Текст книги "Оранжевый викинг. Сборник путевых заметок"

Оранжевый викинг
Сборник путевых заметок
Иван Александровский

Дизайнер обложки Алексей Игнатов

© Иван Александровский, 2017

© Алексей Игнатов, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4485-9083-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Бара-бара»

Африканские дороги напоминают старые штаны – все в заплатах. На суахили дорога называется «бара-бара», и передвигаться по ней надо «поле-поле», то есть потихоньку.

У здешних полицейских зачастую нет никакого транспорта, и все, что им остается – терпеливо сидеть в придорожных кустах в ожидании богатого автомобиля. Обстоятельно проверив документы и содержимое багажника, блюститель порядка может завести с вами долгий разговор об итогах климатического саммита, коррупции в высших эшелонах власти, целебных свойствах конфет из баобаба и о том, почему Бог создал антилопу гну такой смешной. На прощание он благословит вас своим жезлом, величаво махнет куда-то вдаль и скажет: «Бара-бара – поле-поле».

Чем дальше от больших городов, тем меньше светофоров. Вместо них на перекрестках можно встретить людей, неторопливо помахивающих красными или зелеными флажками.

В провинцию Рифт-Валли срочно требуется светофор, зарплата по результатам собеседования…

На крыше провалившегося в яму грузовика дети играют в камушки, в то время как взрослые задумчиво курят, размышляя, что делать дальше. Бара-бара.

Иногда на пути возникают пробки из коров – это масаи гонят свои стада на новые пастбища. Пока животные толпятся на дороге, пастухи пытаются запродать вам бусы, ожерелья, резных божков и слоников, а в крайнем случае поменять свое копье на ваш фотоаппарат. Потревоженные шумом мотора, срываются с места жирафы. Они движутся плавно и беззвучно, словно в замедленной съемке. У обочины греется на солнце львица с котятами, чуть дальше – дорожные рабочие, побросав кирки и ломы, устроили пикник. На предупреждение, что рядом с ними хищный зверь, они лишь смеются и говорят, что они тут «поле-поле», так что никаких проблем.

Из клубов пыли встают ананасовые, манговые и картофельные пирамиды. У их подножья жрецы-продавцы сулят вам небывалые скидки при покупке от 100 килограммов.

В придорожных закусочных с гордыми названиями типа «Ресторан тысячелетия» можно поесть рисовую кашу, сваренную на кокосовом молоке, салат «кочумбари» из томатов, лука и перца чили, бобово-кукурузное пюре «матаа». На десерт подают домашнее вино из папайи.

У автобуса с французскими туристами спустило колесо. В лучах заходящего солнца шофер неспешно прилаживает новое. Французы вокруг нервничают, ругаются и просят его поторопиться. Но водитель лишь скалит сахарные «бивни» и терпеливо отвечает, что в Африке никто никуда не спешит.

«Здесь у нас все только поле-поле, господа», – говорит он и оглушительно хохочет.

До свидания, Моби Дик!

С тех пор как Музей фаллоса переехал в Рейкьявик, из всех достопримечательностей в славном городе Хусавике остался лишь памятник шведскому викингу Гардару Свавасону да еще музей китов. По воскресеньям, когда все жители собираются хором петь псалмы и молиться в единственной на всю округу церкви, в музей выпить пива и поиграть в мини-гольф приходят старики, которым у Бога больше нечего просить.

От музейных витрин расходятся волны мягкого электрического света, в которых резвятся скелеты касаток и кашалотов. Тюлени играют китобойными гарпунами в дартс. В темном углу морской конек обнимает каракатицу.

Из соседнего зала выкатывается мячик для гольфа, вслед за ним появляется шаркающая процессия чинных старцев с клюшками и пивными бутылками. Мяч куда-то закатился, и старики растерянно замирают на пороге. В золотистом полумраке они неотличимы от музейных экспонатов, поросших полипами и ракушками. Наконец один из них со вздохом достает из кармана новый мячик и игра продолжается.

Продолжается и наше знакомство с морскими млекопитающими: в местном порту уже готовится к отплытию кораблик, который возит туристов посмотреть на китов, водящихся здесь в изобилии. Когда-то на таких же суденышках отсюда в море уходили китобои, но времена изменились, и вчерашние охотники переквалифицировались в экскурсоводов.

Галантный капитан помогает подняться на корабль кудрявой девушке с собачкой. На носу расположилось японское семейство. Отец в позе сегуна неотрывно смотрит вдаль, а мать помогает маленькому сыну надеть спасательный жилет. Она завязывает многочисленные тесемки и ленточки так торжественно и неторопливо, будто облачает ребенка в самурайский доспех. Тучный бородач запивает таблетку от укачивания чаем из термоса. Все в сборе, можно отчаливать.

В начале весны встретить кита у берегов Хусавика не так-то просто – большинство из них появляется здесь значительно позже. Но капитан уверяет, что шанс все-таки есть. Японец кивает в такт его словам, после чего велит жене и сыну занять наблюдательный пост у правого борта, а сам со сложенными на груди руками становится у левого.

Земля осталась далеко позади, и теперь вокруг нас свинцовое небо, стальные волны и ни одного кита. Два часа поисков ничего не дали. Капитан выключает свой эхолот и говорит, что время возвращаться. Разочарованные пассажиры теряют интерес к пустынному морю и разбредаются кто куда: бородач угощает кудряшку горячим чаем, собака мирно дремлет на спасательном жилете, кто-то уходит греться в каюту.

У борта остается лишь японец. В его глазах – непоколебимая решимость, а руки все так же сцеплены на груди. Он переводит взгляд с одной волны на другую и что-то яростно шепчет. С другой стороны корабля на него печально смотрят жена и сын.

Очень скоро становится ясно, что обиженный сегун что-то напутал в своих заклинаниях и вместо кита вызвал шторм. Волны заливают палубу, под сиденьем захлебывается истеричным лаем собачонка, бородача протяжно тошнит за борт. Японец отрывисто приказывает семье спуститься в трюм, но сам палубы не покидает.

Не обращая внимания на бурю, он бешено смотрит в море и ждет своего кита. Похоже, он один еще помнит о цели поездки. Остальным же просто хочется вернуться домой живыми.

Но вот море стихло, и показался город. Бородач отдувается и вытирает платком бледные щеки, кудряшка прижимает к груди дрожащую собаку, японец со слезами в глазах стоит на том же месте. К нему подходит капитан.

«Не волнуйся, старина, в следующий раз киты обязательно приплывут. Я тебе обещаю, – говорит он, положив самураю руку на плечо. – У нашей фирмы такое правило: если не встретили кита, то второй раз катаем бесплатно. Только билет сохрани».

После этого всех приглашают в портовый бар выпить утешительного какао с булочкой. Внутри пахнет старым деревом, кофе и свежей сдобой. Добравшись до твердой земли, усталые туристы чокаются кружками и делятся впечатлениями.

К столику с японской семьей приближается капитан с горой выпечки на подносе. «Может, добавки, старина? Контора угощает», – подмигивает он. Японец поднимает на моряка глаза и впервые за весь день улыбается.

Бомбей, доки и набережные

 
Часть 1
 

Много лет назад меня заперли на одесском Привозе. Ну, то есть как заперли: просто на закате я пришел погулять по легендарному базару, а он взял и закрылся. Блуждая в поисках выхода по бескрайним лабиринтам торговых рядов, я был уверен, что неминуемо погибну от ужасающего зловония, окружившего меня со всех сторон. Наивный, в те годы я и не подозревал, что в мире есть места, которые пахнут так, что даже вечерний Привоз покажется рядом с ними лавкой парфюмера.

Одно из них – большой рыбный рынок города Мумбаи.

Задолго до первых лучей рассвета старейшие в Мумбаи доки Сассуна приходят в движение: между портовыми складами снуют проворные тени, на причале рыбаки в набедренных повязках и шерстяных колпаках разгружают улов, ежеминутно подходят и уходят новые шхуны и лодки.

Мутные воды Аравийского моря баюкают пластиковые бутылки. Камни набережной покрыты многолетним слоем слизи, чешуи, плевков и рыбьих потрохов. Прямо на земле в радужных сари сидят чистильщицы креветок. Ловко орудуя пальцами, они обсуждают последние новости, делятся сплетнями, жалуются, смеются, поют, ни на секунду не прерывая своего монотонного занятия. И только курганы из бледно-розовых панцирей становятся все выше.

Грациозно качая станом, к обветшавшим рыночным постройкам движутся женщины с корзинами рыб на головах. Улов покрупнее доставляют на тачках.

С первыми лучами солнца с мусорных гор неторопливо спускаются портовые нищие. В поисках еды и приработка они расходятся по причалу и окрестностям.

Если бы картины Босха могли пахнуть, они бы пахли бомбейским базаром.

Белые цапли и черные вороны сошлись в битве над рыбными остовами. За ними вполглаза наблюдают разомлевшие от духоты и обжорства кошки.

На пристань подвозят новую рыбу. Солнце все выше, звуки громче, а запахи острее. Каждую секунду к ним примешиваются все новые оттенки и полутона – гнили, навоза, специй, водорослей, прогорклого жира, жженой резины… И кажется, что к местному воздуху не привыкнуть никогда. Разве что устроится чистильщиком креветок? Но, кажется, здесь это исключительно женская профессия.

 
Часть 2
 

Со скрежетом и воем автомобильных клаксонов, велосипедных звонков и автобусных сирен Бомбей открывает свою южную оконечность, где в дымке утреннего смога желто-розовым призраком застыла арка «Ворота Индии».

Возведенная в 1911 году в память о визите его величества короля Георга V, она по иронии судьбы стала памятником освобождения страны от колониальной зависимости. В 1948 году сквозь нее торжественным строем прошли последние британские войска.

Местной набережной столько лет, что непонятно, скрипят или поют ее старые камни. Но солнце уже в зените, и весь многомиллионный город с его бескрайними трущобами и запруженными улицами словно по мановению пера какого-то датского сказочника вдруг становится крохотным и компактным, съежившись до размеров одного единственного причала, где высится такая огромная и игрушечная триумфальная арка, сквозь которую идут и идут шеренги британских гренадеров.

Солнечные зайчики щекочут спины морских барашков, отражаются в меди английских труб и геликонов. Эхо разносит шарканье сафьяновых туфель и чеканный шаг начищенных до блеска сапог. В мавританских сводах отражается стрекотание кинокамер и шипение магниевых вспышек. Красные мундиры и пробковые шлемы смешиваются с тюрбанами и длиннополыми кафтанами неукротимых потомков сипаев. Сержанты топорщат усы, краснорожие матросы напрягают татуированные бицепсы и тянут вверх тросы лебедок, поднимая на борт колониальные трофеи. По трапу с невозмутимыми птичьими лицами поднимаются чиновники и офицеры с семьями. А в стороне какой-нибудь майор О`Рук докуривает сигару и щелчком отправляет ее в волну. Описав огненную дугу, сигара с шипением гаснет, а белый пароход, распустив британский флаг, дает гудок и отплывает.

Мумбаи и сегодня остается одним из главных шлюзов страны и морскими воротами в Индию. Его акватория огромна. Целые острова отданы под шахты, терминалы, сортировочные и разгрузочные пункты. Работа на них кипит и днем и ночью. На рейде стоят суда всех флагов и государств. В ожидании своей очереди толпятся циклопические танкеры с аршинными надписями «не курить» на рубках, пузатые сухогрузы и ржавые лесовозы.

Спокойствие здешних вод охраняет авианосец «Викрамадитья», гордо встающий над прибрежными водами. Когда-то он звался «Адмирал Горшков» и служил ВМФ России, но в 1994 году наш веселый президент и верховный главнокомандующий Борис Ельцин росчерком пера продал его Индии. Хроники тех лет запечатлели небывалое ликование индийских вооруженных сил – бородатый адмирал в огромной чалме въехал на палубу в окружении пернатых адъютантов и радужных работников Генштаба. Под какофонию национальных маршей индусы усыпали авианосец цветами и гирляндами, зажгли ароматические палочки и пустились в пляс. Поодаль навытяжку стояли русские моряки, не зная, как на все это реагировать.

Но что толку ворошить прошлое. В новом веке авианосец «Горшков-Викрамадитья» надежно защищает город с моря, и пока гудят его котлы, Бомбей может спать спокойно.

На краю Кубы

– Да на хер мне сдался твой «Киндер-сюрприз», лучше сам купи у меня шоколадок, – сипит прокуренным голосом крохотная кубинка и достает из кармана несколько помятых плиток в бесцветной обертке.

– Лучший шоколад на всем острове, или не знал? Ну вот, совсем другой разговор, амиго! А сдачу не жди: за весь день ты первый тут проехал. И где там твое капиталистическое яйцо с секретом? Так и быть, возьму для дочки…

Добро пожаловать в Баракоа, город на самом краю Кубы. Именно здесь, утомленный морской качкой и солониной, сошел на берег Христофор Колумб. Не совладав с нахлынувшими чувствами, знаменитый мореход разрыдался и написал в своем дневнике нечто вроде: «Так вот оно какое – самое прекрасное место на Земле. Даже птицы поют здесь о том, что не хотят покидать эти края, а ангелы вторят им с небес». Вслед за ним сюда приплыл конкистадор Диего Веласкес. На берегу Медовой бухты он пополнил запасы пресной воды, набрал из индейцев новых слуг, основал город Баракоа и отбыл покорять Юкатан. С тех пор туристов здесь видят нечасто. Горная цепь, некогда служившая непреодолимой преградой для врагов, в наши дни превратилась в серьезное препятствие для путешественников. Правда, в 1960-е годы власти наконец построили через перевал дорогу, но дела в Баракоа от этого лучше идти не стали. В конце концов на карте любой страны всегда сыщется город, который вроде бы есть, а вроде его и нет.

По атлантическим волнам с веселым блеянием бегут барашки, в мангровых зарослях танцуют барракуды, в девственной глуши далеких островов гигантские змеи охотятся на карликовых свиней.

– Скажите, а здесь есть ядовитые змеи?

– Я прошу прощения у вашей дамы, но на Кубе ядовитых змей, кроме женщин, нет!

Между тем ядовитые кубинские женщины прекрасно готовят. На террасах прибрежных кафе вас ждет рыба, фаршированная бананами, шоколадная курица, омар в кокосовом соусе и фирменный десерт «кукуручо», который готовят из папайи, ананаса, апельсинов, меда, корицы, ванили, имбиря и гвоздики.

На раскаленной крыше ржавого трактора, будто приехавшего сюда из кинофильма «Девчата», нежатся грифы, наблюдая за тем, как дети играют в войну. В местном универмаге сосредоточенные хозяйки взвешивают лук и прицениваются к китайскому миксеру.

Пробираясь через площадь, вдруг слышишь, как в толпе кто-то тихо напевает по-русски «Если с другом вышел в путь…». Резко разворачиваешься и нос к носу сталкиваешься с долговязым улыбчивым незнакомцем. Тот переминается с ноги на ногу, теребит в руках соломенную шляпу, представляется дядей Сашей и говорит, что когда-то работал моряком в Советском Союзе и проплавал все моря от Одессы до Архангельска. Потом вернулся домой, а жизнь прошла – ни работы, ни жены, ни детей. С тех пор дядя Саша пьет ром и ждет русских туристов, о прибытии которых ему сообщают хозяева гостиниц или торговцы шоколадом на перевале.

Чем такому помочь? Ведь он сам утверждает, что рома у него в избытке, а денег не надо. Что же тогда? Дядя Саша смущенно комкает свою старую шляпу и вдруг решается: «Простите, а вы не могли бы зайти в валютный магазин и купить мне пару банок колы? Черт знает, что за желание, но так давно хотелось попробовать ее вместе с ромом».

Ялта-2015

Если по прилете в Симферополь вам не надо получать багаж, лучшее, что можно сделать, это пойти в буфет пить местное «Жигулевское» пиво. Ранним утром, после самолетного кофе, оно вам покажется особенно вкусным.

Через две кружки уже перестаешь обращать внимание на бегущих мимо туристов, полицейских и прочих встречающих-провожающих. Зато начинаешь слышать, как за соседним столиком, под лимонад и бутерброды, мафиози Крымов и мальчик Бананан обсуждают дорогу до Ялты:

– На перевале снег, троллейбусы не ходят. На чем поедем?

– А мы частника возьмем…

Троллейбусы действительно не ходят. Накануне моего приезда на Украине взорвали опоры ЛЭП, поставляющих электричество в Крым, и полуостров погрузился во тьму. Так что без частника, действительно, никак.

На улице тебя обнимают таксисты и южный ветер. Побитые ноябрем москвичи доверчиво расстегивают пальто, стягивают перчатки и безропотно дают посадить себя в машины до Алушты, Фороса, Гурзуфа, Ливадии. Какой-то сибиряк восторженно фотографирует электронное табло с температурой +21 градус.

Со мной в машине едет пожилая пара и похожий на модного Мао Цзэдуна якут. Мужчины сразу заводят разговор про козни татарских сепаратистов, борьбу с терроризмом, рыбалку, мелиорацию. А старушка все пытается узнать у водителя судьбу какого-то санатория под Судаком, где она отдыхала еще при Хрущеве, но никто ее не слышит. С придорожных плакатов ласково улыбается Путин: «Крым. Россия. Навсегда».

Дальше – больше. Мотель «Марсель» и гигантская надпись «Ксюша, прости» на горной вершине. Цирк «Калиостро» и эротическое шоу с «сексуальной гостьей из Москвы». Трактир «Сказочная Русь» – «Остановись, попробуй, останься» – и придорожный гастроном «Врата желудка».

К заправочной станции «Современник» выстроилась километровая очередь. «На колени хотят нас поставить, а мы сдюжим!» – потрясает кулаком водитель. Дед и якут скорбно и одобрительно кивают. Бабушка ест лимонное суфле.

Асфальтовое шоссе, спускающееся от гор, напоминает растянутую для просушки рыболовную сеть. Вот и Ялта.

Я прощаюсь со своими попутчиками и иду к морю.

***

Три части прибоя, сок акации, щепотка толченой бирюзы, крик чайки и шорох гальки – вот и весь рецепт коктейля «Набережная Ялты». Подавать в пластиковом стакане, украшенном веточкой кипариса.

Под плакатом «Пляж закрыт! Медицинская помощь и спасение на воде не обеспечиваются» котенок играет пробкой от шампанского. Закрыт не только пляж: до весны заперли свои двери закусочная «Ракушка-Мидяйка», ресторан «Ван Гог», хуторок «Ля Мер». В кафе «Натали» под песню «Попрошу у Санты антидепрессанты» задумчиво пьют кофе притихшие старшеклассницы и одетые не по сезону хиппи. Рыбаки вытащили на берег свои лодки и режутся в подкидного дурака.

Мужчины здесь говорят с певучей интонацией милиционера Грищенко из «Зеленого фургона». А у девушек речь округлая и нежная, словно крымский персик.

Оставшись без света, ялтинцы высыпали к морю и теперь неприкаянно бродят по набережной из одной стороны в другую. В магазинах торговля идет при свечах: люди вглядываются в сумрачные витрины, взвешивают на ладонях монеты, подносят купюры ближе к глазам. Нет, не сказать, что электричества нет нигде – в некоторых кафе и гостиницах работают свои генераторы, всеми огнями сияет крокодиловая ферма, судя по огромной очереди, работает центральное отделение местного банка. Но это, скорее, исключение.

Вместе со светом куда-то исчезли все звуки. Так тихо, что можно услышать, как на улице Рузвельта скрипит коляска и потрескивает огонек кубинской сигары.

В кафе «Шелковый путь» из всего меню лишь чечевичная похлебка и салат из баранины и редьки. Делаю заказ и через некоторое время слышу грохот и узбекские ругательства – это вместе с моим супом упал в темноте официант. А больше супа нет. Салат есть тоже как-то расхотелось.

На площади бабушка торгует крохотными креветками, арахисом и сигаретами поштучно. Покупаю пару сигарет и чувствую, как на мое плечо ложится тяжелая рука. «Подкуривай, родной, – улыбается золотым зубом седой армянин. – Меня Вазген зовут, а там – моя машина. Тридцать лет таксую, то-се. Хочешь, покатаемся? Крым посмотришь, чачу попьешь, лук местный покушаешь. И возьму недорого. Да ты не бойся, меня тут все знают. Ты в какой гостинице живешь? Тогда завтра в 10 утра буду тебя у ворот ждать. А сейчас домой иди. Зачем тебе темная Ялта?»

***

Голубой залив, Никитская расселина, Мисхор, Гурзуф, каньон Уч-Кош, перевал Шайтан-Мердвен – потрепанная колода старых добрых крымских карт, сколько ни тасуй, обязательно вытянешь козырь. Вот только как все успеть за один день? Лукавый джокер Вазген предлагает ехать сразу в Севастополь – посмотреть, как не в силах вынести расставания с верным Абреком стреляется поручик Брусенцов, как садятся на последний пароход генерал Чарнота и приват-доцент Голубков, как в последний раз идет осматривать укрепления Малахова кургана адмирал Нахимов. Но это, пожалуй, в другой раз.

А пока мы тормозим у Фороса и идем любоваться церковью Воскресения Христова. Ранним утром на красной скале кроме нас только группа школьников. Придерживая шапочки от ветра, они почтительно слушают историю экскурсовода про чудесное спасение юной девушки из XIX века, чей экипаж обезумевшие лошади понесли прямо в пропасть, но на самом краю вдруг остановились. Вазген шепчет мне на ухо, что эта девушка была любовницей купца Кузнецова, который в честь чудесного спасения и построил тут церковь.

– А ты бы не построил?! – усмехается он, выжимает педаль газа, и вот мы уже в Ласточкином гнезде.

Сегодня здесь ни людей, ни ласточек. Некому вязать амулеты на деревья, бросать монетки в волшебный сундук, покупать патриотические магниты, ловить в объектив шпили и башни игрушечного замка. Мне тоже как-то лень. Знаменитый профиль Ласточкиного гнезда так широко растиражирован, что радости от встречи с ним не больше, чем от свидания с пирамидой Хеопса. Я покупаю бутылку пива и сажусь на камни. Расстроенный таким невниманием, замок перестает вращать флюгерами и сливается с осенним воздухом.

За моей спиной с огромной связкой красного лука возникает Вазген.

– Сладкий, отвечаю, нигде такой не купишь. В Крыму только два места, где растет. Туристам втридорога отдают, а у меня – скидка. Меня тут все знают.

Мне кажется, издалека мы похожи на забавный памятник.

Пока заезжали в Симеиз, пока ели на пляже чурчхелу, в Ливадии закрылся дворец. В утешение Вазген предлагает отвезти меня на Ай-Петри. Я не против. Скоро машина въезжает на серпантин и начинается наше восхождение. Склоны горы устилает опавшая листва, сквозь деревья проглядывает солнце. Вазген то поет, то рассказывает о тысяче способов приготовления люля-кебаба. Внезапно его «мерседес» переходит на шаг, а затем останавливается.

– Выходи, грибы собирать будем. Их много тут сейчас…

Дальнейшее развитие событий рисуется в стиле фильма «Крестный отец». Однако я покорно отстегиваю ремень безопасности и вылезаю из салона. В конце концов, кто я такой, чтобы не доверять человеку, с которым только что молился в одном храме и покупал десертный лук! Минут двадцать мы сосредоточенно бродим по лесу, после чего возвращаемся в машину и продолжаем подъем.

– А ты знаешь, какой на вершине ветер? А сам не ел ничего. Тебя же такого голодного оттуда просто сдует! Кушать надо. К землякам моим теперь заедем. А то тут разные на дороге есть – отравят, невкусно накормят, денег лишних возьмут. Тут знать надо…

Вазген тормозит у застекленного сарайчика под названием «Кафе у Сережи: армянская домашняя, семейная кухня». Дядя Сережа с достоинством курит на пороге. Перекинувшись парой слов с Вазгеном, он обещает мне лучшую чачу и шашлык из барана. Весь антураж его кафе – огромный плюшевый дельфин и голографический постер фильма «Лицо со шрамом» с Аль Пачино. Жена дяди Сережи разливает чачу из трехлитровой пластиковой канистры, нарезает сыр и овощи. А на улице сыновья и зять уже готовят мясо.

На вопрос, где можно помыть руки, хозяин величаво машет в сторону обрыва, где на свистящем ветру из последних сил держится за гору ветхий туалет. Возвращаюсь назад, чтобы выпить для храбрости. Дядя Сережа встречает меня с чистым полотенцем.

В 1982 году он служил водителем в Афганистане. Однажды на перевале колонна попала в засаду. Им тогда крепко досталось. Кабину грузовика в нескольких местах прошило пулями. Дядю Сережу ранило в ногу, а его напарник погиб.

– Да ты не хмурься! Смотри, какая вокруг природа! Вот и шашлык готов…

Утром Вазген везет меня в аэропорт.

– Ай, ну зачем так на мало приехал!

– Работа, Вазген-джан, надо возвращаться.

– Это я понимаю. Нет, ты только посмотри, какой туман! Медведь-горы совсем не видно.

– А что там у Медведь-горы?

– Как что?! Международный детский лагерь всесоюзного значения!

– Ах да, «Артек». И как я только мог забыть!