Текст книги "Чудо-юдо"

Глава 13

– Телевизор смотрела? – спросил похожий на Бога.

– Смотрела.

– Тебя выбрали лучшей девушкой страны. Ты можешь спасти нас. А можешь погубить. Понимаешь?

– Нет.

Похожий на Бога стал необыкновенно серьезен.

– У нас государственная проблема. Мы ничего не знаем. Кто такой Горыныч? Откуда явился? Зачем? Может, он и не Горыныч вовсе.

– А кто?

– Узнай. Поговори с ним. Нужна информация.

– А если он меня съест?

– Постарайся сделать так, чтобы сначала он с тобой поговорил. У нас там тридцать шесть камер наблюдения. С микрофонами.

– А если он меня съест?!! – я не хотела впадать в отчаяние, но оно само на меня навалилось.

– Ты читала про Гагарина?

– Нет!

– А про Зою Космодемьянскую?

– Кто это?

– Лучший мальчик и лучшая девочка страны. Им поставили памятники. Ты тоже можешь стать памятником.

– Обрадовали!

– Все зависит от тебя. Если ты ему понравишься, он тебя не съест! Сделай это.

– Легко сказать «сделай это»! Откуда я знаю, как ему понравиться?!

– Хочешь жить в Кремле? Паникеры и трусы здесь долго не живут.

– Спасибо, утешили. Где платье от Версаче?! Мне обещали!

Похожий на Бога поморщился. Он отвык от примитивной наглости. Отвык от грубости. Полюбил нежные музыкальные инструменты вроде скрипки и пианолы. Уже долгие годы с ним разговаривали тихо, просительно, смиренно. Радовались его улыбкам, незлобивому голосу, любили его простые человеческие шутки. Нет, ему не поклонялись – этого бы он не допустил – его искренне любили, потому что было за что!

И вот – нате. Помощнички, сифонную клизму им в рот. Привели хабалку. Не проинструктировали. Не подготовили. Не вдохновили.

Похожий на Бога печально улыбнулся. Вышел в приемную. Встретил преданные глаза Курякина. Спросил:

– Ну что, врезать тебе между глаз? – он так шутил.

Преданный Курякин выкатил слезу. Он так страдал.

– За что, гражданин начальник?

– Догадайся.

– Девица не понравилась? Отбирал не я, отбирали Академия наук и Служба безопасности!

– Девица понравилась.

– Слава богу.

– Почему не научили говорить?

– Учили, гражданин начальник. Времени было в обрез. Говорить научили, молчать не научили. Виноваты!

– Ты все понял?

– Так точно. Мы – скоты! Ленивые, грязные и жадные! Позвольте доложить: зато верой и правдой! А ленивых уберем, грязных отмоем, жадных перевоспитаем!

– Дождешься у меня.

– Век воли не видать!

Курякин закончил два факультета МГИМО. Ботал по фене шутки ради. Развлекал.

Главное умение – весело отвечать на вопросы. Курякин этим умением овладел. И потому остался жив… Когда-то, в молодости, похожий на Бога тоже веселился на грани жизни и смерти. И тот, кто тогда принимал решения, сохранил ему жизнь. И даже сделал ее приятной.

Глава 14

Проблема в том, что Змея Горыныча надо поставить под контроль. Похожий на Бога всё ставил под контроль. Такой у него оформился жизненный стиль. Виды контроля использовал разные: финансовые, эротические, психологические, силовые и т. д. Иногда простой вид контроля не срабатывал, тогда приходилось выдумывать коктейль – комбинацию контролей. В деле комбинирования управляющих коктейлей похожий на Бога равных себе не имел.

После проведения контрольных операций обычно возникали некие виртуальные – или вполне реальные – кнопки, с помощью которых людьми и страной можно было управлять, как собакой Павлова.

Технологию создания управляющей кнопки он давно отработал. Первый шаг – прямой контакт с объектом. Контакт физический, интеллектуальный, эмоциональный. Ох как не прост первый шаг, иногда приходится конспектировать книги невероятной сложности, тех же Кьёркегора – Степуна, – когда осуществляется контакт третьей степени. Для контактов первой степени хватало бутылки французского коньяка. Контакты второй степени легко исчерпывались деньгами.

Дальше – просто.

Второй шаг – длительная и активная мастурбация самомнения противника. Третий шаг – неожиданное, внешне беспричинное, прекращение мастурбации и удар по самолюбию. Четвертый шаг – вычленение из повседневности признаков политической ошибки (обязательная реакция противника на удар по самолюбию). Пятый шаг – ультиматум. Или – или. Или кнопка во лбу, или дырка. Обычно выбирают первый вариант.

Случай с Горынычем вышел вон из привычного технологического ряда. Похожий на Бога не сомневался: безвыходных положений не бывает. «Выход всегда там, где был вход», – сказал мудрец. Проблема Горыныча временно выглядит неразрешимой, ибо вход – неизвестен: огнедышащая сволочь возникла ниоткуда. Сложная задача требует красивого решения. Хочешь не хочешь, со змеюкой нужен контакт. Контактера, правда, назначил сам Горыныч: девочка, девственница, коренной национальности. Так что выбора нет. То есть выбор сильно ограничен во времени и пространстве.

Но такова уж судьба каждого, кто похож на Бога. Приходится работать в стесненных обстоятельствах, и всегда – чужими руками.

Глава 15

Мониторы, связанные с камерами наблюдения, занимали целую стену в кабинете человека, похожего на Бога. В обычное время мониторы закрывала огромная, от пола до потолка, копия картины Сандро Боттичелли «Рождение Венеры». Сейчас картина уехала в стену, открыв голубые экраны с видами кремлевских помещений. Похожий на Бога щелкнул пультом, все экраны переключились на главный кремлевский зал.

Тридцать шесть камер наблюдения зафиксировали девочку Катю (она же – специальный агент Клио) на фоне золотых стен и узорного паркета. А дальше случилось неприятное.

Головы Змея Горыныча вдруг стали плеваться. Обычной слюной – густым образованием белого цвета. Причем каждый отдельный плевок попадал точно в хрустальный объектив камеры наблюдения.

Одна за другой картинки на мониторах покрылись белой пеной. Застывая, пена превращалась в некое подобие старой дряблой задницы. Буквально через несколько секунд похожий на Бога увидел перед собой тридцать шесть задниц. Более того, ему показалось, что задницы улыбаются. И ясно было, почему задницы так нагло себя ведут: все тридцать шесть микрофонов от воздействия коварной слюны гнусно захрипели и отключились.

Информация кончилась. Похожий на Бога потерял источник знаний. Его интеллект был коварно кастрирован.

Надо отдать ему должное: похожий на Бога никогда не терял присутствия духа и чувства юмора.

– Битва евнухов с драконами! Китайский роман! – сказал он в ответ на появление видеозадниц. Сказал негромко и весело.

Глава 16

Катя ступила в огромный Георгиевский зал, не видя ни золота стен, ни живописи потолков, ни палисандрового узора паркета. Она вообще ничего не видела, ибо от страха закрыла глаза. И так стояла рядом с высокой чеканной дверью, сверкающей золотом.

Дверь закрылась за ней торопливо и бесшумно. Катя услышала, как щелкнули задвижки и запоры – видимо, дверь укрепили с внешней стороны, на всякий случай, если Горынычу вздумается погулять по кремлевским покоям.

Имея желание выйти вон, Горыныч легко спалил бы дверь и расплавил стены – однако это соображение в панике не приняли во внимание. В панике много делается глупостей. За неделю, пока искали девочку, двери и стены зала с внешней стороны обварили в три слоя тугоплавкими титановыми листами, из которых делают двигатели космических кораблей. Научные данные о температуре огня, выдыхаемого Горынычем, отсутствовали. Но, с другой стороны, ничего более тугоплавкого, чем этот космический материал, в распоряжении правительства не было – так что ограничились титаном. Реально – для самоуспокоения. Как говорится, сделали, что могли…

Лязгнули запоры – один, другой, третий; бронебойные сейфовые замки рыча углубились каждый в свое родное бронебойное гнездо. Наступила тишина.

В этой тишине Катя услышала голос, негромкий и, как ей показалось, вкрадчивый:

– Открой глаза, деточка…

Она открыла глаза и увидела перед собой чудо-юдо. То есть никакого огнедышащего дракона в зале не было. Сидел за царским письменным столом толстяк о трех головах. Причем головы Кате показались очень знакомыми по школьным учебникам.

Секунду спустя Катя их узнала. Да и как было не узнать?!

Левая голова, грустная, кудрявая и очкастая, как две капли чего-нибудь, напоминала Антона Павловича Чехова. Центральный профиль, лысоватый, скуластый и злой, бесспорно принадлежал Федору Михайловичу Достоевскому. Морда справа кустистыми бровями и развесистой бородой формировала незабвенный облик Льва Николаевича Толстого.

– Не бойтесь, деточка, – сказал очкарик Чехов. – Мы вас ждали!

Глава 17

Похожий на Бога совершенно не опасался Змея Горыныча. Не боялся этого трехчленного головастика ни с какой стороны. Похожий на Бога знал, что ему достаточно попросить, и головастик исчезнет без объяснения причин. Кого он просил, похожий на Бога не знал. Он поднимал глаза к небу, превращал тело в напряженную каменную стрелу, – тело в такие секунды дрожало, как атомный ледокол, взгромоздившийся на стену пакового льда, – и мысленно желал чьей-то смерти. Месяц-другой спустя объект уходил из жизни безо всяких видимых причин: инфаркт, автокатастрофа, подавился сарделькой.

Справедливости ради заметим: похожий на Бога использовал губительный дар не слишком часто. То есть крайне редко на самом деле. Когда не получалось разрулить ситуацию обычными кремлевскими пилотажными фигурами.

Кто из двух Властителей Небесных выполнял его просьбу, похожий на Бога не знал. И не интересовался. Достаточно было понимания, что такая сила ему дана. Зачем? Именно затем. Чтобы не было преград.

Горыныч – преграда? Или опора?! Вот в чем вопрос. Любимый вопрос.

Глава 18

– Зачем это мне садиться? – в страхе попятилась Катя.

– Не ерепенься, – буркнул борода Толстой. – Садись, в ногах правды нет!

– Постою! – упрямо мотнула головой Катя. – Я не устала!

Диванчик, на который ей предлагалось присаживаться, размещался довольно близко от резного письменного стола. И Катя здраво полагала, что стоять у отдаленных дверей – безопаснее.

Размышления о своей безопасности всегда уместны – даже если ты стоишь на табуретке с петлей на шее…

– Садись, коли просят! – мрачно прохрипел припадочный Достоевский.

Катя приблизилась к диванчику, по-лягушачьи подгребая подростковыми ногами-ластами, пристроила на кремлевский золотошвейный гобелен тощий задок и пригорюнилась. Диванчик оказался упоительно мягким.

Глава 19

Похожий на Бога впервые обнаружил свой губительный дар, когда отправил на тот свет ненавистную тещу. Теща ему досталась совершенно анекдотическая: тупая, грубая, истеричная. И женился похожий на Бога не на жене, а именно на теще, поскольку теща работала в одном из малюсеньких, но весьма привлекательных кабинетов Кремля.

Все произошло случайно – знакомство, ухаживание, торопливый юношеский секс. Но похожий на Бога знал с детства: ничего случайного в его жизни не будет! И когда обнаружил, кто родил его равнодушную возлюбленную, немедленно включил рычаги бешеной страсти и женился. Так попал в Кремль. Поначалу мучился в должности кремлевского курсанта, два года чеканил шаг у могилы Неизвестного солдата. После дембеля получил место в роте охраны. И пошло-поехало.

Похожий на Бога тогда еще совсем не походил на Бога. Был маленький, ладненький, скромненький, работящий и покладистый. К дням рождения начальства сочинял стихи-поэмы. Придумал этот поэтический подхалимаж еще в школе, когда ознакомился с одой великого Державина (который, в гроб сходя, благословил) на тезоименитство великой императрицы. Так что, можно сказать, великий Державин благословил и его тоже – две сотни лет спустя.

Глава 20

Толстяк с тремя головами сидел напротив Кати и улыбался всеми тремя головами одновременно, хотя и по-разному. Очкарик Чехов кривил рот, припадочный Достоевский щурил глаз, а борода Толстой пришлепывал толстыми жадными губами.

Катя была девочка юная, но смышленая. Про любовь престарелых эротоманов к маленьким девочкам подруги рассказывали в минуты взаимных откровений – после домашнего просмотра какой-нибудь порнушки. Бывало, подруги делились собственным опытом, пугающим и притягательным одновременно.

Короче говоря, Катя была девственницей не по убеждениям, а волею случая. И насчет толстяка с тремя старосветскими головами особенно не заблуждалась. Поэтому первая мысль, посетившая девичью головку после обретения чуда-юда, не на шутку смутила.

Если у него три головы, то и тот самый мужской инструмент у него тоже имеет три ствола? Или нет? А если да, то как? Что будет? Подумать страшно.

С другой стороны, руки – две, ноги – две, всё как у людей. Может и со всем прочим обойдется?

Глава 21

На уроках литературы одноклассники хихикали, кукожили носы, злобно вымучивали тяжеловесные державинские строки, написанные полумертвым языком XVIII века. А похожий на Бога тут же уловил суть. Смысл. Понял могущество слова. И через недельку накатал поэму ко дню рождения классной руководительницы. Та растаяла. И заказала ему юбилейную поэму для директора школа. Тот просиял, выслушав изобретательное стихоплетство, посвященное терниям директорской судьбы. Тут же освободил юного поэта от уроков, потребовал немедленно сочинить оду заместителю министра. Заместитель женил сына, директор школы попал в список гостей. Стихотворное поздравление молодых показалось директору и своевременным, и уместным. Так пошло-поехало. Заместитель министра осчастливил стихами своего начальника, тот – своего… Оказалось, власть предержащие обожают стихи. Не вообще стихи, а конкретные, посвященные их властительному брюху.

Почему Союз писателей выпустил из рук это могучее оружие, почему отдал на откуп никому не известному ловкачу – знает один Создатель. Такова жизнь: умных много, ловких мало!

Судьбе было угодно сочинить лихой сюжет. Она вознесла простого человека из рабоче-крестьянской семьи в небесные сферы. И в конце концов сделала похожим на Бога. Зачем? Спросите у автора сюжета, если сможете!

Глава 22

– Гибнет страна-муравия. Будем реанимировать, – сказал очкарик Чехов.

– Зачем спасать мудаков? – ответила специальный агент Клио.

– На этот вопрос нет ответа, – нахмурился припадочный Достоевский. – Такая у нас профессия. Нас, Горынычей, посылают для реанимации. Приходим, помогаем, огнем и хвостом.

– Приходим. Спасаем. Уходим, – поддержал борода Толстой.

– Зачем притворяться дракончиком? – осторожно поинтересовалась спецагент Клио.

– Народ требует, – буркнул припадочный Достоевский. – По-другому не понимает. Любит, когда его жрут в паленом виде. Не зря шашлык – национальное блюдо.

– Вам надо, вы и спасайте! – произнесла спецагент Клио. – Я тут при чем?

– Ты хамить-то прекрати, – кислым голосом отозвался очкарик Чехов. – А то ведь сожрем к чертовой матери.

– Подавитесь! – уверенно сказала спецагент Клио.

Три головы переглянулись.

– Если бы руки принадлежали мне одному, – сказал очкарик Чехов, – я бы развел руками.

– Будем спасать то, что есть, – вздохнул борода Толстой.

– То, что осталось! – скрипнул зубами припадочный Достоевский.

– Ну да, ну да, вы предупреждали! – насупился борода Толстой. – И хватит об этом. Ваших заслуг никто не отрицает. Работать надо, а не хвостом махать.

– С кем работать? Вот с этим? – взвился припадочный Достоевский.

– А что? – сказал борода Толстой. – Детективы писать сможет. Научим – будет писать. Вот и вернем культуру в массы!

– Простите, – вмешался в перепалку очкарик Чехов, – вы сказали, культуру?

– Да, я сказал культуру. И не надо на меня так смотреть. Один припадочный, другой чахоточный. Я среди вас – единственная здоровая голова. Извольте слушать!

Глава 23

Теща в своем кремлевском кабинетике лоснилась добротой, как масленичный блин медом. Ворковала, а не разговаривала. Мурлыкала по телефону, снимая трубку аппарата с гербом. Кокетливо стреляла глазками, решая государственные вопросы. Короче говоря, олицетворяла женственность в одном отдельно взятом мужском санатории. Но, придя домой, рычала от бешенства, сбрасывала вместе с пальто все гадкие приспособления и уловки. Аппаратный санаторий называла крематорием. Настаивала на праве дома быть собой. Расслаблялась и оттягивалась.

Мужа она быстренько довела до окончательного инфаркта. Выпрямила-проутюжила все мозговые извилины родной дочери. И тут напоролась на зятя.

Зять, тогда еще не похожий на Бога, терпел и улыбался, терпел и улыбался. Изредка, запершись в туалете, давал волю природным чувствам. Там все и произошло. Как-то перед сном, униженный и оскорбленный почище героев одноименного романа, он нырнул в туалетную комнату. Закрыл дверь на задвижку, поднял глаза к лепному потолку, обратился в каменную стрелу, сотрясаемую волнами космического гнева. И попросил. Кого? Не знал кого. Просто попросил.

Две недели спустя теща улетела отдыхать во Францию и неожиданно утонула в теплых волнах Средиземного моря.

Похожий на Бога узнал о своем даре. И понял: все не просто. Не просто так небеса дают и отнимают.

На нем – миссия. И она выполнима.

Глава 24

– Про ваших внебрачных детишек мы кое-что слышали, так что не надо притворяться святым! – обиженно сказал очкарик Чехов. – Тем более, как известно, это именно вы – кривое зеркало русской революции!

– Я – зеркало первой русской революции, а не второй! – обиженно возразил борода Толстой. – Если бы идею непротивления злу насилием воспринял народ…

– Что говорить о том, чего народ не воспринял? – набычился припадочный Достоевский. – Может быть, непротивленцам не стоит больше учить жизни? Мы, припадочные, как-нибудь обустроим Россию по своему разумению. Поверьте, будет хорошо.

– Ага! – борода Толстой зашелся дробным старческим смехом. – Построите всеобщее счастье без единой слезы ребенка? Посмотрим, как это вам удастся! Вот он, ребенок, перед вами. Ей пива не дадут – она и заплачет!

– Господа, – мягко остановил дискуссию очкарик Чехов. – Нужны идеи, а не взаимные претензии. Лев Николаевич, мы готовы выслушать вашу точку зрения. Вы полагаете, страну спасут детективы?

– Конечно, – сказал борода Толстой. – И не просто детективы, а именно женские детективы. Катерина тут напрямую пойдет в дело. Пойдешь, Катерина?

Он улыбнулся спецагенту Клио, обнажив кривые стертые зубы. Спецагент Клио ничего не поняла из их разговора, кроме одного: сегодня ее не сожрут.

– Грамоту она знает? – кисло поинтересовался припадочный Достоевский.

– Грамоту знаешь? Письму обучена? – подхватил борода Толстой.

– Обучена, – сказала спецагент Клио. – Но не люблю писать. Можно сказать – ненавижу! Особенно сочинения.

– А кто любит… – покачал головой припадочный Достоевский. – Мы, что ли? Подопрет нелегкая, так и напишешь… И то сказать, рукой водить, не разгибаясь, да еще целых полгода – за какие-то подлые копейки. Разве у нас романами проживешь?

Глава 25

Президент-победитель поначалу, в детстве, конечно же, гордился Кремлем и любил его, как и все примерные школьники. Но вот когда подрос, сделал карьеру и первый раз самым привычным образом помочился в японский фарфоровый унитаз прямо в кремлевских стенах – тут с ним приключилась психологическая аберрация.

Унитаз, надо сказать, был удивительный, именно что кремлевский – он играл музыку, сам себя дезинфицировал и обволакивал благовониями, располагал дисплеем, на который немедленно выносились результаты анализа мочи, и прочее-прочее-прочее, включая такую мелочь, как подогрев сидения, изготовленного по индивидуальному слепку с задницы Президента. То есть чудеса на уровне унитаза имели место быть, но сам факт того, что в кремлевское чудо можно было заурядно «отлить», как-то изменил психику Президента, его отношение к Кремлю, да и к стране в целом. Все оказалось проще, примитивнее, доступнее, чем это представляется по другую сторону краснокирпичной венецианской стены.

Годик-другой спустя ездить в Кремль ему надоело. Мигалки, сирены, опасные московские улицы – к чему это? Тратить драгоценное время жизни на поездки – и к кому? К подчиненным? Зачем? Если они подчиненные – пусть и демонстрируют свое подчинение, приезжают на поклон, тратят свою жизнь на суету сует. А он, Президент-победитель, разве не в состоянии возвести пару-тройку затейливых башенок в синем реликтовом лесу, на берегу сказочного серебряного озера, где воздух свеж и прохладен в любую погоду, бодрит и румянит, радует глаз драгоценными пейзажами в стиле музейного Левитана.

Короче говоря, кремлевский свой кабинет Президент-победитель посещал крайне редко. Жил и работал в доме с башенками на берегу озера. К нему ездили по скоростной трассе литеры А. Для срочных случаев оборудовали видеотелефон. Которого очень боялся похожий на Бога. Ибо разговор по видеотелефону лишен дружеского магнетизма и несколько фальшив по своему электронному звучанию. Маленькая же фальшь очень быстро может привести к утрате большого доверия.

Похожий на Бога плюхнулся в салон бронированного немецкого лимузина. Лимузин помчался во дворец с башенками на берегу озера – докладывать.