Текст книги "Алмазное сердце"

Глава 9

Лисанна

Метаморфы выглядели точь-в-точь как на картинке в книге, которую я когда-то читала. Такая же одежда, украшенная замысловатой вышивкой, такие же лица: резкие, хищные черты, настораживающие, несмотря на радушные улыбки. Но Джед назвал их друзьями, и этого мне было достаточно.

Тревога немного схлынула. Я жива, я в безопасности, далеко от убившего Марту мага, и я не одна. Слабость еще ощущалась, но я, не жалуясь, шагала, подбодренная обещанием обеда и нормального отдыха.

Дорога шла вниз по склону, временами достаточно крутому, и часто мне, чтобы не упасть, приходилось придерживаться за деревья и редкий кустарник. Оборотни проявляли такт и не торопили, позволяя периодически останавливаться, чтобы отдышаться и оглядеться. А посмотреть тут было на что! Я впервые попала в Ро-Андир. Невзирая на обстоятельства, красота этих мест завораживала. Светлый сосновый лес, куда привела нас Волчья Тропа, закончился, открыв взору зеленую долину, со всех сторон окруженную горами. Под ярким солнцем блестело внизу нереально синее озеро и сверкали белизной ледников вершины. Мы продвигались вдоль неглубокого оврага, по дну которого бежал быстрый прозрачный ручей. Когда склон оврага стал совсем отлогим, я подошла к воде, чтобы умыть разгоряченное лицо и попить. Вода была холодной и необычайно вкусной, но желудок отозвался на питье голодным урчанием, заставляя забыть о любовании красотами и ускорить шаг.

Примерно через полчаса обманчиво-ровная тропинка вновь резко нырнула вниз, и я увидела раскинувшееся на склоне селение.

– Что-то не так? – спросил заметивший мое удивление Джед.

– Это не совсем то, чего я ожидала увидеть.

В той же книге были рисунки, изображающие традиционные жилища волков: невысокие конусовидные шалаши, покрытые шкурами, хижины из соломы и веток, редко – сложенные из камня и глины домики. Здесь же был вполне современный поселок, от привычного людского отличавшийся лишь отсутствием узких улочек – высокие дома, каменные или бревенчатые, тут располагались будто бы произвольно и на приличном расстоянии друг от друга, никак не огороженные. За домами, на лугу у замеченного мной сверху озера, паслись лошади и блеяли в загоне овцы.

Джед рассмеялся, когда я шепотом, чтоб не услышали другие метаморфы, призналась ему в причине своего недоумения.

– Ваш источник устарел лет на пятьсот, дэйни. Но, если очень хочется провести ночь в хлипкой хижине, могу устроить.

Я заверила его, что не очень.

Чтобы попасть в селение, нужно было перейти по подвесному мосту через шумную пенную речушку. За мостом провожавшие нас оборотни вдруг отстали, предоставляя нам двигаться дальше самим.

– Не волнуйся. – Джед ободряюще пожал мою руку. – Мы среди своих, в стае.

Его голос звучал довольно, и шел он уверенно. Я же себя здесь своей не чувствовала. Мужчины и женщины смотрели на нас со всех сторон, но подходить не спешили, а в их взглядах помимо любопытства мне чудилась враждебность и настороженность. Мой спутник не обращал на них внимания, гордо продолжая шествие по поселку, и практически полное отсутствие на нем одежды никого не смущало. Только одна женщина, уже немолодая, но еще статная и по-звериному сильная, с тонкими седыми прядями в густых смоляных волосах, преградила метаморфу путь. На волчице было прямое платье из домотканого полотна, расшитое по вороту и рукавам цветной шерстью, а сверху – черная безрукавка с яркими красными узорами. Смуглую шею несколько раз обвивала низка монет, а на запястьях, когда она встала перед нами, по-хозяйски уперев руки в боки, звякнули массивные золотые браслеты.

– Мне кажется, ты уже достаточно вырос, чтоб сменить эту пеленку на штаны, – заявила она Джеду, сощурив блестящие черные глаза.

Насколько я успела узнать оборотня, ответить он должен был какой-нибудь колкостью, но вместо этого мужчина приблизился к старухе, опустился перед ней на колени, взял за руку и прижал морщинистую ладонь к своему лбу.

– Здравствуй, нэна.

– Здравствуй, мальчик мой, – уже по-доброму улыбнулась женщина, гладя оборотня по встрепанным волосам. – Поднимись, дай посмотреть на тебя.

Но он не торопился. Сначала протянул старой волчице букетик из веточек черники.

– Напоишь нас чаем, нэна? – спросил он.

Женщина понюхала привядшие листики:

– Того, кто пришел домой по Тропе, нужно поить лучшим вином, но я оставлю эту честь вожаку. Сходишь к нему, когда мы попьем чаю и найдем тебе приличную одежду.

– Но, Ула… – несмело подступил к старухе юноша лет пятнадцати.

– Будешь со мной спорить? – сурово глянула она на него. – Я сказала: после. Так и передашь отцу.

Пререкаться парнишка не стал.

– Идемте, – властно скомандовала волчица.

Во мне она вызывала страх и почтение одновременно.

– Кто это? – тихо спросила я Джеда, идя вслед за женщиной.

– Это – Ула, – шепотом сказал он. – Шаман стаи. И моя нэна.

– Кто?

Слово было мне незнакомо.

– Бабушка, – смущенно пояснил мужчина.

Тут же появилась масса домыслов по поводу наследственных способностей. Пусть Джед и говорил, что пройти Тропою может любой метаморф, верилось в это с трудом, а вот наличие бабушки-шамана, с моей точки зрения, многое объясняло. Но я слишком устала и еще не совсем отошла от потрясений последних суток, чтобы долго размышлять на эту тему. Так же мало меня сейчас занимал обтрепавшийся, испачкавшийся во время спуска подол платья, но я не сводила глаз с грязного пятна на голубом шелке, чтобы не видеть любопытных взглядов. С появлением Улы враждебность из этих взглядов исчезла, но появились насмешка и пренебрежение, особенно у женщин и особенно – когда они смотрели на меня.

Не поднимая глаз, я дошла до дома на окраине селения. Жилище шамана меня не разочаровало. Было заметно, что строение много старше прочих в поселке и не совсем обычное: шестиугольный сруб с маленькими оконцами под самой стрехой, затянутыми какой-то мутной пленкой, и покатой, зеленой от разросшейся на ней травы крышей с широкой трубой в центре. Дымоход был защищен от дождей и снега деревянной пирамидкой-навесом. Внутри, за гостеприимно распахнувшейся дверью, царил наполненный тайной и ароматами трав полумрак. Когда глаза привыкли к тусклому после яркого солнца освещению, я смогла все тут разглядеть. Перегородок в доме не было, только несколько бревен-колонн поддерживали крышу. С широких, потемневших от времени потолочных балок свисали пучки трав, связки костяных бус и еще какие-то непонятные предметы. К отдельным балкам на манер собранных парусов были подвязаны целые рулоны полотна различных расцветок. Земляной пол устилало душистое сено, а кое-где – небольшие, плетенные из соломы или шерсти коврики. В центре, под отверстием в крыше, располагался очаг с подвешенным над тлеющими углями котлом, а у бревенчатых, ничем не отделанных стен примостилось несколько лавок и сундуков. В одном из шести углов прятался низкий круглый столик. Накрытый несколькими вышитыми полотенцами, вздымавшимися разновеликими холмами, он привлек мое внимание запахами, перебивавшими все прочие ароматы этого жилища. И не только мое – Джед, войдя и бегло оглядевшись, задержал на столе взгляд и громко сглотнул. Но оборотень смог проявить выдержку и повернулся к Уле.

– Познакомься, нэна, это – Сана. Моя… мой добрый друг.

Впервые с момента встречи волчица удостоила меня вниманием. Сначала хмыкнула и хотела сказать что-то, но вдруг нахмурилась.

– Рэйк считает тебя безответственным, но я не думала, что эта безответственность зайдет так далеко.

Чувствуя себя причиной ее возмущения, я опустила глаза.

– О чем ты, нэна?

– О чем? – Шаманка всплеснула руками, и браслеты гневно звякнули. – Сперва по твоему виду я решила, что ты связался не с той девицей и сбежал по Тропе, когда вас застали. Но теперь надеюсь, что ошиблась. Потому что простая интрижка не оправдывает того, что ты привел на землю предков людского мага. Должна быть веская причина тому, что ты нарушил наши законы.

– Она есть, – глухо выговорил Джед.

– Верю, – всмотревшись в лицо внука, сказала волчица и обернулась ко мне. – Значит, ты – Сана? А я – Ула. Просто Ула. Дэйной Урсулой я стану, когда приеду в твой город, а тут придерживайся наших правил и сама не жди, что тебе станут выкать и кланяться при каждой встрече. И не дрожи ты! Не бойся – не обижу. Друг моего внука не может быть моим врагом. Ну а то, что ты магесса, так кто из нас без недостатков?

– Спасибо, нэна, – с чувством поблагодарил Джед. – Я тебе объясню…

– После объяснишь. Идите-ка оба к столу, пока каша не остыла.

– Ты обещала мне одежду, – напомнил мужчина. – Не хочется за обедом смущать гостью.

– А я думала, она привыкла наблюдать тебя в таком виде, – вернулась к язвительному тону Ула. – Но раз нет…

Она подошла к одному из сундуков.

– Здесь глянь, что-нибудь да подойдет.

Женщина потянула за свешивающийся с потолка шнурок, и я поняла, зачем нужны «паруса»: длинные широкие полосы ткани образовывали непроницаемую завесу, ограждая часть помещения вместе с Джедом и сундуками.

– Тебя после приоденем, – решила, осмотрев мой наряд, шаманка. – А сейчас поешь.

Она сдернула со стола полотенца, и я забыла обо всех страхах. Горка лепешек, плошки с ароматными кусками темного мяса, каша (непонятно, из какой крупы, но кого это сейчас интересует?), сыр, мелкие пятнистые яйца, лук, томаты и свежий перец…

Волчица жестом велела сесть прямо на пол, на коврик из соломы, а сама взялась раскладывать еду по глубоким глиняным тарелкам.

– Куда столовое серебро задевала, сама не помню, – то ли в шутку, то ли всерьез посетовала она, протягивая мне деревянную ложку.

Простая еда казалась необыкновенно вкусной, и я так увлеклась, что не сразу заметила вернувшегося к нам Джеда. Теперь на нем была такая же, как на встречавших нас метаморфах, длинная рубаха с вышивкой и штаны из темного сукна. Вокруг талии оборотня был повязан тканый черно-красный пояс, бахромчатые края которого свисали почти до колен, а обут мужчина был в непривычного вида боты из мягкой кожи, невысокие, с кожаной же шнуровкой. Ула критически оглядела его с ног до головы, выдернула из своей косы одну из ярко-красных лент и собрала на затылке растрепавшиеся волосы внука. Еще раз осмотрела его и вдруг порывисто обняла.

– С возвращением домой, мальчик, – прошептала она, а затем так же резко отстранилась. – Садись, поешь. Поговорить еще успеем.

– Сделаешь чаю, нэна? Я принес черники…

– Черники он принес, – проворчала шаманка. – Явился с травой, собранной в моем же лесу! Когда-нибудь я тоже приду к тебе в гости и нарву в подарок вишен в твоем саду.

– В саду больше нет вишен, – неожиданно погрустнел присевший к столу Джед. – Отец приказал их вырубить.

– Когда? Зачем? – удивилась Ула.

– После того как мамы не стало. Он от всего избавился. От мебели, от картин, от ее книг и драгоценностей. Если бы мог продать поместье, то и это сделал бы.

– Продал все ее драгоценности? – со страхом в голосе переспросила волчица.

– Да. – Оборотень настороженно поднял на нее глаза. – А ты…

Я вдруг поняла, что оба они, и Джед, и Ула, смотрят на меня, и захотелось под землю провалиться от осознания, насколько я тут лишняя.

– Потом поговорим, – в который раз повторила женщина. – И об этом тоже. Но сначала сходишь к дядьке. Не стоит гневить вожака.

К словам бабушки Джед отнесся серьезно, спешно доел, вытер руки о полотенце и вскочил на ноги. Ула что-то тихо проговорила ему на ухо, обеспокоенно хмурясь, но мужчина беззаботно рассмеялся.

– Не волнуйся. – Он легонько коснулся губами наморщенного лба шаманки. – Я знаю, что делать.

Потом обернулся ко мне.

– Ешь, отдыхай. Тут ты в безопасности. Когда вернусь, тогда все и обсудим.

Обсуждать мне ничего не хотелось. Хотелось ароматного травяного чая, который заварила в глиняном чайничке старая волчица, а после по-кошачьи свернуться в клубок в одном из шести углов под покровом занавесок-парусов и проспать несколько дней.

Тут я действительно чувствовала себя в безопасности, словно попала в совсем другой мир. Здесь не было Виктории, ни живой, ни мертвой, не было страшного мага в маске, не было убитой им Марты. И в этом мире, как я только сейчас заметила, мы с Джедом, не сговариваясь, перешли на «ты», словно так и нужно. Хотя, наверное, действительно нужно, судя по словам Улы…

– Приготовить тебе ванну? – предложила шаманка.

Я согласно кивнула, не задумываясь о том, что никакой ванны в этом доме нет и быть не может. Но, как оказалось, старуха совсем не шутила. Откуда-то она вытащила высокое деревянное корыто, подвесила над очагом огромный котел, тут же вылила в него воду из двух стоявших у двери ведер и раздула угли, подбросив еще несколько поленьев и хворост. Наверное, мне следовало предложить помощь, но, разморенная сытным обедом, я только и могла, что молча наблюдать.

Творимое действо больше напоминало приготовление к магическому обряду, нежели к простому купанию. Когда вода нагрелась, Ула большим черпаком перелила ее сначала обратно в ведра, а после – в стоявшее поодаль корыто. Затем налила в освободившийся котел еще воды. Покуда та закипала, шаманка обходила дом, что-то напевая. При этом она то и дело отщипывала по веточке от свисавших с потолка травяных пучков, нюхала и отправляла в котел, что-то целиком, что-то растирая между пальцев в труху. Еще какие-то травы бросила в воду прямо в холщовом мешочке, в котором они хранились. Запахло чем-то знакомым. Розмарин, лаванда. Кажется, еще мята. Когда женщина достала с полки глиняный горшочек и ложкой зачерпнула из него и смешала с водой в корыте вязкую янтарную массу, в которой я опознала мед, в странном ритуале почудилось что-то зловеще-кулинарное. Снова вспомнились бабулины сказки о злых, кусачих волчках, караулящих в лесу сбежавшую из дома девочку. И котел, как в тех сказках, большой-пребольшой…

Но вместо того чтобы впадать в панику, я подумала: стоит расспросить Улу, что и в каких пропорциях она заваривала. Судя по запаху, расслабляющему и умиротворяющему, подобные ванны должны пользоваться успехом у изнеженных аристократок, к концу дня устающих на бесчисленных светских приемах.

А как приятно было скинуть пропыленное платье и забраться в теплую ароматную воду! Зудела кожа на руках – успела оцарапать, цепляясь за кустарник в лесу, – но я знала, что скоро под воздействием целебных трав это пройдет. Шаманка, не прекращая тихонько напевать, устроилась позади меня на низком табурете, и я не возражала, когда она принялась разбирать то, что осталось на моей голове от некогда аккуратной прически, вытаскивая из спутавшихся прядей шпильки и сухие сосновые иглы.

– Такой волос испортила! – проворчала сердито волчица. – И зачем только?

Краска не ввела ее в заблуждение, но это была не та тема, на которую мне хотелось бы говорить. Поборов смущение я пролепетала что-то о том, что стоило бы опустить шторы в этой части дома – вдруг кто придет.

– Постучат – тогда завешу, – успокоила меня Ула. – Без стука разве что Джед войдет, так он еще не скоро вернется. Бер-Рэн не сразу его отпустит.

Вычесывая и поливая теплой водой мои волосы, женщина неторопливо посвящала меня в хитросплетения родственных связей среди оборотней. Дэй Джед Селан, очевидно, был не последним волком в стае, раз уж приходился внуком шаманке и племянником вожаку, о котором Ула отзывалась почему-то не слишком ласково.

Объяснение такому тону нашлось позже. Обмакнув кончики пальцев в душистое масло, шаманка легонько помассировала мне виски и кожу за ушами, отчего захотелось мурлыкать довольной кошкой, и продолжила рассказ о своей семье. Оказалось, Ула приходилась второй женой бывшему, уже лет двадцать как покойному, вожаку. И нынешний, Бер-Рэн, как и его младший брат, чьего имени я не запомнила (имена у метаморфов оказались заковыристые), шаманке вовсе не сын, а пасынок. Причем не слишком любимый и любящий.

– Место отца должен был занять Рэйк…

Я уже знала, что так зовут отца Джеда. Но разве младший сын может быть основным наследником?

Словно прочтя мои мысли, Ула громко хмыкнула:

– Это у вас, у людей, наследуют по старшинству да по родству. Вожаком становится не тот, кто прежде родился, а тот, кто более достоин. Даже сын младшей семьи может заслужить такую честь… теоретически, конечно.

Наверное, когда-то дэйна Урсула провела среди людей немало времени. Речь ее совсем не напоминала речь невежественной горянки или напевный говор шаманки из старинной легенды: изъяснялась она просто и понятно, порой вставляя ученые словечки. И не удивлюсь, если в одном из сундуков у нее хранятся древние книги и монографии магов, травников и астрономов заодно.

– Бер-Рэн помнит, что только случай помог ему получить власть в стае. Вот и боится, что Рэйк вернется и потребует то, что его по праву. Рэйк или сын Рэйка. Ведь Снежный Волк ничем не отметил Бер-Рэна, всем это известно, а мой внук уже дважды прошел по Тропе… Дурак!

– Кто? – Мне показалось, что дураком она обозвала Джеда.

– Бер-Рэн, кто же еще. – Шаманка без предупреждения плюхнула мне на голову целый ковш чистой воды. – Любой волк может отыскать Тропу, если верит в завещанную Великим Предком силу. А вожак верит лишь в силу андирского золота.

– А почему ваш сын не захотел стать вожаком? – полюбопытствовала я, отплевавшись.

– Женщина, – вздохнула с тоской Ула. – Человеческая женщина, его жена.

– Вожак не может жениться на человеческой женщине?

– Вожак может все! – сказала как отрезала волчица. – Но мать моего внука не хотела жить в стае. Она любила свой мир. А Рэйк слишком любил ее, чтобы настаивать.

Вода остывала, но вылезать из корыта мне не хотелось. Зачем, когда можно подтянуть к подбородку голые коленки, обхватить их руками и слушать красивую, похожую на сказку, историю любви?

Но Ула не желала баловать меня подробным рассказом и умолкла.

– А ваш муж не возражал против такого решения сына? – не унималась я, проявляя воистину неприличное любопытство.

– Как он мог возражать? – удивилась шаманка. – Кто заставит волка пойти против его сердца? К тому же сам Великий Предок отказался когда-то от прежней жизни и облика ради человеческой женщины.

– Сам Великий Предок, – повторила я зачарованно.

– Да. Хочешь послушать? – казалось, она поддразнивает меня. – Тебе какой вариант: покороче или подлиннее? Если подлиннее, мне нужно разжечь костер и достать бубен.

Поняв, что она смеется, я согласилась на короткий вариант легенды.

Ула подлила в корыто горячей воды и принесла мне до краев наполненную травяным чаем кружку.

– Ну, слушай…

Чай был сладкий. Привкус меда, как по мне, лишь портил напиток. Лучше бы оставалась только приятная терпкость трав. Но мне не хотелось обижать хозяйку недовольством, и, сделав несколько глоточков, я незаметно вылила сладкий отвар прямо в воду, в которой сидела, – благо трав и меда в ней уже хватало.

– Давно это было, – рассказывала тем временем шаманка. – Когда люди еще не пришли в Ро-Андир, хранителем гор был великий Снежный Волк. В лесах на склоне Паруни, высочайшей из здешних вершин, оставлял он свою стаю, а сам поднимался на снежные пики, с высоты оглядывая все окрест. Так однажды и заметил он пришедшую в его лес девушку. Сейчас никто уже не скажет, как ее звали. Говорят только, что была она травницей и приходила к Андирским горам за редкими сборами. Сначала Снежный Волк хотел прогнать нарушительницу границ, но, подойдя поближе, был очарован ее красотой и почтением, с которым она к нему обратилась.

Ула протянула мне широкое полотенце, намекая на то, что пора вылезать из воды.

– И что же она ему сказала? – спросила я, кутаясь в легкую мягкую ткань.

– Попросила защиты и покровительства, как говорят, – пожала плечами шаманка. – И стал с тех пор Снежный Волк, словно верный пес, за нею по лесам ходить. Зверье отгонял, травы искал. А когда пришла пора ей к людям возвращаться, затосковал. За час, не за день, взбежал он на самую вершину Паруни, туда, где нетающий синий лед отражает лунный свет, и взмолился перед духами предков, чтоб даровали они ему другой облик, такой, чтобы мог он уйти с избранницей к ее народу. Сжалились предки, превратили его в прекрасного юношу. Только Луна, ночная стражница, повелела, чтоб каждый месяц, не реже, являлся он пред ее светлый лик в истинном обличье. Так и было, покуда жил Снежный Волк с молодой женой среди людей. Оттого и сказки пошли о том, что в полнолуние всякий оборотень зверем перекидывается и бесчинства творит. Только не было никаких бесчинств. Испугались люди, вот и напридумывали всякого. Не остался с ними Волк, забрал жену и сыновей, что к тому времени родились, и в родные горы вернулся. Тут и живем с тех пор. С людьми уж вроде поладили, но своя земля – все ж своя. Хоть и уходят к вам многие. Но многие и возвращаются… Вот, примерь-ка!

Из большого, окованного железом сундука Ула вынула чистую рубашку тончайшего батиста – такая не у всякой аристократки сыщется. На вопрос в моем взгляде молча усмехнулась.

– А как поспишь, это наденешь, – тоном, не терпящим возражений, заявила она, раскрадывая на лавке платье по местной моде – длинное, прямое, с вышивкой по вороту, рукавам и подолу. Только красно-черный пояс, похожий на тот, который повязал себе Джед, шаманка, повертев в руках, кинула обратно в ларь, заменив невзрачной, сплетенной косичкой веревочкой.

Из следующего сундука, длинного и широкого, волчица вытащила перину и подушку, водрузила прямо на крышку и застелила перину чистыми простынями.

– Тут спать будешь.

Была лишь середина дня, но шаманка понимала, что отдых мне сейчас необходим. Оставив меня одну, женщина опустила шторы-паруса, и, улегшись, я слышала, как она возится, сливая из корыта воду.

Под это тихое плюханье я задремала. Но проснулась, едва хлопнула дверь и вернувшийся Джед с порога вопросил:

– Так где мой чай, нэна?

– Заходи, будет тебе чай, – негромко ответила ему Ула.

– А Сана где?

– Спит.

– Может, выйдем куда-нибудь.

– Боишься, чтобы она наших разговоров не услышала? – уточнила волчица. – Не бойся, не услышит. После моего отвара до утра не проснется.

Это не того ли отвара, который я вылила?

Если бы она этого не сказала, я бы не стала подслушивать и нашла способ дать им знать, что не сплю. Но теперь затаилась, как мышка. Сами виноваты – нечего меня всякой гадостью опаивать!

Джед

Разговора, по своему обыкновению, вожак постарался избежать, хоть и сам звал. Но радушного хозяина отыграл по всем правилам, компенсируя недостаток слов обилием вина. Чарку мне наполняли исправно, но, хвала Создателю, не следили, каким способом я ее опустошаю. Надеюсь, яблонька, росшая во дворе дядюшкиного дома рядом с вколоченным в землю столом, не пострадает от столь необычного полива. Зато удалось сохранить ясную голову для более важной беседы.

Нэна заварила чай, разлила по большим глиняным кружкам и протянула одну из них мне. Она не ограничилась принесенными мною черничными листьями, и я принюхался, прежде чем сделать глоток, чем вызвал улыбку на смуглом морщинистом лице.

– Вдруг и я тоже… того… до вечера… – со смущением пояснил я.

Постарался расслышать дыхание спящей за пологом девушки, но его заглушали треск дров в очаге и громкие детские голоса со стороны открытой двери: ребятню во все времена тянет поближе к таинственному жилищу шаманки.

– Рассказывай. – Ула присела рядом, подогнув под себя ноги.

Делиться проблемами с бабушкой? Нет, это нормально… когда тебе пять лет. А когда тридцать? Но и бабушка у меня не простая, да и сама, судя по некоторым случайно оброненным словам, может рассказать многое.

Видя, что я не знаю, с чего начать, нэна взяла инициативу в свои руки:

– Про камень я знаю, ты верно понял. Давно знаю. Открылась она мне. Думала, у меня выйдет привязку разорвать, твою жизнь от алмаза отделить.

– Знала? А мне почему не сказала? Почему вы обе ни о чем мне не рассказывали?

Мамы не стало три года назад. Трагическая случайность: в сад заползла змея. Лекарь сказал, что смерть была мгновенной, рассчитывал утешить нас этими словами. Но разве подобное может служить утешением?

Я тогда еще жил в столице, едва успел на похороны, и все три дня, что я пробыл в родном поместье, мы с отцом провели у ее могилы. Он был настолько подавлен горем, что даже не разговаривал со мной. Только в последний день, очнувшись на миг, сообщил, что мне нужно поехать к маминому поверенному и получить какие-то бумаги. Но вместо этого я возвратился в Винолу. Разговоры о наследстве казались неуместными, я и так знал, что после смерти матери получаю титул, имение и большую часть ее состояния. Лишь спустя полгода, снова приехав в родительский дом, я выбрал время, чтобы наведаться к нотариусу и забрать оставленное для меня письмо. Но было уже поздно.

Кто-то, теряя любимых, стремится сохранить каждую мелочь, каждое напоминание о них. А для кого-то эти напоминания невыносимы. К несчастью для меня, отец относился к последнему типу. Желая облегчить боль потери, он избавился от всего, что напоминало ему о матери. Что-то попросту выбросил, а то, что выбрасывать было бы неразумно, драгоценности например, – продал. В том числе и алмаз на золотой цепочке, который мама носила не снимая. Ей нужно было завещать, чтобы ее похоронили вместе с этим камнем, но она посчитала, что правильнее будет оставить его мне.

Ее письмо стало для меня откровением. Я не помнил описываемых в нем событий. Лишь после прочтения в памяти всплыли какие-то образы: солнечный день, радостный бег по чистому белому снегу, смех… треск ломающегося под ногами льда, обжигающий холод, темнота. Мне было тогда около четырех. Отец был в отъезде. Мы гуляли с мамой у пруда, и я нечаянно, а может, и специально, забежал на присыпанный снегом лед, слишком тонкий, чтобы выдержать даже вес ребенка. Когда меня вытащили из воды, я уже не дышал. На счастье, недалеко от поместья жила старая колдунья. О ней рассказывали небылицы, и моя мать не нашла иного решения, кроме как поверить в эти сказки. Меня принесли в избушку ведьмы, и старуха сказала, что сможет помочь. Сказала, что дух мой еще не отдалился от тела, а тело не претерпело необратимых изменений, и их, дух и тело, возможно воссоединить. Она вернула меня к жизни, а для привязки к миру живых ей потребовалась какая-то вещь. Что-то, что я смогу хранить до старости, и то, что, в свою очередь, будет хранить меня. Мать предложила бриллиант: что может быть прочнее? А случившееся держала в тайне ото всех, щедро оплатив молчание старой ведьмы и того единственного слуги, что сопровождал нас на прогулке и помог достать меня из-подо льда. Она не хотела, чтобы отец узнал, что она едва не потеряла сына.

Я не сразу поверил в прочитанное. Разумнее было предположить, что тогда я впал в глубокий обморок, а ведьма отогрела и отпоила меня какими-то снадобьями. Но вскоре мне пришлось пожалеть о своем скептицизме. Через две седмицы после того, как я получил письмо, меня свалила неизвестная болезнь. Целый месяц я провалялся в постели, мучимый лихорадкой и жуткими болями в груди, а лекари не могли даже сбить жар. Потом я узнал, что в то время новый владелец алмаза отдал его в работу гранильщику, чтобы придать камню более четкие контуры. Его огранили в форме сердца. В этом есть какая-то насмешка судьбы: алмазное сердце, неразрывно связанное с моим собственным. Жизнь, которую я стремлюсь вернуть себе уже несколько лет.

Отцу я так ничего и не рассказал. Во-первых, мне хотелось сохранить тайну матери. А во-вторых, я не решился сообщить ему, что он сам отдал судьбу единственного сына в чужие руки. Может, я слишком сентиментален. Может, самонадеян. Одно могу сказать: удачливым меня в любом случае не назовешь…

Тихо, время от времени прерываясь, чтобы отпить немного чая, Ула пересказала уже известную мне историю, напоследок обругав старую ведьму.

– Хотя, может, и не со зла она. Может, и не видела другого выхода. А у Лизы и подавно иного пути не было – ради своего ребенка мать и не на такое пойдет. Так что я ее не виню и не винила никогда. Другое дело, что от мужа утаила. Хотя… И тут я ее понимаю. Рэйк весь в отца, суров бывает без меры. Кто знает, как бы он это принял? Боялась она.

– Отца боялась, а тебя – нет? – Я помнил, как робела мать при свекрови.

– И меня боялась, – согласилась нэна. – Только кого ей было о помощи просить? И слово она с меня взяла, что никто ничего не узнает. Знала, что молчать буду. Я и молчала… А Рэйк, стало быть, камень продал?

– Да.

– Зря она меня не послушала. А я, как чуяла, предлагала ей тут алмаз оставить. Я б его в священной земле схоронила – никто не нашел бы. А теперь что? Кому продал, хоть знаешь?

– Знаю, – не очень уверено ответил я.

– Что ж до сих пор не забрал?

– Пытался…

Коротко, не вдаваясь в подробности, я поведал бабушке о путешествиях алмаза по Вестолии и моей погоне за ним.

– Как будто нарочно он мне в руки не дается!

– Отчего «как будто»? – задумалась Ула. – Это тебе не стекляшка бездушная, живой он теперь, с характером. И что в руки не идет – неспроста. В беду вот тебя втянул…

– Почему ты мне ничего не рассказала, когда мамы не стало?

Нэна неопределенно пожала плечами, и я не стал больше спрашивать.

Она ведь только с виду обычная, а сама живет меж разных миров, на равных общаясь с живыми и давно умершими, с людьми, волками и духами древних стихий. Вот сейчас сидит рядом, а на самом деле, может быть, слушает не меня, а голос горного ветра, приносящий ей вести со всего Ро-Андира, а то и со всего мира. И если ничего не сказала, у нее были причины. Только я эти причины вряд ли пойму.

– Добавить ничего не хочешь? – спросила она, подливая чай. – Из-за чего на Тропу вышел? Что за девицу с собой привел?

Я не собирался посвящать нэну в свои проблемы, но неожиданно выложил все как на духу. Может, она или ее друзья-духи подскажут, как быть дальше?

Но в ответ на мою откровенность она покачала головой, а от предложения вместе просмотреть злосчастные бумаги отказалась наотрез.

– Не моего это ума дело.

– Так что, ничем не поможешь?

– Отчего не помогу? Отцу твоему весточку пошлю, что сын его жив-здоров. А заодно всем нашим, что среди людей живут, клич кину: найдут твоего Унго. А я уж тебе к нему Тропу открою. Все ж вдвоем легче будет правду искать. Но сперва реши, что с девочкой делать станешь. Страху она уже натерпелась сверх меры, а дальше и не такое случиться может.

– Знаешь, нэна… Может, Сане у тебя пока остаться? Идти ей, как я понял, некуда…

Я ожидал, что она откажет, и уже приготовил длинную и убедительную речь, но нэна неожиданно согласилась.

– Пусть остается, если захочет. Мага в ней сразу не углядишь, а я и припрячу чуток: никто не распознает, если колдовать не вздумает. А там, может, и подучится у меня чему – любознательная она у тебя, травами опять же интересуется.