Текст книги "Я несчастная, но счастливая"

Очень смелая, но трусливая

Помните такую фразу о том, что не пьет шампанского тот, кто не умеет идти на риск? И не сказать бы что мне так уж сильно хотелось бы выпить этого шампанского (я вообще, честно говоря, со спиртными напитками не очень-то дружила), но вот то, что быть в поиске, рисковать, чувствовать ритм жизни, быть в теме (как говорила Лизун) – это мне очень нравилось! И вознаграждение за удачную сделку прибавляло жизненного тонуса в виде пузырьков радости в душе. Ну как будто я именно шампанского и выпила!

В делах и заботах незаметно пролетел месяц, а за ним второй. На календаре значился октябрь. Москва уже успела и жарой насладиться, и дождем умыться, и не поленилась надеть осенний наряд из красных, желтых и коричневых листьев. Красиво! Лизунчик даже выкрасила оранжевым цветом свою челку, в знак солидарности с окружающей действительностью!

Мы с подругой тоже не ленились, можно даже сказать, почти не ели, не пили, а старались носиться по всей Москве – и по самым ее отдаленным старым районам, и по вновь возводимым новостройкам. Мы поставили перед собой цель – доказать всем-превсем, что мы можем, что справляемся. Ну и заработать хотелось, чего там скрывать.

Я уже почти не боялась вести переговоры с покупателями и даже смогла пару раз уговорить продавцов – хозяев квартир, снизить цену на свою жилплощадь, найдя и указав им на самые уязвимые места в их квартирах. Моя наставница так хохотала потом, когда рассказывала мне о том, как я выглядела со стороны, беседуя и убеждая хозяина квартиры:

– Ой, не могу, Вероничка! Ну, ты прям как заправский риелтор – серьезная, невозмутимая, дотошная! И слова нужные нашла и тон снисходительный выбрала, типа если цену не снизят, то ни за что не продать им их такую каморку убогую. И ведь уговорила! А квартирка-то вполне себе за приличные деньги потом продалась. Улёт! И в итоге – мы с тобой в прибыли! У тебя талант продавца! Давай и дальше так, будь в теме, жги, мой смелый агент по движению и продвижению всей недвижимости Москвы!

Я и жгла, забыв о сне и отдыхе, и постоянно прокручивала в уме – что и как сказать клиентам при очередной сделке, как выглядеть, чтобы казаться старше и умнее и расположить к себе незнакомых людей. Я даже хотела себе очки с простыми стеклами купить, для солидности. Ну да, я нервничала, я порой трусила, я уставала, но результат-то был виден и это радовало. Жаль вот только, что с Сергеем мы почти перестали общаться. Вот так, тесно – как раньше.

Ну, судите сами, о каком общении могла идти речь, если рано утром я летела на электричке в Москву на встречу с Лизой, и уже там, мы летали с ней вдвоем, в любую погоду и в любом направлении, с утра до ночи. И так почти каждый день. А в свою пустую квартиру в Видное я вваливалась поздно вечером, не чувствуя «задних лап», быстро принимала душ, что-то перекусывала из того, что сама же успевала купить по дороге к дому, что-то готовила для нас на завтра, и засыпала. Одна. Потому что мой парень в это время только приступал к своей работе в баре. А домой он возвращался порой под утро.

Так конечно было не всегда, иногда его смены по графику приходились на дневное время и тогда мы, заранее договариваясь, встречались вечером, пораньше, и шли бродить по Москве, держась за руки. Или просто, наскоро что-то приготовив, устраивали романтический ужин в нашей квартире. С вином, и поцелуями, и обнимашками, и… ну и со всем остальным. Как мы любили друг друга в эти наши редкие свидания! Мм…. Я чувствовала себя самой счастливой!

Но такие наши встречи, к сожалению, становились все реже, потому что Сережка, точно трудоголик, почти поселился в своем баре. Он и говорил только о нем – о напитках, о закусках, о ценах, о богатеньких мальчиках и девочках – мажорах – кто, в чем одет, кто что сказал, сколько дал чаевых. Он был счастлив тем, что видит вокруг себя в этом баре и был доволен своей работой. Так странно, но мне почему-то его рассказы были совсем неинтересны и скучны.

Я просто отчаянно скучала по своему парню (я его любила, да!), но старалась мыслить по-взрослому и не обижаться на него и на его занятость. Сама ведь тоже не гуляла, а работала (правда мои доходы были еще незначительными, но ведь были!). Я понимала, что такая наша жизнь лишь на время, вот заработаем какую-то сумму, и уж потом! Что потом, я не совсем ясно представляла, но все равно убеждала себя потерпеть.

Я бы и дальше терпела, сколько нужно, если бы однажды днем, сидя с Лизуном в переполненном автобусе и направляясь в Люберцы для осмотра очередной квартиры, у меня вдруг не закружилась бы голова и не затошнило. Мне стало так плохо, что подруге пришлось требовать у водителя немедленно остановить этот автобус. И я, вылетев из него, без сил дотащила свое тело до какого-то дома и там стояла, держась за стену и качаясь.

Ощущение было таким же точно, как в детстве, когда я перекаталась на карусели. Меня тогда так же мутило, я помню. Неприятные детские воспоминания нахлынули неожиданно, и сейчас я ухватилась за них, как за спасательную соломинку, и пыталась считать, что меня укачало в дороге, и я сказала об этом подружке, и попросила её немного постоять со мной, подождать, пока голова и тошнота не пройдут. Хотя сама психовала так, что даже коленки тряслись. А все потому, что в голову начали лезть самые мрачные предположения о том, что моя сегодняшняя тошнота не на ровном месте появилась. Но я старалась не показать свой страх, я даже попыталась улыбнуться подруге, чтобы как-то успокоить ее (или себя), но онан почему-то не улыбнулась мне в ответ. Она, нахмурив брови и закусив губу, лишь молчала, стояла рядом и держала меня за руку. А потом спросила:

– И часто это у тебя так? Чтоб укачивало в автобусах?

– Не-а, не часто, – просипела я ей с закрытыми глазами. – Сегодня впервые. Это, наверное, от усталости, да? – я открыла глаза и взглянула на подругу, надеясь услышать от нее слова поддержки.

Нам же всем хочется, чтобы в несладкую ситуацию кто-то непременно нас ободрил, ну там – обнял, по голове погладил и заверил, что все трудности – это фигня и ерунда, правда? Лично мне в моей жизни всегда не хватало таких слов поддержки. Маме порой было вовсе не до меня – свои царапины на коленках и на душе я с детства лечила самостоятельно. И обнимала она меня редко. А подружка Люська хоть и сочувствовала, когда я ей жаловалась на что-то, но мне почему-то казалось, что она меня не совсем понимает. Вот я и привыкла все свои проблемы носить в себе, не выплескивать их на поверхность. А сейчас, глядя на Лизу, мне так вдруг захотелось, чтобы она меня, элементарно, выслушала, пожалела. Ну, прям, до слез. Эти самые слезы у меня и навернулись на глазах. И вы представляете, подруга вдруг притянула меня к себе и… обняла, и зашептала мне в ухо, что все разрулится и непременно станет хорошо. Как же это, оказывается, приятно, когда так говорят. Сразу начинаешь верить в это самое «хорошо». Даже тошнить перестало! Вот что значит, когда понимающий друг рядом!

Мы немного так с ней постояли, обнявшись и ни на кого не обращая внимания, а потом Лиза отстранилась и осторожно потянула меня на остановку, там усадила на лавку и велела ждать. А сама помчалась к ближайшему магазинчику, купила там две бутылочки минералки без газа, и мы с ней сидя на этой лавке, медленно пили холодную приятную воду. Она даже заставила меня умыться этой водой. От такой ее заботы, моя голова перестала кружиться, и я смело заявила ей:

– Всё, я в порядке и готова продолжать нашу поездку.

Но Лиза отрицательно покачала головой и вынула из кармана небольшой бумажный пакет и протянула его мне.

– Что это? – удивленно спросила я, пытаясь прочесть то, что было написано на этой упаковке.

– Там в магазине киоск аптечный был, ну я и купила на всякий случай. Это тест, на беременность, – ответила она и виновато вздохнула. – Это для тебя.

– А зачем он мне? – спросила я, притворяясь дурой, а сама уже знала ответ. Поняла для чего. И так мне от этого понимания стало страшно, до мурашек.

Я слышала от подруг, читала в журналах, ну и в кино видела, как молодые девушки, используя такой тест, выясняют – беременны ли они? Но никогда не думала, что мне когда-нибудь и самой придется проводить такой анализ. Я в ужасе округлила глаза, закусила губу и уставилась на подругу. А она, откинув с лица свою косую рыжую челку, взяла мою руку и, глядя мне прямо в глаза, сказала:

– Знаешь, самое страшное, это неизвестность. Вот когда не знаешь, что тебя ждет или что предстоит там, впереди – это незнание всегда пугает. Ну, лично мне так кажется. А когда ты стоишь перед уже свершившимся фактом, когда все уже случилось, пусть и самое ужасное, стремное, и ты все о нем знаешь, то тебе конечно тоже страшно, но уже не так пугающе. Твой мозг начинает искать выход и как ни странно, всегда находит. Главное – не прятать голову в песок, от страха. А действовать.

Я впервые видела Лизунчика такой серьезной. Она даже говорила сейчас совсем не так, как обычно – она почти не использовала сленговые словечки, не шутила, а произносила слова как взрослая, умудренная жизнью, женщина. И это меня удивило, конечно, но одновременно заставило поверить в то, что, действительно – чего себя накручивать на неизвестности? – вот он тест, в пакетике и нужно просто проверить, прояснить ситуацию. Может мои страхи, в самом деле, окажутся напрасными. И я решительно кивнула головой, соглашаясь с подругой.

Мы одновременно встали с лавки, огляделись по сторонам и, заметив неподалеку от остановки вывеску кафе, направились к нему, с надеждой, что там-то точно должна быть туалетная комната, ну а дальше вы понимаете, что я должна буду в ней сделать.

Пока подружка заказывала для нас по чашке кофе, я попросила у девушки-официантки пластиковый стаканчик, чтобы попить воды и отправилась в дамскую комнату.

Через несколько минут я уже сидела за столиком напротив Лизы и глупо улыбалась. Причем не просто улыбалась – у меня из глаз катились слезы, губы кривились, пытаясь изобразить улыбку, сердце стучало, как сумасшедшее, а рука судорожно сжимала маленький кусочек картона, на котором ясно и четко проступил результат моего, проведенного, только что анализа – пресловутые две полоски…. Две.

У меня одновременно в голове выплясывали джигу две эмоции – горе и радость! А как мне нужно было реагировать на такую новость, скажите, пожалуйста?! Ну да, неожиданная беременность, ранняя, нежданная, но… ведь первая же! Первая в жизни! Ух, как же это осознать мне в мои восемнадцать и не сойти с ума?! А как воспримет новость Сергей? Обрадуется или…. И что вообще нам теперь делать? Ой, мамочки…

Помните, я как-то вам рассказывала, что после окончания школы приняла решение всегда и во всем слушаться своего парня. Это же так приятно, что кто-то берет на себя ответственность и принимает решения за тебя, правда?! Вот и сейчас мне ужасно захотелось, чтобы такое решение – что делать и как нам жить дальше – приняли за меня. Он взрослый и умный, он мужчина, в конце концов! Что я парюсь? Сейчас вернусь в квартиру, расскажу ему о том, что со мной случилось, и он придумает выход!

Закончив на сегодня все дальнейшие дела, мы распрощались с Лизой. Она отправилась на осмотр квартиры, а я, окрыленная предвкушением, помчалась домой в Видное, к своему любимому умному мужчине.

И, конечно же, Сергей, как мужчина, выход придумал. Свой выход из ситуации. Именно таким он, оказывается, видел решение нашей проблемы.

Выслушав мои сбивчивые признания и объяснения, которые я, блестя глазами и улыбаясь во весь рот, выдала ему с порога, он почему-то… растерялся. А затем быстро взял себя в руки, обнял меня, усадил на диван рядом с собой и произнес:

– Ну, малыш, зачем нам какие-то дети? Они нам сейчас только помешают. Вот встанем на ноги, а потом уже и о детях подумаем.

Вот это да. Ну, нифига себе. Я даже оторопела тогда от таких слов, а от изумления даже поперхнулась воздухом и воскликнула:

– Но это же наш ребенок, первый. Сереж, как ты можешь так говорить?

– А разве я не прав? Как ты себе представляешь нашу дальнейшую жизнь втроем? Где мы будем жить? В коммуналке с общей кухней? С кучей соседей и их тараканов? А на какие средства ты, вообще собираешься потом сидеть с ребенком, оставшись без работы? А это ведь вопрос не одного дня? А дети же еще и болеют. Нет, Вероника, я не готов пока быть отцом.

– А что же ты раньше так не говорил, когда спал со мной? Ты разве не знал, что от этого бывают дети? – возмущенно спросила я.

– Ну, знаешь, ты тоже не тундра дремучая, сама должна была предусмотреть все последствия. Чего ты от меня теперь хочешь?

Чего я хочу? Как же мне стало обидно от таких обвинений. А я еще рассчитывала, что он обрадуется, а оказывается…. Это очень страшно, очень, когда надежды не сбываются. И я от страха икнула и… разревелась, причитая:

– Ты меня не любишь совсем, да? Я не нужна тебе, да? Раз так настойчиво предлагаешь мне избавиться от ребенка?

– Вот дуреха! – воскликнул он, улыбаясь и поглаживая меня по спине. – Люблю, конечно, просто сейчас не время. Ты молодая, здоровая, у тебя еще будут дети. А сейчас рано еще, мы не готовы. Оба. Ну, подумай, хорошенько.

Он говорил, гладил, прижимал к себе, а я ревела и скулила. Я жалела себя, жалела того ребенка, который еще даже и не ребенок вовсе, жалела разбившуюся вдребезги мечту о семье. Мне было ужасно и отвратительно чувствовать свою беспомощность, и я отказывалась верить в то, что услышала, только что, от своего любимого парня. Да, не такого решения я от него ждала. Совсем не такого. Я задыхалась в его объятиях, я отталкивала его, я не знала, что мне делать дальше и что ему ответить.

Сколько мы так просидели, не знаю, но он разжал руки, поднялся, походил по комнате, а потом потянул меня за руку, увел на кухню, усадил за стол, налил стакан воды и присел передо мной. Помолчал, повздыхал. И неожиданно, я услышала, как он, словно нехотя, произносит:

– Ну, хорошо, если ты так хочешь этого ребенка, то рожай, конечно…

Я выдохнула и вдохнула. Вот это да! Я оказывается, совершенно не дышала только что, и вот я снова дышу! Я живая! Супер! Йо-хо! Сережка принял решение! И я мгновенно перестала плакать и подняла свою голову, и взглянула на него с благодарностью, и хотела уже подпрыгнуть и обнять его, но…., моя радость оказалась преждевременной, потому что он, не меняя тона, как, ни в чем не бывало, продолжил говорить:

– Только тогда тебе нужно будет вернуться домой, к маме.

– Что? – не поверив тому, что слышу, изумилась я.

– Ну а что тебя так удивляет? Ты и в самом деле, еще малыш и ничего не понимаешь в жизни, – он покачал головой, словно я и впрямь неразумное дитя и добавил, убеждая: – Мама же поможет с ребенком в первое время, пеленки, распашонки, то сё, – он протянул руку над столом и погладил мою дрожащую ладонь. Он даже улыбнулся мне.

Кошмар какой-то. Какие могут быть улыбки, когда он такие вещи говорит?! Я отказывалась верить тому, что слышала. Мне хотелось зажать уши двумя руками, спрятаться от всех проблем, но так ведь и в самом деле только трусливые малыши поступают, а не взрослые беременные девушки. А я не малыш! И я, собрав силы, задала тот вопрос, который меня сейчас волновал больше всего:

– А ты? Ты поедешь со мной, назад, домой, в наш поселок?

– Ну конечно! Обязательно, – кивнул он, – но только позже. Я пока в Москве останусь. Сейчас самый разгар заработков, Новый год скоро, надо будет подсуетиться в баре.

– А как же я там одна буду?

– Ну, мы же не навсегда расстаемся. Я буду тебе звонить. Да и не одна же ты там будешь, а с мамой. Ну, в общем, я тебе предлагаю, а ты думай, выбирай тот вариант, который тебе больше нравится. И всё, давай не будем больше об этом, давай уже спать, что ли? И так всю ночь с тобой проговорили, утро скоро, а мне завтра рано вставать.

Сказав все это, он потянулся, поцеловал меня в щеку, а потом поднялся с табурета, зевнул и отправился в комнату. Спать.

Ужасно хотелось опять плакать. Но я стиснула зубы и сжала руки в кулачки – ну, сколько можно реветь? Хватит. Принимай реальность, Вероничка, ту, которая есть. Но, блин, такую реальность принимать не хотелось, категорически. А еще у меня было такое ощущение, что меня сталкивают с узкой тропинки в какое-то непроходимое болото. А я, ломая ногти, отчаянно цепляюсь руками за края твердой земли, чтобы не упасть, не сломиться. Боже мой, если бы вы только знали, как мне стало страшно.

Я как робот зашла в ванную, умылась, переоделась в майку и поплелась в комнату, из которой уже доносилось размеренное сопение. Серега спал, совершенно не беспокоясь и не волнуясь о том, как там я. Ну а чего ему было волноваться – свое решение он же принял, вот и спит теперь с чистой совестью. Мужик! Капец….

Я осторожно прилегла рядом с ним, отодвинувшись на самый краешек дивана. Мне почему-то совершенно не хотелось касаться его тела. Я бы тоже хотела уснуть, как он, чтобы не думать ни о чем, ведь сон, как известно, лучшее лекарство от всех проблем, но… не смогла. Мрачные картины того, что меня ждет там – впереди, не давали мне сомкнуть глаз до самого утра. И мысли одна чернее другой сплетали в моей голове липкую паутину страха.

Да…. Вот такого решения от своего любимого парня я совершенно не ожидала. Нифига себе. Это он так мне посоветовал, называется? Отошел в сторону и предоставил мне самой выбирать из того, что и выбором-то назвать нельзя. Выходит, не нужен ему наш ребенок, совсем, раз он вот так с легкостью принял свое решение, и все стрелки перевел на меня. А я? А мне что теперь делать? Может и я ему не нужна? И зачем тогда было затевать нашу поездку в Москву. И как быть с мечтой о Москве и вообще, о том, что мы с Серегой будем вместе? Бред какой-то.

Провертевшись, весь остаток ночи без сна и под утро, сделав вид, что сплю, чтобы не общаться с Сергеем, когда он проснулся, я дождалась его ухода из квартиры и лишь тогда заставила себя подняться с дивана. Но, ни сил, ни желаний двигаться не было, от слова совсем. И я просто сидела, укутавшись в одеяло и глядя в одну точку на обоях, но, не понимая – что я там такого интересного вижу. Я и саму себя словно со стороны видела, а в это время в моей голове кто-то спорил и убеждал меня в бесперспективности всех моих светлых планов по поводу будущего ребенка.

Куда не поверни – я везде в проигрыше. Если оставлю ребенка и уеду обратно домой к маме – то Сергей меня может вовсе вычеркнуть из своей жизни и никогда не приехать из Москвы, чтобы забрать меня к себе обратно. Мы ведь с ним не муж и жена. И я останусь одна. А там – дома? Буду ли я нужна своей мамочке, с ребенком в придачу – это еще вопрос.… Она у меня такая, что может и вовсе не разрешить домой приезжать, чтобы не позорить ее. Она ведь всегда в первую очередь о себе думает. А если рожать ребенка в Москве, то где, в самом деле, нам с ним жить? И на что?

Так ни до чего не додумавшись, я в отчаянии позвонила Лизе. А она, лишь только услышав мой голос, всё и сразу поняла и приказала не ныть, а еще велела мне пойти и заварить себе чай и сидеть ждать ее. Потому что тут же пообещала приехать ко мне, в город Видное, прямо сейчас. Вот так. Спасибо тебе, Лизунчик.

Вы думаете это так легко вспоминать то, что произошло после нашей с ней встречи и после нашего разговора?

Я попытаюсь рассказать покороче, без тех своих лопнувших розовых пузырей надежды и скажу лишь, что в этот день мною было пролито целое море слез и мною же, самостоятельно и почти добровольно, было принято ужасное трусливое решение – сейчас не время заводить детей.

Самое удивительное, что Лизун ничего мне не советовала, она лишь терпеливо слушала весь тот бред, что я ей несла, когда со слезами доказывала что это единственный выход. Она и кивала, и соглашалась, и заваривала мне очередную чашку чаю. А я пила этот чай, не ощущая вкуса, утирала слезы и убеждала подругу (а если честно, то скорее саму себя), что я еще очень молодая, несамостоятельная, и что без Сереги я не смогу, и что ребенок сейчас «ну никак». Вот никак и всё. Кошмар…, неужели я так тогда говорила? С трудом верится, но видимо мой мозг тогда категорически не включался. Да какой там мозг? Это, так называемое, серое вещество вовсе отсутствовало тогда в моей глупой голове, раз я решилась все-таки на такой шаг.

Словно со стороны я видела, как мы с подругой отправились в женскую консультацию, здесь же, в Видном. Как там Лизун о чем-то шепталась с молоденькой девушкой из регистратуры, и как потом подвела меня к кабинету врача, и буквально передала с рук на руки пожилой женщине – врачу в белом халате, мимоходом опуская той в карман небольшой конверт. Да, я что-то лепетала этому доктору, поясняя свою ситуацию, что-то, не поднимая своей головы, отвечала на ее заданные вопросы, а потом, когда меня осмотрели на кресле, и вопросы вдруг прекратились, я взглянула на врача и сквозь слезы увидела полный сочувствия взгляд. Женский, мудрый, понимающий взгляд. Она, ни слова не говоря, лишь вздыхая, выписала мне направление на сдачу анализов и на прерывание беременности. Зажав эти бумажки в руке, я вышла из кабинета и подумала: «Вот и всё. Обратного пути нет». Первый шаг мною сделан, казалось, что уже можно немного выдохнуть и уверенно двигаться дальше, но тут мои глаза наткнулись на стенд, висевший на стене. На этом небольшом плакате был изображен толстощекий улыбающийся малыш, а ниже шли слова: «Остановись, пусть он увидит солнце, услышит шум весеннего дождя…» Мамочка дорогая, вот это был удар, под дых ….

Если бы не Лиза, со мной бы точно случилась истерика, и я не знаю что и как бы было со мной дальше, но подруга все поняла и не отходила от меня, ни на шаг, весь остаток вечера. Мы с ней, уйдя подальше от жилых домов, долго бродили по городским дорожкам меж высоких деревьев. И разговаривали о будущем.

Подруга меня не осуждала, и не ругала с дурацкими бабскими причитаниями, и не лезла с умными советами – она просто была рядом. Лизун, словно рассказывала сказку о том, как у нас всё вскоре сложится хорошо и чудесно, как мы обретем самостоятельность и самодостаточность, как у нас сформируются счастливые семьи с детьми, собаками, кошками, птичками и прочими прелестями. Она не умолкала ни на секунду, она не убеждала, она – отвлекала, успокаивала. И я, в самом деле, немного успокоилась и приняла свое нынешнее положение как помеху всей моей будущей распрекрасной жизни.

Знаете, что я поняла уже тогда, в мои восемнадцать? То, что выдуманный нами мир часто бывает спасением от сложной и неприятной реальности жизни.

Ах, как же мы обманываемся! Ну что ж, все мы ошибаемся и не только в восемнадцать…. И как бы ни была я глупа, я понимала, что, к сожалению, я такая не одна, которая стоит перед выбором – куда и как? И многие девчонки смело выбирают реальность и рожают, и мужественно сражаются с трудностями, а я, выходит, сдалась. Но, настроив себя на тот придуманный мир, который ждет меня в будущем, я уже более уверенно подумала о том, что лучшее где-то там, впереди, а сейчас… ну а сейчас есть просто досадное недоразумение, которое мне самой же и придется разрулить.

Вот такие – глупые необдуманные решения принимаются молодыми, растерянными, неуверенными в себе восемнадцатилетними трусливыми дурочками.