Текст книги "Кто ты, Кирилл Толмацкий?"

Елена Михайлина и Ирина Толмацкая
Кто ты, Кирилл Толмацкий?

Фото – Shutterstock, FOTODOM и личный архив автора

Фото на обложке – hurricanehank / Shutterstock.com

© Михайлина Е. В. и Толмацкая И. А., 2020

© ООО «Бауэр Медиа», 2020

Концерт Децла в клубе Yotaspace,

10 сентября 2015 года

Концерт Децла в клубе Yotaspace,

10 сентября 2015 года

Ира позвонила прошлым летом:

– Кирилл хотел, чтобы я написала автобиографию. Считал мою жизнь, полную драматических поворотов и встреч с неординарными людьми, достойной описания. Теперь вышло так, что рассказывать надо прежде всего про него. Ведь мало кто вообще догадывается, каким был мой сын – Кирюша, Кирилл Толмацкий, Децл ака Ли Трюк, Джузеппе Жёстко. Так все перемешалось и в нем, и вокруг… Хочется объяснить.

Никакого предчувствия у меня не было, но в декабре 2018-го началась какая-то маета. Это сложно понять: бессонница, ни на чем не основанное беспокойство, в Инстаграм постила какую-то депрессню. Кирилл даже спросил: «Мам, а что за упадническое настроение?» Но объяснить тревогу, которая грызла изнутри, я и самой себе не могла. Второго февраля работала. Обычный день, если не считать того, что все документы я почему-то датировала третьим числом. Перепутала. А третьего уже не вышла.

Глава 1
Только не говори маме

Ирина и Кирилл, Швейцария, 1997 год

Однажды 6-летнему Кириллу прилетело по голове качелями. С одной стороны, а кому не прилетало? С другой… Помните монументальные советские качели, которыми при желании убить было можно? Досталось серьезно, хлынула кровь, товарищи по игре расступились в ужасе, а он даже не заплакал. На самом деле, он вообще редко плакал, но речь не об этом. Больше всего на свете в тот момент он опасался огорчить маму. Общими усилиями прилепили на рану лист подорожника, усилили конструкцию лопухом, и он пошел домой. Противно подташнивало, голова кругом, но все же получилось выдать Ире заготовленную во дворе версию:

– Мам, я немножко оцарапался, а мокрый, потому что бегал и вспотел.

Он чувствовал влагу, но не мог видеть, как со спины рубашку заливает кровь, которую за пот ну никак не выдашь. Ира трясущимися пальцами отлепила листок и едва не сползла по стене – хлынуло струей. Счастье, что именно в тот момент домой заходил Толмацкий-старший. Слету оценив ситуацию, – у сына пробита голова, а жена вот-вот упадет в обморок – подхватил Кирилла на руки и мухой в травмпункт.

Доктора произнесут много грозных слов, достаточно ярко описывающих всю опасность сложившейся ситуации. Повернуться ведь могло совсем плохо: не возвратись Александр домой, потеряй сознание Ира, и страна имела все шансы не узнать ни Децла, ни Ли Трюка!.. Кирилл пообещал впредь играть осторожнее.

– Только не говори маме, – попросил он, и отец понимающе подмигнул.

…Ему уже восемнадцать, псевдоним Децл прирос и стал символом принципиально нового для страны музыкального направления. «Вечеринка» и «Письмо» звучат из каждого утюга. Кирилл популярен, одно из многочисленных интервью записывают на катере. Журналист (странная тема для визави, только достигшего совершеннолетия, но о вкусах не спорят) спрашивает, боится ли Децл смерти.

– Я боюсь смерти, потому что существуют родные: мама, папа, бабушки, дедушка, которые очень расстроятся. А я не хочу их расстраивать, – отвечает Кира.

…Он знал, что у отца появилась другая женщина. Быть в курсе несложно: всех объединял ночной клуб – избранница родителя работала здесь на танцполе, Децл читал рэп, а в целом заведение принадлежало Толмацкому-старшему. Но стоит ли воспринимать юную ровесницу на съемной квартирке как угрозу семье, жизненным принципам, которые родители всю жизнь декларировали? Ведь даже звучит несерьезно! Ну, конечно же, нет. Побесишься внутри себя, переваришь и будешь молчать. Главное, мама не узнала бы. А там, глядишь, отец образумится, и все как-то утрясется само собой, станет как прежде.

Сколько из нас вообще тех, кто о чем-то не сообщал маме, справедливо полагая, что некая информация может не добавить ей здоровья?

2019 год. Бабушка Кирилла, мама Иры, ничего не знает. Много лет она нездорова, не выходит из дому, и, конечно, ей не говорят. Для нее Кирилл, самый лучший, любимый и талантливый, в отъезде. Впрочем, в силу возрастных особенностей ей уже несложно напомнить, что заходил внук недавно, буквально на днях, и она с готовностью вспомнит. Бог, кем бы ни был, и на какие имена не отзывался бы, велик в своей мудрости к старикам и детям. Они верят в хорошее, Он умеет создать все для того условия.

– Ира, не носи черное, и так тощая, а в черном тебя вообще не видно! – говорит она.

– Хорошо, мамочка, больше не буду, – отвечает та.

– Вот и умница, – кивает мама.

Мы кочуем, встречаемся с Ирой где угодно, только не дома. Я боюсь увлечься разговором, ляпнуть лишнее и невольно выдать самый страшный секрет. Принцип «только не говори маме» актуален для всех. Да и нужна ли кому-то правда, банальная, беспощадная и до обидного очевидная?

Последняя запись в Инстаграме Децла – фото его картины «RIP RGB». 9 декабря 2018 год

В Инстаграме Децла среди последних публикаций – картины с буквами. От аббревиатуры R.I.P. («rest in peace» – «покойся с миром») невольно вздрагиваешь – эта совсем последняя. Впрочем, посвящение правоверному растаману Бобу Марли логично. Кирилл прошел все стадии отношения к легенде регги – от подражания и обожания до уважительного почитания. Его собственные похороны какие-то недоступные человеческому пониманию силы назначили на день рождения Марли. Как итог? Как награду?

Холст «Crime Scene» из коллекции «Теория заговора».

9 декабря 2018 год

Или основной смысл несет предпоследняя – слово ART (искусство), перечеркнутое полицейской лентой «crime scene do not cross»? И последующая с R.I.P. имеет отношение к философскому хип-хопу вообще?

Остальное изобразительное искусство от Децла – трафаретные буквы, что-то вроде головоломок, сделанных по образу и подобию тех, что давно заполонили соцсети. Раньше дети играли в «казаков-разбойников» на районе, передвигаясь по стрелочкам и подсказкам. Теперь складывают буквы в слова – так можно вычленить мысль, погадать на будущее, лучше узнать собственную личность, да и вообще найти ответы на многие вопросы. А его подписчики приучены смотреть между строк, искать подсказки на битах, разгадывать ребусы, следить не за хайпом – за смыслом! И они уже все выяснили. Знают, куда он скрылся от всезнающей общественности, о чем пишет новую музыку и даже, в каком возрасте вернется к ним обратно.

Пока читаешь комментарии, не отпускает мысль, что их авторы не заслужили лишающей надежд и местами неприглядной правды не меньше мам. Недалеко ушла от главной темы этой главы.

И хороший ли выйдет рассказчик из матери? Дело ведь даже не в любви безусловной и необъективной! А в том, что самые острые углы и спорные моменты его биографии проходили мимо нее. «Только не говори маме» – одна из самых живучих, переходящих из поколения в поколение формул.

И все-таки мы попробовали.

Глава 2
Девочка с другой стороны

Ирина Толмацкая, Сочи, сентябрь 2019 года

1-й Амбулаторный проезд здесь логично примыкает ко 2-му, такому же Амбулаторному. Амбулаторным называется и пруд, который каждую зиму покрывается льдом, превращаясь в бесплатный каток для местной детворы. Московский дом, в котором началась эта история, – самый обычный. Пятиэтажка, хрущевка, хрущеба – одна из миллионов безликих коробок с одинаково обшитыми балконами и низкими потолками, ловко увильнувшая от всяких реноваций и оптимизаций. С тротуаром у подъезда, чтобы ходить, березками и рябиной, чтобы собачкам было на что писать, а бабушкам, под чем сидеть на скамейках, двором, дабы днем гулять культурно, а вечером как пойдет. Функциональные приспособления для выбивания ковров и паласов в виде труб горизонтальных история не сохранила, но тогда, давно, такие имелись у каждого дома. Советский минимализм уважал лаконичную точность, соглашаясь с тем, что нашему человеку много для счастья не нужно. Там, неподалеку от кинотеатра «Баку», получившего свое название вследствие горячей моды на дружбу народов, на том самом Амбулаторном пруду, когда-то каталась и она – мама нашего героя.

Напротив, за условной чертой Ленинградского проспекта, расположились окнастые дома литераторов с потолками повыше и жильцами понеобычнее. Стены тамошних квартир, кухни и даже отдельные предметы интерьера воспевались в повестях и даже романах. Вечером сквозь открытое окно здесь можно было услышать, как читает хрустально-плачущим голоском свои стихи Белла Ахмадулина. Тут варили утренний кофе и выпивали вечерние стопки Александр Галич, Владимир Войнович, Василий Аксенов и много кто еще. Рассказы о том, как в 70-е пишущий народ страшно притесняли, ходили по кругу, но Москва упорно производила и приманивала все новых и новых сочинителей.

И вроде бы расстояние – проспект в ширину – рукой подать, а уже два мира, больше скажу – две вселенные!

Конечно, его можно было пересечь через несколько обычных пешеходных переходов. Однако стороны Ленинградского проспекта встречались нечасто. Писателям не нужно было, захворав, топать в амбулаторию, в честь которой и назвали проезды и даже пруд. У них имелась собственная поликлиника Литфонда. У детей с другой стороны – своя школа № 145, и так далее. Однако общая тема у людей и небожителей все же была.

Ленинградский проспект в Москве

Кушать одинаково надо и продавцу, и учительнице французского, и тем, чья еда выступает с основном в роли закуски. Советский быт, щедро украшенный лозунгами и местами самым настоящим равенством, испытывал серьезный дефицит продуктов. И если отсутствие ковра «Русская красавица» или серванта еще можно было как-то пережить, то голод – не тетка. Этот факт признавали и рабочие, и артисты, и даже некоторые научные сотрудники. Так вот, будучи мощным противовесом полок с бесконечной морской капустой, Ленинградский (ранее Инвалидный) рынок мог предложить практически все! И не беда, что кому-то доставалась исключительно правильная часть коровьей задницы, а кому-то обрезь – края прекрасных кусков, которые продавцы обрезали, если те заветривались и теряли привлекательный товарный вид.

Оказываясь на противоположной стороне Ленинградского, на рынке, с мамой или папой, что случалось чаще, она встречала Виктора Мережко. Пока еще не знаменитого, но уже жутко пижонистого – каждый раз на нем был новый шарфик, призванный на расстоянии подчеркнуть оригинальность носителя. Хороша была и Алла Парфаньяк! Всегда в супершляпках, героиня экрана умудрялась тащить свои полные авоськи с достоинством герцогини.

Советская действительность, кто бы что ни говорил, была сильна на подобные сочетания. И уж где-где, а на Ленинградском всякое можно было увидеть.

Вот некто очень своеобразным голосом просит «барышню» положить на весы определенный, лучший из громадных бакинских помидоров. Эдвард Радзинский часто изъяснялся старомодными выражениями, видимо, вживался во время своей очередной почти дописанной пьесы. От неожиданного обращения румяные рязанские девицы краснели, улыбались и почти падали в книксенах, впрочем, как барышням и положено. Он уже выпустил свою знаменитую «Снимается кино», больше того – на очередном заседании Политбюро ЦК КПСС ее успели окрестить ублюдочной. Впрочем, таких подробностей наша девочка не знала, да и знать не могла.

Здесь же, на рынке, знакомым всем советским детям голосом Сказочника из мультфильма «Винни Пух и все-все-все» Федора Хитрука, интересовались тюлькой пряного посола. Она видела, как артист Владимир Осенев ловко перехватывал газетный кулек с рыбой – в прессу в то время безо всяких реверансов было принято заворачивать любые деликатесы. Человек этот, с острым лицом и в скромных брюках, давно утерявших элегантность, казался ей чрезвычайно симпатичным. Настоящий Сказочник! Чудилось, что, завладев заветным кулечком, он с проворностью фокусника подкинет его в воздух и тот превратится в праздничный салют или охапку воздушных шаров! Но нет. Обычно кулек исчезал в сумке-авоське, а волшебный голос растворялся в гуле остальных вполне заурядных.

Еще по совершенно неизвестной причине в столичном районе Аэропорт в то время жило много лилипутов. Она встречала их каждый день. Даже опасаясь показаться бестактной, не могла заставить себя не разглядывать этих удивительных людей. Очень они ей нравились! Взрослые, навсегда обреченные остаться детьми. Впрочем, и так глубоко она пока еще не мыслила. Лилипуты казались просто людьми, но какими-то сказочными, как ожившие куклы. Вероятно, они просто решили селиться неподалеку друг от друга. Все мы стараемся держаться своих.

Помимо очевидных различий, между обитателями двух сторон проспекта имелись и не очевидные. На свою условную разделительную полосу – Ленинградское шоссе – они смотрели совершенно по-разному.

Хотя и видели одно: автомобили и автобусы, уносившиеся не только за город или в колыбель революции, но и в самый настоящий аэропорт – Шереметьево, даже авиакассы располагались тут же у метро.

Дедушка и бабушка Децла. Анатолий Ратушный с женой Анной, которая до сих пор не знает, что внука больше нет

А оттуда, товарищи, уже были варианты! И если рядовой москвич редко задумывался о возможности покинуть родину, то творческая интеллигенция помаленьку уже начинала путать туризм с эмиграцией. Мечтали уехать и не вернуться. Но далеко не все получали эту удивительно обычную сегодня возможность. Поэтому дорога к самолетам, уносившим счастливцев в прекрасные свободные страны, иногда вызывала писательское раздражение, а порой и зависть.

Она, девочка с другой стороны проспекта, ни о чем подобном не думала. Любовь к своей стране была безусловной и искренней. Ей нравилось натирать щетками паркет в школе, мыть огромные классные окна, носить аккуратное коричневое платье с черным, а по особым случаям – белым передником. С энтузиазмом она собирала металлолом и макулатуру. Правда, однажды отнесла на школьный пункт сбора книги из дому. Не в насмешку над писательским кварталом! Даже не думайте! Хотелось, чтобы «звено» (на них делили классы) выиграло в соревновании, кто больше сдаст. Мама ругала, но папа заступился.

Ее отец дослужился до начальника на заводе «Знамя Труда». Она знала, что папа создает самолеты, и очень этим обстоятельством гордилась.

Как радостно было ходить с ним на первомайские демонстрации! Когда в одной руке – громадные цветы из гофрированной бумаги, а другая надежно спрятана в большой мужской ладони. Обычно заводские собирались у станции метро «Динамо» и двигались в сторону Красной площади. Все вокруг улыбаются, все друзья. И какая разница, что означают непонятные слова «Слава КПСС!», которые Ира изо всех сил кричала вместе со всеми.

Да, с разносолами было негусто. Но как пах черный хлеб! Настоящий московский ржаной! Булочная располагалась на первом этаже их дома, и каждое утро, когда грузчики выносили из фургона громоздкие деревянные лотки, хлебный аромат поднимался до самого балкона. Потом она будет вспоминать то время как самое счастливое и беззаботное. Вовсе не потому, что булочка стоила десять копеек, а рогалик – пять. Безусловное счастье не нуждается в аргументах, оно или есть, или нет.

Случалось, каким-нибудь шальным весенним ветерком писательскую или актерскую бациллу заносило туда, где ее не так уж и ждали. Ира прекрасно помнит маленького Пашу Санаева и стройку МАДИ, на территории которой будущий писатель провалился в яму с бетонным раствором, увековеченную в связи с этим в литературе. Хотя в бесконечные вязкие канавы тогда кто только не попадал – район застраивали-перестраивали по-советски активно. К слову, на месте поликлиники Литфонда, когда-то стоял дом Ириных предков – дедушки и бабушки.

Думала ли девочка с другой стороны Ленинградского проспекта, что пройдет совсем немного времени и она сама произведет на свет Поэта? Конечно, нет! Кто вообще о таком думает? Кто планирует? Но бациллы, заставляющие людей рифмовать и транслировать, как мы помним, иногда перелетают даже самые широкие и быстрые проспекты.

Глава 3
Про лошадиные яйца

Памятник Юрию Долгорукому на Тверской улице в Москве

Почему именно эта часть конных памятников в Советском Союзе становилась объектом больших и маленьких скандалов, достоверно неизвестно. Но лошадиные яйца с завидным постоянством притягивали различные антисоветские акции. Провоцировали что ли!.. Перед Пасхой, которую в атеистической стране праздновать было совсем не принято, особо остроумные неизвестные покрасили яйца коням Клодта в Ленинграде. Аналогичное ЧП с той же самой частью тела произошло и в Ростове! Там перформанс затронул конную скульптуру великого полководца Буденного, поэтому виновных искали с особым рвением. Впрочем, ни в колыбели революции, ни в южном форпосте вредители так и не были обнаружены.

Конная часть памятника Юрию Долгорукому в Москве пострадала, едва появившись на свет. Фантазия увековечить на Тверской (тогда улице Горького) основателя столицы каким-то совершенно немыслимым образом родилась у генерального секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева. Памятник воздвигли. Но упомянутая часть коня показалась партийному руководству излишне анатомичной, и ее, недолго думая, спилили болгаркой вместе с другой, указывающей на половую принадлежность, частью. Так конь Долгорукого стал кобылой. Что, в свою очередь, перестало соответствовать исторической достоверности. Дело в том, что все военачальники, от князей до красных командиров, были жуткими шовинистами и мужланами – никогда не ездили на кобылах.

После всевозможных собраний и сборов, метавшихся между приличиями и анатомией, яйца постановили вернуть. Правда, в уменьшенном размере. Будто бы жеребец Долгорукого долго болел в детстве, сделался крипторхом и возил рукастого князя из последних сил.

О памятниках в советское время заботились особенно трепетно. Ранним утром, пока горожане спят, специальные работники протирали тряпочками каллиграфические буковки, бронзовые и каменные носы, смахивали с великих лысин птичий помет. И иногда эти чудесные люди оставляли без присмотра лестницы. Что в свою очередь, становилось основным провоцирующим моментом как для поборников натурализма, так и для обычных подгулявших компаний.

Очередной фельетон разыгрался как раз в момент, когда подшофе и в прекрасном расположении духа двигалась под утро по улице Горького небольшая, но очень творческая группа. И шли бы они себе дальше, если б не увидели, как прямо к задней части лошади приставлена лестница, а вокруг ни души. Праздничные воздушные шары, которые были у компании с собой, ситуацию только усугубляли… Как вы, наверное, уже догадались, через считанные минуты два шарика оказались привязанными у лошади под хвостом.

Возведение анатомической справедливости на принципиально новый художественный уровень свершилось непосредственно перед Институтом марксизма-ленинизма, в арку коего хулиганы ловко спрятали лестницу, и напротив здания Моссовета. Дежурившие внутри представители власти не сразу заметили перформанс и какое-то время лошадь Долгорукого простояла нарядной.

Памятник А. С. Пушкину на Пушкинской площади в Москве

Впрочем, уже через несколько минут милиционеры с лицами, достойными батального полотна, перебегали пока еще пустую улицу. Несмотря на идейную решимость, они мало что могли – постамент оказался слишком высок, а лесенка припрятана. Знали бы столичные милиционеры, не отличившиеся прыгучестью, как в соседнем сквере давились хохотом, наблюдая за их почти цирковыми номерами, диверсанты! Меры меж тем требовались срочные. Ведь кто-то уже мог поехать на службу в Кремль и дело пахло керосином – увольнениями, а то и посадками! В конце концов шарики были расстреляны из табельного оружия. Хотя сдувшиеся яйца коня стали выглядеть еще смешнее.

Злые языки поговаривали, что перформанс – продукт спонтанной фантазии режиссера-новатора Петра Фоменко. Впоследствии он придумает еще много чего – и потрясающего, и возмутительного одновременно, возглавит театр, но все это будет позже. Тогда все они еще были будущими: мастера трагического гротеска, лица с обложек журналов и герои первых полос, воротилы бизнеса и авторы научных прорывов. С какого-то момента прогрессивная часть населения самовольно прекратила кухонные заключения и потекла на Пушку, Пушкинскую площадь.

Кстати, монумент Александру Сергеичу, располагавшийся почти в центре тусовки, от вольнодумских набегов не пострадал ни разу. Возможно, из-за пешей, и потому не помпезной формы.

Будущие властители медиа уважительно и втихаря попивали портвейн «Три семерки» в непосредственной близости от поэта и спорили. Фарца, будущие олигархи, приторговывали всякой дефицитной дребеденью с оглядкой на солнце русской поэзии.

Барышни, что греха таить, высматривали неподалеку от великого арапа еврейских женихов, чтобы однажды отправиться на землю обетованную и любить непростую Родину издалека.

Здесь читали вслух Бродского. Передавали из рук в руки знаменитые «Тамиздат» и «Самиздат» – то, чему было отказано от публикации на родине и изданное за ее пределами, или заботливо перепечатанное вручную на печатной машинке, как роман бывшего Ириного соседа Владимира Войновича «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина». Автор романа-анекдота уже отчалил в Германию, ну или его отчалили по вожделенному Ленинградскому шоссе от греха подальше. А книга осталась и продолжила изгаляться над советской действительностью исподтишка и уже самостоятельно.

Ира в советской школьной форме, Москва, 1980 год

Компания, в которую входила тогда Ира, влилась в Пушкинскую тусовку из здешнего кафе-мороженого «Московское». Там традиционно собирались ученики школы рабочей молодежи № 127 – кстати, весьма передового по тем временам учреждения, располагавшегося неподалеку. Сто двадцать седьмая давала возможность не сильно рвавшимся к знаниям старшеклассникам получить хороший аттестат, а следовательно, проходной балл к лучшему в мире высшему образованию. Все ее подружки учились там, поэтому и Иру время от времени ошибочно приписывают к выпускникам этой школы, так часто видели их вместе. Сейчас всех их разметало по планете – Лола в Испании, Наза в Америке, а Катя осталась в Москве, как и обаятельный хулиган Дима Липскеров, выросший в знаменитого писателя.

Пушкинская площадь, 22 августа 2010 года

Она не помнит точной даты, но «день воздушных шаров» остался в памяти как единственный, когда власть решила прогрессивную молодежь Пушки приструнить.

С одной стороны – это был настоящий разгон. С другой, милиционеры действовали вяло, без огонька, вероятно, в глубине души считая «яйца коня» шалостью смешной, мелкой и тоже желая становиться прогрессивными. А изъятыми самиздатовскими страничками «Чонкина» они и сами зачитывались в отделениях, буквально глотая роман за одну дежурную смену!

Ире события тех дней виделись как неопасное приключение, праздник непослушания. Не испугалась совсем. Она не просто искренне восхищалась страной, в которой родилась и жила, она в нее верила.