Текст книги "Мир Мрака 2037"

Глава седьмая: Витебск

– Чёрт, чёрт, Макс, сукин сын, держись! Ты какого хрена помирать собрался!? – орал во всю глотку Гоша, пытаясь остановить кровотечение.

Но всё было бесполезно. И все это понимали, и я, и Антон, и Пётр, и Гоша, и сам Макс.

– Хаха, ты ведь прекрасно понимаешь, что если ты будешь тупо ругаться и пытаться закрыть рану ладонью – от этого ничего не изменится, – улыбаясь, произнёс Максим.

С краешков его рта полились кровавые струйки, он сглотнул. Упёршись головой в кабину автомобиля, он лежал в кузове, там же находился Георгий, мы с парнями стояли вокруг. От злопамятного Ивье мы отъехали всего на километр, фон здесь был в норме, так что стоять снаружи было не боязно. Единственное, чего я боялся, было преследование. А о смерти Максима мы уже поняли все.

– Тогда, сейчас… парни дайте аптечку! – сначала засуетился, а потом рявкнул Гоша. Пётр спохватился, но сразу же воротился.

– Мужик, может, хватит ломать комедию… Мы отлично понимаем… кхе-кхе… что бывает если человека пули из «калаша» насквозь прошьют, – Макс снова закашлялся. – Блин, ахренеть, а ведь такое путешествие намечалось. Ну что ж, видать, не суждено. А ведь мне было так приятно, что ты меня позвал… кхе-кхе, кхе-кхе-кхе… аааа… гордость так и заиграла. Сам Ты меня зовёшь, обычно на подобное ты кого другого берёшь, меня так давно не нанимал… Вот, на беловержца, например, Санька взял, хотя да, он охотник, ему платить меньше надо, – он вновь улыбнулся. – А ведь я так хотел семью завести, детей вырости. Думал, увидеть, как мы обратно цивилизацию воротим… Хотя, что за бред, на её отстройку лет 300 понадобится, минимум. Эх, я так и не перестал быть мечтателем. Хаха.. кхе-кхе-кхе… куха-куха!.. ээээм, – он оглядел нас уже почти остекленевшими глазами и всё с той же улыбкой спросил: – А чего все такие грустные? А? Что поуныли? Нечему тут унывать, куда бы я ни попал – хоть Рай, хоть Ад – там по-любому лучше, чем здесь будет.

Все молчали. Вроде бы и плакать хотелось, да вот только не получалось. Получалось только слышать его медленный, тихий, низкий голос. С каждой секундой всё угасающий и угасающий…

– Мужики, я только об одном прошу: похороните по-человечески. Не слишком хочется гнить у дороги. И, это, ещё.. кхе-кхе-кхе.. куха-куха-куха-куухммг… хотя бы вы, доберитесь до Минска. Меня с вами уже не будет, но чтоб память была… ээх… – он с трудом окрыл верхний карман на кустарном бронежилете, засунул туда руку, там что-то зашуршало, он взял это нечто в кулак и высунул кисть, – вот, возьмите ириски, обожаю эти конфеты, с ними мне везде… кха… лучше было. – Макс, продолжая улыбаться, протянул руку Гоше и разжал её. Георгий пару секунд постоял, глупо смотря на его ладонь, но затем всё же сгрёб содержимое и зажал в кулаке. Умирающий довольно кивнул, из его груди вновь вырвался приступ кашля, в некоторые моменты казалось, что сейчас вместе с воздухом изо рта выйдут и лёгкие. Однако оттуда вырывалась только кровь. Когда всё прекратилось, он посмотрел на ночное небо и произнёс: – И, спасибо вам, за всё…

Его глаза ещё некоторое время живились неким огоньком, а потом резко потускнели. Всё, человеческая душа, носимая в этом теле, потухла…

***

Мы отъехали ещё на пару сотен метров. Все молчали, в глазах Гоши можно было заметить влажный блеск. Труп Максима лежал в кузове. Мы не решились хоронить его там же по понятной причине: все опасались преследования.

Когда машина остановилась, все четверо вышли. Антон остался стоять у автомобиля, на случай чего, а мы с парнями отнесли завёрнутое в брезент тело к пригорку. Гоша ещё в «Форде» прихватил сапёрную лопатку и теперь ловко орудовал ею. Быстрыми рывками он откапывал яму, подходящую по размеру усопшему. Некоторое время это никак не выходило: земля от сырости стала напоминать клей. Однако вскоре всё было готово. Мы с Петром положили Макса в его усыпальницу, после сгребли землю обратно на место, похоронив под ней брезент с человеком внутри.

Мы постояли у «могилы» ещё некоторое время. Георгий что-то пробурчал под нос, наверное, молитву, Петя просто покрестился, я последовал его примеру: ни единой молитвы я всё равно не знал. Затем Гоша резко воткнул лопатку в землю, достал один леденец, положил его в рот и так же резко устремил взор в небо, преждевременно устремив к нему лицо.

– Чую, дождь будет, – промолвил он, и с тяжким вздохом провёл ладонями по голове. – Ладно, идёмте, здесь смотреть больше не на что.

Он взял лопатку и ушёл. Мы с Петром ещё немного постояли, после чего развернулись и пошли. Когда уходили, мне даже показалось, что Петя на прощание махнул рукой, но точно я это утверждать не могу.

Как только мы подошли к машине, Антон встретил нас прямым и твёрдым вопросом:

– Где ночевать будем? – казалось, будто ему вообще сейчас не до чего не было дела, но и мне сейчас до него тоже никакого дела не было.

Я просто прошёл мимо.

– Чё первым найдём, там и заночуем, – глухо ответил Пётр.

Антона, видимо, это вполне устраивало. Как же он бесил в такие моменты… но сейчас я был слишком опустошённый и уставший чтобы злиться.

Мы ехали. Оружие Макса мы оставили, как и его разгрузку со всей амуницией – вещи как-никак нужные, хоть и с остатками крови, которая может привлечь недругов. Однако на этом участке полоса была зелёной. Так что двигались смело. А до следующей опасности.. надеюсь руки дотянуться отчистить.

Все молчали, ни у кого не было желания заговорить. Да и не было о чём разговаривать. Все до сих пор переваривали недавно случившиеся события. А ведь как странно, вроде только недавно выехали, а уже столько произошло. Только что как бы было десять часов утра и пятеро людей в одной машине, а уже полночь, и четыре уставших, пораженных внешним миром человека сидят в том же автомобиле.

Наконец показались дома. Это был некий небольшой посёлок, названия при въезде мы не увидели. Но нас это и не интересовало.

Съехав с пригорка, мы проехали до конца села, туда, где были лучше всех сохранившиеся хаты.

Полная тьма и мягко флюоресцирующий туман создавали неясную, неведомую и невиданную мне ранее атмосферу. Некая загадочность и красота парила в ней, однако и мягкий привкус тревоги и предостережения тоже чувствовался.

Мы вышли из машины. Действительно, шёл дождь, да и причём очень даже неслабый. Хм, странно, а внутри я как-то и не заметил.

Гоша вытащил пледы откуда-то из-под заднего сиденья, закрыл авто и мы отправились в дом.

Это была обычная деревенская постройка: четыре деревянных, черных от сырости, стены, внутри них печь и нехитрая мебель. Всё как я и ожидал. Гоша прошёлся с дозиметром рядом с мебелью, но это было так, скорее, для галочки. Сейчас на небольшой фон нам было наплевать, мы слишком устали. Пару уколов «антирада» – и всё в норме. Мебель, кстати, стояла целая, до неё, видимо, никто с войны и не притрагивался… Хотя кому здесь притрагиваться? А интересно, кстати, где здесь люди, вроде место ничего такое, почему никого нет. А ведь о чём это я, за четыре года много чего случиться могло.

Решили спать на полу, так хотя бы будет меньше радионуклидов от предметов в организм переходить. Георгий взял три походных коврика, следовательно, это означало, что один останется на вахте.

– Я буду, – спокойно отозвался Антон. – Я в машине отдохнул вдоволь.

Не говоря больше ни слова, он пошёл к дверям. По ночам бывает холодно, так что на улицу никто его не выгонял, да и сам он туда не торопился. Внутри лучше.

Гоша лёг у окна, чтобы видеть автомобиль. Мы же с Петром устроились посередине. Легли рядом – так теплее будет. В качестве подушки я использовал свой рюкзак, предварительно пристроив под него бронежилет, хоть какой комфорт.

Я уже закрыл глаза, как со стороны окна услышал:

– А ведь он больше всех жить хотел, – о ком говорил Гоша, спрашивать не пришлось. Всем и так было ясно. – Иногда из-за стремления к жизни даже от заданий некоторых отказывался. Даже за приличные суммы не соглашался, уж слишком жизнь любил. Даже такую, которая сейчас. Пошутить любил, ха, думаю, вы это уже поняли, ну и приврать тоже был горазд. Ха, даже вон, перед смертью не удержался, слукавил всё-таки… чертяка. Сказал, что я вместо него Саню на беловержца отправил, а ведь это он сам не пошёл. Эх, ну даёт, а?

Он замолчал.

– И что же так жизнь любить, если в ней всё равно никакого толка?… – хмуро спросил неведомо у кого Петя.

– А ты за что её любишь? – вопросом на вопрос ответил я.

– А я и не люблю. Просто сам, гхм, убиться – не могу, грех на душу большой, а я верующий. А добровольно под пули лезть не хочу, гордость не позволит.

– Что это гордость не позволяет?

– Не смогу я простить себе того, что заставлю слабака, который эту очередь выпустил, гордиться тем, что меня пристрелил, хотя умер я по своей воле. Ни за что не прощу такого. Лучше пусть знает, кто из нас сильнейший.

– Хаха, нехорошо это, Петр Сергеевич, – сказал Гоша.

– Ничего не могу с собой поделать, – пофигистично ответил тот.

– Если ты такой верующий, чё на могиле молитву не произнёс тогда? – неожиданно даже для себя, задал я вопрос.

– А… Слов никаких в голову не приходило. Я ведь уже почти начал его радостью и стремлением наполняться, а тут такое… Наверное, у него действительно была веская причина жить. На вряд ли у кого-либо из нас такая найдётся. Хотя, стоп, Санёк, у тебя же там, гхм, какая-то мечта есть, а?…

– Откуда ты знаешь? – изумился я.

– Про это многие в Соглашении говорили, просто так парень на опаснейших мутантов кидаться не станет.

– Вот-вот, – вдруг подключился Георгий. – Что за мечта такая? Говори, раз уж тут на откровения потянуло.

Я призадумался. А стоит ли? Ведь всё равно это дело прошлое и уже несбыточное. Да и Гоша вроде знает, да вот только забыл частично, наверное. Ну раз уж всё равно терять нечего, почему бы и нет:

– Хм, о чём я мечтал? – неохотно начал я. – О семье мечтал. Но сначала хотел комнату купить. Ха, помните, у нас ведь есть такие, большие и свободные, которые ещё с тех времён остались, или те, в которых раньше еда хранилась, а теперь нет ничего, они ведь тоже свободные, и немалые к тому же. Вот я одну из таких купить и хотел. Ту, что под 58-м номером была…

– А чего именно эту? – встрял Петя.

– А она подальше от бара, – все немного усмехнулись. – Вот её и хотел, насколько помню, она, вроде, тридцать миллионов стоила, – со стороны Гоши послышалось: «с половиной». – Ну во, тридцать с половиной. Сначала её хотел купить, чтобы иметь свою комнату, четырнадцать квадратных метров, там как-нибудь обустроиться, много ведь всякой бытовой фигни с прошлых времён осталось, а после уже и о семье подумать. Думал охоту бросить, зажить, даже в наше время, нормально. Я ведь, не выживать… я жить хочу.

Сказав это, вспомнив главу разлагающегося городка Ивье, я замолк. Вдруг Пётр сказал:

– О как, значит, гхм, комнату себе уже выбрал, а жену нет. Нет ну так нормально, по-мужски, – я прямо почувствовал, как все улыбнулись, даже я.

– Не, ну так верно же, мало ли, вдруг невесту себе выберет, а приглашать нет куда. Вот поэтому сначала жилище нужно, а то где ещё этим делом заниматься, – все снова улыбнулись.

Петя даже посмеялся, после чего добавил:

– Хаха, да-а, не, ну а если серьёзно, то мечта у тебя хорошая. Только вот, гхм, как в наше время заживёшь? Уже никак.

– Есть и ещё один неисполнимый пункт в этой фантазии, – я был уверен, что это сказал Антон, до сих пор он никак не показывал своего присутствия, а тут вдруг присоединился к разговору. – Со вчерашнего дня, с того момента как ты покинул пределы Спортивного Соглашения, она неосуществима.

Все замолчали. В данный момент он был на все сто процентов прав. Я мог бы ответь и нормально, по-человечески. Но осознание этой правды придало некой злости, что ли, хотя на кого злиться, на себя только. Однако ответил я отнюдь не положительно:

– И без сопливых знаю, – сказал я и отвернулся. Со стороны входа мне прилетел только смешок.

– Эх, Антоха, а что ты всё время придираешься? Сам-то зачем поехал, я ведь только чуть-чуть замолвился. Я твоей реакции вообще не…

– Захотел и поехал, какое дело-то? – вдруг прервал он Гошу. Его голос впервые показался мне взволнованным, теперь в нём действительно присутствовали нотки, выдающие его за человека. – Будем считать, что мне там скучно стало. Такой ответ вас устроит.

И снова он был спокоен.

На этот раз смешок полетел со стороны Гоши.

– Послушайте, Георгий Васильевич, а вы почему так вдруг в Минск сорвались. Вы и не объяснили толком, – неожиданно задал вопрос Пётр.

– Мужики, я же уже говорил, зовите меня просто, Гоша, мы уже далеко не в Бресте. Хоть в это и трудно поверить. Кажется, только один день прошёл, а уже столько произошло. А чего я сам рванул? Ну, я же вроде уже говорил, да и добавить нечего. Власть почти потеряна, а без меня это поселение точно сгинет, как бы самовлюблённо это не звучало. А мне, знайте ли, как-то не улыбается выживать там и смотреть, как гибнет последние оплоты общества. А в Минске я не знаю что есть, по-любому лучше, нежели у нас. Как наш путник сказал, там Жизнь, да и по всей Беларуси она осталась. Следовательно, можно попытаться, почему бы и нет? Вот я и решил, лучше уж в столице помирать. Да и вообще, Саньку помочь хочу…

– Кстати точно! – воскликнул Петя. – Саня, мечту-то ты рассказал, а зачем в Минск намылился никто из нас, кроме Гоши, гхм, не знает.

– Вот у Гоши и спросите, – буркнул я, пытаясь уснуть, хотя отлично понимая, что ничего не выйдет.

– Хаха, ты чего это набычился? Обиделся что ли? Нашёл на что, – прокомментировал Георгий, и в данный момент я был с ним полностью согласен, однако не мог пересилить упёртый организм. – А Саша туда путь держит потому, что ему наш странник сказал, что там его предки выжили. Отец даже кажется некой «шишкой» стал. Он поверил и рвался туда очертя голову, которую собственно чуть и не потерял. А точнее ему её чуть не отгрызли, если бы не мы.

– Хохо, так вот значит как, – деловито вымолвил Пётр.

– Я, конечно, в сказки старого маразматика не очень верю, однако Сашке помочь хочу. И помогу, он ведь мне, как сын… А, Сашка? Что скажешь?

Я ничего не ответил, хотя на душе стало тепло после его слов.

– Ну а ты-то сам. Чего, а? – вдруг задал неординарный вопрос Гоша.

– То есть? – не понял Петя.

– Ну а сам чего поехал, на тебя я меньше всех надеялся.

– Ха, обижаешь, Гоша, обижаешь. Моё, гхм, место в социуме целиком и полностью от тебя и твоей власти зависит. Если бы я там остался, то в ближайшем времени мы бы с тобой вдвоём сидели бы, и куковали, смотря на распад Соглашения. Хотя, что это вдвоём? Нас бы гораздо больше было.

– Было «бы», а так мы спаслись, – поправил Георгий. – Правильно ты поступил, остальные не согласились.

– Вот теперь и остались там гнить, – добавил Антон. – Хотя. И из нас один уже тоже, гниёт, только под толщей земли. И кажется мне, за всеми остальными черёд не далёк…

Мы вновь замолчали. И где же тогда лучше, здесь или там. Скорее всего, в Спортивном Соглашении ещё переворота не началось, так что люди пока живут как и прежде, храня надежду в сердцах, искра в которых тает с каждым днём… Так, стоп! Что это ты, Саня?! Надо всегда быть готовым расстаться с прошлым, в любой момент, и не жалеть об этом, не вспоминать его. Всё, что не делается – всё к лучшему! Ты сделал свой выбор, и ты следуешь ему, остальное лишь ответвления главной цепи и твои мысли с волнениями. Которых быть не должно! Ты должен думать, но думать хладнокровно и по делу. На то, чтобы ностальгировать – времени нет.

– Глупую тему мы завели, – коротко отозвался я.

– Согласен, – поддержал Гоша. – Что сделано – то сделано. И об этом сожалеть не стоит.

Снова повисла глухая тишина.

– Аха, а ведь интересно, – неожиданно начал Петя, – выжили ли люди где-нибудь ещё. Ведь, гхм, в конце концов, мир большой. Должны остаться ещё оплоты цивилизации.

– Остались, сто процентов даю, – отозвался Гоша. – Если в одной Беларуси вон сколько. То в масштабах всего мира и подумать страшно. В одном я уверен точно, какой миллион людей, но на всей Земле точно выжил.

– Ха, один миллион из семи миллиардов – недурно, – иронично сказал Антон.

– Да чтоб тебя… Как же ты уже задрал со своим пессимизмом! – не выдержал Пётр. – Чего ты всё в мрачном цвете видишь?

– А я глаза на реальность, в отличие от вас, не закрываю.

И снова молчание.

– А я вот байку про Исландию слышал, – неожиданно даже для самого себя, начал я.

– Что ещё за байка? – непонимающе спросил Гоша.

– Ну, о том, что там, типа, жизнь осталась. Она же, это, – я никак не мог собраться с мыслями, поэтому я на секунду остановился, вздохнул, выдохнул, подумал о сигаретах – сейчас бы покурить – и продолжил: – она же самой мирной страной считалась, поэтому её как бы никто не тронул. Вот она и осталась полностью населённой.

– И где же ты это слышал? – Георгий вдруг сел на коврике и достал пачку сигарет, всё это я понял по еле заметным движениям воздуха. – Никто не хочет? – он как будто читал мои мысли, но я почему-то не взял, сам не могу понять почему, нет, не из-за гордости, лень что ли. В общем, откликнулся на предложение только Пётр, Антон, наверное, и вовсе не курил. – Так, где ты это услышал?

Послышался характерный звук обрывистого трения головки спички об запаливающую бумагу, потом он же повторился, и во тьме заполыхали два мелких огонька. Я перевернулся обратно, так что снова всё видел.

– В баре, сидел как-то раз и услышал.

– Ну а что, а тема вполне себе вероятна, – сказал Петя. – У них же там, гхм, и запасы энергии здоровые, там же всяких гейзеров и вулканов до хрена. Вот, может, сидят там себе и электричество из земли высасывают. Да и еду явно сами растят, а что, могут же.

– А, всё может быть, да вот только не всё бывает, – скептически отозвался Гоша. – Я нечто похожее об Австралии слыхал. Хотя, конечно, в данной ситуации габариты этих стран странно сравнивать, однако факт остаётся фактом – подобных слухов много. Но верить мы не можем ни единому, ибо прошло всего четыре года. Откуда мы можем уже знать, что в мире творится, а? Мы этого, скорее всего, и через лет двадцать не узнаем…

По выдоху, я понял, что Георгий выпустил струю дыма в воздух и затягивался новой порцией никотина.

– А вот, кстати, об этих четырёх годах, – нежданно начал Антон. – Если так мало времени прошло, то почему же многие животные так деформировались и мутировали? Ведь так же быть не должно, за столь короткий срок.

– Охо, а вот тут, братец, уже бактериологическое оружие роль сыграло, – деловито вымолвил Пётр.

– Насколько я знаю, никакой информации о том. Что на наши земли бактериальные бомбы сбрасывали, нет, – ответил я, посапывая.

– А кто тебе об этом скажет? Оно, на ряду с химическим, гхм, самое опасное оружие на Земле, и, если углубляться дальше, то оно и вовсе запрещено. Однако кого это волнует? Ха, да никого. Во время боевых действий у всех всегда будет крутиться на устах одна добротная пословица: в войне любые средства хороши… или как-то так… Ну в общем о том, куда его кинуть собираются, никто сообщать не будет, да и некому уже.

Все притихли.

– Может и так, а может и совсем иначе. Так, как нам абсолютно не представляется, – это прозвучало странно, особенно от Гоши.

Но может, даже, скорее всего, в его словах была некая доля правды.

На пол полетел потухающий «бычок», за ним ещё один. После Гоша встал, раздавил оба, и сказал:

– Ладно, парни, вы спите, а у меня, если честно, ни в одном глазу, так что я подежурю. Всё Антоха, ты тоже иди спать.

– Поддерживаю, – выдыхая при подъёме с коврика, согласился Петя. – Меня чего-то тоже не прёт, так что я, гхм, лучше с тобой посижу. Парни пусть поспят. В конце концов, вдвоём веселее куковать будет.

Я как будто почувствовал, что Гоша улыбнулся. Антон ничего не сказал. Просто встал, – до этого он сидел у порога, это было ясно, опять же, по игре воздуха в ночи и по его красной безрукавке (странно, что он не надёл никакого бронежилета, а может у него эта полукуртка «бронежилет».. кто его знает) – и пошёл к ближнему ковру. Им оказался Петин «матрац». После этого я только услышал, как он улёгся и поёрзал, устраиваясь поудобней и, конечно, потеплее. «Следовало бы лечь рядом» – мелькнуло у меня в голове, только это была не моя мысль, а будто чьи-то слова, я даже чуть голову приподняло, но что я мог обнаружить в почти полной тьме, понятно: ничего… Странно как-то…

Затем из темноты раздалось:

– Слушай, Петька, а не мог бы ты костерок сварганить, дровишки есть, спички дам, – это был Георгий. С его словами я был согласен, тут и вправду было прохладно.

– Да нет проблем, – отчеканил другой и пошёл выламывать доски из пола, при этом подсвечивая себе «деревянной запалкой».

Маленький огонёк, в клубящемся вокруг мраке расслаблял и успокаивал, давал некое мнимое чувство защиты, которое придумывал себе сам я. Всё-таки не зря говорят, что на огонь можно смотреть вечно. Лишь бы сам огонь не потухал вечность. Но это невозможно, ведь ничто не вечно, и мои глаза тоже. Они устали смотреть целый день на этот такой же невечный, как и всё вокруг, мир.

***

Не знаю, сколько я проспал. Часов восемь, наверное, однако в одном я был уверен точно, этого мне не хватило. Такое чувство преследует меня постоянно, уже как четыре года.

Когда я проснулся у входа уже сидел Антон, Пётр с Гошей посапывали по углам. Только теперь у них матрацы не совпадали с теми, какими были изначально: будто поменялись местами. Видимо сначала спать пошёл Георгий, а так как его место было уже занято, он лёг на коврик Пети. Ну а потом и так понятно. Или всё было наоборот, откуда знать?

Я присмотрелся к Антону, глаза его приоткрыты, подрёмывал, а на голове как обычно находился обруч державший наушники. В тишине англоязычная музыка долетала и до меня. Разобрать слов у меня не получалось, но то, как они исполнялись – у меня понять выходило. Слова не пелись под музыку, они читались под бит. Да, точно, сейчас он слушал хип-хоп. А может он всегда его слушает, хотя представителя данного класса умершего общества он не очень напоминает. Да, навряд ли, скорее меломан. Может, узнаю как-нибудь.

Костёр потух, лишь сизый дымок отходил от него. Рядом с прогорелыми брёвнышками лежала пара гильз. Я взглянул на окно рядом, под ним тоже лежали гильзы «калаша». Видимо, кто-то приходил к нам ночью, да вот только я ничего не слышал. Теперь я посмотрел на автомат нашего листомана, да, действительно, предохранитель сдвинут на стрельбу одиночными. А обратно он его не поставил, лишь бы не пальнул, когда будить будем.

Кстати, насчёт будить, пора и старшим подыматься.

Я чуть приподнялся и сразу заметил движение со стороны двери. Видать, пронесло, и не выстрелил даже, что ж, его чуткость будет меня ещё долго поражать.

– Может, дашь им ещё немного поспать. Если выспался ты, то это ещё не значит, что у всех остальных такая же ситуация, – посоветовал Антон и немного зевнул.

– Ого, а кто тебе сказал, что я выспался, да и вообще, что же вы меня ночью на дежурство не разбудили, как всех? – поинтересовался я, подходя к Петру.

– Решили, что тебя будет лучше на красный участок поставить, – отозвался дозорный.

– Вот оно значит как. Ну что ж, тогда, ради своей же безопасности, я лучше заставлю встать наших основных бойцов, – сказав это, я нагнулся к Пете и принялся трясти его за плечо, – и, пока раннее утро и все вредные зверюшки спят, мы отправимся дальше в путь. А значит, вполне возможно, сможем проскочить наш «красный участок» без каких-либо передряг. Ха, верно я говорю? – после этих слов я протяжно зевнул.

Вскоре солдат стал издавать неясное мычание и глухие утробные звуки – предшественники пробуждения. Я оставил его и направился к Гоше повторять ту же операцию. Антон лишь ухмыльнулся.

Через десять минут все были на ногах. Мы немного занялись личной гигиеной. Даже перекусили маленько: по хлебной дольке с колбасой, почти всё в этом было с «того времени», кроме хлеба, но он из дрожжей с пресловутого «того времени». После все сходили по личным делам в угол избы, мало ли когда мы следующий раз остановимся. И ещё через двадцать минут мы все сидели в машине и ехали к Витебску.

Таким образом, на часах у меня начало показывать пол-одиннадцатого.

По пути Гоша рассказывал план дороги, оказалось, ночью он только и занимался, что пытался заучить путь. Все сидели и слушали, кроме меня. Я перекусывал, причём на ходу. Начальная пища не утолила жажду голода, а только разгорячила её. Поэтому сейчас я сидел и запихивал холодную тушёнку себе в рот, пытаясь как можно быстрее жевать, и как можно меньше обращать внимание на вкус. А ведь всё потому, что получилось так, что я единственный, кто не успел к горящему костру ещё ночью и не разогрел свою порцию, так что в конечном итоге выходило: за последние сутки все поели по два раза, и только я – единожды.

А ведь я уже и забыл когда ел последний раз. Вчера… Нет, вроде нет, или да, когда мы выезжали из Бреста все перекусывали. Не, не помню. Не до этого было, вчера слишком много навалилось на наши плечи – так было днём, а вечером… вы сами знаете. Вот пили вчера много, всю десятилитровую канистру из салона вылакали. Пришлось из кузова новую доставать. Позавчера точно ел, когда ещё в Спортивном Соглашении был, даже два раза вроде. Эх, я и так худой, а с таким темпом жизни и перерывами между едой и вовсе анорексиком стану.

Пока я ел собственный паёк, всё-таки хорошо, что его нагрузил. В конце концов, человек без пищи и воды не может. Кстати о воде: я закончил тушенку, полез в рюкзак под ногами и достал оттуда воду, обычную, сохранившуюся ещё с прошлых дней. Её как только не хранят, лишь бы не испортилась. Пока всё более-менее. Открыв крышку, я сделал несколько жадных глотков и уже собрался засовывать бутылку обратно, как спереди, теперь я сидел на заднем сиденье, Петя протянул требовательно руку.

Этот жест я понял сразу.

Дав питьё Петру, при этом сказав что-то типа «оставьте себе», хотя так расточительно относиться к этому не надо, но у нас же ещё 20 литров есть, и еда, поэтому пока – живём.

Размышляя об этом, я в тоже время начал слушать Гошу. Сначала он говорил о переезде на М6, вроде мы даже уже это сделали. Потом об Ошмянах и Сморгони, что к ним подъезжать нельзя ни в коем случае, они недалеко от Остравца, а там АЭС, поэтому радиация зашкаливает…

– … тут же и начнётся наша «красная полоса», понимаешь, о чём я, а, Саня?

– Да понял-понял, – нехотя ответил я Георгию.

– Ну, вот так вот тогда у нас получается. Ладно, скоро уже начнётся, давай-ка уже переодевайся и наружу вылезай. Ты как, поел?

– Если это можно так назвать.

– Вот и молодец, ладно, давай быстрее, – Гоша остановил машину.

***

Сказать по-честному, непривычно как-то. Вроде и ничего не изменилось, а вид… поменялся как-то. Всё ещё больше посерело, в мрачные краски теперь был выкрашен будто сам воздух… Может это из-за давно не чищеных стёкол ИП-5… Хотя я, вроде, протёр, когда вылезал из автомобиля.

А может так и есть, а это просто атмосфера внутри машины не позволяла мне разглядеть всей не многообразности цветовой палитры природы вокруг…

Я стоял на багажнике и дрожащими руками держался за гашетку пулемета. Так странно оказаться снаружи. Не то что страшно, а… просто непонятные чувства играют внутри. С одной стороны я понимал, что мне пока нечего боятся. На мне был надет ОЗК с полностью изолирующим противогазом как-никак. Но душа всё равно уходила в пятки, когда я смотрел по сторонам, наблюдая за неуловимо, но стремительно меняющейся окружающей природой.

То ли это была лишь игра моего сознания, то ли что… Но мне всё время казались инородные движения рядом с дорогой, я убеждал себя, что это неправда, просто из-за большой скорости мне движущимся казалось то, что просто не может быть живым. Однако мысли о том, что я точно видел движения, никак не выходили из головы.

Так, ладно, надо переменить тему для раздумий.

Чтобы хоть немного отвлечься, я начал вспоминать город, который мы только что проехали: это был Юратишки. Слава Богу, он являлся полностью вымершим, так что проблем не возникло. Рядом с ним мы повернули и теперь направлялись к трассе М7, так как к Воложину приближаться лучше не стоит.

Когда всё это нам разъяснял Гоша, он в то же время указывал путь и на карте. В тот момент я взглянул на неё, и увидел рядом Минск, совсем близко. Казалось, мы можем доехать до него хоть сию секунду. Но не тут-то было: рядом с Заславлем упала ядерная боеголовка, так что всю эту часть города накрыло. Теперь туда входа нет. С М7 мы вскоре должны съехать на Р56, по ней доехать до Молодечно, но сам город объехать стороной и постараться как можно меньше влезать вглубь. Кто его знает, что там? После переехать на Р28, по ней проехать Вилейку, к ней не приблизившись. По этой же дороге доехать до Мяделя, его уже придётся проехать полностью. Дальше уже кончится и «красная черта».

А там увидим, что будет потом.

Сейчас же для меня было главным наблюдать за округой. Хотя это было нелегко сделать, особенно на скорости 60 километров в час. По крайней мере, именно о таком показании на спидометре я думал при виде быстро уходящей вдаль местности вокруг. До такого значения Гоша разогнал машину только по одной причине, этот участок всем нам хотелось проехать как можно быстрее.

Хотя при наблюдении маневров Георгия между брошенными авто у меня иногда сердце ёкало. Кое-где он и вовсе плевал на все меры предосторожности и просто расталкивал авто снегозаборником – в такие моменты мне приходилось хуже всего: открытая грузовая платформа – не салон, тут свалиться шансов больше. Но мы все ещё в самом начале непроизвольно доверили ему свою жизнь на дороге, так как ещё тогда догадывались, что в этом деле – он ас. Наверное, поэтому он никому, кроме себя, машину и не доверял.

Пару раз я действительно улавливал мимолётные движения сопровождаемые рыком или чем-либо подобным. Но что-то серьёзное из этого выделить так и не сумел: скорость была слишком высока. Я даже был рад данному факту. Хотя мандраж это всё равно не ослабляло.

Тело колотилось, руки тряслись. Меня пугало не ожидание возможного в любой момент нападения, а скорее атмосфера вокруг. Только побывав снаружи, при этом осознавая, что вокруг тебя витает огромная радиационная доза, понимаешь, что означает фраза «нагнетена до предела». Костюм с противогазом после подобного точно придётся выбросить.

Собственно, тут рассказывать почти нечего. За весь путь в этом «красном участке» я выстрелил только пару раз, и то в, наверное, мнимые цели.

Но всё равно до Мяделя я доехал еле-еле. Нет, усталость в ногах почти не чувствовалось, но вот психическая… Вечные неясные звуки, которых я раньше не слышал. Мне хотелось верить, что их создала большая скорость авто, да вот только на ум приходило абсолютно другое. Плачь, бормотание, молитвы – ко всему этому я уже привык. Но тут было нечто другое, я даже не знаю, как это описать… будто звука и вовсе нет, но в тоже время ты отчётливо слышишь некое эхо, словно в прерванном эфире. И вот когда мы подъехали к Мяделю, оно усилилось.