Текст книги "Габриэль Мария. Сборник рассказов"

После разговора с ней я прошёл за барную стойку, налил стакан виски и начал размышлять о жизни. Да, я добился многого. Прожил счастливую жизнь, но глубоко в душе был одинок. Богатство человека определяется не миллионами долларов, а людьми, которым ты нужен, теми, кто ждёт тебя дома. Счастье – это когда просыпаешься утром рядом с любимым человеком, смотришь подолгу в ласковые и любящие тебя глаза. Вместе радуешься счастливым моментам, заботишься о её здоровье и с трепетом оберегаешь свою любовь.

На следующий день Божена улетела в Москву. Сложно описать те чувства, когда провожаешь человека, которого ждал всю жизнь. Но тот день для меня стал незабываемым. Для себя я понял одну главную истину: к чёрту всю эту суету! К чёрту все эти достижения, когда рядом нет человека, по которому ты уже скучаешь в его десятиминутное отсутствие. О большем я уже и не говорю. Зачем всё это, когда по утрам ты не можешь обнять любимую и с душой сварить кофе для неё? Почему и для чего мы приходим в этот мир? С какой целью? И что бы кто ни говорил, мы приходим в этот мир парами. Счастлив тот, кто находит её. Счастливы люди, которые вместе переживают, вместе засыпают, понимают друг друга с полуслова и полувзгляда. Вместе встречают восход, наблюдают, как растут дети, как появляются внуки. Прожив счастливую жизнь, обнимают друг друга десятилетиями и до глубокой старости.

Мне скоро шестьдесят, как жаль, что в погоне за славой и прихотями я не уделял внимания самым простым ценностям. Почему? Я не виню свою бывшую супругу. Может, она ушла к Стиву именно потому, что увидела его заботу и любовь по отношению к ней. Я желаю ей только счастья. Теперь я многое понял. Жаль, что только без пяти минут к шестидесяти годам…

Прошёл год с того времени. Мы с Боженой постоянно общались по видеосвязи и телефону. За этот год произошло много событий. Крым стал частью России и вернулся к исконно русской истории. Я выкупил дом, в котором вырос. Когда я прилетел в Николаевку, первым делом посетил могилу отца, где, стоя на коленях, просил прощения за моё почти тридцатилетнее путешествие.

Вернувшись домой, даже не открывая ворот, я присел на скамейку и, как всегда, как в детстве, юности, оторвал листки лианы и вдумчиво, с грустью на глазах смотрел на море, крепко держась за перила скамейки, которые всю жизнь были своего рода семейной реликвией. Которых тридцать лет я не держал в своих руках…

Я открыл маленькую гостиницу и ресторанчик в нашем доме. Каждый день к нам приходят туристы, я готовлю для них самые вкусные свои творения.

Божена переехала ко мне в Крым. И знаете, эти туристы даже и не предполагают, что на кухне для них творят владелец одного из престижнейших ресторанов Нью-Йорка и профессор истории.

Самое главное – мы вместе! И мы вместе встречаем рассвет.

Каждое утро для моей Божены я с любовью варю ароматный кофе.

У нас появились друзья, такие же, как мы, старички, любящие друг друга. Мы ходим в гости, дружим семьями. Вечерами мы с моей любимой сидим на скамеечке у дома и смотрим на море, как когда-то смотрели и мои родители.

Я счастлив! Я не одинок! Я люблю! И совсем не важно, что мы так поздно встретили друг друга. Важно то, что мы обрели своё счастье и душевный покой, пусть даже через время и континенты.

Крым, Россия. 2015 год.

Ангелы нужны и на небесах

Я спала… Ну, или мне так казалось. Наверное, где-то в подсознании я могла и дремать. Никак не могла уснуть после клуба. Жутко болела голова. Я снова выпила много пива вперемешку с кальяном. Где-то далеко я слышала детский смех, но не могла понять, откуда в голове доносился этот голос и смех. Я очнулась в холодном поту. Было поздно. Я встала и побрела на кухню. Заварив крепкий кофе, стала листать свою страничку на «Фэйсбук». Там всё как всегда – много рекламы и всяких беспринципных сэлфи. Не сказать, что я была светской львицей на московских тусовках, но мои странички в социальных сетях отражали каждый момент моей жизни. И выставленные мною фотографии набирали большое количество нелестных комментариев.

Интересно, почему же люди становятся такими завистливыми и злыми?

Всё как обычно. Ничего интересного, и я собралась уже покинуть мою страничку, как вдруг заметила пост с заголовком «Помощь нуждающимся», где волонтёры выставили фото девочки лет десяти-двенадцати по имени Виктория. Девочка нуждалась в финансовой помощи из-за тяжёлой болезни. Я стала всматриваться в её красивые и одновременно грустные глаза. Не знаю почему, но меня как будто пробило током. Вся моя жизнь и жизнь всей планеты на доли секунды пронеслись перед моими глазами. Где-то из-за войны погибают невинные дети, а где-то в Африке нуждаются в глоточке воды и крошке хлеба. Я ещё раз посмотрела в её глаза, в них чувствовалось огромное желание жить, ведь как каждой девочке, ей, наверное, хотелось прожить своё беззаботное детство, испытать первые чувства любви, создать семью и родить детишек от любимого, да и просто ЖИТЬ И ДЫШАТЬ КАЖДЫЙ ДЕНЬ…

Я решила для себя, что обязательно помогу ей, чем смогу. Иногда тусовочная жизнь приедается, и хочется сделать что-нибудь полезное, доброе и просто человеческое. Ведь несмотря на все комментарии про меня в «Инстаграмм» и на «Фэйсбук», я всё равно остаюсь неплохим человеком.

Дождавшись раннего утра, я набрала номер, выставленный на страничке «Фэйсбук».

После третьего гудка поникшим голосом мне ответила женщина:

– Алло.

– Здравствуйте, я прошу прощения за столь ранний звонок, это мама Виктории? Я по объявлению звоню, меня зовут Анастасия, – бодро сказала я.

– Доброе утро, Анастасия. Меня зовут Евгения. Я мама Виктории, – грустно ответила женщина.

– Евгения, скажите, пожалуйста, чем я могу помочь вам? – поинтересовалась я.

– Настя, я даже не знаю. Если только лекарствами, то было бы не плохо, – проговорила она.

Я спросила адрес и, несмотря на столь ранее время, стала одеваться. Уже через час я была в больнице.

Когда я вошла в палату, то увидела перед собой молодую женщину, склонившую голову над кроваткой девочки. Видимо, она была уставшей и, не дождавшись меня, уснула, положив голову на животик дочери. Девочка гладила руку спящей матери и грустными глазами смотрела на восходящее солнышко. Осторожно переведя ангельский взгляд на дверь, у которой я стояла, она тихо поздоровалась.

– Привет, Виктория! Меня Настей зовут. Я привезла тебе моего мишку Tэдди, он самый лучший друг на свете, держи! Я дарю его тебе! – подойдя к кровати, с улыбкой пролепетала я.

Взяв Мишку в свои объятия, девочка улыбнулась, и я ещё раз убедилась в том, как же беспомощны дети перед страшными обстоятельствами, которые уготавливает им суровая и безжалостная матушка судьба.

Я прослезилась, нежно прикоснулась губами к макушке девочки и прижала к себе, скрывая свои слёзы. Я чувствовала её сердцебиение и мысленно считывала каждый стук её сердца, которое кричало о том, что оно очень хочет жить. Жить и радовать своих любимых родителей, друзей. Просто наслаждаться жизнью.

– Девочка моя, ты знаешь, что означает твоё имя? – спросила я тихим голосом.

– Виктория – это победа. Знаешь, я недавно видела сон, в котором разговаривала с маленьким ангелом, он сказал, что я тоже такая же, как и они и, возможно, нужна им там, на небесах! – с гордостью произнесла девочка.

Я, еле сдерживая слёзы, выбежала из палаты в коридор и уже там расплакалась навзрыд. Ну почему я так привязалась с одного взгляда к этому маленькому человечку?!

Ах, как же это не справедливо! Почему боженька так рано хочет отнять её у родителей, которые очень любят свою дочь и которым она так дорога?! Ну почему мы не можем ей помочь? Почему она не может полноценно расти и радовать всех? Слишком много вопросов… Хотя мы должны понимать, что ничто не остановит ангела смерти, и в таких случаях мы должны только проявить веру в лучшее и просить, умолять небеса о помощи…

Сразу за мной в коридор вышла Евгения. Я обняла её, и мы долго говорили о том, чем я могу помочь. Евгения протянула мне копию рецепта с названием лекарств, и я, не медля ни минуты, побежала в ближайшую аптеку. Купив всё необходимое по списку, вернулась и передала пакет Евгении.

Я вышла покурить на улицу, присела на скамейку и низко опустила голову. Я даже не курила толком, все мысли были заняты только тем, как помочь маленькому ангелу.

И тут меня осенило, я решила пост, который выставлен на «Фэйсбук», запустить по всем социальным сетям и ездить по городу, а если понадобится, то и по всей стране, собирая средства на помощь Виктории от всех граждан нашей родины.

В запасе было всего лишь месяц-полтора. Опухоль в голове девочки медленно начинала развиваться.

Вернувшись домой, я опубликовала пост и выставила фото малышки во всех социальных сетях Рунета с таким текстом:

«Добрые люди, у всех у нас есть сердца, ради всего святого, отвлекитесь на минуту и прочтите моё сообщение. Посмотрите на фото этой девочки. Её зовут Виктория, ей 10 лет, и у неё опухоль головного мозга. Нам, конечно, сейчас очень нужна финансовая поддержка каждого из вас, но больше всего нам необходимы ваши несколько минут, в которых вы обратитесь к Всевышнему с мольбами о выздоровлении маленькой девочки. Пожалуйста, кем бы вы ни были, где бы вы ни находились, помолитесь за Викторию!»

В тот же день мой призыв облетел весь мир. Сначала сотни, а потом тысячи и тысячи комментариев стали приходить на мою страничку. Люди со всего мира начали просить бога об исцелении девочки. Я была счастлива, оттого что всё-таки у нас у всех добрые сердца, которые умеют всё ещё сопереживать и отзываться на чужое горе.

Да! Мир не без добрых людей.

Каждый день я посещала Викторию с разными игрушками и подарками, которые приходили со всего мира на мой адрес и адрес родителей девочки. Появились люди, которые помогли привести для малышки опытных специалистов из самых лучших клиник мира.

Как говорится, мысль материальна. Болезнь отступала стремительно. Виктория начала поправляться. Врачи лишь разводили руками, удивляясь тому, какие чудеса способна сотворить сила мысли.

Виктория одержала победу, полностью оправдав значение своего имени.

Прошло более трех месяцев, девочку выписали из больницы, она вернулась к обычной жизни. Снова стала посещать школу, играть с подружками, радовать нас своими успехами. Она снова начала ЖИТЬ.

В один из прекрасных дней Евгения с Викторией пришли ко мне в институт. Мы встретились в фойе. Евгения расплакалась и, крепко держа меня за руки, сказала:

– Спасибо тебе, Анастасия! Ты человек с большим сердцем! Дай бог тебе здоровья! Виктория теперь и твоя дочь.

– Ну что ты, Евгения, не стоит благодарить меня. Самое главное – верьте в лучшее и не забывайте делать добро тем, кому это необходимо, – сказала я.

Затем, опустившись на колено перед девочкой, я взяла её за руку. Снова, как когда-то совсем недавно, я смотрела в её глаза, теперь уже полные жизни и света, и произнесла:

– А ты, Виктория, если увидишь во сне того самого маленького ангела, скажи ему, что пока не время быть ангелом на небесах. Может быть, только лет через сто, – улыбнулась я и поцеловала девочку в щёчку.

– Хорошо, Настя. Я передам обязательно. Если увижу, конечно, – сказала она улыбаясь.

Прошёл год после этих событий. Виктория растёт, учится, мечтает стать врачом. Я часто навещаю её, и мы вместе ходим в парк и просто проводим время вдвоём.

Мы стали одной семьёй.

Как лучший волонтёр года, я получила награду от многих международных и российских организаций. Ни в коем случае не подумайте, что я хвастаюсь, нет… Я горда тем, что всё ещё есть добрые люди с благородными сердцами.

Эта история и мой скромный вклад в судьбу девочки Виктории заставили меня посмотреть на жизнь глазами невинных детей, а не глазами людей, одурманенных дымом бессмысленного кальяна.

Вороновы

Я была на паре. Заканчивался последний семестр учебы.

Конец мая всегда был чем-то воздушным, манящим, вдохновляющим на безбашенные поступки. Хотелось улететь на море, прогуляться по пляжу в шикарном купальнике, выставляя на показ красивые формы своего молодого тела. Ловить восхищённые взгляды мужчин, вальяжно лежащих на шезлонгах, смотрящих поверх своих солнечных очков мне вслед, цокающих, качающих головой и как бы произносящих про себя: «Ах, какая штучка!», вызывая своими действиями гнев спутниц, загорающих рядом. Может, это эгоистично и некрасиво с моей стороны, но, поверьте мне, именно это и есть тайное желание каждой женщины. Так было, есть и так будет всегда.

Мечты остаются пока только мечтами. Вместо лета с пальмами и восхищённых мужчин во время летних каникул меня ждёт работа. Я должна хотя бы чуть-чуть заработать перед последним, четвертым, курсом. Хотя я с первого курса в свободное от учёбы время работала кем придётся. Профессии были разные. Где-то мыла посуду, где-то нянчила детей. Работы я не боюсь, поэтому хваталась за любую возможность подзаработать. Мне помогала старший менеджер кадрового агентства Людка, которой я сразу приглянулась. Она всегда мне говорила: «Настёна, есть работа. Очень хорошая семья, рекомендуем тебя как простую и порядочную девушку. Надо поработать домработницей или, например, гувернанткой». Вот так она частенько помогала мне с заработком. Я всё делала с душой. Выполняла свою работу на совесть и выкладываясь на все сто. Но при этом и на учёбе я всё успевала.

На днях позвонила Людка и сказала, что есть работа на всё лето. Она заключалась в том, что нужно было присматривать за пожилой парой. Я с радостью согласилась.

– В общем, так, Настёна, с тебя требуется убирать, содержать всё в чистоте, готовить по требованию хозяев. Очень порядочная, интеллигентная пара. Старику восемьдесят пять, а старушке восемьдесят три года. Оба профессора, лауреаты какие-то. Дети живут в Риге. Они хорошо платят. До тебя там работала Ленка Селиванова, но её угораздило выйти замуж. Поэтому записывай адрес, – пролепетала Людка впопыхах.

По указанному адресу я была уже через час. Светлая и добрая улица Якиманки олицетворяла собой целую эпоху истории старой Москвы. Чего только не видели стены этих старых переулков! Они переживали столетия и становились свидетелями разных судеб, складывавшихся счастливо, а иногда и не очень. Судьбы простого русского народа и выдающихся личностей той или иной эпохи.

Я поднялась на второй этаж и позвонила в дверь. В агентстве меня предупредили, что старики плохо слышат. Спустя минуты три я вновь нажала кнопку звонка. На этот раз мне открыл дверь пожилой мужчина в очках из тяжёлой роговой оправы.

– Здравствуйте, я Настя. Из агентства, – с улыбкой проговорила я.

Старик был одет с иголочки. На нём был шёлковый халат, из-под которого виднелся аккуратно заправленный в ворот рубашки шейный платок светло-голубого цвета. Бережно зачёсанные назад белоснежные волосы придавали ещё большую солидность всему образу.

На секунду задержав на мне взгляд, слегка улыбнувшись, мужчина распахнул дверь, чтобы я смогла пройти внутрь квартиры. Закрыв за мной, он сказал:

– Надевай всегда тапочки. В доме немного сыро после весны. И ещё, Анастасия, у тебя очень благородное и красивое имя, проговаривай его полностью. Меня зовут Пётр Степанович Воронов. Проходи, в зале нас ожидает моя маленькая принцесса Елизавета Григорьевна, – улыбаясь произнёс он. Манеры Петра Степановича меня поразили.

Коридор этой квартиры казался огромным для меня. В зале в инвалидной коляске нас ожидала миниатюрная старушка. На меня смотрели маленькие, но ярко выраженные голубые глаза. Несмотря на свой преклонный возраст, она сидела с укладкой на голове и накрашенными губами. Пётр Степанович подал мне стул, и мы сели напротив Елизаветы Григорьевны. Она улыбалась. В её улыбке и в некогда красивых чертах лица я увидела облик счастливой стареющей дамы. Женщины, которая прожила, возможно, нелёгкую жизнь со всеми её тяготами и лишениями, но тем не менее не подающая виду. Мои мысленные изучения прервал Пётр Степанович:

– Лизонька, познакомься, это Анастасия. Её прислали к нам из агентства, – медленно произнёс он.

– Очень приятно! Чувствуй себя как дома, доченька, – проговорила старушка.

– Спасибо, – сказала я и улыбнулась в ответ.

– К сожалению, я не встаю, но Пётр Степанович тебе покажет, что в доме и где, – с улыбкой произнесла Елизавета Григорьевна.

В тот же день я приступила к своим обязанностям. Всё убрала и перестирала. Прибираясь в шкафу, я увидела два кителя с медалями. Судя по всему, мои интеллигентные пенсионеры были участниками Великой Отечественной войны. Мне не терпелось тут же расспросить Петра Степановича, но я молча закрыла шкаф.

Пётр Степанович и Елизавета Григорьевна были заняты своими делами. Несмотря на свой преклонный возраст, Пётр Степанович всё ещё читал книжки. А Елизавета Григорьевна смотрела передачи по телевизору.

Близился вечер, я поинтересовалась, что бы они хотели к ужину. На что Пётр Степанович аккуратно отвел меня в кухню и сказал:

– Девочка моя, впредь будь добра, с такими вопросами обращайся только ко мне. Видишь ли, у нас не всё и не всегда бывает в холодильнике, и мне, как мужчине и хозяину этого дома, не очень удобно говорить об этом, а тем более отказывать моей супруге в чём-либо. Хотя она и не спрашивает, не капризничает. А пенсия у нас хорошая. Когда приносят её, я покупаю всё необходимое, вплоть до цитрусовых и хороших конфет. А сегодня на ужин у нас творог и натёртые яблочки с чаем Улун, – сказав это, он быстрым шагом пошёл обратно в зал.

Ещё какое-то мгновение после ухода Петра Степановича я просто молча стояла и смотрела ему вслед. В голове вертелся только один вопрос: «Как спустя столько лет им удалось пронести такое трепетное отношение друг к другу?»

Так и протекала моя работа в доме Вороновых. Старики не капризничали, напротив, всегда улыбались и шутили. Пётр Степанович каждую субботу усаживался напротив своей маленькой принцессы и читал ей вслух стихи русских классиков, иногда дело доходило и до зарубежных поэтов. В день, когда приносили пенсию, он давал мне деньги на покупку бананов, манго и самого вкусного шоколада к чаю. Особое внимание Пётр Степанович уделял выбору сорта чая.

Со временем мне стало известно, что они вместе уже более шестидесяти лет. Познакомились и полюбили друг друга на фронте. После войны оба с отличием закончили математический факультет МГУ, поженились. В 1966 году у них родился сын Алексей. Пётр Степанович и Елизавета Григорьевна вложили всю душу в него. Сейчас Алексей – математик и живёт в Риге. Иногда сын балует своих родителей денежными переводами. Елизавета Григорьевна всегда хвалила сына за его успехи, показывала фотографии своих внуков.

Но самое трогательные было то, что каждый вечер перед сном Пётр Степанович делал массаж маленьких ножек своей супруги. Порою даже целовал их.

Однажды я, как обычно, шла на работу в уже ставший мне родным и таким уютным дом моих стариков. Подходя ближе к подъезду, я заметила карету скорой помощи. Где-то глубоко в подсознании проскочила мысль: «А вдруг… Нет…» Но мои опасения оправдались. Скорая приезжала к Вороновым. Я пулей неслась по лестнице между этажами. Когда я вбежала в коридор, фельдшеры уже выходили из комнаты. Встретив меня, Пётр Степанович сказал:

– Елизавете Григорьевне стало плохо. И мне пришлось вызывать скорую. Анастасия, ты пока не заходи в зал. Ей нужен покой, – растерянно произнёс он.

Я начала убираться и заметила, как Пётр Степанович, зайдя в другую комнату и сев на стул у окна, начал тихонечко плакать. Я не могла продолжать заниматься своим делом, ком подступал к горлу. Молча подошла и присела рядом с ним. Пётр Степанович сидел и смотрел на двор через окно. Было видно, как детишки играют в песочнице, молодые мамы сидят на скамейках и о чём-то ведут оживлённый разговор.

– Знаешь, Анастасия, – утерев слезу, сказал Пётр Степанович, – я родился и вырос в этом доме. Когда-то я и мой сын играли в этом дворе, под этими деревьями выросло не одно поколение. Человек приходит в этот мир на очень короткое время, которое уготовано ему судьбой. Ведь по сути, даже сто лет жизни для человека – это мало. Хочется жить и радоваться, ведь никогда не знаешь, который из твоих восходов солнца последний. Ты знаешь, я прожил счастливую жизнь с Елизаветой, мы прошли всю войну. Каждый день писали письма друг другу. Даже на передовой мы умудрялись найти пять минут, чтобы написать весточку. И никакая война не могла разлучить наши любящие сердца. Хотя ты знаешь, у многих она отняла мужей, сыновей, братьев, возлюбленных… Всю свою жизнь я оберегал, защищал Елизавету. Старался не огорчать её ни словом, ни поступками. Ведь у меня дороже неё никого не было и нет.

Мы вырастили сына, дали ему образование. Растили его в надежде, что он станет человеком. Таковым он и стал. Он женился на девушке, которая после института позвала его в Ригу. Там он обзавёлся семьёй, первое время он нам звонил и писал. Елизавета очень переживала за него. Но со временем звонки становились всё реже. Он нам почти не помогал. А я ведь понимаю и не держу обиды на него, ведь ему самому тяжело. Да и я гордый, сам он не предложит, и я не попрошу. Спросишь, откуда деньги на домработницу? Я скажу тебе. Мой ученик, Игнат Тарлеев, которого я учил высшей математике, стал неплохим предпринимателем. Лет пятнадцать назад он пришёл ко мне в гости проведать и поблагодарить за знания, которые я ему передал.

Увидев нас, беспомощных стариков, он, естественно, поинтересовался, где наш сын Алексей и помогает ли вообще? А что я должен был сказать, что он звонит только под Новый год? Конечно, я сказал, что он поддерживает нас материально ежемесячно. Он не стал ничего спрашивать дальше и ушёл, ещё раз поблагодарив меня за всё. На следующий день к нам пришёл представитель вашей компании и сказал, что господин Тарлеев подписал с ними контракт на бессрочное обслуживание и предоставление нам помощников, таких как вы, Анастасия, которые нам очень сильно помогают. К сожалению, Игнат умер три года назад, но в завещании он отдельным пунктом отметил, чтоб со счетов его компаний до конца наших дней шли перечисления вашему агентству, – подытожил Пётр Степанович.

– А почему Алексей так поступает по отношению к вам? Ведь вы самое дорогое, что есть в его жизни. Вы его родители! – не удержалась я.

– Мне не очень приятно об этом говорить, – сказал Пётр Степанович, тяжело вздыхая, – никому я не рассказывал этого, даже Елизавете. Но не уносить же мне всё это с собой в могилу! Я не помню какой это был год, но это было очень давно. Он позвонил и сказал, что у него бизнес-проект и ему нужны деньги. Он спросил, можем ли мы продать квартиру и определиться в пансионат для престарелых. Говорил, что, конечно, это всё временно, что так будет лучше всем и что сейчас в домах престарелых совсем даже не плохо. А как только всё наладится у него, он купит нам квартиру, ничуть не хуже прежней.

Что я слышал? От родного сына! Я не верил своим ушам! Как? Вот так с лёгкостью он предлагал нам, своим родителям, оказаться в доме престарелых. Это при живом-то сыне? Я молчал не потому что был согласен, у меня онемел язык. Своей супруге я не рассказал об этом разговоре. Если говорить точнее, я даже не знал, как этот разговор передать ей. Я прекрасно осознавал, что, окажись мы в доме престарелых, мы бы пропали друг без друга. Это было бы трагедией для нас.

Не выдержав таких эмоций, собрав последние силы, которые оставались во мне, я позвонил Алексею и сказал: «Сынок, прости, но мы с мамой не можем тебе помочь». На что я получил в ответ слова, которые буду помнить до самой смерти: «Зачем мне нужны родители, если они не помогают мне тогда, когда мне просто необходима ваша помощь». Значит, оставлять родных на улице – это было решением его проблем.

Сказав это, старик осунулся, и слеза вновь пробежала по его щеке. Но он мужественно продолжил свой рассказ:

– После этого разговора он перестал звонить совсем. Елизавета начала беспокоиться. Мне нужно было говорить своей супруге то, чего я так долго не мог сказать. Сказать правду я так и не решился. Мне было жаль Елизавету. Я обратился к своему ученику с просьбой звонить два раза в месяц и разговаривать с нами. Попросил пролистывать страничку Алексея в интернете и рассказывать мне о его жизни. Распечатывать фотографии и отправлять почтой. Не задавая лишних вопросов, мой ученик выполнял всё. Мне помогало полное доверие жены, её слабый слух и плохое зрение. Она ни разу ничего не заподозрила. Пусть бог простит меня, грешного! Но я не мог позволить разочароваться ей в сыне, которого она так безумно любила.

Через своего ученика мне стало известно, что у Алексея всё хорошо. Он стал блестящим математиком. Я знаю, что он очень обижен на меня, но я не мог иначе. Я не мог позволить моей хрупкой половинке закончить свои дни в чужих стенах престарелого дома. Мы с ней многое пережили вместе: и войну, и голод, и лишения. И всегда я был для неё крепким плечом, опорой. И даже в свои восемьдесят пять я остаюсь в её глазах защитником.

На этом Пётр Степанович закончил свой рассказ. Я была поражена глубиной и спектром чувств, которые были в этой истории. Придя домой, я почти всю ночь не спала, я переосмыслила свои взгляды на жизнь, из озорной хохотушки за одну ночь я превратилась во взрослого человека.

Елизавета Григорьевна так и не поправилась. Она умерла. Умерла, так и не узнав всей правды о своём сыне. … Но она ей была не нужна.

Пётр Степанович недолго прожил без своей Елизаветы. Она забрала его к себе ровно через месяц.

Царствие им небесное! Я была на похоронах и в первый раз, и во второй.

Когда хоронили Петра Степановича, ко мне подошёл Алексей и спросил:

– Я очень долго не видел родителей. Какими они были перед уходом в мир иной?

– Ваши родители были счастливыми людьми, им удалось пронести свою любовь через время. Они всегда ждали вас и надеялись обнять своих внуков, послушать о ваших успехах. Я очень часто заглядывала на вашу страничку и наблюдала за тем, как вы путешествуете, делитесь своими успехами с вашими друзьями, открываете дорогое шампанское и на весь мир показываете огромного лобстера. В то время как ваши родители просят меня натереть яблочко через тёрку. Это разве справедливо? Хотя это не моё дело, но скажу однозначно: ваш отец был мужественным и благородным человеком, и такую любовь, как у ваших родителей, я не встречала и уже, наверное, не встречу, – с трудом сдерживая слёзы, ответила я.

Прошло некоторое время после того случая. Я закончила институт, работаю.

В этом году я специально заехала на Якиманку, в тот дом, где жили мои идеалы любви, верности и преданности. Сейчас там живёт другая семья. Думаю, они так же счастливы, как и прежние обыватели.

Я посидела на скамеечке. Воспоминания заставили меня всплакнуть, а где-то улыбнуться.

Выходя из переулка, я оглянулась и произнесла вслух: «Каковы бы ни были времена и обстоятельства, любовь не имеет срока давности! Она бессмертна!»