Текст книги "Домработница царя Давида"

– Нет, не хочу, – призналась Аня. – Вы мне всю жизнь переменили. Я даже не думала, что так бывает. Я вас очень люблю, Давид Васильевич. Но ведь я же теперь совсем бесполезна!

– Вот ведь глупая… – Царь Давид засмеялся, тут же посерьёзнел и с силой сказал: – Ты мне счастье принесла. У меня теперь будто своя семья есть. Может, и Нино ещё согласится замуж выйти… Я не могу настаивать, я болел… Мало ли, что ещё может быть. Но и так – счастье, понимаешь? Редко кому так везёт, а мне повезло. Не уходи, пожалуйста. Вот когда замуж выйдешь – тогда что ж, держать не буду.

– Я не собираюсь замуж, – растерянно пробормотала Аня.

– Сейчас не собираешься, к новому году соберёшься, – уверенно предсказал царь Давид. – Что, не уговорит тебя никак твой мент? Ты вся в бабушку… Упрямые обе. А мальчик хороший, такие по нашим временам большая редкость.

– Да он и не уговаривает, – ляпнула Аня, не подумав, и почувствовала, что страшно краснеет. – То есть… Один раз сказал, что я обещала замуж за него выйти, но я не обещала, просто в той ситуации ничего подходящего больше не придумала, вот и… А он потом напомнил. Но это так, шутка была, я же понимаю.

– И правда совсем глупая, – удивился царь Давид. – Хочешь, поспорим, что ещё в этом году выйдешь?

…И ведь прав оказался царь Давид. Буквально на следующий день после этого разговора Саша, отвозя её в очередной раз к маме, в машине совершенно неромантично, спокойно и даже как-то буднично спросил:

– Ну, когда ты за меня замуж выйдешь?

Она долго молчала, соображая, не приложил ли к событиям руку царь Давид, потом подумала, что это не имеет никакого значения, и так же неромантично, спокойно и даже буднично ответила:

– В этом году.

Машина вдруг вильнула в сторону, съехала на обочину, остановилась, и Саша схватил её в охапку, потянул к себе, принялся целовать, как сумасшедший, смеясь и бормоча что-то неразборчивое. И она засмеялась, и тоже обняла его, и тоже забормотала всякие глупости. Наконец он выпустил её из рук, включил зажигание и деловито сказал:

– Вернёмся от матери – и сразу заявление подадим. Могут через пару недель расписать, я узнавал, как это сделать. Но твои же против будут. Надо свадьбу подготовить, платье, всё такое… Скажут, что времени мало.

– Да ну, свадьбу… – легкомысленно ответила Аня. – Кому она нужна, эта свадьба? Суета только.

– Какая ты неромантичная, – упрекнул Саша. – Нет, пусть будет свадьба. Хотя бы только для своих.

…Свадьба была через месяц, действительно – только для своих. В квартире царя Давида собрались только те, кто и так бывал здесь постоянно: бабушка и мама Ани, Алина, любимый ученик царя Давида Михаил Максимович, забежал и названый брат Ани Руслан, на несколько минут оторвавшись от дежурства. Царь Давид говорил длинные, цветистые, смешные тосты, бабушка отбирала у него бокал, а он громко возмущался и говорил длинные, цветистые и не менее смешные речи в защиту пьянства. Саша сидел молча, держал Аню за руку и сиял глазами.

– Ты бы тоже сказал чего-нибудь, – шепнула бабушка, толкнув жениха в бок. – Что ты как в обмороке?

Саша перевёл взгляд на неё, заулыбался и гордо заявил:

– У меня денег много. На обмен почти уже хватает. Ещё заработаю – и двухкомнатная. Аня сама выберет. У неё всё будет, что захочет.

– Совсем ты не романтичный какой-то, – одобрительно сказала бабушка, а царь Давид захохотал.

…И опять началась новая жизнь. В маленькой и не очень-то ухоженной Сашиной квартире надо было создавать хоть какой-нибудь быт. Им много чего надарили на свадьбу – посуды, занавесок, диван, два кресла, светильники. Компьютер Аня перевезла от царя Давида, но не было даже стола, чтобы куда-то поставить монитор. Не было и мелочей, к которым она успела привыкнуть, и теперь без них обходиться было трудно: всякие разделочные доски, разные ножи, кухонный комбайн, разнокалиберные кастрюли и сковородки… Кухонного гарнитура тоже не было, был один пластмассовый стол и один древний буфет. Табуретка тоже была одна.

– Эх ты, – говорила Аня, составляя список необходимого в первую очередь. – Хоть бы вторую подушку догадался заранее купить!

– Да нам одной хватает, – виновато отвечал Саша. – Разве нет?

– А кто говорил, что у меня будет всё, что захочу? – напоминала она. – Хочу вторую подушку!

На самом деле, этот неустроенный, нелепый быт её нисколько не угнетал. Она его сама устроит, как захочет. Да и вообще, почти всё необходимое и так есть. Холодильник маленький, старый, но пока работает. И главное – никто не собирается его продавать. И никто не скажет, что от неё никакой помощи. И никто не отберёт у неё зарплату, потому что нужны деньги на «непредвиденные расходы». Наоборот, Саша отдавал свою зарплату ей, и спрашивал, можно ли из этой зарплаты вынуть пять тысяч, чтобы положить на книжку. Он не расставался с мечтой обменять квартиру на двухкомнатную.

Царь Давид с самого начала заявил, что подарит им квартиру. Аня почему-то вспомнила Ваську и категорически отказалась от такого подарка. Саша её поддержал: он и сам всего сумеет добиться. Не сразу, конечно, но зато это будет правильно.

Да и не думали они о том, чего у них нет. Им на двоих хватало и одной подушки, и одной табуретки, и одного старого маленького холодильника. Даже одной ложки им хватало – до тех пор, пока она не потерялась. Тогда пришлось срочно сбегать в магазин, и теперь у них было аж четыре ложки, четыре вилки и набор новых кухонных ножей. Дареные сервизы они даже не распаковали – некуда было эти сервизы пока ставить. Им на двоих вполне хватало одного стакана и одной чашки, одной тарелки и одной пиалы, которые нашлись в хозяйстве Саши. И было одно большое счастье, которого им тоже хватало на двоих.

Бабушка время от времени шпыняла Аню за то, что та не слишком активно занимается бытом. Мама защищала Аню, приговаривая своё привычное «ну и хорошо, ну и правильно». Царь Давид смеялся и кричал: «Уволю!», но вручать подарки силовым приёмом не пытался. Все они, наверное, видели, что Аня и так счастлива.

Хотя сначала было трудновато, конечно. Работы прибавилось, да ещё и такой, что дома не сделаешь, приходилось чаще бегать в типографию. И к царю Давиду она заходила хотя бы раза три в неделю. Бабушка жила там, всё хозяйство взяла в свои руки, но Аня всё равно старалась ей помочь как-нибудь. Да и скучала – и по ней, и по царю Давиду. К маме они с Сашей по-прежнему ездили каждую субботу. В зимнем саду делать было нечего, зато чистить дорожки от снега, ремонтировать водопровод и чинить всякие мелочи – это Саша умел и даже любил. Что романтического может быть в починке водопроводного крана? Но это тоже прибавляло счастья.

А весной бабушка сказала, что согласна выйти замуж за царя Давида. Неприлично, конечно, но что ж теперь поделаешь. Он-то думает, что она не решается за больного выходить, и расстраивается. А ему расстраиваться нельзя. Но уж свадьбы не надо, это уж и вовсе курам на смех, вы уж и не заговаривайте о таких глупостях.

Но свадьба всё же была. Тоже камерная, только для своих – для тех же, кто был и на свадьбе Ани и Саши. Аня долго не могла придумать, что же дарить на эту свадьбу, а Саша заявил, что он уже давно подарок присмотрел. Настоящее лимонное дерево, в кадушке, большое, скоро уже зацветёт, а летом свои лимоны будут. Лимонное дерево жило в теплице какой-то агрофирмы, его не собирались продавать, но Саша их как-то уговорил. Подарок очень понравился и царю Давиду, и бабушке. Царь Давид даже откровенно признался, что он представлял, что им будут дарить на свадьбу, и заранее смеялся. А тут – вон какая прелесть. Не ожидал.

Свадьба получилась уютная, с тихой радостью, с совершенно сумасшедшими предсказаниями Алины исполнения желаний всех присутствующих, с медленным танцем новобрачных под Вертинского, с волшебным звоном стеклянных колокольчиков, которые подарила Алина, с восторгами по поводу тонкой вышивки покрывала, которое подарила мама, с рассматриванием кинжала с чеканной рукояткой, который подарил Руслан. Царь Давид без конца фотографировал невесту – в фартуке поверх вечернего платья с каким-то сложным украшением, нацепленным на завязанный тюрбаном платок. Аня подозревала, что украшение – не стразы.

А потом домашний телефон мяукнул капризным кошачьим голосом, и царь Давид поспешил сам снять трубку.

– Здравствуй, дорогой, – сказал он. – Да, уже. Спасибо, Сандро. Я уже счастлив… И ему передавай поздравления.

Пусть у него всё будет хорошо. Я потом как-нибудь позвоню. Нет, всё хорошо, не думай об этом. И тебе удачи, Сандро. Обязательно передам. До свидания…

Царь Давид положил трубку, устроился за столом, на общее молчаливое ожидание ответил:

– Брат поздравил. Нино, тебе привет передавал. Счастья желает.

– Что ж они не приехали? – неприязненно спросил слегка захмелевший Руслан. Хотя он и трезвый-то был не слишком тактичный. – Могли бы время найти. Свадьба брата всё-таки.

Бабушка озабоченно глянула на царя Давида, а тот безмятежно сказал:

– Не могли. У нас своя свадьба, у них своя свадьба… Как раз сегодня Васька женится.

– Та-а-ак, – грозно начала бабушка. – А чего это ты раньше молчал?

– А у нас ребёнок будет, – объявил Саша.

– Ой! – закричал царь Давид, вскакивая и размахивая руками. – Ой, вот это подарок так подарок! Ой, сейчас я тост скажу!

– Когда ж это будет? – озаботилась бабушка. – В такой халупе, как у тебя, с маленьким – это намаетесь…

– Уже почти хватает на обмен, – с плохо скрываемой гордостью сказал Саша. – Немножко собрать осталось. Может, за полгода как раз успеем собрать.

– А хоть и не успеем… Подумаешь, проблема, – легкомысленно заметила Аня. – Потом успеем. Я вон в какой тесноте выросла – и ничего страшного.

– Подожди, – озабоченно сказала бабушка. – А книжку ты потратила разве?

– Нет, там ещё много. Я трачу, конечно, но ведь опять туда всё время кладу. Но не помногу, всё-таки больше расходуется.

– Да я о той, которую мы с матерью тебе дарили, – нетерпеливо перебила её бабушка. – Ну, тогда… четыре года назад. Помнишь?

Конечно, Аня помнила. Это был свадебный подарок мамы и бабушки. К той, первой, ошибочной её свадьбе. На книжке лежало пять тысяч, и она никогда не трогала их. И Вадику ничего об этих деньгах не говорила. Почему-то думала, что эти деньги она возьмёт только в самом крайнем случае. В самом крайнем, когда не будет уже совсем никакого выхода.

– Бабуль, – мягко сказала она. – Для обмена не хватает больше, чем пять тысяч рублей.

– Так ты ту книжку вообще, что ли, ни разу не проверяла? – почему-то обрадовалась бабушка. – Я так и знала. Тогда проверь. Может, там столько, что и на обмен хватит, и ещё останется. Мы ж с матерью каждый месяц на твой счёт понемножку переводили. Ты нам, а мы – тебе. Чтобы никому не обидно было.

Она засмеялась, царь Давид тоже засмеялся и с восхищением сказал:

– Ой, Нино, какая ты хитрая!

Ане было стыдно. Значит, те деньги, которые она посылала своим, они переводили все эти годы на её сберкнижку, потому что догадывались, что иначе у неё не будет ни копейки. И ведь правильно догадывались. Если бы Вадик узнал об этих переводах – тут же пресёк бы это дело. А потом ещё долго рассказывал бы, какая она скрытная, лживая и корыстная.

– Ну перестань, – шепнул над ухом Саша. – Всё нормально. Ты о них заботилась, они – о тебе.

Аня молча покивала, стараясь не расплакаться, Саша взял её за руку и подчёркнуто радостно удивился:

– Так я, оказывается, на богатой женился? Вот повезло так повезло!

Потом, уже дома, Аня нашла ту дареную книжку, посчитала, сколько времени прошло с момента первого вклада. Получилось, что почти четыре года. Стесняясь собственной меркантильности, прикинула: должно было накопиться уже около двухсот тысяч. Это если мама и бабушка переводили ей столько же, сколько она посылала им. А Саша успел собрать даже больше двухсот тысяч. На хороший обмен хватит.

– Ты её пока не тереби, – посоветовал Саша. – Когда найдём, что тебе понравится, – тогда и снимешь. А может, и не надо будет. Может, мы и сами сумеем подсобрать.

Через месяц они наконец наткнулись на подходящий вариант, и Аня пошла в сбербанк. На дареной книжке оказалось почти пятьсот тысяч. Последние переводы были как раз за последний месяц – шесть переводов по пятьдесят тысяч. Царь Давид, кто же ещё.

Вечером они с Сашей долго говорили на эту тему. Оба не знали, что делать. Вернуть деньги царю Давиду – а вдруг он расстроится? А ему нельзя. Не возвращать – это что же, с самого начала самостоятельной жизни висеть на чужой шее? Ну и какая же тут самостоятельность? Аня позвонила бабушке. Бабушка посоветует что-нибудь правильное.

– Гордыню-то придержи, – сердито посоветовала бабушка. – Давид давно думал, как тебе помочь. Это я ему твой счёт сказала. Для него ведь это в радость, как ты не понимаешь… Он сейчас счастливый, сам говорит. И что такое деньги? Они – чтобы их тратить. Тоже он говорит. И как это – на чужой шее висеть? Своя шея, родная. Это уже я тебе говорю. И куда ему ещё свои миллионы тратить? Он ведь не врал, когда хвастался, что аж семьдесят… Может, и больше уже. От этих его процентов у брата ещё и доход какой-то идёт. Ты бомжа того помнишь, ну, спина у него больная была, в неврологии лечился… Лев Григорьевич, вроде? Так Давид ему квартиру купил. И Лев этот, хоть и вовсе чужой, не рычал. Да и он не вовсе чужой, раз ты с ним возилась. Так что помалкивай и говори спасибо.

Аня в очередной раз удивилась бабушкиным формулировкам, но её совету решила всё же последовать. Действительно, какой же царь Давид чужой? Раз бабушкин муж – значит, ей, Ане, дедушка. Даже в больнице врачам он сказал, что она его внучка.

Так что в очередной свой визит они с Сашей сказали царю Давиду спасибо, а потом к этой теме не возвращались. Нашли очень хорошую двухкомнатную квартиру, новую, большую, с очень удобной планировкой. За две недели сумели продать Сашину, переехать и даже немножко обставить необходимой мебелью, приготовить детскую, закупить всё, что нужно новорождённому. И опять началась новая жизнь – в ожидании ребёнка. Их общего ребёнка, одного на двоих, как счастье.

В остальном жизнь была та же: работа, поездки в Карпово, устройство быта, походы в гости, особенно часто – к царю Давиду и бабушке. Летом во дворе дома царя Давида вдоль чугунного кружева ограды вовсю зеленели молоденькие яблони и груши, в больших каменных вазах под лоджиями цвели розы, а рядом со старым деревом белой акации принялись два молоденьких саженца. За зелёными насаждениями следили бабушка и Алина, которая стала в доме настолько своей, что охрана слушалась её почти так же, как царя Давида, и даже больше, если учесть, что царь Давид никогда не приказывал им выжигать побеги хмеля паяльными лампами, а Алина то и дело приказывала. Аня с интересом наблюдала за пререканиями Алины с кем-нибудь из охранников и думала, знают они или нет, что она настоящая сумасшедшая. Хотя – кто это может знать точно? У Алины уже год не было приступов, и даже её лечащий врач Евгений Михайлович, который искренне считал, что психически здоровых людей вообще не бывает, как-то сказал Ане, что Алину вряд ли нужно будет когда-нибудь ещё лечить. А ведь врачи все суеверные, они без твёрдой уверенности ничего не говорят.

Хорошая жизнь была, интересная.

А когда родилась Ниночка, началась опять новая жизнь! Конечно, было трудно, особенно первые полгода. Аня не высыпалась, нервничала и худела. Не потому, что с Ниночкой были какие-то проблемы. Нет, врачи уверяли, что ребёнок здоровенький, большой, красивый, а что касается поведения – так это ещё поискать таких спокойных. Просто Аня оказалась почти сумасшедшей мамочкой, почти не могла отойти от дочки, почти не спала ночами, прислушиваясь к её совершенно спокойному дыханию, почти замучивала врачей вопросами о том, как надо или не надо, или бывает, или не может быть с детьми… Она научилась кричать на мужа, и даже один раз не подпустила его к Ниночкиной кроватке, потому что он не вымыл руки, вернувшись с работы. Хорошо, что Саша оказался таким терпеливым. Другой бы не выдержал, как однажды печально заметила мама.

Саша действительно был очень терпеливым, и даже тогда, когда она высказывала ему недовольство – чаще всего по совершенно вздорному поводу, надо признать, – отвечал что-нибудь вроде: «Конечно, ты права, я так и сделаю, как ты говоришь». Бабушка слегка поругивала её за несдержанность, но безмятежно говорила, что скоро всё пройдёт само собой, так что и беспокоиться не о чем. Царь Давид заявлял, что ему очень нравится вот эта Анина новая решительность и даже резкость, посмеивался в усы, но тоже считал, что скоро всё пройдёт. Аня думала о себе плохо, поэтому решила обратиться к психиатру. Долго искала визитку, которую ей дал когда-то Евгений Михайлович, потом долго решала, позвонить или нет, потом всё-таки позвонила и залпом выложила ему всё.

– Ну и что? – удивился Евгений Михайлович. – Вы же отдаёте себе отчёт в том, почему нервничаете, чего боитесь и из-за чего сердитесь? Ну и нечего об этом думать. Витамины, свежий воздух, физкультура… И всё. До полугода с детьми всем трудно. Это пройдёт.

– А вдруг не пройдёт?

Евгений Михайлович помолчал, повздыхал и неожиданно спросил:

– Анечка, вы счастливы? По большому счёту.

– Да, – уверенно ответила она. – По большому счёту – очень счастлива.

– Ага… А муж ваш счастлив?

– Саш! – окликнула она мужа, который готовил ужин. – Ты счастлив? По большому счёту.

Он на минутку показался в дверях кухни, улыбчиво глядя на неё, склонил голову к плечу, будто в глубоком раздумье, и важно ответил:

– Ещё бы. Счастлив, да. По очень большому счёту.

И опять скрылся, потому что руки у него были в муке, а для того, чтобы обнять жену, нужно было сначала их вымыть.

– Он говорит, что тоже счастлив, – доложила Аня в телефон.

– Да, я слышал, – сказал Евгений Михайлович. – Значит, всё будет хорошо. Живите и радуйтесь.

– Ладно, – пообещала Аня. – Я постараюсь. Спасибо.

…Она действительно жила и радовалась. Для этого даже особо стараться не приходилось. Просто жизнь получалась такая радостная. Наверное, сама собой. Или потому, что когда-то она пошла работать к царю Давиду домработницей. А он оказался из тех, кто умеет делать людей счастливыми.

– Конечно, – согласилась бабушка, когда Аня высказала ей свои соображения. – Давид молодец, ещё бы. Нам повезло. Но ты знаешь, Ань, он считает, что это ты сделала его счастливым. Ну и вообще всех.

* * *

Все готовились к торжественному празднованию семидесятипятилетия царя Давида. Хоть и не очень круглая дата, но всё же красивое число, как он сам выразился. Решили праздновать в ресторане, потому что планировалось позвать много гостей, тем более что некоторые сами уже напрашивались. Аня с Сашей обходили рестораны, присматривались, где какие банкетные залы, как выглядят официанты, кто в эти рестораны чаще всего ходит… Саша ещё и цены сравнивал, хотя бабушка предупредила, что у неё на это мероприятие неограниченный кредит. Ниночка сидела на шее отца, с любопытством оглядывая очередной банкетный зал очередного ресторана, сосала большой палец, помалкивала. Вдруг вытащила палец изо рта, похлопала ладонью по отцовской макушке, уверенно заявила:

– Па! Здесь хорошо. Красиво.

– Ты так считаешь? – рассеянно отозвался Саша, тоже с интересом оглядываясь вокруг. – Ну тогда пойдем с начальством говорить. Ань, ты с нами?

– Через пару минут, – сказала она. – Вы идите, я сейчас.

В углу за столиком у окна сидел человек, поставив локти на стол и уткнувшись лбом в сомкнутые замком руки. Что-то в его позе её сильно встревожило. Может быть, человеку плохо? А никто не обращает внимания. Да и некому тут обращать, ещё два посетителя сидели за столом в другом конце зала и были увлечены оживлённой беседой, за барной стойкой сонно моргал глазами толстяк с абсолютно равнодушным лицом, а трое официантов, спрятавшись за пышной пальмой у входа на кухню, шептались и яростно жестикулировали. Никто ничего не заметит, хоть с инфарктом тут свались.

Мысль об инфаркте напугала её, она решительно направилась к одиноко сидящему человеку, тронула его за плечо и осторожно спросила:

– Вам плохо?

Он поднял голову, уставился на неё действительно какими-то больными глазами и хрипло ответил вопросом на вопрос:

– А тебе хорошо, Юстас?

– Мне хорошо, – от неожиданности сказала она. – Здравствуйте, Василий. Как вы здесь оказались? Что случилось? Вам действительно плохо?

Васька уронил руки на стол перед собой, откинулся на спинку стула и всё с тем же выражением – одновременно страдания и неприязни, – глядя ей в лицо, раздельно произнёс, почти продекламировал:

– Что случилось? Ты мне жизнь сломала. А больше ничего не случилось.

Аня пнула стул, отодвигая его от стола, села перед Васькой и сердито заговорила:

– Вы опять ведёте себя как ребёнок! Я же знаю: Давид Васильевич вас простил, работаете вы у отца, женились на дочери его компаньона, очень удачно, слияние капиталов, как там у вас принято… Лиля прошлый раз приезжала, так два часа рисовала план вашего дома, и про сад тоже говорила, я знаю, что ваша мечта сбылась, и мама довольна, она ведь тоже хотела… О какой поломанной жизни вы говорите? У вас всё хорошо, всё, что вы хотели, всё, что нужно для престижа в ваших кругах… Вам есть, что передать детям, чтобы не бояться за их будущее, чтобы они учились в хороших университетах… в Англии, например.

– Ну и зачем мне дети? – перебил её Васька. – Тем более – от этой дохлой козы? Да и ей незачем.

– Как это – зачем дети? – растерялась Аня. – При чём тут коза? Я вас не понимаю.

– Да ладно, это неинтересно, – равнодушно буркнул Васька. – Мне давно ничего не интересно. Ты мне жизнь сломала, так и знай. И чего тебе надо было? Ведь я для тебя мог что хочешь… Всё, что угодно… Что попросила бы – то и на, пожалуйста, сколько угодно… Всё бы у тебя было, всё, всё!

– У меня всё есть, – сказала Аня, поднимаясь. Оглянулась в поисках мужа и дочки, увидела, что Саша как раз идёт к ней с Ниночкой на плечах, улыбнулась им обоим, повернулась к Ваське и очень уверенно повторила: – У меня есть абсолютно всё.

Она уже отходила от стола, когда Васька громко сказал ей в спину:

– А у меня нет! У меня нет счастья. И не будет. И это ты виновата.

Аня оглянулась, пожала плечами и сухо ответила:

– А у меня есть. И вы тут совсем ни при чём.

– Чего там ему опять не хватает? – спросил Саша, когда они вышли из ресторана. – Опять чьё-нибудь наследство мимо кассы? Чего у него нет?

– Счастья, – помолчав, ответила Аня. – Представляешь: всё есть, а счастья нет.

– Ну, каждому своё, – философски заметил муж. – Кто что хочет, тот то и получает. За что боролся, на то и напоролся.

Они свернули за угол и, когда проходили мимо широкого окна, за которым сидел Васька, Аня невольно оглянулась и посмотрела сквозь стекло. Васька смотрел с той стороны на неё, лицо его было белым и неподвижным. Они встретились глазами, губы его шевельнулись, Аня ничего, конечно, не услышала, и только через несколько шагов догадалась, что он сказал. Он сказал: «Я тебя люблю». Подумать только, каким словам он научился…

Поздно.