Текст книги "Остров невиновных"

Глава 8

Впервые за последние годы Марти проспала. Всего на полчаса, но факт оставался фактом. Видимо, придется-таки купить будильник.

«Купальник!» – не согласился голос в ее голове.

И купальник тоже.

С бесплотными голосами еще можно поспорить, но не с Джоан Гарнет.

– Тебе срочно нужно на пляж! – заявила она вчера. – Это же нонсенс: столько лет прожить на Карго-Верде и ни разу не побывать на пляже. И не говори, что условия проживания не позволяли, я сама это знаю. Но если забыть об условиях и взять голые цифры…

Они взяли голые цифры, бутылку белого вина и по порции жареных креветок. Потом еще по порции. И еще…

До того, как попасть в «Золотую рыбку», Марти была уверена, что пироги Бернис – самое вкусное, что она пробовала в жизни. Но креветки! Она чувствовала себя предательницей, изменяя с ними пирогам, но ничего не могла с собой поделать.

И с Джо не могла. Та твердо вознамерилась вымочить ее в море и прогреть на солнце.

– У меня нет купальника, – робко заикнулась Марти.

– Подозреваю, не только его. Ты второй день в этом костюме, а он жарковат для нашего лета… Нет? Завтра выпишу тебе аванс и…

– Не надо! – запротестовала Марти. – У меня есть деньги.

– Есть деньги и нет купальника?

Джо возмущалась так, словно это – наибольшая несправедливость в мире. А с несправедливостью нужно бороться. Поэтому сегодня вместо работы в архиве Марти ждал поход в банк, а после – по магазинам.

Ей нужна новая одежда, а Джоан – отвлечься. Вчера она была так взволнована, что даже любимые каталоги не спасали. Наверное, потому и предложила после работы «расслабиться», а за ужином болтала о чем угодно, только не об убийствах.

– Мы ведь все равно ничего не можем сейчас сделать, да? – спросила она у Марти.

– Да.

– А вот и нет! Мы можем выпить еще по бокалу вина и заказать еще креветок!

Это был неплохой план.

Джо рассказывала об острове. О его людях. О ресторане, в котором они сидели. О башне, где она, по ее выражению, властвует безраздельно уже двенадцать лет, не считая тех трех, когда ее не было на Карго-Верде… Но об этих годах Джо почти не говорила. Только обмолвилась, что попала по распределению на восточную линию. Там нужны были структурники для постройки заграждений и противомагических щитов для пехоты… А перед самым отъездом разругалась с родителями: они проводили на фронт четырех сыновей и надеялись, что дочь будет держаться подальше от охваченного войной материка. Хотя магов ее уровня и призывали в обязательном порядке, Джо как госслужащая могла воспользоваться бронью… Но не воспользовалась. Джоан Гарнет – не тот человек, который останется в стороне, зная, что может чем-то помочь. Если Марти поняла это, будучи с ней едва знакома, то и мать и отец Джо знали это наверняка, но все же просили остаться. Марти понимала и их чувства тоже.

Но все обошлось. Джо вернулась, как и ее братья. Все живы и здоровы до сих пор. Все живут на Карго-Верде. Джо похвасталась, что она уже девять раз тетя и дважды – двоюродная бабушка, но по ее тону чувствовалось, что это – все те же «голые цифры»…

– Мы не очень близки, – подтвердила она после второго бокала. – И никогда не были. Слишком большая разница в возрасте. Пит, младший из братьев, старше меня на одиннадцать лет. К тому же я – девчонка…

И маг. И ведьма.

Кажется, Джоан не говорила этого прямо, но Марти каким-то образом догадалась, что из всех детей в семье способности проявились только у младшей. Поздние дети – как правило, случайные, часто еще и нежеланные, родившиеся в то время, когда родители уже настроились ждать внуков, – нередко преподносят сюрпризы…

Потом они взяли еще креветок, и пришла очередь Марти рассказывать о себе. О детстве в шахтерском поселке. Об отце, погибшем при взрыве угольной пыли, когда ей было восемь. О пенсии, которую ей тогда назначили и из которой мама не потратила ни кроны, а относила все в банк и клала на счет. Надеялась, что денег хватит, чтобы, повзрослев, Марти смогла уехать в город и выучиться… Хотя бы на машинистку. Или на телефонистку… Когда у Марти обнаружился дар, мама плакала от счастья. Она была далека от реалий магического мира и не подозревала, что уровень способностей у каждого разный и с иным – самое место на телефонной станции…

Марти не хотелось ее разочаровывать. Пришлось подыскивать область магии, в которой ее скромный талант стихийницы-водницы мог хоть как-то себя реализовать. Выбрала целительство. По крайней мере, у нее получалось остановить кровотечение и провести оценку физического состояния человека по балансу жидкостей в организме, а всему остальному можно научиться и без магии.

После школы она окончила сестринские курсы, проработала год в больнице… А накануне девятнадцатилетия, когда с нее должны были снять ограничители, похоронила маму, не дождавшуюся, пока дочь станет настоящим доктором, чтобы вылечить ее больное сердце…

После этого она просто не могла не попытаться поступить в университет. И поступила. Отучилась четыре года. Затем еще три – практиковалась. Даже имперская академия не организовывала своим студентам такую всестороннюю практику, как давала война, и, если бы Марти могла вернуться к учебе, окончила бы ее с отличием.

Только она не могла. И не хотела уже.

Не представляла, как быть медиком и не быть при этом магом. Не чувствовать пациента, не видеть очагов боли, бояться навредить или не успеть вмешаться, если что-нибудь пойдет не так…

В тюрьме случались несчастные случаи и драки между заключенными. Пострадавших приводили в лазарет, и Марти плакала от бессилия… Мысленно и без слез. От того, что не может остановить кровь, просто приложив к ране руку, или вынуждена накладывать швы там, где прежде просто скрепила бы рассеченную кожу магией…

– И сумочку, – сказала она Джо, заедая невеселые мысли вкуснейшими в мире креветками. – Мне нужно купить сумочку.

На том и порешили.

Джо обещала заехать за ней к девяти, но задержалась почти на полчаса.

– Что стряслось? – забеспокоилась Марти, увидев ее, бледную и растрепанную больше, чем обычно.

– Фаулер так и не объявился. В управлении его нет, дома тоже.

– Думаешь, с ним что-то случилось?

– Нет. – Джо уверенно тряхнула головой. – Но случится. Я его прибью, когда увижу! А до этого мы успеем купить тебе все, что собирались.

Бродяги не носили часов и не знали точного времени появления «девы». «В самое темное время», – говорили одни, подразумевая предрассветные часы. Другие уверяли, что через час-другой после полуночи.

В три – отметил Фаулер. Ровно в три.

За часами он следил тщательно – привычка со времен полицейской академии, где распорядок расписан буквально по секундам. Тот, кто запустил следящее заклинание, был таким же педантом.

Лейтенант уже не сомневался. Спонтанные вспышки не случаются четко по времени. И не повторяются с интервалом в сутки. Со слов бродяг, призрачная дева являлась не каждую ночь, но тому были иные объяснения: ветер, дождь, лунный свет, слишком низкое или слишком высокое атмосферное давление – все, что могло сбить отражение. Фаулеру повезло заметить лишь смутное свечение. В другие ночи, при других обстоятельствах следилка зеркалила сильнее, что и породило слухи среди бездомных романтиков.

А зеркалила она, соприкасаясь с охранным контуром, выстроенным по периметру территории лечебницы, и в этом не было ничего необычного.

Настораживало другое. Во-первых, устройства, обеспечивающие подобное слежение, стоят недешево. Экономнее поручить обход охранникам. Во-вторых, вряд ли слежение производилось с устройства. В этом случае при соприкосновении с контуром появлялся бы светящийся круг или эллипс. А тут – очертание человеческой фигуры, так называемый образ, проявляющийся в ряде заклинаний. Образ непосредственно создающего их мага.

Магические устройства в охранной системе лечебницы были. Маги среди охранников – нет.

Кто-то из персонала? Но врачи и сестры разъезжаются по домам на ночь, тут остаются только дежурные и смены меняются, да и сложно представить целителя, владеющего заклинаниями из арсенала разведчика.

Представить разведчика в психиатрической лечебнице проще. В качестве пациента. Если доктора не знают, что у них на лечении маг, достаточно сильный, чтобы скрыть дар, блокаторов ему не вводят. А глушилки по периметру лишь немного ослабляют и мешают концентрироваться…

Фаулер задумался о том, насколько это возможно. После – насколько силен должен быть этот гипотетический маг, чтобы вывести следящее заклинание за пределы охранного контура. Такой и сам за ограду выйдет. И будет бездомных убивать. Тех, которых своей следилкой приманил. Дорогая приманка с точки зрения расхода энергии, но что с психа взять…

На этой глубокой мысли Фаулер уснул, уткнувшись лбом в руль.

Разбудило его деликатное похлопывание по плечу.

– Лейтенант, с вами все в порядке?

Он разлепил глаза, поднял голову и в первые секунды с недоумением смотрел вперед – на зелень кустов и освещенную солнцем кирпичную ограду за ними. Затем встряхнулся и перевел взгляд на подошедшего к машине человека.

– Доброе утро, – улыбнулся Эверет.

Вид доктор имел совершенно невозмутимый, словно каждый день обнаруживает рядом с лечебницей спящих полицейских и не видит в этом ничего странного.

– Доброе, – отозвался Фаулер, ощупывая вмятину на лбу. Нужно было что-то еще сказать, но голова спросонья работала плохо.

– Вас заметила охрана при утреннем обходе, – сообщил Эверет. – Еще в семь. Беспокоить не стали, но сообщили дежурному врачу. Решили, что вы дожидаетесь начала приемных часов.

– А они уже?..

Часы показывали девять двадцать пять. Уже.

– Да, – подтвердил доктор. – Так что можете смело входить. Если, конечно, вы это планировали.

Он по-прежнему не выказывал ни любопытства, ни подозрительности, и такое самообладание почти восхищало. Должно быть, нелишний навык в работе с заведомо неуравновешенными людьми.

– Планировал, – проговорил Фаулер. – Я…

Все-таки внешний периметр обходили охранники. В семь часов. Его заметили, как и то, что на тот момент он уже спал, то есть подъехал не только что, а значительно раньше. И этому должно быть объяснение, не связанное с россказнями бродяг о призрачной деве.

– Не слишком разумно с моей стороны было приехать ночью. Обычно… со мной такого не случается, что бы вы ни подумали… Но наш последний разговор как-то совпал с одним неприятным происшествием…

– Еще одно убийство? – нахмурился Эверет.

– Нет. Это… личное…

– Тогда, быть может, позволите угостить вас чашечкой кофе?

– С удовольствием.

Он и сочным ростбифом себя угостить позволил бы, но чего не было, того не было. Только кофе и микроскопические крекеры, удручающе быстро закончившиеся. Фаулер даже к рассказу приступить не успел, как расправился с ними.

Эверет терпеливо ждал. Тихими и безлюдными в утренние часы аллеями он провел гостя в главный корпус, в свой кабинет, светлый, просторный, обставленный просто и без излишеств, попросил дежурную сестру принести кофе и ждал. Подобное терпение вызывало уважение, но испытывать его не стоило.

– В мой предыдущий приезд сюда вы заговорили о войне… – начал Фаулер. – О потерях. Конкретно о моей потере, о том, что вы слышали в городе. Так вышло, что той же ночью мне напомнили об этом снова…

Лгать не пришлось. Всего лишь рассказать, как «пообщался» с собравшимися у мола малолетками, не упоминая, впрочем, истинной цели той встречи. Было неприятно, но Эверет не первый психиатр, с которым он обсуждал свои так называемые проблемы. Первый был еще в академии. Каждый месяц проводил тестирование. Пытался доказать руководству и самому Фаулеру, что у него «глубокий внутренний конфликт сущностей». Тот доктор, как говорили, имел опыт общения с материковыми оборотнями, но оказался не готов к непробиваемой невозмутимости морского пса. Конфликт у него? Зверь сорвется и накинется на подозреваемого при задержании? Угу, а как же. «Залижет до смерти», – посмеивался куратор, возвращая мозгоправу его заключения. Сейчас, возможно, результаты тестов были бы другими. Нервы поизносились, и накинуться – это запросто… если спровоцируют… Но психиатрам об этом сообщать не обязательно.

– Скажите, Кеннет… Вы же не против, если я буду так к вам обращаться? Вы ведь сейчас не на службе.

– Да, конечно.

От него не укрылось то, как Эверет будто невзначай опустил руку под стол, чтобы нажать кнопку вызова. Неужели переиграл? Явятся сейчас санитары со смирительной рубашкой…

Но в кабинет заглянула уже знакомая сестра.

– Мэри, будьте добры, еще кофе, – попросил ее доктор. – И сделайте сэндвичи, пожалуйста. Побольше, я что-то проголодался.

Заметил, выходит, скоропостижную кончину крекеров. Или услышал, как бурчит у посетителя в животе.

– Так вот, Кеннет, – продолжил, когда дверь закрылась, – прежде всего я хотел бы поинтересоваться вашим общим состоянием. Потеря хвоста – весьма ощутимая травма для оборотня. Страдают сочленения крестцового отдела позвоночника, возможны сильные боли в любом облике. Часто имеет место нарушение опорно-двигательных функций…

– Я здоров, – перебил Фаулер. – Были сложности сразу после, но теперь уже абсолютно здоров.

– Повезло встретить хорошего целителя? – понимающе кивнул Эверет. – Что ж, это замечательно. Значит, физического беспокойства ваша травма не причиняет. Только внутренний дискомфорт. И вас, безусловно, задевает мнение окружающих. Для них ваша потеря несущественна, они не видят истинной сути проблемы. Лишились бы вы ноги или руки – другое дело… Хотя, поверьте, они и тогда нашли бы повод для насмешек. Особенно подростки. Дети жестоки в этом переходном периоде. Неосознанно жестоки. Они лишь учатся видеть границы между добром и злом… Но вы ведь и сами это понимаете, Кеннет? Тем не менее после столкновения с ними целый день изводили себя воспоминаниями о стычке, а ночью вдруг сорвались сюда. Захотели поговорить, хоть и уверяли меня в прошлый раз, что не испытываете такой потребности… Дело ведь не в хвосте, да?

Дверь открылась вовремя. Одновременно с тем, как Фаулер вздрогнул от вопроса, прозвучавшего уличением во лжи. Он быстро обернулся, выдавил улыбку, изображая радость от появления кофе и сэндвичей, и, как только сестра Мэри поставила поднос на стол, заткнул себе рот хлебом с ветчиной, оттягивая момент признания.

– Дело не в хвосте, – повторил Эверет, когда они снова остались наедине. – Не в его потере, а в том, что для вас эта потеря значит. Хвост, а вернее – его отсутствие, не позволяет вам забыть пережитое на войне. А люди, видящие в вашей травме повод для насмешек в вашем понимании, насмехаются не над вами. Вам кажется, что они пренебрежительно отзываются о тех событиях, о трагедии, свидетелем которой вы были, о смертях, произошедших на ваших глазах, ставя в один ряд непонятную и несущественную для них утрату хвоста и что-то несоизмеримо большее. Но поверьте, Кеннет, это далеко не так…

Лейтенант потянулся за вторым сэндвичем.

Доктор между тем продолжал говорить. Правильные вещи, как ни странно. То, о чем сам Фаулер думал настолько часто, что ему уже не нужен был психиатр. Но он слушал не перебивая, ведь за этим, как полагал Эверет, он и приехал.

Сэндвичи неумолимо заканчивались…

– Знаете, Кеннет, – вдруг улыбнулся доктор, – а ведь я видел вас в обороте. За год или два до начала войны. В летнем лагере. Кажется, полиция взяла шефство над школьниками. Вы и ваши коллеги проводили какие-то спортивные игры, у Рыжего оврага соорудили полосу препятствий… Я проезжал мимо и заинтересовался происходящим. Тогда в первый и последний раз в жизни я и видел настоящего морского пса. Скажу честно, меня это зрелище привело в восторг. О детях и говорить нечего – столько искренней радости… Впрочем, вы и сами наверняка помните. Вряд ли тот случай был для вас единственным.

– Не был, – признал Фаулер.

– Летний лагерь работает в школе каждый год. И полицейское управление Карго-Верде, думаю, по-прежнему не остается в стороне от воспитания подрастающего поколения.

– К чему вы клоните, доктор? Предлагаете мне снова попрыгать по брусьям?

– По-моему, это – прекрасная терапия. Возьмите младшую группу…

– Нет.

Эверет вздохнул. «Я пытался», – читалось в темной глубине его глаз. Но доктор не мог не предпринять еще одну попытку:

– Если бы вы лишились не хвоста, а ноги, предположим, ответ был таким же?

– Естественно. Вы представляете себе безногого на полосе препятствий?

Психиатр вежливо улыбнулся.

Фаулер доел последний сэндвич.

– Простите, доктор, но я пока не готов к подобному. Возможно, позже… И мне не хотелось бы, чтобы кто-либо знал, зачем я приезжал к вам.

– Понимаю… лейтенант. В свете недавних новостей вас, наверное, интересует безопасность пациентов?

Приятно иметь дело с умным человеком.

– Так и есть, – согласился Фаулер. – В прошлый раз вы предлагали мне экскурсию. Думаю, это оправдает мой визит.

– С удовольствием пройдусь с вами. Быть может, нам удастся продолжить беседу.

– Не стоит. Я действительно благодарен вам, но… Не стоит. Я не из тех, кто не верит в помощь медиков вашего профиля, правда. Многие мои сослуживцы обращались к психиатрам и, признаться, мне тоже рекомендовали… Лечебницу в Идвере, например. Говорят, там хорошие специалисты…

– В Идвере? – Эверет сморщил лоб, припоминая. – Не слышал, что там есть лечебница. Может, специализированное отделение при городской больнице?

– Может. Я не разузнавал. Не планировал туда обращаться. Как и к вам, но… Так вышло, и одного разговора уже достаточно. Вы указали мне путь, а пройти по нему я смогу сам.

Кажется, это из какой-то книги. Но пришлось к месту.

– Воля ваша, – смирился доктор. – Тогда пожалуйте на обещанную экскурсию.

Пока они были в кабинете, у пациентов, очевидно, закончились утренние процедуры и началось время прогулки. Людей во внутреннем дворе и примыкавшем к нему парке заметно прибавилось, и Фаулер, как всегда, когда бывал здесь, исподволь рассматривал… психов? Язык не поворачивался так их назвать. В большинстве своем обитатели лечебницы выглядели вполне нормальными. Некоторых выдавала излишняя нервозность. Другие были слишком задумчивы. Третьи – слишком улыбчивы. Но ведь и обычный человек может задуматься на ровном месте или улыбаться, вспомнив что-то приятное…

Давешний пышноусый полковник, одетый, как и в прошлую встречу, в парадную форму, деловито, по-военному отчитывал молодую санитарку. Девушка внимала со вселенским терпением.

– А как ваш мертвец? – полюбопытствовал Фаулер, вспомнив еще одного пациента.

– Кто? – переспросил Эверет.

– Тот человек, который думает, что умер.

– Ах, он… жив. И понемногу начинает в это верить.

– Давно он у вас на лечении?

– Лейтенант, – доктор одарил его укоризненным взглядом, – мы это уже обсуждали. Все подробности о пациентах только при наличии ордера.

– Разве срок госпитализации – настолько конфиденциальная информация?

– Вся информация о пациентах конфиденциальна. В ваш прошлый визит я несколько отошел от правил, но впредь постараюсь их придерживаться.

Действительно жаль.

Со слов бродяг, призрачную деву впервые заметили в середине весны, когда на Карго-Верде уже порядком потеплело. Но появиться следилка могла намного раньше. Просто с наступлением холодов бездомные перебирались поближе к городу и не шлялись ночами у стен лечебницы. А в начале осени о деве еще и не слышали. Фаулер не отказался бы узнать, кто попал на лечение в этот промежуток времени.

Он осмотрел ограду и установленные на ней охранные устройства, заряженные магией и обеспечивающие создание контура. Узнал, что внешний периметр обходит охрана, в одиннадцать вечера и в семь утра, и непохоже было, что Эверет знал о каких-либо других наблюдателях. Подозрение, что к появлению «призрачной девы» причастен кто-то из пациентов, крепло.

Не вовремя доктор вспомнил о принципах. А объяснять ему причины своего интереса пока не хотелось. Но можно найти и другие источники информации.

Пока же Фаулер отметил среди прочего, что за пациентами, даже теми, что гуляют будто бы сами, наблюдают. В предыдущие приезды он не обращал на это внимания и не задумывался, как можно оставить душевнобольных без присмотра. А выяснилось, что их и не оставляют: за каждым решившим побыть наедине с собой следует в отдалении санитар или сиделка.

– Мы даем им почувствовать себя свободными, – разъяснил Эверет. – Но не больше, чем они в этом нуждаются.

Идеальные условия. Охранники, магическая защита, круглосуточное наблюдение. Но каждую ночь кто-то выглядывает за ограду. А то и днем. Последнего бродягу убили утром, между семью и десятью… Сильный маг или ведьма способны сделать так, чтобы о них забыли на несколько часов, отвести глаза и выйти хоть через пропускник. Даже уехать на машине самого Эверета…

– Чей это автомобиль? – полюбопытствовал Фаулер, когда они дошли до стоянки для работников и посетителей. – Вон тот, красный. Вчера в городе похожий подрезал меня на перекрестке.

– Похожий, но точно не этот, – с улыбкой заверил доктор. – Сестра Магда очень аккуратно водит.

И на роль роковой красавицы, за ночь с которой готовы платить жизнью, не годится. Фаулер знал эту даму: еще в прошлом году она работала в городской больнице. А в позапрошлом сломала стул в «Пирогах» – нечаянно, всего лишь сев на него. Не всякая мебель выдержит внезапно обрушившиеся на нее двести с лишним фунтов.

Решив, что сегодня вряд ли получится еще что-то узнать, тем более не особо понимая, что именно ищет, лейтенант собирался попрощаться, когда заметил за кустами гортензии знакомую тонкую фигурку.

– Миз Вивиен, – подтвердил Эверет. – Идет за нами уже какое-то время. Очевидно, надеется поговорить с вами.

Фаулер мысленно ругнулся. Глушилки!

На его силу установленные в лечебнице устройства, как казалось, практически не действовали, причиняя лишь незначительный дискомфорт… Но нет. В других обстоятельствах давно почувствовал бы направленный на него взгляд…

А Вивиен с Адамом появились на острове как раз зимой.

– Подойдите, – приободрил доктор. – Девушке полезно общение. Уже то, что она ищет его, – хороший знак. Но местные обитатели, очевидно, не привлекают ее как собеседники.

– Брат приезжал к ней только вчера.

Эверет пожал плечами:

– Возможно. Миз Вивиен – не моя пациентка, ее наблюдает доктор Ллойд, так что я не осведомлен обо всех ее посетителях. И брат… Брат – это брат. Круг общения следует расширять.

Первые месяцы на Карго-Верде Вивиен ни с кем не общалась. Адам говорил, что она не выходила из палаты. Когда Фаулер увидел девушку впервые, она лишь коротко кивнула ему и тут же убежала. Так что да, прогресс налицо. И весьма стремительный, если вспомнить, что болезни Вивиен почти шесть лет, а заметные улучшения наступили только тут, на Карго-Верде…

Фаулер попрощался с доктором, поблагодарил за экскурсию и за сэндвичи, заверил, что после сам найдет выход, и пошел к притаившейся в зеленых зарослях девушке.

Он никогда не считал Вивиен сумасшедшей. Не ощущал в ней ничего безумного. Она была просто девочкой, которая однажды очень сильно испугалась и с тех пор не может перестать бояться.

– Здравствуйте, лейтенант!

В негромком голосе звучала такая по-детски искренняя радость, что другой на месте Фаулера устыдился бы недавних домыслов. Ну приехали близнецы Кейдн зимой… И что?

Но лейтенанту эта мысль теперь не давала покоя.

– Здравствуйте, миз Вивиен. Как ваши дела?

Она растерянно замерла. Словно забыла, как вести разговор, и сейчас отчаянно пыталась вспомнить. Почудилось, опять сбежит…

– Хорошо? – нерешительно выговорила наконец.

Фаулер тряхнул головой. Дурацкая подозрительность! Дурацкие глушилки, действующие не на магию, так на мозги! Вот эта трясущаяся девчонка – великий маг?

– Погода чудесная, да? – улыбнулся он.

– Да! – тут же отозвалась она, и счастье от того, что не пришлось раздумывать над ответом, озарило бледное личико.

Историю Вивиен Фаулер знал от ее брата. Тот рассказал в первый же день знакомства, поддавшись приступу откровенности, спровоцированному лишним стаканом солодового виски… Не он первый, не он последний. Но на трезвую голову Фаулер услышанного с ним не обсуждал и тем, что узнал тогда, ни с кем не делился, даже с Джо.

Когда началась война, Адаму и его сестре не было и семнадцати. Но мальчишка – снова не первый и не последний такой – решил погеройствовать и сорвался на фронт. На каком-то пункте соврал, что потерял документы, получил временные, с новой датой рождения… Кто его пропустил, когда Адам и сейчас смотрится сущим ребенком, – вопрос отдельный. Но пропустили, оформили в пехоту… Что с ним было дальше, парень не рассказывал, не о том ведь был разговор, а о Вивиен, которая оставалась с матерью дома, в небольшом городке, куда, по прогнозам военных экспертов, никогда не должна была добраться дарнийская армия. Но, по тем же прогнозам, войне следовало закончиться в первый же год, затронув только приграничные провинции.

Нет, с Вивиен не случилось всего того, что может случиться с хорошенькой девушкой в городе, захваченном врагами. До того, как дарнийцы пришли в их дом, мать успела ее спрятать. В погреб. Закрыла крышку, сверху пододвинула кухонный шкаф, чтобы никто не заметил вход в подпол… Но дарнийские солдаты вряд ли искали погреба, хоть с продуктами, хоть с девушками. Они прошли через город стремительной и смертоносной волной. Практически все, кто не успел спрятаться или уйти, были убиты, в том числе и мать Вивиен. А сама девушка осталась в погребе, откуда не могла выбраться без посторонней помощи.

Она не кричала, не звала – не знала, кто наверху, свои или чужие. Наверное, правильно делала. Судя по тому, что дом разграбили подчистую, после дарнийцев в городе резвились мародеры. Сидела почти в полной темноте, свет проникал лишь через узкую вентиляционную решетку. Из еды – сырые овощи: лук, картофель, морковь. Вода была: удалось разболтать соединение водопроводной трубы, чтобы собирать капли в старую кошачью миску…

Адам не знал точно, сколько времени его сестра провела в таких условиях. Ее нашла похоронная бригада, обходившая дома, когда дарнийцев уже оттеснили подальше от города… Может, через неделю. Может, через месяц…

На первых порах девушку приютили соседи. Они же и рассказали потом вернувшемуся с фронта парню все подробности и то, что вынуждены были устроить его сестру в «особое место». И таких мест Вивиен сменила немало, прежде чем оказалась на Карго-Верде.

– Вы приехали, – сказала она, глядя на Фаулера с любопытством. – Опять.

– Да. У меня… дело к доктору Эверету. Не по его работе. Скорее по моей.

– А вчера Адам приезжал.

– Я знаю. Мы с ним виделись на телефонном пункте. Он звонил кому-то, сказал, что по вашей просьбе.

– Наверное, – улыбнулась Вивиен.

– Вы не уверены?

– Уверена. В Адаме. Он лучше знает, чего я хочу.

– Он? Не вы сами?

Она виновато пожала плечами.

– На завтрак была овсянка, – проговорила тихо. – А я хотела омлет. Адам приготовил бы омлет. Не овсянку.

Близнецы. Говорят, они действительно чувствуют желания и потребности друг друга. Если это так, Вивиен вполне обоснованно доверяет брату.

Но говорить с нею долго было… некомфортно… Да и не о чем.

Девушка то и дело теряла нить разговора. Отвечала невпопад. Или молчала и смотрела на Фаулера, словно ждала, что он скажет что-то важное. Но он не был ее братом, чтобы понимать невысказанные желания.

Попытки расспросить Вивиен о других пациентах ни к чему не привели. Имен она не помнила, в датах путалась. Лейтенант хотел ненавязчиво разузнать, не замечала ли она чего-либо странного по ночам, но и тут ждало разочарование.

– Я крепко сплю, – сказала девушка. – Всегда. Мне дают специальные капли.

Мимо. Опять мимо. Снова мимо.

Чтобы окончательно развеять глупые подозрения, прощаясь с Вивиен, Фаулер протянул ей руку, хоть и не был уверен, что этот жест не вызовет отторжения. Однако девушка не испугалась – засияла опять восторженной детской улыбкой и осторожно пожала его пальцы.

Если после этого она – маг, то чутье Фаулеру отбило напрочь.