потому что наш бешеный внезапно того, кердыкнулся.

– Ты чего? Помер что ли? – Панкратьева, действительно, не на шутку перепугалась.

– Да нет, типун тебе на язык, он с сердечным приступом в больнице. Только и успел вскрикнуть «Панкратьева», захрипел и свалился под стол.

– Упомянул значит меня всуе? Интересно, я-то тут при чем? Рассказывай, как в точности дело было? – удивилась Анна Сергеевна. Еще не хватало, чтоб по стране слухи поползли, что она человека до сердечного приступа довела.

– Он у нас после твоего отъезда такой хороший стал, как подменили. Мы, прям, нарадоваться не могли, тебя все добрым словом вспоминали. И сегодня утром приходит он веселенький, в приемную зашел, носом дернул и в лице переменился. «Что это, Лида, у вас за духи такие?» – спрашивает. А я сегодня как раз твоими духами надушилась. Еще в трамвае на работу ехала, обратила внимание, все мужики млеют. Ну так вот! Я ему и говорю, что духи у меня новые и название сказала. Всё. Не буду же я ему рассказывать, что ты мне их подарила. Это ж наши с тобой отношения, верно?

– Верно, верно. Это к делу никак не относится.

– Еще как относится! Слушай дальше, он в кабинет прошел и по селектору попросил ему нашу Тимофеевну позвать. Я позвала, она приходит и мне с порога хвастается, что тоже сегодня твоими духами надушилась. И представь, муж ее никак не хотел из квартиры выпускать, все в кровать норовил затащить. Я ей про мужиков в трамвае тоже рассказала. Повеселились мы с ней, тебя опять добрым словом помянули. Духи ведь из бутылки, когда нюхаешь, ни фига не поймешь хорошие или плохие, а у тебя вкус безукоризненный. Ну Тимофеевна и пошла в кабинет директорский. Потом рассказала, что только к столу Воронина подошла, как он на нее странно так посмотрел, носом повел туда-сюда, захрипел «Панкратьева», воротник дернул и с кресла съехал. Тут Тимофеевна с перепугу и заверещала. Хорошо, скорая быстро приехала. Врачи его откачали да в больницу увезли. Говорят, он сейчас пришел в себя, матерится трехэтажно и имя твое употребляет, как ты говоришь, «всуе». Ясное дело, что духами этими ты его добила. Мне Тимофеевна всё рассказала про твой план и тайное оружие в виде духов.

– Ой, Лид, не мели ерунды! Это я Тимофеевне всё придумала, чтоб она у меня духи взяла, а то в вашей компании все пугливые до изнеможения, чуть что – взятка. А я просто хорошему человеку от всей души презент привезла. Поделиться хотела своей женской радостью. Я вам в следующий раз еще кое-чего привезу. На обратном пути в «Дьюти фри» тушь для ресниц роскошную нарыла, на себе испытала, прямо сейчас сижу моргаю и радуюсь. Ты лучше Копейкина там нашего поддержи, он перепугался небось. Познакомь там с вашими, пусть пока техзадание обсудят.

– За это не волнуйся, он уже со всеми перезнакомился, классный парень, только не хочет он тут у нас сидеть, пока Воронин в больнице. Домой просится.

– А что врачи говорят, когда Воронина выпишут?

– Врачи категорически требуют не меньше двух недель в больнице, а потом рекомендуют в санаторий на реабилитацию. Это ж сердце, дело серьезное.

– Ну и отлично, ведь во время отсутствия Воронина ваш главный инженер за него исполняющим обязанности будет. Вот пусть они с нашим Копейкиным все и утвердят, – Панкратьевой даже самой понравилась такая комбинация.

Со стороны, действительно, могло показаться, что она специально с помощью женской хитрости с духами убрала врага с дороги, чтобы за его спиной провернуть операцию с утверждением технического задания в его первоначальном варианте, чисто как Штирлиц. Только вот от духов даже в кино мужики в больницу с сердечными приступами не попадают.

– Да ты чего? Наш Воронин после такого уже точно не выживет, но сначала обоим главным инженерам, вашему и нашему головы оторвет. Жалко мне их, – засмеялась в телефоне Лидочка.

– Ладно, убедила, я сейчас Копейкина отзову только официально. Мне документ от вас нужен, чтоб меня потом компания ваша в срыве сроков по контракту не обвинила. Давай, Лид, я сейчас запрос состряпаю, а ты там ему ноги приделай. И билеты Копейкину на всякий случай закажи на ближайший самолет. Целую, звони если что.

После разговора с Лидочкой Панкратьева попросила секретаршу соединить ее с Копейкиным. Копейкин, действительно, уже со всеми на заводе перезнакомился, но пребывал в растерянности, так как не знал, что ему делать дальше. Панкратьева его успокоила, и велела идти к Лидочке в приемную за билетами. После этого она быстро нарисовала факс в адрес главного инженера завода с просьбой ввиду болезни директора срочно назначить ответственное лицо для согласования технического задания по контракту. Копию факса она отправила начальнику отдела капитального строительства головной компании в Москве. Через десять минут ей позвонил расстроенный главный инженер завода Воронина.

– Аня, ты и моей смерти тоже хочешь? – сразу, не здороваясь, зло спросил он.

Панкратьева, конечно, отметила это «тоже». Это означало только одно: сердечный приступ Воронина людская молва уже четко связала с происками Панкратьевой.

– Ну-ка, ну-ка! Почему это «тоже»? Кого это я, по-твоему, уже до смерти довела? – также не здороваясь, точно попав в тон звонившего, ответила она.

– Извини, я оговорился, – собеседник сразу сбавил обороты.

– А мне твоя оговорка не понравилась, очень не понравилась. Ты забыл наверное, что Воронин ваш на меня благим матом орал, а не я на него. И при чём тут я и его сердечный приступ, никак не пойму? Я где, и он где? Может он, когда в обморок падал, закричал «Панкратьева», чтоб объявить свою последнюю волю и сказать, что все золото и бриллианты свои фамильные он хочет завещать прекрасной женщине по фамилии Панкратьева, потому как чувствует свою большую перед ней вину!

Собеседник Панкратьевой хихикнул.

– А это мысль! – согласился он. – Однако объясни-ка лучше свое поведение с поганым факсом в мой адрес и копией в отдел капстроительства компании? Я это могу квалифицировать исключительно как подставу и подкладывание мне большой свиньи.

– Дурак ты! Какая же это свинья? Это соломка, в том числе и под твою задницу. Сам взвесь, какие у нас с тобой есть альтернативы во всей этой непростой ситуации. Первая, ты с Копейкиным подписываешь техническое задание в том виде, в каком оно есть и в каком оно не нравится вашему нервному директору. Результат: получаешь по шапке от своего начальника. Вторая, ты с Копейкиным ничего не подписываешь, ждешь, пока твой начальник Воронин поправится. Результат: получаешь по шапке из компании как исполняющий обязанности директора за срыв сроков по контракту со всеми вытекающими. Выбирай. Я с тобой вместе по шапке получать не хочу, поэтому шлю тебе бумагу, из которой следует, что я белая и пушистая, а ты весь в коричневом. Но! Ты эту бумагу показываешь своему больному боссу. Босс говорит, что я стерва, и по шапке тебя не бьет. Я бы на твоем месте поработала с Копейкиным, пока он билет не поменял, и согласовала бы техническое задание. Но если ты выберешь другой вариант, то это будет твой выбор и твоя ответственность. Я в этом случае все равно буду стервой, но уже перед тобой. Ты сам говорил, что я боец. Вот я и бьюсь, как могу.

– Ты действительно стерва. Но ты права. – В трубке послышались короткие гудки.

Панкратьевой стало не по себе. Она достала очередную сигарету и только тогда заметила, что выкурила уже полпачки. Да, эту партию она, похоже, выиграла, но ей было стыдно. Очень.

Предстояло еще разобраться, что все-таки произошло с Ворониным, беспомощностью которого она сейчас так бесстыдно воспользовалась. Она хорошо запомнила слова волшебника Арсения о том, что причиненное ею зло вернется к ней в десятикратном размере. Но шар, который она запустила в голову Воронину, был золотистый, а не какой-нибудь другой. В этом Панкратьева была абсолютно уверена.