Текст книги "К пирамидам. «…внидоша воды до души моея»"

К пирамидам
«…внидоша воды до души моея»
Ирина Прони

Редактор Людмила Михайловна Леонова

© Ирина Прони, 2017

ISBN 978-5-4485-7973-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРОЛОГ: Категория времени

У Эли было удобное место у окна по ходу движения автобуса. Она всматривалась в проносившееся мимо, пытаясь разглядеть и отыскать глазами что-то знакомое. Экскурсовод объявил:

– Запланированное время в пути – 2 часа. Всего через два часа настоящего вы, увидев пирамиды, окажитесь в далеком прошлом человечества. Одна из множества версий возникновения пирамид предполагает, что строились они выжившими обитателями Атлантиды по подобию их храмов. Они сориентированы в пространстве таким образом, чтобы фокусировать энергию космоса и направлять её в мир людей для их подзарядки. Форма пирамид соответствует форме гигантского тетрагонального кристалла. Погрешность в расчетах при строительстве пирамид составляла всего 0,05%. Единый эталон длины сверялся каждое полнолуние. Нерадивых строителей ждала смертная казнь. Некоторые люди, наши современники, увидев древние пирамиды, явно ощущают, что настоящее – это узел, скрепляющий прошлое и будущее. «Люди боятся времени, а время боится пирамид», – так говорят арабы.

– Так говорят арабы, но не мы, – услышала Эля тихий голос молодого человека, сидящего позади неё – мы не боимся никакого времени.

– А чего нам бояться? – отозвался его приятель. – У нас есть чем скрепить прошлое и будущее. Давай прямо из фляжки по глоточку. Вот и будет у нас увязка между вчерашним вечером и всем дальнейшим.

– Не вынимай из пакета, не шурши и не привлекай внимания, – сказал первый. – Молодец! Предусмотрел, как нам преодолеть сложную категорию времени на два часа пути!

– При этом еще и увязать ее с категорией пространства, – добавил приятель. – Сколько километров предстоит проехать!

С заднего сидения до Эли долетали приглушенные звуки оживленной суеты и реплики двух молодых людей. Ей это было не интересно. Она слушала экскурсовода:

– Пирамиды можно считать материальным воплощением символа вечности. Сколько эпох прошло на их фоне! Сколько человеческих жизней! И что такое рядом с ними человеческая жизнь…

Совсем скоро, меньше, чем через два часа она окажется там, где многие годы мечтала оказаться снова. Интересно, как она сумеет почувствовать прошлое? И какое прошлое ей откроется: бездна человеческой истории или то, что за прошедшие годы ей пришлось испытать в собственной жизни? А чего только не произошло за эти годы! Порой она, словно, была непричастна и сама к поворотам в собственной судьбе.

Господи! Сколько раз Ты даешь нам возможность начать жить по-новому!

Эля немного волновалась.

Часть первая: БЛИЖНИЙ ВОСТОК
(начало семидесятых двадцатого века)

К пирамидам

– В этот раз день рождения у тебя будет необычный. В посольстве мне сказали, что из Адена в Москву мы полетим с пересадкой в Каире и задержимся там на пару дней. Так что имеем великолепный шанс – съездить к пирамидам! – сообщил Глеб жене.

– Как здорово! В свой день рождения увидеть пирамиды – об этом я и мечтать не могла! Всё расстраивалась, что мы будем в дороге.

Эльвира и Глеб собирались домой в свой Ленинград после двух лет пребывания в Йемене. Они радовались, что срок контракта Глеба (переводчик арабского языка на строительстве военного госпиталя, сооружаемого с помощью советских специалистов) заканчивался и строили бесконечные планы к возвращению домой. Прошедшие два года были однообразны, скучны, трудны из-за местных специфичных условий и климата. Уже приступивший к работе в новом медицинском центре хирург Василий Николаевич, с которым Глеб подружился, заметил ему скептическим тоном:

– Сейчас вы соскучились, вас тянет повидаться с родными и друзьями. А побудешь дома пару месяцев, отдохнешь, да тут и обнаружится, что денежки-то, собранные за время командировки как в сертификатах, так и в рублях, катастрофически быстро заканчиваются. И, конечно, родина щедро напоит тебя берёзовым соком, но что касается прочего, то она предложит в перспективе лишь оклад на сто десять, да дальнейшее проживание в коммунальной квартире с соседями. И тебе сразу же захочется, чтобы родина снова послала тебя скучать по ней куда-нибудь в арабские края, где непростой климат компенсируется приличной зарплатой.

Объективно говоря, будущее четы Плотвиных зависело именно от того, как устроится Глеб. С одной стороны, он мог снова отправиться переводчиком в какую-нибудь арабскую страну. Но с другой – работа по контракту всегда временная, закончится срок и фималля! – что значит по—арабски «прощайте». Ищи новый контракт. Глебу хотелось стать журналистом со спецификой арабского направления и попасть на работу в ТАСС. Для этого, считал он, в дальнейшем им будет необходимо перебраться из Питера в Москву. А у его жены Эльвиры была универсальная специальность – воспитатель детского сада. На эту профессию спрос был всегда и везде.

В Каире они остановились у Генки Капустина, бывшего сокурсника Глеба, теперь он был референтом в советском посольстве. Капустин был рад принять их у себя. Он сводил их в Каирский музей, подробно и с гордым воодушевлением рассказывал о своем недавнем путешествии по Нилу, об Александрии, о Суэцком канале.

К пирамидам они отправились днем на такси. Эльвиру сразу поразила необычная картина: лаконичность линий пирамид на фоне пустыни.

– В поле зрения никаких иных объектов, словно специально всё лишнее удалено, чтобы обозначить совершенство их формы, – комментировал Капустин.

И череда пирамид, разрывающих своими вершинами линию горизонта, и охраняющий их сфинкс казались Эле не мертвыми сооружениями, а живыми, наполненными неведомой мощью. Как будто древность не состарила их, а аккумулировала в них за тысячелетия непонятную силу. Эля ощущала необыкновенный эмоциональный и душевный подъем. Ей казалось, что невидимая энергетическая волна, излучаемая пирамидами, давала почувствовать безграничность времени. Неужели всё это было всегда, и пирамиды стояли так же и сто, и триста, и тысячи! лет тому назад? «Люди боятся времени, а время боится пирамид» – такова арабская мудрость.

Неподалеку послышалась русская речь. Соотечественники держались в стороне небольшой группой.

– Наши люди, – отметил Капустин. – Строители из Александрии приехали на экскурсию к пирамидам. Сколько объектов строит в Египте наша страна! Народа из Союза здесь полно, – сообщал он, – все приехавшие хотят накопить денег, а также накупить чего-то, что можно выгодно продать дома. Публика самая разная: от по-университетски образованных интеллигентов до всякой строительной шушеры из разных городов. Но настоящих специалистов по современному Египту и вообще по Ближнему Востоку не так много.

– Похоже, тут в Каире ты успешно восполняешь собой пробел по недостающим экспертам-ближневосточникам, – ухмыльнулся Глеб.

– Образование, которое мы с тобой получили в университете, даёт неплохие возможности, – заявил бывший однокурсник. – Но сейчас в Египте много не только наших. Иностранные врачи оказывают помощь местному населению, толкутся ученые всех направлений от историков до мелиораторов. А сколько тут военных! Разведка разных стран шныряет повсюду! – Капустин старался выглядеть значительным и важным. – Всем ясно, что в будущем именно Ближний Восток станет настоящим ристалищем в силовых турнирах и политических битвах великих держав. Именно тут они будут соизмерять свои силы.

– По твоим речам не трудно догадаться, что отчетов тебе приходится писать немало, – пошутил Глеб.

– У любой работы своя специфика и свой стиль, – Капустин сохранял серьёзность.

На следующий день они поехали к пирамидам вечером отмечать дату рождения Эльвиры. На веранде небольшого ресторанчика, где они удобно расположившись, пили подаваемое здесь хорошее немецкое пиво, народа было немного, оставались свободные столики. Глеб и Генка продолжали свой разговор о перспективах полученного ими образования.

– Я решил, что буду поступать в аспирантуру, но не в наш Ленинградский университет, а в Московский институт международных отношений, – делился своими планами Капустин. – Рекомендацию в посольстве мне дадут. Но нужно заполнить еще две позиции, которые в моей анкете пока пустые: первое – жениться, второе – вступить в КПСС.

– Вступить в партию – это понятно: партбилет – пропуск на карьерную тропу. А почему для поступления в аспирантуру необходимо жениться? – удивился Глеб.

– Жена – очень важный момент. Женатые считаются более благонадежными. Их легче держать в нужных рамках, ведь от всяких неожиданностей удерживают уже сами семейные узы. Но главное, на ком женишься! Для карьеры правильная жена – тоже пропуск, а неправильная – может стать и шлагбаумом. – Капустин, наклонившись к Глебу, заговорил, слегка понизив голос. – Помнишь Витьку Зайцева? Так у его жены брат за фарцу сел на пару лет, и теперь всё, Витёк уже не выездной. А Валерка Мохин? Его жена окончила московский институт им. Баумана и получила распределение в какой-то закрытый НИИ. Просидела там всего один год до того, как Валере предложили в Сирию поехать. Тут-то и оказалось, что родина не может её отпустить в другую страну из-за того, что ей там, в Бауманском, какие-то технические секреты преподавали, да и в этом НИИ, куда она угораздилась, тоже всё с особым грифом. Волнуются начальники, вдруг она все эти секреты начнет сирийцам пересказывать, поэтому они и Валерку оставили дома. Вот ты, Глеб, как говорится, сироту взял, это не так плохо. Не обижайся на мои слова. Сирота, может быть, ничем не поможет, но ничего и не испортит.

Эльвира почти не слушала, о чем говорили Глеб и Генка. Она всматривалась ряд пирамид и с нетерпением ждала начала светомузыкального представления. Наконец яркие разноцветные лучи стремительно пробежали по пирамидам. Перекрещиваясь и смешиваясь, они причудливо окрашивали древние сооружения в разные цвета. Пронзительно светлые лучи внезапно выхватывали сфинкса из черноты пустыни, и он будто повисал в темном фантастичном пространстве. Напряженный ритм непривычной восточной музыки усиливал эффект невиданного и нездешнего праздника. Эля, захваченная зрелищем, сидела, как завороженная.

«Люди боятся времени, а время боится пирамид» – не выходило у неё из головы. – Сколько же здесь побывало людей, какие прошли эпохи? Что такое человеческая жизнь на фоне всей истории? Что такое собственная жизнь, каждому даруемая Господом в отведенный промежуток времени в созданном Им непознаваемом пространстве? Я обязательно, обязательно побываю здесь ещё раз», – мечтала она.

А почему бы не мечтать об этом? Конечно, они с Глебом побывают у пирамид снова! Сомнений нет. Какие тут вопросы? Арабский язык определяет профессиональную сферу деятельности её мужа. Значит, ему и ей – им вместе – придется ездить по странам Ближнего Востока. Их будущее не вызывало у неё тревоги. У них всё будет хорошо. Рассуждения Капустина по поводу карьеры ей были неинтересны. Это всё к ней не относилось.

Глеб и Эльвира

После школы Глеб поступал в университет на исторический факультет, но не прошел по конкурсу и попал в армию. Но именно здесь он и определился со своим будущим. Глеб имел музыкальное образование: играл на кларнете, неплохо подбирал аккорды на гитаре, мог сесть и за ударника. Как музыканта его определили служить в музкоманду, и в армейском оркестре он подружился с трубачом Димкой Власовым, москвичом. Тот ему внушал:

– Это у вас в Питере любят историю, потому что там, кроме истории, нечем заниматься. Сейчас нужно не историю учить, а иностранные языки. Причем такие языки, на которые намечается большой спрос. Посмотри, сколько народа на земле говорит по-арабски! Язык – это дверь, раскрытая в мир!

– Мне в историческом аспекте больше всего интересен именно арабский регион, особенно древний Египет с его пирамидами. Там всё загадка, с какой стороны не копни.

– Да что в древностях копаться! Будешь со своим дипломом историка у вас в Эрмитаже годами бирки на мумиях перебирать! Если хочешь попасть на Ближний Восток, учи арабский. Погляди, что сейчас там делается! Специалисты-арабисты никогда без работы не будут. К тому же после армии такие льготы для поступления в университет, что глупо не воспользоваться.

Демобилизовался Глеб в декабре. Прибыл домой и сразу начал готовиться к вступительным экзаменам. Напряжение было велико, ему казалось, он сделал очень высокую ставку. В волнении пребывала и вся родня: мать, старшая сестра и тетка. Ведь никто из них не учился в университете, да тут ещё и арабский язык. Глебу казалось, он не имеет права не оправдать их ожидания и сорваться. Экзамены сдал успешно, но конечно, для преодоления конкурса пригодились и его армейские льготы. Во время учебы в университете его не покидало чувство ответственности, плохо учиться он просто не имел права. Ещё студентом он побывал на практике в Сирии и остался доволен. Понял, что сделал для себя правильный выбор.

С Эльвирой Глеб познакомился, когда учился на третьем курсе. Ему сразу понравилась изящная, хрупкая девушка. Каштановые волосы до плеч, лёгкий наклон головы, зеленовато-серые глаза, негромкий голос, мягкая улыбка. Ему казалось трогательным, что она живет совсем одна. Родителей потеряла в войну, бабушка, которая вырастила её и младшую сестру, умерла. А сестра рано вышла замуж и уехала с мужем на север. Однако беспомощной и слабой Эльвира не была. У неё было педагогическое образование, и она работала в детском саду. Глебу нравилась её исключительная аккуратность и пунктуальность – то, чем не могли похвастаться его сокурсницы. Он сказал Эле, что жениться на ней сможет только тогда, когда окончит университет и станет экономически независимым от матери. «Ну что же, тогда и вопрос о твоем переезде ко мне в мою комнату пока обсуждать не будем», – сразу поставила она всё на свои места.

Но поженились они всё-таки раньше, в начале пятого, выпускного курса Глеба. От того, женат он или нет, зависело распределение после окончания университета. Ему предложили поехать с женой на два года в Йемен вольнонаемным переводчиком в группу советских военных консультантов. Зарплата там была значительной, квартирные расходы и перелет оплачивало военное ведомство. «Везунчик ты, Плотвин, – сказал его однокурсник, – в университет поступил без проблем, учился без срывов, а назначение получил – лучше не бывает! Да ещё и с женой повезло. Вести себя умеет, с такой не пропадешь».

Когда после командировки они вернулись из Йемена домой, Десятое военное управление сразу предложило Глебу новый контракт вольнонаемного переводчика, на это раз в Ираке. Но Глеб думал только о журналистике. Они поехали в Москву, остановились у знакомых. Однако с устройством в ТАСС ничего не получилось. Ответственный редактор, с которым Глеб разговаривал по поводу работы в редакции по странам Ближнего Востока, одобрил предлагаемую Глебу командировку в Ирак.

– Пришлете нам оттуда пару-тройку материалов, будете держать контакт с нашим ближневосточным корреспондентом. Так что, если у вас хорошо пойдет, через два года разговор может быть другим. Не обижайтесь, но сейчас получается, что вы вроде с улицы дверь открыли и хотите сразу оказаться в самом престижном международном агентстве. А что вы можете предъявить? Арабский язык – да, это неплохо, но недостаточно. Каким вы окажетесь журналистом? Кроме того, ведь вы ленинградец и у вас нет ни московской прописки, ни жилья в Москве.

– Мы с женой планировали обменять свою площадь в Ленинграде на Москву.

– Что у вас за площадь? Комната в коммунальной квартире? Да у вас годы уйдут на обмен, так и будете снимать чужие углы. Багдад для вас сейчас самый лучший вариант – возможность заработать деньги на кооперативную квартиру в Москве. Если решите жилищную проблему в столице, то и с устройством на работу перспективы заметно расширятся.

После такого напутствия было над чем задуматься, да и военное Десятое управление торопило с ответом.

Глеб дал согласие на двухгодичный контракт в Ираке.

Записи Татьяны Петровой

Записи Татьяны относятся к довольно безмятежному периоду, когда ещё никто не знает, что случится в дальнейшем, и не предполагает, какие кого ждут потрясения. Для данного повествования интересны те страницы её записей, где она характеризует своих друзей.

Начало.

Итак, у нас начался новый, незнакомый по стандартам нашего жизненного опыта, период жизни: мы одни, имеется в виду без родных и друзей, находимся в чужой стране. Впечатлений – масса, и хочется как-то сохранить их в памяти, чтобы однажды поделиться с теми, от кого мы сейчас далеко. Поэтому решено, я начинаю вести дневник. Помнится, когда-то ещё в школьные годы у меня время от времени возникало желание как-то фиксировать происходящее со мной и вокруг меня. Но, то времени не хватало, то понимания, как это делать. Иногда было лень записывать все эти подростковые томления, а иногда мои переживания казались мне столь трепетными и глубоко интимными, что я не могла доверить их даже бумаге.

Однако я буду не хронологически записывать события со скрупулёзными пометками дат, а стану описывать свои впечатления. Но будет ли это в дальнейшем кому-то интересно? Кто станет моим читателем? Родственники, друзья, дети, будущие внуки (а что?!), или любопытные и пристрастные посторонние люди? А может быть только я сама через много лет…

Дневник может быть что-то вроде друга, с которым можно поделиться. А тут в чужой стране, в новой для нас обстановке друзей у нас пока нет. Попробую описывать всё по порядку.

Сначала вступление

Для нас настал долгожданный и радостный момент: мы получили дипломы! Согласно документу о высшем образовании я – преподаватель иностранного (английского и немецкого) языка, так как я окончила Московский институт иностранных языков. А мой муж – выпускник МГИМО, поэтому в его дипломе записано: «Специалист по международным экономическим отношениям».

Со своим мужем Владимиром Петровым я познакомилась в студенческой дружеской компании. Влюбилась (взаимно), вышла за него замуж. Ко времени окончания института нашему сынишке Павлику не исполнилось ещё и года, поэтому мы планировали, что я некоторое время работать не буду. Володя рассчитывал, что сразу после получения диплома его пошлют на полгода в Англию на стажировку в советское торгпредство. За границей на практике он уже бывал: на последнем курсе два месяца работал в Египте. Я же предстоящие полгода должна была провести дома с ребенком.

И вдруг мой муж получает повестку в военкомат! Там выясняется, что его срочно призывают в армию в качестве военного переводчика и командируют на Ближний Восток. Мой Вовка – человек жизнерадостный и везучий. Неплохое соединение жизненных качеств.

– Не грусти, Танюха, что дан приказ мне не на запад, а в другую сторону, – сказал он мне. – Перечитывай сказки «Тысяча и одной ночи», мы едем в Багдад. Пройдёмся там по улочкам, где семенил Маленький Мук. Два года я буду военным переводчиком в звании лейтенанта. Это совсем не плохо, ведь я ещё и за звание буду получать.

Володя отбыл в Ирак, а мне пришлось немного задержаться с Павликом в Москве, так как ребёнку следовало сделать целую кучу всяких прививок перед отъездом в страну со сложным климатом.

И именно в это время в моей жизни произошло важное и очень значимое для меня событие.

Крещение и благословение

Перед самым отъездом Володи к нам из Подольска приехала его бабушка Мария Викторовна, чтобы перед дальней дорогой пожелать любимому внуку счастливого пути. Когда Вовку уже проводили в далёкий, известный нам пока только по сказкам Багдад, Мария Викторовна спросила у меня:

– Как повезешь некрещеного младенца в чужую страну?

– А что можно сделать? Я и сама-то некрещеная. Говорят, что для крещения в церкви требуются паспорта, и кто знает, какие могут быть последствия от такого непонятного контроля.

Я рассказала Марии Викторовне, что мне ещё в детстве почему-то сильно хотелось, чтобы меня окрестили. Но когда я об этом просила маму, она пугалась и говорила, что это невозможно. В школе я была девочкой активной и общительной, к тому же меня постоянно выбирали председателем совета отряда. Это вызывало у мамы какие-то опасения, и поэтому все мои пионерские года с выборной должностью председателя отряда проходили под мамины непременные наставления: «Таня, много не болтай! Папу могут посадить!» Уж она-то знала хорошо, что значит «отца посадили» и каково вдруг стать дочерью «врага народа». Невозможность осуществления моего желания она прямо объясняла тем, что за крещение дочери могут наказать отца, так как мой папа капитан 1 ранга и притом член КПСС.

– Теперь ты взрослая и самостоятельная, родители уже не отвечают за тебя, – заявила М.В. – Вот что, завтра мы с тобой отправимся гулять с Павликом, дойдём с детской коляской до церкви и узнаем про крещение младенца.

Когда мы зашли на территорию храма, Мария Викторовна велела мне дожидаться у входа в церковь, а сама вошла внутрь. Через некоторое время она вернулась и разочарованно сказала:

– Да, без паспорта крестить не разрешается. Батюшка объяснил, он не может нарушать правила. Для крещения взрослого человека требуется его паспорт, а для крещения младенца нужно письменное согласие родителей.

Хотя я и знала о подобных строгостях, но слышала и о том, что иногда священник пренебрегает ими, поэтому у меня теплилась надежда, что Мария Викторовна как-то сумеет договориться. Я честно ей призналась, что, принимая во внимание нашу зарубежную командировку, опасаюсь паспортного контроля, учиняемого властями в церкви.

– Я найду, как всё устроить, – решительно утешила меня М.В. – Не отпущу я вас некрещеными в чужую страну с чужой религией.

Она уехала в свой Подольск, а возвратившись через пару недель в Москву, с гордостью развернула передо мной сверток и показала детскую распашонку с кружевами и женскую рубаху, вышитую чудесной белой гладью.

– Подумай, какую подругу ты пригласишь крестной к Павлику. У тебя крестной могу быть и я, – сказала Мария Викторовна.

Я позвала в крестные к сыну свою близкую институтскую подругу Любаню. Конечно, мой выбор был не случаен. Любаня мне рассказала однажды, что её бабушка перед смертью призналась, что когда Любаня и её младшая сестренка Лариска были совсем маленькими, она без ведома родителей! окрестила их обеих. Узнав, что она крещеная, моя подруга, не говоря об этом никому, стала бывать в церкви. Любаня и меня, некрещеную, однажды повела в церковь, где мы перед экзаменом поставили свечи к иконам, и нам это помогло не завалить весьма чуждую для нас из-за прогулов теоретическую фонетику. Конечно, в кругу сокурсников мы умолчали, что перед экзаменом зажигали в церкви свечу. Это стало нашей, сближающей нас обеих тайной, которой мы ни с кем не делились. Примечательно, что свеча не только помогла на экзамене, но и каким-то образом усовестила нас. Мы, две закадычные прогульщицы, перестали время от времени вместо первой лекции в институте посещать ранний киносеанс в кинотеатре «Аврора». На десятикопеечном сеансе в 9 утра народа бывало достаточно, и при этом там ощущалась особая атмосфера, дружеское взаимопонимание – «все свои», так как у каждого кинозрителя в руках была либо сумка с книгами и тетрадями, либо портфель. Именно тут Любаня познакомилась со своим будущим мужем. Впрочем, Виктор, тогда уже почти краснодипломный выпускник МАИ, оказался там случайно.

Мария Викторовна привезла нас к своей знакомой, бабе Дусе, так нам сама представилась крошечная очень бодрая старушка в белом платочке. Кроме нас там была еще одна мама с девочкой дошкольного возраста и женщина постарше – крестная для девочки и её мамы. Баба Дуся пригласила нас в маленькую комнату, где в углу, как положено, висела икона с лампадой. Рядом на стене располагались ещё несколько икон и среди них две замечательных, старинных (насколько я могла разобраться в этом) в красивых темных окладах.

– Сам Спаситель, Тихвинская икона Божией Матери с Младенцем, Николай Чудотворец, – объяснила нам иконы баба Дуся. Она строго спросила каждую из нас, подготовились ли мы, и, получив утвердительный ответ, подвела нас к столику, покрытому белой крахмальной скатертью, где уже было приготовлено всё необходимое.

Обряд крещения проводил молодой священник, отец Леонид, как позднее мне объяснила М.В., племянник бабы Дуси. Не буду описывать всё подробно, так как не очень разбираюсь во всём и поэтому опасаюсь назвать что-то не теми словами. Баба Дуся помогала отцу Леониду строго и торжественно. Мы в трепетном волнении исполняли то, что велел нам отец Леонид, не испытывая вовсе никакого страха. Даже Павлик вел себя хорошо, не капризничал. Отец Леонид произнес напутственные слова:

– Крещение – важнейшее событие в вашей жизни. Оно знаменует для вас начало новой жизни, угодной Богу.

Октябрьский день был на удивление солнечным и теплым. Солнечные лучи насквозь пронизывали комнатку бабы Дуси, где совершалось замечательное таинство. А когда мы возвращались домой и шли через сквер к остановке трамвая, воспетые всеми поэтами осенние листья празднично шуршали у нас под ногами. Иногда они осыпались с деревьев, и, падая, будто осеняли нас щедрым осенним золотом.

– Вот и Сам Господь поздравляет, – сказала Мария Викторовна.

Мне и прежде нравилось заходить в церковь, но там на меня всегда находила робость. Когда я пришла в храм после крещения, моя робость куда-то исчезла. Я ходила по церкви, подходила к разным иконам. Они были пока неизвестны мне, но уже и не чужды. Казалось, я не впервые знакомилась с ними, а узнавала их дальней памятью. Как будто я вернулась туда, где мне следовало быть по праву, куда я очень стремилась, но долго не могла попасть. Словно Дюймовочка после долгого пребывания в подземной норе крота вдруг оказалась в кругу себе подобных существ, среди цветов на ярком солнце. Я ходила по церкви и была счастлива пока непонятным мне новым счастьем. Новая радость и ликование от того, что осуществилось заветное желание, настолько мощно распирали моё сердце, что оно уже просто не умещалось в моей грудной клетке. Я всё время улыбалась.

– Часто вижу, как люди плачут у икон или просят чего-то, а ты ходишь по храму, и глаза твои светятся. Видно, с радостью пришла. Это хорошо! – со мной заговорила приземистая, совершенно согнутая на один бок немолодая женщина в монашеском одеянии.

В первый раз я увидела в Москве своими глазами настоящую монахиню. Мне было приятно, что она заговорила со мной.

– Я наконец-то и сама приняла крещение, и окрестила маленького сына. Вот и рада, что осуществилось то, чего давно желала, – объяснила я.

– Поздравляю тебя и твоего сынишку! Господь с тобой! – она перекрестила меня. – Постой-ка, подожди меня здесь, – сильно припадая на один бок, она поковыляла куда-то в глубину церкви. Мне она казалась очень симпатичной и доброй. Монахиня вернулась и протянула мне совсем маленькую, меньше ладони икону.

– Прими от меня подарок, – сказала она. – Это Тихвинская икона Божией Матери. У тебя ведь нет иконы, вот и возьмешь её с собой в дорогу.

– Что мне нужно сделать? – почему-то спросила я, совсем не удивившись, что она знала про предстоящую дорогу.

– Нужно свечи зажечь, да помолиться, – ласково сказал она и, снова перекрестив меня, удалилась по своим делам.

Я спохватилась, что не купила свечи, и пошла к свечному ящику. Монахиню я больше не видела.

Сейчас, когда я вспоминаю об этом, мне представляется весьма закономерным, а вовсе не удивительным, и моё крещение, и Тихвинская икона сначала у бабы Дуси на стене, а затем и у меня на ладони, и неожиданное благословение от монахини. И всё произошедшее я воспринимаю, как замечательное предзнаменование в начале моей взрослой самостоятельной жизни. Спасибо, Тебе Господи!

Наше начало в Багдаде.

Через два месяца, встретив меня и Павлика в багдадском аэропорту, муж сказал:

– Извини, здесь совсем не сказка. Я и сам не ожидал такого. Жара, работа, дисциплина. И никаких следов Шахерезады в этом сером бетонном городе!

Но я не из пугливых, да и на сказку особенно не рассчитывала. Прежде всего, мне сразу понравилось, что теперь у нас совершенно самостоятельная жизнь. Свобода, свобода! Жизнь без привычного давяще любящего родительского диктата, а также, наконец-то (ура, ура!), без постоянного трепета по поводу зачетов, экзаменов, и проч. Самостоятельность началась в весьма неплохих условиях: нам предоставлена отдельная квартира, у нас собственный заработок, мы имеем возможность увидеть, как люди живут в другой стране. Для меня это гораздо интереснее, чем, когда муж находится, видите ли, в Лондоне, самой сидеть в доме его родителей с ребенком, имея основным событием-впечатлением походы в детскую поликлинику: ах, сколько вы прибавили в весе, какой у вашего младенца сон, регулярный ли стул. Это всё, конечно, важно для ребенка и для меня как матери. Я люблю своего кроху, но всё-таки я совсем не Наташа Ростова в последних главах «Войны и мира». Мне этого не достаточно.

Сначала о нашем быте, потому что моя жизнь за границей состоит пока что только из этого.

Семьи советских специалистов проживают в новом четырехэтажном многоквартирном доме. Каждая квартира состоит из просторного холла-гостиной, спальни, кухни со всем необходимым и санузла. На потолке в гостиной вращаются лопасти огромного вентилятора. Дверь холла выходит в общий широкий коридор. Детям не разрешается носиться по этому коридору. Они выходят гулять на полянку – специально выгороженную зеленую площадку у дома, где для них установлены качели, горки, песочница. На полянке сложены раскладные кресла, которыми можно пользоваться, если хочется побыть на зелёной территории с детьми, либо просто пообщаться друг с другом. Уходя, следует поставить кресло на место.

Мне совсем не нравится сидеть на этой полянке, но из-за Павлика приходится, детям тут удобно гулять. В нашем доме почти у всех дети дошкольного возраста. В первой половине дня, пока еще не очень жарко и пока мужья на службе, женщины посиживают здесь с вязанием, болтовней и непременными сплетнями. Основная тема: кто сколько тратит, кто что купил, кто умеет торговаться, а кто для этого недостаточно хитроумен. К часу дня все расходится по своим квартирам, так как наступает нестерпимая жара и пора готовить обед. В начале четвертого автобусы привозят усталых военных советников домой. Их напряженный рабочий день начинается здесь с шести утра. В послеобеденные часы в нашем доме (как и во всем городе до восемнадцати часов) устанавливается тишина, почти все спят. Вечером желающие снова выбираются на полянку. Опять те же разговоры и часто препирательства по поводу поведения детей.