Текст книги "Незримые города"

Города и память. 5

В Маурилье путешественнику предлагают осмотреть город и показывают старые почтовые открытки, на которых он изображен таким, каким был раньше: та же самая площадь на том месте, где сейчас находится автовокзал, на месте пешеходных мостков – киоск с музыкальными записями, две девушки с белыми зонтиками на месте фабрики по производству взрывчатки. Чтобы не огорчать жителей, необходимо похвалить город таким, каким он изображен на открытках и выказать ему предпочтение перед современным городом, придерживаясь, однако, в своих сожалениях определенных рамок: путешественник должен признать, что величие и процветание нынешней Маурильи не могут возместить утраченной прелести провинциальной Маурильи, которую можно понять, лишь разглядывая старые почтовые открытки. Прежде никто не замечал прелести провинциальной Маурильи и не заметил бы ее сейчас, останься она такой, как раньше, а также то, что благодаря этому метрополия обрела дополнительную привлекательность и что с высоты того, какой она стала, можно с ностальгией думать о прошлом.

И поостерегитесь говорить им, что иногда на том же месте и под тем же названием существуют совершенно разные города, которые рождаются и умирают. так и не познав друг друга и никогда не имея между собой никакой связи. Иногда при этом остаются те же самые имена жителей, а их речь сохраняет тот же самый акцент, и даже черты их лиц не меняются, но боги, покровительствовавшие названию и местности, ушли, не сказав ни слова, а их места заняли чужаки Нет смысла задаваться вопросом, лучше они или хуже прежних богов, потому что между ними не существует никакой связи. Точно так же, как старые почтовые открытки представляют не Маурилью, такой, какой она была, а другой город, который тоже назывался Mayрильей по воле случая.

Города и желания. 4

В центре Федоры, метрополии из серого камня, стоит дворец, в каждом из залов которого находится по стеклянному шару Если присмотреться к этим шарам, то внутри можно увидеть макет голубого города, который является макетом самой Федоры, но совсем иной. Эти формы город мог бы принять, если бы по той или другой причине не стал бы таким, каким мы видим его сегодня. Во все времена существовал такой человек, который, глядя на тогдашнюю Федору, думал о том, как сделать из нее идеальный город, но когда он еще мастерил его макет в миниатюре, Федора уже успевала измениться, и то, что накануне могло стать ее возможным будущим, отныне осталось лишь игрушкой в стеклянном шаре.

Теперь у Федоры с этим дворцом и его стеклянными шарами есть свой музей: все жители приходят сюда, и каждый выбирает себе город, соответствующий его желаниям; он разглядывает его. и ему кажется, что он видит свое отражение в озере с медузами, в которое следовало бы направить воду из канала (если он не был бы осушен), что, выглядывая из балдахина, он прогуливается по аллее для слонов (теперь запрещенных в городе), что он скользит по спиралям винтообразного минарета (для строительства которого не нашлось места).

О, великий хан, на карте твоей империи должны быть обозначены как большая Федора из камня, так и маленькие Федоры в стеклянных шарах. Не потому, что они все одинаково реальны, а потому, что их существование можно лишь предполагать. Одна из них собрала в себе то, что восприняла как необходимое, тогда как оно еще не стало таковым, а остальные – то, что можно было представить возможным и что секунду спустя перестало им быть.

Города и знаки. 3

Путешествующий человек, который еще не знаком с городом, ожидающим его на пути, начинает задумываться, каким будет царский дворец, казарма, мельница, театр, базар. В каждом городе империи ни одно здание не похоже на другое, но едва чужестранец попадает в незнакомый город, то, бросив взгляд на сосновые шишки пагод, мансарды и амбары, пройдя вдоль капризных очертаний каналов, цветущих садов и куч нечистот, он сразу же узнает, где находятся дворцы принцев, храмы первосвященников, таверна, тюрьма, места для отбросов. Говорят, что таким образом подтверждается предположение о том, что каждый человек держит в голове образ города, состоящего только из различий, города без формы и лица.

Однако Зоя совершенно не такая. В любом месте этого города можно спать, готовить пищу, копить золотые монеты, раздеваться донага, царствовать, заниматься продажей, задавать вопросы оракулам. Под любой из пирамидальных крыш может находиться лазарет для прокаженных или термы одалисок. Путешественник описывает круги и. полный сомнений, возвращается на прежнее место: ему не удается отличить друг от друга различные части города, и от этого спутываются его собственные мысли. И он делает следующий вывод: если существование в каждом из отдельных моментов является цельным, город Зоя является местом непрерывного существования. Но тогда зачем нужен этот город? Какая черта отделяет жизнь внутри его и за его стенами? Шум улиц от воя волков?

Города-загадки. 2

Сейчас я уже мог бы сказать, что есть удивительного в городе Зиновии: несмотря на то, что он расположен в сухом месте, он стоит на очень высоких сваях, а его дома построены из бамбука и имеют большое количество галерей и балконов; расположены они на различной высоте, словно находятся на строительных лесах, которые как бы бросают друг другу вызов. Они связаны между собой лесенками, над которыми возвышаются покрытые коническими крышами бельведеры, а также бочки для воды, вращающиеся на ветру флюгера, и отовсюду торчат строительные блоки, рыболовные удочки и подъемные краны.

Какая необходимость, веление или желание заставили основателей Зиновии придать ей подобную форму – неизвестно, и. следовательно, невозможно сказать, необходимость, повеление или желание были удовлетворены при создании города таким, каким мы видим его сегодня, и который, возможно, разросся путем дальнейших наслоений и теперь невозможно различить его изначальные очертания. Можно быть уверенным в одном: если спросить любого жителя Зиновии, каким он видит город, в котором хотел бы жить, в его представлении это всегда будет Зиновия со своими сваями и лестницами; возможно, это будет несколько иная Зиновия, с развевающимися флагами и лентами, но она всегда будет состоять из элементов первой.

Говоря обо всем этом, невозможно определить, счастливо или нет живется в Зиновии. Нет смысла делить города на эти две категории; они делятся скорее на следующие: города, которые сквозь годы и перемены продолжают придавать конкретные формы желаниям, и города, которые становятся ничем из-за желаний либо сами превращают их в ничто.

Города и обмены. 1

В восьмидесяти милях к северо-западу находится город Эвфемия, куда к каждому периоду равноденствия и к каждому периоду солнцестояния стекаются купцы семи наций Судно, которое прибывает с грузом имбиря и хлопка, уходит с трюмом, набитым фисташками и маковыми зернами, а караван, едва сгрузив мешки с мускатными орехами и изюмом, уже оказывается нагружен свертками золотистой кисеи Однако вовсе не обмен товарами, который происходит на всех базарах империи великого хана и за ее пределами, огромное количество которых повергается к его ногам на тех же желтых циновках, в тени тех же самых занавесей, предложенных с такой же якобы скидкой, заставляет людей преодолевать реки и пустыни, чтобы добраться сюда. Сюда приезжают не только для того, чтобы продать или купить, но еще потому, что по вечерам, вокруг горящих на базарной площади костров, сидя на мешках, бочках или возлежа на одеялах, каждый, произнося такие слова, как «волк», «сестра», «спрятанное сокровище», «сражение», «чесотка», «возлюбленные», рассказывает свою собственную историю о волках, сестрах, сокровищах, чесотке, возлюбленных и сражениях. И ты уже знаешь наперед, что на обратном пути, дабы не уснуть, покачиваясь на верблюде или в джонке, ты по очереди начинаешь перебирать свои личные воспоминания. Твой волк становится другим волком, твоя сестра будет отличаться от прежней сестры, твои сражения будут другими сражениями на обратном пути из Эвфемии, города, где память меняется в период солнцестояний и равно действий.

Как уже говорилось, Марко Поло совершенно не знал восточных языков и мог изъясняться с ханом, только добывая из дорожных сумок различные предметы: это могли быть барабаны, соленая рыба, ожерелья из зубов акул.

Великому хану не всегда были ясны соотношения между элементами его рассказов; одни и те же предметы могли говорить о разных вещах: так, колчан, полный стрел, мог говорить как о близости войны, так и об избытке дичи, либо о мастерстве оружейников, песочные часы могли обозначать время, которое проходит, которое уже прошло или же обозначать мастерскую, где их изготавливают.

Однако для Кубла-хана в каждом отдельном случае было важно незаполненное словами вокруг каждого факта или события пространство в речи его молчаливого собеседника. Описание городов, которые посетил Марко Поло, имело следующее качество: в них можно было мысленно прогуливаться, бродить, останавливаться в тени или убегать оттуда.

Со временем в рассказах Марко Поло слова все больше заменяли жестикуляцию и демонстрацию предметов: для начала это были бессвязные восклицания, отдельные наименования, глаголы, которые затем перешли в правильные фразы. Либо иностранец овладел языком хана, либо властитель научился понимать язык чужестранца.

Можно сказать, что общение перестало доставлять им прежнее удовлетворение: для обозначения всего того, что было в провинциях и городах: памятников, рынков, обычаев, фауны и флоры, слова, конечно, подходили куда больше, чем предметы и жесты, но когда Поло начинал рассказывать о дневной и вечерней жизни в этих городах, нужные слова приходили с трудом, и понемногу он вынужден был возвращаться к жестикуляции, гримасам и подмигиванию.

Так, к словесному описанию каждого города прибавлялся бессловесный комментарий, состоявший из поднятых рук, демонстрации ладони, тыльной стороны руки или ее ребра и сопровождаемый прямыми или закругленными, резкими или плавными движениями. Между ними установился новый вид диалога: белые пальцы великого хана, усыпанные перстнями, отвечали на движения ловких узловатых рук купца. Со временем их взаимопонимание улучшилось, и каждое движение начало выражать то или иное понятие. И как словарь из предметов все время разрастался вместе с появлением новых товаров, так начал окончательно складываться словарь комментариев без слов. Но чаще всего они пребывали в молчании и неподвижности.

III

Кубла-хан обратил внимание на то, что города Марко Поло были похожи друг на друга так, словно для их описания тому требовалось не путешествие, а простая перестановка их отдельных элементов. Теперь, когда Марко описывал ему какой-то город, внимание великого хана было направлено на другое и, разобрав этот город по частям, он вновь воссоздавал его, но уже иным, используя замены, перемещения и перестановки отдельных его элементов.

Марко все еще продолжал повествовать о своем путешествии, но властитель уже не слушал и перебил его:

– Теперь я сам буду описывать города, а ты мне будешь говорить, существуют ли они на самом деле и такие ли они, как я себе представляю. Начну с города, выступами расположившегося на берегу залива, имеющего форму полумесяца и обдуваемого сирокко. Я расскажу о некоторых его достопримечательностях: в нем есть стеклянный бассейн высотой с колокольню, служащий для наблюдения за летающими рыбами, по движениям в воде и прыжкам которых определяют различные предзнаменования; пальма, листья которой, как арфа, играют на ветру; площадь, вокруг которой подковой расположен мраморный стол с мраморной скатертью и с мраморными яствами и напитками.

– Ты невнимателен, повелитель. Ты перебил меня как раз в тот момент, когда я рассказывал именно об этом городе.

– Он известен тебе? Где он? Как он называется?

– У него нет названия, и он нигде не находится. Еще раз напомню, зачем я его описывал: из числа воображаемых городов необходимо исключить те, составные части которых нагромождаются без всякой связи между собой. Существуют города, похожие на мечту, а мечтать можно обо всем, на что способно воображение, но самая удивительная мечта заключается в ребусе, скрывающем желанное и его противоположность – страх. Города, как и мечты, состоят из желаний и страхов, даже если выражение этого скрыто, их правила абсурдны, а их перспективы обманчивы: за всякой вещью скрывается другая.

– У меня нет ни желаний, ни страхов, – заявил хан, – а мои мечты зависят от моего пожелания или от случая.

– Считается, что города – это тоже плод желания или случая, но ни того ни другого недостаточно, чтобы их стены устояли. Наслаждение получаешь не от семи или семидесяти семи достопримечательностей города, а от того ответа, который он может дать на заданный тобой вопрос.

– Или на вопрос, который он сам тебе задаст, заставляя отвечать, словно Фивы устами Сфинкса.

Города и желания. 5

После семи дней и семи ночей пути путешественник прибывает в Зобеиду, белый подлунный город с улицами, запутанными, словно клубок ниток. Вот что рассказывают о том, как возникла Зобеида. Однажды мужчины разных национальностей увидели один и тот же сон: нагая женщина с длинными волосами бежала вечером по незнакомому прекрасному городу. Во сне они стали ее преследовать. Наконец она скрылась от них. Проснувшись, они направились на поиски этого города, а не найдя его, собрались вместе и решили построить точно такой же, как тот, который они видели во сне. Его улицы прокладывались по тому же пути, по которому каждый во сне преследовал женщину, а в том месте, где он ее потерял, стены были воздвигнуты такими высокими, чтобы она больше не смогла убежать.

Так вырос город Зобеида, в котором они остались жить в ожидании того, что сон станет явью. Но никто из них ни во сне, ни наяву больше не увидел той женщины. По этим улицам они ходили, надеясь на то, что чудо повторится. Но творение их рук утратило всякую связь со сном, который к тому же давно был ими позабыт.

Из других стран сюда приехали другие люди, которые тоже видели подобный сон и признали в городе Зобеиде место, похожее на то, что они видели во сне, и они принялись переставлять местами аркады, лестницы, дабы они больше соответствовали виденному во сне.

Самые первые так и не смогли понять, что именно привлекло этих людей в Зобеиду, колдовской и желанный город.

Города и знаки. 4

Ни один из языков, с которыми встречается путешественник в далеких странах, не может сравниться с тем, на котором говорят в городе Ипазии. В Ипазию я вошел утром; магнолиевый сад отражался в водах лагуны, и я шел посреди зарослей, уверенный, что увижу купающихся молодых и красивых женщин, но вместо этого я увидел, как крабы пожирали глаза самоубийц с камнями на шее и с волосами, в которых запутались зеленые водоросли.

Это зрелище было настолько отвратительным, что я решил воззвать к справедливости султана. Поднявшись по красивейшей лестнице самого высокого дворца, я прошел через шесть внутренних двориков с фонтанами. Центральный зал дворца был перекрыт решетками, а каторжники, ноги которых были закованы в черные цепи, таскали из подземелья базальтовые глыбы.

Мне оставалось лишь попытаться найти ответ на свои вопросы у философов. Я прошел в большую библиотеку и затерялся среди стеллажей, уставленных пергаментными свитками. Следуя списку исчезнувших алфавитов, через лестницы и переходы я стал продвигаться по ее залам. В самой дальней комнате с папирусами, в облаке дыма я увидел бессмысленные глаза подростка, растянувшегося на циновке и курившего трубку с опиумом.

– Где я могу найти мудреца?

Курильщик указал мне на окно. За ним находился сад с игрушками для детей: кеглями, качелями, волчком. Философ сидел на траве. Он сказал:

– Язык состоит из знаков.

Я понял, что должен освободиться от образов, до сих пор обозначавших для меня определенные предметы, и что только тогда я смогу понять язык Ипазии.

И вот теперь мне достаточно услышать ржание лошадей и щелканье кнута, чтобы меня охватила сладостная дрожь: в Ипазии для того, чтобы увидеть красивых женщин, нужно побывать на конюшне или в манеже, где они с обнаженными бедрами садятся на лошадей; на ногах у них одни лишь гетры, и как только чужестранец приблизится к ним, они тотчас же валят его на сено и крепко прижимают к своей груди.

А когда моя душа возжаждет такой духовной пиши, как музыка, я знаю, что мне нужно идти на кладбище, где в могилах лежат музыканты, а от одного надгробия до другого долетают трели флейты и аккорды арфы.

Естественно, наступит день, когда моим единственным желанием будет покинуть Ипазию. Я знаю, что для этого мне придется не спускаться в порт, а взобраться на самую высокую башню крепости и ждать, когда к ней подойдет корабль. Вот только подойдет ли он когда-нибудь?

Города-загадки. 3

То ли строительство Армилии не было завершено, то ли она была разрушена, околдована или просто создана по какому-то непонятному капризу, я затрудняюсь сказать. Л ело в том, что там не существует ни стен, ни потолков, ни полов – в ней нет ничего, что делало бы ее похожей на город, за исключением вертикально поднимающихся труб в том месте, где должны находиться дома: это настоящий пес из труб, оканчивающихся кранами, душами и вентилями. Словно перезревшие плоды на деревьях, здесь на солнце сверкают рукомойник, ванна или другая керамическая утварь. Создается впечатление, что сантехники, сделав свою работу, не дождались каменщиков, либо же построенные ими здания не сумели устоять в какой-то катастрофе, после землетрясения или нашествия термитов.

Нельзя сказать, чтобы Армилия, покинутая жителями до или после своего заселения, была совершенно пустынна. В любой час посреди водопроводных труб можно разглядеть одну или нескольких молодых женщин с легкими и стройными фигурами, которые нежатся в ваннах, изгибаются под льющимися над пустотой душами, моются или обтираются мохнатыми простынями, душатся ароматными эссенциями или расчесывают волосы перед зеркалом.

На солнце сверкают брызги водяных струй.

Я пришел к следующему выводу: нимфы и наяды остались владелицами воды, заключенной в трубы

Армилии. Они привыкли плыть по подземным водным путям, и им было нетрудно завладеть новым водным царством, выходить наружу из многочисленных водных источников, находить для себя новые зеркала, новые забавы, новые способы наслаждаться водой. Возможно, их вторжение изгнало из Армилии людей или же город был построен в дар нимфам либо в знак примирения за то, что люди захватили их воду. Во всяком случае, эти женщины сейчас довольны: слышно, как они поют по утрам.

Города и обмены. 2

В большом городе Хлое прохожие на улицах не признают друг друга. При встрече они воображают тысячи вещей о другом человеке, о свиданиях, которые они могли бы друг другу назначить, о разговорах, которые могли бы вестись между ними, о сюрпризах, ласках, ссорах. Но никто ни с кем не здоровается, а на секунду встретившиеся взгляды сразу же отводятся в сторону в поисках других взглядов и ни на чем не останавливаются.

Вот проходит девушка, слегка покачивая бедрами и зонтиком. Проходит женщина, одетая во все черное и выставляющая напоказ свои года: в ее глазах под вуалью можно прочесть беспокойство, а губы дрожат. Проходят татуированный гигант, молодой человек с седыми волосами, карлица, сестры-близнецы в коралловых ожерельях. Между ними что-то пробегает, происходит обмен взглядами так, словно пространство пересекают линии, рисующие стрелы, звезды, треугольники, и так до тех пор, пока за какую-то секунду все их сочетания не оказываются исчерпанными, и на сцене не появятся другие действующие лица: слепец с гепардом на поводке, придворная дама с веером из страусиных перьев, эфеб, толстая женщина. Вот так, без единого слова, взгляда, движения мизинца происходят здесь встречи, обольщения, объятия, оргии тех, кто укрывается от дождя под арками, толкается у базарных палаток либо останавливается на площади, чтобы послушать оркестр.

По Хлое, самому целомудренному из городов, постоянно пробегает сладострастная дрожь. Если бы мужчины и женщины принялись бы осуществлять свои тайные желания, каждая фантазия нашла бы свое воплощение в каком-то определенном человеке, с которым можно было бы хитрить, ссориться, недопонимать, притеснять, преследовать друг друга, и тогда мир их фантазий перестал бы существовать.