Текст книги "Поступь империи: Поступь империи. Право выбора. Мы поднимем выше стяги!"

– Все-таки ты, наверное, прав, – подумав, сказал я Александру. – Но как жаль, что они не видят дальше своего носа!

– Это точно! – согласился со мной Сашка. – Друзья, вы даже не представляете себе, что можно сделать и каких доходов добиться, имея всего-навсего одних только животных.

– Я слышу речи не столь дворянина, сколь купца? – улыбнулся я.

– Приходится, Алексей, куда уж деваться, если никто не хочет думать в этом направлении, – чуть смущенно ответил помещик.

– Ты же знаешь, что я очень даже ценю новые идеи, а уж если при этом можно еще и заработать, так это очень даже здорово.

– Ну, мало ли, вдруг за день, что мы не виделись, ты изменился, – улыбнулся молодой помещик. – Недавно, сидя в трактире вместе с князем Волконским, я услышал, как двое купцов из Харькова говорили о том, что царь обещает освобождение от налогов тем, кто первым наладит производство шерсти и баранины.

– Это получается, что завод не будет вовсе облагаться налогами? – с сомнением спросил барон Либерас, недоверчиво глядя на Баскакова.

– Нет, конечно, – покачал головой тот. – Царь обещал освобождение от налогов на десять лет тем, кто первым сможет предоставить стадо в десять тысяч голов, дающее не менее двухсот пудов шерсти. И это еще не все. Тот, кто сможет наладить суконное производство, сможет получить заказ от государя на изготовление сукна для пошива солдатских мундиров!

– Да, условия просто замечательные, ничего не скажешь. Вот только мне почему-то кажется, что раз уж обещано так много, то выполнить сие не так-то уж и просто? – не попался я на удочку.

Конечно, кое-какие блеклые воспоминания о грандиозных Петровских реформах в промышленности и сельском хозяйстве, а также о тех мерах, которые, если верить школьному учебнику, предпринимал Петр для их поднятия на должный уровень, жужжали где-то над ухом. Но все равно какое-то смутное соображение мешало просто так согласиться со столь аппетитной наживкой.

– Если это так перспективно, то почему же тогда за это дело не возьмутся те же самые купцы? – задал появившийся вопрос Артур.

– Просто для того, чтобы осуществить такое мероприятие, а тем более организовать эту факторию, нужно много денег. Очень много, – печально сказал граф.

– И сколько же надо? – поинтересовался я.

– По самым скромным моим подсчетам, нужно около двадцати тысяч рублей, – удрученно сказал молодой помещик.

«Да и как не расстроиться, если эта сумма была равна чуть ли не одному проценту годового дохода России?» – с изумлением подумал я, успев за последнее время ознакомиться с наиболее важными аспектами жизни Руси-матушки, в том числе и с ее законами, и, главное, ее тратами.

Прикинув в уме так и эдак, я решил, что, даже хорошенько затянув поясок, по-любому не смогу найти такую сумму.

– Что ж, это мероприятие, пожалуй, не по нам.

– А зачем нам сразу столько, друзья? – спросил нас барон, хитро улыбаясь. – Ведь, как я понял, нам пока хватит и небольшого стада…

– Отары, – поправил датчанина Александр.

– Что? – не понял тот.

– Говорю, не стадо, а отара. – Но, видя, что барон по-прежнему никак не поймет, разъяснил: – Скопление овец и баранов называется не стадом, а отарой.

– Ах, вот ты о чем! – улыбнулся барон. – Не это главное. Нужно, чтобы можно было понемногу прикупать животин, а для этого требуется место, причем даже я, не берясь за подсчеты, могу сказать, что места необходимо очень много.

– Да, отаре в десять тысяч голов… Это сколько же гектаров свободной земли потребуется? – спросил я сам себя, мысленно прикидывая возможную площадь.

– Много, очень много, – согласился Сашка, смотря на нас. – Но я учел все это, и покупать землю не потребуется, никаких дополнительных расходов не предвидится. В моем имении под Рязанью, где Мещера огибает Оку, этого самого места хватает! А уж про условия и говорить нечего, места волшебные. Для начала самое оно будет. Хотя потом, конечно, придется прикупить землицы, но ведь и прибыток с будущей отары обещает быть немаленьким. Расходы оправдаем легко, а там чистая прибыль пойдет.

– Тогда, похоже, можно и попробовать, – ответил барон спустя пять минут, видимо, хорошенько взвесив все возможности.

– Но как же быть? – спросил Александр Баскаков. – Денег-то все равно нет.

Первый запал затух, а проблема по-прежнему оставалась.

– О деньгах не волнуйся, часть я тебе дам, благо пока имеются в достатке, – сразу понял я сомнения помещика. – Вся прибыль с этого дела будет идти тебе, только, естественно, при нескольких условиях.

– Каких условиях? – тут же спросил Александр.

– Во-первых, большая часть денег без каких-либо проволочек пойдет на расширение хозяйства. Впрочем, ты так и хотел сделать, но подтвердить сие не помешает. Во-вторых, любой заказ государства нашего ты будешь выполнять за полцены от рыночной, все равно окупаться он будет в разы как минимум. Согласен?

– Конечно, согласен! Ваше высочество, огромное спасибо за помощь!

Еще немного, и молодой помещик мог бы, наверное, прослезиться, но вовремя взял себя в руки. Все-таки, зная его меньше месяца, я даю ему немаленькие деньги не то что без расписки – без возврата вообще. Казалось бы, действительно рискованный шаг, вот только я уже мысленно прикинул возможные расходы и ту прибыль, которая косвенно сможет поступать мне при нужном раскладе, и, восхищенно цокнув языком, решил, что игра стоит свеч. И еще как стоит! Впрочем, о деньгах я рановато задумался, нужно еще пройти аттестацию у Петра, иначе все пойдет прахом…

«Блин, ну и мысли у меня появляются! – немного грустно подумал я. – Ну не может власть так менять! Тем более оной у меня вовсе нет, разве что призрачный шанс может появиться…»

– Вот только я один не потяну это дело. Может, дорогой барон, ты мне поможешь? – с надеждой спросил Баскаков у барона Либераса.

– А что, пожалуй, и соглашусь. Но только при одном условии, – немного подумав, сказал Артур, хитро подмигнув мне. – Я вношу свою лепту в казенную часть, в равной доле с той, которую выделит тебе на хозяйство его высочество – так сказать, на всякий случай. Да и с бо́льшими средствами дела пойдут быстрее. Все-таки мои доходы, благодаря царю-батюшке и моим мастерам, позволяют выделить полтысячи рублей, а может, и больше.

– Условия твои, дорогой барон, просто очень заманчивые. Такие, что даже и не верится, право слово! – удивленно хмыкнул Баскаков, улыбаясь. – Что ж, коли так, то тут и думать не о чем…

– Отлично! Тогда можно обмыть это дело за кружечкой-другой холодненького пива, – предложил я друзьям, встретившим мое предложение с небывалым энтузиазмом.

До сих пор все наши совместные посиделки были безалкогольными. Таково было мое желание и даже, можно сказать, условие, выставленное с самого начала. Я сделал так из осторожности и из желания посмотреть на их поведение вне застолья. Никто не мог гарантировать, что, например, эта пара приятных молодых людей, не является, как здесь говорится, «подсылами». От кого? Да от кого угодно. Алексашки, прежних недозаговорщиков – мало ли доброхотов… Друзья, кажущиеся хорошими по пьяной лавочке, у царевича уже были.

«А уж коли надо, то можно и поменять обстановку вместе с условиями. Царевич я или кто, в конце-то концов?» – улыбнулся я про себя.

– Вот только выбор трактира за вами, судари, – передал я инициативу более «зажиточным» москвичам.

– Я тут недавно побывал в одном прелестном заведении, оно тут всего через пару улочек расположено, можно в него заглянуть, – намекнул барон, с хитринкой глядя на нас.

– Решено. Артур сегодня за провожатого, – вынес я свой вердикт.

Но первый настоящий выход в ночную жизнь Москвы начала восемнадцатого века состоялся уже в надвигающихся сумерках. Мы не могли остаться равнодушными к стараниям моего повара, чьи кулинарные изыски наверняка превосходили любую трактирную стряпню, а утонченных ресторанов в Москве еще нет и долго не предвидится. Баскаков, конечно, попытался превратить тихие посиделки в настоящую пьянку, но не встретил искренней поддержки в этих своих планах ни от меня, ни от барона.

В питейном заведении, разомлев от духоты и нескольких кружек пива, Артур с Александром предстали передо мной во всей красе. И, честно сказать, приятно удивили меня, хотя сами они об этом и не узнали. Если Александр откровенно надирался в традиционной русской манере, то Артур был гораздо сдержаннее.

– Знаете, друзья, мне князь Болконский недавно рассказал, что он встречался с одной сударыней (естественно, он не назвал ее имени). Так вот она поведала ему о том, что скоро к царю нашему приедут посольства от Молдавии и Валахии, – немного заплетающимся языком сказал молодой помещик, заливая в себя новую порцию слабоалкогольного напитка.

– Эка новость. Об этом и так все знают, скоро сами османы узнают, – не удивился этой новости барон, нагоняя Александра в винопитии и попутно обгладывая зажаренную заячью ножку.

– Знать-то знают, но вот о том, что наш государь все же собирается им помощь оказать, мало кто догадывается, – хитро подмигнул мне мелкопоместный дворянин.

– Отец ни за что на это не пойдет, – ответил я помещику, прекрасно помня, что Прутский поход был в одиннадцатом году, а не в седьмом.

Легкий дурман в голове завис на одном уровне и не поднимался выше, не получая должной подпитки. Все же напиваться не входило в мои планы, и тем более не входило в планы предстать в нелицеприятном свете перед глазами своих собеседников. Честно говоря, мои первоначальные опасения, что тело царевича окажется слабым на это дело, не оправдались, если не считать самого начала посиделок, когда организм чуть ли не требовал новой порции алкоголя.

«Главное – воля!» – так, кажется, говаривал подполковник Тимошкин, будучи сосудом, до краев наполненным этой самой эфемерной субстанцией, столь же необходимой военному человеку, как доблесть, смекалка и стойкость. Особенно стойкость. Всегда и везде. На поле боя, за праздничным столом, да и в постели, что немаловажно. Это была одна из его любимых шуток. Вот эту самую волю мне и пришлось мобилизовать, чтобы лишь казаться выпившим.

– Я согласен с его высочеством. Шведы слишком сильны, чтобы оставлять их без внимания. Их ни в коем случае нельзя оставлять одних, иначе они могут таких дел натворить, что придется долго их исправлять, и не факт, что получится, – внезапно сказал датчанин.

– А как же Саксония и Дания? – заинтересовался я.

– Ваше высочество, неужели вы забыли, как при Фрауштадте Карл саксонцев разбил? Саксония до сих пор отойти не может да еще постой шведской армии у себя оплачивает. Про своих же собратьев я вообще молчу, – ответил мне барон. – Так что кампания по освобождению славян если и будет, то только после того, как государь Петр Алексеевич разберется с Карлом.

– И как можно скорее, иначе наша экономика окончательно влезет в одно очень интересное и темное местечко… – добавил я про себя.

– Увы, но это так, – согласился барон. – Эта война подорвала все прекрасные начинания царя, и, если честно, я даже не знаю, сможет ли он вскоре преодолеть все те трудности, что появились.

«Это что же, я вслух все это сказал? Непорядок, надо за собой следить», – хмуро заметил я сам себе, опрокидывая в горло остатки пива.

– Время. Для этого нужно время, – тихо сказал Баскаков, как я понял, вполне сносно разбирающийся в состоянии тех дел, которые сейчас творятся на Руси в области экономики.

Все же имение заставляет глядеть чуть дальше своего носа, а если хочешь еще и быть обеспеченным, то и дальше своей руки!

– А почему именно время, друзья? – нарочито удивленно посмотрел я на сидящих в задумчивости товарищей. – Ведь можно же как-то помочь отцу? Необязательно же только ждать…

– Ваше высочество, мне кажется, разговор зашел немного не туда, – тихо сказал барон, оглядывая полумрак трактира, в котором уже давно были заняты все столики, а народу становилось только больше – того и гляди, на головы друг другу полезут.

– Пожалуй, ты прав, Артур, что-то я разошелся немного, – кивнул я ему. Все же место, действительно, не совсем подходящее.

Больше не возвращаясь к этой теме, мы продолжили сидеть в питейной, вот только дружеская атмосфера куда-то мгновенно испарилась. Быть может, оно и к лучшему, времени обдумать мои слова им все равно потребуется немало, так что при следующей встрече они определенно все взвесят и уже смогут дать мне ответ на мое предложение, пускай высказанное и не полностью, и под легким хмельком. Ну, это ничего, не дураки же они, право слово…

– Что ж, друзья, думаю, мне пора, – сказал я час спустя, чувствуя, что тело готово упасть в первое попавшееся блюдо. – Да и пиво, честно говоря, здесь паршивое. Сбитень много лучше будет.

– Не такое уж и плохое. Я еще чуток посижу, – сказал Баскаков, глядя пьяными глазами на молоденькую служанку, стреляющую в его сторону глазками.

– Да, мне, думаю, тоже пора, заодно и его высочество провожу до половины пути, – пробормотал барон, придерживаясь рукой за стол.

Через пару минут, кое-как встав со своих мест и добравшись до выхода, мы попытались залезть на наш строптивый четвероногий транспорт, что у нас в конечном итоге получилось. Правда, пришлось потратить немного больше времени на сие действо, нежели обычно.

Темные улочки Москвы, освещенные лунным светом, то еще зрелище. Здесь при «удаче» можно нарваться на большие неприятности, особенно если увидят, что путник одинок и беззащитен. Сквозь легкий хмель почему-то всплыли в памяти воспоминания одного из приближенных Петра, участвовавшего в начале века в чистке столицы от чересчур разошедшихся бандитских шаек, окончательно распоясавшихся от творимого ими произвола. Так вот, по его словам, бороться с шайками приходилось специально отряженным солдатским командам. И вешали пойманных татей десятками, без всякого разбирательства.

– Ваше высочество, можно скажу начистоту? – неожиданно спросил барон, прервав обсуждение каких-то дворцовых сплетен. Из его голоса потихоньку начал исчезать пьяный угар, и понемногу стали различаться интонации.

– Да, конечно.

Остатки хмеля выветрились из головы, и теперь, если не считать легкой слабости, я вполне подходил на роль трезвенника.

– Раньше, еще буквально пару месяцев назад, я искренне недоумевал, почему у такого деятельного и умного правителя столь непохожий на родителя отпрыск. Хотя, вынужден признаться, такое частенько случается в европейских королевских домах, – начал датчанин, из голоса которого окончательно выветрились признаки хмельного состояния.

«Мне бы так! – завистливо вздохнул я мысленно, отмечая про себя все это. – Молодец, сумел правильно подгадать время для нужного разговора, который по трезвому состоянию потянул бы не менее чем на ссылку, точнее на высылку. Впрочем, послушаем, что там он мне скажет, авось что интересное услышим…»

– Но теперь я начал присматриваться к тебе и понял, что был, по-видимому, неправ, и в тебе та же кровь, что и твоем отце, и твои деяния будут сравнимы с его. Я хочу, чтобы ты знал: если ты действительно готов сделать то, о чем говорил, то один помощник у тебя есть. Скажу честно: теперь, после нашего близкого знакомства, я искренне уважаю тебя, – завершил фразу барон.

– Знаешь, Артур, я рад, что ты оказался человеком, который понимает больше, чем показывает. Я думаю, твоя преданность мне и России будет тем первым кирпичиком, на котором впоследствии будет стоять крепкий и прочный дворец, – ответил я ему.

– Но также я вынужден сказать тебе, Алексей, что страну на одних плечах не поднять, – заметил датчанин, видя, что его слова упали на благодатную почву. – Вот только вряд ли государь станет доверять нам с тем же пылом, что и Лефорту…

– Эк ты загнул, Артур, – усмехнулся я. – Ты что же, себя с Лефортом решил сравнить?

– А чем черт не шутит, ваше высочество? Может, и я на что сгожусь, – не спасовал барон, глядя куда-то в сторону.

– Что ж, если действительно желаешь помочь мне в этом нелегком деле, то я буду только рад, – искренне сказал я ему, окончательно вербуя своего первого сторонника в этом мире.

На это барон Либерас ничего не сказал, лишь кивнул головой, подтверждая свое решение, да перед самой развилкой заметил как бы между прочим:

– Не знаю, насколько ты хороший лицедей, царевич, но я твой без остатка.

И поехал к себе домой, в Немецкую слободу.

– Непрост, – усмехнулся я, поворачивая коня в сторону дворца.

Проехав пару сотен метров, я заметил чуть в стороне от дороги, возле стены одинокого одноэтажного домика, шевеление каких-то теней. Стараясь не выдать своей осведомленности, я как бы невзначай положил левую руку на эфес шпаги, слабо отливающий золотом, видным только с пары метров.

«Уф, кажется, пронесло», – с облегчением выдохнул я, проехав мимо замеченного мной дома.

Вот только закон подлости еще никто не отменял, и буквально через пару секунд дорогу впереди перегородили трое рослых детин с кавалерийскими пиками наизготовку. «И где вы их только достали?» – удивился я.

Тем временем сзади послышались тяжелые шаги двух человек. Бросив туда взгляд, я увидел, что там застыла пара таких же детин, у одного из которых в руках была допотопная, судя по рдеющему во тьме фитилю, пищаль.

– Сымай барахлишко, вашбродь! – нагло сказал мне один из троицы, стоящей в десяти метрах перед моим конем.

– Гоп-стопщики, мать вашу, – ругнулся я едва слышно, понимая, что вряд ли удастся уйти просто так, без боя. Полагаться на то, что меня отпустят, даже отдай я все ценное, наивно и глупо.

– Эй, ты глухой? – спросил все тот же хам.

– Со смердами смысла нет разговаривать, – ответил я ему, беря в правую руку притороченный к седлу пистоль.

– Экий неугомонный попался, – хмыкнул кто-то сзади меня.

Полуобернувшись, я увидел, что «герой» с пищалью уже готов сделать выстрел, но ожидает четкого приказа от номера первого: видимо, говоривший и был главным в этой шайке. Не дожидаясь, пока стрелок получит свой приказ, я выхватил пистоль, притороченный к седлу, и, не целясь, выстрелил навскидку.

Как ни печально было осознавать этот факт, но тех навыков, которые я получил за прошедший месяц, едва хватило на то, чтобы задеть стрелка, хотя довольно-таки сильно. Свинцовая пуля вошла в плечо, наверняка размозжив ключицу, все же расстояние было слишком маленьким, чтобы кость могла уцелеть.

Натянув поводья, я постарался повернуть коня к оставшемуся в одиночестве противнику позади меня, но руки дрожали, и я слегка переборщил с натяжкой поводьев, в результате чего вместо поворота конь встал на дыбы. Говорить о том, что я смог бы удержаться на бьющем воздух четвероногом друге, и смысла нет. Короткий полет и удар о неровную мостовую столицы выбил воздух из моих легких, но, как ни крути, рефлексы сработали правильно, тут же поднимая меня на ноги: времени на то, чтобы оклематься в полной мере, попросту нет!

К моему счастью, бандиты не ожидали столь необычного развития событий, видимо, до этого времени наталкиваясь все больше на торгашей и ремесленников, не могущих постоять за себя. Вот только уроков фехтования в течение всего одного месяца явно недостаточно для того, чтобы я мог противостоять четверке рослых детин. Разбойники бросились ко мне со столь радостными лицами, что я едва успел встать в защитную позицию: о перезарядке пистоля не могло быть и речи.

– Ну что, допрыгался, рябчик? – зло спросил меня главарь.

– А при чем здесь сия птица? – удивился я.

– А при том! – выдохнул он, неожиданно атакуя меня в шею.

Но уроки Оливера Браувера не прошли для меня даром, и казацкая сабля, неизвестно как оказавшаяся в руках разбойника, встретилась с моей шпагой, чуть не выбив искры, словно в каких-нибудь голливудских фильмах. Рука тут же онемела.

«Идиот! Ты еще пулю зубами поймать попробуй! – сдерживая стон, ругнулся я сам на себя. – Плохо, видимо, я учил уроки Оливера».

Не опечалившись первым промахом, главарь полез в новую атаку, только теперь уже при содействии своих собратьев по ремеслу. Выдвинулся чуть в сторону копейщик, главарь встал напротив меня, с правого и левого боков меня начали обходить оставшиеся без дела разбойники, обнажив короткие, полуметровые клинки, столь удобные в толчее, но никак не на открытой местности.

– Хилое у вас оружие-то, судари, – насмешливо сказал я им, чувствуя, как по спине заструился ручеек предательского холодного пота, а коленки начали трястись.

«Ты кто такой?! А ну взял себя в руки!»

Но никакие воззвания к самому себе не помогали. Первый смертельный бой, на который я обрек себя, был не таким уж и романтическим, как обычно сие действо описывается в книжках. Почему-то по всему моему телу начали бегать мурашки, не давая успокоиться.

Однако через мгновение я почувствовал, как слабость уходит, оставляя лишь часто бьющееся сердце, готовое вырваться наружу через сдерживающие его ребра. Хлынул в кровь поток адреналина, и я, даже не до конца понимая, что же, собственно, делаю, бросился к самому слабому, на мой взгляд, противнику, пытающемуся обойти меня с левой стороны. Словно кто-то шепнул прямо в ухо: «Вперед!» – спуская с цепи зверя, сидевшего до этого момента внутри меня.

Не ожидавший от меня такой прыти бандит упал на мостовую с рассеченной головой.

– Действительно, прыткий, – сплюнул главарь, занимая позицию напротив открывшегося прохода и закрывая мне последнюю лазейку. – Ну как, отдашь Богу душу без сопротивления, вашбродь?

– Наглые разбойники пошли! – восхитился я, делая пробный выпад в сторону главаря.

Но реакция у того была не в пример лучше, нежели у его недавнего подчиненного, залившего своей кровью небольшой пятачок вокруг себя.

– Хватит трепаться. Бей его, ребята! – ни с того ни с сего заорал главарь, первым кинувшись ко мне.

Только сейчас я понял, насколько плохо мое фехтовальное искусство. Его едва хватало на то, чтобы отбиваться от сыплющихся с трех сторон ударов далеко не лучших фехтовальщиков России.

Больше не было никаких слов и угроз, лишь надсадное сопение уставших людей и вяло текущая по моей правой руке кровь – кавалерийская пика смогла-таки вынырнуть в неподходящий для меня момент и задеть предплечье, оставив несерьезную, но кровавую рану. Вот только кровь-то шла, и рука понемногу слабела и немела, заставляя меня все чаще и чаще сжимать кулак, из последних сил разгоняя кровь в венах.

– Что, плохо тебе? Надо было раньше соглашаться, тогда бы жизнь тебе оставили. А теперь извиняй, но не уйти тебе живым: много достойных людишек ты, вашбродь, загубил, – улыбнулся щербатым ртом главарь, опуская на пару секунд саблю.

В стороне около стены дома вяло ворочался раненый в начале боя разбойник, сжимая рукой потертый кафтан.

– Это вы-то достойные людишки? Да вас и дерьмом-то не назовешь – только как похвала звучать будет! – словно выплюнул я слова, сберегая сбившееся дыхание.

«С физкультурой у наследника явно были проблемы», – мелькнула на грани сознания мысль, отмечая вполне очевидную истину.

– Да мы тебя… – начал было подельник главаря.

Но тут же замолчал, падая на мостовую, прерванный одиноким выстрелом, разорвавшим наступившую на пару минут тишину.

– Держитесь, сударь, я иду! – крикнул кто-то неизвестный, скачущий ко мне на помощь.

Уже наметив меня в качестве своей жертвы, разбойники вдруг оказались той самой дичью, за которой охотились. От растерянности главарь ничего не успел скомандовать, за что и поплатился своей жизнью. Его голова покатилась по серым камням московской улицы, орошая мостовую на своем пути алыми каплями. Оставшийся в меньшинстве бандит, бросив пику, юркнул в отнорок возле стены дома, скрываясь от сабли всадника.

– Ушел, шельмец! Ну да черт с ним. Вы целы, сударь? – спросил меня пришедший на помощь всадник, оглядывающий пространство вокруг нас.

– Благодаря вашей помощи… сударь. Простите, но не знаю вашего имени, – ответил я ему, разрывая край кафтана.

– Да у вас, сударь, ранена рука! Давайте я вам помогу, – спрыгнув с коня, сказал нежданный спаситель.

– Спасибо. Признаться честно, перебинтовывать самого себя крайне неудобно, – облегченно выдохнул я, давая незнакомцу возможность оказать первую помощь.

– Извините меня за мои манеры. Поручик гвардии Преображенского полка Кузьма Астафьев, – представился по всей форме мой незнакомец, разве что каблуками башмаков не щелкнул.

– Это что же, преображенцы возвращаются в Москву? – удивился я.

– Нет, я по ранению сюда прибыл, – улыбнувшись, ответил Кузьма, слегка морщась.

Приглядевшись, я заметил, что под дорожным плащом левая рука немного угловата, словно находится в лубке. Заметив мой взгляд, поручик откинул полу плаща и показал аккуратную повязку – наверняка делал мастер своего дела.

– Наш полковой лекарь Михеич постарался, – с некоторой гордостью сказал Кузьма, словно прочитал мои мысли.

– Простите, если лезу не в свои дела, но как же так получилось, что вы оказались ночью на улочках Москвы? – задал я пришедший в голову вопрос.

– Да вот из-за этого вот! – угрюмо сказал поручик, показывая перевязанную руку. – Разболелась не к месту, пришлось заехать в ближайшую деревеньку, махнуть пару чарочек.

– Все понятно. Раз так, то приглашаю вас к себе. Как говорится, мой дом – твой дом, – улыбнулся я, глядя на бравого вояку, которому от силы дашь лет двадцать, да и то с натяжкой. – И никакой отказ не принимается!

Видимо, поручик собирался отказаться – для проформы, так сказать: мол, мы такие гордые и все такое. Вот только мне почему-то кажется, что вряд ли у него в Москве есть жилье; скорее всего, приехал сюда на лечение с запиской от лекаря, в полковой штаб. Но раз уж я сразу поставил данный вопрос ребром, то и отказываться нет смысла.

«С норовом мо́лодец-то», – удовлетворенно заметил я про себя, проникаясь каким-то уважением к Кузьме, не побоявшемуся с раненой рукой прийти на помощь незнакомцу.

Сев на своих коней, стоявших в паре десятков метров от места схватки, мы тронулись в путь, попутно разговаривая на нейтральные темы. До дворца было чуть меньше сотни метров, и деревянные домишки с резными ставнями и небольшими изгородями постепенно редели, открывая проплешины на улочках Москвы, а потом и вовсе исчезли.

Когда перед нашим взором оказалось только одно здание, поручик удивленно посмотрел на меня.

– Извините, сударь, но я, кажется, забыл поинтересоваться вашим именем, – как-то виновато сказал Кузьма.

– Все в порядке. Наследник престола Российского царевич Алексей, – улыбнулся я ему, глядя, как брови поручика медленно поднимаются вверх…

* * *

Конец апреля 1707 года от Р. Х.

Москва

Алексей Петрович

– За проверку не волнуйся, Артур, – в очередной раз сказал я сидящему напротив меня барону. – Лучше расскажите мне, друзья, как там идут дела с поиском нужного нам места?

– Вот так всегда, – вздохнул барон.

– Давай рассказывай, барон. Интересно же, – вставил свое слово поручик Преображенского полка, ставший моим постоянным гостем и хорошим собеседником, не лишенным ума. Именно из-за этого качества я не позволил ему покинуть мое жилище и теперь все чаще и чаще видел перед собой не пару доверенных лиц, а троих, с весельем смотрящих вокруг себя.

– Этот вопрос не ко мне, им Сашка занимался, – передал барон инициативу Александру, усаживаясь удобнее в кресло и взяв со стола небольшую кружку со сбитнем. Этот русский народный напиток с успехом заменил нам на наших небольших посиделках вино и пиво.

Впрочем, наши посиделки несколько раз разбавлялись и приглашенными «со стороны» знакомыми барона и помещика Баскакова, причем выбор падал на тех людей, которые были не склонны к подхалимажу. И, надо заметить, данный подход был правильным и, главное, именно таким, который требовался мне. Нельзя сказать, что все приходящие на наши питейные вечера были толковыми и нужными людьми, большая часть приходящих быстро выбраковывалась, но все же…

Нет, я не проводил никаких психологических тестов и прочей зауми – ни в коем случае! Я просто решал для себя, нравится мне этот человек или нет, после чего шла беседа на самые разнообразные темы, вплоть до ведения хозяйства, в ходе которых выяснялось, понимал ли оный собеседник, о чем говорит. После этих двух этапов следовал следующий, который, к моему сожалению, прошли всего трое, причем двое из них не до конца.

В чем же заключался этот последний этап проверки на годность для меня? Все очень просто: человек приглашался на беседу в кругу тех лиц, которые уже состояли при мне в качестве ближайших соратников и к мнению которых можно порой прислушаться.

Так уж получилось, что мое ранение вызвало несколько событий, окончательно расставив на свои места приоритеты моих будущих соратников.

Как только мы вместе с Кузьмой зашли во дворец и поднялись на второй этаж дожидаться лекаря, срочно вызванного Никифором, в двери дворца ввалился барон Либерас, требуя у слуг сказать, здесь ли его высочество. Но вместо ответа один из служек, молодой парнишка-конюх, проводил барона к нам.

Вот тогда-то я и увидел растерянные глаза датчанина, успокоившегося сразу же, как только он увидел меня в относительной целости и безопасности.

– А я-то уж подумал… – расслабился он, опускаясь на одинокую тумбочку, стоящую чуть ли не на самом проходе.

– Беспокоился? – удивился я.

– О потерянных возможностях, – хмыкнул Артур, переведя дух. – Я, как услышал выстрелы, сразу бросился обратно, да, видать не успел чуток. Только трупы обнаружил и одного калеку, валяющегося в крови.

– Что прошло, то прошло. Знакомьтесь, господа: барон Артур Либерас и поручик гвардии Преображенского полка Кузьма Астафьев.

Познакомленные поклонились друг другу, показывая, что они познакомились.

– Прошу меня извинить, судари, но я вынужден вас оставить, Никифор проводит вас в ваши покои. И тебя Артур в том числе, – криво улыбнулся я, чувствуя, как немеет правая конечность.

– Конечно, – ответили они.

Я же встал и пошел к себе в спальню, глядя из окна на то, как пятеро гвардейцев из пары десятков постоянно находящихся при мне вылетают на улицу под предводительством своего командира – капитана Михаила Нарушкина.

Прошло уже больше недели с той поры, а воспоминания схватки порой продолжают будоражить кровь. Хорошо хоть уроки фехтования с Оливером не пришлось прерывать в связи с ранением, все же рабочая рука у меня левая, а не как у большинства.

Встрепенувшись, я сбросил оковы задумчивости и посмотрел на Сашку, несущего в руках небольшую кожаную сумку, до поры до времени одиноко лежащую на столе рядом с входом.

– Недавние разговоры на наших посиделках воплотились в жизнь, друзья! – счастливо сказал Александр, демонстрируя нашей компании закрытую сумку.

– Потрогайте ему лоб, – предложил сидящий рядом с бароном Николай Волков, сын купца, входящего в Золотую сотню (сто самых богатых купцов Руси, которые до прихода к власти Петра держали почти все сферы торговли, в том числе и внешней).