Текст книги "Прайд окаянных феминисток"

– Не дальтонизм! – обрадовалась Вера – или Надя, – повернулась и шустро побежала искать Пулькину ванную.

Бэтээр еще добриться не успел, как дверь ванной распахнулась и на пороге нарисовалась та же Вера – или Надя, – обернутая в то же полотенце и укрытая тем же шалашом распущенных волос.

– Она не такая! – с ужасом сказала Вера – или Надя, – обводя стены взглядом и не обращая внимания на Бэтээра. – Вечером она совсем другая была! У меня дальтонизм!

– Это моя ванная, – скороговоркой объяснил Бэтээр, не отрываясь от бритья. – Пулькина за углом налево, по коридору прямо, потом за угол направо, там всего три двери, найдешь.

– Не дальтонизм! – обрадовалась она и исчезла.

Неужели правда бывают такие одинаковые? Во всем, от внешности до одинаковых слов в случайной ситуации… До ссадины на той же коленке… До того же скола на том же зубе… Окружающие медленно, но верно сходят с ума. И даже не сказать, чтобы уж очень медленно. Или вот сейчас они его все-таки разыграли? Голову морочат, как пытались заморочить голову своей тете Наташе там, рядом с домом номер двенадцать? Вот интересно – как эта тетя Наташа их все-таки различает? Надо потом спросить…

Он уложился в отведенные ему пять минут и вошел в кухню вымытый, выбритый и одетый, очень гордясь собой и втайне ожидая, что вот сейчас ему скажут, что немножко не успели, еще каких-нибудь пять минут – и все будет готово, так что пусть он пока пойдет и почистит ботинки, помоет пол и починит телевизор.

И здесь его настиг третий удар. В кухне царили тишина, покой и порядок, а за выдвинутым на середину большим рабочим столом, сейчас накрытым незнакомой ему клетчатой скатертью, сидели уже все – с таким видом, будто ждут его как минимум со вчерашнего вечера, причем ждут смирно, покорно, без раздражения, но и без особой надежды, что когда-нибудь дождутся.

– Доброе утро, – растерянно сказал Бэтээр, глядя на большой ратрепанный букет пионов в прямоугольной вазе зеленого стекла, стоящей в центре почти по-праздничному сервированного стола. – Я опоздал, да?

– Доброе утро, – радостно мурлыкнули котята хором.

А наливная яблочная кошка уставилась на него круглыми честными глазами и объяснила:

– Вы не опоздали, это мы поторопились, чтобы вас нечаянно не задержать. Вам же сейчас на работу, опаздывать же нельзя, ну вот мы и постарались… Нам-то какая разница, когда завтракать? Мы-то все безработные, мы все сейчас бездельничаем, мы в отпусках и на каникулах… Правильно?

– И в санаториях, – подсказала Любочка, выглядывая из-за букета пионов и понимающе и снисходительно улыбаясь.

– Ну да, – недоверчиво откликнулся Бэтээр, садясь за стол и с интересом наблюдая, как Пулька и Вера-Надя тут же принялись привычно и умело хозяйничать, раскладывая по тарелкам что-то разное, изобильное, красивое и праздничное. – И во сколько же вы встаете по утрам, безработные бездельницы?

– Когда как, – с готовностью ответила тетя Наташа. – Как просыпаемся – так и встаем. Когда погода хорошая – тогда, конечно, пораньше. А если дождь, или даже просто пасмурно, вот как сегодня, – тогда долго спим. Особенно зимой, зимой иногда даже почти до семи. Правда, по летнему времени… Но все равно…

Бэтээр очень гордился своей способностью вставать рано. Надо не надо, но в семь – как штык. И успевал поднять Пульку, накормить ее, проводить в школу, а потом сам на работу собирался. Все успевал, потому что умел вставать рано, аж в семь часов. А эти, выходит, долго сегодня спали, потому что погода пасмурная. Спали долго, а завтрак приготовили к семи. Он подозрительно пригляделся к яблочной кошке, которая смотрела честными глазами, склоняла голову к плечу и складывала губы утиным клювиком, собираясь сказать что-то особо значительное.

– Вообще-то мы можем изменить наш режим в соответствии с вашими привычками, – деловито предложила яблочная кошка, показала на миг ямочки на щеках и склонила голову на другое плечо. – Мы и пораньше можем вставать, и готовить, например, к шести… Вы ведь человек деловой, вам время терять нельзя.

– Не, к шести не надо! – Бэтээр сделал испуганное лицо и даже вилкой помахал. – Завтракать в шесть! Это что же – к семи уже на работу?! И что я буду один там делать? До девяти часов? Нет, лучше завтрак в восемь и… что-нибудь попроще, не такое вкусное. А то я так растолстею, с такой кормежкой… Сроду такого не ел. Как это называется?

– Не знаю, – сказала яблочная кошка и опять на миг показала ямочки на щеках. – Это Полина приготовила. Мы название еще не придумали.

Это был еще один удар. Прямо под дых. Пулька, оказывается, вон чего умеет, а он и не догадывался. А они все делают вид, что и ничего особенного. А сами ждут, как он удивится, родной брат, который о родной сестре даже таких простых вещей не знает, и что он сейчас скажет…

– Я так и думал, – с удовлетворением сказал Бэтээр, краем глаза заметив, что Пулька покраснела. Как вареный рак. – У моей сестры Полины, чтоб вы знали, необыкновенный талант в этом деле. Другие таланты тоже есть, но в этом – необыкновенный.

– Обедать сегодня приезжай, – приказала важная до невозможности Пулька. – На обед я правда что-нибудь вкусное сделаю. Дядю Васю тоже привози, а то он вечно всухомятку. К часу… К тринадцати ноль-ноль.

– Есть! – Бэтээр козырнул вилкой и сделал военное лицо. – Слушаюсь, мой генерал! Дядя Вася будет счастлив. А сейчас мне быстренько дадут чайку с вишневым вареньем, и я буду готов работать грубой физической силой в течение… например, тридцати пяти минут. Или даже сорока. Времени у меня сегодня утром оказалось много, спасибо вам за это большое, и я могу его с чистой совестью потратить на благоустройство наших гостей. Вы же вчера не все разложили, передвинули и переставили, правильно я понимаю? Ну вот, полчаса можете командовать мной как новобранцем.

– Сорок минут, – тут же обнаглела Пулька. – Ты сам сказал.

– Нет-нет, что вы, мы сами справимся, – торопливо сказала яблочная кошка и, наверное, сделала какой-то знак Пульке, потому что та сразу согласно закивала. – Мы все сами, вы не беспокойтесь. Нам и раскладывать особо нечего. Только вот Любочку надо бы ко мне переселить. Диванчик ее… Вы не против? Мы сами перенесем, вам совершенно незачем время терять! И диванчик легкий совсем.

Бэтээр строго посмотрел в ее честные глаза, сделал суровое и мужественное лицо, постучал пальцем по столу и почти прикрикнул:

– Это не женское дело – таскать мебель! Женское дело – это умело и тактично руководить мужчинами, которые все равно ничего больше не умеют! Кроме как таскать!.. Хотя вообще-то никакой необходимости в этом нет. В шкафу Пулькина кроватка стоит, разобранная. Она из нее лет пять как выросла. Хорошая кровать, очень удобная, новая совсем. Пулька на ней, кажется, недели две и спала-то всего, а потом выросла. Как вам этот вариант? Собрать – раз плюнуть. Ну, руководите уже скорей, время-то идет.

И эта яблочная кошка наконец-то засмеялась. И котята ее засмеялись хором, и Любочка потихоньку засмеялась, выбралась из-за стола, потопала к нему, деловито полезла на колени, устроилась, запрокинула личико и с надеждой спросила:

– А ты меня на шее покатаешь? Как Полю. Она мне рассказывала, что ты ее все время на шее катал, когда она была маленькая.

– А как же, – согласился Бэтээр, не удержался и тронул губами ее заплывшую уже желтеющим синяком переносицу. – Зачем же у мужиков шеи? Только затем, чтобы на них женщины ездили…

И опять весь кошачий прайд захохотал, а Любочка потянулась к нему, обняла за шею тоненькими своими ручками и очень серьезно сказала:

– Бэтээр, ты тоже у меня есть. Ладно?

И прижалась личиком к его щеке, замерла так на пару секунд, отодвинулась и на случай, если кто-то не понял, объяснила:

– Это я тебя поцеловала.

– Спасибо, – растроганно поблагодарил он. – Ты бы знала, как давно меня никто не целовал…

Он же не думал, что его нечаянные слова будут иметь далеко идущие последствия.

За полчаса он под активным руководством Пульки, Веры-Нади и Любочки вынул из стенного шкафа, распаковал из пленки и собрал детскую кровать – действительно совершенно новую и очень удобную, он правильно помнил. И установил ее в комнате, в которой поселилась тетя Наташа – бывшей тети Вариной, самой маленькой, но зато с балконом. Пулькину комнату тетя Наташа занимать не захотела категорически. Под вздорным предлогом, что незачем Пульке свои вещи туда-сюда таскать. Хотя невооруженным глазом видно, что Пулькины вещи таскать туда-сюда и незачем, они и так везде. Бэтээр собирал кроватку, делал послушное лицо на руководящие указания девочек, а сам все время пытался услышать, о чем там говорит тетя Наташа по телефону. Очень деловым голосом. С кем это можно говорить деловым голосом в восемь утра? И к тому же – в отпуске?.. Сначала ей позвонили на сотовый, и он страшно удивился, что у нее есть сотовый, да еще такой навороченный – несколько воспитательских зарплат. Мало того – она и говорила по нему, совершенно не вспоминая о времени. Долго слушала, потом о чем-то подробно выспрашивала, потом опять долго слушала, а потом сказала, что все узнает и перезвонит. И собралась сама кому-то звонить – по сотовому же. Бэтээр не выдержал и пресек это безобразие.

– Женщины! – сказал он ворчливо. – Никакого понятия об экономии. Как дорвутся до телефона – так и ну деньги на ветер бросать. Вон же на тумбочке нормальный телефон, хоть обзвонитесь. И все задарма.

– А? Ой, вот спасибо, – обрадовалась яблочная кошка и сунула свой сотовый за пазуху. А он думал, что это у нее на шее амулет какой-нибудь на веревочке, или, может, крестик. – Вы знаете, мне действительно много говорить сегодня придется. Входящие – пусть, а если самой звонить – это очень дорого… А можно номер вашего телефона нескольким родителям дать?

– Вашим родителям? – заинтересовался он. – А почему – нескольким?

– Не моим родителям, а родителям моих детей.

– И много у вас детей? – ошеломленно спросил он, представляя шеренгу отцов-одиночек, воспитывающих ее детей.

– Сейчас или вообще? – уточнила она.

Но тут Любочка потребовала завершения монтажных работ, а то уже пора на шее кататься, и он пошел докручивать болты и затягивать гайки. Вот и не мог ничего услышать, с кем там и о чем беспрерывно говорит по телефону эта тетя Наташа. Болтает и болтает. Женщины…

А перед уходом он немножко покатал Любочку на шее, и она опять прижалась личиком к его щеке – поцеловала на прощание. И Вера-Надя, вышедшие в прихожую провожать его на работу, совершенно неожиданно одновременно чмокнули его в щеки с двух сторон. И Пулька чмокнула, но перед этим успела прошипеть прямо в ухо:

– Деньги давай.

Он уже хотел возмутиться – она же вчера у него две сотни вынула! Жжет она их, что ли? – но тут же сообразил, что Пульке нужно на хозяйство. В доме-то гости. Черт, как же он раньше не подумал, неудобно даже.

Бэтээр вытаращил глаза, хлопнул себя ладонью по лбу и испуганно сказал:

– Пулька! Ты была права – у меня склероз. На хозяйство-то я тебе вчера не оставил. А ты не напомнила.

Вытащил из кошелька две тысячные бумажки и небрежно сунул их Пульке в руку. Как будто так и надо. И эта бесстыжая морда сцапала их, как будто так и надо. И опять быстро чмокнула его в щеку. И тогда он тоже чмокнул ее в щеку, но перед этим успел шепнуть в ухо:

– Не на ерунду.

И собрался уходить, но тут Вера-Надя подлезли со своими щеками, подставив их совершенно одинаково, и он чмокнул и эти две одинаковые щеки. И Любочка, сидящая уже на руках у яблочной кошки, потянулась к нему и подставила для поцелуя свою худенькую щечку в сине-желтых разводах, и он чмокнул и Любочкину щечку тоже. А поскольку гладкая и румяная щека яблочной кошки оказалась совсем рядом, он чмокнул заодно и ее. Прямо в то место, где все время возникают и пропадают две ямочки. Особенно когда она краснеет как маков цвет. Во, возникли. А круглые честные глаза стали еще круглее и еще честнее. Ой, ну до чего ж забавная…

– До свидания, женщины, – строго сказал он. – Ждать меня верно и преданно. Со спичками не баловаться. Двери террористам, эксклюзивным дистрибьюторам и свидетелям Иеговы не открывать. Вишневое варенье экономить. Варить обед и вести себя прилично. Задания всем ясны? Выполняйте.

– Ну, ты вообще, – проворчала Пулька недовольным голосом, но сияя глазами, и закрыла за ним дверь.

За дверью хором засмеялись, и Вера-Надя в один голос восторженно мурлыкнули:

– Дядя Тимур классный! Да, тетя Наташа?

Мнения тети Наташи он, к сожалению, не услышал.

И до самого обеда все время об этом думал.

…Васька действительно обрадовался приглашению на обед – не так из-за самого обеда, как из-за возможности поглядеть на эту тетю Наташу со всем ее выводком. Бэтээр вчера вечером кое-что рассказал ему по телефону, Васька ничего не понял и поэтому был заинтригован. А сегодня на работе разговоры разговаривать было особо некогда, и Бэтээр вчерашний свой рассказ уже в машине по дороге домой дополнил кое-какими подробностями. Например, про охотничье ружье и про шрамы на ноге и под ключицей у тети Наташи. И про отца Любочки рассказал, и насчет самой Любочки предупредил, чтобы поосторожней. А то Васька мужик нормальный, но очень уж шумный. И бесцеремонный, хотя сам думает, что это он просто такой откровенный.

Васька подробности выслушал, обдумал и сделал предварительный вывод:

– А ведь классная тетка! Не хотел бы я с ней встретиться на узенькой дорожке.

Бэтээр промолчал, а про себя подумал, что Васька просто не знает, о чем говорит. Сам Бэтээр с наливной яблочной кошкой на узенькой дорожке встретиться хотел бы. Да. Именно на узенькой. Над пропастью, например. Чтобы невозможно было и шагу в сторону… А поворачивать назад и бежать она не умеет. Стало быть – не сбежит…

А обед был какой!.. Обед был выше всяких похвал. И не в кухне, а в комнате, которая всегда считалась гостиной, и никто сроду туда не заходил. Никчемушная какая-то комната была. А оказалось – правда гостиная. И стол под кремовой скатертью – той, которая была на столе за домом номер двенадцать… И растрепанные пионы в прямоугольной вазе зеленого стекла. И тети Варины серебряные ложки Пулька вытащила, вычистила и положила на льняные тети Варины салфетки рядом с фарфоровыми тарелками. Фарфоровый сервиз ему в прошлом году один стукнутый подарил, сверх расчета. Гнал незнамо откуда незнамо куда на отцовской машине – и стукнулся. Машину за ночь сделали, стукнутый чуть не плакал от радости, все деньги, что с собой были, отдал, а на следующий день еще и сервиз притащил. Папа у него, оказывается, владел магазином хрусталя и фарфора. Бизнесмен. Сплошь в делах. Вот за сыном-то следить и некогда. Бэтээр сервиз этот не любил, такое впечатление у него от этого сервиза было, что ворованный, а Пулька зачем-то его выставила. Наверное, поэтому настроение за обедом у него было не очень, хотя сам обед был – это что-то. А может, настроение у него было не очень потому, что Васька, хищный камышовый кот, сразу и очень откровенно положил глаз на наливную яблочную кошку, а та глядела на него честными глазами, складывала губы утиным клювиком, показывала время от времени ямочки на щеках и с готовностью поддерживала беседу, обстоятельно отвечая на его бесцеремонные вопросы и задавая ему вопросы нейтральные и очень тактичные, на которые Васька не знал, как ответить, поэтому врал напропалую. Девочки переглядывались и тихонько пофыркивали, а яблочная кошка слушала Ваську внимательно и сочувственно, в нужных местах улыбалась и вставляла уместные реплики, но не засмеялась ни разу. И Любочка ни разу не засмеялась, хотя Ваську не боялась, не пряталась от него, познакомиться с ним согласилась. Какое-то время еще приглядывалась, прислушивалась и принюхивалась, а потом перестала обращать внимание. Бэтээра это почему-то обрадовало. И еще обрадовало то, что Любочка, весь обед смирно просидевшая рядом с тетей Наташей, под конец потихонечку перебралась к нему, влезла на колени и доверительно сказала:

– Я чай с тобой буду пить. С тобой хорошо.

– И с тобой тоже хорошо, – потихоньку ответил ей Бэтээр.

Любочка заметно удивилась, подумала и нерешительно спросила:

– А почему?

И Бэтээр стал рассказывать Любочке, почему ему с ней так хорошо, – потому, что она такая умная, красивая и добрая. И еще очень смелая – да, очень смелая! И еще потому хорошо, что хорошо – и все. Просто так. Последний аргумент Любочке особенно понравился, она развеселилась, даже засмеялась немножко, и Бэтээр поймал внимательный и даже, кажется, озабоченный взгляд тети Наташи. Они встретились глазами, и эта яблочная кошка тут же одобрительно улыбнулась ему. А он улыбнулся ей снисходительно, даже с некоторым мужским превосходством. И она тут же вспыхнула как маков цвет. То-то. А то ишь ты.

О вчерашнем звонке матери он вспомнил только тогда, когда они с Васькой уже уходить собирались, и торопливо сказал Пульке:

– Забыл сказать! Мать вчера звонила.

– Чего это вдруг? – удивилась Пулька.

– Муж у нее умер.

– Опять?! – Пулька возмущенно потаращилась на него, как будто это он отправил очередного мужа матери на тот свет, посопела сердито и спросила с опаской: – Она приезжать не собирается?

– Да вроде нет… – Бэтээр спохватился и три раза плюнул через левое плечо. – Хотя кто ее знает. Денег пошлю. Может, и не приедет. Ты вот что… Если еще позвонит, ты ей скажи, что у нас теперь большая семья. Просто огромная! И детей очень много. И еще будут. Ага?

– Точно! – обрадовалась Пулька. – Скажу, что нужна ее помощь. Тогда наверняка не приедет.

– Практически гениальное решение, – одобрил Бэтээр. – Ну, до вечера.

– Та к у вас есть мать? – потрясенно спросила яблочная кошка.

– А как же? – Бэтээр подумал и поправился: – Вроде бы есть… Вы ничего не знаете? Ну, Пулька расскажет. Да это и не так важно.

И ушел, потому что Васька уже нетерпеливо топтался на лестнице, и Бэтээр подозревал, что Васька не так мечтает поскорей попасть на работу, как жаждет поделиться впечатлениями о тете Наташе. Правильно подозревал – они даже из подъезда выйти не успели, как Васька заговорил придушенным шепотом, тараща глаза и почти испуганно оглядываясь:

– Ну, это что-то! Это, я тебе скажу… Волосы какие, а? Натурпродукт! Прям как у этих, одинаковых! И руки… И ноги… Ногти какие! Не намазанные, а розовые! И на ногах тоже! Вся – как персик… Ты заметил? Ни одной родинки! Прям как у японской принцессы… Штучная работа… А смотрит – прям мороз по коже… Прям как знает все… Прям не знаешь, что и говорить уже…

Васька распинался в том же духе, пока они не сели в машину, а потом вдруг замолчал, задумался, и уже когда подъезжали к мастерской, решительно заявил:

– Нет, не хотел бы я встретиться с ней на узкой дорожке. Смотрит, как будто у меня на лбу мишень нарисована. Женщина, конечно, роскошная… Но ведь шаг влево, шаг вправо – и все. Пристрелит не задумываясь. Как ты считаешь – пристрелит?

– Пристрелит, – серьезно согласился Бэтээр. – Обязательно. Что ж не пристрелить? Дело привычное… Она вон уже скольких пристрелила. Мастер спорта.

– Дали бабам волю, – сердито сказал Васька. – Распустились совсем. Бабье дело – дома сидеть, щи варить и детей рожать. А они с оружием ходят… И глазами своими смотрят… Прям не знаешь, на ком и жениться. Ты к ней со всей душой – а она мастер спорта! Нет уж, спасибо большое. Я уж лучше холостым поживу.

Васькино решение Бэтээр очень одобрил. Честно признаться, ему совсем не понравилось то, как Васька рассыпался мелким бесом перед яблочной кошкой. А что с этим делать – он не знал. Васька друг все-таки. Хорошо, что он решил пожить холостым.

Потому что Бэтээру жить холостым как-то вдруг расхотелось еще в пять часов утра.

Глава 4

Наверное, это правильно, что они сюда переехали. Хотя бы потому, что в эти последние перед судом дни ей приходится звонить страшному количеству народа. И страшное количество народа звонит ей. На такие напряженные переговоры никакого сотового не хватит, даже при том, что его оплачивают шестнадцать человек, спасибо им большое. А Полининому брату спасибо большое за то, что разрешил пользоваться своим домашним телефоном и даже дать его номер посторонним ему людям. Не забыть бы перед возвращением домой предупредить всех, что по этому номеру ей звонить больше нельзя. А то ведь будут через каждые пять минут… Вон что делается, прямо хоть и не отходи от телефона. Или, наоборот, не подходить? Посадить рядом кого-нибудь из девочек, пусть зовут ее только в том случае, если звонят, чтобы сообщить информацию, а не узнать что-то у нее. А девочкам откуда знать, кто зачем звонит? Да и жалко отрывать девочек от такого небывалого развлечения – осваивания этой сумасшедшей квартиры. Когда Полинин брат сказал, что у них огромная квартира, все поместятся, еще и место останется, Наталья представила себе квартиру Байбаковых, в которой однажды была, когда Римма Владимировна попросила ее зайти и профессиональным взглядом посмотреть, все ли правильно сделали в новой комнате ее Сашеньки. Квартира Байбаковых произвела на Наталью неизгладимое впечатление – не только комната Сашеньки, а все четыре комнаты, и кухня, и прихожая, и ванная, и балкон… И лестничная площадка. И вообще весь дом. И двор тоже. Живут же люди. Но Римма Владимировна была заместителем мэра, а Наталья – воспитательницей ее Сашеньки, так что неизгладимое впечатление было, а зависти почти не было. Сначала только мелькнула дурацкая мысль, что в такую бы квартиру – да полдюжины детей, вот тогда квартира оправдывала бы свои размеры…

В квартиру Полины и ее брата можно было бы поселить весь их детский сад вместе с персоналом. И неизвестно еще, оправдала бы тогда эта квартира свои сумасшедшие размеры. И свою сумасшедшую планировку. Хоть указатели вешай. Сначала Наталья даже испугалась: это что ж за брат такой у Полины, это какими такими миллионами он ворочает, если может позволить себе такую квартиру? К тому же – только для себя и сестры, а не для целого детского сада… Но Полина в ходе первой экскурсии по этой сумасшедшей квартире некоторые вопросы между делом прояснила. Оказывается, вполне нормальный у нее брат, и никакими миллионами не ворочает, и ничего особенного он себе не позволяет. А эта сумасшедшая квартира – целиком и полностью заслуга тети Вари. С самого начала это были две квартиры, обе – коммуналки, причем в разных подъездах. В одной жили три семьи, в том числе – бабушка и мать Полины. А в другой жила тетя Варя и совсем одинокий старый старик. Когда первую коммуналку стали потихоньку расселять, мать Полины вышла замуж первый раз, собралась рожать, и новой семье отдали освободившуюся площадь. А потом бабушка умерла, но площадь не отобрали, потому что уже считалось, что все принадлежит одной семье. А потом ни с того ни с сего умер первый муж матери, а мать оставила сына тете Варе, опять вышла замуж и уехала. Тетя Варя все как следует обдумала, зарегистрировала брак со своим соседом, совсем одиноким старым стариком, потому что опекунство над ним ей никто бы оформлять не разрешил – она и сама уже старая была. Да еще и инвалид. А потом взяла какие-то разрешения в каких-то инстанциях, позвала строителей – и две квартиры в разных подъездах объединили в одну, прорубив в стенах две двери. Вот отсюда и планировка такая сумасшедшая. А эту сумасшедшую лоджию Бэтээр сделал уже сам, сначала никакой лоджии и в помине не было, а была «холодная комната» – такое помещение с тонкой наружной стенкой, которое делили на кладовки и хранили там всякие запасы, потому что подвала на всех жильцов не хватало. Такие «холодные комнаты» были во всех коммуналках, а когда оставалась одна семья, то обычно из «холодной комнаты» делали нормальную – дополнительная жилая площадь все-таки. А здесь зачем еще какая-то дополнительная площадь? Вот Бэтээр лоджию и сделал. А кухня с самого начала такая сумасшедшая была, задуманная для трех семей, три плиты, три стола, три шкафа – и то не тесно было. Но это Полина сама не застала, это она уже по рассказам узнала. И еще заслуга тети Вари – это что мать Бэтээра и Полины не имеет никаких прав на эту квартиру, ни на одну комнату, ни на один сантиметр жилой площади. Она ведь здесь прописана была, мать Полины, и даже в ордере, и даже ответственным квартиросъемщиком. Когда третий муж, то есть отец Полины, умер и оставил жене квартиру, это тетя Варя потребовала, чтобы Инночка либо отдала дочери половину квартиры отца, либо выписывалась из этой… Инночка живые деньги из рук выпустить не смогла – ну и выписалась, а тетя Варя переписала ордер так, что ответственным квартиросъемщиком теперь был Бэтээр. А когда уже можно было приватизировать – так и приватизировали, одну квартиру – Бэтээр и Полина, другую – тетя Варя, тут же написав завещание. Когда у матери умер какой-то следующий муж, она собралась приехать жить к ним, потому что наследство получила не очень большое, там у него еще какие-то наследники были. Но Полина матери по телефону сказала, что Бэтээр скоро женится на матери-одиночке с тремя детьми и четырьмя старыми родственниками, и мать раздумала приезжать. Тем более что опять за кого-то там замуж вышла. Правда, этот кто-то опять, кажется, умер.

Наталья по ходу Полининого рассказа перестала бояться ее брата. Не миллионер – и хорошо. Значит, за ним никакого криминала, и бежать отсюда, схватив детей в охапку, нет никакой необходимости. Зато упоминания Полиной матери вызывали у Натальи недоумение и даже тревогу. Судя по тому, как девочка говорила, у нее нет к матери не только родственных чувств, но вообще никаких. Кажется, даже нет обиды за то, что фактически бросила. Похоже, Полина о матери вообще никогда не думает, ведь за целый месяц, пока они знакомы, она ни разу и слова о матери не сказала. С самого начала говорила только о тете Варе и брате, а о родителях – ни слова! Вот Наталья и решила, что брат с сестрой – сироты. И не стала расспрашивать, чтобы не травмировать ребенка. А ребенку-то, похоже, на родную мать просто наплевать. И сейчас вряд ли о матери заговорила бы, если бы случайно к слову не пришлось. И этот странный разговор с братом… «Звонила – зачем? – умер – опять?!» И никаких эмоций ни у него, ни у нее. Ну, разве только легкое раздражение, но и то тут же забылось. Разве так бывает?

Когда Полина опять вскользь упомянула мать и ее все время умирающих мужей, Наталья не выдержала и осторожно сказала:

– Ты мне никогда раньше не говорила, что у тебя есть мать.

– А чего говорить? – искренне удивилась Полина. – Ее же все равно нет!

И опять принялась оживленно болтать на гораздо более интересные ей и Вере-Наде темы – как выбирали обои и поссорились с Бэтээром аж на два дня, как заставила Бэтээра купить приличную мебель, как вымогала у Бэтээра компьютер, как невыносимо тяжело доказать Бэтээру, что девушки должны одеваться в соответствии с модой, а не в соответствии с представлениями о моде их престарелых братьев… Бэтээр, Бэтээр, Бэтээр. О чем бы она ни говорила, в теме всегда присутствовал Бэтээр – в самом центре, или немножко в стороне, или мелькал по касательной, – но присутствовал обязательно. Даже одноклассницы Антонина и Анна, эти ее Тоська и Нюська, попали к Полине в подружки только благодаря своему отношению к ее брату. Только эти две из всего класса не таращились на Бэтээра раскрыв рот, не строили ему глазки и не спрашивали у Полины, есть ли у него невеста. В общем, только к Тоське и Нюське Полина брата не ревновала. Хотя, конечно, сама пока не осознавала, по какой причине выбрала именно этих подружек. Такая привязанность, чтобы не сказать зависимость, может быть опасна. Девочка довольно упряма и своевольна, тут ее брат прав, что бы там Наталья ему ни плела. С таким-то характером да при таком-то отношении к старшему брату, как к личной собственности, Полина может и дров наломать. Например, начнет лезть в его отношения с женщинами – и все, и пробегает мужик в холостяках до тех пор, пока Полина сама замуж не выйдет и детей не нарожает. И то еще не факт, что сумеет переключиться на воспитание собственных детей и оставит брата на произвол судьбы. Скорей всего – включит в свою семью, даже и не подумав поинтересоваться его мнением на этот счет, и будет он до конца своих дней и добытчиком, и защитником, и кормильцем, и воспитателем, и каменной стеной, и широкой спиной, и мишенью для насмешек, и громоотводом для гнева… В общем, будет он вечным старшим братом вечно младшей сестренки, а мужем и отцом ничьим не будет. Надо бы с девочкой на эту тему осторожненько поговорить, пока не поздно…

Оказывается – поздно. Она уже сумела вмешаться в его личную жизнь, причем, как поняла Наталья, неоднократно.

– Вот тут Бэтээр с женой собирался жить, – рассказывала Полина, показывая гостям очередную комнату. – Ничего, да? Мебель он сам выбирал, а ковер и занавески – я. А то он розовые купил бы. Эта его свинья недорезанная, видите ли, очень любила розовый цвет. Или это первая любила?.. Я уже забыла. Ну, какая разница… Все равно ни на ком не женился.

– А почему? – в один голос спросили Вера-Надя. Наталья глянула на них укоризненно – разве можно такие бестактные вопросы задавать? – но вслух ничего не сказала, потому что упрекать их вслух не имела никакого морального права: Вера-Надя своим вопросом опередили ее на секунду.

Полина ничего бестактного в этом вопросе, по-видимому, не усмотрела, ответила охотно и даже с подробностями:

– Ну на ком там жениться-то? Я ж говорю – свинья. С пластической операцией. А сама визжала, что меня надо было утопить, когда еще родилась. А еще одна и про тетю Варю гадости говорила, а сама потом негритенка родила. Ну и что такого, правда? Он же не виноват, что негритенок. А она его с бабкой бросила и сбежала. Вот и женись на такой… А еще одна вонючая была, прям вся в духах, а лекарством все равно воняет. Я только спросила, чем она болеет, а она тоже сбежала. И тоже орала, что не будет со мной под одной крышей жить. Подумаешь… Я с ней и под двумя крышами жить не собиралась. Правильно Бэтээр на них не женился, они его все равно не любили. В глаза ему – улыбочки и всякие ахах, а только отвернется – так по сторонам зырк-зырк… Все углы обсмотрели. Примерялись, где будут жить и какое наследство получат.

– Какое наследство? – не поняла Наталья. – При чем тут наследство?

– При том… – Полина многозначительно подняла брови и поджала губы. – У Нюськи мама кто? Юрист. Нюська раз к ней на работу зашла, а там эта, которая свинья недорезанная… Нюська не нарочно подслушивала, это нечаянно получилось. Эта свинья спрашивала, какое наследство ей светит, если у мужа еще мать и сестра есть. Главное – у мужа! Хоть бы уж женились сначала, а потом спрашивала. Я потом на всякий случай ей сказала, что все на меня записано. Потихоньку от Бэтээра. Она вроде бы ничего, но по углам шарить сразу перестала. А сама все равно сидит и сидит. Тогда я про пластическую операцию спросила – она сразу и смылась. Без всякого наследства.