Текст книги "Астрономия. Узнавай астрономию, читая классику. С комментарием ученых"

VII

Минутная тишина. Вдруг раздается звонкий удар маятника метронома, отбивающего секунды.

Часы бьют. Должно, шесть часов.

– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, – нет, не часы… Что такое?!

– Началось!.. – догадывается кто-то в толпе, видя, что астрономы припали к трубам.

– Вот те и началось, ничего нету, – небрежно и уверенно произносит вдруг в задних рядах голос старого скептика, которого я видел на мосту.

Я вынимаю свое стекло с самодельною ручкой. Оно производит некоторую ироническую сенсацию, так как бумагу, которой оно обклеено, я прилепил к ручке сургучом.

– Вот так машина! – говорит кто-то из моих соседей. – За семью печатями…

Я оглядываю свой инструмент. Действительно, печатей оказывается ровно семь – цифра в некотором роде мистическая. Однако некогда заниматься каббалистическими соображениями, тем более что моя «машина» служит отлично. Среди быстро пробегающих озаренных облаков я вижу ясно очерченный солнечный круг. С правой стороны, сверху, он будто обрезан чуть заметно.

Минута молчания.

– Ущербилось! – внятно раздается голос из толпы.

Почему солнечный круг смотрится обрезанным?

Люди, издревле наблюдавшие солнечные затмения, установили, что это явление наступает лишь в новолуние, в то время, когда спутник повернут к нашей планете неосвещенной стороной, а потому абсолютно не виден на ночном небосводе. В результате, когда диск Луны начинает заслонять собой диск Солнца, мы замечаем темную серповидную выемку на краю яркого солнечного круга. То есть видим, что (как говорят герои рассказа) Солнце «ущербилось». Чем большую часть солнечного диска заслоняет от наблюдателей темный диск Луны, тем больше происходящее на земле становится похожим на ночь. «Ночь» обычно продолжается от 3 до 7 минут, а потом темнота начинает понемногу уступать место солнечному сиянию, а само Солнце сначала походит на яркий серп (похожий на неполную Луну), а потом, по мере перемещения Луны по небосводу, все больше и больше приближается по форме к диску.

– Не толкуй пустого! – резко обрывает старец.

Я нарочно подхожу к нему и предлагаю посмотреть в мое стекло. Он отворачивается с отвращением.

– Стар я, стар в ваши стекла глядеть. Я его, родимое, и так вижу, и глазами. Вон оно в своем виде.

Но вдруг по лицу его пробегает точно судорога, не то испуг, не то глубокое огорчение.

– Господи Иисусе Христе, царица небесная…

Солнце тонет на минуту в широком мглистом пятне и показывается из облака уже значительно ущербленным. Теперь уже это видно простым глазом, чему помогает тонкий пар, который все еще курится в воздухе, смягчая ослепительный блеск.

Тишина. Кое-где слышно неровное, тяжелое дыхание, на фоне напряженного молчания метроном отбивает секунды металлическим звоном, да немец продолжает говорить что-то непонятное, и его голос звучит как-то чуждо и странно. Я оглядываюсь. Старый скептик шагает прочь быстрыми шагами с низко опущенною головой.

VIII

Проходит полчаса. День сияет почти все так же, облака закрывают и открывают солнце, теперь плывущее в вышине в виде серпа. Какой-то мужичок «из Пучежа» въезжает на площадь, торопливо поворачивает к забору и начинает выпрягать лошадь, как будто его внезапно застигла ночь и он собрался на ночлег. Подвязав лошадь к возу, он растерянно смотрит на холм с инструментами, на толпу людей с побледневшими лицами, потом находит глазами церковь и начинает креститься механически, сохраняя в лице все то же испуганно-вопросительное выражение.

Между тем мальчишки и подростки, разочаровавшись в желатинных стеклах, убегают домой и оттуда возвращаются с самодельными, наскоро закопченными стеклами, которых теперь появляется много. Среди молодежи царят беспечное оживление и любопытство. Старики вздыхают, старухи как-то истерически ахают, а кто даже вскрикивает и стонет, точно от сильной боли.

День начинает заметно бледнеть. Лица людей принимают странный оттенок, тени человеческих фигур лежат на земле бледные, неясные. Пароход, идущий вниз, проплывает каким-то призраком. Его очертания стали легче, потеряли определенность красок. Количество света видимо убывает; но так как нет сгущенных теней вечера, нет игры отраженного на низших слоях атмосферы света, то эти сумерки кажутся необычны и странны. Пейзаж будто расплывается в чем-то; трава теряет зелень, горы как бы лишаются своей тяжелой плотности.

Однако, пока остается тонкий серповидный ободок солнца, все еще царит впечатление сильно побледневшего дня, и мне казалось, что рассказы о темноте во время затмений преувеличены. «Неужели, – думалось мне, – эта остающаяся еще ничтожная искорка солнца, горящая, как последняя, забытая свечка в огромном мире, так много значит?.. Неужели, когда она потухнет, вдруг должна наступить ночь?»

Но вот эта искра исчезла. Она как-то порывисто, будто вырвавшись с усилием из-за темной заслонки, сверкнула еще золотым брызгом и погасла. И вместе с этим пролилась на землю густая тьма. Я уловил мгновение, когда среди сумрака набежала полная тень. Она появилась на юге и, точно громадное покрывало, быстро пролетела по горам, по реке, по полям, обмахнув все небесное пространство, укутала нас и в одно мгновение сомкнулась на севере. Я стоял теперь внизу, на береговой отмели, и оглянулся на толпу. В ней царило гробовое молчание. Даже немец смолк, и только метроном отбивал металлические удары. Фигуры людей сливались в одну темную массу, а огни пожарища на той стороне опять приобрели прежнюю яркость…

Но это не была обыкновенная ночь. Было настолько светло, что глаз невольно искал серебристого лунного сияния, пронизывающего насквозь синюю тьму обычной ночи. Но нигде не было сияния, не было синевы. Казалось, тонкий, не различимый для глаза, пепел рассыпался сверху над землей, или будто тончайшая и густая сетка повисла в воздухе. А там, где-то по бокам, в верхних слоях чувствуется озаренная воздушная даль, которая сквозит в нашу тьму, смывая тени, лишая темноту ее формы и густоты. И над всею смущенною природой чудною панорамой бегут тучи, а среди них происходит захватывающая борьба… Круглое, темное, враждебное тело, точно паук, впилось в яркое солнце, и они несутся вместе в заоблачной вышине. Какое-то сияние, льющееся изменчивыми переливами из-за темного щита, придает зрелищу движение и жизнь, а облака еще усиливают эту иллюзию своим тревожным, бесшумным бегом.

– Владычица святая, Господи батюшко, помилуй нас, грешных!

И какая-то старушка набегает на меня, торопливо спускаясь с холма.

– Куда ты, тетка?

– Домой, родимый, домой: помирать, видно, всем, помирать, с детками с малыми…

Вдоль берега, в сумраке, надвигается к нам какое-то темное пятно, из которого слышен смешанный, все усиливающийся голос. Это кучка фабричных. Впереди, размахивая руками, шагает угрюмый атлет рабочий, который сидел со мной на мосту. Я иду к ним по отмели навстречу.

– Нет, как он мог узнать, вот что! – останавливается он вдруг прямо против меня, по-видимому узнавая во мне недавнего собеседника. – Говорили тогда ребята: раскидать надо ихние трубы… Вишь, нацелились в Бога!.. От этого всей нашей стране может гибель произойти. Шутка ли: Господь знамение посылает, а они в небо трубами… А как он, батюшко, прогневается да вдруг сюда, в это самое место, полыхнет молоньей?..

– Да ведь это сейчас пройдет, – говорю я.

– Пройдет, говоришь? Должны мы живы остаться? – Он спрашивает, как человек, потерявший план действий и тяготеющий ко всякому решительно высказываемому убеждению.

– Конечно, пройдет, и даже очень скоро.

– А как?

Я смотрю на часы.

– Да, должно быть, менее минуты еще.

– Меньше минуты? И это узнали! Ах ты, господи боже!..

Прошло не более пятнадцати секунд. Все мы стояли вместе, подняв глаза кверху, туда, где все еще продолжалась молчаливая борьба света и тьмы, как вдруг вверху, с правой стороны, вспыхнула искорка, и сразу лица моих собеседников осветились. Так же внезапно, как прежде он набежал на нас, мрак убегает теперь к северу. Темное покрывало взметнулось гигантским взмахом в беспредельных пространствах, пробежало по волнистым очертаниям облаков и исчезло. Свет струится теперь, после темноты, еще ярче и веселее прежнего, разливаясь победным сиянием. Теперь земля оделась опять в те же бледные тени и странные цвета, но они производят другое впечатление: то было угасание и смерть, а теперь наступало возрождение…

Действительно ли «ночь» во время фазы полного затмения отличается от обычных ночей?

Мы уже рассказывали о таких астрономических явлениях, как рассветы, закаты и сумерки. Напомним, что в наступлении сумерек важную роль играет то, что в то время, когда солнечный диск уже скрылся за горизонтом (или только-только приблизился к нему), солнечные лучи отражаются от верхних слоев атмосферы и освещают поверхность Земли, благодаря чему и наступают сумерки. Но во время полного солнечного затмения солнце находится высоко в небе и поэтому не подсвечивает атмосферу снизу, так что механизм наступления сумерек отличается от обычного. Вообще В. Г. Короленко очень точно описывает происходящее. Он оставил нам художественное и очень образное описание этого интересного природного явления, атмосфера которого действительно заметно отличается от той, когда на землю опускаются «привычные» нам сумерки и наступает вполне «обычная» ночь. Резкое похолодание сопровождается ветром, быстро, буквально на глазах, закрывающиеся чашечки цветов производят странное впечатление – впрочем, как и внезапно наступающая тишина. Все живое на всякий случай притихает и затаивается. Даже сегодня, когда все процессы хорошо изучены, время наступления той или иной фазы затмения вычислено, порядок событий прекрасно известен, во время полной фазы всех наблюдателей захватывает торжественность момента, которая вызывает благоговейное молчание. Представляете, какие чувства испытывали наши предки, которые даже приблизительно не понимали суть явления и с замиранием сердец ждали, появится ли Солнце на небосклоне вновь.

Что мы сегодня знаем о молниях?

Герои Короленко рассуждают о молниях как о грозном оружии высших сил, которые те применяют по своему усмотрению. На самом деле молния относится к разряду физических процессов, так как представляет собой гигантский электрический искровой разряд в атмосфере. Обычно он может происходить во время грозы и проявляется яркой вспышкой света и громом. На Земле сила тока в молнии лежит в диапазоне от 10 до 500 тыс. ампер, а напряжение – от десятков миллионов до миллиарда вольт. Температура в ней поднимается до 30 тыс. градусов. Все эти цифры свидетельствуют о чрезвычайной опасности молнии для человека, тело которого хорошо проводит электричество, которое, в свою очередь, нарушает нормальную работу жизненно важных органов. Вода – идеальный проводник электрического тока. Известно, что молния на воде поражает не только в точке попадания, но как минимум в радиусе 100 м, а некоторые специалисты предупреждают о том, что зона возможного поражения гораздо обширнее – от 500 и даже до 1500 м. Так что купаться в грозу смертельно опасно. Для защиты от молний люди сооружают громоотводы (которые правильнее будет называть молниеотводами). Молниеотводы изготавливаются из металла, имеют форму штыря и располагаются высоко над землей. Форма молниеотвода и материал, из которого он изготовлен, способствуют хорошей проводимости электрического заряда. А «притягивает» молниеотвод электрический разряд потому, что молния разряжается в самый близко расположенный к облакам предмет. Именно поэтому молниеотводы поднимают над землей выше всех предметов в округе. И поэтому же нельзя прятаться от грозы под деревьями, тем более под высокими. Существует родственное молниям атмосферное явление, связанное с с электрическими явлениями в газах. Это шаровая молния. Однако для этого уникального природного явления до сих пор не построена научная теория, которая бы описывала возникновение и протекание процесса, а также позволяла бы воспроизвести данное явление в лабораторных условиях. Спектр шаровой молнии отличается от спектра «обычной» молнии не только шарообразной, но и грушевидной, овальной и неправильной формы, имеет неоднородное свечение цвет от красного до желтого, реже голубой, белый или синий.

IX

Солнце, солнце!.. Я не подозревал, что и на меня его новое появление произведет такое сильное, такое облегчающее, такое отрадное впечатление, близкое к благоговению, к преклонению, к молитве… Что это было: отзвук старого, залегающего в далеких глубинах каждого человеческого сердца преклонения перед источником света, или, проще, я почувствовал в эту минуту, что этот первый проблеск прогнал прочь густо столпившиеся призраки предрассудка, предубеждения, вражду этой толпы?.. Мелькнул свет – и мы стали опять братьями… Да, не знаю, что это было, но только и мой вздох присоединился к общему облегченному вздоху толпы… Мрачный великан стоял с поднятым кверху лицом, на котором разливалось отражение рождавшегося света. Он улыбался.

– Ах ты, б-боже мой!.. – повторил он уже с другим, благодушным выражением. – И до чего только, братцы, народ дошел. Н-ну!..

Конец страхам, конец озлоблению. В толпе говор и шум.

– Должны мы Господа благодарить… Дозволил нам живым остаться, батюшка!..

– А еще хотели остроумов бить. То-то вот глупость…

– А разве правда, что хотели бить? – спрашиваю я, чувствуя, что теперь можно уже свободно говорить это, без прежней напряженной неловкости.

– Да ведь это что: от пития это, от винного. Пьяненький мужичок первый и взбунтовался… Ну, да ведь ничего не вышло, слава те господи!

– А у нас, братцы, мужики и без остроумов знали, что будет затмение, – выступает внезапно мужичок из-за Пучежа. – Ей-богу… Потому старики учили: ежели, говорят, месяц по зорям ходит, – непременно к затмению… Ну, только в какой день – этого не знали… Это, нечего хвастать, было нам неизвестно.

– А они, видишь, как рассчитали. В аккурат! Как ихний маятник ударил, тут и началось…

– Премудрость…

– Затем и разум даден человеку…

– Вишь, и опять взыграло… Гляди, как разгорается.

– Содвигается тьма-то!

– Теперь сползет небось!

– Содвинется на сторону – и шабаш.

– И опять радуется всякая тварь…

– Слава Христу, опять живы мы…

– А что, господа, дозвольте спросить у вас… – благодушно подходит в это время кто-то к самой ограде. Но ближайший из наблюдателей нетерпеливо машет рукой: он смотрит и считает секунды.

– Не мешай! – останавливают из толпы. – Чего лезешь, – не видишь, что ли? Еще ведь не вовсе кончилось.

– Отдай, отдай назад! Осади! – вполголоса, но уже без всякой внушительности произносят городовые. Солдаты, ружья к ноге, носы кверху, с наивною неподвижностью тоже следят за солнцем. Гриша, торжествующий, смешался с толпой и имеет такой вид, как будто готов принимать поздравления с благополучным окончанием важного дела. Астрономическая наука приобрела в его лице ревностного адепта. Окруженный любопытными, от которых еще недавно слышал язвительные насмешки, он теперь объясняет им что-то очень авторитетно:

– Труба… она вещь не простая. Содвинь ее, уж она не действует. Она по звезде теперича ставится. Все одно ружейный прицел.

– Как можно содвинуть, вещь понятная! – ласково и как будто заискивающе поддакивают собеседники.

– Тонкая вещь!

– А не грех это, братцы? – раздается сзади нерешительный вопрос, оставшийся без отклика.

Солнце играет все сильнее; туман все более и более утончается, и уже становится трудно глядеть невооруженным глазом на увеличивающийся серп солнца. Чирикают примолкшие было птицы, луговая зелень на заречной стороне проступает все ярче, облака расцвечиваются… В настроении толпы недоверие, вражда и страхи умчались куда-то далеко вместе с пеленой полной тени, улетевшей в беспредельное пространство…

Я ищу старика скептика. Его нигде нет. Между тем кое-где открываются окна, до тех пор закрытые ставнями или тщательно задернутые занавесками. Давешняя старушка робко отпирает свою закупоренную хибарку, высовывает сначала голову, оглядывается вдоль улицы, потом выходит наружу. К ней подбежала девочка лет двенадцати.

– Бабушка, бабушка, а я вот все видела!

– Ты зачем убежала, греховодница, когда я не приказывала тебе?

Но девочка не слушает и продолжает с веселым возбуждением:

– Все видела, как есть. И никаких страстей не было. По небу стрелы пошли, и потом солнышко, слышь, темнеит, темне-и-ит…

– Ну?

– Ну и все потемнело. Задернулось вот, и все одно… чугунным листом. Ей-богу, правда, как вот заслонка-те перед солнцем и стоит. А потом с другой-те стороны вдруг прыснуло и пошло выходить, и пошло тебе выходить, и опять рассветало.

Бабушка ворчит что-то, но старое брюзжание звучит уступчиво и тихо, а детский голос звенит с молодым торжеством.

Мы сидели уже на пароходе, когда последний след затмения соскользнул ни для кого уже незаметно с просиявшего солнечного диска.

В третьем классе в публике живо ходила по рукам брошюра: «О солнечном затмении 7-го августа 1887 года»…

Чем занимается «астрономическая наука»?

Астрономия – это наука о Вселенной. Она изучает небесные тела: звезды, планеты и их спутники, астероиды, кометы и метеориты, звездные скопления, туманности и галактики, межзвездное вещество, черные дыры и многое другое. Астрономия знает о небесных телах все, ну или почти все: где и как они родились, из чего состоят и как выглядят, где живут и куда летят, с кем дружат или ссорятся. Она может заглянуть в прошлое небесных тел и предсказать их будущее. Астрономия занимает особое место среди других наук, потому что астрономические объекты расположены от нас настолько далеко, что их невозможно «пощупать» или провести над ними какие-либо эксперименты. В результате астрономам приходится изучать далекие звезды, галактики, квазары и другие небесные объекты по излучению, которое от них приходит. При этом на каждом этапе развития астрономии ее характер менялся, а цели и задачи всегда определялись уровнем науки и техники, а также возможностями приборов, при помощи которых проводились астрономические наблюдения. И если самым первым «оптическим прибором» был глаз человека, то сейчас на службе ученых работают самые мощные телескопы – как наземные, так и космические. С появлением первых телескопов астрономия стала развиваться очень бурно. Считается, что первый телескоп (от греч. «теле» – вдаль, далеко и «скопео» – смотрю) изобрел Галилео Галилей в 1609 г. Он вставил в кусок свинцовой трубы с двух ее концов плосковыпуклое и плосковогнутое стекла для очков. В дальнейшем разработкой первых телескопов занимались ученые разных профессий из разных стран: Польши, Нидерландов, Англии, Франции и др.

Иван Антонович Ефремов
Туманность Андромеды

Отрывок

Позади щелкнула дверь, возникла крупная тень, превратилась в человека с отрывистыми и точными движениями. Вспыхнул золотистый свет, и густые темно-рыжие волосы девушки словно заискрились. Ее глаза тоже загорелись, с тревогой и любовью обратившись к вошедшему.

– Неужели вы не уснули? Сто часов без сна!..

– Плохой пример? – не улыбаясь, но весело спросил вошедший. В его голосе проскальзывали высокие металлические ноты, будто склепывавшие речь.

– Все другие спят, – несмело произнесла девушка, – и… ничего не знают, – добавила она вполголоса.

– Не бойтесь говорить. Товарищи спят, и сейчас нас только двое бодрствующих в космосе, и до Земли пятьдесят биллионов! километров – всего полтора парсека!

– И анамезона только на один разгон! – Ужас и восторг звучали в возгласе девушки.

Двумя стремительными шагами начальник тридцать седьмой звездной экспедиции Эрг Hoop достиг багряного циферблата.

– Пятый круг!

– Да, вошли в пятый. И… ничего. – Девушка бросила красноречивый взгляд на звуковой рупор автомата-приемника.

– Видите, спать нельзя. Надо продумать все варианты, все возможности. К концу пятого круга должно быть решение.

– Но это еще сто десять часов…

– Хорошо, посплю здесь, в кресле, когда кончится действие спорамина. Я принял его сутки назад.

Девушка что-то сосредоточенно соображала и наконец решилась:

– Может быть, уменьшить радиус круга? Вдруг у них авария передатчика?

– Нельзя! Уменьшить радиус, не сбавляя скорости, – мгновенное разрушение корабля. Убавить скорость и… потом без анамезона… полтора парсека со скоростью древнейших лунных ракет? Через сто тысяч лет приблизимся к нашей Солнечной системе.

– Понимаю… Но не могли они…

– Не могли. В незапамятные времена люди могли совершать небрежность или обманывать друг друга и себя. Но не теперь!

– Я не о том, – обида прозвучала в резком ответе девушки. – Я хотела сказать, что «Альграб», может быть, тоже ищет нас, уклонившись от курса.

– Так сильно уклониться он не мог. Не мог не отправиться в рассчитанное и назначенное время. Если бы случилось невероятное и вышли из строя оба передатчика, то звездолет, без сомнения, стал бы пересекать круг диаметрально, и мы услышали бы его на планетарном приеме. Ошибиться нельзя – вот она, условная планета!

Эрг Hoop указал на зеркальные экраны в глубоких нишах со всех четырех сторон поста управления. В глубочайшей черноте горели бесчисленные звезды. На левом переднем экране быстро пролетел маленький серый диск, едва освещенный своим светилом, очень удаленным отсюда, от края системы Б-7336-С+87-А.

– Наши бомбовые маяки работают отчетливо, хотя мы сбросили их четыре независимых года назад. – Эрг Hoop указал на четкую полоску света вдоль длинного стекла в левой стене. – «Альграб» должен быть здесь уже три месяца тому назад. Это значит, – Hoop поколебался, как бы не решаясь произнести приговор, – «Альграб» погиб!

– А если не погиб, а поврежден метеоритом и не может развивать скорость?.. – возразила рыжеволосая девушка.

– Не может развивать скорость! – повторил Эрг Hoop. – Да разве это не то же самое, если между кораблем и целью встанут тысячелетия пути? Только хуже – смерть придет не сразу, пройдут годы обреченной безнадежности. Может быть, они позовут – тогда узнаем… лет через шесть… на Земле.

Стремительным движением Эрг Hoop вытянул складное кресло из-под стола электронной расчетной машины. Это была малая модель МНУ11. До сих пор из-за большого веса, размеров и хрупкости нельзя было устанавливать на звездолетах электронную машину-мозг типа ИТУ для всесторонних операций и полностью поручить ему управление звездолетом. В посту управления требовалось присутствие дежурного навигатора, тем более что точная ориентировка курса корабля на столь далекие расстояния была невозможна.

Руки начальника экспедиции замелькали с быстротой пианиста над рукоятками и кнопками расчетной машины. Бледное, с резкими чертами лицо застыло в каменной неподвижности, высокий лоб, упрямо наклоненный над пультом, казалось, бросил вызов силам стихийной судьбы, угрожавшим живому мирку, забравшемуся в запретные глубины пространства.

Низа Крит, юный астронавигатор, впервые попавшая в звездную экспедицию, затихла, не дыша наблюдая за ушедшим в себя Ноором. Какой он спокойный, полный энергии и ума, любимый человек!.. Любимый давно уже, все пять лет. Нет смысла скрывать от него… И он знает, Низа чувствует это… Сейчас, когда случилось это несчастье, ей выпала радость дежурить вместе с ним. Три месяца наедине, пока остальной экипаж звездолета погружен в сладкий гипнотический сон. Еще осталось тринадцать дней, потом заснут они – на полгода, пока не прейдут еще две смены дежурных: навигаторов, астрономов и механиков. Другие – биологи, геологи, чья работа начинается только на месте прибытия, – могут спать и дольше, тогда как астроному – о, у них самый напряженный труд!

Эрг Hoop поднялся, и мысли Низы оборвались.

– Я пойду в кабину звездных карт. Ваш отдых через… – он взглянул на циферблат зависимых часов, – девять часов. Успею выспаться, перед тем как сменить вас.

– Я не устала, я буду здесь сколько понадобится, только бы вы смогли отдохнуть!

Эрг Hoop нахмурился, желая возразить, но уступил нежности слов и золотисто-карих глаз, доверчиво обращенных к нему, улыбнулся и молча вышел.

Низа уселась в кресло, привычным взглядом окинула приборы и глубоко задумалась.

Над ней чернели отражательные экраны, через которые центральный пост управления совершал обзор бездны, окружавшей корабль. Разноцветные огоньки звезд казались иглами света, пронзавшими глаз насквозь.

Звездолет обгонял планету, и ее тяготение заставляло корабль качаться вдоль изменчивого напряжения поля гравитации. И недобрые величественные звезды в отражательных экранах совершали дикие скачки. Рисунки созвездий сменялись с незапоминаемой быстротой.

Планета К2-2Н-88, далекая от своего светила, холодная, безжизненная, была известна как удобное место для рандеву звездолетов… для встречи, которая не состоялась. Пятый круг… И Низа представила себе свой корабль, несущийся с уменьшенной скоростью по чудовищному кругу, радиусом в миллиард километров, беспрерывно обгоняя ползущую как черепаха планету. Через сто десять часов корабль закончит пятый круг… И что тогда? Могучий ум Эрга Ноора сейчас собрал все силы в поисках наилучшего выхода. Начальник экспедиции и командир корабля ошибаться не может – иначе звездолет первого класса «Тантра» с экипажем из лучших ученых никогда не вернется из бездны пространства! Но Эрг Hoop не ошибется…

Низа Крит вдруг почувствовала отвратительное, дурнотное состояние, которое означало, что звездолет отклонился от курса на ничтожную долю градуса, допустимую только на уменьшенной скорости, иначе его хрупкого живого груза не осталось бы в живых. Едва рассеялся серый туман в глазах девушки, как дурнота наступила снова – корабль вернулся на курс. Это неимоверно чувствительные локаторы нащупали в черной бездне впереди метеорит – главную опасность звездолетов. Электронные машины, управляющие кораблем (ибо только они могут проделывать все манипуляции с необходимой быстротой – человеческие нервы не годятся для космических скоростей), в миллионную долю секунды отклонили «Тантру» и, когда опасность миновала, столь же быстро вернули на прежний курс.

«Что же помешало таким же машинам спасти „Альграб“? – подумала пришедшая в себя Низа. – Он наверняка поврежден встречей с метеоритом. Эрг Hoop говорил, что до сих пор каждый десятый звездолет гибнет от метеоритов, несмотря на изобретение столь чувствительных локаторов, как прибор Волла Хода, и защитные энергетические покрывала, отбрасывающие мелкие частицы». Гибель «Альграба» поставила их самих в рискованное положение, когда казалось, что все хорошо продумано и предусмотрено. Девушка стала вспоминать все случившееся с момента отлета.

Тридцать седьмая звездная экспедиция была направлена на планетную систему близкой звезды в созвездии Змееносца, единственная населенная планета которой – Зирда давно говорила с Землей и другими мирами по Великому Кольцу. Внезапно она замолчала. Более семидесяти лет не поступало ни одного сообщения. Долг Земли, как ближайшей к Зирде планеты Кольца, был выяснить, что случилось. Поэтому корабль экспедиции взял много приборов и нескольких выдающихся ученых, нервная система которых после многочисленных испытаний оказалась способной вынести годы заключения в звездолете. Запас горючего для двигателей – анамезона, то есть вещества с разрушенными мезонными связями ядер, обладавшего световой скоростью истечения, был взят в обрез не из-за веса анамезона, а вследствие огромного объема контейнеров хранения. Запас анамезона рассчитывали пополнить на Зирде. На случай, если с планетой произошло бы что-либо серьезное, звездолет второго класса «Альграб» должен был встретить «Тантру» у орбиты планеты К2-2Н-88…

Что такое парсек?

Парсек – это внесистемная единица расстояний в астрономии, равная расстоянию до космического объекта, с которого радиус орбиты Земли виден под углом 1'. Средний радиус земной орбиты 149 597 870 691 м, так что парсек, основанный на орбите Земли, равен 30 856 775 813 057 300 м. В одном парсеке заключено около 3,26 световых лет. Световым годом называется расстояние, которое свет (электромагнитные волны) проходят в вакууме за один так называемый юлианский год, состоящий из 365,25 дней по 86400 секунд каждый. Это расстояние приблизительно равно 9,5 трлн км. Триллион – это миллион миллионов. Ближайшая к нашей Солнечной системе звезда Проксима Центавра удалена от нас на расстояние 4,2 световых года. Более яркие объекты мы сможем увидеть с более далекого расстояния. Одной из самых далеких звездных систем в настоящее время является галактика EGS8p7. Ее свету понадобилось целых 13,24 млрд лет, чтобы долететь о Земли. С улучшением астрономических методов и приборов мы будем заглядывать все дальше и дальше в глубь Вселенной. Так что EGS8p7 не самая далекая звездная система, которую разглядит человечество.

Что такое Солнечная система?

Солнечная система – это система небесных тел, связанных друг с другом силами тяготения. В нее входят центральное светило Солнце, обращающиеся вокруг него планеты, карликовые планеты и малые тела, а также все естественные спутники, межпланетная пыль, частицы солнечного ветра (потока плазмы от Солнца) и свободные атомы водорода. Последняя классификация тел, входящих в Солнечную систему, была проведена в 2006 г. Мерилом расстояний в Солнечной системе является астрономическая единица – среднее расстояние от Земли до Солнца, равное 149 597 870, 610 км. К планетам Солнечной системы относят восемь крупных небесных тел, которые под действием собственной гравитации приняли форму шара. Их масса достаточна для поддержания гидростатического равновесия, при котором давление недр уравновешивается силами гравитации, и настолько велика, что в окрестностях орбиты имеется пространство, практически свободное от других тел. Все планеты расположены почти в одной плоскости и обращаются вокруг Солнца по круговым орбитам в одном направлении. Карликовые планеты тоже обращаются вокруг Солнца, имеют форму шара, но их масса недостаточна для того, чтобы освободить окрестности орбиты от других тел. Объекты малых масс, обращающиеся вокруг Солнца и слишком маленькие для того, чтобы под действием сил собственной гравитации поддерживать сферическую форму, называют малыми телами, к ним, в частности, относят большинство астероидов и кометы. Спутниками называют тела, обращающиеся вокруг планеты или астероида. Большинство спутников планет обращается вокруг них в ту же сторону, что и планеты.

Насколько большую опасность представляют для спутников метеориты?

Атмосфера надежно защищает нашу планету и все, что на ней находится, от попадания различного вещества из космоса. Глядя на поверхности небесных тел, которым не так повезло, как нам (например, на поверхности Луны и Меркурия), мы понимаем, насколько серьезными могут быть повреждения, причиняемые «пришельцами из космоса». Строго говоря, обшивка космических кораблей подвергается бомбардировке метеороидами (летящими в космосе камнями) и астероидами (каменными глыбами побольше). Эти события происходят довольно часто. Согласно оценкам ученых, за сутки на Землю выпадает 5–6 т. метеоритного вещества, что составляет 2 тыс. т. в год. Естественно, спутники, находящиеся на околоземной орбите, также подвергаются «космической» бомбардировке. Для космонавтов на МКС эти столкновения с небольшими небесными телами выглядят как очень громкие хлопки, напоминающие звук взрывающихся петард, и происходят достаточно регулярно. Корпус корабля от разрушения защищает бронированная обшивка, а иллюминаторы на период сна экипажа закрывают металлическими ставнями. Для предотвращения столкновения МКС с более крупными астероидами и обломками космического мусора станцию периодически передвигают по орбите. Несмотря на высокую частоту столкновений спутников с космическими телами, серьезные повреждения летательные аппараты получают относительно редко.