Текст книги "Дорогами войны"

– Вы представляете, товарищ командующий, воин в бою узнает, что он принят в партию, стал коммунистом. Ведь это же наивысшая награда за подвиг.

Хакиев, разумеется, не вызывал членов бюро к себе из боевых порядков, он сам шел туда, где пылал бой.

– Я могу вам уже сейчас доложить, кто первым форсирует следующий водный рубеж.

– Любопытно.

– Коммунист, лейтенант Алешков. На летучем партийном собрании он так и заявил: «Я со своим взводом первым форсирую Тилигул и ворвусь в село». Говорили, конечно, об этом и другие, но у него в душе сам бес сидит.

…Тело генерала Танасчишина лежит в гробу. То же спокойное, сосредоточенное выражение лица, так же сдвинуты брови. Не верится, что не сон, а смерть сомкнула ему глаза. Начальник политотдела 4-го гвардейского Сталинградского мехкорпуса полковник Козлов говорит о том, что герои, уходя из жизни, остаются в боевом строю, что героический образ их командира будет в боях напоминать о чувстве великой ответственности перед Родиной, призывать к мести и победе.

Мы выносим гроб. Его подхватывают офицеры-танкисты и устанавливают на автомобиль… Трехкратный салют… Машина в сопровождении взвода автоматчиков и эскорта мотоциклистов удаляется в сторону Вознесенска. Там будет совершено погребение.

Дальше 4-й гвардейский корпус уже до конца войны поведет генерал В. И. Жданов.

– Я получил ваше боевое распоряжение, – начал он о делах, когда эскорт скрылся за поворотом. – Вы приказываете по окончании переправы немедленно возобновить наступление и к исходу 1 апреля во взаимодействии с конницей овладеть северной частью населенного пункта Сталино. В то же время передовым отрядом – танками с десантом пехоты – овладеть городом и станцией Раздельная. Мы выполним этот приказ в указанное время.

– С выходом дивизий генералов Головского и Тутаринова на правобережье Тилигула обстановка резко изменится к лучшему. Думаю, что под покровом ночи противник предпримет попытку оторваться от нас, чтобы занять очередной рубеж.

– Что-то непохоже, – усомнился Владимир Иванович, – бомбят район Березовки с таким остервенением, будто здесь решается судьба всей войны. Весь день ведет обстрел дальнобойная тяжелая артиллерия.

– Броды нашли?

– Да, жители показали. До темноты я решил не раскрывать своих карт. Пусть немцы думают, что все надежды мы возлагаем на мостовые переправы.

– Пленные? – Мне было интересно узнать, на что нацеливают немецких солдат.

– Есть какой-то офицер, взятый в глубине обороны. Результат допроса еще не докладывали.

– Давайте его сюда. Зайдем к вам.

В сопровождении автоматчика в комнату вошел среднего роста, сутулый, обрюзгший старик. Он стянул фуражку с седой головы и угодливо поклонился, изобразив на лице дежурную улыбку.

– К вашим услугам, господин генерал, сотрудник организации Тода, – довольно бойко представился офицер.

Мы были поражены не столько тем, что он прекрасно говорил по-русски, сколько его хорошим расположением духа. Он понял нас и не стал ждать вопроса.

– О, я прелестно себя чувствую, потому что хорошо знаю Россию. У меня хорошая перспектива: я увижу конец войны и возвращение домой.

В этот момент дом содрогнулся от взрыва. Улыбка у немца мгновенно спорхнула с лица, глаза юркнули глубже под лохматые брови и замерли. Их едва было видно.

– Откуда вы знаете Россию? – спросил Владимир Иванович.

Офицер ответил не сразу, а лишь тогда, когда убедился, что бомбы рвутся где-то в стороне. Он вновь обрел «прелестное настроение» и заговорил, как человек, привыкший уговаривать.

– Я имел счастье, господин генерал, еще до Первой мировой войны несколько лет работать представителем немецкой фирмы в Петрограде и на периферии. О, уверяю вас, Россию с ее колоссальными богатствами и неисчерпаемыми людскими резервами победить невозможно. Я старый гамбургский купец и знаю, что говорю.

Мы невольно улыбнулись.

– Что это за «организация Тода»?

– Это организация, изучающая экономические возможности новых районов империи, – уклончиво ответил купец и сразу же изменил направление мысли: – Но ее деятельность свертывается. Я уверяю вас, господа генералы, что отступление наших войск (я имею в виду принадлежность к нации, а не к нацистам, это, поверьте мне, большая разница) будет непрекращающимся. Вы спросите меня: почему я так утверждаю? О, у меня есть чутье. Так вот, чтобы вы знали, руководство организацией, приданной командованию группой армий «Юг», выехало в Венгрию. Да, да, оно покинуло Россию, а это, поверьте мне, говорит о начале конца империи Гитлера. Я был в командировке на юге… и вот…

– Отправьте его, Владимир Иванович, пусть живет надеждами на возвращение домой.

Капитан настороженно выслушал мои слова и торопливо закончил:

– Можете мне поверить, Гитлер окончательно запутался. Но не это главное, его разногласия с генеральным штабом зашли так далеко, что, уверяю вас, остановить его может только пропасть…

Мы вышли на улицу. Небо хмурилось, обволакиваясь тяжелыми свинцовыми тучами. Подул холодный ветер. «Быть непогоде», – вспомнился мне прогноз казака Горбыня. На фоне мрачного, будто прогнувшегося неба с диким ревом метались черные тени «мессершмиттов» и «фокке-вульфов». Вокруг них искрились взрывы зениток, прочерчивали пунктиры траекторий трассирующие снаряды.

– Восемь стервятников уже сбили, – сказал Владимир Иванович и тут же добавил: – А вот и девятый.

Самолет вспыхнул необыкновенно ярким пламенем и, описав крутую дугу, стал удаляться на запад, снижаясь и оставляя за собой шлейф густого дыма. Под его черным следом появились два белых купола.

– Кто у вас исполняет обязанности начальника штаба? – спросил я Жданова.

– Мой заместитель подполковник Тобулко – грамотный, деятельный офицер.

Я подозвал полковника Компанийца.

– Доложите положение 30-й и 9-й дивизий.

– Обе дивизии и бригада Завьялова, товарищ командующий, продолжают развивать наступление из района населенных пунктов Викторовка и Степановка в направлении хуторов Падурец, Пьяногорка. Дивизия полковника Гадалина медленно развивает успех. Он почему-то засиделся, хотя для прорыва рубежа у него наиболее выгодные условия: закрытая местность, узкий участок реки, наличие брода, наконец, успех соседей.

– Ну что ж, теперь командиру дивизии нужно переходить к преследованию. Передайте ему, пусть не упустит момента отхода противника. Так и передайте. Позже буду у него. Владимир Иванович, – обратился я к генералу Жданову, – вы мне доложили, что решили возобновить наступление, как только стемнеет. Значит, у вас все готово?

– Да, все в полной боевой готовности. 13-я мехбригада уже начала обходный маневр через Завадовку.

– Хорошо. Сейчас 17.30. Ровно через тридцать минут произведите двадцатиминутный мощный артналет по переднему краю обороны противника и форсируйте реку через броды и на подручных средствах. В 18.30 вся наша пехота должна атаковать высоты за Тилигулом. К строительству моста, кроме наших саперов, привлеките местное население.

Ровно через тридцать минут вся корпусная и приданная артиллерия обрушили на скаты высот, обращенных к востоку, мощный огневой налет. И сразу же на берегу появилась наша пехота. Солдаты несли с собой доски, жерди, бочки, связанные пучки прутьев, фашины… словом, все, что попало под руку. Они ускоренным шагом преодолели заболоченную долину и бросились вплавь через реку. Мы выдвинулись вперед. Вскоре поступило первое донесение об успешном развитии наступления. «Овладел железной дорогой, – доложил Жданову командир 14-й мехбригады полковник Н. А. Никитин, – атакую высоту 119,9. Второй мотострелковый батальон продвигается в обход станции Рауховка с юго-запада…»

Обходный фланговый удар казачьих дивизий и пехоты Завьялова захлестнул оборонительные позиции противника. Оказывая ожесточенное сопротивление, гитлеровцы медленно отходили вдоль дороги, загибали свой левый фланг к Рауховке.

…То особое упорство, с которым командование группы армий «А» стремилось как можно дольше удерживать район Березовки, объясняется серьезными причинами не только оперативного, но и политического характера. Важным являлось то, что одновременно с действиями главных сил фронта уже сам выход конно-механизированной группы в район Березовки перекрывал все дороги, по которым могли отойти на запад войска противника, противостоящие центру и южному крылу 3-го Украинского фронта. По существу, 6-я немецкая и 3-я румынская армии оказались «в мешке», главный выход из которого «перевязала» конно-механизированная группа. Дальнейшее развитие нашего наступления грозило поразить основные жизненные центры боевого организма группы армий «А» генерал-фельдмаршала Клейста. Впрочем, уже не Клейста, а генерал-полковника Шернера.

Мне в то время не было известно, что в одну из мартовских ночей личный самолет Гитлера «Кондор» приземлился на аэродроме города Николаева. В него сел единственный пассажир. Это был Эвальд фон Клейст. «Кондор» тут же поднялся в воздух и взял курс на Лемберг (так гитлеровцы именовали Львов). Здесь он встретился со своим коллегой – командующим группой армий «Юг» генерал-фельдмаршалом Эрихом фон Манштейном. Интересная деталь. Клейст вел 1-ю танковую армию на Кавказ, а Манштейн выводил ее через Ростов, спасая от разгрома. Впрочем, у Клейста в это время были не менее ответственные задачи – спасение остатков группы армий «Юг», понесшей невосполнимые потери на Волге и Дону. Вскоре оба они были доставлены в Оберзальцберг. Фюрер наградил их «рыцарскими крестами» и… снял с занимаемых постов. Причина? Она, разумеется, кроется в поражениях, которые понесли войска неудачливых полководцев. Так считал Гитлер. По его мнению, Клейст и Манштейн в новых условиях не способны были полноценно воплощать его «военный гений».

Кто же виноват? Бывшие фельдмаршалы, заделавшиеся учеными-историками, считают, что виноват Гитлер.

Читая их творения, видишь: в оперативных планах немцев была заложена прочная основа победы. И они достигли многого. Но вот в руководство войной начал вмешиваться фюрер, и, по его недомыслию в военных делах, срывались или проигрывались блестяще начатые операции. Утверждения «Гитлер не давал на это согласия», «Гитлер болезненно воспринимал…» и так далее стали уже притчей во языцех. Но они зря размежевываются. Если говорить только о военной стороне дела, то надвигающаяся катастрофа еще больше объединила творческую мысль всей военной школы гитлеровской Германии. Однако в борьбе старого с новым – таков извечный движитель истории – победила передовая советская стратегия, оперативное искусство и тактика, победили Советские Вооруженные Силы, победил наш передовой общественный строй, на котором они базируются.

Впрочем, я несколько отвлекся. Кроме военной, оперативной причины столь ожесточенного упорства немцев под Березовкой была причина и политическая. Отойти – значит бросить на произвол судьбы 3-ю румынскую армию. Это может вызвать нежелательные осложнения с правительством Иона Антонеску. По газетам мы знали: он выразил Гитлеру недовольство тем, что Румыния потеряла более четверти миллиона солдат, и заявил, что не может больше посылать на Восточный фронт новые соединения.

Раздельная

При выезде с железнодорожной станции Раздельная стоит последний на советской земле семафор, который может еще преградить путь на запад эшелонам гитлеровцев с награбленным богатством советского народа. На пути к этой станции перед нами лежит крутобрегий Большой Куяльник. На него, словно бусы на суровую нитку, нанизаны синие села и хутора. Через десяток километров течет очень похожий на своего старшего брата Малый Куяльник. Он примечателен тем, что его хотя и не очень обильные воды образуют Хаджибейский лиман, отделяющий своим устьем знаменитую одесскую Пересыпь от города. До Раздельной около сотни километров. Впрочем, на войне расстояние нельзя считать по карте, а тем более заранее. Иногда, чтобы продвинуться вперед на пять километров, надо несколько раз атаковать и откатываться, маневрировать, делая обходы, охваты, и снова атаковать уже с флангов и с тылу в обратном направлении, и только потом идти вперед.

Новый командующий войсками группы армий «А» генерал-полковник Шернер не принес новых веяний на южное крыло советско-германского фронта. События развивались примерно в той же последовательности, что и в междуречье Днепра и Южного Буга. Снова над левым флангом группы армий «А» нависла мощная группировка советских войск. Снова войска 3-го Украинского фронта прорвали оборону, теперь уже на Южном Буге. Снова конно-механизированная группа вышла на оперативные тылы в третий раз наспех восстановленной 6-й армии генерал-полковника Холлидта. И как прежде, в жарком пламени боев быстро сгорают его оперативные резервы, рушится связь и управление войсками, парализуются тылы, прекращаются продовольственное снабжение и боевое питание войск, эвакуация раненых, выдыхается боевой дух, и его место заполняет гнетущее чувство обреченности, деморализованные войска вновь охватывает паника.

С утра 1 апреля начал моросить мелкий, холодный дождь, пошел мокрый снег. Дороги превратились в труднопроходимую трясину. Кони, вытянув шеи и подавшись вперед, надрываясь, тянут брички-тавричанки и пулеметные тачанки. Около автомобилей, артиллерийских тягачей, орудий и другой боевой техники натужно дышат бойцы, помогая моторам проворачивать завязшие в грязи колеса. Танки идут по правой обочине. На них, как говорят солдаты, пальцем ткнуть некуда – десантники сидят впритирку друг к другу. Какой-то шутник кричит: «Эй, казак, давай к нам с кобылой, потеснимся!»

Части движутся туда, откуда доносится грозный гул боя. По левой обочине навстречу медленно ползет плотная колонна пленных. Они направляются в Березовку, куда уже подошли части 46-й армии. Во главе этой колонны вижу моего старого знакомого, пожилого казака Жукова. Он заметно преобразился. На нем почти новая смушковая кубанка, домашний бешмет и чекмени. Только та же сеть лукавых морщин под копной седых волос да та же набитая махрой трубка во рту, запах от которой может за версту коня с ног сбить…

Показания пленных и дерзкие действия наших разведчиков помогают раскрыть намерения генерала Холлидта. Перед конно-механизированной группой появились две новые – 97-я горнострелковая и 17-я – дивизии фашистов. Усиленные заслоны их спешно закрепляются на высотах южнее села Котовское. Главные силы возводят рубеж обороны по западному берегу реки Большой Куяльник. Вторая полоса обороны готовится по линии реки Малый Куяльник. На эти позиции должен отойти противник. Теперь перед нами уже шесть дивизий. Две из них полнокровные.

Наши кавалерийские дивизии, танковые и механизированные бригады ведут яростные атаки, стремясь на плечах отходящей пехоты противника ворваться на промежуточные позиции. Мы обгоняем части второго эшелона, чтобы более оперативно управлять войсками на рубеже населенных пунктов Даниловка, Котовское, Нейково, Чигирик. «Если с ходу прорваться не удастся, – вспомнилось мне предложение генерала Пичугина, – целесообразно главными силами мехкорпуса нанести удар в обход балок и высот с северо-запада». Мой заместитель генерал-майор Горшков, докладывая обстановку на открытом левом фланге, где наступала дивизия Головского, выразил другое мнение: «Чернозем развезло так, что у коней подковы отрывает; если продолжать обход Екатериновки, потеряем много времени и еще больше вымотаем личный состав. Лучше прорывать промежуточные рубежи на узких участках, создавая решающее превосходство в силах и средствах». А мне подумалось, хорошо в данный момент сочетать смелый обходный маневр с прорывом слабо занятых участков на узком фронте. Но чтобы внести уточнения в боевые задачи и перенацелить соединения на новые направления, потребуются новые затраты сил и времени.

Наступление в оперативном тылу противника развивается далеко не всегда равномерно: кто-то вырывается вперед, кто-то засиживается на захваченных рубежах. Ведь у противника здесь нет заранее организованной обороны в том виде, как на главной полосе обороны. Боевая обстановка для каждого соединения и части внутри конно-механизированной группы складывается, как правило, по-разному. Очень важно поэтому умело использовать успех даже одного полка, одной дивизии в интересах развития операции группы в целом. Вот тут-то и нужно стремительно и дерзко маневрировать в любое время суток: вырвался вперед на фланги и на тылы – помоги соседу.

Решив понаблюдать, как будет протекать бой на указанном рубеже, приказал полковнику Завьялову быть в готовности развить успех там, где он обозначится. Генералу Жданову: решительнее развивать действия вдоль дороги Березовка – Раздельная, частью сил обходным маневром овладеть селом Котовское. Главное, самое главное сейчас не длинномаршрутные обходы, а предельно дерзкий натиск, особенно ночью; короткие, мощные удары по флангам, стремительный темп движения вперед.

…Уже остались позади предбоевые порядки. Мы выехали к скотному двору с пристройками, стоящему на холме. От него открылась типичная для этих мест панорама уходящей на юг широкой балки с приютившимися здесь селами и хуторами. Где-то севернее село Котовское. Всего в полутора километрах от него ведут жестокий бой с противником части механизированного корпуса. Встретив сильную противотанковую оборону, генерал Жданов предпринял обходный маневр с севера силами 36-й гвардейской танковой бригады с десантом пехоты. «Если сталинградцы прорвутся, румынские войска не заставят себя ждать», – подумалось мне.

В воздухе послышался гул «Юнкерсов-87». Одна девятка, вторая… пятая. Я невольно взглянул на часы: 14.45. По тому, где они начали кружить и пикировать, определяю рубеж бригад мехкорпуса. Там по дороге движется и 152-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк кубанцев. Видимо, и он попал под удар авиации.

Правее того места, где мы стоим, видны боевые порядки гвардейской конницы. Они наступают вслед за танками к балке между хуторами Соколово и Красино. Перед ними, цепляясь за каждый выгодный пункт местности и отчаянно сопротивляясь, отходят части фашистов. Наши танки наступают, из-за балки с высоты бьют орудия, короткими очередями строчат пулеметы. Недалеко от нас танки быстро разворачиваются и открывают огонь по противоположной высоте. Снаряды рвутся то ближе, то дальше орудий противника и, наконец, накрывают их. Я снова перевожу взгляд на наши танки, догоняющие гитлеровцев. Маленькие, темные фигурки останавливаются на склоне…

Ворвавшись на плечах противника в Соколово и Красино, славные гвардейцы-тутаринцы с ходу прорвали оборону и обошли с юга село Джугастово. Мне не были видны боевые порядки 10-й гвардейской дивизии, поэтому я приказал уточнить обстановку на ее направлении. Офицер оперативного отдела доложил:

– 10-я гвардейская дивизия, используя успех соседа слева, – он сделал ударение на эти слова, – ведет бой за село Джугастово.

Как всегда, мужественно вел бой генерал Головской. Он не стал рваться напролом через высоту 112,8, а направил отряд, усиленный танками, артиллерией, пулеметными тачанками, в обход ее и ударом с фланга и тыла овладел селом Гудевичево. С высоты противник бежал. Мне казалось, что Василий Сергеевич, командир смелый, предприимчивый, в данном случае ослабляет внимание к прикрытию действий конно-механизированной группы в целом со стороны Благоево. Но, оказывается, он прежде всего убедился, что там нет достаточно опасной группировки противника.

Вот уже второй час 4-й гвардейский Сталинградский механизированный корпус подвергается неистовым атакам «юнкерсов». Генерал Жданов докладывает о потерях. К счастью, погода резко ухудшилась, начался густой снегопад, переходящий в дождь. 36-я танковая бригада ворвалась в Котовское с севера и в скоротечном бою разгромила его гарнизон.

Все соединения конно-механизированной группы перешли к решительному преследованию противника, начавшего поспешный отход к реке Большой Куяльник. Это были изнурительные версты, отмеченные непрекращающимися ночными боями. Темная, непроглядная ночь. Порывистый ветер. Хлещут в лицо леденящий дождь и мокрый снег. Каждый шаг требует неимоверных усилий. Наши транспорты с боеприпасами, пулеметные тачанки, минометы, орудия, автомашины – буквально все приходится руками вырывать из грязи.

Отходящие части противника, связанные тяжелыми транспортами и вообще хуже приспособленные к преодолению таких нечеловеческих трудностей, не могут оторваться от наших передовых частей. Поэтому по параллельным дорогам, ведущим к Ново-Николаевке и к Евгеньевке, движутся не просто войска, движется жестокий бой. Немецкие солдаты из-за безнадежности положения большими партиями сдаются в плен. Грязные, изможденные, пугливо озирающиеся, они напоминают зверей в клетке. По словам пленного из штабной роты 144-го полка горнострелковой дивизии, «в частях царит страшная неразбериха и паника. Все перемешалось. Многие командиры, охваченные страхом, отдали приказ об уничтожении запасов бензина, продовольствия и боеприпасов. Командир 36-й роты снабжения лейтенант Лаке, например, все уничтожил, сжег. Его солдаты разбежались».

Всю ночь мы тщетно пытаемся связаться со штабом фронта по радиостанции «РСБ», смонтированной на повозке. Приданная нам фронтовая радиостанция «Американка» несколько отстала, но радисты, как всегда, находят выход из положения. Теперь они связываются через станцию «РАФ». Хорошо, что мы захватили две запасные «РСБ» на повозке и «РБ» на вьюках. Рано утром настраиваемся на нужную волну и получаем боевое распоряжение командующего войсками фронта. «Противник продолжает отход большой частью сил на Тирасполь и частью сил в направлении Одессы», – говорилось в нем.

От конно-механизированной группы генерал армии Р. Я. Малиновский требовал решительного броска вперед, чтобы к исходу 2 апреля овладеть районом Раздельная. Ставились также решительные задачи 23-му отдельному танковому корпусу, 37-й и 46-й армиям. Было приказано «боевые действия ночью не прекращать…».

Это боевое распоряжение подписано в 16.40 1 апреля 1944 года. Взглянул на часы: 5.00 2 апреля. Значит, в течение ночи мы действовали верно – и по направлению, и по времени, и по духу. Но было ясно, что разгулявшаяся непогода несколько замедлит развитие боевых действий в Приднестровье.

Рассвет наступал медленно, будто нехотя. Сквозь мутную пелену дождя и снега едва просматриваются высокие берега Большого Куяльника, по которым сползают к реке улицы Ново-Николаевки. Вплотную к ней справа примыкает Силовка, а слева – Евгеньевка. Впечатление такое, будто это одно село вдоль берега. За ними почти двухкилометровая пойма реки и гребень высот, которые надо взять во что бы то ни стало на одном дыхании. Сделать это невероятно трудно. Ведь уже несколько суток шли непрерывные бои – без отдыха и сна, без нормального питания.

Мимо нас вдоль лесопосадки движется батарея 32-го гвардейского кавполка. Кони с трудом переставляют ноги, казаки идут, ухватившись за лафеты или опершись на стволы. Какой-то казак неверными шагами сходит с дороги. К нему устало подходят два товарища.

– Павло, а Павло! Да ты шо, до атаки це ж не скоро, проснысь.

– И скажи ж ты, – шутливо добавляет другой, – як в бой, так Павло спать под куст.

Шутка батарейцев вносит оживление, но бодрость не приходит. Павло Ильченко встряхивается, что-то бормочет и пристраивается к подразделению. Мне вспоминается чей-то рассказ об этом храбром казаке, о его бесстрашии в бою под Ново-Петровкой.

Чувствуется чрезмерная усталость казаков. Но отдыха давать нельзя, сейчас дорога каждая минута. Ввязываться в затяжные фронтальные бои и лобовые атаки тоже нельзя: в рейде они «смерти подобны». Только при предельно высоком темпе и широкоманевренном характере боевых действий, опережающих действия противника, может быть достигнута внезапность, упреждение в нанесении удара, возможна победа в бою, успех операции.

Учитывая, что рубеж Силовки, Ново-Николаевки и Евгеньевки успела занять 335-я пехотная дивизия гитлеровцев, а на подходах к ее позициям непроходимая грязь, для преодоления которой требуется огромное напряжение, целесообразнее было не делать никаких рокировок. Не теряя времени, нужно решительно атаковать, а для наращивания усилий из глубины использовать 30-ю кавалерийскую дивизию. Она подтягивалась к участку между дивизиями первого эшелона, находясь в боевой готовности, чтобы развить успех там, где он быстрее обозначится – на участке Ново-Николаевки или под Евгеньевкой. Организация ввода ее в бой была поручена генералу Горшкову.

– Передайте Гадалину, чтобы немедленно, не ожидая успеха соседей, атаковал Ново-Николаевку.

Горшков кивнул, дескать, все будет в полном порядке.

Ровно в 8 часов 10-я гвардейская кавалерийская дивизия атаковала Ново-Николаевку. Мне было видно, как полки ворвались в село. Частью сил наступление предполагалось развивать на Козловку. Но этих сил было недостаточно, чтобы овладеть ею, а тем более с ходу форсировать реку и взять высоты западнее. Болотистая пойма Большого Куяльника тянется здесь почти на два километра. Надо вовремя подхватить темп атаки и развить ее. Приказ: «Ввести в бой 30-ю кавалерийскую дивизию из-за левого фланга 10-й гвардейской…» Кстати, этот ввод оказывал содействие и успешно выполняющей задачу 30-й кавдивизии генерала Тутаринова, которая к этому времени развернула свои главные силы и повела наступление на Евгеньевку.

В 9 часов полки генерала Головского в конном строю вслед за танками двинулись через Большой Куяльник. Вся артиллерия, которая успела выйти сюда, открыла огонь по прибрежным высотам. Полки Головского, используя разведанные броды, вошли в ледяную воду. В этом безмолвном, решительном движении был такой внутренний порыв, что все, кто видел его, поднялись, бросились вперед. И ничто уже не могло остановить казаков. Козловка была взята с ходу.

Как только боевые порядки достигли противоположного берега, артиллерийский наблюдатель подал сигнал переноса артогня. Черные кроны взрывов перенеслись в глубь обороны, казаки бросились в атаку…

– Свяжитесь с генералом Тутариновым, – сказал я радисту.

9-я кавдивизия Тутаринова наступала на Евгеньевку и по времени должна была уже взять село.

Радист монотонно вызывал «Звезду», потом смолк, подправил настройку и передал мне микротелефонную трубку.

– Товарищ командующий, комдив ведет переговоры с командиром полка подполковником Гераськиным.

Говорили они на языке кода, вперемежку с немудреным фронтовым лексиконом. Подполковник Гераськин доложил, что полк ворвался в Евгеньевку. «Решил уничтожить группу пулеметов, установленных в церкви, а затем форсировать реку. Иначе перестреляют в пойме реки». Генерала Тутаринова такое решение явно не удовлетворило. Он дал оценку этому решению короткой, но убедительной фразой… Затем комдив приказал сосредоточить полк на западной окраине и атаковать высоту на противоположном берегу, а для подавления огневых точек в церкви выделить орудие прямой наводки и подразделение противотанковых ружей. «Через двадцать минут, вслед за огневым налетом артиллерии – атака», – закончил Тутаринов.

Перехватив разговор комдива, я одобрил его решение и приказал сразу переходить к преследованию противника, так как остальные дивизии корпуса уже ведут бой за высоты, расположенные к западу от Козловки.

– Сейчас будет нанесен удар во фланг противостоящему вам противнику, – сообщил я генералу Тутаринову. Затем приказал генералу Головскому развернуть левофланговый полк и ударить вдоль берега. После выполнения этой задачи полк вывести в резерв командира корпуса.

В этом в общем-то сильном маневре таилась и слабость. Вместо наращивания усилий на направлении, где определился успех, они ослаблялись. Перед этим у меня состоялся разговор с генералом Ждановым. Выяснилось, что 4-й гвардейский Сталинградский механизированный корпус не смог с ходу прорвать оборону в районе Силовки.

– Вдоль дороги, – доложил командир корпуса, – мы встретили мощный противотанковый заслон, танки вязнут в балках в непролазной грязи. – Было перечислено с десяток объективных причин, создающих серьезные трудности в развитии боя. Комкор обосновывал необходимость рокировки главных сил корпуса к флангу конного корпуса, где местность была более доступна для успешного развития наступления танковой группировки. К тому же здесь намечался успех.

Это было правильно для его корпуса, но неверно для группы в целом. Приказ Жданову был таким: «Оставить часть сил на месте и имитировать подготовку к прорыву. Главные силы корпуса вывести на направление 10-й гвардейской и 30-й Краснознаменной кавдивизий в готовности к вводу в бой в направлении Ново-Николаевка, Сталино». Танковая атака здесь обеспечивалась хорошо разведанными бродами.

В середине дня мехкорпус вступил в бой для развития успеха кавалерийских дивизий. Сопротивление противника было сломлено. Войска конно-механизированной группы снова перешли к преследованию. Разгромленные части уже упоминавшихся дивизий противника бросали на дорогах танки, самоходки, орудия, автомашины и другую боевую технику и бежали, полагаясь лишь на собственные ноги. Мы, разумеется, не могли поступить подобным образом, чтобы ускорить преследование. Все, буквально все приходилось тащить с собой. Но преследование продолжалось успешно.

Чтобы не дать противнику оторваться, передовые части выбрасывали вперед на пути отхода гитлеровцев тачанки с противотанковыми ружьями и из засад расстреливали отходящие колонны, задерживая их движение, рассеивая и разгоняя их. Этот тактический прием быстро распространился во всех полках. Стоило казаку 1-го эскадрона 32-го гвардейского кавалерийского полка Кужарову удачно выскочить с противотанковым ружьем вперед, устроить засаду и поджечь несколько автомашин, как из-под пера парторга эскадрона старшины Мельникова вышло несколько боевых листков, в которых был описан подвиг коммуниста Кужарова и даны советы, как лучше делать засады.

Вперед устремились целые подразделения, а затем и части. Весь день под проливным дождем и снегопадом мокрые и предельно усталые, мы неотступно в коротких кровопролитных схватках били врага. Даже прославленная солдатская шинель казалась невыносимо тяжелым грузом на отекших плечах солдат и казаков. И спросил я у казака Остапа Кушнаренко, не сдадут ли силенки, если еще сильнее поднажать? Ведь никак нельзя дать противнику закрепиться на Малом Куяльнике.

– Пошто нет, товарищ командующий, можно. Ще в два-три раза быстрее можно, – уверенно ответил он.

– Ха, – выдохнул его сосед, – в тебе, Остап, и так вот-вот жила лопнет.

– Так то ж одна. А мы, кубанцы, двужильные, но есть и трехжильные, – отмахнулся от соседа Кушнаренко. – Не сомневайтесь, товарищ командующий, выдюжим.