Текст книги "Битва за прошлое. Как политика меняет историю"

История I
Единый учебник, или Борьба за школьную историю

Владимир Путин въехал в Кремль в канун 2000 года с четким представлением о важности исторических символов[15]15
  Интерес президента к истории отмечали многие наблюдатели. См., например: Hill, Fiona and Clifford Gaddy. Mr. Putin: Operative in the Kremlin. Washington: Brookings Institution Press, 2013. P. 63–77.


[Закрыть]. Он начал реконструировать российскую идентичность с утверждения «царского» флага и герба России и одновременно подновленного «советского» гимна страны. Еще в должности и.о. президента в феврале 2000 г. Путин посетил мемориал «Героям Сталинградской битвы» на Мамаевом кургане в Волгограде и стал активно использовать риторику обращения к «славному прошлому». Главным способом утверждения новой официальной интерпретации истории стал контроль над содержанием телевизионных программ, школьных учебников и мемориального пространства[16]16
  Борьба с «неправильными» учебниками началась в 1997 году с постановлений региональных властей о запрете преподавания новейшей истории по учебнику А. А. Кредера. (Рачкова О., Даньшин В. Учебник новейшей истории попал в историю // Коммерсантъ. 1997. 31 окт.
  В 2001 году тему «неправильных» учебников впервые поднял премьер-министр России Михаил Касьянов. (Данилевский И. От Гостомысла до Касьянова // Независимая газета. Ex libris. 2001. 6 сент.) Со второй половины 2000-х критика школьного учебника истории в выступлениях В. В. Путина и Д. А. Медведева звучала постоянно.


[Закрыть].

В этом же контексте надо вспомнить и эпопею с созданием единого учебника истории. Уже 21 июня 2007 года президент России в разговоре с преподавателями обрушился на авторов учебников: «Многие учебники пишут люди, которые работают за иностранные гранты. Так они исполняют польку-бабочку, которую заказывают те, кто платит. Понимаете?»[17]17
  Стенографический отчет о встрече с делегатами Всероссийской конференции преподавателей гуманитарных и общественных наук // Сайт Президента России. 2007. 21 июня. http://kremlin.ru/events/president/transcripts/24359.


[Закрыть] Историки – авторы учебников почувствовали себя оскорбленными, но быстрых последствий это замечание не имело. Однако в феврале 2013 года президент Путин выказал озабоченность разным толкованием истории в российских регионах и предложил создать единые учебники истории России для средней школы. Предполагалось, что такие учебники будут построены «в рамках единой концепции, в рамках единой логики непрерывной российской истории, взаимосвязи всех ее этапов, уважения ко всем страницам нашего прошлого». Разъясняя свое видение, президент фактически развил метафору «социального клея»:

Наша задача заключается в том, чтобы укрепить гармонию и согласие в многонациональном российском обществе, чтобы люди независимо от своей этнической, религиозной принадлежности осознавали себя гражданами единой страны… Возможно… единый учебник по российской истории решит эту проблему[18]18
  Путин В. В. Заседание Совета по межнациональным отношениям // Сайт Президента России. 2013. 19 февр. http://kremlin.ru/events/president/news/17536.


[Закрыть].

Поскольку история стала основным аргументом при обсуждении политических проблем, единый учебник должен был создать набор исторических «мемов», опираясь на который власть и население могли бы продолжать разговор о политике. Первоначально речь шла о разной трактовке важных событий национальной истории в региональном историописании. Исторические фигуры и события, по-разному воспринимаемые в регионах страны, не могут служить референтными точками для донесения какой-либо (политической) идеи. Такая история не годится для описания современных проблем и не выполняет, таким образом, основной функции, назначенной ей государственной властью.

Эта инициатива встретила, однако, серьезное сопротивление историков[19]19
  Курилла И. И. Лоскутное одеяло истории, или Историческое сообщество в эпоху политизации его академического поля // Ab Imperio. 2013. № 2. – С. 298–326.


[Закрыть]. Сторонники и противники этой идеи обсуждали ее прежде всего как шаг на пути к введению государственной идеологии. Несмотря на то что в контексте встречи, на которой был анонсирован план создания единого учебника, речь шла о преодолении противоречий, содержавшихся в региональных пособиях, либеральная интеллигенция озаботилась возможным поворотом к идеологической унификации. «Есть все основания предполагать, – заявили члены Комитета гражданских инициатив, – что в атмосфере неприятия политических, социальных и культурных альтернатив, невнимания к позиции активного меньшинства власть как заказчик примет такой учебник, который будет воспитывать не ценности свободы и достоинства, а послушание и сервилизм»[20]20
  Заявление КГИ об общенациональном учебнике истории // Комитет гражданских инициатив. 2013. 3 марта. https://komitetgi.ru/news/news/434/.


[Закрыть]. Большая группа профессиональных историков и преподавателей других гуманитарных дисциплин в 2014 году опубликовала «Обращение к историкам – авторам школьных учебников» с призывом бойкотировать создание «идейно выдержанных» учебников[21]21
  Обращение к историкам – авторам школьных учебников // Полит.ру. 2014. 22 мая. https://polit.ru/article/2014/05/22/history/.


[Закрыть].

Историки вообще оказались на удивление единодушны в неприятии этой инициативы. Так, академик Валерий Тишков в своей записи в фейсбуке сообщил, что знает о двух попытках создания единого учебника истории, в 1934 и в 1949 году, и что как академик-секретарь отделения истории РАН, «не хотел бы поощрять третью попытку»[22]22
  Запись в фейсбуке В. А. Тишкова 27 февраля 2013 года. https://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=344482752337752&id=100003280900276.


[Закрыть]. Академик Александр Чубарьян при обсуждении идеи единого учебника попробовал переопределить задачи историков в свете президентской инициативы. Вместо обсуждения планирования единого учебника он заговорил о том, что процесс его подготовки займет долгое время и что «нужно воспользоваться ситуацией для постановки вопроса исторического образования в школе в целом»[23]23
  Александр Чубарьян – о едином учебнике истории России // Телеканал «Культура». 2013. 4 марта.


[Закрыть]. А директор Института российской истории РАН Юрий Петров подчеркнул, что «единый не значит единственный»[24]24
  Лемуткина М. Единый учебник истории придет в школы уже через пару лет // Московский комсомолец. 2013. 4 марта. Любопытно, что ранее по поводу единого учебника негативно высказывался и Александр Филиппов, автор школьного учебника, вызвавшего в свое время резкую критику. Аудиозапись радиопрограммы «Своя правда» от 18 ноября 2010 г. http://www.moskva.fm/stations/FM_107.0/programs/своя_правда/2010-11-18_19:00.


[Закрыть]. Ушедший в отставку с поста директора ИРИ РАН академик Андрей Сахаров также высказался против инициативы: «К созданию единого учебника истории я отношусь отрицательно, потому что считаю, что у учителя должен быть пусть и небольшой, но выбор того, как преподавать. Спорные вопросы, вариации оценки, точки зрения – все это должно быть представлено. А в едином учебнике все это будет нивелировано, а после и вовсе сведется к нулю. Такого не должно быть»[25]25
  Россия без Путина: единый учебник истории «приведет страну к Китаю» // РБК. 2013. 18 июня.


[Закрыть]. Сопротивление историков введению единого учебника привело к тому, что инициатива остановилась на разработке историко-культурного стандарта, – разнообразие учебников уменьшилось, но не исчезло.

Известно несколько конфликтов вокруг учебников истории. В свое время массированную атаку со стороны консервативно настроенной части общественности и чиновников вызвали книги Александра Кредера[26]26
  Кредер А. А. Новейшая история, XX в. Учебник для основной школы. Ч. 1–2. – М. Центр гуманитарного образования, 1995–1997 (1–3-е изд.).


[Закрыть], Игоря Долуцкого[27]27
  Долуцкий И. И. Отечественная история. XX век. Учебник для 10 класса средней школы. Ч. 1–2. – М.: Мнемозина, 1994.


[Закрыть]. Атаку иного рода – со стороны либеральной и антисталинистской общественности – пережил учебник, написанный с других позиций, за авторством Александра Филиппова, Александра Данилова и Анатолия Уткина[28]28
  Первоначальные идеи были изложены в пособии для учителей А. В. Филиппова, через год доработанном до полномасштабного учебника. См.:
  Филиппов А. В. Новейшая история России. 1945–2006. Книга для учителя. – М.: Просвещение, 2007;
  История России. 1945–2007. Учебник для учащихся общеобразовательных учебных учреждений. Под ред. А. А. Данилова, А. И. Уткина и А. В. Филиппова. – М.: Просвещение, 2008.
  Проблематику вузовских учебников истории, вокруг которых тоже в последние годы разгорались скандалы, оставим в стороне.


[Закрыть].

Идея создать единый учебник истории не нова. Одним учебником, в том или ином виде развивавшим концепцию «Краткого курса истории ВКП(б)», обходились в советское время. На протяжении всего постсоветского периода против разнообразия учебников выступали разные политики. Однако за время этих разговоров наступила другая эпоха. Ее отличие не только в новых средствах получения и передачи информации (интернет похоронил бумажные энциклопедии и уже отобрал у учебника привилегию считаться главным источником знаний), но и в изменившемся понимании того, что такое историческая наука.

В зависимости от угла зрения рассказчика на первый план выходили разные факты прошлого. В ХХ веке появились не только книги по истории разных стран, написанные «с точки зрения» крестьян или рабочего класса, но и по истории разных социальных групп или «побежденных». Каждая такая история истинна в том смысле, что она повествует о реальных событиях. Однако набор фактов оказывается разным. Научный же статус истории обеспечен строгой методологией поиска ответов на вопросы, и прежде всего – работой с источниками. Кроме того, разные социальные группы, народы и регионы задают прошлому свои вопросы.

Что такое с этой точки зрения единый учебник истории? В большинстве случаев это изложение истории с позиции какой-то одной социальной или политической силы и в рамках одного из существующих объяснений прошлого. Результатом борьбы за единый учебник в России стала обновленная версия учебника государственной школы, который преподносит историю государства Российского как расширяющегося и превращающегося в империю Московского княжества.

Итогом нескольких лет работы коллектива историков и методистов стала разработка историко-культурного стандарта и одобрение к использованию в школе трех комплектов новых учебников истории, подготовленных издательствами «Просвещение», «Дрофа» и «Русское слово». Другие издательства, ранее создававшие учебники истории, не прошли сквозь мелкое сито надзирающих структур и ушли с этого рынка.

Историческое образование служит важнейшей социализирующей силой, утверждая интерпретацию прошлого, делающую детей гражданами. Историческая наука опирается на две основы: источники, сформированные в том прошлом, которое она изучает, и вопросы к этим источникам, рожденные современностью. Очевидно, что профессиональные историки не могут обладать монополией на вопрошание. Историк может поставить вопрос более грамотно, но суть общественного запроса способен сформулировать и непрофессионал. Другое дело, что в России с ее непреодоленным расколом между государством и обществом существует множество запросов к исторической науке. Больше того, определение предмета исследования может диктоваться не только интересами ученого (например, в сфере экономики или культуры), но и его системой ценностей. Поскольку в обществе сосуществуют разные группы со своими системами ценностей, то каждая из них предлагает свою интерпретацию прошлого.

Историческая наука от этой множественности выигрывает, однако проблемы появляются при использовании научных выводов в преподавании истории. Как сегодня представляется большинству политиков, видение прошлого предопределяет будущее.

Правые и левые в борьбе за учебники

В борьбе за учебники истории участвуют, как правило, несколько сторон: помимо политиков, для которых учебник является способом утверждения собственной картины мира, это историки, стремящиеся сохранить научное содержание книги, а также издательский бизнес, для которого учебники, издающиеся тиражами в сотни тысяч и миллионы экземпляров, являются гарантированным доходом.

Учебники истории оказываются яблоком раздора и предметом пристального внимания политиков во многих странах, потому что не только участвуют в воспроизводстве национальных культурных символов, но и формируют новые общественные предпочтения[29]29
  Россия и США на страницах учебников: опыт взаимных репрезентаций. Под ред. В. И. Журавлевой и И. И. Куриллы. – Волгоград: Издательство ВолГУ, 2009.


[Закрыть]. Вот лишь несколько сюжетов последнего десятилетия, которое многие характеризуют как время консервативного поворота. Правительство Чили после победы правоцентристов на выборах в 2011 году распорядилось изменить в учебниках характеристику времени правления А. Пиночета с «диктатуры» на «военный режим»[30]30
  Аугусто Пиночет больше не диктатор // Коммерсантъ. 2012. 10 янв.


[Закрыть]. В Великобритании разразился громкий скандал, когда в 2013 году министр образования Майкл Гоув предложил реформу школьного исторического образования, заменявшую социальную историю Британии, изложенную в мировом контексте, на более национально ориентированную, патриотическую, последовательно излагающую факты. Она нацелена на то, чтобы дети «выходили в мир с оптимизмом, происходящим из гордости родиться британцем и уверенностью, что правда всегда была на нашей стороне»[31]31
  Watson, Michael. Michael Gove’s war on historians: extreme whig history and Conservative curriculum reform // LSE Blogs, June 7, 2019. https://blogs.lse.ac.uk/politicsandpolicy/michael-goves-war-on-historians/.


[Закрыть]. Франсуа Фийон, бывший премьер-министр и кандидат в президенты Франции от правой партии «Республиканцы», баллотировавшийся в 2017 году, обещал не только высылать из страны всех мигрантов, совершивших какое-либо правонарушение, и ужесточить условия усыновления детей гомосексуальными парами, но и «поддержать историческую науку и написать новый учебник истории»[32]32
  Субботин И. Фийон атакует «Национальный фронт» // Независимая газета. 2016. 25 ноября.


[Закрыть].

Неудивительно, что в США вокруг учебников истории также идет непрекращающаяся борьба. Она началась намного раньше, чем европейские «войны памяти», но здесь до поры до времени разные учебники были просто разделены географически. На протяжении последней трети XIX и начала XX века учебники истории для северных и южных школьников радикально отличались. Южные штаты требовали, чтобы авторы учебников изображали Конфедерацию с симпатией, а на Севере дети изучали измену южан. Большие издательства выпускали отдельные учебники истории для Юга и для Севера США[33]33
  Ravitch D. The Language Police: How Pressure Groups Restrict What Students Learn. New York, 2003. P. 68.


[Закрыть].

Начиная с 1960-х годов ревизионизм в американской исторической науке сформировал левую критику официального нарратива отечественной истории. Вся патриотическая версия, доминирующий рассказ школьных учебников, оказалась под ударом. Исследователь исторического образования Джеймс Лёвен однажды выдвинул тезис, который только на первый взгляд кажется парадоксальным: «Для США было бы лучше, если бы учебники американской истории писались представителями другой страны»[34]34
  Лёвен Дж. Преподавать подлинную историю // Американский ежегодник, 2005. – М.: Наука, 2007. – С. 167–179.


[Закрыть]. В своей весьма популярной книге Лёвен анализирует основные составляющие доминирующего в США режима подачи истории, разбирая «патриотические» трактовки в школьных учебниках таких тем, как расизм, война во Вьетнаме, отношения с индейцами, усиление государства, и другие вопросы. Книга стала образцовым списком левых претензий к правому историческому нарративу[35]35
  Loewen J. W. Lies My Teacher Told Me: Everything Your American History Textbook Got Wrong. The New Press, 1995. 2^nd ed. 2007.


[Закрыть].

Вышедшая в 1980 году «Народная история США», написанная историком левых взглядов Говардом Зинном, стала чрезвычайно популярной в качестве дополнительного чтения в американских школах (учебником она быть формально не могла). В этой книге, общий тираж которой уже превысил два миллиона экземпляров, все события американской истории рассказаны с точки зрения «проигравших»: «об открытии Америки с точки зрения араваков; о Конституции – с точки зрения рабов; об Эндрю Джексоне, каким его видели индейцы чироки[36]36
  Араваки – индейцы Южной Америки, первыми столкнувшиеся с европейскими завоевателями в XV–XVI веках. Чироки – одно из «цивилизованных племен» американских индейцев, выселенных во время президентства Эндрю Джексона во внутренние районы страны. Во время переселения погибло несколько тысяч чироки, его маршрут сохранился в истории как «дорога слез».


[Закрыть]; о Гражданской войне через восприятие нью-йоркских ирландцев; об американо-мексиканской войне, какой она представлялась солдатам-дезертирам армии Уинфилда Скотта; ‹…› о Второй мировой войне с точки зрения пацифистов»[37]37
  Зинн Г. Народная история США. – М.: Весь мир, 2006. – С. 21–22.


[Закрыть]. Консервативные родители жаловались на эту книгу, а губернатор штата Индиана в прошлом десятилетии требовал не допустить ее использования в школах штата[38]38
  LoBianco, Tom. Mitch Daniels Sought To Censor Public Universities, Professors // AP. July 16, 2013. https://www.teachingforchange.org/wp-content/uploads/2016/06/zep_archive_huffpost_mitchdaniels_071613.pdf.


[Закрыть].

Правые, в свою очередь, вели собственные бои за историю, прибегая иногда к крайним методам для защиты консервативных, традиционных учебников.

Битва за учебники в округе Канова

В 1974 году в округе Канова (Kanawha), штат Западная Вирджиния, введение новых учебников привело к массовым протестам, акциям гражданского неповиновения и угрозе террористических актов. Появившиеся весной того года школьные пособия отражали некоторые аспекты движения за гражданские права и развития феминизма, что показалось слишком либеральным некоторым консервативным членам окружного Совета по образованию. Они быстро собрали 12 000 подписей под петицией, требовавшей запретить в школах книги, подрывающие веру в Бога, американскую политическую систему, капитализм, а также «историю Америки как повествование об одной из самых благородных из когда-либо существовавших цивилизаций»[39]39
  Tauger, Nathan. Bans, Boycotts, and Brawls: The 1970s West Virginia Textbook Controversy // Nursing Clio. February 23, 2017. https://nursingclio.org/2017/02/23/bans-boycotts-and-brawls-the-1970s-west-virginia-textbook-controversy/.


[Закрыть].

После того как большинство совета, вопреки этим протестам, одобрило новые учебники, произошел взрыв. Начало учебного года бойкотировали 9000 (из 45 000) школьников округа, которых просто не пустили в школу родители. На следующий день забастовали все шахты в этом угледобывающем округе. В течение нескольких месяцев в округе происходили обстрелы школьных автобусов и минирования школ и здания Совета по образованию (один из школьников прокомментировал: «Они стреляют в людей, чтобы не допустить насилия в книгах»). В организации протестов приняли участие консервативные религиозные лидеры, и один из них, преподобный Марвин Хоран, был позднее приговорен к трехлетнему тюремному заключению за участие в заговоре по минированию школ.

В том же 1974 году в штате Миссисипи комиссия по учебникам запретила к использованию в школах учебник для девятого класса по истории штата из-за того, что в него были включены (впервые) разделы об афроамериканцах, индейцах, женщинах, рабочих, а также обсуждались бедность, белый террор и коррупция. Авторы книги Джеймс Лёвен и Чарльз Саллис опротестовали запрет в федеральном суде и победили. Спор явился одной из последних битв движения за гражданские права, а Джеймс Лёвен с этого момента стал одним из главных критиков консервативных школьных программ преподавания истории[40]40
  Eagles, Charles W. Civil Rights, Culture Wars: The Fight over a Mississippi Textbook. Chapel Hill: University of North Carolina Press, 2017.


[Закрыть].

В отличие от России, где содержание школьных учебников истории контролируется федеральными властями с помощью единого историко-культурного стандарта, системы лицензирования издательств и одобрения учебников, в Соединенных Штатах отсутствуют единые требования к содержанию учебных пособий. Существуют, однако, стандарты отдельных штатов, и издательства, выпускающие школьные учебники, ориентируются на большие штаты. Таким образом оказывается влияние на преподавание истории. В большинстве случаев стандарты утверждаются демократическим путем, то есть решения принимают избранные представители общественности, как правило, не имеющие исторического образования. В силу этого государство не может навязывать содержание учебника, но на него напрямую влияют предрассудки большинства избирателей в конкретном штате.

Помимо избранных членов образовательных комиссий или советов, влияние на учебники оказывают и отдельные активисты. Мелвин и Норма Гэблер из Техаса получили известность в 1961 году после того, как обнаружили ошибки в учебниках своего сына. С этого времени Гэблеры начали систематически проверять школьные учебники на предмет фактических и идейных ошибок, создав организацию «Аналитики образовательных исследований». Среди обнаруженных ими в учебниках «фактов» были утверждения, будто Наполеон победил в битве при Ватерлоо и что советский cпутник был межконтинентальной ракетой с ядерной боеголовкой.

Гэблеры (не имевшие, кстати, высшего образования) стали так влиятельны, что издатели сами отправляли им верстку учебников, чтобы потом не сталкиваться с критикой и не платить миллионные штрафы, которые налагал на них с подачи этой семьи штат Техас. Взгляды Гэблеров были отчетливо консервативными: от них досталось, например, учебнику, в котором утверждалось, что «закон, позволивший рабство в Америке, был неправильным, и потому люди могли его нарушать», – Гэблеры посчитали, что такое утверждение поощряет неповиновение властям. Они осуждали «слишком большое внимание», уделяемое в учебниках Уотергейту и Вьетнамской войне, упоминания о необузданном нраве Джорджа Вашингтона, требовали запретить учебник, в котором школьникам предлагалось представить себя участниками сидячей забастовки времен движения за гражданские права, потому что «это учит мятежу»[41]41
  Kleiman, Dena. Influential Couple Scrutinize Books for ‘Anti-Americanism’ // The New York Times, 1981. July 14. P. C1.


[Закрыть]. Именно Гэблеры убедили своих консервативных друзей в Западной Вирджинии в неприемлемости новых учебников перед тем, как там начались массовые протесты.

Техас остается оплотом консервативного подхода к историческим учебникам и в XXI веке. Наибольший резонанс получил случай, произошедший в 2010 году. Совет по образованию штата, состоявший по большей части из консервативных республиканцев, одобрил новый стандарт исторического образования. Решением совета из списка деятелей, обязательных для изучения, был удален Томас Джефферсон (считающийся слишком радикальным), зато в качестве предтеч американской Войны за независимость в него включили Жана Кальвина и Фому Аквинского. Помимо этого, совет вычеркнул из проекта стандарта требование преподавать школьникам, что «конституция запрещает правительству США отдавать предпочтение одной религии в ущерб другим»[42]42
  Texas Education Board Approves Conservative Curriculum Changes by Far-Right // Huffington Post, 12 May, 2010.


[Закрыть].

Конфликт вокруг учебников рисует основную линию раскола американского общества в его отношении к прошлому: по одну сторону от нее патриоты, сторонники истории, воспитывающей гордость и гражданственность, уважение к религии и к государству; по другую – либералы, требующие включить в программу знания о «другой стороне» истории, рассказывать об угнетенных, проигравших, непривилегированных группах общества. Очевидно, что первый взгляд более гомогенен, тогда как второй предлагает плюралистический и релятивистский подход к национальному прошлому.

Одним из результатов распространения, а затем доминирования либеральных антирасистских ценностей в американском обществе стало переписывание истории Юга, которую начали изображать более либеральной и толерантной, чем она была на самом деле. Так, в учебник по истории штата Вирджиния для четвероклассников попал миф об участии черных солдат в Гражданской войне на стороне Конфедерации, чего в действительности не было[43]43
  Carol Sheriff. Textbook clash in Virginia over Civil War // The Washington Post. October 20, 2010.


[Закрыть].

В современном мире школьный учебник не является единственным источником исторических знаний. Связный рассказ о прошлом предлагают многие кинофильмы, компьютерные игры, а также исторические выставки и музеи.

История II
Выставка «Энола Гэй», или Музейное прошлое

Первым открытым конфликтом по поводу исторической памяти считают в США случай с отменой выставки, посвященной 50-летнему юбилею атомной бомбардировки Хиросимы[44]44
  Шейд У. Ранний отблеск бомбы: Истоки холодной войны и проблемы публичной истории // Электронный научно-образовательный журнал «История». 2014. Т. 5. Вып. 7 (30). https://history.jes.su/s207987840000826-7-1/.


[Закрыть]. Как известно, утром 6 августа 1945 года американский бомбардировщик B-29 «Энола Гэй» (Enola Gay), названный именем матери командира экипажа полковника Пола Тиббетса, сбросил на японский город Хиросиму атомную бомбу «Малыш» эквивалентом от 13 до 18 килотонн тротила. Общее количество погибших составило от 90 000 до 166 000. Через три дня в войну против Японии вступил СССР, а США сбросили вторую атомную бомбу на Нагасаки. Вскоре после этого Япония капитулировала.

В конце 1994 года главное научно-музейное учреждение США, Смитсоновский институт, объявил о подготовке экспозиции, авторы которой планировали свести вместе два рассказа об атомной бомбе как об оружии, с одной стороны, принесшем мир и победу, а с другой – приведшем к массовой гибели жителей Хиросимы и вызвавшем страх во всем мире. Выставка должна была рассказать о создании атомной бомбы, о решении применить ее против городов Японии, о полете бомбардировщика «Энола Гэй», сбросившего бомбу (самолет должен был стать центральным экспонатом выставки), о результатах бомбардировки, ее роли в окончании Второй мировой и о новой эре холодной войны, которую она возвестила. Директор Национального музея воздухоплавания и астронавтики Мартин Харвит, занявший этот пост в 1987 году, хотел превратить музей в место дебатов по важным для общества темам, а выставка об атомной бомбардировке была частью его планов.

Харвит и весь Смитсоновский институт немедленно стали объектом атаки со стороны патриотических организаций, консервативных политиков и групп ветеранов. Руководство Военно-воздушной ассоциации возмутилось, что экспозиция «рассматривает США и Японию так, будто их участие в войне было морально эквивалентно». Американский легион счел, что критическое обсуждение решения об атомной бомбардировке и демонстрация фотографий ее жертв оскорбляет ветеранов. В сентябре 1994 года дело дошло до обсуждения в Сенате конгресса США, который вынес резолюцию о том, что проект выставки является «ревизионистским и оскорбительным для многих ветеранов Второй мировой войны»[45]45
  Controversy over the Enola Gay Exhibition // Atomic Heritage Foundation. October 17, 2016. https://www.atomicheritage.org/history/controversy-over-enola-gay-exhibition.


[Закрыть].

Авторов выставки обвинили в «похищении истории», «антиамериканизме», искажении истории в угоду «политической корректности», привнесении «контркультурных ценностей» эпохи Вьетнамской войны в описание «последней хорошей войны» Америки. Под влиянием запросов со стороны консервативных СМИ и конгрессменов Национальный музей воздухоплавания и астронавтики отменил выставку, а директор музея Мартин Харвит подал в отставку, но возмущение продолжалось еще много месяцев. Лидер республиканцев в Сенате Боб Доул в сентябре 1995 года продолжал бичевать «интеллектуальные элиты, которые, кажется, стыдятся Америки», «деятелей образования и профессоров», разрушающих основы единства американцев, «их язык, историю и ценности», приводя в пример несостоявшуюся выставку в Смитсоновском институте[46]46
  Linenthal E. T., Engelhardt T. Introduction: History Under Siege // Linenthal, Edward T., Engelhardt, Tom (eds.). History Wars: The Enola Gay and Other Battles for the American Past. New York, 1996. P. 2–4; Harwit, Martin. An Exhibit Denied: Lobbying the History of Enola Gay. New York: Springer, 1996.


[Закрыть].

Прошло еще 20 лет, прежде чем в 2016 году президент США Барак Обама первым из американских президентов посетил Хиросиму и возложил венок к кенотафу (символической могиле) погибших японцев. «Мы разочарованы, – сказал тогда внук японки, пережившей атомную бомбардировку, – что президент не извинился за бомбу, но все же признательны ему за этот визит»[47]47
  Rich, Motoko. President Obama Visits Hiroshima // The New York Times. May 27, 2016.


[Закрыть].

«Музеи идентичности»

Выставки и музеи предлагают развернутый рассказ о прошлом, и этим близки учебникам. Некоторые музеи «рассказывают» всю историю нации, другие, как и выставки, посвящены отдельным событиям или проблемам, но всегда они предлагают свою версию связи и последовательности событий и потому так же являются предметом внимания политиков и зачастую манипуляций прошлым.

Американские нарративы расколоты по линиям «политики идентичности». Поэтому главные исторические музеи в столице страны – филиалы Смитсоновского института – представляют несколько разных репрезентаций прошлого. Музей национальной истории – главный музей, представляющий прошлое нации, – охватывает основные события и социальные перемены от первых английских поселений на американском побережье до современных США. Экспозиция не является непрерывным историческим повествованием, скорее это набор отдельных сюжетов, представляющихся авторам важнейшими, но субъект этой экспозиции – американская нация, и музей рассказывает историю ее становления.

В этом музее традиционно не находилось места истории американских индейцев, и до сравнительно недавнего времени посвященная им экспозиция размещалась в соседнем Музее естественной истории, через несколько залов от динозавров и мамонтов. Однако подъем волны мультикультурализма и рост политики идентичности привел к созданию отдельного Музея американских индейцев (решение о его создании принято конгрессом в 1989 году, открыт в 2004-м), полностью посвященного истории и культуре коренных американцев. И лишь после того, как этот музей заработал, в американской столице началось сооружение Музея афроамериканской истории и культуры (решение принято в 2003 году, открыт в 2016-м). В результате историю американцев сейчас представляют три музея, каждый из которых посвящен одному из нарративов американской идентичности. Очевидно, что на этом дробление нарративов не прекратится: летом 2020 года палата представителей конгресса одобрила закон о создании Музея истории и культуры американцев латиноамериканского происхождения (latinos), и в конце года развернулась борьба за поддержку этого решения Сенатом[48]48
  Ileana Ros-Lehtinen and Ken Salazar. Where Is the Smithsonian Museum for American Latinos? // The New York Times. November 15, 2020.


[Закрыть].

В России в последние десятилетия можно наблюдать подъем новых нарративов, подчеркивающих локальную идентичность, переосмысление значения краеведческих музеев и конструирование «местных брендов», однако традиционно репрезентации прошлого расколоты у нас по идеологическим линиям. Наиболее выражено здесь противопоставление государственнического нарратива нарративу свободы. Именно отношением к ценности сильного государства и свободы отличаются музейная экспозиция Ельцин Центра в Екатеринбурге или Музея политической истории России в Санкт-Петербурге от нарратива мультимедийных выставок «Россия. Моя История».

Музейные экспозиции: консервативный поворот?

В 2012 году крупнейший исторический музей Канады, Музей цивилизации, был переименован консервативным правительством Стивена Харпера в Музей канадской истории, и в его экспозиции акцент сместился с социальной истории (рассказа о прошлом разных групп населения Канады) на политическую и военную историю страны. Критики утверждали, что это решение превращает прошлое Канады в музейном отражении в часть «партийных планов»[49]49
  Aronczyk, Melissa, Brady, Miranda J. Branding History at the Canadian Museum of Civilization // Canadian Journal of Communication, 2015. Vol. 40. P. 165–184.


[Закрыть].

В 2017 году Музей Второй мировой войны, построенный в Гданьске по уникальному проекту и ориентированный на универсальную перспективу – показ ликов войны в разных частях мира, – оказался не по нраву пришедшей к власти в Польше консервативной партии «Право и Справедливость», в результате чего команда, создававшая экспозицию, была отстранена от работы, а новое руководство переделывает музей в «национально ориентированный»[50]50
  Clarkem David, Duber, Pawel. Polish Cultural Diplomacy and Historical Memory: the Case of the Museum of the Second World War in Gdansk // International Journal of Politics, Culture, and Society. 2020. Vo. 33, P. 49–66.


[Закрыть].

В России большие споры вызвало создание и клонирование в больших городах мультимедийных выставок «Россия. Моя история». Развернутый под эгидой Русской православной церкви при ведущей роли митрополита Тихона (Шевкунова), проект начал постепенно переходить под контроль Российского военно-исторического общества[51]51
  Казьмина В. П. Исторические парки «Россия – моя история» как отражение трансформаций институционального измерения российской политики памяти // Политика памяти в современной России и странах Восточной Европы: Акторы, институты, нарративы. – СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2020. – С. 172–187.


[Закрыть]. В экспозициях выставок связующую роль играло православие, многие исторические персонажи начиная с эпохи феодальной раздробленности были маркированы как прозападные и антизападные, причем западная ориентация преподносилась как ошибка («Западу доверять нельзя»). Декабристы и диссиденты в экспозиции показаны как заблуждавшиеся люди, игрушка в руках антироссийских сил. Антизападнический и антилиберальный нарратив выставок был сначала иллюстрирован множеством цитат, приписанных известным людям, часть которых на поверку оказались фальшивыми[52]52
  См., в частности: Мосин А. Г. «Моя история» или «Моя мифология»? // Историческая экспертиза. 2018. № 1 (14). – С. 82–92.


[Закрыть]. После этого организаторы выставок обратились к профессиональным историкам и убрали такие цитаты из экспозиции.

Исправление фактических ошибок не изменило основного содержания рассказа о русской истории: он остался антизападным и антилиберальным. В самом деле, многие нарративы могут существовать как в мифологической, так и в академической форме, сохраняя свои базовые координатные системы.

К музеям как к источнику «документальных» нарративов примыкают документальные фильмы. В январе 2008 года телеканал «Россия» показал документальный фильм «Гибель империи. Византийский урок», автором которого был все тот же влиятельный православный деятель о. Тихон (Шевкунов). Хотя фильм был посвящен падению Византийской империи, автор не скрывал своего намерения использовать историю для доказательства вполне современных идеологем: о предательском Западе, о благе вертикали власти и изгнания олигархов, о проблемах из-за частой сменяемости правителей, о необходимости борьбы с «оранжевой угрозой» (авторы даже рассыпали в кадре апельсины). Ведущий отечественный византинист Сергей Иванов дал этому фильму уничтожающую оценку[53]53
  Сергей Иванов. Факты, основанные на событиях // Ежедневный журнал. Ej.ru. 2008. 1 февр.
  Выход телефильма вызвал поток рецензий в периодической печати как в России, так и за рубежом. См., например: Ревзин Г. Гибель истории. Уроки отца Тихона // Коммерсантъ. 2008. 31 янв.; В нужном месте поставили крестик: «Опиум для народа» в жанре исторического детектива // Новая газета. 2008. 4 февр.; A Byzantine sermon: The drawing of inaccurate historical parallels with Constantinople // The Economist. February 14, 2008.
  В качестве примера положительной рецензии см.: Византийский набат (письмо пяти историков в редакцию «Независимой газеты») // Независимая газета. НГ-Религии. 2008. 2 апр.; взгляд политолога на ряд кинофильмов, снятых в России об историческом Востоке: Dmitry Shlapentokh. A projection of Moscow’s mindset // Asia Times online. June 28, 2013.


[Закрыть], но, вероятно, количество посмотревших фильм многократно превышало количество читавших критику профессионала.

Мифы о прошлом

Словом «миф» в одном из значений называют искажение фактов, которое можно опровергнуть с помощью исторического исследования, но оно также обозначает «аффективное усвоение собственной истории», то есть эмоционально насыщенное восприятие образов прошлого, на котором выстраивается собственная идентичность. Этот миф нельзя опровергнуть с помощью исследования, потому что он постоянно обогащается новыми толкованиями[54]54
  Ассман А. Длинная тень прошлого: Мемориальная культура и историческая политика. – М.: НЛО, 2014. – С. 39.


[Закрыть].

Нет ничего плохого в мифе или историческом романе, как бы ни критиковали их профессиональные историки. Человечество использовало мифы для объяснения прошлого задолго до появления первых исторических трудов и продолжает мифологизировать прошлое. Художественное описание прошлого пробуждает эмоции и лучше усваивается человеческим сознанием, чем рациональные выкладки историков. Образы XVI–XVII веков, бытующие в культуре и общественном сознании, куда в большей степени определены картиной Ильи Репина «Иван Грозный и сын его Иван» или романом Александра Дюма «Три мушкетера», чем работами ученых. Более того, известный историк Джон Льюис Гэддис считает, что при увеличении масштаба исторического труда работа историка и исторического романиста сближается: историк уже не может опираться исключительно на архивные документы – те слишком конкретны для широкого обобщения – и использует фантазию. Ученый ограничивает свою фантазию известными документами, а писатель может «подправить» прошлое для занимательности сюжета, но способ работы с прошлым при таком масштабе оказывается схожим.

Однако распространенность мифов о прошлом в современном обществе и их привлекательность для политиков приводит и к серьезным проблемам. Мифы по своей природе создают бинарные оппозиции. Добро и зло, победа и поражение, герои и враги, жертвы и преступники определяют структуру мифа. Внутри общества такое структурирование прошлого приводит к поляризации и чревато расколом, репрессиями и гражданской войной. У этой проблемы существует несколько вариантов решения: