Текст книги "Большая книга ужасов 2014 (сборник)"

– Ну, ты, Тимоня, и обскурант! – Груша хлопнула в ладоши. – Ну, ты и дремучий! Я открыла новую планету, я открыла новый экзовид, возможно, разумный, а ты… И вообще, какое-то у тебя похоронное настроение.

Я оглянулся на Колючку, увидел его веселые бесшабашные глаза кролика-имбецила и подумал, что вряд ли в нем мы найдем брата по разуму. Может быть, брата по недоразумению – это да.

– Я у тебя про часы спрашиваю. Откуда ты их взяла?

– Нашла, – игриво ответила Груша. – Они в том ящике были, из трюма. Он о камни хлопнулся и раскололся. А я заглянула. Думала, что там что-то полезное, а обнаружила только часы. Вот и взяла. На память.

– Точно в ящике?

– Точно. А что?

– Местные вещи могут быть опасны…

– С чего вдруг? – прищурилась Груша.

Ну, тут уж я не утерпел и рассказал про свое приключение. Про дом.

И очень раскаялся. Потому что Груша издевалась надо мной всю дорогу до костра. Упражнялась в остроумии на все лады. Так что под конец мне даже стало стыдно.

Костер был виден издали. Маленький уютный огонек между серыми глыбами. Я неожиданно почувствовал, что замерз и хочу к огню.

– А что там горит? – спросила Груша. – Деревьев здесь нет…

– Камни горят.

– Что значит «камни»? Ты хочешь сказать – уголь? Или торф? Но уголь может быть только на планете, где были леса, а тут нет органики. Что горит?

– Камни горят, я тебе говорю. У Баркова есть егерская зажигалка, которая даже камни зажигает.

– Чушь, – возразила Груша. – Камни не могут гореть в обычных условиях. Что за егерская зажигалка?

– Ну, зажигалка как зажигалка. Поджигает.

– Камни?

– Камни.

– А дом пытался тебя сожрать?

– Ну да. Я же тебе объяснял: это совсем не дом был, а полип…

– Угу, полип, – кивнула Груша. – Ах он какой… Может, и не полип вовсе, а медуза? Или креветка? Креветка-мутант, прикинувшаяся домом! Ты хоть сам понимаешь, что ты городишь?

– Я не горожу. Спроси у Баркова, он тоже там был.

– Вы же психи, чего у вас спрашивать… Вас лечить надо. Ты, может, считаешь, что и мои часы тоже живые?

– Я не знаю.

Груша сняла с пояса часы, потрясла. Внутри звякнули пружинки, колесики какие-то.

– Слышишь?

– Дай посмотреть.

– На. – Груша простосердечно протянула мне кукушку.

Я взял часы осторожно, ожидая, что сейчас вместо кукушки из механизма вылетит кривой турецкий кинжал. Но кинжал не выскочил.

Часы как часы. Зачем их туда, в тот ящик, положили, интересно?

Колючка щелкнул колючками на спине и громко понюхал воздух. Глаза его забегали по морде, уши завязались в спираль, сам Колючка издал странный звук, который я опознал как «иго-го»… Ну, или что-то вроде того.

Изобразив свое «иго-го», Колючка перелетел через большой камень и попрыгал к костру.

– Колючка, ты куда? – крикнула вслед Груша. – Назад! Иди назад!

Но Колючка ее не послушал. Вернее, не услышал даже. Игогокая, он скакал между камнями, стремясь к огню, как мотылек.

– Странно… – нахмурилась Груша. – Чего он так к Петру побежал?

Только тут я понял, что бежал Колючка не к огню, а к Баркову. И в самом деле, зачем ему нужен огонь? Животные боятся огня.

– Зачем он к нему побежал? – повторила вопрос Груша.

– Может, приличного человека почувствовал? – предположил я.

– Тогда понятно, почему он тебя чуть не затоптал, – огрызнулась Груша.

– А вдруг он его сожрет? – предположил я.

– Колючка травоядный.

– И какой же травой он тут питается? Тут травы никакой нет…

– То, что ты ее не видел, еще не значит, что ее нет. К тому же он вполне может питаться водорослями.

Я представил, как Колючка питается водорослями. Нет, вряд ли он мог питаться водорослями. Да и моря никакого я не видел. Такой дурацкий зверь непонятно чем вообще может питаться…

На всякий случай я ускорил шаг. Груша за мной поспешать не стала.

Колючка носился вокруг Баркова. Костер погас, Барков сидел возле дымящихся камней, а Колючка скакал вокруг, как настоящий вихрь. Он приплясывал, подвизгивал, подпрыгивал и при каждом своем движении старался дотронуться до Баркова. Если учесть, что весил зайчонок килограммов сто пятьдесят, не меньше, то Баркову приходилось туго. Мне даже показалось, что в порыве необъяснимой страсти Колючка отщипывает от него по кусочку.

Барков отмахивался, пытался Колючку отлягнуть, ругался, но Колючка не унимался и безумствовал все сильнее и сильнее. Он даже пустился перепрыгивать через Баркова, каждый раз ударяя того по голове своим плоским хвостом. В конце концов Баркову все его выкрутасы надоели, и Петр рявкнул что-то. Правда, я не смог разобрать, что именно.

И к моему удивлению, окрик подействовал. Колючка вдруг сложился, свернулся в клубок, как большой еж, и улегся между камнями.

Барков стряхнул с себя слюни и сопли, поглядел на Грушу, затем с укоризной на меня. Я развел руками.

– Что ты такое ему сказал? На каком языке? – подозрительно спросила Груша. Поздороваться она позабыла.

– На тутси, – ответил Барков. – Есть такой африканский язык.

– Ты знаешь тутси? – продолжила допрос Груша.

– Пару слов. У нас в семье был обычай: каждый год мы учили какой-то экзотический язык. Но так никогда и не выучивали. Очень смешно было.

– И что?

– Как видишь – получилось.

– А что ты ему сказал? – допытывалась Груша.

– Убей крысу, – перевел Барков.

Груша задумалась.

– Здравствуй, Лина, – сказал Барков. – Мы ведь даже не поздоровались…

– Привет, – угрюмо буркнула Груша. – Что, помаленьку с ума сходим?

– В каком смысле?

– В прямом. Тимоня мне историю рассказал, пока мы сюда топали. Из цикла «воспаленные мозги». Про то, как его тут будто бы какой-то дом чуть не сожрал. Неужто правда?

– Ты не могла бы мне отдать оружие? – осторожно сказал Барков.

– А вы не могли бы меня проводить к тому дому? – не ответила на вопрос Груша.

– Он далеко отсюда, – сказал я. – Очень далеко.

– Я так и думала. Далеко. За морями, за лесами. Дорогу вы, конечно, забыли?

– Забыли.

– Оружие отдай, пожалуйста, – попросил Барков.

– Это? – Груша тряхнула бедром, бластер подпрыгнул.

– Это.

– Как-нибудь потом. – Груша похлопала ладонью по стволу.

Я думал, что сейчас Барков что-нибудь сделает. Или скажет, по крайней мере. Но он ничего не сказал и ничего не сделал.

– Оружие – детям не игрушка! – назидательно сказала Груша. – Вот Тимоня взял в руки бластер и…

– Бластер, – поправил Барков.

– Разницы не вижу. Тимоня, долгоносик несчастный, из твоего огнемета чуть меня не поджарил! Такое оружие нельзя доверять психически неадекватным личностям, потому что…

– Хорошо, пусть бластер побудет у тебя, – остановил ее Барков. – Расскажи лучше о себе, про то, как ты сюда попала. И что за зверь с тобой прискакал?

– Зверь называется Колючка, – ответила Груша. – Вероятно, какой-то местный вид, больше пока ничего не могу сказать. Он дружелюбен и не опасен, насколько я могу судить. Но это неважно. Важно другое – разработать программу наших дальнейших действий. А про то, как я сюда попала… Что ж, расскажу. Два дурака решили немножко поиграть в космопроходцев, залезли на грузовой автоматический корабль…

– У нее часы, – доложил я.

– Не перебивай! – злобно зыркнула на меня Груша.

Барков тут же поглядел на часы.

– Можно посмотреть? – попросил он. – Интересные часы…

– Нельзя! – Груша заподозрила неладное. – И вообще, при чем здесь часы? Благодаря вашей глупости я оказалась на чужой планете, а вас волнует непонятно что! Один рассказывает про какие-то дома, другой часами интересуется… Мы должны решить более насущные вопросы! Для начала надо построить сигнальную пирамиду.

– Что? – не понял я.

– Надо строить сигнальную пирамиду. Из камней. Чтобы заметили с орбиты…

– Аполлинария, – заговорил я наставительно, – чтобы пирамиду заметили с орбиты, она должна быть размером с Сицилию! Тебе пяти жизней не хватит даже для постройки фундамента.

Груша пробуравила меня злобным взглядом.

– Пирамиды – совсем не то, чем нам стоит заниматься, – поддержал меня Барков. – Нам надо…

– Хочу напомнить вам, сороконожки, что руководителем экспедиции являюсь я, – капризно заявила Груша. – И я определяю, что мы будем делать…

Я поглядел на Баркова. Барков чуть заметно покивал.

– Так вот, я как руководитель экспедиции, – продолжала Груша, – принимаю решение: мы должны найти ровное место и на нем выстроить сигнальную пирамиду.

– Да-да, – каким-то чересчур ровным голосом произнес Барков, – сигнальная пирамида – очень важное дело. А еще строительство сигнальных пирамид – отличный отдых. Многие строили сигнальные пирамиды, прекрасное хобби…

Барков нес какую-то чушь, какой-то бред. При чем здесь сигнальные пирамиды? Какие еще сигнальные пирамиды?

– Сигнальные пирамиды – очень полезные вещи. Пирамида сама по себе, как известно, служит усыпальницей, что означает: в ней очень хорошо спать, очень уютно спать…

И тут Груша зевнула. Она зевнула так сладко и так мощно, что я не удержался и тоже зевнул. Зевание, как и лень, заразная штука. Ночь продолжалась. И мне тоже хотелось спать. Я ведь так и не выспался.

Я зевнул еще раз, усталость навалилась мешком, как-то подмяла, опутала, потянула вниз. Может, из-за тепла, которым еще тянуло от костра, а может, просто переутомление сказывалось.

– Ну, мы должны… – Видимо, Груша ощущала то же самое. – Должны определиться…

– Вы должны отдохнуть. – Барков подкинул в костер камней и стал устраиваться. – Мы все должны отдохнуть. Пару часов. Пара часов отдыха нам не помешает. Спать хочется, очень хочется спать…

Барков сказал еще несколько раз про дурацкие сигнальные пирамиды, затем стал какую-то считалку рассказывать – что-то про то, как из тумана вышел месяц, который кого-то хотел зарезать, но зарезаемый убежал в рожь…

Дальше я не запомнил. Наверное, считалка была гипнотическая. Из арсенала черных егерей.

Первой захрапела Груша. Затем я.

Глава 9
Вершина разума

Проснулся я от крика. Кричала Груша. Дико, страшно кричала.

Я вскочил. Недалеко от меня сидел Барков. Барков тер глаза левой рукой, в правой сжимал бластер и водил им по сторонам.

Груша была рядом. Она сидела и орала. Хорошо орала. Громко. Будто видела что-то ужасное, чего мы не видели.

Барков очнулся, положил бластер, подскочил к Груше и хлестко ударил ее по щеке. Голова у нее дернулась, Груша замолчала.

Я тоже подошел. На всякий случай. А вдруг с Грушей припадок какой приключится? Придется держать.

– Что с ней? – с опаской спросил я. – Болезнь какая?

– Кошмар, – ответил Барков. – Просто кошмар приснился.

– Что? – не понял я.

– Ну как что? Кошмар.

– Что такое кошмар?

Теперь уже Барков уставился на меня с непониманием. Смотрел-смотрел, потом будто спохватился.

– Ах да, – сказал он, – понятно, конечно… Слово «кошмар» обозначает страшный сон.

– Страшный сон? Я не понимаю…

– Как не понимаешь? Ну, когда человеку снится что-нибудь плохое…

– Что значит «снится»? – спросил я.

Мы тупо смотрели друг на друга. Что еще такое? «Спать» – понятно. А что значит «сниться»? Нет, на Баркова, конечно, «Блэйк» здорово повлиял, все мозги у него набекрень. Хотя в целом парень хороший. Его вполне можно было бы принять в братство лодырей, жаль, мы раньше не познакомились…

Хм, сниться… Кошмар снится… Что еще такое?

Груша опять завопила, и Барков опять ее шлепнул. Опять по щеке. Голова Груши снова дернулась, и наша руководительница очнулась. Озиралась, как зверь, нас с Барковым не видела.

– Что с тобой? – Я попытался взять ее за плечо, однако Груша меня оттолкнула.

– Все нормально! – громко сказал Барков. – Все в порядке! Это мы! Мы здесь, все вместе, все хорошо.

Из-за плеча Баркова высунулся перепуганный Колючка. Выглядел Колючка смешно, как всегда. Даже язык свешивался. Очень смешно так свешивался.

Груша улыбнулась и успокоилась.

– Что с тобой случилось? – спросил я. – Чего орала?

– Руку прищемила, – ответила Груша. – Не твое дело вообще, суслик чарджуйский!

– Послушай, Петр, а с чего вдруг ты как будто…

– Вот все и проснулись, – перебил меня Барков довольным голосом. – Теперь будем искать рюкзак.

– Зачем нам искать твой рюкзак? – осведомилась Груша.

– Там передатчик, – просто ответил Барков.

– О! – Груша с ироническим восхищением закатила глаза. – Передатчик! Как предусмотрительно! Зачем тебе на Заре нужен был передатчик?

– А он мне не нужен был. Просто передатчик входит в стандартную комплектацию рюкзака. С помощью него мы вызовем помощь…

– И как ты предлагаешь рюкзак найти? Может, Колючка вынюхает? Колючка, нюхать!

Груша пофыркала носом. Колючка тоже пофыркал, втянул воздух. Перестарался. Искалеченный рукав барковского комбинезона оторвался и полностью втянулся в могучую ноздрю псевдокролика. Колючка скосил свои и без того косые глаза к переносице. Попытался добыть рукав кривыми недоразвитыми верхними лапками. Ничего не получилось. Тогда, стараясь вытряхнуть рукав наружу, Колючка принялся дико трясти мордой. Однако вместо рукава наружу вылетали только сопли.

Потом рукав перекрыл кислород. Колючка схватился лапками за шею и, выставив до предела глаза, свалился на камни.

Нет, Колючка был удивительным существом. Воплощение нелепости, курьезности, как будто все смешное, что существовало во Вселенной, объединили в раздрызганной фигуре квазидикобраза.

Колючка был способен рассмешить даже мертвого, а мы были пока еще живые.

Я рассмеялся почти сразу.

А когда Колючка принялся вертеться на грунте, засмеялся даже Барков.

Посмеялись хорошо.

Но тут Колючка перестал биться и захрипел. Барков склонился над ним, размахнулся кулаком посильнее и треснул его по переносице. Колючка замер, а потом чихнул. Сильно.

Рукав пробкой вылетел из ноздри Колючки, развернулся в полете в полный рост и, развернувшись, с характерным сопливым звуком обернул лицо Груши.

Я рассмеялся громче.

Груша сдернула с себя сопливую тряпку, замахнулась на Колючку, тот шарахнулся в сторону.

– Идиоты! – орала она, стряхивая с себя Колючкины сопли. – Почему вокруг меня одни идиоты?

А мне приятно было. Так Груше и надо!

Барков снова приманил Колючку. И сунул ему под нос другой рукав. Осторожно уже, придерживая. И Колючка понюхал осторожно.

– Впрочем, мы найдем рюкзак и так, – сказал Барков. – У меня есть пеленгатор.

И Барков достал из своего искалеченного комбинезона очередную палочку. Она почти не отличалась от зажигательной, по форме и по размерам то же самое, я даже подумал, что она и есть зажигалка, Барков перепутал.

Но Барков не перепутал, он постучал палочкой по ноге, и на ее конце загорелся красный огонек.

– Ого! – ернически восхитилась Груша. – Красный огонек!

Барков медленно обвел палочкой горизонт. Красный огонек. Барков повернулся в другую сторону. И почти сразу вспыхнул зеленый.

– И что это значит? – почесалась Груша.

– Рюкзак там, – Барков указал направление.

– А расстояние? – кивнул я на палочку.

– Точно сказать не могу… Недалеко. Радиус пеленгатора – тридцать километров. Но огонек горит ярко, значит, объект недалеко.

– Вывод утешает, – хмыкнула Груша и плюнула на камни. – Всего тридцать километров!

– Давайте лучше уже пойдем, – предложил я. – Я почему-то хочу назад, в цивилизацию. Надоело мне тут.

– Ну-ну… – Груша плюнула еще раз.

И мы пошли вслед за указующей палочкой.

Шагали в молчании. Наверное, часа три ни слова не произнесли. Барков шел, закинув руки за спину, я подтачивал нож найденным песчаником, а Груша мастерила некое приспособление: обматывала веревкой камень необычной гантелеобразной формы, видимо приготавливая из него какое-то ударное орудие.

Она шагала последней, отчего я чувствовал себя неуютно. Мне все казалось, что Груша решит испытать свой инструмент на мне – настроение у нашей начальницы было какое-то воинственное.

И я решил пошутить. Ну так, чтобы разрядить обстановку.

– Для чего булыжник-то припасла? От инопланетян отбиваться?

– Я его вовсе не против инопланетян приготовила. – Груша подышала на свое орудие.

– А против кого?

– Против вас, – ответила Груша. – Вы мне совсем не внушаете доверия. Вы оба – психически нестабильные личности, от вас можно чего угодно ожидать. А в инопланетян я не верю.

Я хмыкнул.

– Чего хмыкаешь?

– Ничего. Просто.

– Только не говори, Тимоня, что ты веришь в инопланетян! В инопланетян верят одни бактерии.

Барков промолчал. А я упрямо сказал:

– Современная наука не отрицает возможность их существования. А ты отрицаешь?

– А я отрицаю. Мы – вершина разума во Вселенной!

Ясно. Груше захотелось поспорить. Поругаться. Наполнить жизнь энергией.

– Мы – вершина эволюции! – продолжала она. – Такова железная истина!

Теперь хмыкнул Барков. Вершина эволюции уставилась на меня. Что-то она ко мне сегодня привязалась… И уж очень она и меня уязвить хотела.

– А может, Тимоня, ты еще и в контакт веришь? – подозрительно спросила Груша. – Я имею в виду Контакт с большой буквы?

– Верю, – признался я. – Да, я верю в Контакт с большой буквы. Как и всякий человек.

– Контакт… – презрительно буркнула Груша. – Весь ваш пресловутый Контакт – сплошная фантастика.

Тут Груша даже подпрыгнула. От избытка чувств.

– Фан-тас-ти-ка! – раздельно повторила она. – Я, когда еще в ясли ходила, тоже фантастикой увлекалась. И всякими одами, гекзаметром, одним словом – вымершими жанрами. Так вот, половина всех фантастических произведений – истории про Контакт. Причем утомительно однообразный контакт. Я даже варианты развития отношений землян с гостями из космоса выделила. Их не так уж много: или инопланетяне – добрые дядечки, которые нам все дадут даром, или они – безмозглые чудища, стремящиеся нас сожрать. Вот и все!

Груша раскраснелась и разгорячилась. Она явно соскучилась по лекциям и явно собиралась сейчас нас чему-нибудь научить. Прямо здесь, посреди лунного инопланетного пейзажа.

– Давайте дойдем хотя бы до гор, – предложил Барков.

Но Груша не желала доходить до гор, Груша желала разобраться во всем здесь и сейчас.

– Фантастика дискредитировала себя! Жизнь – лучшая фантастика! А вы знаете, почему сейчас никто фантастику даже не сочиняет? – вопросила она. – Потому что она никому не интересна. Потому что сегодня все знают, что случится завтра. Потому что никого ничем не удивишь. Вот в девятнадцатом веке было хорошо: аэроплан – событие, подводная лодка, телеграф, телефон, электричество – чудо. А сейчас ничего не чудо. Поэтому не надо мне тут рассказывать! Нет никаких инопланетян. А если и есть, то очень далеко, и мы с ними не встретимся. А если встретимся, то вряд ли их узнаем. И говорить о Контакте – значит отвлекать людей от важных дел!

Груша выдохнула.

– Все? – спросил я. – Дальше пойдем?

– Нет, не все. Я еще хочу сказать. Все те, кто верит в Контакт, – неудачники. Вот как наш Тимоня.

– Я не неудачник…

И в самом деле – я не неудачник. Я им просто не успел еще стать. Жизнь ведь только началась. Когда ж мне было становиться неудачником? Я еще ничего не сделал даже…

– Такие, как наш Тимоня, считают, что там… – Груша указала пальцем в небо, – мы встретим самих себя. И те, другие, ответят нам на многие вопросы…

– А почему бы и нет? – перебил ее я. – Почему мы обязательно должны встретить там… – я тоже указал в небо пальцем, – зеленых осьминогов? Я вот считаю, что инопланетный разум должен быть похож…

– Очень хорошо, что ты умеешь считать, Тимоня, – не дала мне договорить Груша. – Только то, что ты считаешь, никому не интересно. Таких же, как мы, нет. Нет и не может быть! Что и доказывают, причем аргументированно, последние работы Шварцбергера. То, что мы возникли именно в такой форме… – Груша указала на себя, на свою форму, – исключение, плевок в сторону целесообразности. Гораздо удобнее существовать как раз-таки осьминогу…

– А я вот другое слышал, – негромко произнес Барков. – Совсем другую теорию. Что будто бы есть в космосе, где-то далеко-далеко, в другой даже Галактике, двойник нашей планеты. Причем почти полная копия. Только какие-то детали отличаются, мелкие совсем…

– Знаем мы твою теорию! – перебила теперь его Груша. – Это тоже фантастика. И сама теория фантастика, и возникла она тоже фантастическим образом. Если хотите, могу рассказать.

– С чего вдруг такие милости? – удивился я.

– Скучно идти с вами. К тому же ты разные сказки рассказываешь, а я что, не могу? К тому же у меня с той теорией свои отношения. Когда-то давно… Ладно, буду по порядку. Так вот. Когда-то давным-давно, лет сто пятьдесят назад…

Давным-давно, сто пятьдесят лет назад, один астрофизик на своем исследовательском корабле сбился с курса. Ну, все как обычно – сбой в навигационной системе. Причем очень хорошо сбился, его забросило аж в другой рукав Галактики, а возможно, даже вообще в другую Галактику. Он почти полгода прыгал по звездным системам, пока его совершенно случайно не выкинуло к маленькой желтой звезде, вокруг которой вращалось по орбитам девять планет, совершенно не похожих друг на друга.

Сначала физик подумал, что каким-то чудом его вынесло домой, однако очень быстро понял, что это не так. Просто третья планета являлась двойником его родной Земли. Вплоть до очертаний материков, которые совпадали на восемьдесят процентов. Вплоть до состава атмосферы, которая отличалась на сотые доли процента.

Естественно, он совершил посадку. Открытие, которое он сделал дальше, удивило его еще больше. Планета была населена. Физик даже решил, что он повредился умом: инопланетяне были абсолютной копией людей Земли, хотя имелись небольшие физиологические отличия. Физик произвел анализы и обнаружил, что совпадение является практически стопроцентным, словно это были не инопланетяне, а вполне обычные земляне. Он без труда внедрился в тамошнее общество, потому что оказалось: совпадает не только внешний облик, но и психология, и даже, что оказалось самым поразительным, языки, имена, фамилии, географические названия, некоторые литературные произведения.

Практически все.

Кроме истории.

История у Двойника – так физик назвал ту планету – была другая. Это была история непрерывных войн, кровопролитий, эпидемий, голодоморов, климатических катаклизмов и других неприятных событий. В силу чего планета серьезно отставала от Земли в своем техническом развитии. Лет на двести отставала! Жители Двойника еще не вступили в космическую эру, однако воздушный океан уже был ими освоен. И на планете бушевала очередная война. Одна из самых истребительных за всю ее историю.

Физик был поражен. Он не мог представить, что люди могут уничтожать друг друга. А люди уничтожали. В огромных количествах. Причем самым страшным для него было то, что делали это люди, совершенно не отличающиеся от тех, кого он знал.

Физик попытался помочь своим братьям. Разумеется, чем и как мог. Он начал двигать науку, попытался привить новую философию, пропагандировал гуманистические идеалы, разумеется, в определенных рамках – чтобы не вызвать подозрений. Но долго не вызывать подозрений ему не удалось. Закончилось все тем, что он попал под пристальное наблюдение сразу нескольких воюющих держав и был вынужден бежать.

Ему удалось найти дорогу домой.

Конечно же, его рассказам никто не поверил. История была слишком дикой, а никаких доказательств физик не представил. Впрочем, некоторые романтики и энтузиасты готовы были поверить путешественнику, если бы он не стал свою теорию развивать. Он высказал идею, что существование двух практически одинаковых солнечных систем – некий эксперимент, суть которого состоит в том, чтобы посмотреть, как будут развиваться одни в сытости и спокойствии, а другие в постоянной борьбе за выживание. Какое человечество сумеет выжить и добиться больших успехов? Какое человечество будет лучшим?

После этого от физика отвернулись уже все. Окончательно. А история про планету, являющуюся двойником Земли, входила во все сборники космических анекдотов.

– Ну, как вам сказочка? – осведомилась Груша.

– Интересная. Мне и правда история понравилась.

– Бред, – безапелляционно заявила Груша. – Полнейший бред вся эта история, вот что я вам скажу.

– И с чего ты вдруг считаешь ее бредом? – спросил я.

– Бред, бред, бред! – убежденно повторила Груша. – Эта теория мне всю молодость искалечила. Я так…

Груша замолчала. Видимо, вспоминала свою искалеченную молодость.

– А вдруг все в ней правда? – спросил Барков. – С чего ты взяла, что такое невозможно?

– С того, что антинаучно.

– Почему? – изумился я. – Напротив! Жизнь везде развивается по схожим законам…

– Согласна, – перебила Груша. – Согласна, что по одним и тем же законам. Но чтобы она развивалась одинаково, чтобы на разных планетах разных звездных систем разных галактик у людей были одинаковые имена… Такое нельзя оправдать никакими законами. Это невозможно!

– А как же быть с гениями? – стоял на своем Барков. – С теми, кто двигает человечество вперед?

– Гении – просто флуктуация разумной материи, – тут же нашлась Груша. – Статистическая величина. Они появляются сугубо в соответствии с законами относительности.

– Тут ты противоречишь сама себе, – улыбнулся я. – Значит, статистически встретить планету с похожими на нас людьми невозможно, а встретить гения за короткую историю человечества возможно?

– Я понимаю, куда ты клонишь. Понимаю. Что гениев нам якобы подбрасывают для ускорения нашего развития, так? Чтобы посмотреть, что получится в разных условиях. Но получится то же самое! Дважды два всегда четыре! Из реакции деления атома может получиться только атомный реактор…

– Или атомная бомба, – вставил Барков.

– Какая еще бомба? – поморщилась Груша.

– Атомная. Реактор – управляемая атомная реакция, а бомба – реакция неуправляемая. Принцип один, а результаты совершенно противоположные…

– Оставь свои легенды, Петюня. Бомбы… Зачем нужны какие-то бомбы?

– Ни за чем, – отмахнулся Барков. – Про бомбы я перебрал, конечно.

– Если я буду верить в планету, являющуюся двойником нашей Земли, то должна буду поверить в то, что в космосе действуют некие силы, которых мы не знаем. А человечество в пространстве уже сотни лет никаких высших сил не встретило! Тот сумасшедший, ну, якобы открыватель Двойника, писал, что на Двойнике верят в высшие силы. Но они в них верят, потому что слабые. И хотят, чтобы им помогали. А высших сил нет!

– Если ты их не встречала, вовсе не значит, что их нет, – возразил Барков.

– С вашей логикой мы черт знает куда зайдем! Если верить вам, то получается, что вся наша жизнь срежиссирована кем-то извне. Получается, что мы вроде как не свободные люди. Что нами кто-то управляет и наша жизнь – всего лишь соревнование с нашими космическими близнецами.

– Да, именно так, – просто ответил Барков. – Это если смотреть…

– Ерунда! – воскликнула Груша. И еще раз повторила: – Ерунда!

Восклицания она подтвердила энергичным потрясанием булыжника на веревке, будто своим самодельным оружием лично разобралась с дюжиной носителей внеземного разума, как враждебных, так и дружелюбных.

– А может, высшие силы нами не управляют, – как бы рассуждал вслух Барков. – Может, они просто наблюдают. Может, им интересно, что получится, когда мы встретим друг друга…

– Так… – Груша уперла руки в бока. – Я вижу, что ты тоже книжку читал. Признавайся!

В ту минуту она была удивительно выразительна. Изодранный комбинезон, раскрасневшееся лицо, в руке булыжник на веревке, на поясе часы с кукушкой. И косички торчат чуть в стороны. Жаль, что с Европы она не притащила свои страшные папиросы – папироса бы ей сейчас очень кстати пришлась.

– Так ты читал книжку? – повторила вопрос Груша.

– Нет, не читал, – отрицательно помотал головой Барков. – Но если мы уж начали говорить… В общем, я верю в Контакт.

– Да верьте во что хотите, – махнула рукой Груша. – Я устала от вас, надоели вы мне, дурошлепы. Пойдемте лучше искать Петюнин рюкзак. Нам куда?

Барков повел палочкой. Зеленый, в сторону гор. Там невысокие такие горы. И в тот момент с их стороны послышался грохот. Обрушилось что-то. Видимо, сошла лавина.

– Камнепад… – Барков всматривался в даль.

Ну, камнепад. Меня он не очень занимал. Я спросил у Груши:

– Послушай, Аполлинария, а если бы ты встретила инопланетянина, то что бы ему сказала?

– Я бы ему ничего не сказала, я бы ему справа – и в дыхало! – Груша погрозила камнем.

– А если бы он был похож на тебя? – продолжал я расспрашивать.

– Если бы он был похож на тебя… – слово в слово повторила вопрос Груша и задумалась. – То я бы ему слева – и в дыхало! – И сделала выпад камнем слева. После чего рассмеялась.

– Ты очень похожа, – сказал Барков, оторвавшись от гор.

– На кого?

– На инопланетянина.

Мы все опять расхохотались. Колючка, глядя на нас, тоже стал похохатывать. Груша смотрела на наше веселье с неодобрением, а потом не вытерпела и треснула своим камнем по другому камню.

Мы с Барковым вздрогнули.

– Я тебе, Петюня, торжественно обещаю, – сказала Груша с угрозой. – Тимоня свидетель, – презрительно кивнула она на меня. – Я тебе торжественно обещаю: если я когда-нибудь встречу живого инопланетянина, то… то я съем своего утконоса.