Текст книги "Кто я? Туда я успею"

– Там, это… – замялся Коля.

– Да, да, в тюрьме или, как сейчас о тех временах говорят, в ГУЛАГе.

– Чем не угодили власти?

– По детской глупости, Коленька, даже стыдно сознаться. Не угодил мне живой вождь тем, что не был так доступен своему народу, как покойный, принимавший ходоков от крестьян. Надеюсь, ты понимаешь, что я имел в виду Сталина и Ленина. Так вот. Озабоченный этой мыслью, я, а мне в то время было четырнадцать лет, взял да и высказал эту мысль при соседе. Да еще добавил в виде резюме: «Ленин – без тлени, Сталин – засралин». Стыдно, а что поделаешь – хулиган был. И отправили меня за это на пять лет в детскую колонию, а отца – на десять лет а лагеря. Н… да, такие вот были времена, Коленька. Но, как говорится, что бог ни делает, все к лучшему. Я ведь там этому своему ремеслу обучился у преподавателя, а отец был награжден орденом за вакцину против гангрены. Как раз война шла, и ее широко использовали в госпиталях. Из-за него и меня раньше на год выпустили. Помню, я не хотел со своим учителем расставаться.

Коля пошел за кассетой, ушла с ним и Катя, а взволнованный рассказом доктора Мч остался.

– Аристарх Викентьевич, как вы понимаете, я очнулся совсем в другой стране. От того, что я услышал и с чем уже столкнулся, не скрою, я в ужасе, и поэтому все то, что я помню, мне кажется чистым и безоблачным. Я понимаю, что я не пережил того, что пережили вы, поэтому у меня на то время могут быть розовые очки. Вы, испытав на себе отрицательные стороны той власти, совсем другое дело. Кроме того, вы пожили в новом строе, не то, что я, чуть больше суток. Скажите, как вы оцениваете происшедшие в стране изменения и прежде всего распад СССР?

Доктор прищурился и спросил Мч с едва заметной усмешкой:

– Это ты потому меня спросил, что я тогда сидел?

Мч покачал головой.

– Нет, не поэтому. Я буду всех расспрашивать, пока не докопаюсь до истины. Многое я узнал от Федора Николаевича. Но он другое дело, он рабочий, а вы – представитель интеллигенции, которая активно участвовала в этих изменениях.

– Хочешь сказать, что я не народ, как он? Интеллигенция, дружок, тоже разная. Я всю жизнь прожил в этой деревне. А есть такие интеллигенты, которые в ней ни разу не были. У них даже шутка такая сейчас в ходу: не пойти в народ, а вляпаться в него. О народе такие политики вспоминают лишь во время выборов, а, придя к власти, тут же забывают о нем. Это мы видим по нынешней власти в стране. Я хорошо представляю, что мог тебе сказать Федя. Мы с ним на эту тему много говорили. – Доктор горестно помолчал. – А ведь я его предупреждал. Вот уж кто был истинно бесстрашным до бесшабашности русским человеком, патриотом до мозга костей. Но такие, к сожалению, скоро исчезнут. Мы о чем? Ах, да. Как я оцениваю эти изменения? – Доктор задумался, разводя руками в такт мыслям. – Однозначно, дружок, я тебе на этот вопрос не отвечу, так же как и ты вряд ли сможешь докопаться до истины, потому что абсолютной она, как известно, не бывает. Тот факт, что СССР и советская власть, а не Америка и Запад, потерпели поражение, говорит сам за себя. Выходит, мы оказались слабее их. А вот в чем именно мы были слабее, – в этом весь вопрос. Сейчас приходится слышать, что социалистическая идея была плохой, бесперспективной и даже тупиковой. Хотя я не был коммунистом, но с таким утверждением никогда не соглашусь. И вот почему. Именно социализм позволил России совершить небывалый экономический, научный и культурный рывок в своем развитии и стать великой державой. Такой она никогда не стала бы при царизме и, видно, теперь уже никогда не станет при капитализме. Демократам эти суждения очень не нравится, но это исторический факт и никуда они от него не денутся. А сейчас даже стоит вопрос о существовании обломка великой державы – России. – Доктор тяжело вздохнул и пожевал губами. – Н-да, видно к этому все идет. А к тому, что ты перечислил, можно добавить еще немало других заслуг социализма. Главной из них я бы назвал то, что его присутствие в мире заставило капиталистов быть более гуманными к своим наемным работникам, что заметно улучшило там жизнь. За это они должны быть нам вечно благодарны. Не секрет, что идеи социализма владели умами многих выдающихся ученых и писателей в конце двадцатых и в тридцатых годов. Как сказал поэт Борис Слуцкий, если ты его помнишь: «К нам приезжали паломники, как в Мекку в былое время». Но были, дружок, у социализма, говоря языком врача, и болезни, которые при пренебрежительном отношении к лечению, а то и при прямом вредительстве врачей, как мы видим, привели к тотальному исходу. Под болезнями я подразумеваю не должное соблюдение в Советском Союзе прав человека и гражданских свобод. Отсюда неизбежны были культ личности, репрессии против инакомыслящих, в том числе необоснованные. А в экономике основной болезнью, на мой взгляд, было неприятие частной собственности, формирующей навык рачительности и конкуренции, что только на пользу экономике.

– Вместе с тем мы были второй державой в мире.

– Были до поры до времени, пока болезнь не была запущена.

– А как дела в других странах, в Китае, например?

– Считай, что кроме него, никто и не остался, разве что Северная Корея и Куба. Эти совсем на ладан дышат после развала СССР. А Китай, ничего не скажу, не только держится, но и процветает, обгоняя по темпу роста все капиталистические страны. И это при полутора миллиардном населении. Мне трудно представить, чтобы капитализм смог прокормить столько населения. Вымирали бы не как мы по миллиону в год, а десятками миллионов, если не больше. А в Китае этого нет. И, вот что еще интересно. Там нет дефицита на промтовары и ширпотреб. Не только себя обеспечивают, а завалили весь мир своими товарами. И все потому, что китайское руководство оказалось во много раз умнее нашего, вовремя допустив у себя частную собственность под контролем государства. И мы бы могли тогда так сделать, сняв недовольство населения нехваткой товаров. А сейчас могли бы процветать, тем более с нашими богатейшими недрами, если бы не отдали их за бесценок, а то и задаром маленькой кучке избранных людей, как правило, криминального пошиба.

– Одним словом, вы оцениваете происшедшее в стране положительно?

– Не совсем так, дружок, а вернее, совсем не так. С неизбежностью распада СССР как империи я никогда не соглашусь. Я считал, а сейчас с каждым днем убеждаюсь все больше и больше в том, что распад СССР стал трагедией не только для русских, но и для всего человечества. Неприятнее всего, что этот распад сделали сознательно и преднамеренно сами руководители страны, за что я считаю их государственными преступниками.

– Вы имеете в виду Горбачева и Ельцина?

– Да, их. Оба одинаково виновны. Один подготовил развал страны, а другой его узаконил. Но я больше виню Ельцина. Одно утешение, что ему недолго осталось править. Я врач, я знаю. Ты уже слышал о нем?

– Да, от Федора Николаевича и Любы. Они его, мягко говоря, очень не любили. А я был в ужасе, увидев его по телевизору. Люба сказала, что вы его лечили, когда он был совсем плохим. Это правда?

Доктор засмеялся, отмахиваясь от Мч.

– От чего? Ум вставить? Кто разрешил бы? Такой он их больше устраивает.

– Кого их?

– Его окружение, семью, олигархов, демократов, либералов, для которых личное обогащение превыше блага России. Бог уберег меня от встречи с ним. Хуже я бы ему, конечно, не сделал из-за клятвы Гиппократу. А надо бы, учитывая, что он сотворил с Россией, заставив ее вымирать. Не знаю, обратил ли ты внимание, когда ехал ко мне, на заброшенные деревни.

– Обратил, а еще на то, что почти в каждой деревне построено по одному коттеджу. Чьи они?

– Новых землевладельцев. А живут в них их надсмотрщики, которые отслеживают освобождавшиеся участки. И в нашей деревне есть. Свой колхозный надел я им в аренду отдал, теперь ждут, не дождутся, когда умру, чтобы участок с домом забрать.

– Куда люди уезжают?

– Кто куда, а в основном на погост. Не знаю, кого там больше, старых или молодых. Всех Ельцин туда отправил. Сейчас его инициалами народ матом ругается и его именем. называет собак. И вот что важно, никто на это не обижается. Разве что демократы, которых народ ненавидит не меньше его, называя дерьмократами. А за Сталина, которого я тогда нехорошо обозвал, мой сосед кровно обиделся, потому что Сталина любили так, что слышать о нем плохое не могли. Не не хотели, а не могли, потому что душа не позволяла. Его было за что любить, несмотря на его жестокость, на что упирают демократы. Я в этом вопросе смотрю глубже. Даже простого человека оценивают в основном не по его внешности или характеру, а что он после себя оставил, к примеру, крепкую семью, построенный им дом, посаженное дерево. А о руководителе государства судят в первую очередь по тому, что он, в конечном счете, сделал для страны и своего народа. Сталин принял Россию с сохой и лучиной и оставил ее второй по могуществу державой в мире. И победил в самой кровавой войне в истории человечества, принеся ему спасение от фашизма. А Ельцин вслед за Горбачевым это государство под видом реформ уничтожил по указке нашего заклятого врага – Соединенных Штатов Америки. И сейчас все делает для исчезновения России как самостоятельного государства. Последствия его деятельности в народном хозяйстве в десятки раз превзошли последствия Второй мировой войны. Из нее тогда мы вышли еще более окрепшими во многих отраслях, а при Ельцине потеряли практически все. Промышленность, считай, полностью разграбили, деревня тоже, можно сказать, исчезла. Если бы только это. Ты еще не знаешь, что в паспорте, который ты получишь, не будет написано, что ты русский.

– Как это? – опешил Мч. – А кто я? Я только русский и другим себя не мыслю.

– По новому паспорту ты будешь никто или безликий россиянин. Все это преднамеренно сделано, чтобы исчезла именно русская нация. Естественно, я как русский человек против всего этого и живу надеждой, что на смену Ельцину придет молодой умный политик, думающий в первую очередь не о себе, а о народе, о сохранении и процветании России, наведет в ней элементарный порядок, чтобы богатые недра использовались не для обогащения кучки избранных, а на благо всех граждан, и тогда не будет нынешней пропасти между богатыми и бедными. Как это теперь сделать, я, честно говоря, не представляю, но уверен, что при умных политиках и законах это возможно, а главное, необходимо сделать.

– Но при сохранении существующего строя?

– Знаю, дружок, что тебе это неприятно слышать, но на данный момент отвечу положительно. О социализме в чистом виде и тем более о коммунизме, какая бы у них ни была прекрасная идеология, в обозримом будущем придется забыть. Может быть, лет через пятьдесят или сто она опять возродится, с учетом опыта СССР, но не сейчас. Однако не стоит так бояться капитализма. Весь цивилизованный мир живет при этом строе. У каждой страны своя специфика, и капитализм у всех разный. В Швеции он, например, с социалистическим уклоном, и шведы даже свой строй называют шведским социализмом. И в России капитализм должен быть свой, с учетом ее уникальности и опыта жизни при социализме. А мы скопировали капитализм, кстати, не самый лучший, у американцев, и вот что из этого вышло. Кроме как уродом, его никак не назовешь.

Так много поговорить с Федором Николаевичем я не успел. Но думаю, в этом расхождений у вас с ним не было. В чем он с вами не соглашался?

– В вопросах, которые его мало интересовали: о тех же гражданских свободах и частной собственности, о которых я упомянул. Но самое интересное, дружок, он меня и тут умудрялся забивать, доказывая, что от этих свобод простой народ ничего не выиграл, а выиграла опять же кучка избранных ловкачей. Взять ту же свободу слова, являющуюся едва ли не главным пунктом в правах человека, закрепленных в нашей конституции. Уж, как только сейчас в народе не ругают существующий антинародный строй, что о нем только не говорят. А богатые все больше богатеют, а народ продолжает вымирать по миллиону в год. Вон уже за первую десятку число миллиардеров у нас перевалило, в то время как три четверти населения по-прежнему живет в нищете. Получается, как по Крылову: «А Васька слушает да ест». – Доктор опять замолчал, продолжая рассуждать руками.

– Как же тогда понимать демократию? Насколько я знаю, она означает власть народа или большинства над меньшинством.

– Тебя этому когда-то в школе учили. А теперь жизнь научит, что все наоборот. У нас, в России, демократия – это ширма, которой прикрывается кучка людей, захватившая власть. А применительно ко всему миру эту ширму используют американцы, подчиняя своей воле другие страны и народы. Те страны, которые противятся насаждаемой им демократии, американцы просто уничтожают, как это сделали с помощью бомбежек с Югославией. При этом народам этих стран внушается мысль, что это делается в их же интересах. Даже анекдот такой об этом есть: «Не хотите нашу демократию? Тогда мы летим с бомбами к вам». К нам пока не летят только потому, что эта их политика нашла благодатную почву в лице самих наших руководителей.

Вошедший Коля положил на стол перед доктором несколько кассет.

– Здесь не только Кучин, а и Круг. Я вам еще привезу.

При прощании доктор сказал Мч, видя его неудовлетворенность разговором:

– Когда никогда, а это должно было произойти, дружок. Лучше бы, конечно, не так ужасно. Но это уже чисто русская специфика, которую хорошо выразил один из наших бывших горе – премьеров: «Хотели, как лучше, а получилось, как всегда». Тебе придется с этим смириться. Родину, как говорится, не выбирают. Я имею в виду нас, русских людей. Другим все равно, где жить, лишь бы хорошо платили. А у нас патриотизм в крови. За это нас не любят и ополчились против нас. Не сразу, но и ты свыкнешься с новой жизнью. Давай договоримся так. Загляни ко мне через недельку. Я попробую что-нибудь сделать для тебя. Главное, не унывай, ты молодой, еще можешь получить от жизни радость. Не лишай себя этой возможности.

Катя, почувствовав, что Мч расстроен, взяла его под руку и шепнула:

– После похорон я займусь поиском твоих родных. Я знаю, что такое их потерять, поэтому хорошо представляю, что значит их найти.

В дороге она и Коля, перебивая друг друга, рассказали, что доктор делал несколько попыток заставить Мч вспомнить хоть какие-то моменты жизни с детских лет до последней ночи. Но Мч все время слышал песни Кучина и ничего не помнил. Тогда доктор заставил его повторить бегло все, что было после того, как он очнулся в лесу: как разводил костер, как встретился с Федором Николаевичем, как пилил с ним дрова, как пил водку и проснулся с испуганным видом от выстрелов. Была повторена сцена посещения его Катей в камере и побег из милиции.

– Ты нас извини, – сказал Коля. – Это было нужно нам с Катюхой. Зато теперь мы верим тебе, как себе. Доктор тоже хотел знать о тебе правду. Как-никак, а тебя разыскивает милиция, и он преступил закон, принимая тебя. Но сейчас и он уверен в твоей невиновности и очень хочет тебе помочь.

***

Они отвезли Катю к ней домой, куда должны были приехать родители Павла, а сами отправились к Оле, Колиной невесте, но больше к ее бабушке, совсем недавно актрисе местного ныне закрытого драматического театра, чтобы с ее помощью изменить внешний вид Мч.

К доктору Мч ездил в кепке с длинным козырьком и в костюме Павла, который Коля отыскал в доме дяди. Люба его не успела переделать под мужа, а Мч он оказался почти в пору, только чуть коротковат.

Дом бабушки, мало отличавшийся от других старых частных домов Лесков, располагался недалеко от центра города.

Судя по небольшому Коле, Мч представлял Олю тоже некрупной и, разумеется, миловидной девушкой. Он полуошибся. Оля оказалась ростом с Дюймовочку и совершенно очаровательной с синими глазами в пол-лица. Бабушка, Вероника Максимовна, была среднего для женщины роста, статная и очень подвижная. Для взрослой внучки она казалась молодой. Колю они встретили, как родного, и без слез не обошлось.

Минут двадцать Мч сидел один в гостиной, пока женщины расспрашивали Колю о подробностях случившегося, уведя в дальнюю спальню. Возможно, это он их увел туда сам, чтобы рассказать о Мч.

Скоротать время Мч помог телевизор. Последних известий не было ни на одном канале. Пропуская американские фильмы, к которым он испытывал патологическое отторжение, как ко всему американскому, а сейчас тем более, он к огромной радости неожиданно наткнулся на Николая Сличенко, исполнявшего есенинскую песню «Письмо к матери». Мч в какой раз попытался вспомнить свою мать, но перед глазами появлялись то Люба, то Вероника Максимовна. Он заслушался и задумался настолько, что не заметил, как они вошли в гостиную. Бабушка погладила рукой кудри Мч и проговорила ласково:

– А ну-ка изобрази своего старичка.

Мч успел увидеть распахнутые, как форточка, заинтересованные глаза Оли, поднялся и направился к двери. Там он глубоко вздохнул, втянул в опущенные плечи голову, слегка наклонив ее вперед, согнул спину и медленно повернулся. Прищуренным взглядом он отыскал бабушку и, шаркая ногами, подошел к ней. Оглядев ее с ног до головы, он прошамкал губами и проскрипел:

– Что-то я тебя, дочка, право слово, не припомню. Ты чьих будешь?

Коля гыкнул, Оля прыснула, а бабушка, смеясь, сказала:

– А что, право слово, совсем не дурно для девяностолетнего старичка. Только учти, такой ты должен рассыпаться от одного прикосновения. Тебя это устроит?

Вместо растерявшегося Мч ответил Коля:

– Мне такой, ёклмн, помощник не нужен.

Подтвердил это и сам Мч. Он тут же хотел изобразить старика помоложе, но бабушка, не мешкая, принялась за работу. В местном театре она была ведущей актрисой, получив в советское время звание заслуженной артистки РСФСР. После закрытия театра из-за невостребованности новым временем ей и другим патриотам удалось вынести из здания, отданного из-за неуплаты коммунальных услуг коммерческим структурам, театральные реквизиты, в том числе гримерную, и припрятать до лучших времен. Часть имущества хранилась дома у Вероники Максимовны. Каждая вещь была занесена в тетрадь. Пролистав сейчас ее, она попросила Колю и Мч достать с чердака две пронумерованные коробки с париками и принадлежностями мужского грима.

Довольно скоро Коля с Олей, вдоволь напримеряв на себя и Мч парики и усы, удалились, так как было уже поздно, а Мч остался с бабушкой. Он был рад поговорить с ней об изменениях в стране. Она его поправила: произошли не изменения в стране, а изменение страны. Во многом она повторила то, что он услышал от доктора. У нее, правда, никто из родных репрессирован не был, но и у нее были свои претензии к советской власти, которую она тоже не считала идеальной. Но то, что творилось сейчас, сказала она, не шло ни в какое сравнение с недостатками той жизни, многие из которых сейчас кажутся огромным преимуществом. Сейчас наперебой хают абсолютно все советское, в том числе искусство. Говорят, что была страшная цензура, но молчат о том, что направлена она была в основном против открытой антисоветчины, а главное, как выяснилось сейчас и что очень важно, она была против бездарности, пошлости, разврата, бескультурья, аморальности, бесчеловечности, против того, чем процветает искусство сегодня. Может быть, благодаря этому во все советские годы наблюдался невиданный рассвет театрального искусства. Зрители ломились в театры, стоя ночами за билетами. Каждый новый спектакль был событием также и в жизни лесковцев. А что сейчас? С приходом к власти демократов в стране повсеместно была установлена жесточайшая цензура на народное искусство, классику, мораль и нравственность. Лесковскому драмтеатру запретили ставить Островского, Чехова, не говоря уже о советских авторах. А ставить западную пошлятину театр сам не захотел и был закрыт.

Свои слова Вероника Максимовна подтверждала показываемым по телевизору, где на всех каналах господствовала тема насилия и секса. Увидев, что Мч не знает, куда деть глаза, она заметила:

– Привыкай. Сейчас без этого не обходится ни один фильм. Это является обязательным атрибутом кино. Другие фильмы просто не показывают, считаются неполноценными. Это ли не цензура? Недавно я встретила своего старого знакомого писателя и спросила, пишет ли он сейчас. Сказал, пишет, потому что не писать не может. Но издательства не берут, ссылаясь на не тот жанр или, как сейчас говорят, «не формат». А у него все книги морально нравственной направленности. Одну, правда, брали, но велели ввести туда обязательно проститутку, несколько постельных сцен и минимум три убийства. Он отказался и продолжает писать в корзину.

Мч поинтересовался, чем живет сейчас местная интеллигенция.

– Ничем, как и остальные, только разве что быстрее вымирает от одиночества. Кто спивается, кто кончает жизнь самоубийством, а больше умирают как личности от невозможности реализовать себя, пообщаться. Раньше мы регулярно собирались в литературном кружке при нашем театре. К нам тянулись люди без высшего образования. Тогда оно считалось признаком ума и иметь его было престижно. У нас в студии были и из райкома, и директора, и из газеты, ну и, конечно, мы, артисты. Друг к другу нас тянула жажда общения. Мы обсуждали номера последних журналов, свои произведения, так как все писали. Как правило, у кого-то случался день рождения или был другой повод выпить. А выпив, обязательно пели. Что важно, не было ни склок, ни зависти, потому что все жили примерно одинаково, и делить было нечего. Разумеется, обсуждали и политику, больше критикуя, особенно Брежнева, и все ожидали чего-то лучшего. Идеализировали Запад из-за обилия там красивых товаров. Перестройку Горбачева поддержали единодушно, веря его словам о «человеческих ценностях» и улучшении социализма. О том, что он вел нас к капитализму, даже не догадывались. Постепенно собираться стали реже и говорили уже не о прекрасном и вечном, а как выжить, не умереть с голоду. Потом и совсем перестали собираться после того, как один из участников, кстати, самый из нас талантливый, при всех нас театрально пустил себе пулю в висок. А тут ещераспад страны и расстрел Белого дома, которые многих отправили на тот свет. Если в советское время нас еще кто-то замечал и прислушивался к нашему мнению и критике, хотя бы тем, что наказывали, то сегодня нас просто не замечают. Что мы есть, что нас нет. А есть лишь те, у кого деньги, будь они трижды прокляты, я имею в виду деньги. Они только калечат души людей.

В подтверждение этого бабушка привела пример со своими знакомыми в Москве, у которых иногда останавливалась, когда ездила раньше, как она выразилась, «культурно подзарядиться»: походить по театрам, музеям, пообщаться с интеллигентными людьми, какими, на ее взгляд, были эти ее знакомые еще со студенческих времен, старые интеллигенты. Он был логопедом, она – преподавателем вуза, сейчас частного. Раньше они помогали ей доставать дефицитные толстые журналы. Но вот уже лет десять, как она перестала ездить и не потому, что дорого, – всегда можно подыскать попутку, – а потому что нечем там подзаряжаться. Последний раз была в Москве два года назад, когда пыталась пристроить там Олю. Остановилась у этих самых знакомых. Ей показалось, что они ей не обрадовались. Вечером выпили чайку, без вина и еды, не как раньше. Разговор как-то не клеился, их ее жизнь не интересовала, и она мало расспрашивала. Перед сном они повели погулять собаку, которая с самого начала невзлюбила Веронику Максимовну и все время на нее рычала. Оставшись одна, она побродила по огромной квартире толстостенного дома «сталинской застройки», полюбовалась новой мебелью и компьютером. На столе перед ним она обратила внимание на прозрачную папку с красивой компьютерной надписью «Жалоба». Заинтересованно прочла. Ее знакомые жаловались мэру Москвы, прокурору, префекту округа, начальнику отделения милиции и еще кому-то на соседей, выгуливавших под окном собаку, которая там гадила, противореча всем нормам поведения и экологии. Но не это было главным в жалобе. Эта злая, как тигр, собака, покусала их смирную собачку, на лечение которой было затрачено столько-то тысяч рублей и, бабушка запомнила, 89 копеек. Знакомые требовали принять меры, взыскать указанный выше материальный и материальный ущерб в сумме 50 тысяч рублей.

– Как тут не вспомнить Чехова? – спросила с горечью бабушка. – Та самая мещанская дореволюционная интеллигенция, которую он так обличал, вернулась сегодня опять к нам. Конечно, я теперь к этим моим знакомым не ездок. – Она помолчала, продолжая, судя по сосредоточенному устремленному вдаль взгляду, думать. – Происходит полная, духовная и физическая деградация нашей интеллигенции и ее исчезновение. В рейтингах профессий, популярных среди даже среднего поколения, не говоря про молодежь, сегодня в России интеллигентные профессии такие, как ученые, врачи, учителя, да и театральные артисты тоже твердо занимают последние места. Тебя, Оля мне сказала, наш Президент поразил. Не меньше поразит тебя наш министр культуры Швыдкой. И по лицу и по уму его не во всякий театр гардеробщиком бы взяли, а он нашу русскую культуру определяет, уничтожая ее.

Мч просидел с бабушкой до двух ночи. От нее он узнал, что ее дочь, Олина мама, во второй раз замужем за полутуркмена и живет в Ашхабаде. Там сейчас царь и бог Ниязов, бывший секретарь, который поставил перед русскими условие: или принимайте туркменское гражданство или покидайте республику. А дочь хочет, чтобы она и еще трое детей остались россиянами. У мужа, занимавшего высокий пост, начались из-за этого неприятности по работе. В центре Ашхабада у них четырехкомнатная квартира, продать которую власти не разрешают, а приехать без денег в Лески, где нет работы, в эту халупу без удобств тоже не подарок. А там по-прежнему бесплатные образование и медицина, о чем здесь давно забыли. Оля, к примеру, с детства хотела стать оформителем сцены или гримером, и бабушка в Москве тогда узнала, что для обучения этому искусству требовались такие деньги, которые им не снились. Спасибо Коле, помог заплатить за курсы косметолога. И тут бабушка выдала Мч свое самое заветное желание: чтобы они поженились. Оля и она уже не представляют свою жизнь без Коли. Он и крышу им накрыл, и антенну на много программ соорудил, и всю технику в доме чинит. Постигшее его горе они восприняли, как свое личное. Она и Оля весь день провели сегодня у его матери в больнице. Видно было, как она пыталась что-то спросить или сказать, а не могла. Даже врачам не может объяснить, что у нее болит. Да это их мало интересует, они уже говорили о выписке и без конца требуют деньги на лекарство. Если у Коли не хватит денег на то, чтобы подержать ее еще в больнице, то придется ее привезти сюда, больше некуда, так как Катя в любое время может родить.

Мч уснул, сидя в кресле. Вероника Максимовна уложила его на диван, а сама продолжала работать. Утром она подала ему три комплекта париков и бород, превращавших его в считанные минуты в старика, молодого человека с париком а-ля Кобзон и по настоянию Коли в стриженого громилу-охранника. Бабушка снабдила Мч дополнительным набором кремов, пудры, волосатых и голых липучек, менявших цвет и возраст лица, а также набором контактных линз.

Более всего изменяли лицо Мч парик и маска старика. Мч понравилось, что превращение его в старика происходило быстро и требовало мало дополнительного грима. Старик получился классный, еще не совсем старый и мог врезать так, что не встанешь. Чтобы не выдавали возраст стальные с голубизной глаза Мч, бабушка подобрала ему линзы размытого серого цвета.

Рано утром Коля съездил к Кате и привез еще два костюма Павла, который, как оказалось, был почти одинаковой с Мч комплекции, разве что чуть пополнее и пониже, и пару ботинок. Костюмы были почти новыми, но в умелых руках Вероники Максимовны один из них был превращен в изрядно поношенный. К тому же каким-то образом ей удалось вставить в спину пиджака старческую сутулость. В нем у Мч отпадала необходимость горбить спину, он лишь опускал голову.

Когда он предстал перед Колей и Олей стариком, они не смогли ни к чему придраться и почему-то окрестили его Иваном Спиридоновичем. Он не возразил.