Текст книги "Роковая строфа"

25

Телефон вывел ее из задумчивости. Ночной звонок не предвещал ничего хорошего.

Это был лечащий врач матери:

– Госпожа Соболева, – начал он, – у вас сейчас ночь, прошу прощения за беспокойство…

– Доктор, какие могут быть церемонии! – взмолилась Рита. – Что случилось?

– О, мне так жаль! Ваша мама…

– Неужели?!

– Нет, нет, пока еще нет. Но, вы можете не успеть. Вам лучше приехать и немедленно.

Трубка дрожала в ее руке, Рита никак не могла совладать с собой, чтобы ответить.

– Я должен позвонить вашему отцу? – с беспокойством спросил доктор.

– Благодарю вас, я сама, – наконец ответила Рита.

Они вылетели вдвоем, просто исчезли, почти никого не поставив в известность. Опасались навязчивых журналистов и болезненного любопытства знакомых и незнакомых людей.

Рита плохо помнила как сам перелет, так и все, что за ним последовало. События мелькали, черно-белыми картинками, оставляя ее почти равнодушной. Она практически не разговаривала, если не считать автоматически произнесенных дежурных фраз. Она плохо запомнила наиболее важное – само прощание и смерть матери. Зато, почему-то, осталась в памяти примерка черного траурного костюма, даже не сама примерка, а отраженная в зеркале незнакомка с лицом, спрятанном за вуалью. Вокруг нее суетились какие-то люди, ее то и дело переставляли с места на место, словно она была не живым человеком, а манекеном. Это забавляло, она даже рассмеялась. После этого доктор забрал ее с собой, увел длинным коридором и спрятал. Там была добрая женщина, говорившая непонятно. Она, наконец, разрешила Рите уснуть, и Рита уснула.

Она открыла глаза, сквозь портьеру пробивался широкий солнечный луч, он ломался о подоконник, скользил по полу и взбирался на ботинки сидящего рядом с Ритиной кроватью человека. Человек держал Риту за руку.

– Папа? – с трудом шевеля губами, произнесла она.

– Слава Богу! Девочка, Слава Богу! – тихо сказал отец.

Осторожно вошел доктор.

– Как мы? – спросил он.

– Хорошо, – ответила Рита.

– Сейчас придет сестра, – улыбаясь и щупая ей пульс мягкими теплыми пальцами, сообщил доктор, – мы вас на минуточку оставим, с вашего позволения? Прошу вас, господин Соболеф.

Отец ободряюще кивнул Рите и удалился с доктором. Вместо них появилась давешняя женщина. Рита захотела встать, но очень закружилась голова. Она бессильно откинулась на подушку.

– Ничего, это скоро пройдет, – сказала женщина. Рита поверила ей.

Через пару дней дочь и отец гуляли в окрестностях клиники. Они не говорили о смерти матери, так как доктор сомневался в том, как Рита отреагирует на этот разговор.

Отец остался еще на неделю. Перед его отъездом доктор все же решился на беседу с осиротевшим семейством. Беседу, касающуюся состояния Риты и необходимости ее лечения.

На том, чтобы ей остаться теперь настаивали два человека. К тому же, Рита чувствовала себя настолько уставшей, что постоянно хотела спать. А спать она могла только здесь. Здесь не было телефона, компьютера, громкой музыки, людской суматохи, здесь почти не было мыслей. Ее окутал покой.

26

Родители Андрея по-прежнему жили в Ступино, отказываясь, что-либо менять в своей жизни. Андрей, как и раньше, ездил к ним, как только выдавались свободные дни.

Отец не одобрял то, чем занимался Андрей. После знакомства с Борисом он относился к нему подчеркнуто холодно. Диплом сына немного обрадовал его. Существовавшая напряженность между отцом и сыном чуть отступила. Теперь отец, время от времени, заговаривал с Андреем о смене работы.

Мать пыталась по-своему объяснить сыну негативное отношение отца к Шахматову и его бизнесу.

– Видишь ли, – говорила она, – отец считает, что ни одно состояние в мире не было нажито честно. Тем более, в твоем случае. Если предположить, что Борис в тебе заинтересован, то, что такое ты для него делаешь? Слишком высоко он оплачивает твой труд. И потом, кто такой этот Шахматов?

– Мама, у него совершенно легальный бизнес. Он связан с крупнейшими иностранными компаниями. Да, я согласен с тем, что в самом начале, возможно… – Андрей пытался оправдать Бориса и себя в глазах родителей и злился на себя за это.

– Хорошо, хорошо, – поспешно соглашалась мама, – не хватало еще, чтобы мы с тобой ссорились неизвестно из-за чего!

Совершенно другие отношения сложились у Истоминых с Машей. Отец прямо-таки готов был в любви ей объясниться. Мама встречалась с ней, у них нашлись какие-то общие дела и интересы. Маша как-то обмолвилась, что хотела бы поехать в Иерусалим вместе с мамой Андрея. Андрей, конечно, кинулся предлагать свою помощь и все испортил; отец, узнав о предстоящей поездке, запретил маме наотрез. Дело было в том, что отец категорически не разрешал маме пользоваться деньгами Бориса. То, что он прощал Маше, он не мог простить сыну, а уж тем более – жене.

Зато, всякий раз, когда Андрей приезжал, родители спрашивали о Маше, передавали приглашения в гости, но сами ехать отказывались.

Когда Андрей решился рассказать родителям о своем решении, он почти не сомневался в том, что будет одобрен. Он заехал домой накануне отлета Бориса. Несколько недель, миновавших с их последнего разговора, Андрей напряженно думал, взвешивая все за и против. Как-то он поймал себя на разглядывании колец в витрине ювелирного магазина. Потом начал представлять себе, как перестроит дом, а еще лучше – построит другой; интересовался у знакомых, где лучше заказать банкетный зал, и как сейчас модно праздновать свадьбы…

– Я, наверное, женюсь. – Сообщил Андрей.

– Кто она? – улыбаясь, спросила мама.

– Вы ее знаете, – ответил Андрей, – это Маша, сестра Бориса.

– Хорошая девушка, – задумчиво произнес отец. – Женись, сын, – он вздохнул, – женись. Если только…

– Если только что? – холодно переспросил Андрей.

– Если только ты ее любишь, а не делаешь это по расчету, – жестко ответил отец.

– Я постараюсь сделать ее счастливой!

27

Месяц прошел в страшной суете. Подготовка к отъезду Бориса, все хлопоты, связанные с оформлением всевозможных документов, как рабочих, так и личных, все это отнимало у Андрея и Маши массу времени. Они почти не виделись.

Когда самолет оторвался от взлетной полосы, унося в неизвестность Бориса и двух его сопровождающих: Вику и сиделку Валю, Андрей и Маша, прижавшись плечами, долго молча стояли, глядя в облачное московское небо. Потом Маша, словно опомнившись, коснулась руки Андрея, и они вышли из здания аэропорта.

Андрей отпустил машину сопровождения и лимузин в котором доставили Бориса.

– Поедем домой? – сказал он Маше, которая попыталась улыбнуться сквозь набежавшие слезы.

– Поедем, – она села на переднее сиденье его машины. Автомобиль тронулся с места, миновал ряды легковушек и автобусов, выбрался на шоссе.

– Маша, – неожиданно произнес Андрей ее имя. Она вздрогнула и посмотрела на него вопросительно.

– Маша, выходи за меня замуж, – предложил Андрей.

Маша замерла, словно задохнулась, потом задышала часто-часто, как пойманная птичка, собралась с духом, ответила:

– Можно, я подумаю?

– Можно.

Прошел месяц. Маша дала Андрею предварительное согласие. Они объявили о помолвке. На пальце у Маши появился изящный перстень из платины с крупным бриллиантом. Маша, не привыкшая к драгоценностям, немного стеснялась дорогого украшения.

Борис звонил и торопил со свадьбой, грозил, что не доживет. Но состояние его стабилизировалось, хоть он и пытался это скрыть. Валентина сообщила, что Борис подолгу гуляет и почти перестал кашлять. Вика не сообщала ничего.

Не смотря на настойчивое требование брата не затягивать со свадьбой, Маша, все-таки, уговорила Андрея подождать до весны. Андрей, страшно загруженный на работе, согласился.

Она тешила себя надеждой, что ей все-таки удастся уговорить Истомина старшего, отпустить в Иерусалим жену. Дело сдвинулось с мертвой точки, поездка планировалась на Страстную пятницу.

А пока, началась долгая зима. Им предстояло пережить эту зиму, чтобы вернуть весну.

Часть 3
Обретение любви

28

Худощавый мужчина в сером костюме и легком пальто медленно поднимался по горной тропинке, петляющей в соснах. Не смотря на позднюю осень, день выдался на редкость теплый и солнечный. Мягкую фетровую шляпу мужчина снял и нес в руке, обнажив темные, с легкой сединой волосы. Он останавливался то и дело, чтобы отдохнуть; и тогда, стоя с закрытыми глазами, запрокинув кверху голову, глубоко, всей грудью вдыхал чудесный горный воздух, пропитанный солнцем и сосновой смолой. Иногда он сходил с тропинки, чтобы коснуться древесного ствола, или поднять только что упавшую шишку. Сегодня он впервые вышел на прогулку один, не захватив с собой трости. Мужчина улыбнулся чему-то, какой-то своей мысли, а, может, стремительной белке, мелькнувшей перед его глазами и исчезнувшей сосновых ветвях.

Звали мужчину – Борисом Петровичем Шахматовым. А улыбался он потому, что ему удалось уйти из клиники без надоевшего сопровождения в лице вездесущей телохранительницы Вики. Правда, он не захватил трость, но, как оказалось, Борис вполне может без нее обходиться. Была и еще одна тайная надежда: вчера на этой тропинке Бориса и его сиделку Валю обогнала всадница. Ну, всадница и всадница, скажете вы и будете абсолютно правы. Но Борису показалось, что он знает женщину на вороном жеребце. Более того, он надеялся, что и сегодня наездница не изменит маршрута.

Он не ошибся.

Вскоре послышался стук копыт по утоптанной земле. Борис поспешно отступил в сторону, на этот раз заблаговременно повернувшись так, чтобы сразу увидеть лицо наездницы.

Всадников было двое: мужчина и женщина. Немного разочарованный Борис тщательно всмотрелся. Мужчину он не знал, а вот женщина…

На вороном жеребце бок о бок с незнакомцем ехала Маргарита Соболева. Борис слегка замешкался и вовремя не отвел взгляда от ее лица. Девушка недоуменно скользнула взглядом по нему, придержала лошадь. Ее напарник что-то спросил. Она слегка отрицательно покачала головой. Тогда Борис вежливо поклонился и сказал:

– Здравствуйте, Маргарита Александровна…

Лошадиный лоснящийся бок проплыл почти рядом, проплыла узкая кисть, сжимающая повод, светлая прядь волос на плече, тонкий профиль, стройная женская нога в мягком жокейском сапожке… Борис застонал внутри себя и непроизвольно сжал кулаки. Неожиданно лошади остановились, и нежный девичий голос произнес:

– Разве мы знакомы?

Борис поднял голову. Он почти не различал ее лица, только яркое сияние: солнце стояло как раз за ее спиной и слепило глаза. Борис приставил ко лбу ладонь козырьком:

– Вы меня не узнаете?

– Простите…

– Шахматов, Борис Шахматов, – быстро представился он.

– О, извините, конечно… Здравствуйте…

– Очень приятно, – выдавил из себя Борис, понимая, что девушку никак не удержать, слова не находились и не выстраивались в так необходимые сейчас пылкие и многозначительные фразы. В том, что фразы должны быть именно пылкими и многозначительными Борис не сомневался, не сомневался он и в том, что девушка сейчас тронет повод и равнодушно уедет со своим спутником, оставив Бориса одного на этой пустой тропе.

Но мгновения утекали в вечность, а Рита все еще была здесь, все еще молча возвышалась над ним на своем черном жеребце. Это было мучительно!

– Вы на отдыхе? – неожиданно для себя нашелся Борис, пытаясь справиться с бешено скачущим сердцем. Он старался ровно дышать, чтобы Рита не заметила его волнения.

– Вроде того, – ответила девушка. – А вы?

– А я здесь, недалеко, – Борис махнул рукой в сторону клиники.

– Отдыхаете?

– Да, – мужественно соврал он.

– Удачно провести отпуск, – сказала она.

– Скажите, – Борис почти крикнул, – Такой прекрасный жеребец, – он провел ладонью по шее благородного животного. – У вас здесь конюшня?

– О, нет, – засмеялась Рита, – простите, я вас не представила. Это – она кивнула в сторону своего спутника, – мой инструктор, его зовут Франц. Затем девушка обратилась к инструктору по-английски и представила ему Бориса. Франц спрыгнул с седла, и мужчины обменялись рукопожатиями. «Франц, как Франц, – подумал Борис, незаметно окинув инструктора взглядом. – Типичный швейцарец, а, может, немец… не важно. Опасности не представляет. Хотя, женщины – народ непредсказуемый…».

– Я бы тоже хотел, – Борис замялся, – конные прогулки, знаете ли…

– Конечно, – согласилась Рита. – Это совсем рядом. Очень удобно. Возьмите у Франца визитку и приходите, когда вам удобно.

– Благодарю! – Борис был в восторге.

– Вы так любите лошадей?

Борис чуть не сказал: «Я люблю вас», но сдержался.

– Очень люблю, – улыбнулся он.

– В таком случае, для вас есть прекрасная возможность пообщаться с вашими любимцами. Ну, нам пора, – сказала Рита, тронув повод. – Рада была увидеться с соотечественником.

– Всего доброго, – с достоинством произнес Борис. Он уже полностью владел собой.

– Всего доброго…

В клинику он вернулся почти бегом. Он чувствовал, как в его тело возвращается жизнь.

29

Сиделка Валентина была встревожена. Вика так просто рвала и метала. И, если Валя мягко укоряла, помогая снять пальто, то Вика срывалась на крик.

– Как ты мог! – набросилась Вика.

– Вы опаздываете на процедуры, – суетилась Валентина.

– Почему ты не отвечал на мои звонки?! Я оббежала все окрестности!

– Доктор будет недоволен.

– Это ребячество!

– Посмотрите, у вас рубашка влажная, так недалеко и до простуды…

– Ты ведешь себя как последний…!

– А простужаться вам никак нельзя…

– Девочки! – взмолился Борис, – я хотел побыть один. Мне это необходимо, хотя бы иногда.

– Самостоятельный, да? – не унималась Вика.

– Вика, прекрати! – Борис повысил голос, – я тебе уже говорил, что меня нет, я умер! Так что не трать зря свое красноречие.

– Умер? – Вика сузила глаза и произнесла свистящим шепотом, – Твой лечащий врач сказал мне сегодня, что у тебя есть надежда…

– Что?

– Ну, да, ну да, – подтвердила Валентина, – доктор сказал, что первоначальный диагноз не подтвердился. Следовательно, опасность существует, но надежда есть. Да куда же вы? – крикнула она в след, вырвавшемуся от своих женщин Борису. Вика лишь молча посторонилась, пропуская его к двери.

Лечащий врач Бориса – один из видных специалистов по легочным заболеваниям, был совладельцем клиники. Борис верил ему. Как-то так получилось, что у них сразу же возникла взаимная симпатия. Хотя Борис и предполагал, что это чисто профессиональный интерес доктора к пациенту, но все же, ему хотелось думать иначе. С момента поступления Бориса в клинику, доктор Вейнцель часто посещал его, и они болтали просто так, ни о чем.

В начале, когда Борис был совсем плох, он большую часть времени проводил в постели в обществе Валентины или Вики. Посещения доктора вносили некоторое разнообразие в монотонное течение дней, которых, как думал Борис, у него осталось совсем немного. Но потом болезнь отступила, и Бориса стала одолевать скука. Сиделка и Вика временами вызывали раздражение своим навязчивым вниманием. Знание языков у Бориса ограничивалось разговорным английским. Деятельная натура требовала действия. И, если бы не доктор, Борису пришлось бы совсем плохо.

Недавно Борису разрешили покидать территорию клиники, но с сопровождающим. И Борис устраивал себе и своим спутницам долгие прогулки в горах, отыгрываясь за долгие месяцы неподвижности. Улучшение своего состояния Борис приписывал ремиссии, наступившей благодаря горному воздуху и покою. Сегодняшняя новость потрясла его, но он желал услышать от доктора подтверждение случившемуся с ним чуду.

Он ворвался в кабинет без доклада. Доктор поднял голову от каких-то бумаг на своем столе.

– А, господин Шахматов! – Обрадовался он, – прошу вас, присаживайтесь. Вы, я вижу, чем-то взволнованы? – и он улыбнулся понимающе.

– Прошу прощения, доктор, – Борис побледнел и быстро сел напротив врача. – Моя сиделка сейчас сказала…

– Да, дорогой мой, да! И я очень рад, что могу подтвердить вам свою уверенность в том, что у вас появилась надежда на выздоровление.

– Значит, я буду жить?

– Мне бы очень этого хотелось.

– Доктор, что я должен делать, чтобы закрепить успех? – Борис стал абсолютно серьезен.

– То же, что и всегда, – ответил врач, – выполнять неукоснительно все мои предписания. И никаких простуд и самоуправства. Я слышал, вы сегодня набедокурили?

– Просто сбежал от сиделки, – махнул рукой Борис.

– Не годиться, – покачал головой д-р Вейнцель. – Вы еще очень слабы. Я и так закрываю глаза на ваши длительные прогулки.

– Доктор, – Борис виновато опустил голову, – я как раз хотел просить вас о разрешении…

– Каком?

– Здесь недалеко есть конюшня, лошади чудесные…

– Я знаю, где это, – подтвердил доктор.

– Можно ли мне?

Вейнцель пожал плечами.

– Почему бы и нет? – согласился он. – Но с сопровождающим!

– Конечно! Без сомнения!

Борис с воодушевлением тряхнул протянутую докторскую руку и унесся так же стремительно, как и появился.

В тот же день он позвонил на конюшню и, назвав себя и Вику, записался на встречу с инструктором. Причем, попросил, чтобы этим инструктором был господин Франц, дескать, они уже познакомились и обо всем договорились.

Ночью он неистово любил Вику, впервые, после долгого воздержания. Точнее, ему казалось, что он был неистов; на самом деле его била крупная дрожь, тело было словно в лихорадке, он, то покрывался потом, то задыхался от нахлынувшего жара.

– Дай же мне передохнуть, – шептала мудрая Вика, словно ей действительно нужен был отдых. И он замирал на долгие секунды, распластавшись по ее упругому телу, которое сейчас было как бы и его телом…

Вика всерьез опасалась, что после такой встряски Борис снова заболеет. Шутка ли: человек недавно бывший при смерти, целый день где-то лазал по горам, потом ему сообщили, что он будет жить и смертный приговор, поставленный ранее болезнью, отменяется; и, в довершение ко всему, этот больной всю ночь пытается заниматься сексом. Все утро она дежурила у постели Бориса. Он спал долго, почти до полудня. Не смотря на бледность, дышал глубоко и ровно. Вика не решилась его будить. И, когда Борис проснулся, он, по его словам, чувствовал себя превосходно. Посмотрев на часы, Борис ужаснулся и начал лихорадочно собираться.

– Куда тебя несет? – заворчала Вика.

– Ты тоже одевайся, – скупо бросил Борис, – мы едем на конюшню.

– Куда? – фыркнула Вика.

– Кататься на лошадях! – Вика знала этот его приказной голос. Надо было подчиняться. Но подчинение граничило с самоубийством.

– Уже время назначено? – спокойно спросила она.

– Да!

– Но у тебя процедуры. Ты это учел? Ты пропустил утренние, ты не завтракал, теперь ты собираешься ехать на лошадях. Сплошное нарушение режима.

– К черту режим!

– Борис, ты вчера обещал доктору, что будешь выполнять все его предписания.

– К черту доктора!

– В таком случае, ты действительно, умрешь в ближайшее время, и уже никто тебе не поможет, – Вика умела быть жестокой. Борис перестал метаться по комнате, бросился на диван, раскинулся там и уставился на Вику злыми глазами.

– Не проще ли позвонить на конюшню и выбрать другое время, или начать с завтрашнего дня? – предложила Вика.

– Нет! – Борис дернулся.

– Это так важно?

– Да!

– Хорошо, давай я позвоню и попрошу инструктора приехать сюда. Вы спокойно поговорите, обсудите время удобное для тебя, согласуем с доктором…

Борис задумался. Вика видела, что внутри него идет напряженный мыслительный процесс. Наконец, он решился.

– Хорошо, – сказал Борис, – Может быть, так даже лучше. Дай мне телефон.

Он позвонил Францу и пригласил его к себе, извинившись и сославшись на нехватку времени и занудность врачей. Франц легко согласился. Еще бы, ведь конюшня процветала как раз на пациентах нескольких клиник, расположенных поблизости.

Франц заехал во второй половине дня. Борис проявил максимум радушия, словно инструктор был его давним другом. Он познакомил Франца с Викой, Валентиной, представил его доктору и, в конце концов, уговорил отужинать.

Таким образом, к вечеру Борис уже знал о Рите Соболевой гораздо более того, на что рассчитывал. Эти сведения устраивали его абсолютно. Во-первых, госпожа Соболева тоже находилась на излечении в клинике, специализирующейся на неврологии; во-вторых, эта клиника находилась совсем рядом и, в-третьих, девушка не собиралась пока уезжать. Все это очень обнадеживало. Выяснил Борис и то, что Рита каталась каждый день: иногда до, иногда после обеда, за исключением непогоды, разумеется. Всегда просила вороного жеребца, на котором она была во время встречи с Борисом. И еще: она сообщила номер своего телефона Францу.

После ужина, распрощавшись с Францем, Борис еще поговорил с доктором и выпросил у него разрешение на завтрашнюю утреннюю поездку.

К ночи погода испортилась, похолодало и пошел снег, кажется первый этой осенью.