Текст книги "Дорогами войны"

В боях за освобождение Румынии, Венгрии, Чехословакии

Направление меняется

Стояла обманчивая, хрупкая прифронтовая тишина. Последние отблески дня уже погасли, но в небе еще не зажглись звезды. Накинув на плечи кожанку, я шагнул из хаты в сгущавшиеся сумерки. Воздух, настоянный на росных травах, на ароматах лесов, раскинувшихся вдоль Вислы, приятно бодрил. Со стороны реки донесся глухой гул артиллерийско-минометной канонады. Горизонт вспарывали сполохи далеких пожаров.

Где-то правее нас загудели бомбардировщики, идущие на Варшаву, за которую еще цеплялись гитлеровцы.

Варшава… Более тысячи километров прошла за месяц конно-механизированная группа 1-го Белорусского фронта, которой мне довелось командовать. И весь месяц шли упорные бои. Прорвавшись в глубокий оперативный тыл противника, мы громили его резервы, взаимодействуя с главными силами фронта, наступающими с востока, окружали и уничтожали крупные немецкие группировки, дезорганизовывали тылы и управление войсками. Так, с боями, мы вышли к реке Висле.

Выходом войск 1-го Белорусского фронта к Висле и захватом плацдармов на ее западном берегу завершилась Люблин-Брестская операция, приведшая к полному освобождению Советской Белоруссии. Войска фронта перешли советско-польскую границу, очистив от врага значительную часть польской территории. Плечом к плечу с нами доблестно сражались воины 1-й Польской армии, польские партизаны. В результате сокрушительного по своей мощи наступления Красной Армии в июне – августе 1944 года линия фронта переместилась на запад на 550–600 километров. Из гитлеровского рабства было освобождено более пяти миллионов поляков. Наши части взяли острова, лежащие между городом Карачев и устьем реки Вельче. Впереди была Варшава. Мы уже строили планы о том, как после форсирования Вислы двинем на Берлин. Но, к сожалению, им не суждено было сбыться. Нам предстояло сражаться на совершенно другом направлении.

Неожиданно я получил приказ командующего фронтом Маршала Советского Союза К. К. Рокоссовского: сдать участок обороны 1-й Польской пехотной дивизии и к утру 24 августа сосредоточить 4-й гвардейский Кубанский казачий кавалерийский корпус в районе Люблин – Любартовск и быть в готовности к погрузке в железнодорожные эшелоны. Другие корпуса группы выводились во второй эшелон фронта и оставались в его составе.

Я вызвал начальника штаба генерала Николая Александровича Пичугина, отдал необходимые распоряжения войскам и вышел из хаты подышать свежим воздухом. «Да, Варшаву будут освобождать другие, – думал я, вслушиваясь в гул самолетов, идущих на Варшаву, – а наш путь на Берлин удлиняется…»

– Идут на Варшаву, пан генерал, – прервал мои мысли чей-то голос, раздавшийся у ближайших хат.

– Так ест, так ест, землоты. Надшедл час, да-да час расплаты настал, – согласился тот, кого назвали паном генералом.

Они прошли мимо меня и остановились у входа в домик. Адъютант встретил их и показал в мою сторону. Ко мне подошел офицер связи капитан Васильев и доложил, что прибыл командир 1-й Польской пехотной дивизии.

– Генерал Войцек Бевзнюк, – представился комдив.

В отлично сшитой шинели, подтянутый, в щегольски надетой конфедератке, генерал произвел на меня приятное впечатление. Мы зашли в хату и склонились над картой. Нам предстояло кое-что уточнить, обменяться мнениями. В ходе нашей работы Бевзнюк проявил себя командиром мыслящим и решительным, он хорошо ориентировался в боевой обстановке, правильно понимал все вопросы, которые нам надлежало решить. Возникшие было у него сомнения в целесообразности занятия островов посередине Вислы удалось быстро рассеять, так как, на наш взгляд, эти острова в последующем должны были оказать нам немалую помощь при форсировании реки.

Было уже далеко за полночь, когда мы закончили работу, и все почувствовали потребность сменить рабочий стол на обеденный. Генерал Бевзнюк предложил за ужином бутылку английского виски «блэк энд уайт».

– Мы называем это виски «аковец». Дрянь, но приходится пить. Война…

Мы знали, что «аковцами» называют солдат Армии Крайовой – подпольной военной организации, которая подчиняется польскому эмигрантскому правительству в Лондоне. В этой организации было немало контрреволюционных элементов.

– В таком случае, вернее ориентироваться на нашу «московскую», – не то в шутку, не то серьезно сказал полковник Карев.

– Так ест, товажишко, «Московская» – дело верное, – отозвался генерал. Он обычно начинал фразу по-польски, а затем переходил на русский язык, лишь изредка вставляя польские слова.

– Москва – наша надежда, – сказал он уже совершенно серьезно. – А за Армию Крайову нам надо бороться, хотя она сильно скомпрометировала себя во время варшавской авантюры. В ней немало и честных патриотов, которые нас поддержат.

1 августа 1944 года Армия Крайова начала восстание в Варшаве. Не подготовленное ни в политическом, ни в военном отношении и не согласованное с советским командованием и с польскими демократическими боевыми организациями, оно было обречено на провал. Многие тысячи польских патриотов, слепо идущих за Армией Крайовой, стали жертвой этой авантюры, спровоцированной польской реакцией по указке из Лондона.

– За победу! За свободную социалистическую Польшу! Дзенкуем бардзо! – торжественно произнес тост генерал Бевзнюк. – Так будет, потому что есть Крайова Рада Народова, есть Звёнзек Вальки Млодых! Як то по-российски: союз борьбы молодых. Есть Армия Людова, батальоны хлопских коситерны – знаменитые повстанческие отряды крестьян, впервые созданные Тадеушом Костюшко в 1794 году. Есть все, что нужно для объединения демократических сил страны.

Бевзнюк поднял свой бокал.

– Ваше здоровье, генерал Бевзнюк! – добавили мы к тосту генерала.

Теплой, поистине братской была наша встреча с польскими друзьями.

В течение ночи и следующих суток продолжалась передача участка нашей обороны на реке Висла польским войскам. Высвободившиеся свои дивизии мы направляли в районы сосредоточения.

На железнодорожные станции Любартув, Быстрицы, Мотыч, Люблин было подано несколько тысяч вагонов. У всех на устах был один вопрос: «Куда, на какой фронт нас перебрасывают?»

И только когда наши эшелоны стали поворачивать на юг, все безошибочно определили, что нас, видимо, перебрасывают в распоряжение 2-го Украинского фронта, проводившего наступательную операцию на территории Румынии. По тому, с какой поспешностью шла переброска наших частей по железной дороге, мы догадывались, что на юге нам предстоят серьезные дела.

Вскоре выяснилось, что нам придется разгружаться где-то в районе румынского населенного пункта Яссы. Оттуда мы должны до передовой линии 2-го Украинского фронта продвигаться походным порядком. Поэтому наше внимание было приковано к событиям, разворачивающимся в Румынии. В сводках Совинформбюро и в газетах широко сообщалось о крупном стратегическом наступлении советских войск в пространстве между Днестром и восточными Карпатами, в глубь Румынии. Здесь с 20 августа 1944 года проводилась Ясско-Кишиневская наступательная операция. Наши войска прорвали глубоко эшелонированную оборону группы армий «Южная Украина». В результате стремительных действий войск 2-го и 3-го Украинских фронтов 23 августа в кольце оперативного окружения оказались главные силы группы армий «Южная Украина». В тот же день в Румынии произошло важное политическое событие – трудящимися была свергнута военно-фашистская диктатура Антонеску.

Уже в пути следования на юг на одной из станций мы получили кипу центральных газет за несколько дней. Помню, с какой жадностью мы читали о событиях, происходящих на юге, как горячо их обсуждали. Мое внимание привлекло заявление Наркоминдела СССР в связи с событиями в Румынии. Советское правительство подтвердило свое заявление, сделанное еще в апреле 1944 года, что Советский Союз не имеет намерения приобрести какую-либо часть румынской территории, что правительство СССР считает необходимым восстановить совместно с румынами независимость их страны путем ее освобождения от немецко-фашистской оккупации. В этом заявлении содержался призыв к румынским войскам прекратить военные действия против Советской Армии и повернуть оружие против гитлеровцев.

Это заявление было подкреплено, как показали дальнейшие события, окружением восемнадцати вражеских дивизий. Поздним вечером 23 августа румынские радиостанции передали сообщение о падении режима Антонеску и о прекращении всех военных действий против Советской Армии и состояния войны с Великобританией и США. Был объявлен состав нового правительства.

Наш поезд остановился на узловой станции, и мы вышли размяться, подышать свежим воздухом. Подошли начальник политотдела полковник Карев, начштаба генерал Пичугин и другие.

– Как вам нравится, товарищ генерал, новое правительство Румынии? – с ходу спросил меня Карев и тут же обратил внимание всех на то, что министр обороны – генерал Михаил Раковица, министр иностранных дел – офицер Никулеску-Бузешти, министр военно-морского флота – вице-адмирал Георгеску, министр хозяйства – генерал Георг Патопьяну… даже министр здравоохранения и тот генерал – Николай Маринеску и так далее.

– Это правительство, пожалуй, лучше, чем было, но хуже, чем хотелось бы, – ответил я. Мне кажется, что состав правительства еще может измениться. А вот народное восстание – это многое значит.

Беседа наша коснулась подробностей ареста Антонеску, который, оказывается, собирался удрать в Берлин, но не успел. Мы, конечно, не знали тогда всех подробностей. Стало известно позже, что 23 августа Антонеску созвал экстренное заседание правительства, чтобы объявить о своем решении мобилизовать «все силы нации» для продолжения борьбы до последнего солдата. Так, во всяком случае, он обещал Гитлеру во время пребывания незадолго до этого в его ставке. Молодой король и его окружение арестовали Антонеску, а затем его наиболее реакционных сторонников. Сделали они это, разумеется, вынужденно, под давлением сложившейся военной и политической обстановки, понимая, что группа армий «Южная Украина» не может остановить наступление советских войск. Военный комитет, созданный по инициативе и при участии Коммунистической партии Румынии, отдал приказ гарнизону Бухареста о захвате всех важнейших пунктов города. В бой двинулись рабочие отряды. Развернулись захватывающие события. Ведь на нашу сторону перешло не подразделение, не полк и не дивизия, а вооруженные силы целого государства.

Здесь следует подчеркнуть, что огромное влияние на усиление антивоенных и антифашистских настроений в Румынии оказало заявление Советского правительства от 2 апреля 1944 года, проникнутое мыслью о том, что румынский народ должен сам решить судьбу своей страны, обеспечить демократический путь ее развития. Комментируя этот важный документ, нелегальный орган румынских патриотов «Румыниа либера» писал: «Наступил решающий момент… Нельзя больше ждать. Румынский народ должен взять свою судьбу в собственные руки и бороться за выход из войны». Коммунистическая партия Румынии была единственной в стране политической партией, которая с самого начала войны верно оценила обстановку, предсказала неизбежность поражения гитлеровской Германии, заняла интернационалистическую позицию, развернула борьбу за объединение народа против фашизма и войны, стала организатором антифашистского движения. Объединяя силы нации под флагом антифашистской борьбы, Компартия Румынии не строила иллюзий в отношении истинных целей, которые преследовали буржуазно-помещичьи партии и королевское окружение, – сохранить власть эксплуататорских классов и сделать все, чтобы осуществился «балканский вариант» Черчилля, то есть оккупация Румынии англо-американскими войсками. Но дальнейшие события опрокинули планы реакции. Румынский народ пошел за Коммунистической партией.

Газеты писали о напряженных боях в Бухаресте, о столкновении по всей стране немецких частей с румынскими. В эти дни советские войска продолжали решительное наступление, обтекая Восточные Карпаты с юга, одновременно стремительно приближаясь к столице Румынии, и это вдохновляло румынских патриотов на борьбу против фашистов. Все эти события радовали нас, вызывали желание возможно скорее принять участие в столь удачно начатой и развивающейся крупной наступательной операции.

Идя по перрону, я неожиданно увидел, как из-под вагона метнулась человеческая тень. За ней вторая, третья. И когда, казалось, тени вот-вот растворятся в темноте, они вдруг резко остановились. В следующее мгновение к нам подбежали несколько подростков: грязные, всклокоченные, почерневшие от гари и ветра. На худых, иссохших лицах поблескивали лишь глаза и зубы.

– Что это с вами?

– На железнодорожников нарвались. А вы начальник?

– Я солдат.

– Врешь! – с подкупающей непосредственностью возразил один из них, видимо, вожак. – У тебя вон сапоги хромовые, да еще сверкают.

Смелая фамильярность и завидная наблюдательность ребят, особенно вожака, позабавили нас. Видимо, темнота затушевала лампасы на брюках, но острый глаз мальчугана верно схватил другую деталь.

– Что вы здесь делаете?

– Едем в Бухарест людей посмотреть и себя показать.

– Как то есть едете, где? – удивился стоявший рядом со мной генерал Пичугин.

– А вот так! – паренек кивнул в сторону поезда. – В ящиках под вагонами.

– А поесть у вас не найдется? – спросил один из подростков. – А то вас так быстро везут, что мы проезжаем все малые станции и нигде не можем подзаправиться, так можно концы отдать.

– Накормить мы вас накормим, но вам надо возвращаться домой.

– Нет, начальник, мы за фронтом давно уже идем. Весело и сытно. Нам надо и в Югославии, и в Венгрии побывать. Там тоже хорошо фашистам дают по мозгам! Скоро им вообще капут, – говорил убежденно, с азартом вожак.

Видно, парнишка был смекалист, к тому же отчаянно смел. Да и друзья его, судя по озорным взглядам и остроумным репликам, под стать своему вожаку. Наш разговор заглушил паровозный гудок. Ребята рванулись было под вагон, но в следующее мгновение их глаза с мольбой и надеждой обратились ко мне. Я кивнул адъютанту, и он, обняв хлопцев за плечи, повел их в вагон комендантского взвода. Мне было жаль, этих детей войны, оставшихся без крова, без родителей. Детей, которые, сами того не ведая, могли затеряться на дорогах войны, попасть в иностранные государства, потерять Родину.

Ребят хорошо накормили, снабдили всем необходимым и на очередной большой станции сдали коменданту, чтобы их направили домой, на Родину.

Наши эшелоны шли дальше к фронту. Фалешчи, Бельцы, Яссы. Первые два – это молдавские города, третий – румынский. Здесь прокатилась мощная волна фронта войны. Для нас эти города были районами разгрузки.

Оперативная группа нашего штаба прибыла в Бельцы с одним из первых эшелонов. С поезда мы сразу пересели в автомобили и выехали в штаб фронта. То было время, когда войска 2-го и 3-го Украинских фронтов, завершив разгром окруженной немецко-фашистской группировки, прорвались через равнинное пространство между Карпатами и низовьем Дуная – «Фокшанские ворота» – и, овладев городом Плоешти, продолжали развивать наступление в пространстве между Дунаем и Южными Карпатами.

Дорога от города Яссы на юг, тяжко израненная только что прокатившимся здесь крупным сражением, дымилась пепелищами сел и хуторов, сгоревшими танками, самоходками и автомашинами. Всюду валялся домашний скарб, далеко по полю ветер разносил клочья белья, бумаги, пух. По обочинам, беспомощно опустив стволы, накренившись, стояли орудия, кое-где смердили еще не убранные трупы вражеских солдат. А небо здесь было уже мирным. Навсегда.

Утреннее солнце светит ярко и празднично. Приветливые города и села Румынии встречают нас красными черепичными крышами и зеленью садов. Дорога плавно стекает с последней возвышенности, и мы видим высокие решетчатые мачты радиостанции города Яссы. Не останавливаясь, проезжаем по торцовому шоссе мимо городского сада. В центре города магазины, здание университета, госпиталь святого Спиридона, городской театр – все это уцелело. Сожжены лишь здания, в которых располагался штаб немецкого армейского корпуса. Легко можно представить себе, насколько внезапным и мощным был удар советских войск, если город почти полностью уцелел.

Миновав Яссы, мы углубились в зону лесистых холмов в предгорье Карпат. На одном из них возле разбитого танка, в стороне от дороги, мы увидели румынскую листовку «Парунка времий». В ней пропагандисты Антонеску писали: «Верность братству по оружию обеспечит победу немцев во Франции, а затем новое, более мощное наступление на Востоке… Солдат! Твой долг…» Убитый солдат повис, вывалившись из башни танка. Кожа на его лице была черно-желтой. Этот солдат был обманут своими хозяевами и гитлеровцами, обманут так же, как и вся румынская армия, весь румынский народ. Теперь они воочию убедились в этом.

Было уже около полудня, когда мы подъехали к большому, утопающему в зелени селу недалеко от города Фокшаны. Перед шлагбаумом тщательно проверили наши документы. Мы поехали по улицам села. Аккуратные, мощеные улицы, обложенные серым кафелем дома, тяжелые сочные кроны фруктовых деревьев в каждом дворе и приветливые улыбки жителей – все это не очень вязалось с грудами железа, развалинами сел и массой трупов, которые мы видели раньше вдоль дорог. Видимо, здесь или не успели зацепиться гитлеровцы, или в селе находилась восставшая против гитлеровцев румынская часть.

Возле большого добротного дома с фруктовым садом, около которого мы остановились, стоял порученец начальника штаба фронта. Он представился и доложил:

– Начальник штаба и член Военного совета фронта ждут вас.

Генерал-полковник М. В. Захаров встретил нас тепло и сердечно. Он сказал об исторически сложившейся потребности протягивать руку помощи народам Балканских стран, затем спросил:

– Вы довольны, что вернулись на 2-й Украинский фронт?

– Да, благодарю вас, – ответил я, – но казаки и танкисты наши настроились штурмовать Берлин и даже поить своих коней в Шпрее.

– Отлично! – подхватил член Военного совета генерал-лейтенант танковых войск И. С. Сусайков. – Это совпадает и с настроением войск нашего фронта. Мы тоже рвемся на Берлин. – И, видимо, чтобы у меня не возникали сомнения, он конкретизировал свою мысль: – Что вы скажете о таком боевом пути в логово Гитлера: Бухарест – Будапешт – Вена – Прага – Дрезден – Берлин?

– Да, это хорошее направление, – сказал я. – Правда, несколько далековато. Ведь наикратчайшим является направление Варшава – Берлин. Впрочем, на войне не всякая прямая короче кривой.

– Вот-вот! А что касается благодарности, то благодарить будете комфронта. Он уже интересовался, прибыл ли генерал Плиев.

Дом, в котором работал командующий войсками фронта, был напротив, через улицу. Часовой, стоящий у калитки, четко и молодцевато поприветствовал нас. Во дворе, в тени фруктовых деревьев, лежал огромный пес, который утомленно, без вдохновения залаял на нас. Мы поднялись на высокое крыльцо и, миновав сенцы, вошли в просторный, светлый зал. Ковер, стол, много стульев, несколько телефонов, портреты Ленина, Сталина. Адъютант приглашает пройти в кабинет маршала.

Родион Яковлевич встает из-за рабочего стола, шутливо и тепло приветствует «командующего фронтовой рейдовой группировкой». Я обратил внимание на то, что движения Р. Я. Малиновского несколько скованны, осторожны. Ворот кителя расстегнут, и на шее виден бинт. Он сразу понял мой недоуменный взгляд и слегка пожал плечами:

– Чудом остался жив. Ну, ничего – все заживет.

– Как это случилось?

– Летел на своем «кукурузнике» из-под Питешти. Надо было там повернуть 6-ю танковую армию на северо-запад, чтобы она совместно с 27-й армией прорвалась через Южные Карпаты и свернула оборону противника в Трансильвании и в Восточных Карпатах… – Поняв, видимо, что вместо ответа на мой вопрос он незаметно для себя начал говорить об оперативной обстановке, Малиновский улыбнулся:

– А что касается ранения, напали на наш «кукурузник» два «мессершмитта»… Летчик мой такие кружева рисовал в воздухе – просто уму непостижимо. Во время стрельбы из автомата приходилось выполнять сложнейшие акробатические этюды. Над одним хутором пришлось даже два раза облететь вокруг дома. В общем, ушли мы от них на бреющем, а самолет наш изрешетили основательно. Заодно и нам досталось. Но один «мессер» был все-таки сбит нашими.

– Это хорошо звучит: «Командующий войсками фронта в воздушном бою с борта самолета По-2 сбил вражеский истребитель».

– У меня нет полной уверенности, что это сделали мы. Скорее всего, кто-либо с земли. Хотя и не исключено… Очень рад, что вы вернулись в состав нашего фронта. Признаюсь, добиться этого было не легко у Верховного Главнокомандующего.

Я поблагодарил Маршала Советского Союза.

– Вы назначаетесь, – сказал Малиновский, – командующим войсками конно-механизированной группы. В нее, кроме 4-го гвардейского Кубанского казачьего корпуса, на первый случай, войдут 6-й гвардейский кавалерийский и 7-й гвардейский механизированный корпуса плюс части усиления. Это прекрасные соединения, имеющие боевой опыт, в том числе и в горно-лесистой местности…

Родион Яковлевич говорил о многих боевых достоинствах корпусов, с которыми мне предстояло пройти последний этап боевого пути в этой священной освободительной войне. Комфронта акцентировал внимание на их способности вести боевые действия на отдельных операционных направлениях – в отрыве от главных сил фронта, на их боеспособности и высокой подвижности в условиях резко пересеченной местности и бездорожья. И мне стало ясно, что в ближайшие дни нам предстоит провести одну из самых сложных рейдовых операций в оперативных тылах гитлеровцев.

– Боевое распоряжение, – продолжал между тем маршал, – вы получите у генерала Захарова. Надо в кратчайший срок привести 4-й гвардейский Кубанский казачий кавалерийский корпус в полную боевую готовность и собрать конно-механизированную группу фронта в район сосредоточения – для дальнейшей подготовки к наступательной операции. Не исключается и даже возможно, что в ближайшее время наша группа будет введена в бой – в оперативный тыл Трансильванской группировки фашистов, чтобы решительными действиями с фронта и тыла выбить их с Восточных Карпат.

Затем Малиновский поинтересовался укомплектованностью наших дивизий, которые после месяца напряженных боев в ходе крупной наступательной операции 1-го Белорусского фронта нуждались в немедленном доукомплектовании. Он возмущенно заявил, что у нас это, к сожалению, становится правилом – передавать дивизии из одного фронта в другой, предварительно не укомплектовав их.

– При такой спешной, внезапной передислокации нас трудно было и доукомплектовать, – сказал я.

По взгляду Малиновского я понял, что он думает, будто генерал Плиев выгораживает свое прежнее начальство, то есть командование 1-го Белорусского фронта.

Родион Яковлевич дал указание, чтобы я немедленно подал начальнику штаба фронта все заявки, касающиеся личного состава и в первую очередь офицерских кадров, а также боевой техники, вооружения, боеприпасов, конского состава и т. д.

Уточнив еще, когда мы заканчиваем перевозку по железной дороге, комфронта приказал начать выдвижение наших дивизий 10 сентября. Надо было переправиться через южную часть Восточных Карпат и сосредоточиться в районе города Сфынтул-Георге…

– Там идут напряженные бои с армейской группировкой генерала Виклера и другими войсками 6-й немецкой армии, которые стремятся удержать так называемый Секлерский выступ, – сказал Родион Яковлевич.

– Снова, в которой раз эта 6-я армия! – неожиданно вырвалось у меня.

– Да-да, та самая, по случаю разгрома которой под Сталинградом вся Германия трое суток пребывала в трауре; та самая, что была на Правобережной Украине разбита нами при активнейшем участии конно-механизированной группы под вашим командованием. Да и теперь она еле унесла ноги и укрылась за Восточными Карпатами.

– Кто же теперь командует войсками этой армии? – спросил я.

– Генерал артиллерии Фреттер-Пико, тот самый Фреттер-Пико, который еще на Украине командовал армейским корпусом 6-й армии и так бездарно и бесславно похоронил своих солдат на полях Правобережной Украины.

«Какой удивительно «удачливый» генерал, – подумал я. – Каждое новое поражение приносит ему очередное, более высокое служебное назначение. В ходе боев на Украине, когда в его оперативном тылу появились наша конница и танки, он заваливал подчиненные ему дивизии потоком противоречивых приказов, распоряжений, и дело кончалось паникой. Всех, бывало, запутает, в том числе и себя. И вот теперь, оказывается, придется еще раз встретиться с ним на полях Венгрии».

Ну что же, я был уверен: и на этот раз его войскам повезет не более, чем на Правобережной Украине.

Командующий группой армий генерал-полковник Фриснер предпринимал в то время отчаянные усилия, чтобы привести в порядок свои потрепанные войска, заткнуть бреши в боевых порядках, заменить перешедшие на нашу сторону румынские армии венгерскими и немецкими дивизиями и стабилизировать фронт на водных преградах и других выгодных рубежах.

Сложилась своеобразная, сложная оперативная обстановка. 6 сентября 1944 года в оперативное подчинение 2-го Украинского фронта поступили перешедшие на нашу сторону 1-я и 4-я румынские армии, 4-й отдельный армейский, 1-й авиационный корпуса и другие части. Казалось бы, проход в Трансильванию через рубеж Тыргу – Муреш – Аюд, занимаемый 4-й румынской армией, является делом времени, так как одновременно с удержанием этой важнейшей позиции можно использовать 1-ю румынскую армию, дислоцирующуюся в северо-западном районе страны, для мощного удара с тыла по скоплениям немецких войск в Южных Карпатах. Но на первых порах еще не чувствовалось, чтобы эти армии твердо вошли в роль наших союзников и со всей серьезностью дали понять и почувствовать немцам свое отношение к ним. Наше дальнейшее мощное и стремительно развивающееся наступление должно было помочь новому правительству Сатанеску быстро и правильно определить свою позицию.

Командующий войсками фронта сказал в заключение, что Верховный Главнокомандующий поставил задачу перед нашим фронтом в ближайший срок завершить освобождение Румынии. И что эту задачу мы должны выполнить в ближайшие дни. В связи с этим встал вопрос о создании штатного органа управления войсками конно-механизированной группы. Малиновский и Захаров поддерживали такое мнение, и появилась надежда на то, что этот вопрос будет поставлен перед Сталиным, ибо временные штабы далеко не оправдывали себя, тем более в условиях, когда группа войск действовала на оперативных тылах врага. В последующем, в ходе наступательной операции, этот вопрос, к нашей большой радости, был положительно решен Верховным Главнокомандующим.

По мере выхода корпусов и дивизий в районы сосредоточения все, от солдата до командующего, стали готовиться к предстоящим наступательным операциям. В первую очередь штаб фронта намечал перенесение военных операций из Румынии в Венгрию с тем, чтобы по Венгерской равнине выйти в оперативные тылы немецких и венгерских армий, действовавших против наших войск в Карпатах. Последующий ход событий показал, что операция, задуманная исключительно смело командованием фронта, проведена нашей группой войск на редкость дерзко и самоотверженно.