Текст книги "Кто я? Туда я успею"

– Подпиши ты этот протокол, ну его к лешему, а то ведь, ей-богу, убьем. А на суде откажешься и все расскажешь, как было.

Мч качнул головой и выдавил:

– Я не убивал и не грабил.

Милиционер вздохнул и громко выпустил воздух, оттопырив толстые губы.

– Курить будешь?

Мч кивнул. Милиционер сунул ему в рот сигарету. Он опустился на одно колено, и, дождавшись, когда Мч, перевернувшись на бок и приподняв голову, сделал несколько глубоких глотков, откашлялся, спросил:

– Ты сказал майору, что видел похожего на тебя убийцу. Это тебя ни на что не навело?

– Откуда, если я ничего не помню?

– С перепоем это не связано?

– Нет. В лесу я очнулся абсолютно трезвым. Правда, голова была, как не своя. А выпил я позже с лесником.

– С убитым?

– С ним. Он удивился, что там, где я очнулся, была прилеплена картонка с надписью «Лесник», и предположил, что ее повесили специально для меня, чтобы вывести на него. А зачем, ни он, ни я не поняли. Он был уверен, что они обязательно к нему придут.

– Не сказал, кто?

– Не сказал. Возможно, он имел в виду владельцев особняков, незаконно построенных в заповедной зоне, против чего он возражал. За что его избивали и грозили убить. Тогда причем тут я?

– Это-то мне как раз понятно. Чтобы убить их и свалить на тебя. А отпечатки твоих пальцев на пистолете могли сделать, когда ты лежал в лесу без сознания, тут ты прав. Как теперь докажешь, если у тебя нет памяти?

– Памяти у меня нет до того, как я очнулся. После есть. Я их не убивал. Они меня приютили и обещали найти моих родных. – Мч загасил пальцем окурок и положил на пол у стены.

Милиционер сморщил маленький курносый нос и, приподняв фуражку, почесал затылок.

– На тебе чистую бумагу и напиши, что сейчас мне рассказал и тогда майору, иными словами, все, что помнишь и думаешь об этом. Отдашь завтра мне или майору. Я тебя перезастегну, чтобы тебе удобно было писать правой. И вот что. О майоре дурно не думай. Он неплохой. Его затюкали из-за глухарей.

– Это что такое?

– Нераскрытые убийства. Каждый день кого-нибудь убивают. Не потому, что не можем раскрыть, а не дают.

– Кто?

– Кто-кто…. Кто наверху над нами. Все, мне пора.

– Спасибо вам. Как вас звать?

– Мелешкин. Василий. Но ты пока о нашем договоре никому не говори, особенно Лелькину.

– Это кто?

– Лелик. Который тебя обыскивал. Маленький такой. У него фуражка висит на затылке. Он тоже неплохой, только бить любит. Его самого недавно до полусмерти избили. Вот он теперь как бы отыгрывается. Думает, что ты на них работаешь.

– Он у меня про какого-то красавчика спрашивал. Кто он такой?

– Есть тут один авторитет.

– Авторитет в какой области?

Скрытую улыбку Мелешкина выдали появившиеся в уголках глаз морщинки.

– В бандитской, в какой еще? Это он велел Лелика избить. Тот всех и подозревает в связи с ним. Но я ему и другим сказал, чтобы тебя больше не били или только для вида. Но они, хоть я у них как бы старшой, могут не послушаться. Если бы я остался, я бы проследил.

– Спасибо вам. Будут бить, я потерплю. И никому не скажу о нашем разговоре.

Мелешкин перезастегнул наручник на левую руку Мч и ушел.

Мч тут же начал писать. Но не успел он закончить, как в камеру ворвались Лелькин, Громов и Боров.

На этот раз он пришел в себя от взрыва в мочевом пузыре. Застонав и приоткрыв глаза, он увидел рядом нечищенные стоптанные ботинки, мышиного цвета брюки с тонкой красной полоской и мотавшуюся вдоль ноги черную дубинку.

– Вставай, зассанец. К тебе твоя смерть пришла, – услышал он голос Лелькина. – Смотри, какая красивая.

Мч перевел в сторону взгляд и увидел у двери женские ноги, прикрытые чуть выше колен черной юбкой, и сразу подумал о Кате. У той тоже были такие же стройные сильные ноги, не спички, которые ему не нравились. Подняв глаза, он увидел, что не ошибся. В двери стояла изменившаяся до неузнаваемости Катя в черном, по-монашески надетом, платке. Ее карие глаза были совсем черными и стали еще крупнее. В них он прочитал и ненависть, и проклятие, и немой вопрос, но все это покрывало, как пеленой, страшное непоправимое горе.

– Катя, – пересилив боль в паху, ее слышно, с предыханием прошептал он.

– Очнулся, мудила, – весело констатировал Лелькин или Лелик. – Подойди к нему ближе, не бойся. Он на цепи, как собака. – Послышался смех.

Катины ноги сделали два робких шага и остановились. Теперь Мч пришлось приподнять голову, чтобы опять увидеть ее глаза. Встретив их взгляд, он быстро, вкладывая все силы в голос, заговорил:

– Катя, поверь мне, я их не убивал. Зачем? Ты же знаешь, что они мне стали как родные. Из своих я никого не помню, но думаю, что моя мама похожа на твою. Я видел убийцу. Я найду его. Меня силой заставляют подписать признание, что я убил из-за денег и какой-то броши. Я скорее умру, чем подпишу. Но теперь я не хочу умирать, чтобы найти убийц и чтобы ты обо мне плохо не…

Удар дубинкой по шее оборвал его на полуслове. Однако он успел заметить, что выражение Катиных глаз смягчилось, а это было для него сейчас самым главным.

– Ты его, мудозвона, больше слушай. Он тебе так мозги засрет.

Лелькин занес ногу для удара. Неведомая сила подбросила Мч. Он ухватил стоявшую на полу ногу и рванул ее к себе. Тело милиционера перевернулось в воздухе. Фуражка слетела с головы, и звук удара затылком о цементный пол походил на треск расколотого арбуза. Не дав ему опомниться, Мч подтянул его к себе и навалился всем телом. Но, увидев, что тот лежал неподвижно и не сопротивлялся, Мч крикнул метнувшейся к двери Кате:

– Катя, постой! Ничего с ним не случится, он скоро очнется. Я должен выйти отсюда, чтобы найти убийцу и снять с себя подозрение. Кроме тебя на этом свете я больше никого не знаю. Помоги мне. От тебя ничего не требуется, только молча уйти, а я выйду чуть позже, чтобы не заподозрили тебя. Подожди меня на улице или скажи, где тебя найти.

Мч отыскал в кармане Лелика ключи и, отстегнув наручник со своей руки, стал подниматься, держась руками за стойку. Встав, он потряс головой, сбрасывая боль, повернулся к Кате и увидел нацеленный на него крохотный пистолет, который она держала двумя трясущимися руками.

– Не подходи. Я выстрелю, – дрожавшим от волнения звонким голосом пригрозила она. – Ты все врешь. Девушка видела, как ты их убивал. А они тебе поверили. Маме было так жалко тебя. – Она еле сдерживалась, чтобы не заплакать. Дуло пистолета ходило вверх – вниз. – За что ты их убил? Что они тебе сделали плохого?

– Катя, убить ты меня всегда успеешь, никуда я не денусь, потому что без памяти я, как слепой котенок. Девушка-почтальон видела не меня, а убийцу, который почему-то был очень похож на меня. Я думаю, это не случайно, и он имеет отношение к потере мной памяти. Поэтому он и мой враг. Дай мне шанс найти его и попытаться вернуть память. Но главное, он – убийца твоих родителей. Ты обязана мне помочь его найти и предать суду. Если ты убьешь меня и не поможешь мне выйти отсюда, ты всю жизнь будешь жалеть об этом, потому что когда – никогда, а обязательно выяснится, что я не убивал твоих родителей. Катя, мы теряем время. Тебе нужно уходить. В случае чего скажи, что ты ушла, когда он стал бить меня. В коридоре много народа?

– В этом крыле, кроме охранника, никого не было, – ответила она, все еще держа направленным на него пистолет. – Все находились в другом крыле коридора. А у входа сидел один дежурный и рассматривал журнал.

– Поблизости отсюда есть переулок?

– Есть слева от входа метрах в ста.

– Жди меня в нем на той стороне улицы.

– Но при условии, что ты выполнишь одну мою просьбу. Какую, я скажу тебе после. Обещаешь?

– Обещаю, если она вообще выполнима.

– Выполнима. А сейчас я буду ждать тебя в синей «Волге» с Колей.

– Федор Николаевич говорил мне о нем.

Катя вздрогнула, и ее глаза опять заблестели от слез. Она сердито вытерла их платочком.

– Дежурный у входа такой огромный. Ты с ним справишься? Ты еле стоишь на ногах.

– Попробую справиться. Ты иди. Спасибо тебе.

Вдруг она подошла к нему и протянула пистолет.

– Возьми.

– Нет, – отвел он ее руку. – Я не хочу тебя вмешивать. Не теряй время. – Он коснулся ее плеча и легко подтолкнул к двери.

Когда она ушла, он приподнял веки Лелькину, после чего, держась за живот, быстро прошел в дальний угол, где стояла пластиковая бутылка, из которой его поливали водой. Она еще осталась на дне. Больше терпеть он не мог. Вода быстро покраснела. Несмотря на указание Безусяка, они явно перестарались.

Поставив бутылку, он вздохнул с облегчением и прислушался у двери. В коридоре было тихо. Вернувшись к Лелькину, он пристегнул его руку к наручнику, засунул дубинку себе в рукав и приоткрыл дверь.

Ему показалось, что дверь напротив дернулась, но коридор был пуст. Он ухватил покрепче рукоять дубинки и, не спуская глаз с двери напротив, направился к выходу.

Дежурный сидел необъятной спиной к нему. По сравнению с ним большой Мелешкин был худым, как перед ним самим Лелькин. Мч на цыпочках подошел к спине и ударил дубинкой по шее, вернее, где она должна быть. Голову он бережно опустил на голую женщину в журнале.

***

На улице он глянул украдкой по сторонам и пошел налево. В переулке напротив виднелись габаритные огни машины. В ней сидели двое. Когда он приблизился, из машины вылез невысокий черноусый парень, миниатюрней, пожалуй, Лелькина, и спросил хмуро:

– Оружие есть?

Мч подал Коле дубинку, приподнял сначала свитер, затем штанины джинсов и вывернул карманы.

Взяв дубинку, Коля указал на переднюю правую дверь. Садясь в машину, похожую на «Волгу», Мч взглянул на Катю на заднем сидении.

– Все хорошо получилось? – спросила она.

– Даже лучше, чем ожидал.

– Ты имеешь в виду, что трупов после тебя не будет? – спросил Коля, трогая машину.

– Как получилось с одним, Катя видела. А дежурного я ударил дубинкой по шее. От этого не умирают, тем более с бычьей шеей.

– Почему не взял пушки?

– Хотел, чтобы у милиции ко мне было меньше претензий.

– Не думаю, что они это оценят, – усмехнулся Коля, – а нам бы они пригодились. Давай рассказывай все с того момента, как Катюха уехала из лесничества. Что было до этого, мы знаем. Предупреждаю, я, ёклмн, – не она и сразу усеку, где ты будешь лепить горбатого, понял? Начинай, а там мы решим, что с тобой делать.

Коля вынул из кармана куртки пачку сигарет и закурил. Не в силах оторвать от огонька взгляд, Мч попросил:

– Не угостишь?

Коля достал из ящичка на передней панели непочатую пачку с зажигалкой и протянул. Мч с наслаждением закурил и стал рассказывать. Они слушали молча, лишь Катя изредка тихо всхлипывала, когда он упоминал по имени отца или мать. Когда он закончил ее приходом в камеру, Коля спросил:

– Номер или марку той машины не запомнил?

– Номера на ней, по-моему, не было, а марку такую я не знаю. Похожа на пикап, только обтекаемый. По-моему, зеленый.

Впереди них послышался вой сирены, затем еще один чуть в стороне и еще один сзади. Коля притормозил, а когда навстречу им на огромной скорости пронеслась милицейская машина, остановился и проговорил сердито:

– Выходит, ёпрст, трупы после тебя там все-таки остались.

– Я их не оставлял, – возразил твердо Мч, но ему стало не по себе. – Давай вернемся и узнаем, в чем там дело. Я бы не хотел, чтобы между нами были недомолвки.

– Я тоже так думаю. – Коля развернул машину и поехал назад.

Когда они подъехали к месту их недавней встречи, по дороге в сторону отделения милиции проехал микроавтобус с надписью «Телевидение».

Выключив двигатель, Коля сказал Мч:

– Мы вдвоем сходим туда, а ты сиди здесь. Дождись, понял? Если ты не убивал, бояться тебе, ёклмн, нечего. – Он вынул из замка зажигания ключ, поднял с пола дубинку и, выйдя, спрятал ее в багажник вместе с Катиным пистолетом.

Дорогу они переходили, держась за руки. Если не считать, что Катя была чуть повыше, то со спины они походили на близнецов-подростков, скорее девушек из-за узких плеч и тонких шей. Да и зады у них были почти одинаковые, разве что у Кати покруглее. Мч опять пожалел ее: как же она, бедная, будет рожать с такой маленькой попкой. А о том, что без родителей, он даже не хотел и думать. Но не думать об этом не мог, чувствуя за собой вину в смерти ее родителей.

Я обязан заменить их ей, думал он, глядя на удалявшиеся фигурки. Он опять обратил внимание на Катину походку, которая, несмотря на страшное горе, попрежнему была царственной.

Оставшись один, он курил одну сигарету за другой. Ему было видно все происходившее на площади перед зданием отделения милиции. У самого входа стояла «Скорая», а по бокам было много машин, которых не было, когда он выходил из отделения. На крыльце и возле него толпились люди. Туда и направился Коля, оставив Катю в стороне. Однако стояла она в одиночестве недолго. Возле нее остановилась милицейская «Волга», из которой вышел Безусяк. Подойдя к Кате, он что-то ей сказал, и они вдвоем направились в отделение. Коля попытался присоединиться к ним, но майор отстранил его. Однако Коля оказался настырным и вскоре проскользнул в пару с кем-то.

Совсем скоро из двери вынесли носилки с накрытым темной простыней телом. Судя по тому, как они изогнулись под тяжестью, Мч догадался, что на них лежал дежурный. Он не знал, что и думать, так как был уверен, что его удар по шее не мог оказаться смертельным.

С трудом воткнув носилки в машину, санитары бегом опять направились ко входу. На этот раз тело на носилках не было накрыто, а рядом с ними семенила женщина. держа что-то над забинтованной головой. У Мч слегка полегчало на душе: «Слава богу, хоть Лелик жив». С тем большим нетерпением он стал ожидать возвращения Кати с Колей.

Неприятная мысль пришла ему в голову, когда он прикрыв глаза, ушел в себя: точно зная, что больше нет СССР, а другой страны, даже России, он не признавал, тем не менее, он, как ни в чем ни бывало, думает и переживает совершенно о другом. Он стал оправдываться: «Что я должен и могу сделать? Схватить ружье Федора Николаевича и пустить в себя пулю или побежать воевать за Советскую власть? С кем? С полунищими милиционерами? Они такая же жертва, как все и как я. С владельцами особняков? Они просто воспользовались свалившейся на них возможностью воровать и богатеть, хотя, конечно, способствовали и радовались развалу Советского Союза и приходу к власти этого старика Ельцина. Убить его? По-моему, он уже покойник как правитель, судя по его придурковатому виду, и за него давно правят другие. Да и что это дало бы? Вернуло советскую власть и главное, СССР?».

И еще одна мысль, тесно связанная с этими вопросами, преследовала его. Если ему сейчас, со слов Федора Николаевича, около тридцати, а память он потерял, скорее всего, недавно, то где и с кем он был и что делал во время тех трагических событий в стране? Пытался ли что-либо сделать или спокойно, как все, наблюдал?

Он очень хотел знать об этом.

Он пришел к выводу, что, несмотря ни на что, дел у него в этой жизни еще много и продолжить ее стоит. Но только не в тюрьме, где он ничего не сможет сделать. Вот почему он с тревогой смотрел на входную дверь отделения милиции, площадь перед которым постепенно пустела. Остались несколько машин, в том числе «Волга» Безусяка. Такую модель Мч хорошо помнил, а Колину – нет, и микроавтобус телевидения – тоже.

Наконец показался Коля в окружении трех человек в гражданской одежде. Все четверо направились в сторону Мч. Он поймал себя на том, что ему захотелось выскочить из машины и убежать, но, стиснув зубы, он остался на месте.

Они перешли дорогу. Трое сели в машину, а Коля пошел дальше. Мч облегченно вздохнул. Но Коля был мрачен, желваки на его щеках вздувались в такт дыханию.

– Как выносили труп и полутруп, ты видел, – сказал он, усевшись. – У одного, ёпрст, дырка во лбу, у другого – в животе. А ты утверждаешь, что не стрелял.

У Мч пересохло во рту, и он с трудом выдавил:

– Но я, правда, честное слово, не стрелял. К пистолету я даже не прикасался.

– Честное слово, – усмехнулся Коля. – Сейчас таких, ёклмн, понятий нет. Ты еще поклянись, что милицейские удостоверения и кошельки с деньгами у них не забрал.

– Какие удостоверения и кошельки? – Мч начал злиться. – Их тоже мне приписали? Но там другое дело, там они были одни, а здесь вы с Катей видели, что у меня ничего, кроме дубинки, не было.

– Мог спокойно выбросить по дороге.

– Куда? Там один асфальт. Их что, нашли, передали и на них оказались мои отпечатки, как на том пистолете? Я не ошибся?

– Кто же отдаст кошельки с деньгами? Тем более пистолеты и милицейские удостоверения, которые на вес золота.

У Мч вырвалось:

– Надо было мне все это у них забрать, и сейчас я бы не был таким беспомощным.

– А я тебе что, ёклмн, говорил? Все равно на тебя все повесили. Так что приспосабливайся к новым нашим порядкам. Хорошо, что мы с Катюхой с тебя глаз не спускали, когда ты шел к нам. Мы бы видели, как ты выбрасывал. Это же не иголка, тем более два пистолета. Вот поэтому мы тебя не сдали. И еще несколько деталей за тебя. Свидетели, а их немало, видели, как ты заглянул в коридор напротив…

– Никуда я не заглядывал. Я прямо направился к дежурному.

– Нет, заглянул и крикнул, подняв руку: «Ложись!»

– Какая-то чушь несусветная. Ничего я не кричал. Откуда они взяли, что это был именно я?

– Потому что они узнали тебя по твоей фотографии и клянутся, что это был ты.

– Опять мой двойник?

– Выходит, ёпрст, так. Это подтвердил и один мужик в машине, видевший вас двоих. Он говорит, что сначала ты вышел и пошел, держась за бок, налево, а минут через пять-семь вдруг опять выбежал с двумя пистолетами, уложил криком на землю куривших и помчался направо, где сел в машину и уехал. Мужик еще удивился, как ты опять в отделении оказался, и первый предположил, что видел двоих, а не одного, причем разных, хотя и очень похожих. С ним соглашались и пришедшие в себя курильщики, но Безусяк не придал этому значения. А я придал, потому что они видели, что побежал ты направо, а не налево, где мы были, и та машина стояла на дороге, а не в переулке, где бы ее они не увидели. Я Катюхе успел шепнуть об этом, а то она не знала, что о тебе думать.

– Почему она еще там?

– Репортеры от нее вроде бы отстали, а Безусяк, ёпрст, все еще мурыжит и пытается заставить сознаться в том, что она видела, как ты застрелил этого Лелькина в камере.

– Он вроде бы жив.

– Дай бог. Может, он что прояснит, и Безусяк ему поверит.

– Он ее отпустит, если она не сознается?

– А хрюн его знает. От ментов все можно ожидать. Бог, ты знаешь, создал три зла: женщину, мента и козла. Еще немного подожду и пойду за ней.

– Если ее не отпустят, я тоже пойду туда. Только меня ведь опять арестуют и обвинят еще и в этих двух убийствах.

– Никуда ты не пойдешь. Мы пойдем в милицию, когда найдем твоего двойника. Давай думать, как?

– Ты знаешь тех, кто угрожал Федору Николаевичу? Кто они?

– Сколько себя ни помню, ему все время угрожали. Должность у него такая. Браконьеры всех мастей и тогда были. Лес всегда воровали. Только сейчас не воруют, а берут. И попробуй помешать. А он мешал. Но я не думаю, что это они. А вот хозяева особняков, эти, ебн, посерьезнее. Первыми построились мэр и председатель городской думы или, как их называют, спикер. Эти построили как бы для представительских целей. Живут там, конечно, их семьи. Против них дядя Федя был бессилен что-либо сделать, пытался попасть к ним на прием, чтобы пристыдить: нехорошо, мол, портить заповедную природу, которой нигде в мире больше нет. Они, конечно, сами его не приняли, а велели своим помощникам сунуть ему в нос бумаги об этих самых представительских целях и об изменении границы заповедной зоны. Тогда он попробовал обратиться в местные газеты и телевидение, но там побоялись пойти против начальства. Пометался он, пометался и вроде бы приутих. Пусть будут представительские цели, лишь бы не очень губили природу. Но тут особняки стали расти, как грибы, и уже без всяких справок. Вместо них дяде в нос стали совать деньги. Их у новых русских куры не клюют. Банкир, директор водочного завода, военком, озолотившийся на освобождениях от армии, руководитель охранной фирмы, – эти настолько обнаглели, что стали соревноваться друг с другом, кто больше отхватит земли. Дошли до того, что захватили озеро с редкими рыбами и целебной водой. Окружили его со всех сторон особняками и поделили на части. Опять же, если бы охраняли рыб, а то стали носиться по озеру на моторных лодках, что для рыб и воды, как известно, гибель. Куда только дядя Федя ни обращался! И к тем же мэру и спикеру и опять же в газеты, не говоря уж о своем начальстве, и к губернатору области. Хоть ничего не добился, а шум поднял. При строительстве особняка банкира его, ёпрст, избили за то, что он направил письмо в местную природоохранительную прокуратуру. Избили, правда, несильно, больше попугали, потому что банкиру удалось подкупить прокурора. Директор водочного завода оказался злее и велел избить дядю до полусмерти за то, что суд, куда он обратился, сначала вынес решение о приостановке строительства. Потом это решение судья отменил и состряпал какую-то бумагу. А дядя все еще лежал в больнице. Ты же видел его: кожа да кости, там бить нечего. Он чахотку еще в армии подхватил, поэтому и подался сначала в лесорубы, а потом в лесники. Мы думали, он не выживет, но он оклемался и уже попер напролом. А к этому времени свой особняк почти достроил военком и начал огораживать участок в двадцать гектаров заповедной земли начальник охранного бюро. Вот его ребята уже в открытую пригрозили дядю пришить, если он не заткнется. А в это время как раз Павла убили, и дядя был в подпитии. Он возьми и ляпни им, что готовит письмо в Генпрокуратуру и в Верховный суд. Через три дня после этого разговора, когда дядя был на девятидневных поминках, у него из дома выкрали всю переписку по особнякам со всеми заключениями, лабораторными анализами и фотографиями и изуродовали его «Москвич», не оставив ни одной годной детали. Я вывез его на свалку и в первый раз посоветовал дяде бросить это дело. Сказал, что он зря надеется на Москву. В ней самой каждый день убивают, грабят, воруют и строят особняки в парках и природных зонах. Я читал об этом в газете. В лучшем случае, сказал ему, его жалобу перешлют губернатору, а тот обратно в Лески. И знаешь, что он мне ответил? Он сказал: «Скорее умру, но губить флору и фауну не дам», – и начал опять собирать материал, – Коля нервно затянулся сигаретой.

– Парткомов сейчас тоже нет? Он мне говорил, что был коммунистом.

– Кого? Парткомов? – От удивления Коля поперхнулся дымом.

Мч опомнился.

– Это у меня вырвалось. Короче, пожаловаться некому и некуда.

Наконец до Коли дошло.

– Вон ты о чем. Почему нет? Есть. Только они называются по-другому: ОПГ – организованные преступные группировки. Если у тебя есть проблемы, к примеру, кого-нибудь надо убрать, идешь к ним, договариваешься за определенную плату и считай, что вопрос решен. Если, разумеется, тот, кого ты заказал, не заплатит им больше, чтобы убрать тебя. А вот и наша Катюха ковыляет, – обрадовался Коля. – Скажи, не похожа на кенгуру? – Он выскочил из машины и распахнул перед сестрой дверцу.

Катя была взволнована. Когда они отъехали, она рассказала, что Мч будет объявлен в федеральный розыск. Безусяк при ней приказал подчиненным при встрече с ним стрелять на поражение.

– Если я правильно его поняла, он велел им тебя сразу убить, а объявить в федеральный розыск означает, что тебя будут искать по всей стране, – пояснила она Мч. – Коля, его надо куда-то спрятать, потому что уже сегодня его фотографию покажут по телевизору.

– Вот за что я тебя ценю, так это за твою соображалку, – улыбнулся Коля.

– Ты еще не все знаешь.

– А ну выкладывай, что ты там еще натворила.

Разозлилась и сказала Безусяку, что поверила Захару, что он не убивал моих родителей. Он аж подпрыгнул от злости.

– Ну ты, ёклмн, и дура, – разозлился Коля. – Удивляюсь, как это он тебя не арестовал, обвинив в пособничестве убийце. Говори, что еще ляпнула?

– Еще сказала, что если они не найдут настоящих убийц моих родителей, я сама их найду, потому что знаю, кто грозился убить папу.

– Он опять подпрыгнул?

– Сказал, чтобы я об этом даже думать забыла, если хочу жить.

– Он правильно сказал. На это у тебя есть брат, то есть я, поняла? А ты чтобы мне, ёпрст, больше вообще свой болтливый рот не раскрывала. – У Коли тряслись руки, когда он прикуривал.

– Катя, ты не обижайся, но Коля прав, – вмешался Мч. – Ты поступила необдуманно. Это не женское дело, особенно в твоем положении. На это есть мы, мужчины. А ты должна делать только то, что мы попросим.

– Да если бы не я, ты… ты бы до сих пор сидел в камере. – Катя показала Мч язык и попыталась улыбнуться, но улыбка у нее не получилась.

Возразить Мч было нечем, скорее всего так и было бы. Он проговорил ласково:

– За это я тебе действительно очень благодарен. Но все равно ты должна нас слушать. Ты Безусяку все рассказала так, как мы с тобой договорились?

Катя кивнула.

– Да, как было на самом деле и как ты просил. Но он все равно стал доказывать, что ты маньяк, и заставлял говорить репортерам, будто бы я видела, как ты выхватил у охранника пистолет и застрелил его, хотел убить и меня, но я убежала. А о том, как ты просил говорить, что не убивал охранника и что он тебя ударил по шее, об этом он велел молчать. Когда я стала возражать, он сказал, что еще надо разобраться, не помогла ли я тебе убежать. Вот тут я ему и выдала, что сама найду убийц. Что я сделала не так, а, Коленька?

Коля буркнул:

Ладно, так еще ничего. Но язык все равно тебе надо укоротить.

Мч спросил Катю:

– Ты сама догадалась сходить в камеру или тебе кто подсказал? Как тебя пропустили с пистолетом?

Она рассказала, что в морге при опознании трупов присутствовали Безусяк и знакомый ей следователь прокуратуры Есаков. Он вел дело об убийстве Павла. Они все еще были там, когда она пришла в себя после обморока. Колю медсестра отправила в это время в аптечный киоск за успокоительными лекарствами для нее, а сама прихорашивалась, глядя в зеркальце.

Услышав речь, Катя открыла глаза. Говорил Есаков в продолжение их разговора:

– Жалко ее. Остаться одной да еще в таком положении. Будь моя воля, я бы за такие вещи казнил. В этом отношении законы, которые мы обязаны соблюдать, на мой чисто человеческий взгляд, далеко не совершенны.

– Рано у нас ввели мораторий на смертную казнь, – поддержал следователя хрипло майор. – Все перед Западом лебезим. А сами они не все его признают. Американцы на него срали. И правильно делают. Взять этого убийцу. Если он на самом деле потерял память, то это учтут как смягчающее обстоятельство, и ему дадут не вышку, а лет десять, а то и отправят на лечение. А там, глядишь, еще и сбросят за примерное поведение. Выйдет он до срока и опять возьмется за свое. Я согласен с тобой, таких надо сразу кончать. Я уж жалею, что мы не сделали это сразу при попытке к бегству. А вообще, я тебе скажу, надо давать родственникам их убивать. Это им уменьшило бы горечь потери. Не все, конечно, на это способны. Интересно, она бы смогла? – Катя едва успела закрыть глаза, когда они к ней обернулись. – По виду вряд ли, очень уж нежная. Хотя кто знает? В тихом омуте, как говорится, черти водятся. Нам сейчас главное выбить от него признание. Надеюсь, к утру оно будет. Тебе останется только передать дело в суд. Так что можешь спокойно идти домой, если спешишь. Юбилей тещи никак нельзя пропустить, потом не расхлебаешь. Отошла? – спросил Безусяк Катю, увидев, что она открыла глаза.

Они оба подошли к ней.

– Мы без слов поняли, что вы опознали родителей, что и зафиксировали в протоколе, – сказал Есаков.

– Могу я на него взглянуть? – спросила она.

– На кого?

Но Безусяк понял, кого она имела в виду, и ответил:

– Почему нет? Можешь прямо сейчас, если в состоянии.

Катя с помощью подбежавшей медсестры поднялась и сказала Безусяку:

– Я буду в состоянии через час. Завтра у меня не будет времени. Вы не могли бы сказать, чтобы меня пропустили к нему беспрепятственно?

Безусяк тут же дал по телефону указание дежурному отделения пропустить ее к убийце в сопровождении кого-нибудь.

Катя наврала Коле, что Безусяк попросил ее отвезти в милицию фотографии отца с матерью. Дома она обернула носовым платком свой дамский пистолет, подаренный мужем, и сунула его в сумку, прихватив для отвода Колиных глаз фотографии. Его она попросила подождать ее в машине, что он и сделал, ни о чем не подозревая.

– Разве твою сумку не проверили?

– Даже не пытались. Дежурный, узнав, кто я и к кому иду, передал меня тому самому охраннику. Тот, услышав, что я хотела бы взглянуть на тебя, спросил с усмешкой: «И только? Пушку не одолжить?» Я еще не сразу догадалась, что он имел в виду револьвер. Когда сообразила, то ответила, что найду, чем убить. Он со смехом поинтересовался, чем, не обойдясь, естественно без хамства. Я спохватилась, что сморозила, и сунула ему пятьдесят рублей. Он тут же провел меня в камеру. Остальное ты знаешь.

– Кто, кроме дежурного и охранника, видел тебя в здании?

– В конце коридора у окна курил один милиционер, но он, по-моему, не смотрел на нас.

– Мог и следователь быть продажным, – сказал Коля. – Но не будем сейчас ломать над этим голову, а отложим подозрения в уме и будем знать, что с ментами нам не по пути.

– Такого поведения я не ожидал от них, – сказал Мч. – У меня милиция ассоциируется с ее характеристикой Маяковским: «Моя милиция меня бережет».

– А говоришь, ничего не помнишь, – в голосе Коли послышались подозрительные нотки.

– Лучше бы я помнил не это, а что-нибудь о себе, – ответил с грустью Мч. – Я и милиционера дядю Степу помню, вот только не знаю, где и когда конкретно читал Маяковского и Михалкова. Догадываюсь, что в школе, а в какой, не помню. Я себя открываю, как и мир, в котором оказался. На своей шкуре я успел испытать жестокость людей и в то же время был согрет их добротой. И вашей, в том числе. О себе я точно знаю, что не могу грабить, воровать и просить милостыню, скорее умру. Поэтому и буду цепляться за вас до последней минуты. Если, как Катя сказала, меня объявят в розыск и покажут по телевизору, без вас меня схватят в первый же день.

– Знаешь, как они тебя там описали? – спросила Катя. – Как в романе. Высокий кудрявый блондин с голубыми глазами в сером свитере и синих джинсах.

– Представляю, сколько человек они схватят с таким описанием, – усмехнулся Коля и спросил у Мч: – Он действительно был похож на тебя? Или все дело в твоих кудрях, которые сейчас не носят, и поэтому все в первую очередь пялятся на них? Если он твоей комплекции, то спокойно мог быть в твоем парике.