Текст книги "«Неизвестная война» на экране и наяву"

Вновь к истории создания фильма

На участии в фильме популярного американского актёра Берта Ланкастера настоял Кармен.

Для американцев было важно, что Ланкастер – суперзвезда Голливуда, а для Кармена, что Берт – фронтовик, воевавший в Северной Африке в авиационных частях. Но у каждого из них была своя война. «Порой Берт брал текст и отказывался читать. Говорил: это ваша советская пропаганда, я не могу это читать, – вспоминал режиссер Игорь Григорьев. – Они ругались и расходились».

Ни американцы, ни русские, начиная работать над картиной, не понимали, насколько их сознание пропитано пропагандой с обеих сторон. Композитор фильма Род Маккьюэн, приехав в Москву, несколько дней ел только привезённую с собой кукурузу – боялся, что его отравят, не выходил из номера – был уверен, что его схватят агенты КГБ. Ланкастер был убежден, что в съёмочную группу внедрён человек от госбезопасности. Фабиан Могилевский вспоминал: «Он подошёл ко мне, положил руку на плечо и сказал: «Я долго думал, кто… И понял, это – ты». А я ему говорю: «Берт, я сам не знаю, кто».

Советские начальники неустанно искали антисоветчину. Работа в картине Харрисона Солсбери, в прошлом московского корреспондента «Нью-Йорк таймс», раздражала их невероятно. «У Советов были проблемы с Солсбери. Он как раз написал книгу «Чёрная ночь, белый снег», очень критичную по отношению к Союзу. В Москве вообще не хотели, чтобы он участвовал в проекте», – рассказывал Фрэд Винер.

Американцы перечитали почти все опубликованные тогда мемуары советских генералов. Им казалось, что теперь они знают о войне почти всё. Советская часть съёмочной группы была уверена в обратном и удивлялась, как американцы собирают– ся делать фильм, даже не зная, где находится Брест. Ошибались и те и другие. Это стало понятно, когда начали просматривать километры хроники. «Я тоже смотрел архив. Я сам впервые увидел войну. Я ведь помнил её только по детским воспоминаниям, как мать держала меня на руках», – говорил главный оператор фильма Юрий Орлов.

Шло время, и создатели картины всё больше старались услышать, а не переубедить друг друга. Американцы, в памяти которых был Перл-Харбор, не могли, например, понять, почему севастопольский матрос, бросающийся под танк со связкой гранат, – герой. «Я понимаю их точку зрения, – говорил Игорь Григорьев. – У них не было войны на своей территории. Они всегда воевали в других странах. Они просто не понимали чувств русского солдата, что он должен был не пустить врагов в свой дом. Для них они были камикадзе».

(Немного не к месту о Перл-Харборе. В настоящее время рассекречены документы о том, что о нападении на Перл-Харбор, организованном японцами, знали и президент Рузвельт, и Ален Даллас, и масонская, и банковская верхушка. Но они пошли на уничтожение флота и на убийство тысяч своих сограждан, чтобы барухи, шиффы, лейбы и куны получили своё от участия во Второй мировой войне. Америка была шокирована: Рузвельт, которого считали благотворителем нации, – убийца и провокатор. Однако, по другой версии, утверждение, что он был заранее информирован о нападении японцев и сознательно не предпринял никаких мер, – из мира легенд.)

По некоторым вопросам разночтения исторических событий грозили закрытием работы над фильмом. «Вы бы видели неизвестные битвы вокруг сценариев «Неизвестной войны». Мы обсуждали фильм об освобождении Польши. Возможно, это были самые сложные переговоры. Я сказал: все, довольно, я ухожу. Мы не разместим такую серию на телевидении, если она будет неверной с западной точки зрения», – рассказывал Фрэд Винер. Но компромисс был найден.

Работу над фильмом Ф.И. Могилевский организовал очень чётко. По замыслу Кармена, съёмки должны были происходить в местах прошлых боёв. Маршрут был таков: Ленинград – Мурманск – Минск – Брест – Волгоград – Малая Земля. На время съёмок начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза Н.В. Огарков выделил для съёмочной группы свой личный самолёт. Фабиан, Роман Кармен и Берт Ланкастер летали с группой из пятнадцати человек по местам съёмок. Огарков позвонил Могилевскому и попросил его составить график вылетов самолёта. В каждом из городов, где проходили съёмки, в 8 часов утра командир корабля докладывал Фабиану, на каком аэродроме и на какой стоянке находится самолёт. Работа была организована по минутам.

Читатель познакомится с каждым фильмом. Будет рассказано о событиях, которым он посвящён, о наиболее ярких и значимых моментах совместной работы американских и советских кинематографистов, а также о том, что не вместилось на плёнке.

Киноэпопея состоит из 20 частей продолжительностью примерно 50 минут каждая:

1. 22 июня 1941 года

2. Битва за Москву

3. Блокада Ленинграда

4. На восток

5. Оборона Сталинграда

6. Сталинград выстоял

7. Величайшее в мире танковое сражение

8. Война в Арктике

9. Война в воздухе

10. Партизаны

11. Война на море

12. Битва за Кавказ

13. Освобождение Украины

14. Освобождение Белоруссии

15. От Балкан до Вены

16. Освобождение Польши

17. Союзники

18. Битва за Берлин

19. Последнее сражение неизвестной войны

20. Солдат неизвестной войны

Фильм первый «22 июня 1941 года»

«Неизвестная война» открывается фильмом «22 июня 1941 года», который рассказывает об одном из самых трагичных дней Великой Отечественной войны.

Перед тем как рассказать об этом фильме, обратимся к теме, которая постоянно возникает, когда речь заходит о потерях и отступлении советских войск в первые дни и месяцы Великой Отечественной войны. Они были действительно велики: только в плен попало более двух миллионов человек. Все доводы «обвинителей» сводятся к тому, что И.В. Сталин положился на веру в подписанный в 1939 году с гитлеровской Германией договор о ненападении и из-за этого страна оказалась неподготовленной к отпору врагу, а сам Сталин после начала войны впал в недельный ступор. Но никто не говорит о предательстве, точнее, о заговоре генералов, о втором, невыкорчеванном, эшелоне заговора Тухачевского, который ещё в 1936 году передал немцам мобилизационный план СССР на случай войны. Именно в преддверии войны войска на направлении главного удара врага были намеренно ослаблены.

Много документов свидетельствует о том, что Сталин и руководство страны в 1941 году ожидали скорого начала войны, но информация о точной дате, поступавшая из многих источни-ков, была очень противоречивой, а зачастую и взаимоисклю-чающей. Объявление мобилизации в таких обстоятельствах было бы истолковано Германией объявлением войны. Если бы СССР поддался на провокации Германии и начал боевые действия первым, то он бы предстал перед миром агрессором, и тогда ни о какой помощи со стороны будущих союзников не могло бы быть и речи. Более того, Япония, связанная с Германией тройственным союзом (третьей была Италия), была обязана одновременно с немцами напасть на Советский Союз.

Особое место в обвинениях Сталина в трагедии начала войны занимает Заявление ТАСС от 13 июня 1941 года. Вне произнесённой речи Г.К. Жукова на несостоявшемся майском (1956 года) Пленуме ЦК КПСС оно было названо «примером полного игнорирования Сталиным сложившейся военно-политической обстановки и беспрецедентной в истории дезориентации нашего народа и армии». Маршал не знал, для чего это было сделано Сталиным, и то, о чём мы сейчас расскажем. Будучи под впечатлением антисталинского «доклада» на ХХ съезде КПСС, он был не прав, заявляя это в 1956 году.

Прочитаем текст самого Заявления ТАСС и узнаем историю его появления.

«Ещё до приезда английского посла г-на Криппса в Лондон, особенно же после его приезда, в английской и вообще иностранной печати стали муссироваться слухи о «близости войны между СССР и Германией». По этим слухам: 1) Германия будто бы предъявила СССР претензии территориального и экономического характера, и теперь идут переговоры между Германией и СССР о заключении нового, более тесного соглашения между ними; 2) СССР будто бы отклонил эти претензии, в связи с чем Германия стала сосредотачивать свои войска у границ СССР с целью нападения на СССР; 3) Советский Союз, в свою очередь, стал будто бы усиленно готовиться к войне с Германией и сосредотачивает войска у границ последней.

Несмотря на очевидную бессмысленность этих слухов, ответственные круги в Москве всё же сочли необходимым, ввиду упорного муссирования этих слухов, уполномочить ТАСС заявить, что эти слухи являются неуклюже состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил, заинтересованных в дальнейшем расширении войны.

ТАСС заявляет, что: 1) Германия не предъявляла СССР никаких претензий и не предлагает какого-либо нового, более тесного соглашения, ввиду чего и переговоры на этот предмет не могли иметь место; 2) по данным СССР, Германия также неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерениях Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям; 3) СССР, как это вытекает из его мирной политики, соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении, ввиду чего слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными; 4) проводимые сейчас летние сборы запасных Красной Армии и предстоящие маневры имеют своей целью не что иное, как обучение запасных и проверку работы железнодорожного аппарата, осуществляемые, как известно, каждый год, ввиду чего изображать эти мероприятия Красной Армии как враждебные Германии по меньшей мере нелепо» (Известия. 1941. 14 июня).

Вот рассказ Я.С. Хавинсона о том, как появился на свет этот документ.

«Перед началом войны я работал ответственным руководителем ТАСС. 13 июня мне позвонили от товарища Сталина и сказали, чтобы я срочно приехал к нему на кунцевскую дачу. Я сразу же выехал. У ворот меня встретил офицер, машину мы оставили, и он проводил меня к даче. Когда я вошёл, товарищ Сталин встретил меня, мы поздоровались, и он усадил меня за стол в зале. Предо мной лежали бумага, ручка, стояли чернила.

Товарищ Сталин сказал: «Пишите, товарищ Хавинсон». Он прохаживался по дорожке вдоль зала, попыхивал трубкой и диктовал. По ходу он заглядывал в текст, сделал две или три поправки. Закончив диктовать, он сказал: «Прочитайте вслух». Я встал и прочитал. Содержание Заявления вызвало у меня, естественно, большое удивление, но я старался этого не выдать. Он как-то или уловил моё удивление, или догадывался о нём, остановился напротив меня, внимательно посмотрел и спросил: «Вы понимаете, товарищ Хавинсон, зачем нам нужно такое Заявление?» Я откровенно ответил: «Нет, товарищ Сталин, не понимаю». Тогда он сказал: «Давайте скажем Гитлеру: подумай ещё раз, прежде чем начинать». Попрощавшись, я быстро уехал.

13 июня НКИД СССР передал Заявление германскому послу в Москве, но правительство Германии никак на него не отреагировало и даже не опубликовало его в печати. 14 июня Заявление ТАСС было опубликовано в советских и зарубежных газетах».

Этот документ всегда сопровождало множество разноречивых и, как правило, бьющих мимо цели толкований. Начиная с периода «оттепели» в историографии установилась традиция преувеличивать его отрицательные последствия. Как писал политолог В. Фалин, сообщение ТАСС от 14 июня «предназначалось также военному руководству страны, а не одной общественности». Однако, по свидетельству А.М. Василевского, факты говорят о другом – в Генеральном штабе были получены необходимые разъяснения, и там знали, что к вооружённым силам это сообщение отношения не имеет (Василевский А.М. Дело всей жизни. Кн. 1. М., 1989. С. 119).

Примечательна реакция на это Заявление нацистского руководства: Геббельс записал в дневнике: «Опровержение ТАСС оказалось более сильным, чем можно было предположить по первым сообщениям. Очевидно, Сталин хочет с помощью подчёркнуто дружеского тона и утверждений, что ничего не происходит, снять с себя все возможные поводы для обвинения в развязывании войны» (Военно-исторический журнал. 1997. № 4. С. 6). Поскольку официальной реакции Берлина на Заявление ТАСС не последовало, советское руководство, по сути, получило сигнал о том, что приготовления Германии к нападению вступили в завершающую стадию.

Заявление ТАСС от 13 июня 1941 года было блестящим политическим ходом Сталина – грамотно поставленной ловушкой для Гитлера. Она давала ему только два варианта развития событий: подтвердить изложенное в Заявлении или промолчать. В любом случае с началом боевых действий Гитлер представал перед миром вероломным агрессором. Реакции со стороны Германии не последовало. Молчание было весьма красноречивым: война неизбежна. Теперь надо было избежать резких движений. Поэтому войскам был дан приказ не поддаваться на провокации. Гитлеру оставалось одно – без объявления войны и повода напасть на СССР.

Для Сталина проверка Заявлением ТАСС оказалась недостаточной. Не позднее 18 июня 1941 года он поручил Молотову связаться с руководством Германии и договориться о срочном направлении его в Берлин для взаимных консультаций. Это поручение Сталина подтверждено записью от 20 июня в дневнике начальника Генерального штаба Сухопутных войск Франца Гальдера: «Г. Молотов хотел 18.6 говорить с фюрером». Хотел, но не говорил.

Отказ Гитлера от разговора и встречи с Молотовым означал одно: война начнётся со дня на день. Поэтому 18 июня войскам была объявлена «Готовность № 1» – встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников и отразить его. Эту директиву саботировали командующие почти всех военных округов, в первую очередь командующий Западным Особым военным округом (ЗапОВО) генерал Павлов.

Вечером 21 июня 1941 года командование ЗапОВО во главе с ним слушали в минском Доме офицеров оперетту «Свадьба в Малиновке». В это время из Генштаба несколько раз звонили Павлову с целью выяснения обстановки на границе. По просьбе Павлова начальник войск связи Григорьев сумел убедить НКВД, чтобы в доме офицеров установили ВЧ-связь с Генштабом, поэтому Павлов, не уходя с концерта, успокаивал Москву, что на границе всё спокойно. Однако контролируемая зона не была соблюдена при размещении ВЧ-аппарата в Доме офицеров, и появилась возможность прослушивать на специальный приёмник все разговоры по ВЧ-связи. Чем и воспользовались агенты абвера, которые были направлены в Минск. Это позволило немцам оперативно контролировать ситуацию.

Что произошло после такого предательства Павлова, известно – враг на шестой день войны был в Минске.

Только войска командующего Прибалтийским военным округом генерал-полковника Кузнецова, его однофамильца, наркома ВМФ адмирала Кузнецова, и командующего Одесским военным округом генерала Захарова встретили врага достойно.

Трагедия первых дней войны во многом связана с заговором военных, который был не до конца ликвидирован в конце тридцатых годов. Планы Запада по нападению на Советский Союз были весьма реальными. Это подтверждалось репетицией большой войны в Испании и вооружённым конфликтом, спровоцированным Японией и Великобританией на Дальнем Востоке.

Заговор Тухачевского был раскрыт Сталиным. О том, что такой действительно существовал, было подтверждено подлинными документами немцев, эмигрантских организаций, архивами Троцкого, самими заговорщиками, агентурными и записанными на магнитные носители данными. Об этом, например, сообщал в Москву Рихард Зорге: «Незадолго до удаления маршала Тухачевского, среди нацистов в Токио шли разговоры о том, как бы скрытно организовать сейчас в СССР внутренний распад. В связи с этим упоминались имена Тухачевского и военного атташе в Лондоне Путны»[4]4
  Мартиросян А. Ложь и мифы о сталинской эпохе. М., 2019. С. 451.


[Закрыть]. Заговорщики планировали территориальные уступки Германии и Японии в обмен на помощь в перевороте. Это подтверждено заявлением Тухачевского на допросе 9 июня 1937 года:

«Свои показания, данные на предварительном следствии о своём руководящем участии в военно-троцкистском заговоре, о своих связях с немцами, о своём участии в прошлом в различных антисоветских группировках, я полностью подтверждаю. Я признаю себя виновным в том, что я сообщил германской разведке секретные сведения, касающиеся обороны СССР. Я подтверждаю также свои связи с Троцким и Домбалём. Задачи военного характера состояли в проведении указаний троцкистов и правых, направленных к свержению советской власти. Я виновен также в подготовке поражения Красной Армии в войне, т. е. в совершении государственной измены. Мною был разработан план организации поражения в войне. Я признаю себя виновным в том, что я фактически после 1932 года был агентом германской разведки. Также я виновен в контрреволюционных связях с Енукидзе в составе военно-троцкистского заговора. Кроме меня были Якир, Уборевич, Эйдман, Фельдман, С.С. Каменев и Гамарник. Близок к нему был и Гамарник. Никаких претензий к следствию не имею. Тухачевский»[5]5
  Мартиросян А. Ложь и мифы о сталинской эпохе. М., 2019. С. 454.


[Закрыть].

Что касается того, что такие показания выбиты насильно, приведу лишь одно высказывание посла США в СССР в 1936–1938 годах Джозефа У. Дэвиса: «Подсудимые выглядят физически здоровыми и вполне нормальными… все разговоры о пытках и наркотических препаратах, якобы применяемых в отношении к подсудимым, лишены всяких оснований»[6]6
  Там же. С. 431.


[Закрыть].

Если обратиться к материалам бухаринско-троцкистского процесса, то главное обвинение звучит так, как будто его формулировали не более в далёком 1938 году, а сразу после развала Советского Союза, в 1991-м, и подписания Беловежского соглашения в 1993-м:

«Следствие считает установленным, что:

В 1932–1933 гг. по заданию разведок враждебных СССР государств обвиняемыми по настоящему делу была составлена заговорщическая группа, под названием «правотроцкистский блок», поставившая своей целью шпионаж в пользу иностранных государств, вредительство, диверсии, террор, подрыв военной мощи СССР, провокацию военного нападения этих государств на СССР, поражение СССР, расчленение СССР и отрыв от него Украины, Белоруссии, Средне-Азиатских республик, Грузии, Армении, Азербайджана – в пользу упомянутых иностранных государств, наконец, свержение существующего в СССР социалистического общественного и государственного строя и восстановление в СССР капитализма и власти буржуазии»[7]7
  Судебный отчёт. Материалы Военной коллегии Верховного суда СССР. М., 1997. С. 688.


[Закрыть].

После того как с помощью Запада и им выращенных «домашних» неотроцкистов, потомков хрущёвского «реабилитанса», на наших глазах всё так и произошло, разве повернётся язык считать обвинения 1938 года сфабрикованными?

Насколько глубоко замыслы Троцкого и Тухачевского проникли в войска и не были до конца выкорчеваны, свидетельствует такой эпизод первого периода войны.

Один из стрелковых полков после боёв был переброшен в Гжатск (ныне город Гагарин). Полк укомплектовали, вооружили, обмундировали и 28 августа 1941 года направили под Вязьму несколькими эшелонами. Следует пояснить, что по предвоенному штату стрелковый полк состоял из 3-х стрелковых батальонов, 3-х батарей (артиллерийской, миномётной и истребительно-противотанковой), подразделений боевого обеспечения и тыла; всего 3200 человек, 160 пулемётов, двенадцать 45-мм и шесть 76-мм пушек, восемь 82-мм и четыре 120-мм миномёта. Сила немалая!

После разгрузки в месте сосредоточения полк с оружием был построен вдоль состава. Командовали советский командир полка и немецкий офицер. Была дана команда:

– Оружие на землю! Кругом! По вагонам!

Разоружённый полк погрузился в те же вагоны, и эшелоны прямым ходом помчались… на запад, в Германию. А противник сквозь оголённый фронт без боя и без потерь помчался в Москву. Разминулись… Полк прибыл в Германию, и советские бойцы, став военнопленными, были распределены на различные работы и всю войну трудились во благо врага.

С июня по сентябрь 1941 года в результате сражений под Белостоком и Минском немцы взяли в плен 328 000, за Смоленск – 310 000 пленных, за Киев – свыше 600 000 пленных. Более одного миллионов пленных за три месяца войны!

Ложь о начале войны настолько многослойна и разнообразна, что её удаётся опровергнуть только документами.

За многие годы сформировалось и устоялось мнение, что первые дни войны И.В. Сталин находился в состоянии прострации и только настойчивость соратников вывела его из этого состояния. Эта версия, ставшая со временем аксиомой, была впервые озвучена Хрущёвым (с ссылкой на убитого Берию) в развитие основных претензий к Сталину, выдвинутых на XX съезде КПСС в 1956 году. (Как теперь выяснилось, этот полностью лживый «доклад» был подготовлен ставленником Запада О. Куусиненом, а 15 февраля, в день открытия съезда, за десять дней до речи Хрущёва, как мы уже говорили, газета «Нью-Йорк таймс» не утерпела и написала: «Несмотря на официальную риторику, ХХ съезд советской партии подведёт недвусмысленную черту под сталинским периодом».)

Весьма серьёзное обвинение в прострации Сталина после начала войны сегодня поддерживается и тиражируется не только людьми, имеющими поверхностные знания об истории СССР, но и зрелыми мужами, по должности обязанными быть в курсе исторических реалий. Тем более что для руководства страны они являются главными источниками архивной правды.

С. Мироненко, бывший директор ГАРФ:

– Это случилось на начальном этапе войны. Сталин несколько дней не появлялся в Кремле. Вы понимаете – когда управление строго иерархическое, оно даёт сбои: ведь всё зависит от одного человека, а этого человека нет, то как же всем жить? Члены Политбюро собрались и решили, что поедут на дачу к Сталину. Это было не принято. Без вызова туда никто не попадал, но время было очень тяжёлое, и они решили всё-таки поехать. Приехали и видят: Сталин, как описывают очевидцы, похудевший, бледный. Он решил, что они приехали его арестовывать! Он переживал, у него был, по-видимому, тяжёлый кризис. Его стали убеждать: Ленин оставил нам великую империю, а мы её, извините, прос… Такое довольно грубое прозвучало выражение. Встал Ворошилов, стал говорить: «Коба, ты что… Как же мы будем без тебя? Ты должен нас возглавить!» И Сталин дал себя уговорить. Немножко ожил. Всё пошло дальше.

А вот как было на самом деле.

Журналы записей лиц, принятых Сталиным, свидетельствуют о том, что перед самым началом и в первую неделю войны с 21 по 28 июня 1941 года в его кабинете в Кремле побывали:

21 июня с 18.27 до 23.00 Молотов, Ворошилов, Берия, Вознесенский, Маленков, Кузнецов, Тимошенко, Сафонов, Жуков, Будённый и Мехлис.

22 июня с 5.45 до 16.45 Молотов, Берия, Тимошенко, Мехлис, Жуков, Маленков, Микоян, Каганович Л.М., Ворошилов, Вышинский, Кузнецов, Димитров, Мануильский, Шапошников, Ватутин, Кулик.

23 июня с 3.20 до 6.25 и с 18.45 до 1.45 Молотов, Жигарев, Тимошенко, Меркулов, Ворошилов, Воскресенский, Мехлис, Каганович Л., Ватутин, Кузнецов, Берия, Власик.

24 июня с 16.20 до 21.30 принято 20 человек.

25 июня с 1.00 до 5.20 и с 19.40 до 1.00 принято 29 человек.

26 июня с 12.10 до 23.20 принято 28 человек.

27 июня с 16.30 до 2.40 принято 30 человек.

28 июня с 19.35 до 00.50 принят 21 человек.

29 июня Сталин дважды приезжал в Наркомат обороны (засвидетельствовано мемуарами Г.К. Жукова и А.И. Микояна).

О каком состоянии прострации И.В. Сталина идёт речь?

К полудню 22 июня, когда выступил Молотов, позиция Англии и США далеко не была ясна. Когда с союзниками более или менее определились, когда положение на фронте стало угрожающим, но понятным, тогда 3 июля 1941 года Сталин и обратился к народу. Такую патриотическую речь – программу борьбы с врагом – нынешним «вождям» не написать даже при помощи целой армии «спичрайтеров». Сталин писал её сам. Для этого тоже требовалось время.

Вот что он сказал:

«Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота!

К вам обращаюсь я, друзья мои!

Вероломное военное нападение гитлеровской Германии на нашу Родину, начатое 22 июня, – продолжается. Несмотря на героическое сопротивление Красной Армии, несмотря на то, что лучшие дивизии врага и лучшие части его авиации уже разбиты и нашли себе могилу на полях сражения, враг продолжает лезть вперёд, бросая на фронт новые силы. Гитлеровским войскам удалось захватить Литву, значительную часть Латвии, западную часть Белоруссии, часть Западной Украины. Фашистская авиация расширяет районы действия своих бомбардировщиков, подвергая бомбардировкам Мурманск, Оршу, Могилёв, Смоленск, Киев, Одессу, Севастополь. Над нашей родиной нависла серьёзная опасность.

Как могло случиться, что наша славная Красная Армия сдала фашистским войскам ряд наших городов и районов? Неужели немецко-фашистские войска в самом деле являются непобедимыми войсками, как об этом трубят неустанно фашистские хвастливые пропагандисты?

Конечно, нет! История показывает, что непобедимых армий нет и не бывало. Армию Наполеона считали непобедимой, но она была разбита попеременно русскими, английскими, немецкими войсками. Немецкую армию Вильгельма в период Первой империалистической войны тоже считали непобедимой армией, но она несколько раз терпела поражения от русских и англо-французских войск и, наконец, была разбита англо-французскими войсками. То же самое нужно сказать о нынешней немецко-фашистской армии Гитлера. Эта армия не встречала ещё серьёзного сопротивления на континенте Европы. Только на нашей территории встретила она серьёзное сопротивление. И если в результате этого сопротивления лучшие дивизии немецко-фашистской армии оказались разбитыми нашей Красной Армией, то это значит, что гитлеровская фашистская армия также может быть разбита и будет разбита, как были разбиты армии Наполеона и Вильгельма.

Что касается того, что часть нашей территории оказалась всё же захваченной немецко-фашистскими войсками, то это объясняется главным образом тем, что война фашистской Германии против СССР началась при выгодных условиях для немецких войск и невыгодных для советских войск. Дело в том, что войска Германии, как страны, ведущей войну, были уже целиком отмобилизованы, и 170 дивизий, брошенных Германией против СССР и придвинутых к границам СССР, находились в состоянии полной готовности, ожидая лишь сигнала для выступления, тогда как советским войскам нужно было ещё отмобилизоваться и придвинуться к границам. Немалое значение имело здесь и то обстоятельство, что фашистская Германия неожиданно и вероломно нарушила пакт о ненападении, заключенный в 1939 году между ней и СССР, не считаясь с тем, что она будет признана всем миром стороной нападающей. Понятно, что наша миролюбивая страна, не желая брать на себя инициативу нарушения пакта, не могла стать на путь вероломства.

Могут спросить: как могло случиться, что Советское Правительство пошло на заключение пакта о ненападении с такими вероломными людьми и извергами, как Гитлер и Риббентроп? Не была ли здесь допущена со стороны Советского Правительства ошибка? Конечно, нет! Пакт о ненападении есть пакт о мире между двумя государствами. Именно такой пакт предложила нам Германия в 1939 году. Могло ли Советское Правительство отказаться от такого предложения? Я думаю, что ни одно миролюбивое государство не может отказаться от мирного соглашения с соседней державой, если во главе этой державы стоят даже такие изверги и людоеды, как Гитлер и Риббентроп. И это, конечно, при одном непременном условии – если мирное соглашение не задевает ни прямо, ни косвенно территориальной целостности, независимости и чести миролюбивого государства. Как известно, пакт о ненападении между Германией и СССР является именно таким пактом.

Что выиграли мы, заключив с Германией пакт о ненападении? Мы обеспечили нашей стране мир в течение полутора годов и возможность подготовки своих сил для отпора, если фашистская Германия рискнула бы напасть на нашу страну вопреки пакту. Это определённый выигрыш для нас и проигрыш для фашистской Германии.

Что выиграла и что проиграла фашистская Германия, вероломно разорвав пакт и совершив нападение на СССР? Она добилась этим некоторого выигрышного положения для своих войск в течение короткого срока, но она проиграла политически, разоблачив себя в глазах всего мира, как кровавого агрессора. Не может быть сомнения, что этот непродолжительный военный выигрыш для Германии является лишь эпизодом, а громадный политический выигрыш для СССР является серьёзным и длительным фактором, на основе которого должны развернуться решительные военные успехи Красной Армии в войне с фашистской Германией.

Вот почему вся наша доблестная Армия, весь наш доблестный Военно-морской флот, все наши лётчики-соколы, все народы нашей страны, все лучшие люди Европы, Америки и Азии, наконец, все лучшие люди Германии – клеймят вероломные действия германских фашистов и сочувственно относятся к Советскому Правительству, одобряют поведение Советского Правительства и видят, что наше дело правое, что враг будет разбит, что мы должны победить.

В силу навязанной нам войны наша страна вступила в смертельную схватку со своим злейшим и коварным врагом – германским фашизмом. Наши войска героически сражаются с врагом, вооруженным до зубов танками и авиацией. Красная Армия и Красный Флот, преодолевая многочисленные трудности, самоотверженно бьются за каждую пядь Советской земли. В бой вступают главные силы Красной Армии, вооруженные тысячами танков и самолётов. Храбрость воинов Красной Армии – беспримерна. Наш отпор врагу крепнет и растёт. Вместе с Красной Армией на защиту Родины подымается весь советский народ.

Что требуется для того, чтобы ликвидировать опасность, нависшую над нашей Родиной, и какие меры нужно принять для того, чтобы разгромить врага?

Прежде всего необходимо, чтобы наши люди, советские люди поняли всю глубину опасности, которая угрожает нашей стране, и отрешились от благодушия, от беспечности, от настроений мирного строительства, вполне понятных в довоенное время, но пагубных в настоящее время, когда война коренным образом изменила положение. Враг жесток и неумолим. Он ставит своей целью захват наших земель, политых нашим потом, захват нашего хлеба и нашей нефти, добытых нашим трудом. Он ставит своей целью восстановление власти помещиков, восстановление царизма, разрушение национальной культуры и национальной государственности русских, украинцев, белорусов, литовцев, латышей, эстонцев, узбеков, татар, молдаван, грузин, армян, азербайджанцев и других свободных народов Советского Союза, их онемечение, их превращение в рабов немецких князей и баронов. Дело идёт, таким образом, о жизни и смерти Советского государства, о жизни и смерти народов СССР, о том – быть народам Советского Союза свободными, или впасть в порабощение. Нужно, чтобы советские люди поняли это и перестали быть беззаботными, чтобы они мобилизовали себя и перестроили всю свою работу на новый, военный лад, не знающий пощады врагу.