Текст книги "Клей"

Проснувшись, я почувствовал себя получше, на самом деле впервые за последние годы в понедельник утром мне не терпелось пойти в школу. Школу ненавижу, жду не дождусь, когда летом мне исполнится шестнадцать и я смогу съебать оттуда. Мне говорят, что я должен остаться, говорят, что, если б я постарался, из меня вышел бы толк. А мне только французский нравится. Если б мне дали все время заниматься французским или, может, другим языком, типа немецким или испанским, я бы никогда школу не бросил. Все другие предметы – кал. Я бы хотел пожить во Франции, завести себе французскую киску, девчонки там красивые.

Я жду, чего скажут о матче, но не желаю слышать о том, что произошло после «Облаков». Хотя теперь уже, наверное, все сдулись.

«Облака»! Все сдулись!

Однако когда я думаю об этом – мне не по себе. То чувствую, что вроде все в порядке, то такая дрожь найдет, что чуть сердце не останавливается. Мама видит, что у меня какие-то проблемы. Мне сложно смотреть ей в глаза. Я встал пораньше, вышел из дома и первым зашел за Билли и Карлом, чего раньше не случалось почти никогда.

Мы добрались до школы. В актовом зале начинался понедельничный утренний сбор. Макдональд, директор, сидит на сцене, весь такой важный и серьезный. Все болтают, но когда он встает – в зале тишина.

– Мне чрезвычайно прискорбно начинать неделю с крайне неприятной новости. Мистер Блэк, – кивнул он стоящему рядом Блэки, по залу прокатился шепоток.

Сучара зол не на шутку. На щеках красные полосы. Он прочистил горло, и мы все заткнулись.

– За все годы работы не было случая, чтобы я стыдился быть частью этой школы…

– Во дает, он же никогда не ходил в эту школу, о чем это он? – прошептал мне Билли.

– …пока в эту субботу я не стал свидетелем гнусной выходки на футбольном матче на Истер-роуд. Группа молодых людей изо всех сил нарывалась на неприятности, тем самым втоптав имя… всего города, нашего с вами города, – он широко развел руками, – в грязь, – простонал он. Он замолчал, как обычно, для пущего эффекта. Все понурили головы, но только несколько снобских сынков и пара девчонок сделали это со стыда; тогда как все остальные опустили головы, чтоб он не видел, что мы вот-вот взорвемся от хохота. – Мне больно говорить это, – продолжил он, – но некоторые из этих молодчиков учатся в нашей школе. Один из них известен многим из вас. Прошлым летом он ушел из школы. Дурной мальчишка по имени Терри Лоусон.

Послышались сдавленные смешки. Жаль, что Терри здесь нету. Дурной мальчишка! Терри!

– Второго молодого идиота я не знаю. Но был там один головорез, вышагивал эдаким гоголем по стадиону под полицейским конвоем, на него были направлены телевизионные камеры, чтобы весь свет видел! Это был ученик нашей школы! – Блэки аж затрясся от злости. – Мартин Джентльмен, выйти из строя! Что ты скажешь в свое оправдание?

С моего места Джентльмена не было видно. Я видел, как осклабился стоящий с краю Дозо Дойл, его свежеобритую голову, его безумные глаза. Потом я увидел, как Хильер, физрук, дал знак Джентльмену, чтоб тот вышел, и тогда я его увидел. Его сложно не разглядеть.

– Засуньте свою сраную школу себе в жопу! – сказал Джентльмен, выйдя из строя.

Из рядов раздались смех и улюлюканье. На самом деле все это ужасно походило на пантомиму в «Кингз» на Толлкросс, куда дядя Дональд водил нас посмотреть на Стэнли Бакстера и Ронни Корбет в «Золушке». Хильер попытался схватить его за руку, но Марти стряхнул его лапу и смерил взглядом. Тот приссал.

– Вот он, менталитет… вы видите! Нет, вы видите! – Блэки протянул руки в сторону Джента, который пошел уже к двери и показывает всем «V». – Вот он, менталитет… это то, против чего мы боремся! Мы пытаемся учить вас! Пытаемся учиииить… – вопит Блэки со сцены.

Джентльмен повернулся к сцене и заорал так, что чуть не ебнулся, раскачиваясь на носках:

– ИДИ ТЫ НАХУЙ, МУДАК! И ДЖИЗУСА СВОЕГО ЗАСУНЬ СЕБЕ В ЖОПУ!

– НОГИ ТВОЕЙ НЕ БУДЕТ В ЭТОЙ ШКОЛЕ! – взвыл Блэки.

Еще больше смеха и улюлюканья. Лучшего представления здесь еще никто не видел, точняк.

– Уж об этом не беспокойся, гондон! Здесь мне делать не хуй! – проорал Джентльмен, повернулся и вышел навсегда.

У девчонки по имени Маджори Филипс началась смеховая истерика, и она прикусила палец, чтобы остановиться. Билли и Карл чуть не плакали. Я говорю:

– Джентльмен не может быть школьником. Во всяком случае, после такого. – И все засмеялись, передавая шутку по рядам.

Круто!

Блэки продолжает что-то молоть, он уже совсем с катушек съехал, и Макдональд попросил его сесть. Нас отпустили. Вся школа только об этом и говорит, все чуть штаны не подмочили от смеха. Джентльмен все правильно сделал, этот урод Блэки полез не в свое дело. Это было не во время школьных занятий, не хуй было докапываться. Я так вообще считаю, что нас медалью нужно наградить, что мы выступили против этих уродов. Джентльмен все равно бы ушел из школы через месяц-другой, так что исключат его или нет – похуям. Повезло чуваку, что его приняли, через это он и из школы срыл. На работе никто не будет докапываться за то, что ты подрался на футболе. Здесь к нам относятся как к детям.

Вернувшись домой, я сходил для мамы в «чиппи». Вечером никуда не пошел, смотрел телик. По понедельникам мы всегда ходим в «чиппи», потому что мама работает уборщицей и в этот день моет допоздна, у нее не бывает времени приготовить ужин. Я взял рыбу, две маринованные луковицы, маринованное яйцо, ролл и бутылку коки, сижу смотрю новости. Только я закончил есть, в дверь постучали. Мама пошла открывать, послышались голоса. Ее высокий, их низкие.

Это копы. Жопой чую.

Это, наверно, насчет нашего старика. Наверно. Последний раз его видели где-то в Англии. В Бирмингеме или где-то вокруг.

Потом они вошли. Мама смотрит на меня, лицо белое от ужаса. Копы уставились на меня, пачки у них как из камня вырезаны.

Они пришли за мной.

Я не могу ничего сказать. Они пришли за мной, я ничего не могу говорить.

Мама плачет и защищает меня, но они говорят, что должны отвезти меня в участок.

– Это какая-то ошибка, мама. Там разберутся. Я мигом обернусь, – говорю.

Она смотрит на меня и качает головой. Видно, что ей очень больно.

– Правда, ма, – взмолился я.

Хуже всего, что она вспомнила про нож. Она все время упрашивала меня избавиться от него, и я сказал ей, пообещал, что выброшу.

– Пойдем, Эндрю, сынок, – сказал один из копов.

Я встал. Смотреть на мать нет сил. Шина гладит Кропли. Я пытаюсь подмигнуть ей, но она отводит глаза. Она делает это от стыда, как те детишки на утреннем собрании.

Один из копов, похоже, из правых, другой, правда, нормальный, пока мы спускаемся и садимся в машину, все говорит о футболе и все такое. Я, однако, стараюсь не трендеть слишком много, на случай если они пытаются меня разговорить, чтоб я по ошибке не сдал кого. Навстречу идет мистер Юарт в комбинезоне, с ящиком для инструмента. Он видит меня в машине, ускоряет шаг, но я не могу на него смотреть. Я понимаю, как все из-за меня обломаются.

Мы отъезжаем, и я даже рад, что он не успел вмешаться. Он бы постарался помочь, это точно, это бы только еще больше меня смутило. Копы, наверно, его даже не заметили.

По ощущениям – конец света.

В участке они заводят меня в комнату и оставляют одного. Здесь два оранжевых пластиковых стула, как в школе, стол с огнестойким покрытием и бледно-желтые стены. Я не знаю, сколько я здесь пробыл. Кажется, несколько часов. Все, что мне остается, это думать о субботнем вечере, о лице того парня, о Полмонте; о том, каким я был психом, что достал нож, дураком, что отдал его, и просто безумцем, что взял его обратно.

О чем я думал? Облажался трижды за несколько секунд.

Вернулись двое копов, а с ними еще один в гражданском. У него серый костюм и длинная лошадиная харя. На носу у него бородавка, и я не могу от нее глаз отвести. Она наводит на мысль о моих прыщах и о том, как это меня угораздило пойти в «Облака» с такой дулей. Мысли мои останавливаются, голова леденеет, когда этот чувак вытащил из пакета мой нож.

– Это твой нож? – спросил он.

Я просто пожал плечами, но внутри у меня все трясется.

– Очень скоро мы возьмем у тебя отпечатки пальцев, Эндрю, – сказал хороший коп. – К тому же у нас есть свидетели, которые готовы показать, что у тебя был такой же.

За спиной у него по стене ползет муха.

– Кроме того, у нас есть свидетели, которые видели, как ты убегал с места нападения, и другие, которые видели, как ты бросил что-то в мусорный бачок, в котором мы нашли этот нож, – сказал мерзотный коп, барабаня по столу.

– Все это мы к тому говорим, Эндрю, – сказал чувак в гражданском, – что ты можешь значительно облегчить свое положение, рассказав нам правду. Мы знаем, что это твой нож. Ты давал его кому-нибудь той ночью?

Это Полмонт. Я даже не знаю, как его зовут. Полмонт. Он как призрак какой-то. Это сделал Полмонт. Они сами все узнают. Они поймут.

– Нет… – говорю.

Тут снова вступил тот, в гражданском, с бородавкой на носу:

– Я знаю твоего отца, Эндрю. Конечно, он натворил глупостей в свое время, но он неплохой человек. Он никогда не был замешан в таких делах. В нем нету такой злобы, и я не думаю, что она есть в тебе. Я видел парнишку, которому разрезали лицо. Ему порвали все лицевые нервы, и эта сторона будет парализована до конца жизни. Кто бы это ни сделал – это злой человек. Подумай, что бы подумал твой отец. Подумай о матери, сынок, каково ей придется?

Мама.

– Еще раз, Эндрю, давал ли ты этот нож кому-либо той ночью?

Сдавать нельзя.

Муха на том же месте, все еще ползет.

– Эндрю? – повторил злой коп.

– Нет.

Тот, с бородавкой, посмотрел на меня и выдохнул:

– Пусть это будет на твоей совести.

Вот мудак, иду ко дну и сделать ничего не могу. Сдавать никого нельзя. Но кто-то же должен сказать им, что это Полмонт. Они не дадут мне сесть, Дойл и все остальные. Они скажут Полмонту, они все расставят по местам.

Муха слетела со стены.

Я больше не смогу быть мужчиной в доме. В доме больше не будет мужчины.

Мама.

Ебать, что же будет с моей мамой?

Карл Юарт

– Приходит время, и это случается само собой, сынок, – сказал мой старик сквозь сизый туман сигаретного дыма.

Он был заметно смущен. Это совсем не его конек, но мама настояла, чтоб он усадил меня и поговорил. Она обратила внимание, что я «во власти невыраженных желаний», как она это поняла. Однако для моего бедного отца это была сущая пытка. Я редко видел, чтобы он не мог найти подходящих слов, но сегодня был именно тот случай.

Приходит время, и это случается само собой. Отличные новости, пап, спасибо огромное. Мне не пришлось спрашивать его: «Ну и когда же наступит это время?», потому что вопрос этот читался на моем лице. Он знал, что это брехня, и я это тоже знал. Само собой ничего не происходит, а чтобы произошло, нужно что-то делать. Вопрос стоял так, и мы оба знали это: «Как сделать так, чтобы это случилось?»

– В том смысле, что, – он откашлялся, и сквозь рассеявшийся дым я увидел, что ему действительно не по себе, – вам теперь в школе все об этом рассказывают. Понимаешь, у нас-то ничего такого не было.

Бесполезная херня это их половое воспитание. Биолог Галлахер показывает бен и коки – схема в разрезе, и внутренности девчачьих пихв: трубы, каналы, зародыши, все такое. Такое, что и трахаться расхочется. Меня охватывала брезгливость, когда нам показывали, как выглядит сиська изнутри, как будто она набита водорослями. А мне ведь нравились сиськи. Да они до сих пор мне нравятся, и я хочу, чтоб они нравились мне и впредь; не хочу, чтоб мне казалось, что они набиты водорослями.

Дальше хуже некуда.

Все, что мне нужно знать, это: КАК МНЕ НАТЯНУТЬ ТЕЛОЧКУ, потому что иначе я просто рехнусь!

После просмотра слайдов и рекламы резинок нам говорят: если у вас есть проблемы, обратитесь к учителю, с которым вы можете поделиться. Мне, наверно, следует обратиться к Блэки. В конце концов, с ним-то у нас контакт налажен. Меня постоянно отправляют в его кабинет за розгами. Вот это будет номер. Простите, сэр, как бы мне телочку натянуть? А Иисус трахался или так и помер девственником, как Мария? Фачил ли он Магдалину, и если фачил, нарушал ли он тем самым одну из десяти заповедей: «Не возжелай жены ближнего своего», или, может, для него были другие правила?

Вот это было б круто, что ж я раньше не подумал!

Вот что мне нужно понять:

1) Как заболтать телочку?

2) Как ее расшевелить, что для этого нужно предпринять? Приняться сперва за сиськи или пройтись по пихве? Засунуть палец и пробить сначала целку, как рассказывают чуваки на год старше, которые, конечно, сами в жизни не фачились, или есть другой способ?

3) Нужно ли писать, когда уже вставил, или просто запулить молофьи, как во время дрочилова. Надеюсь, что второй вариант правильный, потому что вставшим ссать очень сложно.

4) Что в это время делает телочка? Просто чтобы знать, чего ожидать.

5) Нужна ли резинка? (Если нужна, нет проблем, я уже примерял несколько раз и знаю, как их натягивать.)

6) Как насчет сифака и прочего? Уж конечно, не от прикосновения к сиське. Да, тут половое воспитание от Галлахера помогло хоть немного: прояснило ситуацию. Мне хватило ума повторить этот бред в «Облаках» на прошлой неделе, когда Донни вышла с Тайнкаслом. Уж конечно, Биррелл и Голли не упустили шанс надо мной постебаться.

Блэки ответит мне: Что ж, мистер Юарт, я рад, что вы решили обсудить этот вопрос со мной. Полагаю, чтобы наилучшим образом решить данную проблему, нам необходимо отправиться ко мне домой, где моя супруга, бывшая модель, много моложе меня, покажет вам все ходы и выходы.

А я скажу: Ну что вы, мистер Блэк, как можно… сэр.

Что ж, вы сможете хорошо отплатить мне за эту услугу. Когда моя жена научит вас как следует, не могли бы вы оказать любезность и обучить тому же мою дочь? Она вашего возраста и девственница. Она нисколько на меня не похожа, на самом деле, говорят, она удивительным образом напоминает Дебби Харри из «Блонди»… Не подумайте только, что меня интересует такая чепуха, как поп-музыка. Очень надеюсь, что вы рассмотрите мою просьбу, я, в свою очередь, чтобы не обременять вас расходами, готов покрыть их полностью.

Что ж, меня это устраивает, сэр.

Отлично, Карл. И давайте уже расстанемся с этими дурацкими церемониями «мистер Блэк» и «сэр». Зовите меня Пиздой с Ушами. В конце концов, оба мы люди светские.

Договорились, Пизда с Ушами.

Не, так ни фига не получится. Так что я спросил папашу, который все еще был не в своей тарелке и пробурчал, что лучше бы мне, мол, по деревьям лазать и все такое. Потом он собрался с силами и прочел лекцию о том, как нужно быть осторожным с беременностью и венерическими заболеваниями. Под занавес он сказал:

– Когда ты найдешь хорошую девочку и она тебе понравится, ты поймешь, что время пришло.

Вот вам совет моего старика: найди хорошую девочку и обращайся с ней как положено.

Впрочем, все его советы, его десять заповедей, особой пользы мне не приносят. Там говорится о том, что девчонок нельзя бить, но ни слова о том, как девчонку подцепить. Что бить нельзя, я уже знаю, теперь мне нужно узнать, как ее натянуть. Правила моего старика – никакой пользы. От его болтовни в школе одни неприятности, постоянные стычки с Блэки и ему подобными, когда я отстаиваю свое мнение и пытаюсь вступаться за других чуваков, которые и «спасибо» не скажут. Старик в напряге, потому что некоторые важные моменты в его заповедях не стыкуются с его же нравоучениями.

Одно из правил – всегда вступаться за друзей. Отлично. Затем он говорит: никогда никого не сдавать. Ну так и как тут соблюсти оба правила с Голли? Как можно вступиться за него и при этом не сдать Полмонта? Ведь Полмонт ни за что сам не расколется. Я не могу его заставить, Билли или Терри тоже не в состоянии, да что там, Топси и чуваки, с которыми я хожу на «Хартс», даже они не станут связываться с такими, как Дойл и Джент. Тем более из-за какого-то «хибби», пусть Голли им всем и симпатичен. Семейство Дойлов – это не просто крутые пацаны, это гангстеры. Есть разница.

Большая разница.

Они до сих пор называют субботу ночью длинных ножей. Особенно Терри, который хочет поживиться за счет Голли, якобы порезавшего того пацана, и связать это с его, Терри, арестом, чтобы все распальцованные на районе, сложив дважды два, получили бы десять. Знаю я, что у него на уме: хочет использовать несчастье друга, чтобы раздуть свою славу.

Сука.

Сам я, конечно, не видел ничего из того, что произошло с Голли в «Облаках» на прошлых выходных. Задолго до того, как началась заваруха, я ушел с Сабриной. Должно быть, Терри что-то видел, или Билли, или кто еще из пацанов.

Сабрина: нужно понять, что с ней делать и что делать с Голли.

Все жутко усложнилось.

Единственное, что может сделать мой старик, это попытаться не пустить меня в «Облака». Не то чтоб он что-то там говорил, он просто сказал:

– Пойдем-ка, сынок, поиграешь пластинки в клубе, побудешь диджеем.

Никогда до этого его не вдохновляла идея, чтоб я крутил с ним пластинки в «Тартане». Сколько раз я его просил, столько раз он мне отказывал.

Мои старики слыхали про заваруху на матче и потом на дискаче. Наверняка они думают, что во всем виноват Терри, его ведь повязали на стадионе. Но с Терри мы тем вечером почти не тусовали. Билли думает, что Голли просто переклинило оттого, что та телка его отшила. Но чувака того порезал либо Дойл, либо Полмонт. Точняк. Голли на такое не способен. Он, конечно, пырнул в руку этого Глена в школе, и это кобздец, но порезать кому-то всю харю – это совсем другое дело.

А мой-то старик. Найди хорошую девочку, говорит. Всего-то.

Вот, пожалуйста, Сабрина или любая другая девчонка, поболтать – без проблем, но что дальше? Что происходит здесь, внизу? Я уже хотел сказать, что нахожу хороших девочек, которые мне нравятся, чуть не по десять на день. А толку никакого, у меня все еще ничего не было.

Может, надо просто броситься с головой. Но если мне не удастся встретиться с Сабриной на выходных, тогда не понятно, куда бросаться.

Она очень хорошая девочка, просто замечательная. Если б только она чуть больше мне нравилась. Терри однажды сказал, что характер не отфачишь, когда Голли заявил, что у его девчонки из школы хороший нрав. Мы познакомились в магазине пластинок «Голден олдиз» на Хеймаркете. Она спросила у продавца старую запись Стива Харли и «Кокни Ребел» – «Приходи ко мне в гости, рассмеши меня».

– Простите, – ответил тот.

Сам не знаю почему, но я подошел к ней и сказал:

– Это лучшая запись всех времен и народов.

Сначала она посмотрела на меня так, будто хотела сказать «отвяжись».

– Да, у моего брата была эта пластинка, но он переехал и забрал ее с собой. А мне не дает, – сказала она, подняв брови, такие красивые, мягкие и ровные.

– Надо сходить в «Свит инспирейшн» на Толлкросс, – сказал я, – у них-то точно найдется эта пластинка. Я, кажется, видел ее там на прошлой неделе, – соврал я. – Хочешь, могу тебя проводить.

– Хорошо, – улыбнулась она, и я почувствовал, как внутри меня что-то кольнуло. Когда она улыбнулась, ее рот стал четко лунообразным и форма лица изменилась до неузнаваемости.

Иногда она казалась очень даже миленькой. Проблема в том, что девочка она довольно толстая, ну не толстая, а, скажем, крупная, и волосы у нее светлые, ближе к рыжему. Мы пошли по улице, всю дорогу я стеснялся, что кто-нибудь нас заметит и подумает, что мы гуляем. Хуже всего на свете было бы повстречать Джуса Терри. Не то чтоб она мне не нравилась, просто она не была похожа на тех худышек с большими сиськами из порножурналов, а именно такие мне, в общем-то, и нравились.

Всю дорогу мы говорили только о музыке, выяснилось, что она знает в этом толк. Поговорить о музыке с девчонкой, которая разбирается в вопросе, было просто здорово. В моей школе таких нет, то есть, конечно, должны быть, но я их не знаю. То есть они, конечно, в курсе хит-парадов и всякой херни, но когда начинаешь говорить об альбомах, они молча смотрят, как коровы. Я даже обрадовался, когда и на Толлкроссе Стива Харли не оказалось и нам пришлось идти до Саутуока, а потом аж до конца Лейт-Уока, пока наконец мы не нашли пластинку. Ее имя Сабрина показалось мне очень даже красивым, но мне не понравилось, когда она сказала, что друзья зовут ее Сэб. Сабрина мне больше нравится. Так экзотично и таинственно и не похоже на марку автомобиля, я ей так и сказал. К этому времени я понял, что хочу не только обсуждать с Сабриной музыку, я хочу, чтоб мы сделали с ней это. Это лучший из всех шансов, которые мне когда-либо выпадали, потому что с ней я могу говорить о том, что мне интересно, и ей это не надоест, как всем остальным. Кроме того, с ней я чувствовал себя ужасно расслабленно.

Короче, мы пошли в «Уимпи» выпить колы и съесть чипсов. По тому, как она смотрела на прилавок, видно было, что она съела бы и гамбургер, но она не хотела, чтоб я подумал, что она жадина. В следующий раз мы встретились в «Облаках», в субботу, в тот вечер, когда Голли попался. Она пришла с друзьями. Мы станцевали пару медляков, но в основном сидели внизу и разговаривали о группах. Я нервничал из-за того, что там собрались все мои друзья, и даже обрадовался, когда она сказала, что ей нужно домой, и мы рано ушли, чтобы прогуляться по городу. Думаю, что только Рентон и Мэтти из Лейта видели, как мы уходили. По дороге мы целовались и говорили о музыке. Я проводил ее до Далри, а потом поспешил домой по Горджи-роуд и прямиком в район.

Короче, я все пропустил, пропустил все события. Энди Гэллоуэя, малыша Голли, моего маленького друга, забрали в КПЗ на доследование. Никаких залогов и порук, социальная работа, психиатрическая экспертиза, суд. Вот что бесит меня больше всего, вводит в депрессию, как говорит моя мама: я ничего не могу изменить в ситуации с Голли, и я не в состоянии решить вопрос с еблей.

Я просто знал, что, если я не присуну кому-нибудь в ближайшие недели, нет, дни, я так и останусь девственником, обреченным жить с мамой и папой до конца дней. Ставки пиздец как велики. Я был готов. Более чем. Я только и думал что о сексе.

Секс. Секс. Секс.

Я позвонил Сабрине, и мы договорились встретиться в «Уимпи» во вторник. Мы сидели и целовались, пока я чуть не кончил прям в штаны. Хорошо было, но мало. Я собрался с духом и спросил, не хочет ли она зайти ко мне, послушать пластинки в субботу, когда мама с папой будут в «Тартан-клубе».

Сабрина хитро так улыбнулась и сказала:

– Ну, если хочешь.

Я сделаю это.

Приходи ко мне в гости, рассмеши меня…

Я не мог дождаться субботы. Время тянулось как резина. В среду вечером я вышел из дома, чтобы позвонить ей, хоть это и совсем не круто. Телефонную будку разъебали. Пришлось идти домой и звонить тайком. К телефону подошел ее отец. Я спросил ее срывающимся голосом. Она казалась вполне спокойной, как будто ей пофиг, и я даже засомневался, придет ли она. Мне пришлось говорить шепотом, и я думал, что, если зайдут мама или папа, я немедленно зардеюсь. Потом я старался говорить грубее, как будто звоню приятелю.

Теперь я сомневался насчет ее субботнего визита, хоть она и ответила «да», когда я сказал «увидимся в субботу». Какая тоска.

Потом в цветочном Ньюмана был Топси, который предложил мне пойти в субботу на «Хартс». Нет. Ни в коем случае. Там будет эта Мэгги. Сабрина лучше ее. Я-то думал забраться на нее, когда уедут ее родители. Билли сказал, что они оставили ее в квартире одну, а сами уехали в Блэкпул. Тощая малышка Мэгги, что отшила меня и дала гребаному Терри, как он, во всяком случае, утверждает. Хотя по мне, так это пиздеж. Не может же он трахать всех, у кого есть пихва.