Текст книги "Габриэль Мария. Сборник рассказов"

Габриэль Мария
Сборник рассказов
Искандер Муратов

© Искандер Муратов, 2016

ISBN 978-5-4483-1750-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Отдельная благодарность за предоставление своей фотографии замечательной и очень талантливой актрисе Московского драматического театра имени А. С. Пушкина Анастасии Лебедевой.

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельца авторских прав.

Посвящаю маме, Д. М.

Самое жестокое одиночество – это одиночество сердца.

Пьер Буаст

Габриэль Мария

Канун Рождества, Брюссель. 2012 год.

Он лежал полуобнажённым на кровати и смотрел на меня своими красивыми, жгуче-чёрными глазами, обрамлёнными густыми и длинными ресницами. Я очень редко встречала мужчин с таким выразительным взглядом. Он был невероятно хорош собой.

Когда он обнимал меня большими сильными руками, я растворялась в нём вся без остатка. Он накрывал меня своими массивными плечами, словно морская волна. Казалось, они защитят меня и укроют от самых больших бед и потерь. Но я прекрасно понимала, что он – это всего лишь иллюзия, мой клиент, который через несколько минут заплатит мне и уйдёт. Возможно, мы больше никогда не встретимся.

– Мари – твоё настоящее имя? – вдруг он обратился ко мне.

– Да, это моё настоящее имя. Тебя что-то смущает? – ответила я, изображая безразличие. Хотя его голос пьянил меня не хуже дорогого алкоголя, а моё тело ещё не остыло от его объятий.

– Обычно девушки твоей профессии называют себя другими именами. Меня Петером зовут. Я живу здесь неподалёку и работаю на шоколадной фабрике, – непринуждённо сказал он, продолжая вальяжно лежать на кровати.

– Тебе пора уходить, Петер. Твой час прошёл, и сейчас сюда придёт Джакомо. А он не любит, когда клиенты задерживаются.

– Конечно, я сейчас уйду. Подай мне, пожалуйста, мои вещи.

Я взяла с кресла его дорогие брюки и рубашку и небрежно бросила их на кровать. Он молча встал, оделся и, уже стоя возле двери, произнёс:

– Ты очень красивая, Мари.

– Благодарю. Тебе пора, – украдкой ответила я.

Он улыбнулся и вышел за дверь.

Иногда бывают такие клиенты, на которых я смотрю не как алчная проститутка на кошелёк, а глазами самой обычной девушки, мечтающей о настоящей любви, которую заслуживает и желает каждая женщина. Но как правило, мужчины, близкие к идеальным, знают себе цену и вряд ли захотят связать свою жизнь с той, через которую прошли десятки, а то и сотни мужских тел. Поэтому мои грёзы как быстро загораются, так же быстро и угасают, оставляя после себя лишь приятное послевкусие хорошего французского эклера.

Сегодня канун Рождества и я, наверное, больше уже работать не буду. Ловко стянув с себя чулки и кружевное бельё, я надела уютную, по-детски простую домашнюю пижаму. Мне в ней невероятно удобно и тепло. Всякий раз надевая её, я вспоминаю свой дом и родных, свой город, в котором родилась и выросла, свою юность. Прошло много лет после моего переезда из Кишинёва, но пижама и маленький плюшевый мишка всегда были со мной.

Вчера я купила большую индейку, которую сегодня буду запекать в духовке. Ко мне должна прийти моя приятельница Софи. Она француженка и тоже представительница экстраординарной профессии. У Софи есть мечта – она хочет купить себе красивую шубку за тысячу долларов. Уже долгое время она копит на свою мечту, но аренда квартиры и другие расходы всё отдаляют и отдаляют исполнение заветного желания. Мы хорошо ладим. Мне с ней непринуждённо и легко. Часто мы остаёмся вместе, заказываем море пиццы и пива. Болтаем, смотрим фильмы и просто неплохо проводим время. Подруг у меня нет. Я их не завожу принципиально. Да и какие могут быть подруги среди проституток?

У нас с Софи есть маленькая тайна. Мы практикуем с ней лесбийские игры. И нам это нравится, чёрт возьми! Мы обе понимаем, что это всего лишь увлечение, не более того. Но нам очень хорошо вдвоём в такие моменты. Когда мужской трафик проходит через твою постель, ты перестаёшь получать наслаждение от настоящей красоты отношений между мужчиной и женщиной. Секс постепенно превращается в работу. Именно тогда мы и нашли успокоение друг в друге. Хотя в глубине души я понимала, что это всё ненадолго.

Софи принесла кучу пакетов с едой и напитками. Поставив их на стол, достала из одного бутылочку виски и задорно произнесла: «Мари, детка! Сегодня мы будем отрываться! И никто не посмеет нам мешать! Ура-а-а!»

Я была рада такому настроению своей приятельницы. Наконец наступило Рождество и можно отдохнуть от грубого мужского секса, не думая ни о чём, без хлопот. Я подошла и поцеловала её в губы. Страстно и нежно, как может целовать только женщина женщину, а она в ответ на мой поцелуй обняла меня так, что всё моё тело стало мягким, и я сразу же принялась ласкать её в области шеи, нежно покусывая и впитывая аромат её духов и запах её тела.

– Подожди, подожди, Мари. У меня звонит телефон.

– Телефон? Но я не слышу.

– Он стоит в режиме вибрации, – ответила Софи, доставая мобильный из кармана курточки.

– Алло, – сказала она. – Да, конечно. Я передам. Это тебя. Джакомо, – сказала Софи и протянула трубку мне.

– О боже! Что ему нужно?! – почти шёпотом возмущённо произнесла я.

– Я не знаю, возьми трубку, Мари. Это же Джакомо!

С Джакомо шутки были плохи. Его слова не подвергались обсуждению, все указания, которые он давал, исполнялись беспрекословно. Поэтому я решила не искушать судьбу и взяла в руки трубку.

– Да, Джакомо, – беспечно произнесла я.

– Привет, малышка. Не хочу портить тебе праздник, но тут поступил заказ. Клиент очень хорошо платит. По голосу похоже, что это пожилой мужчина. Он обращается к нам впервые, по-моему, клиент «жирный». Короче говоря, собирайся и поезжай к нему. Адрес я отправлю тебе по эсэмэс. И да, детка, ты почему не отвечаешь на мои звонки?

– А ты разве звонил? Но я не слышала.

– Впредь будь внимательнее к своему телефону. Я просто так не звоню, ты знаешь. Итак, ты принимаешь заказ?

– У меня есть выбор?

– Мари, детка, выбор есть всегда. Ты можешь отказаться или можешь поехать, обслужить и вернуться домой.

– Мы собирались с Софи отмечать Рождество. И я не хотела сегодня больше работать.

– Мари, ты заставляешь меня нервничать, – ответил Джакомо. Его голос из игривого мгновенно перешёл в жёсткий баритон.

– Я поеду. А помоложе не было клиента, Джакомо?

– Какая тебе разница, малышка? Мы не обсуждаем возраст клиента. Или ты забыла? Пусть это будет хоть прыщавый ботан или столетний старик, твоё дело обслужить, забрать деньги и свалить! Всё! Меньше слов, детка, – разгневано ответил он и отключился. Я посмотрела на экран своего мобильного, увидела два пропущенных вызова и кинула телефон на диван. Настроение было испорчено вконец.

– Что? Клиент? – уныло спросила Софи.

– Надо же, я тоже иногда забываю, что отключаю звук на телефоне. Клиент. Да ещё и старик к тому же. Что у нас за жизнь, Софи? Я не могу даже в Рождество остаться дома.

– Не переживай, солнышко. Уверена, ты быстро вернёшься.

Я переключила режим на телефоне, и тут же пришло эсэмэс от Джакомо с указанием адреса клиента. «Улица святого Жилле, дом четыре, квартира девятнадцать», – прочла я.

Моя профессия приносит мне неплохой доход. Но это самое дно жизни. Где твоё мнение не значит ровным счётом ничего. Я надела на себя опять костюм проститутки и вылетела в ночь.

В Брюсселе потихоньку начинался закат. Шумный поток машин освещался яркими лучами уходящего солнца. Ничего хорошего в этом не было. За ночь всё то, что за весь день растопило своим теплом солнце, примёрзнет и превратится в каток. Мне снова придётся пробираться на каблуках по тротуару, покрытому ледяной плёнкой.

У меня было единственное желание – поскорее обслужить этого клиента и вернуться домой к моей Софи.

Такси остановилось у четырёхэтажного дома постройки прошлого века.

Я вошла в подъезд и с трудом поднялась по массивным ступеням. Дойдя до нужной двери, я нажала на кнопку дверного звонка. Через какое-то время дверь мне открыл мужчина преклонного возраста в инвалидной коляске, но выглядевший бодро. Я подумала, что ошиблась квартирой, извинилась и отошла немного назад, чтобы сверить номер квартиры и адрес, который мне прислал Джакомо. Но ошибки не было. Мой сегодняшний клиент – старик в инвалидном кресле.

– Я не перепутала? Это квартира девятнадцать? – растерянно обратилась я к мужчине.

– А ты Мари? – с лёгкой улыбкой на лице ответил он.

– Мари, – потеряв всякую надежду на спасение, сказала я.

– Проходи, милая. Не стесняйся. Меня зовут Альфред.

В какой-то миг мне захотелось развернуться и сбежать. Но бегство не спасло бы меня от гнева сутенёра за сорванный вызов. Я даже на минуту не могла представить, как можно голой находиться рядом с этим мужчиной. Мне хотелось заплакать от отчаяния и безысходности.

«Ну и сволочь же ты, Джакомо! Спасибо за рождественский подарок», – подумала я и шагнула в квартиру.

Стены огромной прихожей были обклеены красивыми обоями, подобранными со вкусом. Повсюду были развешаны картины больших и маленьких размеров.

– Это копии. Я очень люблю живопись. Но к сожалению, не могу себе позволить тратить большие деньги на покупку оригиналов. Поэтому мне приходится довольствоваться копиями высокого качества, – сказал старик, увидев, что я разглядываю картины, снимая свою обувь.

Мне было совершенно всё равно, что висит на стенах – копия или оригинал, я хотела быстрее обслужить, если это было возможно вообще, и уехать домой. Но Альфред не унимался и сидя в своём кресле, продолжал рассказывать мне об искусстве.

– Вот то, на что ты сейчас смотришь, это Марк Шагал. Слышала о таком художнике? Он российский, белорусский и французский художник еврейского происхождения. Помимо графики и живописи, он занимался также сценографией, писал стихотворения на идише. Один из самых известных представителей художественного авангарда двадцатого века. Эта картина называется «Бэлла в белом воротничке», – сказал он и, задумавшись на секунду, добавил: – В своём знаменитом белом воротничке. Это его супруга. Он любил её как бога. На протяжении совместной жизни длиною в тридцать пять лет он рисовал свою Бэллу. Даже после её смерти художник не смог забыть свою любовь. В работах Шагала, которые он написал после смерти своей жены, все образы женщин очень похожи на Бэллу Розенфельд.

Старик рассказывал мне с чувственным упоением про работы Шагала, про историю его жизни. А я стояла, слушала и злилась, думая о том, как мы с Софи будем отмечать Рождество. Как только он на минуту замолчал, я улыбнулась и язвительно произнесла:

– Вы простите меня, но, может, мы уже пройдём в спальню? Я тороплюсь. Я обслужу вас и уйду.

– Да-да, конечно! Проходи! Но не в спальню пока, а на кухню. Она у меня большая. Проходи! – ответил он, указывая развёрнутой ладонью в сторону кухни.

«На кухню. Прекрасно. Встреча затягивается. Видимо, он хочет продолжить рассказывать мне про живопись. Вот чёрт», – подумала я и прошла за Альфредом.

Кухня была действительно большая. Всё было расставлено по своим местам. Здесь было необыкновенно чисто и уютно. Я обратила внимание на тюль, который висел на окнах. Он был похож на тот, что висел у меня дома в Кишинёве. Посередине кухни почти у окна стоял стол, накрытый по высшему разряду. В хрустальные графины был разлит компот, величественно стояла бутылка красного вина, на тарелках были разложены аккуратно нарезанные тунец, сёмга и форель. В центре стола красовалась запечённая индейка, посыпанная зелёным горошком.

– Вы ждёте гостей? – спросила я.

– Гостью. И она уже здесь. Я ждал тебя, Мари, – сказал Альфред улыбаясь.

Я обернулась назад, туда, где стояло кресло старика, и постаралась разглядеть его получше. Благородно зачёсанные назад седые волосы, обаятельная улыбка, хоть и на старческом лице, говорили о том, что некогда в молодости он был интересным мужчиной. Он проехал мимо меня на своём кресле и жестом пригласил к столу. Затем вытащил портмоне и стал отсчитывать деньги.

– Я примерно знаю, Мари, сколько ты берёшь за час. За ночь тариф в три раза больше, правильно? – обратился он ко мне наконец с вопросом, который меня интересовал больше всего последний час.

– Всё верно. Но я не останусь на ночь. При всём моём уважении к вам. И сколько бы вы мне ни заплатили, я не могу задержаться у вас больше чем на два часа. Меня ждут дома, простите.

– Если я заплачу тебе пять тысяч евро? – спросил он и отсчитал из своего портмоне сумму, которую я не заработаю за целый месяц и даже за два.

Я поперхнулась своей жвачкой, которую пришлось проглотить, от услышанного мною. Вот что значит запах денег. Как говорится: «Всё, что не решается за деньги, решается за большие деньги».

– Для чего вам выбрасывать такую большую сумму на ветер? – спросила я. Сказать по правде, мне хотелось выхватить эти деньги у него из рук и убежать из этой квартиры от этого немощного старика. «Если он так разбрасывается деньгами, значит, у него их много. Наверное, надо остаться. Тем более что в деньгах я нуждаюсь. Мне только нужно позвонить Джакомо и Софи и правильно всё объяснить», – подумала я.

– Пусть вопрос моих денег тебя не беспокоит. Я повторю, если я заплачу тебе пять тысяч евро, готова ли ты провести со мной ночь? Единственное условие – ты будешь делать всё, что я захочу. Естественно, не причинив тебе никакого вреда. Всё только по обоюдному согласию, – произнёс старик, с интересом глядя мне в глаза.

В какой-то момент мне показалось, что я веду разговор с полноценным мужчиной, одним из моих клиентов. Настолько уверенно и с достоинством вёл себя этот старик. «Что значит, будешь делать всё, что я скажу? Откуда я знаю, что у него на уме? Сексуальное рабство? Унижение? Плётки? Неужели передо мной сидит старый извращенец? Хотя чего я сейчас испугалась? Всякое бывало в моей жизни. Ведь я проститутка», – подумала я и ответила:

– Хорошо, Альфред, я проведу с вами ночь. Мне не хочется вас ничем обидеть сейчас, но я даже в мыслях не могу представить, как мы с вами будем заниматься сексом. Такой клиент, как вы, у меня впервые.

Старик выслушал меня, потом громко рассмеялся, откидывая голову назад. Наконец успокоился, перевёл дыхание и медленно отсчитал из портмоне десять красных купюр по пятьсот евро.

– Мари, ты действительно думаешь, что я, вот такой немощный и дряхлый старикашка, пригласил к себе в дом проститутку, чтобы предаться с ней любовным утехам? Благодарю тебя за мнение обо мне, но оно ошибочное.

– Я не понимаю вас, Альфред. Что тогда? Вы будете просто смотреть на меня? Мне станцевать для вас? – с удивлением спросила я.

– Бог с тобой, милая. Ничего не нужно. Просто поговори со мной. Мне иногда не хватает простого человеческого общения.

– То есть за беседу с проституткой вы готовы отвалить баснословную сумму? – удивлённо спросила я.

– Думай, как хочешь, – спокойно ответил он.

– Удивительно. Обычно меня вызывают совсем по другому поводу. И мало кого интересуют разговоры. Бывали, конечно, мужчины в возрасте, простите, которые уже ни на что не способны. Так они просто просили, чтобы я обнажённой полежала рядом с ними. А они, в свою очередь, трогали моё тело и этим, наверное, удовлетворяли самих себя. Они были моложе вас. Такой случай, как с вами, – провести ночь за разговорами – со мной впервые.

– В жизни всякое бывает. Я не стану спорить с тобой, Мари, – ответил Альфред.

– Поверьте, не только мужчины, но и дамы преклонного возраста иногда вызывают парней, а бывает, что и девушек. Вообще, с того момента, как я стала работать проституткой, мне стало понятно, что среди людей преклонного возраста есть много извращенцев. Порою у них такие изощрённые фантазии, что у меня даже язык не повернётся всё пересказать.

– Каждый из нас, милая, хранит в своём подсознании какие-то желания, мечты. Чаще всего к концу жизни они так и остаются нереализованными. Но есть смельчаки, счастливцы, если хочешь, которые тратят свои последние дни и деньги на развлечения, не желая ограничивать себя ни в чём. Даже в плотских утехах. И не нам их осуждать, – сказал он, разливая вино по бокалам.

Мы подняли бокалы, и Альфред начал говорить тост:

– Всё в этой жизни имеет свой смысл. Поверь, случайностей не существует. Хотя, возможно, они и есть в нашей жизни, право, я не знаю. Вот ты сейчас, наверное, удивляешься, зачем я, старый дурак, на старости лет накрываю стол, вызываю представительницу самой древней профессии на земле, плачу ей огромные деньги и всё это для того, чтобы ты просто пообщалась со мной? Да, это всё именно так. И я решил это уже давно. Когда-нибудь ты поймёшь смысл сегодняшнего рождественского вечера. У тебя впереди будет много поводов для застолья. А у меня это последнее Рождество. Завтра утром я еду на эвтаназию. Ты, наверное, знаешь, что это такое? Нет? Ну и неважно. Так вот, я хочу выпить за то, чтобы все твои потаённые мечты и желания сбылись. Сбылись своевременно, в срок. Я желаю тебе обрести счастье со своим принцем, чтобы вместе радовались каждому восходу и закату солнца. И прожить свою жизнь не зря. Давай выпьем за тебя, Мари!

– С удовольствием, Альфред! – ответила я.

Он был совершенно прав, я не знала, что такое эвтаназия. Вероятно, это какая-то медицинская процедура. Я вообще не понимала многих слов, которые он говорил.

– Прости мне мою бестактность. Откуда ты? Сколько тебе лет? – спросил Альфред.

– Поверьте, ваши вопросы не самые бестактные, на которые мне приходилось отвечать. Поэтому не стоит извиняться. Я из Молдовы. Мне почти тридцать лет, и зовут меня Брэйляну Габриэль Мария.

– Как божественно звучит твоё имя, Мари! Кто твои родители? Расскажи о себе. Да ты совсем не прикасаешься к еде. Почему? Вовсе необязательно спрашивать у меня разрешения на это. Прошу тебя, – сказал Альфред и указал на стол, приглашая к трапезе.

– Особо о себе рассказывать мне нечего, милый Альфред. Родилась я в Молдове. Корни у меня румынские. Дедушек и бабушек своих я не помню, впрочем как и своего отца. По словам моей мамы, он был офицером и служил в Молдове. Звали его Николаем. Они познакомились на танцах, когда в моду вошли такие группы и исполнители, как AББА, Бони M, Джо Дассен, Пинк Флойд и Демис Руссос. Мама рассказывала, что он был очень красивым. Дома сохранились какие-то его фотографии, но это всё. Больше ничего мы о нём никогда не слышали. Мама пыталась его разыскать, конечно, даже дядю Марика отправляла на его поиски, но всё было впустую. Она не успела ему сказать о том, что беременна.

Долгое время она и сама не знала. Ну а когда всё стало известно, он уже был в Москве или ещё где-нибудь.

Моя мама, слава богу, жива и здорова. У меня есть младший брат Даниэль. У него скоро свадьба. Мы с мамой копим деньги.

В детстве я ходила на танцы. Наверное, благодаря занятиям мне удалось сохранить красивую фигуру. Всегда хорошо училась в школе и поступила в Кишинёвский педагогический университет на факультет иностранной филологии.

Мама работала на двух работах, чтобы прокормить нас с Даниэлем.

Ну а потом так сложились обстоятельства, что я на протяжении уже нескольких лет живу в Брюсселе. И мне здесь нравится, – сказала я, жуя ножку индейки, которую за разговором отрезала и положила себе на тарелку.

– А как же ты попала сюда? Ты не рассказала мне этого. Прости, что упорствую. Мне очень интересно.

– Когда я училась на четвертом курсе, я как-то встретила свою однокурсницу Натали с параллельного потока. Она рассказала мне, что скоро уезжает в Брюссель работать по контракту. На то время этот город ассоциировался у меня с чем-то очень загадочным. Я читала про него только в книжках и знала о нём по фильмам. В тот день мы поговорили с ней и разошлись. Вернувшись домой, я увидела маму, которая, сгорбившись и склонив голову набок, несла своим хрупким телом большую тыкву. Мне стало её очень жалко. Я подбежала к ней, и мы вместе донесли эту тыкву домой. В тот день я иначе посмотрела на свою маму. Глубокие морщины на её лице, тусклый взгляд обремененной заботами женщины, которой только под пятьдесят, не давали мне покоя. Постоянные переживания и заботу о нас, её подрастающих детях, не в силах была скрыть никакая косметика. Именно в тот момент я поняла, что больше не могу продолжать учёбу. Для чего мне диплом? Когда я и так могла разговаривать на английском и французском. Я позвонила Натали и попросила её дать мне адрес фирмы, которая отправляла её на работу за рубеж. На следующий день я поехала туда и прошла собеседование. Через несколько дней мне сообщили, что я могу ехать получать визу. Хорошо помню, как обрадовалась моя мама, когда узнала о том, что я прошла отбор. Но она не знала, что я еду работать. Ей я сказала, что выиграла грант на обучение за границей. Потому что у мамы очень слабое сердце, да и она никогда бы не поняла моего поступка. Время и обстоятельства заставили меня пойти на такой шаг. Надо было поднимать семью, зарабатывать деньги. Я толком и не ощутила всех прелестей студенческой жизни. Вот так, собственно, я и оказалась здесь, в этом городе.

Сначала я работала официанткой в одном из кафе, в самом центре Брюсселя. Это чудное кафе мадам Кларис. Там выпекают отменные штрудели и круассаны.

В один из дней в наше кафе зашёл посетитель. Позднее от девочек я узнала, что это местный сутенёр Джакомо. Я подошла к нему и поинтересовалась, нужно ли ему что-нибудь. Он, в свою очередь, попросил меня присесть. Я села напротив него, и он стал восхищаться моей красотой. А потом совершенно спокойно и непринуждённо предложил мне работу проституткой. Назвал соблазнительные расценки за услуги и заверил, что мне не придётся стоять в любую погоду на улице под фонарями. Я встала из-за стола и дала ему пощёчину. На что он всего лишь лукаво улыбнулся. Я сказала ему, что моё воспитание не позволит мне выбрать такую профессию. Но, как видите, я в ней. Обстоятельства сложились таким образом, что мне просто пришлось найти этого Джакомо и пойти на его условия. Да и разыскать его не составило никакого труда. Он был постоянным клиентом этого кафе.

– И каковы же были те твои обстоятельства, что тебе пришлось перейти на его сторону? – встрял Альфред в мой откровенный монолог.

– Тогда очень сильно заболел мой младший брат. Мама говорила по телефону, что всё хорошо и он поправляется. Но я понимала, что тех денег, которые я отправляла домой, не хватает. Я долго думала и долго выбирала между своими моральными принципами и помощью семье. На кону стояло здоровье моего братика. И мне пришлось убрать свою гордыню далеко во внутренний карман своей совести.

В один из очередных визитов Джакомо я подсела к нему за столик и сказала, что принимаю его предложение. Он выслушал меня и, улыбнувшись, сказал фразу, которую я вспоминаю всегда и которая до сих пор ломает меня изнутри: «Ты хорошо подумала? В этой профессии назад дороги бывают редкими!»

Я ответила ему, что согласна.

На следующий день мы встретились, и он передал мне ключи от своей квартирки со всеми удобствами в центре города.

Как это обычно и бывает, моим первым клиентом был он сам, затем его друзья. В свой первый день работы проституткой я поняла, что мои мечты и надежды умерли. Я горько плакала той ночью. Мне было очень больно и физически, и морально. Я не найду слов, чтобы описать всё, что я чувствовала тогда. Потом пошли обычные клиенты с улицы. Я стала привыкать. Иногда в день мне приходилось открывать по две пачки презервативов. А были и такие, которые пытались нагло изнасиловать меня, совершенно не предохраняясь. В такие моменты я нажимала кнопку вызова наших охранников. Мне было очень стыдно делать всё то, о чём просили эти извращенцы. Я до конца не понимала, что происходит со мной. У меня так и не получилось свыкнуться с мыслью, что я проститутка и то, что я делаю, – это просто моя работа. Наступали моменты, когда от боли и отчаяния я готова была даже повеситься. Но всегда образ моей семьи, которая нуждалась в моей поддержке, стоял перед глазами. И это спасало.

Кстати, Джакомо оказался неплохим человеком. Он всегда относится к нам с уважением и никогда не позволяет нас унижать. За это я ему благодарна. Вот и вся история девочки из провинции, – закончила я.

Альфред молча слушал. И, как только я закончила свой рассказ, он задал мне вопрос, от которого меня бросило в жар. Но тем не менее я ответила на него, потому что мне было хорошо и спокойно на душе. Мне приятно было провести вечер за беседой с этим пожилым мужчиной. Давно я не выворачивала душу наизнанку, оголяя все свои сердечные кровоточащие раны и переживания.

– Я ни в коем случае не осуждаю тебя и твою профессию. Каждый из нас сам выбирает свою дорогу. И у каждого из нас свои мотивы поступать так или иначе. Скажи мне, ты умеешь ещё любить? Любить по-настоящему?

– К сожалению, за все эти годы через меня прошло слишком много мужчин. И я уже не знаю, способна ли я на такое чувство или нет. Точно знаю одно, что любить нужно не за красоту тела. Это проходящее. В человеке нужно полюбить душу. Родственную душу. Сегодня очень редко можно встретить именно своего человека. Свою половину. В моём сознании есть образ мужчины, которого я любила. Это было давно, в юности. Но он до сих пор остаётся в моей памяти как первая любовь. Я согласна с высказыванием, не помню, где и когда я его прочла или услышала, что любовь бывает единожды, а всё остальное лишь её тени. Я не знаю счёта всех мужчин, которых я обслужила. В последнее время я и моя подружка Софи стали наслаждаться лаская друг друга. Мы практикуем лесбийские игры. И нам это нравится, хотя, может, так и не должно быть. И как вы думаете, после всего, что вы сейчас услышали, я всё ещё способна на любовь? Могу ли я приблизить мужчину не к своему телу, а к душе?

– Конечно, способна, девочка моя! Идём, я тебе кое-что покажу. Поднимайся, – вдруг неожиданно сказал Альфред.

Мы вышли в коридор, и он свернул в комнату, по виду напоминающую спальню. Казалось, время в этой комнате остановилось много лет назад. Спальня была нежилой. Она была роскошно обставлена, но не было жизни в этой комнате. Кровать была идеально заправлена. По обеим сторонам от неё стояли большие торшеры в виде индийских слонов. На полу лежал огромный ковёр, краски которого выцвели со временем, и он смотрелся нелепо на общем фоне изысканной спальни.

Альфред заметил мой взгляд, задержавшийся на ковре, и сказал:

– Ты сейчас думаешь, Мари, о том, как ковёр портит вид спальни, не так ли? Но прежде чем ты выскажешь свои мысли, я скажу тебе, что это самый настоящий персидский ковёр. Ему более ста лет, я привёз его из экспедиции, когда мне было тридцать с лишним. Сейчас мне семьдесят семь лет. То есть он лежит на одном месте без малого сорок лет. А теперь идём в другую комнату, – сказал он и выехал снова в коридор.

Это была детская. Комната была обставлена детской мебелью, а стены обклеены обоями с изображением разных сказочных персонажей. Он никак не комментировал эту красивую комнату, просто дал мне насладиться ею. Через несколько минут я не выдержала и сказала:

– Вашим детям повезло провести своё детство в таких условиях.

Но Альфред упорно молчал. Он развернулся и снова выехал в коридор. Следующее, что предстало перед моими глазами, – зал. Но комната была не совсем похожа на зал в представлении каждого из нас.

– Это комната, в которой я провёл всю свою жизнь. Это мой кабинет, моя гостиная, моя спальня, моя земля обетованная, мой ковчег, моё пристанище. Это место, в котором я забывал, что такое одиночество, и часто спасался от пагубных мыслей. Прощался со своими мечтами, которым не суждено было сбыться. Прошу, – сказал он, и я вошла первой.

Я была поражена величественностью комнаты. На стенах в деревянных рамках висели научные плакаты, копии картин. В центре комнаты стоял большой глобус на ножках в виде таких же слонов, что я видела в спальне. В углу комнаты стоял рабочий стол. Он был завален книгами и разными бумагами, среди всего этого проглядывался компьютер. Напротив стола висел плоский телевизор. Огромные кожаные диваны у стен дополняли роскошь комнаты. Меня поразила небольшая кровать, напоминающая раскладушку в дальнем углу комнаты. «Неужели он на этом спит?» – подумала я, но вслух произнесла:

– Настоящий кабинет археолога. Всё говорит о том, что здесь проводит время человек науки. А кто же наводит порядок во всей этой квартире?

– Есть служба, ребята из которой приезжают и убирают раз в неделю. Неплохая, кстати сказать, служба. Не первый год пользуюсь их услугами.

– Вы знаете, Альфред, мне всегда нравились учёные. Ведь если бы не люди вашей профессии, нам не удалось бы узнать, что такое пирамиды, Троя. А нахождение следов древнеримской Помпеи открыло доступ к познанию древней цивилизации.

– Я смотрю, ты неплохо осведомлена в области истории, Мари, – улыбаясь сказал Альфред.

– Да. Ещё я помню из школьной программы, что на протяжении веков Илиада из поэмы Гомера была не более, чем миф. Начатые в пятидесятых – семидесятых годах девятнадцатого века раскопки увенчались успехом, и было решено продолжить исследования, о которых я говорила раньше. Так было найдено подтверждение существования Трои.

– Девочка моя, да ты же молодец! Видишь, ты можешь быть совсем другим человеком! Ну а теперь, Мари, давай вернёмся на кухню и будем пить чай с печеньем, – сказал Альфред.

Я ничего не ответила, только улыбнувшись, вышла из комнаты. Альфред вернулся к столу, а я по-хозяйски подошла к плите и поставила чайник. Дождавшись, пока он закипит, ни Альфред, ни я не проронили ни слова. Каждый думал о своём.

Вернувшись к столу, я разлила чай по чашкам. Сделав глоток, Альфред начал свой рассказ:

– К сожалению, Мари, у меня нет детей. Я несчастный человек в прямом смысле этого слова. Всю свою жизнь я привозил красивые вещи из командировок. Старался украсить этот дом, создать в нём уют. Даже постарался с любовью обставить детскую комнату. А всё потому, что я мечтал и надеялся на то, что ещё не всё потеряно. Верил, что смогу найти свою любовь, как Марк Шагал встретил свою Бэллу и любил её всю жизнь. Создать семью и обзавестись детишками. Но, как видишь, я опоздал, или счастье обошло меня стороной.

– Да, я не спорю, дети – это счастье. Но ведь у вас есть крыша над головой, вы много поездили по миру. Вам есть что вспомнить, – не скрывая своего возмущения, ответила я.

– Конечно, но, поверь, это не главное. Это мелочи в сравнении с тем, когда тебя окружает твоя семья. Я сейчас, не раздумывая ни минуты, променял бы всё это на лачугу где-нибудь на краю земли, но только чтобы рядом со мной были родные и близкие. Чтобы нянчить внуков и водить их в школу. Был бы счастлив погулять на их свадьбе. Всю свою жизнь я провёл в экспедициях. У меня было множество коротких, ни к чему не принуждающих романов с красивыми женщинами. Так и проходила моя жизнь. И только к сорока годам я стал задумываться о семье. Но из-за плотного графика у меня не было возможности серьёзно приглядеться к кому-то. И в этом нет ничего особенного. Таких, как я, миллионы, которые всю жизнь работают, веселятся и не думают о последних годах своей жизни. Думают, что жизнь длинна и бесконечна! Глупцы! О, как же стремительно проносится жизнь! И как скор её конец! Мы живём так, словно наша жизнь – это черновик и у нас ещё будет время переписать всё на чистовую! Оказывается, старость наступает мгновенно и люди остаются ненужными никому. Одиноко доживают свой век у себя в квартире или в доме престарелых.