Текст книги "Приоткрытое окно"

Обочина

То, что с дороги показалось густым перелеском, в действительности было разделительной лесопосадкой между трассой и микрорайоном. Автомобиль стоял у обочины, подмигивая аварийками. Безумствовала весна с остатками жухлого снега, ручьями, кричащими, обнаглевшими птицами и островками грязи. Кое-где на склонах кювета уже проглядывала прошлогодняя трава с первой желтой мать-и-мачехой, ошеломляющей своей желтизной и свежестью зелени. Они, опьяненные этим весенним безумием, каким-то образом оказались рядом с разросшейся развесистой рябиной, без листвы, но с уже набухшими почками. Казалось, сейчас, под напором земных проснувшихся соков, все в природе взорвется, буйная свежая зелень поменяет в доли секунды одну картинку на другую. В висках бешено стучало, они ощущали себя подростками, способными на любые безумства. Сорвать этот весенний поцелуй здесь и сейчас, любить… Постепенно, умиротворенно-успокоенные, они стали возвращаться в реальность бытия. Дорога, машина, они охвачены весной… И в тот момент, взглянув в сторону, увидели несущегося на поводке огромного бульдога и девочку. Весь их сказочный лес, оказывается, и состоял из этих нескольких голых кустов. Огромные блочные девятиэтажки взирали на них с любопытством всеми своими окнами. С другой стороны семенила старушка. Они, как застигнутые врасплох воришки, сползли в кювет, ближе к дороге. Выбравшись, уже не так резво, к автомобилю, посмотрели друг другу в глаза и… рассмеялись. Да, такое не забывается. Кажется, их никто не видел. Ну и увидели бы… Что ж теперь. Оставшуюся часть пути ехали молча, слушая какую-то ненавязчивую музыку.

* * *

Они дружат, но с интимом завязали?

Да нет. Они практически не видятся, но оставили интим…

Вечеринка

Вино, оливье, бесконечные ненужные разговоры, друзья, пары, флюиды. У некоторых так всю жизнь, а у других так когда-то было, потом надоело. В этот вечер она почувствовала к мужу К. замечательнейший, волнующий трепет. Муж К. мгновенно это понял. К. смеялась, танцевала, пела, возможно, тоже распространяя вокруг себя всевозможные флюиды. Но он – каков… Столкнувшись с ним в тесном коридорчике малогабаритной квартиры в районе туалета, она вдруг поняла, что ее целуют. Он держал одной рукой дверцу туалета, где была его жена, и при этом невозмутимо целовался с ней.

Да, они герои, они на высоте, всех обвели вокруг пальца… Eще долго беседовали о разном, чувствуя себя победителями. Но вдруг одновременно замолчали. Да, они были слишком умны, проницательны, красивы, молоды и эгоистичны. В соседней комнате давно не звучала музыка. Оттуда никто не выходил, и было очень тихо, там целовались его жена и ее муж.

Заложница

Однажды ей стало казаться, что она заложница его переводов и диссертаций. Он давно был в ее лаборатории, тема его диссертации вполне перспективная, и зарплату она определила ему довольно-таки высокую, но… Легкий роман для нее уже давно закрыт, а он не желает расставаться с сексуальными научными проработками. Все попытки с ее стороны прекратить этот пункт их отношений приводят к срыву сроков сдачи научного материала и к депрессии. Нелегко быть женщиной-руководителем. Что делать? Она поняла, что – заложница.

Уже через секунду он являет собой отвратительное сочетание масок. Своеобразный комок язвительной нервозности, презрения к людям и скептицизма. Все его неприглядные проявления скучны, пресны. Она объясняла себе это как бессознательное самоуничтожение мужчины в глазах женщины. Он бывает порой гадок в своей расчетливости, жадности, неприспособленности, лени, гордыне. Даже когда он – красив и физически гармоничен. Если для него ничто такие ценности, как мать, ребенок, женщина, – он мертв. Жаль, что те мгновения прекрасного так коротки. Правда в том, что гадким его сделала жизнь. В тех мгновениях истины – его, почти забытая, физически эмоциональная, привитая в детстве, врожденная сущность. Она бы бросила его, но каждый раз надеется, что открытая ею картина его красоты в минуты удовлетворенной мужской слабости не исчезнет через мгновение. Отчего так несовершенен мир?

Картошка

Нина уже собиралась ложиться спать. Вдруг позвонила приятельница по работе. Дама – огонь, вечно – в каких-то партиях, профсоюзах и мужчинах…

– Ну миленькая, ну пожалуйста, у нас в конторе новенький, короче, тут маленькая компашка, да, уже поздно, но расходиться не хочется, такие ребята! Мы выпьем у тебя чайку. Хочешь, ты вообще ложись спать, мы на кухне поболтаем и разойдемся, завтра мы все равно уезжаем на картошку. Кстати, а ты не едешь? Слушай, ну пожалуйста, я тебе новенького покажу, и мы уйдем. Да, да, да…

– Только побыстрее, хочу спать…

Вот они уже сидят на кухне снимаемой Ниной квартиры.

Люся чистит картошку и селедочку. Витька пытается найти штопор в пространствах полной пустоты.

– Я недавно нашла это гнездышко. Не обжилась еще, знаете ли…

На кухне чайник, в комнате матрац.

Нина, с одной стороны, всегда дико сдержанна в эмоциях, с другой стороны, каждое сказанное ею слово вызывает взрыв хохота. Все воодушевились, Люська шепнула Нине на ухо, что все супер. Совершенно неожиданно этот хваленый новенький Костя посмотрел на Нину и встал из-за импровизированного стола (доска на табурете). Чтобы его выпустить, Нине тоже пришлось встать. Он явно намеревался выйти в коридор, они смотрели уже друг на друга, не отрывая взглядов. Костя вышел, держа хозяйку крепко за руку… Все тактично промолчали, а потом долго что-то говорили нарочито громко. Он был удивительный. Нина не запомнила, когда все разошлись.

Услышав краем уха что-то про всеобщий отъезд на картошку, она машинально поставила будильник на шесть утра.

Будильник звенел, как майский гром. Они сидели на единственном матраце и с удивлением, нежностью и юношеским восторгом смотрели друг на друга.

– Сударь, вам уезжать, страна зовет.

Она долго стояла, прислонившись к косяку двери, слушала, как шумел в сонном доме уплывающий лифт. Две недели спустя Нина сидела у себя в офисе, день только начинался. Дверь с грохотом отворилась. Такой возбужденной свою хорошую подругу она давно не видела. Та вся светилась. Видно, выезд на картошку ей пошел на пользу. Она взахлеб начала молотить про картофельные дела. Мол, скука была смертная, одни старперы.

– Нет, ты ведь не знаешь, у нас в конторе новенький, он только устроился на работу, его сразу на картошку и отправили. Не… Это отпад. Если бы не он, скука была бы вселенская.

Нина молча слушала, немного сильнее, чем хотелось бы, билось сердце. Подруга щебетала, ей казалось, что она влюблена, оказывается,

Костя не женат и вообще, это то, чего она так давно ждала. Голос звучал где-то вдалеке, а в ушах у Нины шумело море, если бы ее попросили встать, вряд ли она смогла бы это сделать. Вика не замечала того, что с ней творилось. Да, воля у Нинки, как у истинных арийцев. Тут дверь открылась, и вошел Он… Взглянув, Нина вдруг поняла, что встречи, так неожиданно начавшиеся, еще будут. «Я – это Я», – успокоила она себя. Вика тем временем вскочила, защебетала еще громче, стала их знакомить. Нина и Костя добросовестно познакомились. Кстати, у него оказалась вполне звучная фамилия…

Они встречались еще пару раз, но и с Викой он встретился не более все тех же двух раз. Он просто был молод и красив. И любил многих красивых девчонок.

Рюмочка коньяка

На него она даже особенно не смотрела. Слишком красив, раньше таких показывали в фильмах про индейцев. Загорелый, накачанный, густые, как смоль черные, до плеч, волосы. Говорили, что он врач. Он был весел, молод, до тридцати… И так упивался своей красотой и бесконечными сердечного характера победами, что трудно было представить его в роли молодого врача. Хотя, возможно, это у него в крови, и «медицина», как и другие особы женского пола, не оставалась без внимания. Все сходили с ума, воздух был пропитан разговорами о нем.

Она тем временем строила из себя дико озабоченную своими делами леди, наблюдая за всем происходящим одним глазом. Для солидности обзавелась двумя друзьями и вечерами сидела с ними в танцбаре, потягивая мартини. Они дружно делали вид, что их не интересуют интриги общества. Почему-то иногда неприлично громко смеялись, так делают весьма легкомысленные люди, чтобы привлечь к себе внимание. Один из друзей был известный адвокат, другой – коммерсант, о леди история умалчивает. Они вместе гуляли днем, заполняя весьма неглупыми разговорами вялотекущий отпуск. Каждый не отказался бы от легкого флирта, но за неимением такового посмеивался над всеобщей любовной лихорадкой, царившей вокруг.

Отпуск – странная штука: зной, запах моря и звезды делают людей безумными. Простившись со своими друзьями, она отправилась в свой номер спать. Хлопнув дверью, вдруг почувствовала, что дверь не хочет закрываться, кто-то из коридора ее придерживал, с любопытством выглянула… И так с разинутым ртом и осталась на несколько секунд. Все остроумие, веселость, кокетство и ехидство последних дней мгновенно испарились. За дверью стоял он, супермен-врач, и мило улыбался. Не дав ей опомниться, он выпалил: «Все время хочу вас поймать, но вы неуловимы, не заглянете ли ко мне на огонек, поболтаем».

«О, да!» – мгновенно выпалила молодая женщина, а он, как Старик Хоттабыч, быстро испарился. Теперь дверь закрылась легко. Она стала нервно размышлять:

«Терпеть не могу красавчиков, а за ним уже вторую неделю носятся толпы девиц. Противный, наверняка врач-двоечник, да еще может подумать, что я струсила! Поговорить? О чем? О погоде!» Откуда-то возникла непростительная уверенность, что можно отделаться легкой непринужденной беседой и с достоинством удалиться спать. Да, ситуация неожиданно смешная. Хотя, вопреки своим правильным намерениям, метнулась почему-то в душ, вывернула все из шкафа. Сердце колотилось, как у затравленного кролика, она делала все не так. Через десять минут ей стало ясно, что попала в капкан. Наверное, он был врач-психотерапевт или, что еще смешнее, сексопатолог.

Он нагло и очень интеллигентно улыбался. Он был великолепен. Как индеец, мягко ступал по ковру, зажигая свечи. Абсолютно спокоен, в него нельзя было не влюбиться. Она еще сопротивлялась, пытаясь выискать в нем недостатки. В ушах звенело. После того как громом прозвучало предложение откушать коньячку и шоколадку, она почувствовала себя полной, увы, дурой. Ужас, надо бежать… Ему же, напротив, с каждой минутой становилось все интереснее. Отвратительный терапевт внимательно следил за каждым движением незнакомки. А она с ужасом подумала, что лифчик и трусы из разных гарнитуров, а под брюками – жуткие гольфы, которые оставляют глубокие дурацкие следы на ногах, и кстати, о ногах… Она ненавидела себя за свой наив, неуверенность, казалась себе маленьким гадким утенком. Он же действительно хорошо знал и понимал женщин. Значительно чаще к нему в сети попадались прожженные тигрицы, да почти всегда. Он вдруг стал каким-то простым и уютным. Они долго болтали и пили коньяк. Он хотел ее целовать, она не стала с этим спорить, а потом оторвал ее от пола, покружил под музыку и сказал: «Воробышек, иди спать и будь осторожнее». Сейчас она думает, что он все-таки хороший доктор, врач-терапевт…

Вместе

Они офигенно смотрятся вместе… Первые минут пятнадцать-двадцать. Когда начинаешь присматриваться, что-то напрягает. Вот она уже шипит, как змея.

Он начинает отвечать тем же, или, что еще печальнее, подхлюпывать и подскуливать. Хотя его красивый и мужественный внешний вид совсем не подразумевает слез. Но, возможно, ему действительно плохо, вдруг он реально заболел… Но в ней нет ни крохи милосердия, она не знает слов: «жалко», «заботиться», «жертвовать собой (своим временем, развлечениями, пищей, сном) ради…». Что это, эгоизм временный или это навсегда? А как же старики? Да, пока молоды их родители. А животные, а дети. Ведь в жизни все только любовью за любовь… и наоборот. Но это знаю я, а она? И почему он все время плачет? Такой красивый и мужественный. Почему не хочет он трудиться в полную меру своих сил, зачем надеется на влиятельных родителей. Как будет жить дальше?

Они так хорошо смотрятся вместе. А что потом? Всю жизнь держаться за это «хорошо смотримся»? А копни глубже. Жаль, что в них так много эгоизма. Но, возможно, им легко и спокойно. Возможно, это только мне, с моим восприятием жизни, многое непонятно. Легче без жалости и сострадания, думая только о себе, о сиюминутных потребностях, переступая через всех, идти вперед. Я же иногда ползу к своей цели. Они, вероятно, быстрее доберутся до высот или их высота не достигнет даже нулевой отметки? Как знать? Но пока они очень хорошо смотрятся вместе…

Знаете, другие – из такого же теста, порой беспредельно избалованные – мне кажутся и целеустремленнее, и менее эгоистичными. Попадаются среди них воспитанные, способные сострадать, чувствовать не только себя, но и окружающий мир… Так неужели эти двое действительно на всю жизнь созданы друг для друга? Их жизнь – сплошной вулкан, окружающим лучше сматывать удочки и бежать прочь, быть подальше. Но как же они хорошо смотрятся вместе!

Поддерживать отношения с мужчиной только потому, что неплохо с ним смотришься, или в силу того, что он обеспечен, имеет влиятельные тылы, или, к примеру, он хороший врач и неплохо иметь его при себе, или он умеет вкусно готовить, – все это в тысячу раз безнравственней, чем проявление обычного эгоизма. Но надо же и эгоисту иметь силы и мужество говорить «нет!!!». Не тогда, когда тебе стало как воздух необходимо разорвать эти утомительные отношения, а на полсекунды раньше.

* * *

Сумасшедший, опять звонил, сказал, что она у него есть, благодарил за это. Как такое может быть, они не виделись тридцать лет. Странно, за час до его звонка она сама почему-то набирала его номер. Но запутавшись в городах, кодах и времени, услышав гудок в никуда, оставила эту затею. Даже забыла на миг, что собиралась ему позвонить. Он об этом так и не узнает, будет думать, что лишь он раз в году набирает ее номер… Да, сказал ей, что сегодня ночь Ивана Купалы. Погрузившись в водное пространство разных широт, они – опять вместе.

Переводчица

Это было давно, в маленьком портовом городишке. Она с мужем приезжала туда каждый год, как на летнюю южную дачу. Уже сложились традиции, привычки, любимые маршруты, пляжи, кафешки, ресторанчики. Казалось, что за холодную долгую зиму все эти места начинали без них скучать. Вкусив теплого моря, набродившись до полного изнеможения, они сели обедать на открытой веранде одного из своих любимых ресторанов. Вид потрясающий. Море, набережная. В порту – огромный пароход. Множество туристов и отдыхающих. Детей, взрослых, местных и приезжих. Одним словом, жизнь летит, наблюдай не хочу. Заказав обед и налив по бокалу местного вина, они расположились поудобнее и с умиротворением созерцали… За соседним столиком возникла еще одна пара. Он был, вероятно, иностранцем с большого парохода, а она, судя по всему, переводчица-гид. Шикарно говорила по-английски, бегло, эмоционально. Очевидно, имела неплохое образование: историю и географию родного края преподносила грамотно, со вкусом. В курортных местах много переводчиков, гидов, но эта мне как-то особенно понравилась. «Молодец!» – подумала я. Даже возникло чувство гордости за отечество. Когда профессионал на своем месте – это так здорово. Знай наших. Раньше, бывало, пасовали мы перед иностранцами. Смотришь на разных теток-кошелок, ну – тюхи-матюхи. Знаний в голове – ноль. Ни вкуса, ни формы, словно они не женщины, а так, приложение к музеям и достопримечательностям нашего уникального края. А тут – есть чем гордиться. Муж быстро переключился на изучение кулинарных способностей местного повара. А я то и дело прислушивалась к жизни за соседним столиком. Они явно привлекали внимание. Девушка светилась молодостью, а он – зрелой мудростью. Я сказала мужу, что, видимо, она не только переводчик для нашего гостя. Мужчины не очень любят прислушиваться, подсматривать и обсуждать! Не все, конечно, но мой муж категорически не одобряет подобного. Но в данной ситуации и он оторвался от трапезы и бросил внимательный и умный взгляд на соседей. Потом улыбнулся и сказал: «Ну и отлично, здорово, что ж в этом плохого». Да и я почему-то рада была чужому, возможно мимолетному, счастью. Хотя как знать… Вот приехал за золушкой принц заморский. Возможно, у них там и нет таких красивых, добрых, умных женщин. Соседка встала и показала спутнику, как хороша в новом платье, видимо только что подаренном. Им принесли вино, он ее фотографировал. Она отличалась от многих своих подруг-соотечественниц еще и какой-то дипломатической сдержанностью, вкусом, тактом. Точно, МГИМО закончила, вот она какая доля женская. Сколько их – одиноких, красивых, умных. Иностранец взял ее за руку, смотрел ей в глаза, пил вино и молчал. Она тоже затихла. Показалось, что и на набережной стало как-то тише. На открытой веранде ресторана – тень и прохлада; над морем и набережной – солнце в зените и зной.

Иностранец полез в карман льняной рубахи и достал маленькую ювелирную коробочку – кольцо. Надев его на грациозно подставленный пальчик, он улыбнулся. Мой муж вдруг сказал, как приятно любому мужчине делать женщине подарки. В особенности если ты не беден, а она так хороша. А для чего он их зарабатывает, эти деньги? Это, собственно, и есть некий символ мужской силы и женской слабости. Мне очень хотелось, чтобы наш герой увез девушку с собой и они были счастливы. Мне очень не хотелось встретить ее с другим гостем с большого парохода в этом же ресторане через год. Мы встретились с ней взглядом и заговорщически улыбнулись друг другу.

* * *

Мужчины… Если их делят на однолюбов и бабников, то это неверно. Ни один однолюб не уделяет весь свой внутренний мир ей одной. Порой присутствует еще более сильная, чем у бабников, страсть. Это или любовь к шикарным автомобилям, или влюбленность в некий свой спорт, возможно, охоту, рыбалку… Как часто для художников и музыкантов холсты, краски и звуки затмевают ее, ту единственную, возможно, изначально – музу…

* * *

У него всегда было множество женщин. Что в нем такого особенного, нет же, они сходили с ума! Многие знали про существование друг друга, страдали и ревновали. А он – преуспевающий, уверенный в себе, веселый. Да нет, не нахал, даже, пожалуй, наоборот. Добрый, женат, очень внимателен. Но не мог он без них, таких разных… Водоворот, жизнь бьет ключом, он герой…

* * *

Она мыслями уже была где-то очень далеко. Ловила машину и собиралась уезжать, оставляя его одного на автобусной остановке.

Тысячи раз он делал то же самое, оставлял их, стараясь не смотреть в те глаза. Оправдываясь, что это не от него зависит, такая, видно, судьба, и тому подобное. И вот, сейчас она говорит ему его же привычные дежурные фразы. А он готов разрыдаться как ребенок, только бы не отпускать ее больше никогда в никуда, в эту чужую и закрытую для него жизнь. Кажется, каждая из тех, кого он так же безжалостно оставлял в ночи, каждая готова была бы стать его женой. А вот сейчас в мужья-то его и не хотят. Она еще будет у него какое-то время, и он сможет говорить ей: «Моя!» Но уж слишком она свободная. Не все грани ее многогранности в силах ему охватить. Такси уезжало в ночь, он еще долго стоял на автобусной остановке.

Авантюрист

Она вызывала у него вечные желания. Появлялась… Желание бродило вокруг нее, заполняя любые пространства. Он, как истинный джентльмен, не мог дать этому бурному желанию умереть на корню. При любых, самых нереальных, обстоятельствах он добивался своего. Ее веселила, будоражила такая сексуальная игра. Она придумывала все новые и новые необычные ситуации. Скучная размеренная жизнь вдруг приобрела смысл. Появилась цель. Теперь было понятно, куда идти, для чего наряжаться.

Иногда говорят: «Подумаешь, окружающие, надо и для себя самой выглядеть отлично…» Нет, это абсурд стараться для себя одной! Она – женщина молодая, шикарная, так пусть будет для него… Подумаешь, какая ерунда, ну старше этот сегодняшний герой лет на 15—20. Проверено, таблетку…

 
Он, похоже, старше моего отца
Дьявол, рядом с ним бегут
по спине мурашки и слабеют ноги.
Давно такого не было.
Хочется принести ему нитроглицерин,
а потом заняться любовью…
 

Его хотелось. Может быть, от скуки… Нет, он реально выгодно отличался от других мужчин. Был оригинален, нагл, элегантен, его авантюризм подливал масла в огонь. Конечно, в чем-то он – подлец, но женщин не поймешь, не тянуть же за собой скучную амебу. Да и не с ней все эти, плохие по общепринятым нормам, качества он проявлял. Ее он уважал, ценил, хотел, добивался, мучился, в общем, носил на руках. Они даже придумали для себя такую игру, что все его муки, связанные с любовными переживаниями, ниспосланы ему в наказание за предыдущие тяжкие грехи. Кстати, о которых почему-то все наперебой стремились рассказать ей. Она не слушала никого. Зачем… Утром, как на работу, она вскакивала по будильнику, приводила себя в порядок и, выбрав убийственно элегантный или явно эпатажный наряд, неслась к своему дедушке. Да, так и не смогла называть его по имени. Это, в особые минуты, придавало особую пикантность процессу. Иногда он переоценивал свои возрастные способности, и она мчалась на кухню за корвалолом. Говорил, что таких ощущений у него по жизни ни с кем не было. Она удивлялась: такой большой – и не было! Странно.

Совещание в его офисе. Вдруг она промелькнет мимо открытых дверей, изысканная, не вульгарная, сама невинность, божество. Он строго, подчеркнуто сдержанно, скажет сослуживцам: «Извините, мне на 15 минут надо выйти». И возвращается обратно ровно через 15 минут, бледный и взволнованный. Она тихо и элегантно уезжала. Никто не слышал, как безумствовал в ее голове адреналин. Как будто ничего и не было в этой соседней с его кабинетом комнате. Но если эту энергию двух безумных авантюристов выпустить наружу, в офисе бы лопнули все лампочки. Уже дома, уютно расположившись в кресле, она наливала себе бокал вина и загадочно-неповторимо улыбалась. А он, сказав, что совещание окончено, снимал галстук и, глядя в сторону уехавшего автомобиля, закуривал сигарету. Не знал, куда спрятать галстук… И опять ее хотел, дико хотел… Он не мог с ней гулять вот так, не мог… Но гулял. Она его мучила, получая от него все, что ей позволяли наглость юности, неосознанный эгоизм. Таких адских и сладостных летних каникул у него еще не было и не будет. Девочка уедет, подрастет. Для нее все ново, приятно, а остальное – не важно…

Изменятся нормы и взгляды, придет другая эпоха. Будут новые радости, новые запреты… Но оба они будут вспоминать эгоизм плоти, эту силу молодости, желаний, женского торжества и безумия мужского.

 
                                       * * *
 
 
Развесить шторки-мулечки.
Расставить свечи-тарелочки и ждать,
Когда он войдет и… не оценит все это.