Текст книги "Домработница царя Давида"

Глава 10

Вечером никто ни слова не сказал о прошедших смотринах. Сначала говорили о том, куда девать всю эту гуманитарную помощь в трёх баулах, долго вытаскивали из них всякие банки, пакеты с картошкой, домашний копчёный окорок, сушёный боярышник, невероятное количество яблок разных сортов. Устраивали всё это в холодильники, в шкафы, выносили на лоджию. Аня руководила, дама Маргарита нюхала чуть ли не каждое яблоко, Васька таскал тяжести и неразборчиво ворчал, царь Давид сидел, тёр ногу и хитро улыбался. Все были заняты делом.

Потом, уже ближе к ночи, долго сидели за чаем с фирменным бабушкиным тортом – оказывается, она под шумок и половину торта успела упаковать «на вынос» – и тоже ни слова не сказали о том, женится царь Давид или не женится. Говорили о саде, который произвёл неизгладимое впечатление не только на даму Маргариту, но, похоже, и на Ваську. Он даже название сортов запомнил. И всё сворачивал разговор на то, что фазенду надо строить именно в этом месте. Купить у кого-нибудь готовый дом с участком, снести дом на фиг, построить новый, приличный, а сад как-нибудь привести в цивилизованный вид, бассейн устроить, теннисный корт… Ане было обидно слушать всё это. Она представляла, как этот Васька покупает дом, например, у тети Лиды, а потом сносит, а потом строит свою фазенду… В непосредственной близости от дома мамы и бабушки. Ну, тетя Лида, может быть, и не согласится продавать свой дом. А Никитины согласятся. Они уже старые, им со своим домом тяжело, они охотно поменяли бы свой старенький и маленький домик на квартиру со всеми удобствами. Давно бы поменяли, да желающих на их халупу не находилось. А Васька может столько предложить, что и на квартиру со всеми удобствами хватит. Вон как загорелся. Только и говорит о том, какой дом у него будет и каких работников он наймёт, и какой сорт винограда можно считать приличным… А Никитины, между прочим, живут даже ближе к бабушкиному и маминому дому, чем тетя Лида. Аня не хотела Ваську в соседи. У неё от одной только мысли об этом портилось настроение и начинала болеть голова. Всё-таки не просто так было это плохое предчувствие. Фазенда! У богатых свои причуды.

– Места роскошные, да, – мечтательно сказала дама Маргарита, впрочем, не очень прислушиваясь к Ваське. – Такие сады… Но в таком поселке всё-таки… тесновато. Соседей много. Кто их знает, что за люди. Давид, мы по дороге какую-то деревню заметили, за лесом, после поворота. Не знаешь, что за место? Там ещё речка и вроде бы прудик небольшой. А домов всего штук пять, если я не ошибаюсь. Вот там бы оглядеться как следует. Как тебе идея?

– Это очень хорошее место! – с энтузиазмом поддержала Аня идею дамы Маргариты. – Это Мураевка, я эту деревню знаю. Самое яблочное место во всём районе. А ещё самое яблочное место есть в соседнем районе, это даже ближе к Москве, почти на сто километров. И речка есть, даже две, и искусственные пруды, и дорога туда неплохая…

– И подальше от твоих, ага, – с плохо скрытой обидой заметил Васька.

– Я совсем не это имела в виду, – соврала Аня и почувствовала, что краснеет.

Дама Маргарита и царь Давид переглянулись, и почти в один голос сказали:

– Мы потом все места посмотрим.

Ещё минут пять все сидели за столом, допивая чай и лениво обмениваясь какими-то необязательными замечаниями, потом царь Давид позвал Ваську сыграть в шахматы, дама Маргарита отправилась смотреть телевизор, захватив с собой вазу с бабушкиными яблоками, Аня торопливо перемыла посуду и пошла читать распечатку. Тем вечер и кончился.

И утром никаких обсуждений вчерашних смотрин и предстоящей женитьбы царя Давида не было. Встали все поздно, завтракать никто не захотел, попили кофейку и занялись каждый своим делом. Дама Маргарита уехала по магазинам – оказывается, она хотела купить какой-то редкий комнатный цветок, ещё позавчера видела здесь в магазине, а потом забыла. Ну, до отъезда время ещё есть, успеет.

Царь Давид опять увёл Ваську в свой кабинет, и они там затихли надолго – наверное, всё те же шахматы.

Аня принялась готовить обед, прикидывая, что бы такого подходящего собрать даме Маргарите и Ваське в дорогу. Она так радовалась, что они скоро уезжают, что на радостях даже решила пирожков испечь. Вынула тесто из морозильника, сунула его в микроволновку размораживаться, задумалась над серьёзным вопросом – с какой бы начинкой печь пирожки, и от хорошего настроения решила, что прямо сейчас спросит у Васьки, что он предпочитает, с капустой или с яблоками. Вот как успокоилась.

Аня подходила к кабинету царя Давида, когда услышала крик. Ну, дядя с племянником всегда друг на друга кричали, можно было бы уже привыкнуть. Но в этот раз было что-то другое. Тон был другим. Аня остановилась, не решаясь войти, и услышала, что кричал Васька:

– Ты вообще свихнулся?!! Завещание на неё! Бабка замуж не хочет идти, так ты внучке решил всё отдать?! Благодетель! Я так и знал, что эта девка тебя вокруг пальца обведёт! Ходит тут! Тише воды, ниже травы! Монашка, блин! Пальцем её не тронь! На наследство надеется! Вот увидишь: узнает о завещании – тут же в гроб тебя загонит! Так вот учти: если что – я её быстро на нары определю… Не попользуется…

Васька захлебнулся собственным криком, замолчал, и в тишине царь Давид громко, раздельно и очень спокойно произнёс:

– С этого момента ты мне никто. Уходи. Ты подлец. Я больше не хочу тебя видеть. Никогда.

– Ну и пожалуйста, – сипло сказал Васька. – Раз прислуга тебе дороже, чем родная кровь. Я отцу все расскажу, посмотрим, как ты ему объяснять будешь.

– Вон, – так же громко и спокойно сказал царь Давид.

Это было очень страшно. Вот оно, её плохое предчувствие, связанное с приездом Васьки. На Ваську ей наплевать, что бы с ним ни случилось. Да ничего с ним не случится! Что-то плохое случится с Давидом Васильевичем…

Аня шагнула к двери, та распахнулась ей навстречу, и из кабинета вылетел Васька – злой, красный и почему-то со слезами на глазах. Увидел Аню, оскалился, как киношный вампир, злобно прошипел сквозь зубы:

– Что, никак не дождешься? Кухарка…

И широко зашагал в сторону прихожей.

Аня не обратила на него внимания. Она смотрела в проём открытой двери. Царь Давид сидел на диване, глядя вслед племяннику совершенно пустыми глазами, и зачем-то пытался разорвать ворот футболки. А потом побелел, откинулся на спинку дивана и медленно стал падать набок. Аня кинулась к нему, на ходу шаря в карманах спортивного костюма в поисках мобильника. Нашла, уронила, подняла, склонилась над царём Давидом, напряжённо всматриваясь в его как неживое лицо, непослушными пальцами пытаясь набрать «03» и всё время попадая не на те кнопки.

– Подожди, – вдруг сказал царь Давид, открывая глаза. – Не надо, подожди. Дай мой телефон. На столе…

Аня кинулась к столу, нашла мобильник, вернулась к дивану и опять попыталась набрать «03».

– Без паники, – сказал царь Давид. – Слушай меня. Полистай имена… Найди Мишу. Вызови. Я сам поговорю. Делай, как сказал, а то уволю.

И Аня сразу успокоилась. Нельзя сказать, что совсем успокоилась, но тот чёрный ужас, который она испытала, когда увидела, как царь Давид медленно валится набок, прошёл. Царь Давид врач, он знает, что происходит. Разве он говорил бы, что уволит, если бы точно не знал, что всё обойдётся?

Она позвонила этому Мише, дождалась, когда этот Миша ответит, и поднесла трубку к уху царя Давида.

– Да, дорогой, здравствуй, – тихо сказал царь Давид. – У меня мало времени, не перебивай. Придётся тебе мной заняться. Нет, прямо сейчас. Я думаю – инфаркт. Если я отключусь, Аня откроет. Внучка. Если захочет, пусть поедет со мной. Ей всё можно говорить. И её бабушке. Больше никому. Больше никакой родни у меня здесь нет… Ну, жду.

Он опять закрыл глаза, и Аня опять испугалась. Он сказал: инфаркт! А он ведь врач, он знает, что говорит…

– Не бойся, – сказал царь Давид, не открывая глаз. – Сейчас «скорая» придет, предупреди охрану. Собери минимум для больницы, если успеешь. Знаешь, что в больницу нужно брать? Хотя и потом можно… Телефоны захвати. Бумажник и документы в столе, в правом ящике. Захвати. Нино пока не звони, не надо. Потом… Ничего, мы справимся. Главное – не бояться, ты поняла? Никогда не надо бояться, потому что это большой грех…

Потом он стал говорить что-то о шубе, которую они не успели выбрать, потом – о том, что Нино права: зачем ей выходить замуж за такую развалину? Потом потребовал, чтобы она не звонила ни Ваське, ни даме Маргарите… Аня подумала, что он бредит, и опять очень испугалась. Но тут в квартиру торопливо вошли какие-то люди, покричали из прихожей: куда, мол, идти? Она мельком удивилась, что дверь оказалась открытой, побежала навстречу вошедшим, вцепилась в рукав толстого дядьки с чемоданом, поволокла его в кабинет царя Давида, приговаривая на ходу одновременно сердито и испуганно:

– Как вы долго… Почему вы так долго? Давид Васильевич говорит, что это инфаркт… Разве можно так долго?

– Ты чего? – удивился дядька, осторожно отцепляя её пальцы от своего рукава. – Мы же сразу сюда! С сиреной! Это же великий Давид… Да ты не трясись, сейчас мы твоего деда к его ученику отвезём, так что все нормально будет.

Аня хотела сказать, что Давид Васильевич ей не дед, но как-то не успела. Всё происходило очень быстро, к тому же – непонятно, толстый дядька и ещё двое, которые пришли с ним, что-то делали, разворачивали какую-то аппаратуру, задавали царю Давиду какие-то вопросы, переговаривались между собой, отламывали от ампул носы прямо голыми руками, бросали осколки на пол, и пустой шприц тоже на пол бросили, а потом кому-то звонили, а потом перекладывали царя Давида на каталку… А она следила за всем этим, ничего не понимая, и даже не сразу поняла, о чём её спрашивает толстый дядька.

– Ты с дедом поедешь? – терпеливо переспросил дядька, заметив, что она просто не слышала его. – В больницу сейчас отвезём. Поедешь с нами?

– Конечно! – Аня заторопилась, подхватила пакет, который она успела собрать по просьбе царя Давида, проверила, там ли бумажник и телефон, и не очень вежливо поторопила: – Скорее, скорее… Что ж вы так долго возитесь…

Царь Давид, уже лежащий на каталке, смешливо фыркнул. Толстый дядька оглянулся на него, тоже фыркнул и сказал:

– Вот так, Давид Васильевич. Молодое поколение… Чувствую, напустит внученька морозу на всех наших… Ну, поехали уже. Ты куртку-то надень какую-нибудь. И обувь. Что, в тапках, что ли, поедешь? Обратно-то тебя не повезут, самой придется. И дверь закрой, а то так и останется нараспашку.

Аня машинально переобулась в кроссовки, накинула пальто на спортивный костюм, закрыла дверь, мельком подумав, что даме Маргарите следовало бы всё-таки позвонить, предупредить, потому что ключей у неё нет, вернётся из магазина – а дома никого, дверь закрыта, ей уже уезжать надо, а вещи все в квартире… О Ваське даже не подумала. Да и о даме Маргарите сразу же забыла. Увидела, что во дворе стоит не обыкновенная «скорая», а страшная желтая машина реанимации, и в эту машину уже грузят каталку с Давидом Васильевичем, очень испугалась, что про неё сейчас все забудут, заторопилась, полезла следом за каталкой, стукнулась коленом… Кто-то из медиков подал ей руку, буквально вдернул в машину, со вздохом сказал:

– Всегда с родственниками возни больше, чем с больным. Не создавай нам проблем, ладно? Состояние стабильное. Ты знаешь, что это значит?

– Да, конечно, – торопливо ответила Аня, послушно шлёпаясь на откидное сиденье, куда подтолкнул её медик. – Я знаю, да. Стабильное – это значит без изменений, да? Тогда вы побыстрее, пожалуйста. Разве можно, чтобы так долго без изменений? Надо же лечить быстрее!

Медик вздохнул и промолчал, устраиваясь по другую сторону от царя Давида. В машину полез второй медик, на ходу обернувшись и громко сказав кому-то во дворе:

– Давид Васильевич приболел… Да. В больницу, куда же ещё.

Аня без интереса глянула через затемнённое стекло: с кем это он разговаривает? Во дворе стоял Васька. И морда у него была растерянная. Вот именно – морда, Аня это слово и подумала. И тут же забыла о Ваське и его морде.

Двери закрылись, машина мягко дрогнула, тронулась с места и сразу набрала скорость. Но сирена не включалась, поэтому Аня решила, что скорость не такая уж большая.

– Побыстрее бы, – беспомощно пробормотала она, не отрывая взгляда от белого лица царя Давида. – Лечить уже надо…

– Они уже лечат, – сказал царь Давид, не открывая глаз. – Они всё правильно делают, не сомневайся. Девочка, я вот тебя попросить хочу… Ты мне завтра яблочек не напечёшь? Знаешь, таких, с малиновым вареньем внутри… Очень люблю.

Аня заметила, как медики переглянулись с одинаковыми улыбками, и обрадовалась: наверное, действительно бояться не надо. Они же не боятся. И царь Давид не боится. Вон, о яблочках вспомнил…

– Напеку! – с готовностью пообещала она. – Антоновки, да? Она полезная. И ещё куриный бульон, он тоже полезный. Творогу настоящего найду… У меня на рынке одна знакомая есть, у неё всегда очень хороший творог. Он тоже полезный. И ещё для сердца абрикосы очень полезные, абрикосы я тоже принесу…

Она хотела вспомнить ещё что-нибудь полезное для сердца, но тут медики просто отодвинули её от царя Давида, склонились над ним, опять переглянулись – уже без всяких улыбок, стали что-то делать, опять ломали ампулы голыми руками, откуда-то появилась кислородная маска, заменили бутылку в капельнице… Опять стало очень страшно.

И тут в пакете, который она собирала в больницу для царя Давида, загудел мобильник.

– Это ещё что? – злобно спросил один из медиков, оборачиваясь к Ане и вынимая из ушей стетоскоп. – Заткни телефон, а то сейчас высажу! И так ничего не слышу.

– Это не мне… – Аня выловила из пакета мобильник и глянула на экран. На экране высвечивалось: Василий. – Это Давиду Васильевичу…

– Заткни, кому говорю!

Аня отключила телефон и сунула его опять в пакет. Вот когда царь Давид выздоровеет, тогда и решит сам, надо ему говорить с племянником или нет. Только бы выздоровел… Только бы довезли его до того ученика, на которого вся надежда… Только бы довезли живого…

– Довезли уже, – сказал один из медиков, и Аня поняла, что думала вслух. – Довезли живого. Сейчас Михаил Максимович займётся, не бойся.

Машина мягко затормозила, и тут же распахнулись двери, какие-то люди стали вытаскивать каталку, задавать уже знакомым ей двум медикам непонятные вопросы, каталку с царём Давидом обступили несколько человек и чуть ли не бегом повезли её куда-то, а про Аню все, кажется, забыли. Аня увидела того толстого дядьку, который приезжал на вызов, опять вцепилась в его рукав и с отчаяньем спросила:

– Куда его повезли? Когда мне кто-нибудь скажет, как он? Когда мне к нему можно?

Дядька оглянулся, качнул головой и недовольно сказал:

– Ну, понимать же надо… В реанимацию повезли. Кто тебе что может сказать сейчас? Посиди в приёмном покое, подожди… Пойдём, покажу, где это. Да не паникуй, живой твой дед. Вытащат.

Дядька привел её в большое помещение с дверями в разные стороны, скрылся за одной из дверей, через минуту вышел с ободранным стулом, поставил его в углу, недовольно предупредил:

– Наверное, долго ждать придётся. На ногах-то не выдержишь, свалишься.

Ждать пришлось действительно долго. Или ей так казалось. Она смотрела на часы и каждый раз думала, что они остановились. Трясла рукой, подносила к уху – нет, тикают. В приёмном покое больше никого не было, только иногда с улицы заходил кто-то в белом халате или в зелёной врачебной робе, проходил мимо, не обращая внимания на Аню, исчезал за одной из дверей. Потом из этих дверей стали выходить такие же белые халаты и зелёные робы, и Аня каждый раз вскакивала, с надеждой ловя взгляды выходящих. Опять все проходили мимо, не глядя на неё, и она опять опускалась на стул, сжималась, чтобы не дрожать, и каждые три минуты смотрела на часы, трясла рукой и подносила их к уху.

Полжизни прошло, прежде чем из стеклянной двери, замазанной белой краской, вышел наконец тот, кто не побежал мимо неё, не глядя. Наоборот – остановился прямо перед ней, внимательно поразглядывал весёлыми глазами и сказал веселым голосом:

– Ну что, вещи-то принесла? Давид Васильевич спрашивает, где телефон.

– Как он? Что с ним? Мне к нему можно? – Аня с трудом поднялась, почувствовала, что ноги сейчас совсем откажут, и опять шлёпнулась на стул. – Пожалуйста, мне обязательно к нему надо, пожалуйста… Я всё принесла, я сама отдам… Я только посмотрю – и всё… Пожалуйста!

– Ну, вот ещё, – недовольным голосом сказал врач, но при этом улыбался. – Экскурсий мне тут ещё не хватало. Чего тебе там рассматривать? Давид Васильевич сейчас спит. Ну, давай, что ты там принесла. У меня времени мало.

Врач попытался вынуть из её рук пакет, но она вцепилась в него мёртвой хваткой и все повторяла упрямо и умоляюще:

– Мне обязательно надо! Я только посмотрю – и уйду! Правда!

– Нельзя, – помолчав и повздыхав, сочувственно сказал врач. – Сама не маленькая, должна понимать, тем более – внучка врача. Ту т никаких исключений быть не может… Да ты не бойся уже, дед у тебя сильный, выкарабкается. Опасности уже нет, вовремя привезли. Он сказал, что ты молодец, не растерялась, всё быстро сделала. Главное – мне позвонила. Это ведь ты мне звонила?

– Вы Михаил Максимович? – наконец догадалась Аня. – Я звонила, да. Мне Давид Васильевич сказал, вот я и… А с ним правда всё в порядке?

– Вот ведь репей, – буркнул врач и опять улыбнулся. – Тебе что, прогноз на всю оставшуюся жизнь дать? Я суеверный. Давид Васильевич сам тебе позвонит. Завтра, наверное. Ну давай уж пакет, что ты в него вцепилась…

Он вынул из её рук пакет, заглянул в него, кивнул и пошёл к стеклянной двери, замазанной белой краской. На пороге оглянулся, качнул головой и добавил:

– В общем, молодец. Вовремя рядом оказалась. Сердце – это такое дело… Главное – не опоздать. Молодец, не опоздала.

Дверь закрылась за ним, а Аня вдруг неудержимо расплакалась от огромного облегчения. Сидела, уткнувшись лицом в ладони, плакала, улыбалась и представляла, как будет печь яблоки с малиновым вареньем внутри. И абрикосы надо купить. И настоящий творог, потому что он очень полезен для сердца… И ещё что-то надо сделать до тех пор, когда царь Давид позвонит ей и она пойдет его навещать. Так что хватит плакать, пора делом заняться.

Аня пошарила в карманах в поисках платка, не нашла, вытерла лицо рукавом пальто и поднялась со стула. Повернулась к выходу – и увидела Ваську. Васька стоял, подпирая стену плечом, смотрел на неё и опять скалился, как киношный вампир. Как это он здесь оказался? И когда?

Она шагнула к выходу, но он отлепился от стены и преградил ей дорогу. Посверлил её злыми глазами, поскалился и сказал противным голосом:

– Что, поторопилась, да? Вызвала бы «скорую» попозже – уже богатой наследницей была бы. А ты поторопилась. Обидно, да?

Аня даже не поняла, как это произошло: её кулак, будто сам собой, без всякого её веления, вдруг врезался в Васькин подбородок. Рука вспыхнула пронзительной болью и тут же онемела почти до плеча. Васька отшатнулся, отступил на шаг и с изумлением молча уставился на неё. Она тоже молчала, баюкала ушибленную руку и вспоминала, как не могла понять ту корректоршу, которая «так злилась, так злилась, что по морде смазала бы». Тогда она не могла представить, как надо злиться, чтобы ударить человека по лицу. Теперь очень даже представляла. Она бы и ещё раз ударила, но рука болит и не слушается.

Она обогнула Ваську, как неживой столб, и вышла из приёмного отделения, думая уже не о нём, а о том, что домой придётся добираться зайцем. Деньги она с собой не захватила, забыла в суете. Надо было вынуть из бумажника царя Давида хоть десятку на маршрутку. А лучше – полторы сотни на такси. Потом бы она вернула эти полторы сотни. Зайцем – стыдно… Наверное, пешком придётся.

Аня подошла к воротам в высоком каменном заборе, огораживающем территорию больницы, и отступила в сторону, пропуская въезжающую машину. Машина скользнула было мимо, но через пять метров остановилась, хлопнула дверца и знакомый голос окликнул:

– Анна! Ну, что там такое? Я ведь уже все больницы обзвонила! И три объездила! Почему ты мне не позвонила сразу? Что с Давидом, говори скорее!

Аня оглянулась, пару минут вспоминала, где она видела эту женщину, наконец вспомнила: дама Маргарита. Васькина родная мать.

– Давид Васильевич не разрешил мне вам звонить, – устало сказала она. – Я хотела, а он не разрешил. Вы туда не ходите, вас всё равно не пустят. У Давида Васильевича инфаркт.

– Как это инфаркт? – Дама Маргарита заметно побледнела и прижала руку к сердцу. – Почему инфаркт?

Аня смотрела через её плечо и видела, как от приемного покоя по усыпанному жёлтой листвой асфальту широко шагает Васька. Уверенно и вроде бы даже неторопливо. Весь в белом. Жаль, что она не сумела попасть ему по носу. Сейчас бы его белый прикид сильно испорчен был. Кулак сжался сам собой, рука опять заболела до самого плеча.

– Почему бывает инфаркт? Инфаркт бывает по разным причинам… – Аня перевела дыхание, ненавидяще глядя на подходившего Ваську, и, даже не думая скрывать свою ненависть, добавила: – О причинах вам лучше спросить у сына.

– Ты что? – ещё больше испугалась дама Маргарита. – А Василий при чём? Да скажи ты мне хоть что-нибудь!

Аня многое могла бы сказать. Васька был уже в нескольких шагах, она смотрела на него, не отрываясь, и с неожиданным для себя чувством жестокой радости заметила на его подбородке кровоподтек. Не такой уж большой и не слишком яркий, но дня через два на этом месте будет хороший тёмный синяк. Не будет она ничего говорить даме Маргарите. Пусть сама выясняет у своего сыночка.

– Нет, – сказала Аня, с трудом проглотив комок в горле. – Не буду я вам ничего говорить. Извините. Спросите у сына. Может быть, он решится сказать правду. Хотя я сомневаюсь.

Она повернулась и вышла из ворот, успев услышать, как дама Маргарита нервным голосом что-то спрашивает у Васьки, а тот зло, громко – явно в расчёте на то, что услышит Аня, – отвечает:

– Да не обломится ей наследства! Выживет дядь Давид! Вот она и бесится!

Аня задохнулась от несправедливости и почти ослепла от хлынувших ручьём слёз, бросилась, не разбирая дороги, лишь бы подальше от этой гадости, гадости, гадости… Визг тормозов даже не испугал её, она и останавливаться не стала бы, если бы смутно знакомый голос не позвал:

– Аня! Это вы, что ли? Ну, как же так неосторожно… Куда вы так спешите? Случилось что-то? Пойдемте, я вас довезу.

Она так и не узнала того, кто помог ей сесть в машину, потом сам сел за руль, включил зажигание и буднично спросил:

– Куда вам? Домой, что ли?

– Не знаю, – сипло сказала она, не переставая плакать. – Куда-нибудь… Только у меня денег нет.

– Вы меня не узнали, – понял водитель. – Это потому, что я без бороды. Ну посмотрите как следует.

Он даже и не думал выяснять, почему она ревёт в три ручья, даже и не пытался успокаивать, – наверное, поэтому она и перестала плакать. Потёрла лицо ладонями, всхлипнула последний раз и повернулась к водителю. Долго смотрела на его профиль, наклонилась, заглянула в лицо. Он мельком глянул на неё и сверкнул в улыбке очень белыми зубами. Как у человека могут быть такие белые зубы, если он всё время пьет кофе? По крайней мере, от него всегда пахнет кофе.

– Виктор Александрович, – нерешительно сказала Аня. – Правильно?

– Правильно, – согласился тот. – Только наоборот: Александр Викторович.

Это был тот самый бомж, который зачем-то притворялся стариком, приходил вместе с другими бомжами к импровизированному столу на краю оврага за домом, куда она выносила еду, и ел вместе со всеми… А от самого всегда пахло чистотой и хорошим кофе.

– Я сразу догадалась, что вы не старый, – сказала Аня. Услышала, как он хмыкнул, и торопливо добавила: – Но вы ещё моложе, чем я думала… То есть я хочу сказать, что вы хорошо выглядите. Без бороды вам гораздо лучше. Вы, наверное, работу нашли? У вас всё получилось хорошо? Знаете, у многих в этом году всё хорошо получилось. Даже Леонид какую-то работу нашёл, и место, где в холода погреться можно. Галину Андреевну в дом престарелых устроили. А Льва Борисовича лечат. Алине дом уже почти отремонтировали, пристройка уже готова, и воду провели… А, вы же не знаете Алину… Ну всё равно. У всех всё хорошо получается. Потому что царь Давид появился, вот у всех всё сразу и получается… Всем помогает. А сам…

Она всхлипнула и подышала открытым ртом, боясь опять зареветь.

– Живой? – спокойно поинтересовался Александр Викторович. И когда Аня кивнула, с упрёком добавил: – Тогда нельзя плакать. Живой – это главное, этому радоваться надо.

– Да, я знаю, – согласилась Аня. – Я радуюсь. Только страшно очень. Да ещё этот гад… Племянник его… Убила бы. Не знаю, что делать.

Она опять замолчала, тяжело дыша и глотая злые слёзы.

– А давайте-ка вы мне всё расскажете, – вдруг предложил Александр Викторович. – Может быть, всё не так уж и страшно? Со стороны виднее. Может, я помочь смогу чем-нибудь.

И Аня ему всё рассказала. Даже не успела подумать, зачем она это делает. И ему – зачем ей помогать? И не спросила, кто он такой вообще. Ну, ясно, что никакой не бомж. А хоть бы и бомж… Сейчас ей было всё равно, кто её слушает. У неё уже не было сил молча давить в себе страшную обиду, тревогу и растерянность. К тому же, она совсем не знала, что будет дальше. Дама Маргарита и Васька должны были уехать сегодня, а вещи их в квартире, а ключи только у неё, а они ведь придут за вещами, а Давид Васильевич сказал, чтобы ноги Васькиной в доме не было… Что она должна делать?

– Ну, это как раз пустяки, – уверенно заявил Александр Викторович. – Скажешь охране, что Давид Васильевич приказал не пускать племянника, вот и всё. Он хозяин, его приказ они обязаны выполнить. А эта Маргарита пусть приходит, пусть забирает шмотки – и тоже до свидания. Главное, ты с ней ни в какие разговоры не вступай. Хозяин поправится – сам с ними разберётся. На всякий случай попроси кого-нибудь из охраны с тобой в квартире побыть, когда она придёт. Чтобы подтвердил, если надо, что это приказ хозяина. А потом… Ну, видно будет. Запиши мой телефон на всякий случай. Если что – звони.

Он продиктовал номер мобильника, Аня послушно записала, а потом наконец догадалась спросить:

– А вы кто?

– Я думал, ты ещё тогда поняла, – с некоторым удивлением ответил Александр Викторович. – Даже спросить хотел, как расшифровала-то… Бомжи ведь так и не поняли. Правда, они почти всегда бухие, мозги не включаются, чем там понимать… Опер я. Уголовный розыск. Вот такие дела. Ну, иди уже. Ключи с собой? И ничего не бойся.

Аня заметила, что они, наверное, уже довольно долго стоят возле кованых узорчатых ворот, заторопилась, полезла из машины. На ходу неловко бормоча:

– Я не боюсь… Спасибо вам… Извините, что я тут со своими проблемами… Вы, наверное, куда-то по работе ехали, а тут я… Вы не беспокойтесь, я вам надоедать не буду, я сама справлюсь…

Он поймал её за руку, потянул обратно в машину, неожиданно попросил:

– Позвони мне сейчас. Прямо сейчас. Проверка связи, понимаешь? На всякий случай.

Конечно, она ничего не поняла, но послушно достала мобильник, отыскала его номер и нажала вызов. Не услышала никакого сигнала, но он полез во внутренний карман, вынул свой телефон, нажал пару кнопок и кивнул:

– Всё в порядке, не перепутала. Ну, теперь иди.

Аня постояла, минутку глядя вслед машине, потом догадалась, что эта «проверка связи» была только для того, чтобы записать её номер телефона, – и почему-то сразу успокоилась. Вряд ли она сама стала бы ему звонить. Ещё чего не хватало – просить помощи у уголовного розыска. Да и ему звонить ей незачем. Но ощущение возникло такое, будто теперь у неё появился надежный тыл. Её надёжным тылом был царь Давид. Когда его увезли в больницу, тыла не стало. А вот теперь – опять появился. Смешно, конечно, ведь совсем чужой человек, с какой стати назначать его надёжным тылом… Но пока царь Давид выздоравливает – пусть побудет этот чужой. Выбирать ей особо не из кого.

На вахте сидел Руслан, оторвался от своих чёрно-белых экранов, оглянулся на неё, молча поднял брови.

– Состояние стабильное, – повторила Аня слова, которые запомнила из всех объяснений медиков. – Давид Васильевич приказал, чтобы его племянника Василия в дом не пускали. Руслан, вы сможете это сделать?

– Не пущу, – без удивления ответил Руслан. – Раз Давид Васильевич приказал… Ведь он же не просто так? Значит, не пущу. А Маргариту можно пускать? А то она недавно звонила, спрашивала, вернулась ты или ещё нет.

– Маргариту Владимировну можно. Ей свои вещи нужно забрать… – Аня подумала, посомневалась, и всё-таки попросила: – Руслан, если мне будет необходима ваша помощь… Ну, если Маргарита Владимировна мне не поверит… В общем, вы сможете подтвердить, что Давид Васильевич сам отдал такой приказ? Всё-таки он через меня передал, а это может вызвать сомнения.

– Не бери в голову, сестрёнка, если надо, так я скажу, что сам слышал, как Давид Васильевич говорил. Прямо мне вот и говорил. Под присягой поклянусь. А чего он натворил, Василий этот?

– Он подлец! – Слезы опять подступили к глазам, и Аня медленно подышала, стараясь не заплакать. – Извините, что я так грубо… Я не имею права, это их семейные дела… Но он… Я пойду, ладно?

– Ладно, – растерянно сказал Руслан. – Не расстраивайся, сестрёнка, не пущу я его. Это он сильно нагадил, раз уж ты про него так… Хочешь, я ему по морде дам? Так, слегка.

– Я уже, – призналась Аня, не чувствуя никакой вины. – Рука болит.

И пошла к лифту, с нарастающей тревогой думая, как она сейчас войдёт в пустую квартиру. И зачем ей туда вообще идти? Ах, да, царь Давид просил испечь яблочек с малиновым вареньем. Но сначала надо ещё убрать осколки ампул и пустой шприц. И как следует протереть полы. И проветрить. И…

Не успела она закрыть за собой дверь, как в кармане загудел мобильник.

– Анна, ты уже дома? – немножко напряжённым голосом спросила дама Маргарита. – Я могу зайти за своими вещами?

– Да, – ответила Аня.

Наверное, надо было ещё что-то сказать, хотя бы для вежливости. Но она вдруг забыла все вежливые слова.

– Я сейчас, я уже поднимаюсь, – заторопилась дама Маргарита.

Аня открыла дверь, а сама убрала пальто в шкаф, разулась и пошла за щеткой и совком, потому что прежде всего надо было убрать с пола осколки ампул. Почему-то сейчас это больше всего занимало её мысли. Она старательно сметала осколки в совок, по нескольку раз возила щёткой по одному и тому же месту, потом проводила по полу ладонью: вдруг где-нибудь осталась острая стекляшка? А царь Давид часто ходит дома босиком. Хорошо, что здесь нет ковров…