Текст книги "Ложный след. Шпионская сага. Книга 2"

– Убрать легко обнаруживаемые предметы, всем под прикрытие! – Моя команда прозвучала негромко, но отчетливо.

Пока люди спешно растаскивали и забрасывали снегом все, что выделялось на фоне белого поля, я разглядывал в бинокль неуклюжего авиадинозавра, парившего на небольшой высоте. Я уже собрался было опустить бинокль, как вдруг от самолетика отделилось странное облачко, походившее на скопление мошкары. Еле различимое, оно медленно опускалось, постепенно разрастаясь в воздухе. Я всмотрелся в это облачко как можно внимательнее, но ничего понять не смог. Что бы это могло быть? На противопехотные мины не похоже, на что-либо другое из привычного военного арсенала – тоже… Наверное, все-таки показалось. Я еще раз вскинул бинокль, но кроме полоски ясного неба ничего разглядеть не сумел. Облачко исчезло… Страшная догадка пронзила мозг, заставив вздрогнуть. Думать об этом не хотелось, но я знал, что обязан верить в то, что все происходит не просто так, а для какой-то цели. И все, что с нами случается, случается для нашего же блага.

Когда по всем признакам до наступления темноты оставалось совсем немного, я объявил:

– Устраиваемся на ночлег. Распорядок дежурств прежний.

Молча, без лишней суеты, каждый из бойцов подыскивал себе надежный толстый ствол, чтобы устроить возле него снежное укрытие. Подготовленные в ходе специальных тренировок ко сну даже стоя, они не думали о создании минимальных удобств: присутствие на чужой территории обязывает уничтожать следы ночлега, а времени на это, как всегда, в обрез.

Глава 6

Китайская территория на границе с Белогорском

7 февраля 2004 г., 05:00

Ночь прошла без приключений. С рассветом я вышел из снежного укрытия, чтобы немного размяться: одеревеневшие за ночь суставы неохотно обретали привычную гибкость. За моими упражнениями наблюдал дежурный Сагдеев.

– Доброе утро, лейтенант!

– Здравия желаю, товарищ майор! – то ли в шутку, то ли всерьез ответил Сагдеев.

– Все тихо?

– Так точно! – Черные с хитринкой глаза выражали абсолютную лояльность по отношению к командиру. – Кроме редких лесных шорохов не отмечено ничего постороннего.

– Буди снежных людей!

Сагдеев улыбнулся в ответ на мою шутку, редкую для такого строгого командира, как я.

Менее чем через полчаса группы продолжили прочесывать нескончаемую гряду: сопка за сопкой, встретились – разошлись… Второй день не принес результатов. Уже перевалило далеко за полдень, когда шедший впереди Канищев замедлил ход и приостановился.

– А это что за хреновина? – Он указал наверх, на крону небольшой сосны. – Прямо елочная игрушка.

За край пушистой заснеженной ветки зацепилась покрытая тонкой ледяной коркой лиловая тряпка. Стропы, соединявшие ее с маленьким грушевидным предметом, который покачивался под порывами ветра, ясно указывали на то, что на сосне висел маленький парашют.

Быстро подскочивший Одегов не мог смириться с тем, что находку отнесут не на его счет.

– Отойди-ка, Витек, а то сейчас, не приведи господи, как бабахнет. – Он протянул лыжную палку к обледеневшему парашютику.

– Всем укрыться за деревьями! – Команда была подана негромко, но все услышали. Одегов замешкался. – Я сказал: всем!

Подойдя к сосне, я начал аккуратно отделять от ветки примерзшую тряпицу.

– Сейчас как рванет!.. – прошептал Баталин.

Остальные молчали, хотя нервозность в воздухе повисла почти ощутимая, как сгустившийся туман.

В принципе мне было понятно, с чем я имею дело, и все-таки полной уверенности не возникло: я серьезно сомневался в том, что подобная техника существует в арсенале вооружения китайской армии. Сняв парашютик, я аккуратно положил его на снег и отошел за ближайшее дерево.

– Команды выхода из укрытия не было!

На меня смотрели три пары широко раскрытых глаз. Всем хотелось понять, что происходит, но еще больше – поучаствовать в операции по обезвреживанию.

Я вытащил из нагрудной кобуры «Макаров», навинтил на него глушитель и дослал патрон в ствол.

– Всем укрыться!

Через секунду я выстрелил. Пуля с характерным едва слышным воющим звуком вошла в ткань грушевидной колобашки и распорола ее. Бойцы сразу же сбежались посмотреть на диковинную штуку.

– Эх, майор, лишил нас представления… – с сожалением протянул Одегов.

– А ты говорил – бабахнет. – Обращение Баталина прозвучало безадресно.

Я поднял остатки маленького, развороченного пулей предмета и высыпал его содержимое на подставленные ладони бойцов. В осколках черной пластмассы поблескивали железные хвостики.

– Прошу познакомиться: микропередатчик со встроенным микрофоном.

– Вот это да!.. – Одегов не смог сдержать удивления.

– Зачем?.. И откуда он здесь? – Канищеву обязательно требовалось разобраться в происходящем до конца.

– Скорее всего, сброшен вчера с самолета, что кружил недалеко от нас.

– Это который на «кукурузник» похож? – Одегов застыл с раскрытым ртом.

– Он самый…

– Вы же нам ничего не сказали!

– Прежде чем что-либо говорить, надо знать, о чем. – Голос мой звучал назидательно, но потом я продолжил несколько мягче: – Я действительно видел нечто, отделившееся от самолета… Но поди догадайся, что их армия оснащена такими штуками!

– И что все это означает? Нас пасут?

– Может быть, нас, а может, и кого другого, и тогда мы имеем дело с обычным совпадением. – Я ненадолго задумался. – Если штуковина пришла по наши души, то значит, мы где-то наследили. Или наблюдение ведется с самых первых шагов… В общем, оба варианта плохие.

Все замолкли, не глядя друг на друга. Первым прервал молчание Одегов:

– Но откуда у них такие игрушки? Армия-то не из самых передовых!

– Идея принадлежит американцам, которые апробировали прибор во Вьетнаме, – пояснил я. – А китайцы, получив трофей, вероятно, умудрились наладить производство. Они на это мастера. Сами знаете, сколько подделок производится в Китае, процентов восемьдесят, причем в мировом масштабе. В общем, Малая Арнаутская…

На мою шутку не отреагировал никто, даже Одегов.

– И на каком расстоянии такая хреновина действует?

– Где-то поблизости наверняка есть ретранслятор. Не исключено, что мы на него натолкнемся.

– Майор, а ведь во время выстрела кому-то из «узкоглазых» здорово долбануло по ушам!

– Тебе его жалко?

– Жалко, что в этот момент не видел его рожу.

Да, кто-то получил мощный звуковой удар, но гораздо важнее другое. Если бы я заметил парашютик первым, то прошел бы мимо, стараясь не показать противнику, что понял его замысел. Громкий вопрос Канищева и последующая возня такую возможность исключили. Впрочем, если не этот, то другой из подобных парашютиков все равно кто-нибудь да нашел бы, так что все равно ничего не изменилось бы.

Почувствовав всеобщий упадок настроения, я решил быстро переключить ребят – в наших условиях это послужит самой удачной корректировкой, времени на психологические экзерсисы и обсуждения у нас нет.

– Давайте прибавим ходу, чтобы побыстрее состыковаться с группой Конина. Нужно предупредить их по поводу лишнего шума в пути.

– Можно ведь сообщить по рации!

– Само собой, – я посмотрел на часы, – но до сеанса еще семь минут. Да и по кодовой связи не все объяснишь. Так что наляжем…

Поставленная задача, конечно, не могла послужить серьезным стимулом, но свою минимальную роль сыграла: бойцы встряхнулись, прибавили шагу и, судя по всему, справились с растерянностью. Все оставшееся до встречи с группой Конина время я не мог отогнать от себя мрачные мысли. Очень уж хотелось поверить в собственную выдумку про возможное совпадение, но я понимал, чьи голоса и звуки должен фиксировать обнаруженный микропередатчик. Нам сели на хвост, и теперь любое передвижение под контролем. Вопрос в одном – когда это сделали? И почему за нами только следят, а не берут сразу?

Если отвлеченно попытаться сформулировать проблему выживания, то, как это ни покажется парадоксальным, лучше вообще не находить места выхода «Крота», а пока не поздно, дать деру назад. Но попробуй объяснить это подчиненным! Реакция может оказаться совершенно непредсказуемой: от полной апатии до яростного взрыва эмоций вплоть до попытки пришить командира за предательство. Хотя вообще-то все это ненужные фантазии. В реальности предстоит борьба за выживание, а шансы выполнить задание и выйти к своим очень незначительны. Тут же вспомнилась средневековая молитва, о которой я прочел в одной из святых книг: «Боже, не рассказывай мне, почему я должен страдать, только скажи мне, что я страдаю для твоего блага». Вот такие соображения вертелись тогда у меня в голове…

Ночь и половина следующего дня прошли без происшествий. Погода испортилась сразу после полудня. Ярко-синий небосвод быстро затягивался плотными облаками, превратившись вскоре в мутно-серое полотно. Поземка, кружившая вначале легкими летучими спиралями, стала усиливаться, и вскоре порывы ветра сбивали путников с ног. Видимость резко ухудшилась, и я, не думая о повышенном риске, во все горло кричал, чтобы идущие впереди лейтенанты сократили дистанцию между собой. Увы, меня не слышали, а только с трудом пытались разобраться, кто где идет…

Я с тревогой посматривал на часы, думая о реальной опасности заблудиться в пурге. Ровно в час пополудни я остановился, привалившись к стволу старого кедра. Следом, тяжело переступая на утопающих в снегу лыжах, подошел измученный Баталин. Я хотел спросить его о двух лейтенантах, которых не было видно в слепящей белой круговерти, но снежный вихрь быстро забил мне рот белой холодной кашей. С трудом откашлявшись, я уже не пытался заговорить. Лицо сержанта Баталина не выражало ничего кроме смертельной усталости: сейчас, похоже, ему было все равно, что дальше.

Подошло время сеанса связи. Как ни пытался я плотнее прижаться к дереву, целый рой снега ворвался под куртку, покрыв свитер плотным белым слоем. На вызов ответ не пришел… Я повторил запрос еще раз, затем еще раз и еще… Сеанс связи не состоялся.

Я почувствовал, что, как и Баталин, страшно устал. Ноги, всегда послушные и тренированные, вдруг стали ватными, почти чужими. Колючие уколы врезавшихся в лицо снежинок стали нестерпимо болезненными. Мне захотелось спрятаться от них, укрыться, но, кроме деревьев, никакого убежища не было, да и быть не могло. Через несколько секунд я развернулся к Баталину: мы укрывали и поддерживали друг друга, пытаясь выстоять под натиском не на шутку разошедшейся стихии.

Буря улеглась так же неожиданно, как и началась. Еще выясняли между собой отношения темные злобные тучи, а на земле все стало успокаиваться и стихать. В чувство меня привело неприятное ощущение ледяной влаги в голенях и затылке. Почему-то я не мог вспомнить, когда опустился на колени, но понял, что не смогу встать, если не стряхну толстый, утрамбованный ветром сугроб, севший на спину. Пришедший в себя Баталин заработал руками, и вскоре мы с трудом выбрались из-под снежной шапки.

– Ну и дела, майор! Что же это было?

– С тобой все в порядке? Идти сможешь?

– Смогу, только куда?

– Ясно куда: искать своих. Надеюсь, что они где-то поблизости…

– Понятно…

– Давай-ка по сухарику – и вперед…

Баталин с трудом вытащил из рюкзака пакет с сухарями:

– Товарищ майор, а сухарики-то того, подмокли…

– М-м-да… Как же влага через упаковку просочилась? – Я мог бы сказать Баталину что-нибудь типа «Вот результат твоей беспечности», но дисциплинарное выяснение, затеянное в такой момент, выглядело бы неприличным. – Ну ладно, давай что есть…

Беспорядочные завалы, причудливые сугробы встречались нам на каждом шагу. Мне показалось, что небольшая снежная гора, видневшаяся невдалеке, странно шевельнулась. Пока я прибавлял шаг, из-под снега показалось пятно капюшона. Издалека лицо Одегова выглядело растерянным. Увидев меня, он энергично заработал руками и вскоре высвободился из-под сугроба.

– Чуть живьем не схоронило, а?

– Как самочувствие, Одегов?

– Как в той сказке про Снежную королеву. – Он продолжал стряхивать слежавшийся снег.

– Где Канищев?

– Мы шли с постоянной дистанцией. – Привычная улыбка сменилась полной серьезностью. – Так что если он остановился вместе со мной, то должен быть поблизости.

Мы двинулись на поиски и вскоре обнаружили развороченный снежный завал.

– Эх, паря, не дождался… – Одегов растер замерзшее ухо. – А следов-то лыжных не видать, товарищ майор… Это как понимать?

– Так и понимать, что он ушел еще до того, как буря успокоилась.

Я внимательно вгляделся в гладкий снег.

– Одегов, идите сюда. Видите едва заметные углубления? Я думаю, от лыж.

– Чтоб мне пусто было, если я что-нибудь вижу… Хотя вообще-то есть немного… Издалека оно как-то понятнее… Послушайте, майор, – он словно проснулся, – а что с группой Конина?

– Все целы, несколько минут назад была связь… Баталин, – я развернулся в сторону сержанта, – остаетесь здесь до нашего прибытия.

Сержант раскрыл рот, чтобы возразить, но не успел ничего сказать.

– Приказ ясен?

– Так точно!

Канищева мы нашли примерно через полкилометра. Он неподвижно лежал на правом боку. Нелепо задравшийся конец левой лыжи не предвещал ничего хорошего.

– Витек, очнись! Витек!..

Одегов энергично растирал снегом щеки товарища, всматриваясь в его бледное лицо. Кровь постепенно прибывала, на правой щеке Канищева обозначилось белое пятно. Обморожение…

– Это ты, Серега?.. – Голос звучал очень слабо.

Я достал флягу со спиртом. Без лишних слов Одегов схватил ее и поднес к бескровным губам Канищева.

– Глотни-ка… Ничего, боец. – Одегов утешал друга, как младшего брата. – Это только на пользу…

Примерно через час группы сошлись у подножия сопки. Бурная радость, объятия, похлопывания по плечам вызывали ассоциации с документальными кадрами времен войны. «Воссоединение двух фронтов», никак не меньше. Я постоял немного в стороне, а когда приветствия и объятия поутихли, обратился к бойцам:

– Как вы прошли эту трепку, Конин? Глядя на вас, можно подумать, что никакой бури и не было.

– Ого!.. Еще какая!.. Как увидел, что задувать начинает, собрал всех вместе. Так мы и согревали друг друга.

«Молодец парень, вовремя сообразил… Почему же я не догадался? Ведь все решали считаные минуты…»

– Ну что ж, подведем итоги.

– За трудовой день, что ли? – В присутствии зрителей Одегов не мог лишить себя удовольствия подурачиться.

– И за день, и в целом… Запаса еды хватит еще на два дня. Каких-либо следов «Крота» или тел наших предшественников не обнаружено. Сегодня мы должны были закончить прочесывание горной части, но по известным причинам не успели.

– Да уж, причины известны… – начал было Одегов, но шутку никто не поддержал.

Объективности ради следовало бы отметить «гостеприимство» хозяев, никак себя до сих пор не проявивших, но я не стал этого делать: напоминание о том, что каждый наш шаг, скорее всего, отслеживается, могло вызвать уныние, а нам и так досталось от бурана. Кроме того, план дальнейших действий у меня потихоньку созревал, оставалось только детали додумать.

– Сейчас идем к северной оконечности следующей большой сопки и устраиваемся на ночлег. Вопросы есть?

– Рано вроде бы еще?

– Тебе что, Конин, поработать не терпится? – это был, конечно, Одегов.

– Да нет, это я так…

Начало следующего, четвертого дня мало чем отличалось от предыдущих. После очередной порции изрядно надоевших сухарей с салом мы отправились прочесывать запланированную территорию. Неожиданно, примерно через полчаса, от Конина поступил срочный вызов, код которого означал «Чрезвычайные обстоятельства».

Я трижды постучал по дереву, имитируя стук дятла, и все быстро собрались около меня. Тихим голосом оповестил команду:

– Пришел сигнал срочной помощи. Причина неизвестна, предположительно возможны два варианта: или они напоролись на неприятеля, или возникла нештатная ситуация. Идем обратно в удвоенном темпе. Перед выходом – проверка амуниции.

Цепочка из четырех лыжников двигалась ударным темпом. Впереди шел Одегов, чье тяжелое дыхание слышал даже замыкающий Баталин. Шедший вторым командир поддерживал заданный темп без напряжения, с демонстративной легкостью. Шаг в шаг за ним скользил привычно сосредоточенный Канищев.

Двигаясь, я лихорадочно обдумывал ситуацию: «Если бы они вступили в бой, то мы бы услышали выстрелы, хотя бы слабые или отраженные эхом. Возможно, они попали в засаду, но это вряд ли. Кто-нибудь все равно успел бы пальнуть. Если не столкновение с хозяевами, то что тогда? Впрочем, не стоит гадать. В тайге, да еще на чужой территории, может случиться все что угодно».

Своих мы увидели издалека. Один стоял, опустив голову, двое сидели на корточках и колдовали над кем-то лежащим.

– Что произошло? – издалека выкрикнул я.

– Сагдеев угодил в яму.

– С последствиями?

– Да, к сожалению, – Конин опустил голову, – сильный вывих. Или перелом…

Я приблизился к раненому. Тот полулежал, опираясь на локоть. Оголенная левая нога, над которой склонился Соскачев, выглядела неестественно: сильно вспухшая лодыжка синела на глазах.

– Вот, товарищ, майор, отыгрался я…

– Это ты брось, Керим! Полежишь немного, отдохнешь – и в дело.

В ответ Сагдеев слабо улыбнулся.

– Как это случилось?

– Понимаете, может, он и проскочил бы эту яму с ходу, но я ему как раз знак подал смотреть внимательно вперед. Там виднеется что-то… – Голос Конина выдавал его настроение: парень явно чувствовал себя виноватым. – Смотрю перед собой, потом поворачиваюсь в его сторону. Он правее шел… И вижу что-то странное: Керим начинает погружаться вниз. Протер глаза, думал, показалось… Нет, смотрю – он палками взмахнул и начал проваливаться по землю. Ну, мы все к нему, а он лежит на дне здоровенной ямины и ни звука: от болевого шока потерял сознание.

– Откуда яма-то взялась? Охотники в приграничной полосе не бродят… и на естественное образование не похожа: ее так снегом занесло бы, что и захочешь – не провалишься…

– Мы тоже ничего не поняли, кроме того, что яма подготовлена специально: она сверху ветками была присыпана, поэтому внутри осталась пустой.

– Да уж, действительно странное стечение обстоятельств – мрачновато заключил я.

– Товарищ майор, дайте ему шанс, может, еще вытянет…

Я не произнес ни слова. Мы хорошо понимали, что судьба раненого предрешена, инструкция в таких случаях предписывает однозначный безжалостный выбор. Но и на этот счет у меня было свое мнение, даже план. Конин не выдержал первым и отвел глаза. Немного подумав, я тихо произнес:

– Мы оставим его в точке старта и будем в один-два захода, каждый день переносить в сторону продвижения.

– Спасибо, майор. – Конин странно, почти беспомощно улыбнулся.

– Только предупреди его, что в случае появления хозяев в военной форме он должен без промедления распорядиться своей жизнью.

Наложив шину, Соскачев плотно забинтовал ногу пострадавшего.

– Готово, товарищ командир!

– Что это, по-твоему, вывих или перелом?

Я умышленно задал заведомо непринципиальный вопрос: даже в случае вывиха пройдет не менее двух-трех дней, пока Сагдеев сможет двигаться самостоятельно, да и то не быстро…

– Наверно, перелом…

– Наверно?

– Я всего-навсего санитар, тут нужен врач.

Раненому устроили мощное снежное укрытие, оставили сухарей и отправились в путь.

Потрепанный и изрядно проголодавшийся отряд из семи человек молча двигался вдоль сопки. От меня не могли ускользнуть злость и раздражение подчиненных. Неимоверная физическая нагрузка, скудное однообразное питание и отсутствие нормального отдыха сделали свое дело. Еще день-два – и поведение людей станет неуправляемым. Дальнейшие последствия невозможно даже представить… Дай бог, чтобы сегодня, в крайнем случае завтра удалось что-нибудь отыскать, хотя бы тело одного человека из отряда предшественников. Этого будет достаточно для отчета.

Мрачные мысли прервал странный звук, долетевший издалека, с юго-восточной стороны. Я подал знак остановиться. Звук, сильно напоминавший рычание зверя, донесся еще раз. Обернувшись назад и жестом призвав сержантов подтянуться, я дал им понять: «Вы остаетесь здесь», – и двинулся вперед во главе небольшой колонны, в которую нехотя пристроились Конин, Одегов и Канищев.

Грозный рык донесся с эхом еще дважды, после чего наступила тишина. Вскоре мы поняли, в чем дело: около небольшой сосны кружил средних размеров бурый медведь. Время от времени он поднимался на задние лапы и принимался скрести когтями по стволу сосны. Кто-то потревожил его сон. Человек или животное?

Конин нагнулся к уху Одегова и прошептал:

– Накаркал-таки ты нам, Серега, медведя китайского. Как в воду глядел…

Не отрывая глаз от зверя, Одегов слабо улыбнулся. Я скинул рукавицы и достал «Макарова», отработанным движением навинтив глушитель. Конин слегка похлопал по висящему на плече АКС-74, на что я отрицательно покачал головой, подбросив на ладони привычный пистолет.

Медведь что-то почуял и развернулся в нашу сторону. Словно предупреждая о своем непростом характере, он встал на задние лапы, оскалился, но атаковать людей все же не решился. Убедившись в полном нашем равнодушии к себе, медведь постоял немного, затем опустился на четыре лапы и начал быстро удаляться в глубину леса.

Нам явно повезло. Медведя нужно уметь прикончить одним выстрелом, ведь раненый зверь – приговор охотнику. Медведь преследует обидчика и не останавливается, пока не отомстит. Это может занять несколько лет. Опытные охотники, ранившие медведя, никогда не возвращаются в лес, где повстречались со зверем.

Я дождался, пока медведь отойдет подальше, и тихо дал команду:

– Осмотрим местность в радиусе двухсот-трехсот метров. Толя – налево, ты, Сергей, – по центру, я – направо.

– Я остаюсь? – Канищев выглядел немного разочарованным.

– Да, остаешься. Выбери место для укрытия и смотри в оба. Не думаю, что медведь проснулся от дурного сна, его кто-то потревожил.

Окинув всех взглядом, я добавил:

– Сигнал тревоги – двойной стук дятла, повторенный дважды. Встречаемся через пятнадцать минут.

Осмотр ничего нового не дал, и вскоре отряд продолжил свой однообразный поиск. Шаг за шагом, километр за километром, участок за участком…

Завершая дневной маршрут, понурый отряд плелся по знакомой колее, когда с северного направления донеслось слабое эхо выстрелов. Один за другим бойцы приостановились и прислушались. Эхо повторилось, затем все стихло.

– Это оттуда, где мы оставили Керима!

– Да! Вы продолжаете обычным шагом, – обратился я к сержантам. – Лейтенанты ударным темпом – за мной!

Команда оказалась напрасной: все как один мощно прибавили темп. Шли тяжело, казалось, из последних сил, но никто не отставал. До места, где утром пришлось оставить Сагдеева, оставалось меньше километра. И вдруг в полной тишине прозвучал четко различимый одиночный автоматный выстрел.

Представшая перед нами картина оказалась ужасной: припорошенный тонким слоем снега Керим Сагдеев лежал с пробитой насквозь головой. Вокруг не успевшей застыть лужи крови таял снег, вверх поднимались клубы пара… Неподалеку от убитого валялась бездыханная туша старого знакомого – медведя. Решив не связываться с нами, он не успокоился и нашел себе жертву. За что и поплатился…

Конин подошел к телу товарища и осторожно вынул из его ладони автомат. Сомнений в причинах гибели Сагдеева не оставалось.

– Что ж ты наделал, что ж ты, парень, наделал?.. – В глазах Конина стояли слезы.

Помрачневший Одегов обратился ко мне:

– Майор, почему он это сделал?

– Тут, думаю, и сложно и просто. – Я коротко вздохнул и, не отрывая глаз от распростертого тела, продолжил: – Пока нас дожидался, скорее всего без конца думал о том, что стал для отряда обузой. Потом этот взбаламученный медведь… В схватке с ним Керим наверняка почувствовал себя беспомощным. Ну, а дальше… Нетрудно догадаться…

В полном молчании прошло несколько тоскливых минут. Одегов первым стряхнул с себя оцепенение и решительно подошел ко мне:

– Товарищ майор, тут такое дело…

– Говори, не стесняйся…

– Я вот что подумал: зверюга этот, – он кивнул в сторону медвежьей туши, – в какой-то мере стал причиной гибели Керима. Но с другой стороны… – Он замялся.

– Хочешь сказать, что перед нами охотничья добыча, огромный кусок мяса?

– Вот именно… Который уже день мы на сухом пайке? Разрешите, а?..

– Я, Сережа, с тобой согласен, но ведь есть доводы и против.

– Вы имеете в виду следы? Так ведь в любом случае, как бы мы ни зачищали территорию, все привести в прежний вид не удастся. Если речь об остатках туши, ее волки враз растащат, пока голая шкура не останется. Зажарим сейчас по кусману мяса да выпьем за упокой души Керима, а?..

Я посмотрел на Конина. По его лицу было заметно, что он молчаливо поддерживает товарища.

– Ладно, валяй…

Ребята быстро вырыли яму в снегу и натаскали еловых веток, на которых развели огонь – так запах жареного мяса не распространится далеко по морозному лесу. Притоптывая от холода, люди с нетерпением ждали, когда куски медвежатины поджарятся. В сторону прикрытого ветками Сагдеева старались не смотреть.

Вскоре колдовавшие над огнем Одегов и Баталин раздали всем по большому куску мяса, разлили спирт и без лишних слов собрались вокруг тела Керима.

– Ты был хорошим солдатом и настоящим другом… – Губы Конина слегка дрожали. – Прощай…

Каждый брызнул в сторону бездыханного тела несколько капель спирта.

После импровизированной трапезы все заметно приободрились, настроение выправилось, хотя веселыми никого из нас назвать было нельзя.

На веревке, с помощью которой еще утром Сагдеева вытаскивали наверх, тело его опустили в яму и завалили снегом. Я отметил на карте место могилы, и отряд отправился на юго-запад, к следующему участку поиска.

Уже начали спускаться сумерки, когда я подал команду устраиваться на ночлег. Все привычно разбрелись в поисках удобного, с небольшим наклоном ствола, рядом с которым ночью можно хотя бы ненадолго расслабиться и заснуть. Большинство бойцов уже начали сооружать снежную конуру, и только беспокойный Одегов, отойдя на приличное расстояние, все расхаживал вокруг приглянувшегося дерева. Внимательный Конин заметил это и вопросительно посмотрел на Одегова, а тот поманил его к себе.

– Посмотри-ка, Толян, внимательно…

Второй раз ему повторять не пришлось: вплотную к стволу примыкал огромный плотный сугроб, походивший на укрытия, которые мы устраивали себе. Конин сосредоточенно смотрел на снежный саркофаг.

– Позовем Груздева? – спросил он после недолгой паузы.

– Давай вначале приоткроем, – уверенно ответил Одегов и осторожно, словно боясь потревожить чей-то сон, принялся счищать рукавицей верхний слой снега.

В образовавшейся щели показалась мертвенно-бледная кожа мужского лица. Конин оцепенел и прикрыл глаза.

Остальные заметили, что происходит, и вскоре вокруг освобожденного из снежного плена тела собрался круг молчаливых зрителей. В напряженной тишине каждый думал о своем.

– Что будем делать, майор? – серьезно спросил Одегов.

– Необходимо обыскать тело, возможно, обнаружим что-то важное.

Лейтенант сердито посмотрел на меня.

– Ну, хорошо, освободи его от снега, остальное беру на себя.

Одегов энергично заработал руками и через некоторое время оживился.

– Действительно, что-то есть!

Он наткнулся на железную коробку, привязанную к ремню погибшего.

– Ничего себе находка!

– Да, о такой удаче можно было только мечтать!

Я не скрывал своего удовлетворения: это был тот самый «черный ящик» – главная цель всего похода. Одегов передал его мне, я повертел металлический короб в руках и передал Баталину.

– Принимай, сержант, на хранение и помни, что цена этой штуке – несколько человеческих жизней плюс огромные деньги.

Баталин принял находку равнодушно, словно ничего особенного в ней не видел.

– Что делать будем? – Одегов был явно перевозбужден.

– Оторвите от ствола, положите и припорошите снегом, – ответил я спокойным, будничным тоном.

– Сможем потом найти?

– Не волнуйся, я на карте отмечу. Мне кажется, «Крот» должен быть поблизости. Завтра у нас будет хороший шанс завершить задачу.

– Так, может, сегодня пошукаем? – вдруг засуетился Конин. – Уж больно день выдался тяжелый, хорошо бы немного разрядиться…

– Хлебни еще из горлышка и успокойся. – Я опять был привычно сух и немногословен. – Заканчивайте, и всем отдыхать!

Утро пятого дня поисков выдалось ясным. Высоко стоявшее солнце обещало хорошую погоду. В предвкушении близкого завершения похода люди подбадривали друг друга, вполголоса шутили, а я, как всегда, общего настроения не разделял. Включив сканер, прочесал окрестности. Сначала западное направление, потом северное, восточное… Оп! На экране засветилась точка. Удача! Пошли. Я пытался отделаться от тревоги, возникшей еще накануне, но безуспешно.

Сканер показывал крупный кусок железа в трех километрах от нас в восточном направлении. Однако беспокойство нарастало все сильнее и сильнее. Вероятность засады, устроенной на месте выхода аппарата, казалась столь высокой, что предстоящий бой виделся уже во всех подробностях. Перед выходом бойцы собрались вокруг меня.

– Поплотнее, поплотнее давайте…

Когда круг сузился до предельно возможного, я чуть слышно, глядя в землю, начал инструктаж:

– Очень вероятно, что «Крот» находится поблизости. И если так, то мы наверняка его обнаружим. Вслух ничего не произносить, связь и все распоряжения – только жестами. Кроме, разумеется, слов и фраз, специально брошенных для наживки. В случае моего ранения или гибели командование переходит к Конину, далее – к Одегову, и так далее по ранжиру. Все, через пять минут выход.

Движением руки я остановил Конина и отвел его в сторону:

– Предполагаю, что на месте выхода «Крота» нас должны встретить. Поэтому, где бы я ни находился, ты держишь дистанцию между нами. И еще: постарайся все время быть в укрытии. Это приказ!

– Понятно, командир!

Отряд шел с небольшим отрывом друг от друга. Мы понимали, что цель близка, и никто не думал об усталости, никого не приходилось ждать или подгонять. Может быть, впервые за пять дней тяжелого похода все его участники представляли собой единый слаженный организм, все части которого взаимодействуют легко и эффективно.

На «Крота» мы вышли минут через двадцать. Издалека рваный срез металлического корпуса, прикрытый толстым слоем снега, мог показаться развороченным пнем гигантского дерева. На подходе к объекту мои лыжи запнулись о странно выгнутые блестящие железные куски. Осколки… Больше чем на тридцать метров вокруг макушки деревьев были начисто срезаны или сильно разломаны, словно тут порезвился какой-то великан.

– Не напрасно ребята погибли. Все-таки успели его долбануть! – вполголоса заключил Конин.

Завороженные необычным зрелищем, все остановились. В ярком солнечном свете перед нами предстало чудо современной техники, о котором если и можно было что-либо узнать, то лишь из слухов вперемешку с небылицами. Несмотря на нехорошее предчувствие, я старался действовать, а не размышлять. Хотя что значит – не размышлять? Голову-то не выключишь. Сейчас требуется первым делом оценить ситуацию. «Крот» вышел у подножия сопки, его энергетический запас оказался, по-видимому, на исходе, и он не смог преодолеть плотную скальную породу. Вышел не весь, а примерно наполовину… Заряд был заложен в самой ближней к земле точке, то есть примерно в середине корпуса. Взрыв повредил вышедшую на поверхность махину только наполовину. Это означало одно – сколько ни закладывай взрывчатки, разворотить удастся только ближнюю к поверхности часть, ведь «Крот» выполнен из особо твердой стали.