Текст книги "Дорогами войны"

Время уже клонилось к вечеру, люди едва стояли на ногах, и эта конная контратака с тыла была явно некстати. Майор Костылев вновь быстро развернул свои батареи, оказавшиеся у дороги. Он не успел еще произвести огневой налет, как колонны словно по какому-то сигналу свернули с дороги на юг. Огонь прямой наводкой разбросал их по полю. И тут же далеко сзади, на гребне высоты, показались боевые порядки кубанцев: впереди танки, а за ними кавалерийские эскадроны. «Прорвали! – быстро мелькают мысли. – Значит, у нас в тылу оказались части противника, сбитые соединениями генералов Жданова и Тутаринова. Прекрасная возможность использовать дивизию Тутаринова для развития успеха, чтобы быстрее ворваться в Одессу. Пожалуй, сейчас самый подходящий момент. Немцы не обороняются, они идут на юго-запад, прут, как огромное стадо, гонимое разбушевавшейся стихией лесного пожара. Но ворваться в город значило бы пропустить значительную часть этих войск за Днестр. Будет ли захват юго-западной части города, наилучшим образом способствовать разгрому одесской группировки противника в условиях, когда ее главные силы не обороняют город, а покидают его и отходят на рубеж западного берега Днестра? Может быть, в первую очередь надо вести бой на разгром отходящих войск?»

Такой ход мысли диктовался конкретной обстановкой. Генералу Тутаринову было приказано с ходу овладеть селом Татарка, развить удар на юго-восток и во взаимодействии с 30-й кавалерийской дивизией разгромить скопления войск противника на участке между Сухим лиманом и Одессой.

Командиры полков 9-й гвардейской кавдивизии видели, что казаки 30-й дивизии ведут напряженный бой с численно превосходящими силами противника. Они доложили об этом командиру дивизии. Быть может, со стороны действительно казалось, что дивизию Головского вот-вот сомнут. Но это только казалось. Массированным огнем всех видов оружия, особенно огнем артиллерии, прямой наводкой громила она нахлынувшую на нее лаву вражеских частей. Это была страшная картина. Один немецкий солдат, чудом оставшийся в живых, выронил автомат, схватился за голову и остановился. Он стоял среди неистового артиллерийского и орудийно-пулеметного огня, словно решал, куда пойти. Потом вдруг качнулся и, странно петляя, побрел в нашу сторону. Немецкий солдат шел и тихо смеялся, облизывая обветренные губы: он сошел с ума.

Мы приняли необходимые меры, чтобы получить сведения об оперативной обстановке на нашем фронте, сложившейся к вечеру 9 апреля, но пока не могли с уверенностью сказать, где находится центр тяжести боев в районе Одессы. Однако, судя по тому, с каким отчаянием сплошные массы войск рвутся через наши боевые порядки на запад, можно было предположить, что в наиболее тяжелых условиях ведут бои войска конно-механизированной группы.

С большим интересом я листаю сейчас боевые донесения штаба фронта, которые скупыми и точными словами указывают место и роль каждой армии в боях за Одессу. Вот передо мной боевое донесение о положении войск фронта на 17.00 и 22.00 9 апреля: армии правого крыла фронта вышли к реке Кучурган; дальнейшее их продвижение на запад противник сдерживал огнем всех видов оружия, предпринимая на отдельных направлениях контратаки.

Армии, нацеленные непосредственно на Одессу, имели различное положение. Вслед за конно-механизированной группой в пространстве между Днестром и Хаджибейским лиманом наступали справа 8-я гвардейская и слева 6-я армия. К вечеру они установили между собой тесное взаимодействие и, судя по донесению, вели бой: армия генерала В. И. Чуйкова – на рубеже в четырех километрах севернее Беляевки, южной окраины Красного Маяка, перед населенными пунктами Доброжабово, Березень, Октябрь; войска генерала И. Т. Шлемина – за станцию Дачное и село Холодная Балка у берега лимана. Ширина полосы наступления у армии генерала Чуйкова была раза в два больше, чем у его соседа. Мы, конечно, предположительно знали, что эти армии уже близко, так как на наш левый фланг и тыл начали наваливаться отходящие перед ними части противника. В общем, конно-механизированная группа оказалась в положении, когда, продвигаясь вперед, надо было вести полные крайнего напряжения кровопролитные бои на все триста шестьдесят градусов на земле и принимать на себя массированные удары штурмовой авиации 4-го воздушного флота гитлеровцев с воздуха. 5-я ударная и 28-я армии, наступающие с востока, находились, пожалуй, в более благоприятных условиях: слева – море, справа – Куяльницкий лиман, впереди противник и очень узкий фронт наступления. Их войска уже вечером вели бои на улицах пригорода Пересыпь.

Всю ночь на 10 апреля ни на минуту не утихали бои. Всю ночь соединения группы громили, раскалывали, расчленяли и распыляли отходившие из Одессы потоки войск противника. Перед утром 4-й гвардейский Сталинградский механизированный корпус завязал напряженные бои за Дальних. К этому времени гвардейцы Кубанского корпуса громили колонны немцев вдоль западной и юго-западной окраин Одессы. Воспользовавшись тем, что мы продвинулись от дороги, огибающей Сухой лиман, по ней за нашей спиной двинулась колонна гитлеровцев, насчитывающая около четырехсот автомашин с самоходной артиллерией и танками. Фашисты двигались неторопливо и молча, хотя могли на ходу обстреливать наши боевые порядки и тем самым помочь из последних сил обороняющимся румынским частям. По их поведению было видно, что им наплевать на гибнущих «соратников».

Связавшись с генералом Ждановым, я коротко ориентировал его в обстановке и приказал частью сил корпуса атаковать эту колонну. Чтобы выиграть время, Владимир Иванович бросил вперед подразделение танков и самоходных установок с десантом пехоты. Этот сводный отряд выскочил к голове колонны и с ходу атаковал ее. Гитлеровцы бросились врассыпную, но, попадая под пулеметный огонь танков, самоходок и десантников, несли большие потери. Однако середина и хвост колонны, поняв, что «по-мирному» уйти не удастся, повернули влево и предприняли попытку атакой с тыла прорваться к морю через боевые порядки кавалерийского корпуса, уйти за Днестр по приморской дороге. Обстановка осложнилась настолько, что атаке подверглись даже штаб группы и медико-санитарные части с ранеными. Драться пришлось буквально всем с автоматами в руках. А когда с тыла ударили бригады генерала Жданова, части немецкой дивизии стали сдаваться в плен.

Теперь надо было во что бы то ни стало захватить всю юго-западную часть города, где уже дрались наши усиленные передовые отряды. «Что сделать, чтобы эти предельно уставшие, но поистине легендарные герои нашли в себе силы на очередной, быть может, самый трудный бросок вперед, в атаку на Одессу?» – думал я. Единственное и верное решение – развернуть священные гвардейские боевые знамена полков, бригад и дивизий в боевых порядках войск.

…Эта атака представляла собой грандиозное зрелище. Кавалерийские дивизии, перестроившись в ходе боя в один эшелон и выдвинув в боевые порядки все танки, самоходные установки, артиллерию, пулеметные тачанки, все штабы – словом, все, буквально все рванулись в конном строю вперед.

Такое построение боевого порядка диктовалось тем, что непосредственно на западной окраине Одессы серьезных оборонительных рубежей у противника не было. Нам предстояло сбить, рассеять и разгромить отдельные части и подразделения, движущиеся по дорогам вдоль окраины города и по побережью моря.

Лавина гвардейцев-кубанцев перевалила через железную дорогу и устремилась к лесопосадке. Стоя в своем «виллисе», я вижу, как призывно полощется на ветру боевое знамя 34-го гвардейского полка. Мой взгляд выхватывает из общей массы танк, на правом крыле которого сидит командир танкового полка в черной кожанке с погонами и в кубанке, надвинутой на глаза. Он только перед Беляевкой принял полк. Почему-то стараюсь вспомнить его фамилию и не могу. Совсем рядом замечаю подполковника Костылева, за нами по пятам идет одна из батарей его полка. Немного поодаль, повернувшись к офицерам своего штаба, скачет полковник Турчанинов. Мне кажется, что Михаил Васильевич, как всегда, вежливо и совершенно спокойно говорит им: «Напоминаю, что с выходом к морю вы должны разъехаться по полкам и помочь организовать закрепление рубежа на побережье в специфических условиях крупнейшего населенного пункта», или что-либо в этом духе. Работать он умел, как, впрочем, большинство «рейдовых» офицеров, в любых условиях. Где-то устремились в атаку генерал Тутаринов и генерал Головской: они ведут свои дивизии в последнюю на украинской земле казачью атаку – страшную своим дерзким порывом и прекрасную своей одухотворенностью.

Когда атакуешь, то, несмотря на рев моторов, всеохватывающий гул тысяч копыт, громкое «ура-а» воинов, стрельбу, хорошо слышны каждая пулеметная очередь, каждый орудийный выстрел противника. В первый момент огонь гитлеровцев оказался довольно плотным. Прямым попаданием противотанкового снаряда сорвало башню танка, на котором только что сидел новый командир полка. Тело его чудом несколько секунд держалось на крыле. Вот, вскинув руки, свалился с коня чубатый казачина. Я на мгновение оглядываюсь. Казак вскакивает, его тут же с коня подхватывает кто-то из товарищей и, сбавив ход, усаживает, впереди себя. Падает, словно споткнувшись, конь ординарца подполковника Гераськина. Он умудрился остаться на ногах и побежал вперед, сильно припадая на раненую ногу. Может быть, он видит, как, цепляясь за гриву, медленно сползает с коня подполковник Гераськин. К нему успевает подскочить старший лейтенант Куев – командир 4-го эскадрона. В своем письме он так рассказывает об этом случае: «…я бросился к нему. Гимнастерка была в крови. Пуля пробила ему грудь, другая прошла сквозь мякоть подбородка. Командира полка отнесли в первый дом на окраине Одессы».

Пули зло высвистывают свою короткую песню смерти. Им аккомпанируют взрывы снарядов. На мгновение конно-танковая лавина смешивается с массами растерявшихся солдат противника, и поле сразу же покрывается трупами гитлеровцев. (Это был арьергардный полк немецкой дивизии.) Затем она врывается на улицы Одессы. Особенно удачной была атака конницы генерала Головского. Ее удар пришелся по главным силам отходящей дивизии гитлеровцев, и они сдались в плен.

Удар вовремя подошедшего 4-го гвардейского мехкорпуса и полков 5-й отдельной мотострелковой бригады наносился как бы уступом влево. В основном атака осуществлялась танками с десантами автоматчиков и была проведена стремительно и неотразимо. Но по улицам города пробиться к морю оказалось не так-то просто. Все они были забиты автомашинами, боевой техникой, повозками и самым разнообразным военным, а более всего гражданским имуществом.

К 10 часам утра 10 апреля я доложил командующему войсками 3-го Украинского фронта, что свою боевую задачу войска конно-механизированной группы выполнили. В это время армии генералов В. И. Чуйкова, И. П. Шлемина, В. Д. Цветаева и партизанские отряды уже ворвались в северную часть города.

Конно-механизированная группа заняла всю юго-западную часть Одессы – от Малого фонтан и Чубаевки до Люстдорфа. Один полк продолжал удерживать южную часть села Татарки. Казаки быстро освоились в утопающих в зелени роскошных каштанов, кленов и лип многочисленных зданиях санаториев и домов отдыха, тянувшихся вдоль побережья моря. Попав «с корабля на бал», части начали приводить себя в порядок. Условия были поистине сказочные – мы занимали зону одесских курортов. Некогда эта живописная территория была застроена роскошными дачами-особняками одесской буржуазии, обнесена каменными заборами с черными чугунными воротами. И только Советская власть превратила эти места в здравницу трудящихся. Говорят, что маршал Антонеску объявил всю курортную зону чуть ли не своей собственностью, но воспользоваться ее благами не успел. Все санатории и дома отдыха были до последнего времени забиты ранеными немцами и румынами. Может быть, поэтому грабители не сумели растащить здесь все до последней дверной ручки, как это они обычно делали. Но наиболее ценное оборудование и мебель были вывезены.

Казаки удивились, когда узнали, что не оправдались их надежды – увидеть на побережье моря ансамбли красивых фонтанов. Ведь в приказах, знали они, говорилось о Малом, Среднем и Большом фонтанах, разбросанных в южной части города. Кубанцы – народ любознательный, и они быстро разведали, что давным-давно, когда еще не было водопровода, жители пользовались источниками подпочвенных вод, они-то и были названы фонтанами. А теперь на месте, например, Малого фонтана оказалась площадь Аркадийского курорта.

Было еще не поздно, и мне не терпелось воспользоваться короткой паузой (пока части приводят себя в порядок, а из штаба фронта только ожидается новый приказ), чтобы проехать по главным улицам Одессы до морского порта.

Погода была пасмурная, с моря дул сырой порывистый ветер. Улицы заволокло дымом пожарищ. Всюду следы разбоя. На дорогах вереницы разбитых автомашин и орудий, кое-где догорающие танки и самоходки и очень много бензобочек. Московская улица. Здесь тянутся дымящиеся руины заводских зданий. Через провалы заборов и взорванных стен корпусов видны пустые цеха. Много станков и оборудования валяется во дворе. Видимо, противник не успел их вывезти. Мне хотелось взглянуть на знаменитое здание оперного театра. Мы еще поколесили по каким-то улицам и, наконец, оказались на площади перед театром. Рядом горят два дома. У здания театра стоят желтые треугольные таблички «Опасно – мины!». Около него и внутри работают саперы. Командир саперного подразделения рассказывает, что немцы подложили под здание мины и взрывчатку, но взорвать театр не успели. Быстрое продвижение 248-й стрелковой дивизии под командованием полковника Галая спасло для потомков это уникальное произведение зодчества. Кстати, если вы спросите любого одессита о театре, он обязательно начнет с того, что построили его русские и украинские мастера. Наш случайный гид, старик, проживающий в одном из соседних домов, с этого и начал. Слушая его, я думал, что одесситы чем-то очень похожи друг на друга. Я спросил словоохотливого старика, кто автор проекта здания.

– Вы мне дайте сто тысяч проектов и ни одного выдающегося мастера, здание не будет построено, – мягкой скороговоркой ответил он, но, видя, что я не удовлетворен ответом, пожал плечами и как бы между прочим добавил: – Почему я должен знать, кто архитектор? Какие-то два одессита из Вены Фельнер и Гельмер. И пусть меня кто-нибудь убедит, что это чистокровные австрийцы, ха-ха!

Мы с интересом смотрели на это красивое здание, главный фасад которого украшен четырехугольным двухъярусным портиком и живописными скульптурными группами. Преобладание стиля венского барокко опровергало утверждение нашего собеседника и подсказывало подданство авторов.

– Вы знаете, – говорит между тем старик, – когда в этом театре пел Федя Шаляпин, знаменитая на всю планету бронзовая люстра качалась. И как бы вы думали, сколько она весит? – Я много слышал об этом театре – центре украинской культуры, но мне не хотелось перебивать добродушного старика. – На взгляд, дунешь – полетит, на вес – тонна с одесским гаком.

Мы возвращались в поселок пригородного совхоза Ульяновка, где расположился штаб конно-механизированной группы. На одной из улиц Ульяновки встретили подразделение партизан. Среди них я увидел несколько солдат в форме чехословацкой армии и вспомнил Мелитополь, конец октября 1943 года и переход к нам 1-й словацкой пехотной дивизии, которую гитлеровцы называли «дивизия – быстро домой». Тогда на нашу сторону перешли только боевые части, находившиеся главным образом в первом эшелоне боевых порядков. Увидев партизан, мы остановились. Это оказалось подразделение объединенного отряда, базировавшегося в одесских катакомбах. Кстати, мне довелось заглянуть в один из партизанских ходов в катакомбы. Это небольшое, тщательно замаскированное отверстие среди развалин на пустыре. А вообще катакомбы представляют собой длинные, широко разветвленные подземные ходы под городом и его окрестностями. Так вот, встретившиеся нам словаки (из той самой 1-й словацкой пехотной дивизии) рассказали мне, что подразделения второго эшелона и тылы этой дивизии были в 1943 году сразу же отведены из прифронтовой полосы в Кривой Рог, а затем переброшены в Одессу. Сержант Кончетти установил связь с командованием партизанской республики. Словацким друзьям было поручено доставлять оружие, боеприпасы, вести разведку, выполнять роль связных между отрядами. Комендант города, подозревавший словаков в связях с партизанами, решил отправить их часть в Тирасполь. В тот же день сержант Кончетти предложил полку в полном составе перейти на сторону партизан. Связавшись со штабом партизанского движения города, словаки ночью спустились в катакомбы. Кончетти был назначен командиром этой первой партизанской части.

– Передайте товарищу Кончетти мой дружеский привет, – сказал я, прощаясь со своими новыми товарищами.

Солдат-словак пожал плечами и с приятным мягким акцентом печально произнес:

– Наш командир, как это сказать, фчэра помьер.

– Кончетти, товарищ генерал, вчера в бою был ранен в грудь навылет. Говорят, что уже скончался, – уточнил командир подразделения.

Сказано это было с чувством глубокой скорби, которая невольно передалась и мне.

Поздно вечером мы сидели у нашей рации и слушали сообщение Совинформбюро: «Войска 3-го Украинского фронта сегодня, 10 апреля, в результате умелого обходного маневра пехоты и конно-механизированных соединений в сочетании с фронтальной атакой овладели важным хозяйственно-политическим центром страны, областным городом Украины и первоклассным портом на Черном море – Одесса, мощным опорным пунктом немцев, прикрывающим пути к центральным районам Румынии…» Мы отсчитали двадцать четыре залпа из трехсот двадцати четырех орудий, которыми столица нашей Родины чествовала освободителей Одессы.

В полночь 10 апреля было, наконец, получено боевое распоряжение штаба фронта: «Группе Плиева во взаимодействии с 8-й гвардейской армией уничтожить отходящие на Овидиополь колонны противника и к утру 12.4.44 г. выйти на побережье Каролино-Бугаз, Ильичевка».

…Генералу Чуйкову ставилась аналогичная задача, но с выходом на берег Днестровского лимана на участке Беляевка, Овидиополь, Каролино-Бугаз! Таким образом, конно-механизированная группа направлялась на юго-запад вдоль побережья Черного моря, а 8-я гвардейская армия по тем местам, где мы шли на Одессу, только в обратном направлении от Одессы – на запад.

Наступление к Днестровскому лиману, как мне казалось, будет в значительной мере облегчено тем, что Овидиополь удерживает наша 10-я гвардейская кавалерийская дивизия. Штаб группы так и не смог связаться с генералом Горшковым, поэтому мы, естественно, толком не знали обстановку на этом участке. Предполагая, что радиостанции 10-й гвардейской дивизии по различным причинам выбыли из строя, немедленно приказал направить в дивизию офицера, чтобы уточнить обстановку и передать боевое распоряжение. Генерал Пичугин поручил это помощнику начальника оперативного отдела майору Морозову. Этот храбрый, инициативный офицер часто с успехом выполнял сложные и опасные задания, но на этот раз боевая удача не сопутствовала ему.

Сопровождавшие его казаки привезли тяжело раненного в голову майора и доложили, что пробиться или просочиться не удалось, так как отошедшие с севера колонны немцев заняли оборону по высотам за речкой Барабой. В районе села Барабой слышна напряженная стрельба из всех видов оружия. Не смог выполнить эту задачу и 3-й эскадрон капитана Н. Н. Василевича. Боевой комэск тяжело переживал неудачу. Теперь мы ждали, когда вернется кавалерийский эскадрон капитана А. А. Марченко. Ему была поставлена более решительная задача – во что бы то ни стало пробиться и найти штаб полковника Шевчука, по захваченной с собой рации связаться со штабом группы.

В ночь на 11 апреля войска конно-механизированной группы возобновили наступление в новом направлении. Сразу же за Сухим лиманом передовые части наткнулись на позиции гитлеровцев. Кавалерийские дивизии атаковали Клейн-Либенталь (ныне Малодолинское) и к 9 часам захватили его, а затем, «по инерции», и Александровку.

4-й гвардейский Сталинградский механизированный корпус генерала Жданова и отдельная мотострелковая бригада полковника Завьялова повели наступление на Гросс-Либенталь (Великодолинское). Штаб группы перешел в Клейн-Либенталь. Село это, северной окраиной примыкающее к железной дороге, а южной – к лиману, было до основания разбито и выжжено. Здесь нас нашел вернувшийся с задания капитан Марченко. Он выглядел очень усталым. По всему было видно, что путь их был трудным и опасным.

– Товарищ командующий, до Овидиополя мы не дошли, – начал докладывать Марченко, – на рассвете прорвались к Барабою… Там встретили несколько эскадронов 42-го кавалерийского полка… Они дрались в окружении… – Капитан старался говорить четко, но никак не мог справиться с собой.

– Одну минуту, – остановил я его и начал диктовать боевые распоряжения соединениям, одновременно давая ему возможность отдышаться.

Капитан рассказал, что в одном из хуторов они нашли легко раненного генерала Горшкова. С ним было полсотни казаков. Выяснить обстановку капитану не удалось. Когда он закончил доклад, я стал задавать вопросы в надежде на какую-то, хоть косвенную деталь, по которой можно понять, что все-таки там произошло.

– Вы пытались узнать, почему дивизия отошла из района Овидиополя на север?

– Генерал Горшков приказал мне немедленно возвращаться и доложить, что дивизия заняла более удобный рубеж на линии населенных пунктов Барабой первый, второй и третий, – повторил он то, что уже докладывал, и добавил:

– Но у меня сложилось впечатление, будто рубеж этот нами не закреплен. Казаки рассказывали, что полк окружен, остальные полки дерутся где-то у Александрегильф и у Нейбурга. Похоже на то, что под давлением отходящей крупной группировки противника дивизия была расчленена на изолированные друг от друга части.

Прежде чем делать выводы, следовало хорошо разобраться в обстановке. Ясно было одно – во всех случаях надо стремительным наступлением главных сил группы возможно быстрее разгромить войска противника, навалившиеся на 10-ю гвардейскую дивизию. 11 марта к 10 часам наша радиостанция восстановила связь с этой дивизией, и мы узнали, что ее части продолжают действия в районе Беляевки. В ответ была послана радиограмма: «Немедленно донесите о состоянии дивизии. Почему дивизия отошла в Беляевку, почему дивизия не выполняет приказ?»

– Что будем делать, товарищ командующий? – спросил начальник политотдела корпуса полковник Карев. – Ведь потери – это не главное, их несут все, кто дерется. Дивизия оставила рубеж, который ей приказано было держать, чтобы не допустить отхода противника за Днестр, вот что главное. Она в данный момент, по существу, не способна…

– Давайте прежде всего хорошо разберемся в этой довольно сложной обстановке, – остановил я полковника Карева, – а потом уже будем делать выводы. Возьмите с собой группу офицеров и поработайте в дивизии. Важно как можно быстрее определить состояние и принять меры, чтобы в предельно короткий срок восстановить ее жизненные силы. Сосредоточьте внимание на этом. Важнее всего в ближайшие дни сделать ее высокобоеспособной и боеготовной. А то, что произошло… в этом мы в дальнейшем, не торопясь, хладнокровно разберемся.

Полковник Карев уехал. Его донесения рисовали противоречивую картину событий, которые произошли в районе Овидиополя. Полковник докладывал, что дивизия в ночь на 10 апреля оставила захваченный накануне Овидиополь и двинулась к речке Барабой, чтобы, используя ее как наиболее выгодный рубеж, не допустить прорыва отходящих из Одессы войск противника к днестровским переправам. Однако перед рассветом на подходе к одноименному селу произошло столкновение с крупной группировкой фашистов, двигавшейся на Овидиополь. Кубанцы во взаимодействии с танковыми частями предприняли попытку решительной атакой с ходу разгромить вражеские колонны и захватить село. Бой сразу принял ожесточеннейший характер. Не обращая внимания на тяжелые потери, враг рвался вперед, к Днестру, который был для него рубежом жизни и смерти. Уже наступил рассвет, а напряжение боя все нарастало. На боевые порядки дивизии обрушивались новые и новые «обвалы» раздробленных, слабоуправляемых, но многочисленных, движимых страхом и желанием спастись войск. Они с отчаянием обреченных шли напролом, врывались на позиции казаков, пробивались в стыках боевых порядков, обтекали фланги, оттесняли полки в разные стороны, изолируя их друг от друга.

Кубанцы дрались, не щадя жизни, показывая лихую казачью доблесть. Храбрость и отвага воинов не знали границ, принимая характер массового героизма. Но близость Днестра, подавляющее численное превосходство придавали противнику силы для нового натиска. Во второй половине дня через Барабой хлынул сплошной поток вражеских войск. Он окончательно прорвал «плотину» 10-й гвардейской кавалерийской дивизии. Но это уже не спасло отходящую группировку противника. К этому моменту возобновилось решительное наступление конно-механизированной группы и 8-й гвардейской армии к Днестровскому лиману. Времени для переправы столь большого количества войск через широководный лиман у противника не осталось.

Бой, каким бы героическим он ни был, приносит не только радость побед, но и горечь потерь. Небольшая группа казаков во главе с начальником политотдела дивизии полковником Костиным и заместителем комдива по тылу подполковником Лапиным оказалась прижатой к глубокой балке. В жестокой схватке кубанцы стремились пробиться на Мариенталь. Полковник Костин погиб на поле боя. Генерал Горшков, командир дивизии полковник Шевчук и его заместитель полковник Самодуров оказались с 42-м гвардейским кавалерийским полком в селе Александрегильф. Генерал Горшков был ранен. Полк оказался отрезанным от главных сил дивизии в районе высоты 71,0.

Весь день не утихали кровопролитные бои с огромной массой войск противника, рвущихся к переправам через Днестр. В отчаянном стремлении уйти на запад они теснили и теснили полк. Казаки продолжали борьбу с этой лавиной обезумевших гитлеровцев, откатываясь вместе с ними к Днестру. Только у самого берега полку удалось прорваться на село Маяки. Командир дивизии полковник Шевчук пропал без вести. Наиболее удачно вели бой и организованно прорвались к Беляевке главные силы дивизии, которые возглавил начальник штаба полковник Губанов. В ночь с 10 на 11 апреля расчлененные части 10-й гвардейской дивизии сосредоточились в районе Беляевки. В Беляевке похоронены полковники Костин, Самодуров, командующий артиллерией дивизии подполковник Бобров, командир 181-го артиллерийско-минометного полка майор Коба и другие.

А причины неудач? – спросит читатель. Они были ясны и без специального изучения. Думается, нет необходимости останавливать на этом внимание. Как бы то ни было, захват 10-й гвардейской дивизией Овидиополя и последующие бои с отходящими из Одессы войсками противника оказали положительное влияние на дальнейшее развитие операции и способствовали быстрейшему разгрому вражеской группировки.

12–13 апреля 1944 года войсками конно-механизированной группы и 8-й гвардейской армии были прижаты к Днестровскому лиману разрозненные части и соединения противника, которые успели отойти из Одессы, но были скованы огнем 10-й гвардейской дивизии.

Наш командный пункт находился на кургане у северо-восточной окраины небольшого села Грибовка. Слева тревожно волнуется море, а впереди, за Барабоем, беснуется ливень металла и огня – это в ожесточенных боях завершается разгром остатков одесской группировки врага, остатков 6-й немецкой «армии мстителей».

Из-за Днестра противник производил сильные артиллерийско-минометные налеты по боевым порядкам конно-механизированной группы. Один из таких налетов пришелся по нашему КП. В это время подъехал полковник Компаниец, чтобы доложить результаты действий группы разведчиков на западном берегу Днестра. Начальник разведки кубанцев передал повод коноводу и направился на НП, но не дошел до него. Осколок снаряда попал в живот. Врачи до позднего вечера боролись за его жизнь. С последними лучами солнца угасли и последние признаки жизни полковника Компанийца. Так погиб храбрый, энергичный офицер, блестящий разведчик, коммунист.

Вечером 13 апреля на командный пункт прибыл офицер штаба 3-го Украинского фронта и вручил мне боевое распоряжение генерала армии Р. Я. Малиновского. Комфронта приказывал с 24 часов выводить конно-механизированную группу из боя и сосредоточить северо-западнее Одессы – в районе Эльзаса, Мангейма, Выгоды, Дачного, Карпово.

На следующий день мы находились уже в новом районе, а через несколько дней 4-й гвардейский Кубанский казачий кавалерийский корпус погрузился в железнодорожные эшелоны на станции Раздельная, чтобы через несколько дней начать новый этап боевого пути, приняв активное участие в разгроме немецко-фашистской группы армий «Центр» и в освобождении Белоруссии.

Вскоре мы узнали, что наш Кубанский корпус награжден орденом Красного Знамени.

Итак, впереди Белоруссия. Эшелоны мчатся на север, а казаки под перестук колес поют об освобождении Одессы:

 
Одесские залпы в Москве отгремели,
Как радостный гром по весне.
Поднимем бокалы в честь воинов смелых,
Вернувших Одессу стране.