Текст книги "Домработница царя Давида"

– Что там? – раздался от двери в кабинет голос дамы Маргариты. – Как здесь пахнет… Анна, может, потом подметёшь? Я пришла.

Аня оглянулась: дама Маргарита была босиком, вот почему она не услышала её шагов.

– Вы напрасно разулись, – сказала Аня. – Здесь ампулы разбитые. Очень острые. Может быть, я не все нашла. Наступите ещё.

– Ты тоже босиком, – сказала дама Маргарита, думая явно о чём-то другом. – Анна… Ты мне расскажешь, что произошло? В больнице никто ничего не говорит. Васька злится, дерганый весь какой-то. Сандро надо звонить, а я не знаю, что ему говорить… Скажи ты мне ради бога: что случилось-то? Скажешь? Пойдём на кухню, что ли, раз здесь нельзя. И запах… мне от этого запаха плохо.

Аня оставила совок и щётку посреди пола и пошла из кабинета, по пути думая, что именно говорить даме Маргарите. Наверное, нельзя говорить, как её сын орал на царя Давида. Вот когда царь Давид выздоровеет, пусть сам и рассказывает, если посчитает нужным. А что Васька говорил ей там, в приёмном покое, – это она имеет право рассказать. Это уже не их семейное дело, а её.

Она вошла в кухню впереди дамы Маргариты, машинально поставила чайник на огонь – всё-таки гостья, положено хоть чаем напоить, – вынула из холодильника остатки бабушкиного торта, расставила на столе чашки… Села и уставилась на даму Маргариту, не зная, как начать.

– Ну, – нервно сказала та после минутного молчания. – Тебе-то врачи что-нибудь сказали? Что с Давидом?

– Инфаркт, – ответила Аня и опять замолчала.

– Как это случилось? Ты сама видела? Ты рядом была?

– Я видела, да. Давиду Васильевичу стало плохо. Он сидел на диване, а потом упал набок, и глаза закрыты, и бледный очень был.

– А Васька где в это время был? – перебила её дама Маргарита.

– Он уже ушёл, – неуверенно сказала Аня. – Или уходил, я не помню. Я испугалась и хотела позвонить в «скорую», а Давид Васильевич сказал, что надо Михаилу Максимовичу, и чтобы с его телефона. Я позвонила, и Давид Васильевич сам сказал по телефону, что у него инфаркт. Они быстро приехали, что-то делали, а потом мы поехали в больницу. Давид Васильевич почти всё время в сознании был. А потом его увезли в реанимацию, а меня не пустили. Я там в приёмном покое ждала, когда кто-нибудь выйдет и скажет… Ну вот, Михаил Максимович сам вышел и сказал, что состояние стабильное. Сказал, чтобы я не боялась. Сказал, что Давид Васильевич, может быть, уже завтра мне позвонит. Я завтра яблоки ему испеку. С малиновым вареньем. Мы когда в больницу ехали, он попросил. Это ведь хороший признак, правда? Бабушка говорит, что когда человеку чего-нибудь вкусненького хочется, – это признак выздоровления.

– Да, это хорошо, – рассеянно согласилась дама Маргарита. – А Василий как в больнице оказался?

– Не знаю, – коротко ответила Аня и замолчала.

Она передумала рассказывать даме Маргарите, как вёл себя её сын. Какие гадости он говорил. Наверное, он и думал такие же гадости. Родной матери знать о сыне такие вещи совсем не обязательно. Может быть, она не виновата, что он такой получился.

– Анна, это ты его ударила или Давид? – неожиданно спросила дама Маргарита.

– Я, – ответила Аня и машинально потёрла правую руку. Рука всё ещё болела. – Извините. Я понимаю, что не имела права, но… Это как-то само собой получилось.

– Это потому, что он о наследстве говорил? – осторожно спросила дама Маргарита. Не дождалась ответа, тяжело вздохнула и тоскливо сказала: – Не дай бог, Сандро узнает. А он ведь всё равно узнает… Придется звонить. Газ выключи, кипит уже. Я чай не буду, не до того. Сейчас сумки заберу – и в гостиницу. Не знаю, что делать. А ты знаешь?

– Да, – не очень уверенно ответила Аня. – Яблоки надо испечь. Но я сначала весь мусор уберу, вычищу всё. Мало ли куда стекло могло попасть. А Давид Васильевич любит босиком по полу ходить.

– Ладно, сейчас сумки соберу, – сказала дама Маргарита. – Ты мне поможешь немножко? Чтобы побыстрее. Я как-то растерялась, а Василий в машине ждет.

– Там бабушка специально для вас кое-что приготовила, – вспомнила Аня. – Вы заберёте? Не беспокойтесь, я сейчас охраннику позвоню, он всё до машины донесёт.

– Ты бабушке сообщила уже? – осторожно спросила дама Маргарита.

– Давид Васильевич запретил. Сказал, что не хочет, чтобы бабушка его видела больным. Я пообещала, что не буду сообщать.

– Ну, мало ли чего кто кому обещает! – начала было дама Маргарита, но замолчала, махнула рукой и безнадёжно добавила: – Что за порода… Что старый, что малый. Даже себе во вред – и то на своём стоят.

Дама Маргарита ушла, а Аня опять принялась высматривать, не осталось ли на полу в кабинете царя Давида какого-нибудь осколочка ампулы. А то вернется царь Давид из больницы, а тут по всем углам стёкла валяются. А он босиком любит…

Думать о чём-нибудь другом у неё просто не хватало сил. Страшно было вспоминать, как Васька кричал на царя Давида. И какое лицо стало у царя Давида, и как он медленно сползал по спинке дивана набок. И суету медиков там, в машине, тоже очень страшно было вспоминать. И уклончивое «состояние стабильное» Михаила Максимовича… Конечно, она понимала, что царь Давид вернётся домой не завтра. Наверное, не скоро вернётся…

Всё-таки надо сообщить бабушке.

Пока Аня раздумывала, что и как говорить бабушке, та позвонила сама. И сразу спросила:

– Что с Давидом? Телефон отключён.

И Аня рассказала бабушке всё.

– Сейчас приеду, – заявила бабушка. – Мало ли что Давид запретил говорить! Терпеть не могу все эти тайны. Я лучше знаю, что надо делать. Часа через два буду. Не реви.

Последние полчаса перед приездом бабушки Аня промаялась в вестибюле на первом этаже, рядом с постом охраны. Руслан сказал, что Давид Васильевич предупредил, кого можно пускать, – тех, у кого есть ключи от его квартиры. Царь Давид торжественно вручил бабушке ключи на тех смотринах, как «предсвадебный подарок». Бабушка без всякой торжественности деловито забрала их, заметив, что в хозяйстве всё пригодится. Вот и пригодились. Охрана и так впустила бы бабушку в дом, без всякого вмешательства Ани. Но Аня всё равно ждала у входа.

Наконец Руслан оторвался от чёрно-белых экранов, нажал какую-то кнопку на пульте и с облегчением сказал:

– Ну вот, приехала. Иди, встречай, а то на тебя уже смотреть больно. Сама извелась, и мне все нервы издёргала.

Железная дверь подъезда щёлкнула и стала медленно открываться, Аня нетерпеливо толкнула её, выскочила во двор и побежала навстречу бабушке, которая уже шла к дому от ажурных ворот. Бабушка шла уверенно, не оглядываясь по сторонам, будто сто раз уже здесь была. Увидела Аню, Вместо приветствия сердито буркнула: «Я кому сказала, не реви!» – отдала ей большую дорожную сумку и первой вошла в подъезд. Аня поспешила за ней, чувствуя, как с каждой минутой тает страх, как возвращается уверенность и яснеет в голове. Теперь всё будет хорошо.

– Ну, теперь всё будет хорошо, – бодро сказал Руслан, выходя из-за стойки. – Здравствуйте, тетя Нина. Мы вас тут заждались. Давай сумку, сестрёнка, я сам до двери донесу.

– Привет, внучек, – на ходу откликнулась бабушка. – Не суетись, там ничего тяжёлого. Не оставляй вверенный тебе пост. Бдительно охраняй рубежи и границы. И всё будет хорошо.

Руслан засмеялся, глядя на Анину бабушку с горячей симпатией, и даже Аня улыбнулась. Конечно, теперь все будет хорошо, раз бабушка обещала.

…И действительно, всё получилось так, как обещала бабушка. В больнице никому даже в голову не пришло спрашивать, с какой стати она требует полного отчёта о состоянии больного, к которому формально не имеет никакого отношения. И Михаил Максимович не спрашивал, просто велел выдать им халаты и бахилы, привёл в свой кабинет, усадил на кушетку, почему-то застеленную клеёнкой, сам сел за старый письменный стол, сложил перед собой руки и весело поинтересовался:

– Ну, и каких ещё подробностей вы от меня ждёте? Внучка из меня уже всё вытрясла. Ничего нового пока нет.

– Ладно, рассказывай что есть, – согласилась бабушка. – Только ты, Михаил Максимович, поподробнее, как следует рассказывай. Чтобы я поняла.

Михаил Максимович рассказывал подробно, долго, послушно отвечал на вопросы, что-то на бумажке записал, отдал листок бабушке, объяснял, зачем это нужно… Аня всё равно ничего не понимала, да и почти не слушала его. Она смотрела на бабушку: как та реагирует? И по её реакции пыталась понять, что там на самом деле с царем Давидом.

– Ладно, – наконец сказала бабушка и поднялась с кушетки. – На данном этапе вопросов к тебе нет. Ты, Михаил Максимович, говорят, у Давида учился? Ну вот, нет у меня к тебе вопросов. Но ты меня к нему пусти. Надо мне своими глазами на него посмотреть.

– Нельзя! – почти с отчаяньем сказал Михаил Максимович. – Что ж вы обе… Нельзя к нему, вы же понимаете!

– Конечно, понимаю, – подтвердила бабушка. – Что ж я, совсем глупая? Ну, пойдём, покажешь нам, где он лежит.

…Царь Давид лежал на какой-то очень высокой кровати, весь опутанный проводами и трубками, рядом с кроватью стояли непонятные аппараты, на экране одного из них бежала и пульсировала яркая зелёная кривая. Аня такое в кино видела. Она помнила, что если линия бежит и пульсирует – это хорошо. Царь Давид был бледный, но в остальном ничуть не изменился. Просто с закрытыми глазами Аня его никогда не видела, вот сразу и не узнала. Это она так уговаривала себя, что царь Давид выглядит хорошо. Почти как здоровый.

Бабушка стояла, прижавшись носом с стеклу, отделявшему их от палаты, внимательно всматривалась, недовольно сопела, вздыхала, наконец сказала:

– Я так понимаю, что внутрь ты нас всё равно не пустишь?

– Нет, – твёрдо сказал Михаил Максимович.

– Ну и молодец, – неожиданно похвалила его бабушка. – Пусть отдыхает. Как проснётся – скажи, что я приехала. Звонка буду ждать.

– Скажу, – серьёзно пообещал Михаил Максимович. – А что сказать-то, кто приехал?

– Так невеста, – ответила бабушка с некоторой даже гордостью. – Прямо так и скажи: невеста, мол, приехала. Сама, мол, так назвалась… Ну, пойдём, Ань, что-то мы засиделись в гостях. А в доме дел невпроворот.

Михаил Максимович провожал их до самого выхода и всё рассказывал по дороге, какой царь Давид человек, и как он оперировал, и скольких учеников подготовил… Бабушка слушала, кивала, коротко поддакивала, а на прощанье сказала:

– Ты, Михаил Максимович, не тревожься. Ты из его лучших учеников, мне уж сказали. Ну и делай, что умеешь. Ты ведь хорошо умеешь?

– Я… э-э… да, хорошо, – после некоторой заминки уверенно сказал Михаил Максимович. – Вы тоже не тревожьтесь. Я… э-э… умею, да.

Они распрощались, и, уже выходя из ворот в каменном заборе, который огораживал территорию больницы, Аня оглянулась и увидела, что Михаил Максимович стоит на крыльце отделения, смотрит им вслед и улыбается.

– Хмурится, нет? – спросила бабушка, не оглядываясь.

– Улыбается, – ответила Аня радостно. – Бабуль, это ведь хорошо, что он улыбается?

– Это хорошо, – серьёзно ответила бабушка. – Это у меня камень с души. А то я ведь сразу-то сильно испугалась. Вот, думала, замуж-то не захотела, обсмеяла человека, а он вон чего… Испугалась.

– А теперь пойдёшь? – Аня уже совсем не боялась за царя Давида, успокоилась, даже развеселилась, и её всё время тянуло сказать что-нибудь такое, чтобы и бабушка развеселилась.

– А теперь посмотрю на его поведение, – строго ответила бабушка. – Ещё неизвестно, сколько он в больнице прохлаждаться будет. Я хозяйство бросила, у меня урожай неубранный… Так что лучше Давиду поторопиться с выздоровлением. Я тут не намерена рядом с ним дежурить.

Аня слушала, кивала и старалась не улыбаться. Она не верила ни одному её слову.

Ну и правильно не верила. На следующее же утро бабушка поднялась ни свет ни заря, собрала то, что они с Аней приготовили вечером для царя Давида – печёные яблоки, творог, абрикосы, какой-то отвар из специальных травок, – и отправилась в больницу. Ане приказала сидеть дома, ждать звонка и никого не пускать. Ближе к полудню позвонила, весёлым голосом доложила, что царь Давид проснулся, чувствует себя нормально, но решил ещё немного посимулировать, одно яблоко съел, творог не стал, требует селёдки, передаёт Ане привет. Вот сейчас сам скажет…

– Ты там как, девочка? – бодрым голосом сказал царь Давид. А голос был почти неузнаваем. – Ты зачем Нино позвала, а? Не слушаешься совсем. Вот выпустят – и уволю.

Потом бабушка отобрала у него телефон и деловито стала перечислять, что надо сделать прямо сегодня: курицу поставить варить, большую, чтобы бульон был крепкий, курагу залить кипятком, семечки почистить, вымыть и рассыпать на полотенце, чтобы подсохли… Она скоро придет, сама остальное готовить будет.

Потом позвонила дама Маргарита, пожаловалась, что её к царю Давиду опять не пустили, и никто из врачей ничего ей про его состояние не говорит. Нервно повыспрашивала, что Ане известно, заметно обрадовалась, узнав, что Анина бабушка приехала и добилась разрешения дежурить рядом с царём Давидом, сказала, что Сандро приедет завтра и… и она не знает, что делать. Василий ничего не хочет объяснять матери, вчера вечером взял бутылку вина, закрылся в номере, а утром был похож на настоящего бомжа! Весь мятый, глаза опухли, да ещё этот синяк… Она просто не представляет, как будет объяснять мужу всю ситуацию.

– А зачем вам самой объяснять? – наконец не выдержала Аня. – Пусть Василий сам объясняет. Или Давид Васильевич, если захочет… Ведь брата к нему пустят, наверное?

– Наверное, – помолчав, неуверенно сказала дама Маргарита. – Нет, то есть пустят, конечно! Так значит, всё-таки есть, что объяснять?

Аня не знала, что на это ответить. Дама Маргарита послушала её молчание и вдруг беспомощно призналась:

– Анна, я боюсь.

– Бояться уже нечего, – уверенно заговорила Аня, сделав вид, что не понимает, чего боится дама Маргарита. – Совершенно нечего бояться! Врачи говорят, что опасность миновала. Состояние стабильное. И бабушка говорит, что всё хорошо. И Давид Васильевич сегодня сам со мной по телефону говорил. Сказал, что уволит, как только выпишется. Значит – уже в норму приходит.

– Сандро с тобой поговорить захочет, наверное, – предупредила дама Маргарита. – Спрашивать будет. Ты ему что расскажешь?

– То же самое, – успокаивающе ответила Аня. – Всё, что знаю: бояться не надо, опасность миновала, всё будет хорошо.

Пришла бабушка, и Аня рассказала ей и о звонке дамы Маргариты, и о её страхе – даже не понятно, перед кем: перед царем Давидом или перед мужем? Она подозревает, что виноват во всём Васька, но даже себе боится в этом признаться. И ещё больше боится того, что узнает Васькин отец.

– Узнает, если не совсем дурак, – равнодушно заметила бабушка. – А ты не думай обо всём этом. Ты давай мне помогай, да свою работу делай, да вот матери позванивай. Ей тоже сейчас невесело, одной-то в доме.

Аня старалась не думать обо всём этом. Действительно, и работы много, и мама там одна, и бабушка тут одна ничего не успеет… Какое ей, Ане, дело до чужих людей с их проблемами? В которых они же сами и виноваты, между прочим. Особенно Васька. Наверное, и его родители, раз именно они его таким воспитали. Правда, Васькин отец – ещё и родной брат царя Давида… Поэтому с ним придётся разговаривать. О чём он будет спрашивать? Что ему можно говорить?

В общем, не думать обо всём этом не получалось. Она даже попыталась представить возможные вопросы и отрепетировать подходящие ответы на них. Поймала себя на том, что десятый раз репетирует ответ «Не знаю» – с её точки зрения, самый подходящий на любой возможный вопрос, – и немножко поплакала от тревоги и беспомощности. Всё равно ведь она не знает, какие вопросы будет ей задавать Васькин отец. Родной брат царя Давида. Очень богатый бизнесмен. Всё это как-то не складывалось в один образ, всё время представлялись три разных человека, и к двум из них она заранее испытывала неприязнь.

На следующий день позвонила дама Маргарита, предупредила, что приехал Александр Васильевич, собирается зайти к ней в течение часа, так что пусть Анна пока никуда не уходит, Александр Васильевич очень хочет с ней поговорить о своём брате, а то Василий даже отцу ничего не рассказывает, и она не знает, что мужу говорить…

Анна опять представила трех разных Александров Васильевичей, и даже не удивилась, когда, открыв дверь, увидела именно три мужские фигуры, почти одинаковые в полумраке лестничной площадки. Включила в прихожей свет, и только тогда поняла, кто из них брат царя Давида. На царя Давида брат вообще-то был мало похож. Он был похож на сына. То есть, сын – на него, конечно. Только Васькин отец был не таким огромным.

– Здравствуйте, – сказала Аня. – Проходите, пожалуйста.

Но первым вошёл не Васькин отец, а один из сопровождавших его дядек. Быстро прошёл мимо нее, мельком оглядел прихожую, прошёл коридор, заглянул на кухню, вошёл в холл и стал по очереди открывать все двери, которые вели из холла в разные помещения. Охрана, – наконец догадалась Аня. Васькин отец ведь почти олигарх. Или даже настоящий олигарх. А у них всегда есть охрана. Она вздохнула и повторила:

– Проходите, Александр Васильевич. Не бойтесь, кроме меня, здесь никого нет. Бабушка в больнице. Такими темпами ваш сотрудник будет квартиру сутки исследовать. Он же не знает планировки? И про второй этаж не знает? Ну вот. Что ж на пороге стоять…

Александр Васильевич поднял брови, качнул головой – вроде бы, удивлённо, – вошёл в прихожую и сказал глуховатым бесцветным голосом:

– Добрый день.

– Добрый день, – ответила Аня. – Ну, что же вы остановились? Второй ваш сотрудник ведь тоже должен войти? И дверь надо закрыть. Проходите… куда-нибудь. Вам же квартира знакома?

Александр Васильевич молча кивнул и уверенно направился в сторону кухни. Второй охранник переступил порог, закрыл за собой дверь и остался стоять в прихожей.

– И вы проходите, – сказала Аня. – Или вы здесь должны стоять? Так надо?

– Надо, – подтвердил охранник.

Неразговорчивые все какие. Ну, может быть, это и хорошо.

Может быть, разговор не будет слишком длинным.

Александр Васильевич стоял столбом посреди кухни, заложив руки за спину, и смотрел на холодильник. Наверное, голодный.

– Садитесь к столу, – пригласила его Аня. – Вот сюда, а то с той стороны – это место Давида Васильевича. Сейчас я вас покормлю. Вы куриную лапшу будете? Это две минуты… Бульон давно готов, а лапша сварится мгновенно. Хорошая, домашняя, бабушка вчера сама сделала, даже не высохла ещё.

– Твоя бабушка действительно собирается за Давида замуж? – не глядя на Аню, тем же бесцветным голосом спросил Александр Васильевич.

– Конечно не собирается, – ответила Аня. – Кто же выходит замуж в семьдесят лет? То есть… сейчас я уже не знаю. Может быть, передумает. Сейчас ведь Давиду Васильевичу расстраиваться нельзя.

– Нельзя… – с непонятной интонацией эхом повторил за ней Александр Васильевич, оторвал взгляд от холодильника, испытующе глянул на Аню и шагнул к столу. – Где надо сесть? Здесь? И ты сядь. Не надо ничего готовить, я есть не буду.

Они уселись за стол друг напротив друга, и Аня стала ждать следующего вопроса, вспоминая все слова, которые ей говорили врачи о состоянии царя Давида.

– Ты знала, что Давид тебе квартиру завещал?

Вот такого вопроса она никак не ожидала. При чём тут завещание? Царь Давид обязательно поправится, опасности для жизни уже нет, она своими ушами это слышала!

– Давид Васильевич уже выздоравливает! – сердито сказала она. – Какое завещание?! С ума вы все сошли с этим завещанием, что ли? Он обязательно поправится, вот увидите!

Александр Васильевич впервые улыбнулся, и тут же стал похож на царя Давида. Но всё равно настойчиво повторил вопрос:

– Так ты знала?

– Так он правда, что ли, написал? – растерялась Аня. – Я думала, что это Вась… ваш сын так… э-э… пошутил.

– Пошутил… – опять повторил за ней Александр Васильевич. – Твоя бабушка в больнице сейчас?

– Конечно, где ж ей ещё быть… – Аня почему-то решила, что к царю Давиду брата не пустили, и предложила: – Позвонить ей? Она скажет врачу, и вам разрешат пройти.

– А ей кто разрешил? – спросил Александр Васильевич.

– Бабушке? – удивилась Аня. – Кто бы ей запретил, интересно знать…

– Интересно, – вроде бы согласился Александр Васильевич. – Да, мне это очень интересно. Я сейчас туда поеду и всё выясню.

– Подождите! – спохватилась Аня. – Раз уж вы всё равно туда, тогда захватите курагу, ладно? Бабушка не взяла утром, потому что она ещё жесткая была, а сейчас уже настоялась, мягкая, хорошая… Захватите? Она очень полезная для сердца.

– Давай, – сказал Александр Васильевич, поднимаясь из-за стола. – Раз полезная для сердца, то захвачу.

– Я сейчас, – заторопилась Аня, вскакивая. – Мне её только в контейнер положить. Вот, и крышкой, и в пакетик, чтобы не протекло случайно… Но всё равно осторожней, не опрокиньте…

Он опять стоял посреди кухни неподвижно, заложив руки за спину, но смотрел уже не на холодильник, а на то, как она старательно запаковывает пластиковый контейнер. Взял у неё из рук пакет, покачал его на ладони и неожиданно спросил:

– У тебя деньги есть? Давиду сейчас много надо, да? Лечиться – дорого.

– Почему дорого? – не поняла Аня. – Лечащий врач – его ученик. Говорят, что лучше всех. Он взятку уж точно не потребует. А то, что Давиду Васильевичу приносить можно, – так это обыкновенный расход, как всегда. Даже ещё меньше. Всегда он много лишнего покупает, как захочет чего-нибудь – так на целую роту запасает. А сейчас бабушка ему не разрешит лишнего. А если вдруг на что-нибудь ещё нужно будет, так у меня деньги есть, много, почти двадцать шесть тысяч на сберкнижке. И ещё в доме четыре тысячи.

– Чего? – перебил её Александр Васильевич вроде бы даже с удивлением. Увидел, что она не понимает вопроса, и уточнил: – Какие тысячи? В какой валюте?

– В рублях, конечно…

Он вдруг коротко рассмеялся, и это показалось ей обидным. Конечно, он бизнесмен, у него другие представления о тысячах. Но она-то помнила, как царь Давид говорил о даме Маргарите: забыла, мол, как суп из топора варила.

– Не хмурься, – сказал Александр Васильевич, направляясь к выходу. – Я не над тобой смеюсь. Я над собой. И не надо бояться, я тебе верю.

Он ушёл, сопровождаемый охраной – всё как положено, всё как в кино про олигархов или президентов, – а Аня ещё долго думала, что же такое он имел в виду, чего ей не надо бояться и в чём он ей верит? Так ничего и не поняла, а потом и вовсе забыла, занявшись делами, которые никто не отменял из-за визитов олигархов с киношной охраной.

Времени-то этот визит занял не так много, конечно. Но Аня очень надеялась, что больше таких визитов не будет. Конечно, он брат царя Давида. Но и отец Васьки. И одно другого никак не извиняет.